Шесть тысяч озер в рюкзаке

Иногда я печалюсь, что не родилась в теле бабочки: ее жизнь коротка, но полна превращений. В отличие от меня бабочка не «парится» мыслями о смерти, не тратит время на сон и живет на полную катушку. Проживает каждый день как последний, потому что он последний и есть. Бывают  бабочки, живущие три дня, час или год. В экзистенциальном смысле разница невелика.

Я была поражена, узнав, что бабочка ест, опираясь своими ножонками на еду (именно в них находятся датчики вкуса). Фраза «в ногах правды нет» вызвала бы у нее усмешку: без ног бабочка как без рук.

Удивило меня и то, что некоторые бабочки никогда (!) не едят – у них попросту нету рта. К тому же на их короткую жизнь хватает запаса энергии, накопленной в «гусеничный» период. Иные неприхотливые особы питаются соками гниющих плодов и даже навозом. Бабочки, называемые бражниками, способны развивать скорость до 54 километров в час и добывать нектар из цветов на лету…

Меня умиляет анатомическое устройство этих существ: тела почти не имеется, а переднегрудь, заднегрудь и среднегрудь в наличии. А мозаичновидящий глаз! А способность потенциальных бабочек – гусениц – вырабатывать шелк!

У бабочек есть чему поучиться: они не усложняют. Самки тутового шелкопряда испустят волнующий феромон – и самец тут как тут. Его антенки «пеленгуют» потенциальную даму сердца в радиусе 12 километров. У некоторых видов «феромонят» ухажеры, а барышни ловят сигнал. По-всякому бывает. Когда жить осталось два дня, глупо терять время.

***

Я ехала на сорок седьмой километр – готовиться к зачету. В электричке было так же полупусто, как в моей голове. Там спали вповалку мысли, чужие и далекие от меня. Выучивать нечто наизусть я не умею со школьных времен. К счастью, нас спрашивали по алфавиту. Пока дело доходило до буквы «Л», заданный на дом стих невольно застревал в ушах…

Первые двадцать минут пути я мечтала о большой тарелке маминых щей со сметаной. Окружающее воспринималось мутным пятном. Соседка справа, немолодая женщина с кичкой и в кримпленовых коричневых брюках, вяло разгадывала кроссворд. Соседка слева телефонно бодалась с банком по поводу перевыпуска кредитной карты. Внезапно я поняла, что уже какое-то время подслушиваю разговор между сидевшим неподалеку дедом лет семидесяти (этакий, знаете, брутальный «мужичандра») и его случайной собеседницей. Похмельный басок Николая Ивановича  - так представился попутчикам дед – не давал мне сосредоточиться на определении конфлуэнции первого рода. Учебник по гештальту терял меня…

Было забавно наблюдать, как усердно Николай Иванович «павлинил» перед своей дамой, но его наивная самореклама отклика не находила. Белокурая интеллектуалка неопределенного возраста отделывалась кивками и редким угуканьем. Ее тонкие губы были плотно сжаты.

Лицо деда отсылало к портрету Тараса Бульбы. Ежик седых волос, крупный мясистый нос, зоркие птичьи глаза и еле уловимый перегар составляли крепкую композицию. Пытаясь понравиться даме, дед потчевал ее подробностями своей долгой жизни. Из недр Николая Ивановича, как из громкоговорителя, доносилось: "Я воевал в Чехословакии! В двадцать два года стал бригадиром на стройке! Мне подчинялось 50 человек женщин! Я все могу!"

Внезапно оратор полез в свой рюкзак и предъявил миру шесть бутылок водки:
- «Тысяча озер» называется! Семьдесят рублей в нашем круглосуточном магазине стоит.
- Семьдесят? – интеллектуалка оказалась говорящей. – А не двести семьдесят? И где же это такой магазин, интересно…
- Да у нас в Веселом поселке! Милиция его охраняет, наш магазин. В Орехово такая бутылка двести сорок, а у нас – семьдесят!

В голосе деда звучали патриотические нотки. Интеллектуалка недоверчиво скривила губу. Николай Иванович продолжал:
- Вот я помню, в молодые годы поехали мы к родителям жены в Калининскую область. Мать ее говорит  так ласково: «Купи вина, Коля. Десять бутылок. На тебе деньги». Я пошел, купил хорошего красного вина. А она вдруг как закричит: «Ты что принес, дьявол? Вино тащи!» Снова протягивает деньги. Пошел, купил, принес. Отдаю, а на ней лица нет. Побелела вся. Оказывается, в их местечке «вином» водку звали. Пришлось излишек самому выпить. А эта «Тысяча озер» – хорошая водка, мы ее пьем каждый день. Мне уж девяносто один год, я все пью ее, а до сих пор не помер…

На этих словах моя соседка справа вдруг развернулась к деду и, почему-то обращаясь к нему на «ты», игриво сказала: "Девяносто один? Не сочиняй-ка! Шестьдесят пять тебе".

Дед не стал медлить с ответом:
- Точно! А тебе сколько? Дай угадаю. Пятьдесят пять?
- Шестьдесят, но это ничего. Слушай-ка, Николай Иваныч, я в гости еду в Сосново. Продай мне бутылочку. Она семьдесят рублей стоит? Покупаю за сто. С пустыми руками ехать неудобно…

В рюкзаке деда стало на «тысячу озер» меньше. Наташа, моя соседка справа, молодела на глазах. На ее щеках обозначились уютные ямочки, и даже кичка смотрелась не так гнусно. Невероятно… Ей понравился дед?!

Николай Иванович подсел поближе к новой пассии и перешел в наступление: "Слушай, ты ведь в Сосново путь держишь? У меня неподалеку в Орехово дом большой выстроен, кирпичный. В доме камин. Тепличка есть. Салатика для тебя нарву. Поехали ко мне в гости? Посидим просто так, чаю попьем. За грибами сходим. Я тебе штаны простые найду (чтоб парадные твои не пачкать). А сто рублей за водку сразу верну, как пригубим…"

Дед был убедителен, как тетерев на току. Через пять минут согласие посетить Орехово было получено. Вдруг Наташа обмолвилась, что едет не из дома, а от врача.

- От венерического?! – театрально схватившись за сердце, вскричал дед.
- Типун тебе… От глазного!
- А ТАМ все нормально? А то и до беды недалеко…
- ТАМ – пашет! – не без гордости сообщила Наташа.

Столь откровенное признание вернуло меня к реальности, и я едва успела выскочить из вагона на своей остановке. Обучающий семинар на тему «Как устроить личную жизнь за двадцать минут» оставил сильное впечатление.

"Вот это люди! – сказала я себе. – Простые, открытые жизни, ничего не боятся. Такие свой шанс не упустят. А ты часом не та бабушка Ассоль, которую забыли на пристани? Бедняжка, тебе не сказали, что рейс отменен…"

Неутомимое воображение подсовывало мне то одну, то другую версию развития сюжета. Ну вот они сейчас придут, выпьют немного, сходят за грибами. Погреют у камина свои простые души и крепкие тела, а потом уснут в разных комнатах. Утром он проводит ее на станцию. И даже если они истребят пару «тысяч озер», займутся у камина понятно чем, а утром он проводит ее на станцию…

Ну а вдруг случится чудо, и они полюбят друг друга! Или все закончится похмельным утром понедельника… А впрочем, так ли это важно, сколько продлится их скороспелое вагонное счастье? Любовь ведь как бабочка на ладони: сидит, сколько хочет.