95. Сады стихов. Держава Державина

                95. Держава Державина


Только темная роза качнется,
Лепестки осыпая на грудь.
Только сонная вечность проснется,
Для того, чтобы снова уснуть.

И рассеется дым паровоза.
И плеснет, исчезая, весло.
Только вечность, как темная роза,
В мировое осыплется зло.
Георгий Иванов.
 
Цветение.

Выращивание поэтических феноменов. 

Старые дома на Загородном – первый и девятый (Дельвига), восьмой (Шевченко), четырнадцатый (Мандельштама) и восемнадцатый (Капниста) представляются мне и не домами вовсе, а садами. В них цветут розы и поют соловьи.

В них обитают Лилия, Сверчок, Садовник, Синяя Бабочка.

А также принцесса Флора, Принц фиалок, Миндальная Ветка, Царевна-Лебедь, Садко-богатый гость.

Сам Петр насадил этот сад, поливая из собственной лейки редкие дерева, медоносные калуферы и мяты; из Соликамска царь выписал свои кедры, из Данцига барбарис, из Швеции яблони; понастроил фонтанов, и разбитые брызги зеркал, будто легкая паутина, просквозили надолго здесь малиновым камзолом высочайших персон, завитыми их буклями, черными арапскими рожами и робронами дам; опираясь  на граненую ручку черной с золотом трости, здесь седой кавалер подводил свою даму к бассейну; а в зеленых, кипучих водах от самого дна, фыркая, выставлялась черная морда тюленя; дама ахала, а седой кавалер улыбался шутливо и черному монстру протягивал свою трость…
Все то было, и теперь того нет.
Андрей Белый. «Петербург».

               
               
Там, где всегда весна. Где все цветет. И птицы поют. Много ли нам надо?

Собственно, Василий Капнист, малоросский дворянин и петербургский чиновник, автор едких поэтических сатир и добрейший души человек, известен ныне более, как один из ближайших друзей Державина.

Женат Василий Васильевич был на премиленькой особе, Александре Алексеевне, урожденной Дьяковой, дочери сенатского обер-прокурора. Полное семейное счастье.

Державин в ту пору тоже недавно вступил в брак с невыразимо милой ему, удивительной Екатериной Бастидон. Обстоятельная, хозяйственная, аккуратистка,  с вечным  вязанием в руках, рассуждающая очень здраво о вареньях и соленьях… При том всем, Муза и Идеал. В стихах державинских осталась под имаджиной Пленира.

Приди ко мне, Пленира,
В блистании луны,
В дыхании зефира,
Во мраке тишины!
Приди в подобьи тени,
В мечте иль легком сне,
И, седши на колени,
Прижмися к сердцу мне;
Движения исчисли,
Вздыхания измерь,
И все мои ты мысли
1Проникни и поверь, —
Хоть острый серп судьбины
Моих не косит дней,
Но нет уж половины
мне души моей.

Молодые пары коротко сблизились. У Сашеньки Капнист была сестра, Маша, девица тоже любезная и собою преизрядная. Два молодых человека были в нее влюблены, и оба принадлежали к числу стихотворцев – Николай Львов и Иван Хемницер.

Итого, в этом созвездии звезд было семь: четыре поэта и три музы.

Державин, с оды которого «Бог», собственно, и началась высокая русская поэзия. Менее одаренный, но зато образованный, тонкий знаток и ценитель – Львов. Меланхоличный и очень уж некрасивый собой (безуспешно притворявшийся, в своих мушках и париках, щеголем, петиметром) Хемницер. И гневный (прекраснодушный!) обличитель нравов эпохи – Капнист.

Четыре темперамента. Идеальный квадрат. Мушкетеры.

Истинный союз поклонников Аполлона, Бахуса и Венеры.

Три женщины, одной не хватает, для полной симметрии. Но иначе не было бы движения, приключения. Машенька вскоре, наперекор тирану-отцу, тайно обвенчалась со Львовым. К отвергнутому Хемницеру тайные супруги относились особенно тепло.

Была в семье Дьяковых и третья сестра, Даша, иной раз появлялась на вечерах – в ту пору еще подросток, красивая чернокудрая девочка.

Через много лет, после смерти Екатерины Яковлевны, ей предстояло стать второй женой Державина (Миленой – его поздних стихов).


Меня ты утешаешь
И шепчешь нежно вслух:
«Почто так сокрушаешь
Себя, мой милый друг?
Нельзя смягчить судьбину,
Ты сколько слез ни лей;
Миленой половину
Займи души твоей".

Сочинено «по случаю, что на другой день смерти первой жены его, лежа на диване, проснувшись поутру, видел, что из дверей буфета течет к нему белый туманец и ложится на него, потом как будто чувствовал ласкание около его сердца неизвестного какого-то духа

Но до «белого туманца» было еще, как до Полярной звезды.

Сад. Вечная весна.

Самой яркой звездой «Большой медведицы» блистать суждено было Гавриилу Романовичу. Все еще начинающий поэт (хотя старше всех друзей годами и чинами, отчаянно боролся  в своих рифмованных строчках с трудностями русского языка. И понемногу одолевал противника.

Вернее, сливался с ним в одно существо. Чудовище с двумя головами, двумя спинами…Бессмертный монстр.

Львов, Хемницер и Капнист, куда более искушенные в тайнах стихосложения, своим дельной и ядовитой критикой немало поспособствовали развитию гения.

Не сразу почуяли, что дарованием он их превосходит.

Парадокс в том, что, ища новизны, борясь с поэтической рутиной, с авторитетами своего времени, трое остались поэтами заурядными. А вот Державин, вовсе не рафинированный эстет, с молодости издерганный  провинциальной нуждой, раненый грубой военщиной, запоздавший в развитии, смиренно, изо всех сил пытался подражать «великим образцам». 

В итоге он-то оказался истинно оригинален и ценен. Революционно нов.

Атом возникал из сингулярности, на глазах у приятелей. Собственный эстетический космос зрел и мужал – галактика «Державин».

Гавриил Романович, сын захолустного дворянина, выслужившийся из нижних чинов, хлебнувший в жизни лиха, понюхавший пороха на Пугачевском бунте… В те годы, впрочем, уже крупный администратор, государственный человек, в вечных служебных хлопотах и эпических скандалах: интригах, поклепах, доносах, процессах – на которые столь щедра была мятежная его планида. Дело свое знал. Честен был до слезы. Пробил несколько важных для России проектов. Все сущее разносил в пух, всех обличал, нигде не мог ужиться, отовсюду уходил, хлопнув дверью – у самой Екатерины-матушки руки опускались.

В пяти местах не мог ужиться. Значит уж, и сам в чем-нибудь да  виноват, характер скверный, не без этого.

То враг, то баловень сильных мира сего, крестник непостоянной Фелицы…

«Я царь, я раб, я червь, я Бог» – всем четверым хорошо в кружке Капниста.

Сад на Загородном. Единственно возможный для таких натур временный, маленький Эдем. Собственная дружественная Держава.