96. Сады стихов. Сверчок

                96. Вечная тень: Сверчок

Пушкин в фэнсионе – двадцатисемилетний гений, на второй волне славы, только что возвращенный из ссылки новым царем, модный в свете, увенчанный любовью разнообразных дам. Самый счастливый его год. Может быть, единственный счастливый. Гоголь, пришедший к своему кумиру как-то поутру с визитом, выслушал от слуги доклад, что барин-де изволит почивать.

Наверное, стихи писал всю ночь? – Куда там, играли в карты-с!

Страсть к игре, по признанию Пушкина, наисильнейшая в мире, но и работал он, как представляется, с одержимостью игрока, небывало выигрывающего. За год написаны: «Полтава» (черновики, исчерканные столь густо, слой на слой, что они выглядят, как концептуальная графика), 6-я глава «Евгения Онегина», начата седьмая. Создано также более 50 (!) лирических стихотворений, из тех, что мы учим в школе:  «Ангел» («В дверях Эдема ангел нежный…»), «Арион» («Нас было много на челне…»), «Поэт» («Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон…») «Кастальский ключ», «Анчар», «Талисман»... 

Где он их сочинил – в Демутовом трактире на Мойке, или тут, у Дельвига? Может быть по пути, пешком, или в наемной карете?

Посвящены или адресованы жителям и гостям нашего фэнсиона: «Череп» – Антону Дельвигу; «Любимец моды легкокрылый» – Оресту Кипренскому, писавшему портрет Пушкина в Фонтанном доме; «Подруга дней моих суровых» – Арине Родионовне (на полях «Полтавы» набросал два профиля няни, умершей в доме Ольги Пушкиной в Кузнечном переулке и отпетой во Владимирской церкви).

Прозвище это ему дали в «Арзамасе»  по названию одной из баллад Жуковского, а собирался «Арзамас», в том числе, и у нас в фэнсионе, в  голубой гостиной Блудова на Невском. Столы карельской березы, диваны, обитые голубым атласом. Не сохранилось здание, и где тот голубой атлас, остались песенки Сверчка.

Изолины пушкинских стихов  вьются поблизости от этих мест. В лирике 27-го года прослеживаются все сквозные темы фэнсиона Трапеция – пути искусства и провиденциальное назначение художника; странности любви, ее трансцендентность; смерть и бессмертие, смысл бытия.

Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
И зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?

Эти строки  родились 26 мая 1828 года, в день рожденья поэта. Александр Сергеевич отпраздновал его в доме у своих родителей на Свечном переулке.

Стихи, летя «по воздушным путям», столкнулись где-то в небе с ответом (отповедью) Филарета, митрополита Московского и Всея Руси:

Не напрасно, не случайно
Жизнь от Бога нам дана,
Не без воли Бога тайной
И на казнь осуждена…

«Чем ближе к небесам, тем холодней поэзия» – заметил как-то Дельвиг. Впрочем, митрополитова строфа уже тем хороша, что вызвала Эхо.
Пушкин отвечал Филарету стихотворным посланием «В часы забав иль праздной скуки»:

…Твоим огнем душа палима,
Отвергла мрак земных сует,
И внемлет арфе серафима
В священном ужасе поэт.

Эхо фэнсиона  эхо фэнсиона  эхо фэнсиона

Примеров пушкинского эха поразительно много, вот только один:

Трагедию «Борис Годунов» («Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!») читает он своим друзьям в доме Дельвига на Загородном.

Далее эхо распространяется не только по здешним улицам и переулкам, но и по нездешним воздушным путям.

Мусоргский (никогда не встречавшийся с Пушкиным и Дельвигом) сочиняет оперу «Борис Годунов» по мотивам поэмы, наигрывает ее темы Римскому-Корсакову.

Римский-Корсаков заканчивает оркестровку сочинения безвременно умершего друга Мусоргского.

Уже в советском веке Дмитрий Шостакович, по клавиру Корсакова, создает две редакции  оперы «Борис Годунов».

Шаляпин (никогда не встречавшийся с Мусоргским) разучивает партию царя Бориса, величайшую в своем репертуаре.

Помогает ему войти в образ Мамонт Дальский.

Костюмы и декорации для спектакля в Марииинке рисует Лев Бакст.

Дягилев представляет Шаляпина в роли Бориса европейской публике, на Русских Сезонах в Париже.

(Все упомянутые – жители Трапеции).

А возьмем, к примеру, другой пушкинский сюжет – «Сказку о царе Салтане». Опера Римского-Корсакова, декорации Врубеля, в роли Царевны-Лебедь –
Надежда Забела-Врубель(тоже все трапецианты).

Или – пушкинскую же, «Русалку»...

Мистический смысл ситуации: Пушкин – фаворит мирового Эха, каких больше не было, нет и не скоро предвидится.  Все, что он писал, получало отклик в универсуме – двойной, тройной, сотый, миллионный.