94. Капернаумы. Еж и кикиморы

                93. Еж и кикиморы

Хор современников:

- Это был дешевый ресторан «с разбитым пианино и жидким кофе, но популярностью пользовался бешеной, сюда сходились многочисленные сутенеры, хлыщи и жуиры не ради еды, а из-за женщин…

- Все нечистое, блудливое, зараженное, бездомное, все холостяки, бобыли, прожигатели жизни – все стекается к полуночи сюда… Все возбуждены до крайности вином, женщинами, пряной обстановкой, щекочущими духами, духотой… Думают и говорят только о наслаждениях…

- Не редкостью в ночной Квисасане были драки, случались и убийства «бланковых» и их клиентов…

Частым посетителем «Квисы» был Алексей Ремизов. Обыкновенно бывал он здесь в кампании с художником Анненковым: «Мы присаживались в Квисасане к столику, заказывали скромно чай. Посетители косились на нас, то есть, скорее, на Ремизова. В его внешности, очень своеобразной, было, мне казалось, что-то от ежика, принявшего человеческий облик:  в походке, во взглядах, в поворотах головы.

У Ремизова была особая манера говорить: он, в сущности, не говорил, а щебетал. Он щебетал, забавно улыбаясь, о раскрашенных девицах из Квисасаны, которая в этой части города была их штаб-квартирой, Девиц этих  Ремизов дружески называл кикиморами. К столикам завсегдатаев кикиморы присаживались просто так, по знакомству, без задней мысли. Присядут, покалякают, выкурят папироску и отойдут…»

Кикиморы появились здесь, возможно, по давней памяти места – они встречались еще в елизаветинские времена, на бывших болотах по берегу Фонтанки. Их учуял Еж Ученый, Ремизов.

Голая русалка алкоголя.

 - На Разъезжей в ресторане «Слон» частенько заседал Блок с приятелями.

 - В трактире «Венеция» в Свечном переулке на углу  Коломенской бывал Мусоргский.
 
- Винный погребок на улице Пушкинской, 2, по крайней мере, однажды посетил Есенин, что подтверждено его собственноручной запиской.

Георгий Иванов в «Петербургских зимах»:

«Зоргенфрей, Пяст, Иванов и Чулков – неизменные собутыльники Блока, когда время от времени его тянет на кабацкий разгул. Именно – кабацкий. Холеный, барственный, чистоплотный Блок любит только самые грязные, проплеванные и прокуренные «злачные места»: «Слон» на Разъезжей, «Яр» на Большом проспекте. После «Слона» или «Яра» – к цыганам…

Чад, несвежие скатерти, бутылки, закуски. «Машина» хрипло выводит: «Пожалей ты меня, дорогая» или «На сопках Маньчжурии». Кругом пьяницы. Навеселе и спутники Блока…Блок – такой же, как всегда. Спокойный. Красивый, задумчивый. Он тоже много выпил, но на нем это незаметно. Проститутка подходит к нему: «О чем задумались, интересный мужчина? Угостите портером».

Она садится на колени к Блоку. Он не гонит ее. Он наливает ей вина, гладит нежно, как ребенка, по голове, о чем-то с ней говорит. О чем? Да о том же, что всегда – о страшном мире, о бессмысленности жизни. О том, что любви нет. О том, что на всем, даже на этих окурках, затоптанных на кабацком полу, как луч, отражена любовь…»

Совсем другим заведением был  хрестоматийный «Палкин» на Невском (он упоминается  в «Мертвых душах» Гоголя, в рассказах  Бунина, Чехова, Куприна. Алексея Толстого…). Но и в этом дорогом заведении, с его крахмальными скатертями и органом, было нечто от капернаума. Многие посетители приезжали сюда с единственной целью: увидеть своими глазами знаменитых писателей, художников, артистов.

В «Палкине» угощались Чайковский,  Достоевский, Лесков,  Чехов, Блок, Белый, Брюсов...

Савина, Ходотов, Комиссаржевская, Давыдов, Варламов…

Римский-Корсаков, Балакирев, Мусоргский…

По одной из многочисленных версий, именно здесь Чайковскому поднесли «стакан сырой воды», выпив который, он заразился  какой-то инфекцией (холерой?) и вскоре скончался.

Маловероятно. Если причиной смерти композитора, и в самом деле, была  вода с фатальными вибрионами, то вряд ли ему предложили ее в «Палкине» – не такова репутация ресторана. Впрочем, кто знает…

До «Палкина» тут размещалась фруктовая лавка братьев Каблуковых. Заходили писатели, журналисты. Кроме фруктов и кофе с пирожными подавался горячий и холодный пунш. Один из пишущих вспоминал позже: «Там за стойкой стоял приказчик, который тоже кропал стихи и давал их всем для прочтения и исправления. Ко всем пишущим он чувствовал какое-то рабское почтение… Здесь под веселую руку, поэты хвастались друг перед другом рифмами и каламбурами и писали их   карандашом на столе, а приказчик благоговейно старался сохранить эти автографы…»

Такова любовь россиян к изящной словесности, неуничтожимая, ни войнами, ни революциями, ни голодом-нуждой (ни даже супермаркетом вкупе с майкрософтом).

Комментарий фэнсионера: Капернаум, при всем его чаде и заплеванности – это место, где встречаются два мира, действительный и вымышленный, порой меняясь местами.  Без таких приютов, где можно на время затеряться, художнику, искусству не обойтись.