Сидоров и Харон

1

К  вечеру от реки потянуло сыростью. Грузные, немытые облака, с полудня грудившиеся за лесом, наконец, опрокинули невидимую преграду и накрыли поляну черным ватным одеялом. На столике под тентом включили фонарь. Резкий  искусственный свет уплотнил окрестные сумерки и превратил их в полноценную тьму. Нудно куковавшая кукушка как будто испугалась вспышки чуждого света, подавилась дежурным «ку-ку» и затихла.

Последние выходные лета компания решила провести на природе, собрать грибов и ягод, побросать удочку. Сидорова позвал Ромка, давний друг еще со школьных лет. Вместе гоняли мяч по дворам, вместе ухаживали за девочкой из параллельного восьмого класса, вместе переживали известие, что Диана, их симпатия, целуется с Владиком из десятого «Б». Последние годы они с Ромкой виделись нечасто, хотя жили в одном городе. Правда, регулярно созванивались к новому году и дням рождения, да все грозились друг другу «наконец, бросить все дела и замутить хорошую рыбалку с девчонками!». И вот, замутили таки. Точнее, Ромка всё и замутил, всё организовал. Компанию им составили Петюня и три дамы - Зоя, Лариса и  Кира. Всех остальных Сидоров видел впервые, это были знакомые Ромки.
- Олежка, ты присмотрись к Ларисе! – предлагал Ромка Сидорову, еще когда созванивались насчет вылазки на природу, - Хорошая баба  чистенькая причем вдовая муж погиб в ДТП в позапрошлом году страшная история дочке семь лет знаю Лариска в поиске у нее статус такой «Вконтакте» работает в нашей конторе экономистом.

Все это Ромка сообщил скороговоркой, не делая пауз, словно не давая собеседнику вставить в его речь что-нибудь скептическое. Да Сидоров и не испытывал особого желания возражать. Он уже два года был в разводе, постоянную подругу так и не завел, и ощущал бодрящий сексуальный голод. Брак их с Верой продержался восемь лет. Женились по любви, когда обоим было по двадцать пять. Причем, что интересно, на Верку свою Сидоров запал, услышав вначале только лишь вибрации ее голоса.  Он с друзьями праздновал в кафе чей-то день рождения, а Вера с подругой оказалась за соседним столиком, и он, сидя к ней спиной, услышал ее голос и сразу понял, что погиб. Что обладательница этого голоса должна быть его женщиной! Потом пригласил ее на танец, еще на один, и еще дважды. Так все у них и закрутилось-завертелось тогда. Но в первые три-четыре года после свадьбы, когда нежных чувств друг к другу было еще более, чем безразличия и копящихся антипатий, с ребенком не заладилось. Сначала супруги работали на покупку квартиры и возврат ипотеки, потом Вера все не могла забеременеть, они даже подумывали насчет экстракорпорального зачатия, но это уже как-то вяло и неконкретно. В последние три года зарабатывали на строительство дачи и вполне преуспели. О двадцати верстах от города выстроили чудесный деревянный дом по личному Вериному проекту - она работала архитектором, так что в проект дачи вложила всю свою неизрасходованную женскую энергию. На пятнадцати сотках выросли и альпийская горка, и английский газон (картофельных грядок и теплиц Вера не переносила органически), и великолепный розарий. Всё это обрамляла живая изгородь из непролазного  фиолетового кустарника, который они с мужем в три приема завезли в багажнике из Финляндии «контрабасом», то есть беспошлинно. Вера в даче души не чаяла и, когда им обоим стало ясно, что брак дальше продолжать не имеет смысла, раздел имущества выглядел пустой формальностью: Сидоров стал единоличным обладателем двушки в городе и старенькой «Шкоды», а дача, кот Сенечка и волнистый попугай желтой масти по имени Сашка, умевший говорить «Хочу чаю!», ушли из семьи вместе с бывшей Сидоровой женой. Годы семейной жизни принесли Сидорову аккуратный животик, намек на раннюю плешивость в лобной части (это была характерная черта его рода по мужской линии), должность начальника отдела в компьютерной фирме и напрочь отбитое желание связывать себя новыми узами брака в обозримой перспективе.

Вокруг стола под тентом женщины стряпали ужин из свежесобранных грибов и живо обсуждали результаты дневной ягодной экспедиции. Результаты стояли неподалеку в виде трех полных корзин брусники, прикрытой листами папоротника. Ромка снаряжал удочки на утреннюю зорьку и пыхтел трубкой с вишневым табачком, а Петюня наигрывал на гитаре и негромко, в фоновом режиме, напевал что-то в духе раннего Макаревича и позднего Визбора.  Петюня был худощавым высоким  брюнетом с усами а-ля Боярский и благородной сединой на висках. Ему в равной степени можно было дать и сорок, и пятьдесят. Днем, во время обеда, он развлекал дам рассказами о недавнем путешествии по Индии с посещением заброшенного города Кхаджурахо, древние храмы которого славятся эротической скульптурой и считаются родиной «Камасутры». В качестве вещдока Петюня пролистал на ай-паде фотографии фривольных скульптур с собой, любимым, увековеченным на их фоне. Судя по оживленным реакциям дам, тема древнеиндийской эротики была им небезразлична. Это неплохо, обменялись заговорщицкими взглядами Сидоров и Роман, и усмехнулись своим плотоядным намерениям. Сам Ромка положил глаз на рыженькую Киру, бедрастую и грудастую девицу тридцати лет. Похоже, Петюня имел виды на улыбчивую блондинку Зою, но Лариса так активно проявляла расположение к Петюне, что Сидорова это царапнуло гвоздиком по душе и он даже малодушно усомнился в успехе своего ночного плана в отношении Лары. 
 
Ромка-то Сидорова сагитировал насчет Ларисы и она Сидорову даже понравилась, но вот кто бы Ларису сагитировал в пользу Сидорова? Его симпатия была круглолицей, компактной дамочкой с трогательными ямками на щеках. Волнистые соломенно-каштановые волосы (не иначе, крашенные, отметил Сидоров) Лариса перехватила на затылке изящной оранжевой лентой. На щеках избранницы красовался и волновал Сидорова нежный румянец. Почему-то  именно нежность румянца более всего заставляла работать Сидоровское воображение и дорисовывала фактуру прочих прелестей Лариного тела, пока еще сокрытых одеждами. По-видимому, у Сидорова была какая-то специфическая, утонченная, даже эстетская реакция на женщин: свою Веру он выбрал по голосу, Лару по румянцу. Фигурой Лариса не выбивалась из некого среднерусского типажа: неброские бедра, пропорциональные и слегка полноватые плечи, стандартная грудь в районе третьего размера, шея невыдающейся длины, чуть л-образные ноги с тонкой щиколоткой. Но, в то же время, вся эта частная обыденность деталей метафизическим путем подверстывалась к магнетическому румянцу и складывалась для Сидорова в притягательный и волнующий женский образ. Из густой черноты вечера немыми гарантами предстоящих ночных утех на компанию взирали три разномастные палатки, заботливо подготовленные мужчинами. Впрочем, ночной расклад тел выглядел пока еще неясно, и это придавало вечеру дополнительную интригу.

- Мальчики! – позвала Кира, - Объявляется вбрасывание! Давайте к столу, супец готов! Кто опоздал, тот неправ!
- Не щелкай клювом в кругу друзей! – хохотнул Роман и пошел нарезать хлеб.
К супцу в придачу на столе красовались овощной салат, яйца вкрутую,  ветчина-нарезка, трехлитровый пакет красного сухого, литр импортной водки в как бы заиндевелой бутылке и штука армянского коньяка с лимоном. К десерту дамы приготовили свежую чернику со сметаной и сахаром. На газовой горелке неспешно разминал голос чайник. Со стороны реки громко и настойчиво зацокал невидимый ночной птах.

2

Временами Сидоров вспоминал вчерашний поход к терапевту и это нагоняло короткую тень на общую беззаботность его вечернего настроения. К докторам он обращаться не любил, заглядывал к ним только в крайнем случае. Будучи компьютерщиком, полагал, что организм это самонастраивающаяся биосистема с огромным потенциалом надежности, и важно лишь вовремя улавливать и расшифровывать его сигналы, чтобы адекватно обеспечивать организм комфортными и безопасными условиями существования. Тешил себя надеждой, что у него с организмом сложилось что-то вроде негласного джентльменского соглашения: я тебя храню и оберегаю, потакаю всем твоим  умеренным прихотям, а ты меня не подводишь в моих делах и вовремя предупреждаешь о необходимых тебе мерах профилактики, типа техобслуживания автомобиля. Причем, себя, Сидорова, и организм как телесную оболочку, Сидоров был склонен разделять. Это, по его убеждению, были два разных субъекта действительности. Как это всё было устроено, он до конца объяснить не мог, но тщился надеждой когда-нибудь достичь истинного знания этих вещей. Наверное, Сидорова можно было назвать наивным фаталистом или профессиональным пофигистом в том, что касалось его телесного здоровья. Однако, в этот раз Сидоров пошел-таки к медицине за помощью.

Полгода назад его стали беспокоить точечные боли в левой стороне головы. Сначала грешил на погоду и частые сверхурочные -  в это время как раз их отдел завалили срочными заказами – они ваяли ПО для компании, которая разрабатывала игрушки к мобильным телефонам. Пришлось два месяца по двенадцать-четырнадцать часов в день висеть на компе, сроки были жесткими, зато платить заказчик обещал щедро. Ну, стал попивать цитрамон, закусывать солпадеином, чтобы унять головную боль. Помогало, но ненадолго.  А месяц назад заметил, что временами стала неметь правая щека, словно сквознячком прохватывало. И струхнул не на шутку. Настолько, что пришел к районному терапевту на обследование. Тот оказался типичным доктором Айболитом, каким его рисуют в детских книжках: круглые очечки в железной оправе, седая бородка клинышком, ласковая улыбчивая речь. Диссонировало внешности лишь то, что врач носил грозную фамилию Коновалов. Впрочем, теперь такие тонкости Сидорова уже не волновали и он поспешно рухнул в заботливые руки Коновалова. Сдал анализы, прошел МРТ и со свежими снимками в пятницу явился на прием.

- Чудненько-чудненько! – бормотал Коновалов, водя очочками над результатами анализов и снимками МРТ головного мозга. Он разложил на столе всю эту Сидоровскую бухгалтерию, словно увлекательный пасьянс, пару раз переложил отдельные листки в более правильном порядке, наконец, прицокнул языком и с явным удовольствием  вынес свой вердикт:
- Вот что я вам доложу, дружок. Холестеринчик у нас зашкаливает, сахарок на пределе, да и РОЭ мне ваш не нравится. В общем, будем принимать меры, да-да, а вы как думали! Но больше всего меня беспокоит вот этот сосудик в вашем мозгу – он ткнул острием карандаша в один из снимков. Сидоров увидел под грифелем какую-то невнятную темную загогулину, похожую на худенького дождевого червяка. Вид червяка Сидорову не понравился.
- Я постараюсь на следующей неделе организовать вам местечко в стационаре – да-да, а вы как думали? Надо пройти курс общей терапии и более глубокое обследование. Как долго? Ну, недельки две, да-да, и не вздумайте возражать! Вы еще молоды и вам многое в жизни надо успеть, так что, не пожалейте этого малого времени, чтобы привести свое хозяйство в порядок!  - и он строго  взглянул на Сидорова поверх стеклянных кругляшей. Глаза у него, неожиданно, оказались сталисто-серыми и жесткими.
- Такой и без наркоза пырнет! – подумал Сидоров с опаской и вздохнул, капитулируя.
- А пока вот вам рецептик, попьете пилюль на выходных, чисто для подстраховки. Кстати, а какие у вас планы на уикенд?
- На рыбалку и по грибы друзья позвали за город, с ночевкой …
- Ну, это ничего, это не повредит. Только, пожалуйста, без чрезмерных возлияний, таскания там бревен всяких и колки дров, толкания завязшей машины и прочего лесного экстрима, договорились? Постарайтесь просто спокойно побродить по лесу, посидеть у воды с удочкой – это будет вам на пользу.
- А … это… А как насчет секса? – спросил Сидоров, почему-то краснея.
- О как! – айболит Коновалов оторвался от написания рецепта и с таким удивлением посмотрел на Сидорова, как будто не ожидал, что тот при его симптоматике еще способен на мужские подвиги.
- Ну, в целом, умеренный секс еще никому не повредил. Но вам, дружок, я бы посоветовал в этом деле обойтись без фанатизма. Помните анекдот про «медленно и печально»? Вот! Это как раз ваш путь! Итак, во вторник звоните, я вам сообщу о времени госпитализации! – он с чувством пожал Сидорову руку, вручил рецепт и шутливо погрозил на прощание пальцем:
- Смотри мне, Казанова!

3

Ароматный грибной супец, да под вино и водочку, ветчину и салат, пошел просто влет. Нагулявшая аппетит компания метнула ужин чуть ли не с урчанием. Сидоров вместе со всеми пропустил пару полустопок водки, ощутил приятную теплую тяжесть в желудке и ему показалось, что вчерашний разговор в поликлинике это какое-то недоразумение. Он чувствовал себя так превосходно, как давно не чувствовал! Петюня за столом блистал тостами и шутками, Сидоров тоже воткнул пару уместных анекдотов, женщины заливисто хохотали и даже Лариса дважды глянула на Сидорова, как ему показалось, с интересом. У фонарей под тентом трепыхались ночные мотыльки и ныли редкие комары. Шумел невидимый в темноте лес, пахло вечерними травами, дымком антимоскитной спирали и вареными грибами. Наступило ощущение уюта и покоя, приближения чего-то большого, но светлого.

После ужина завязалась типичная для таких обстоятельств болтовня – вроде бы и ни о чем, но и обо всем сразу. Попели под Петюнину гитару, Ромка показал несколько застольных фокусов со стаканом и спичками, Сидоров развлек публику рассказами о новинках интернета и мобильной связи. Потом смуглолицая брюнетка Зоя призналась, что увлекается астрологией и эзотерикой. Она с эффектностью иллюзиониста извлекла заранее приготовленные распечатки гороскопов и стала зачитывать подробные предсказания жизни для каждого из присутствующих. До Сидорова как до неофита компании дело дошло в последнюю очередь. Зоя взяла его листок, бросила на Сидорова многообещающий взгляд и сказала:
- Та-ак! А вот, наконец, и для Олежки нашего есть план жизни!

Сидоров, будучи махровым технарем и отъявленным материалистом,  считал гороскопы безобидной, но, в общем, бесполезной игрой ума. Ну, действительно, если знаешь свое будущее, какой интерес до него доживать? Это же как читать детектив с финалом, который тебе уже кто-то рассказал – никакой интриги! Поэтому Сидоров выслушал свой гороскоп с вежливой улыбкой, но не особо вникая в смысл слов. Тем более, что Зойкины гороскопы формулировались витиевато и расплывчато, в стиле Нострадамуса, с упоминанием символов и имен каких-то древнегреческих, а может, римских богов и прочих легендарных персонажей. Для человека посвященного эти символы, определенно, несли важный смысл, но Сидоров к посвященным не относился и легко пропускал мимо ушей быстрый Зойкин говорок. И лишь в конце ее спича он сосредоточился на контексте:
- Ну, а в ближайшем будущем путь Олега определяет зловещий Меркурий. Он загадочно и грозно мерцает над водами Стикса, и шум этой реки временами будет слышен нашему герою. И хотя до путешествия в Аид ему еще далеко, но встреча с Хароном вполне вероятна. Правда, узнать Харона мудрено. Но того, кто встретил и узнал этого хмурого старика, сумел поговорить с ним, по преданию, ожидает длинная и счастливая жизнь, полная приключений на производстве и личном фронте! – игриво завершила Зойка и под общий хохот вручила Сидорову распечатку гороскопа.
- Я ужасный Харон! С крыш гоняю ворон! А харонша моя с крыш гоняет меня! – Сидоров экспромтом переиначил и спел куплет из «Цыганского барона», умышленно сбивая пафос предсказания. Потом добавил нормальным тоном: - Спасибо, Зоя, но приключений мне больше не надо, а особенно на личном фронте!
 Однако, гороскоп аккуратно сложил вчетверо и спрятал в карман спортивного костюма.

- Нет, Олег, это ты зря так легкомысленно насчет Харона! – погрозила Зоя Сидорову наманикюренным пальчиком, - Не стоит его сердить.  Мало ли, что…
- Да, Харон мужчина злопамятный, как даст веслом по чреслам! – гоготнул Роман.
- И я бы ему палец в рот не положил! – подъелдыкнул Петюня.
- Кстати, коллеги! – включилась Кира, - Говорят, что, когда Харон перевозит души усопших в царство мертвых, они платят ему или монетой, которую древние греки для этого клали под язык умершим, либо рассказами о самых ярких и важных событиях прошедшей жизни.
- Ну да, когда в кармане, пардон, под языком пусто, остается только сказки этим языком молоть! – вставил Петюня под смех публики. И добавил: - Вот я, например, платить деньгами Харону не буду из принципа! Еще чего: я туда, в этот Аид, не напрашивался Положено тебе перевозить – вези давай, мослай своим веслом и не кочевряжься! А анекдотец уж какой-нить я тебе совру! Ха-ха-ха! – и сам же заржал искрометной шутке. Лариса с готовностью его поддержала и это снова неприятно царапнуло Сидорова.

Пропустили еще по коньячку. И все, возможно, сложилось бы  прекрасно этим вечером, и с Ларой у Сидорова как-то бы сладилось, но он вдруг почувствовал брожение газов в кишечнике, причем, в таких промышленных масштабах, что незаметно для окружающих и без отрыва от производства избавиться от пикантного неудобства шансов не было. Он извинился перед компанией, что вынужден ненадолго покинуть приятное общество, взял из сумки фонарик и пошел прогуляться по тропинке вдоль воды. Пробздеться, как он сам про себя высокопарно определил цель променада.

4

Вначале Сидоров шел по тропинке к берегу, не включая фонаря – достаточно было света бивака.   Но уже через десяток шагов тьма облепила его беспросветная, лишь усугубленная ярким пятном удаляющейся стоянки. Он зажег фонарик и легко нашел тропинку, вьющуюся по пологому берегу. Трава по бокам была в густой росе и скоро его кроссовки приобрели явственные признаки сырости. Сидоров на берегу с облегчением избавился от докучавших ему газов, прошел еще метров сто пятьдесят и решил дальше не ходить, так как ноги стали совсем мокрыми. Но и на бивак возвращаться пока не хотелось. Ночь была, хотя и беспроглядная, но хорошая. «Хорошая» - это самое правильное слово, которым Сидоров мог бы описать свои ощущения от природы. Ему было хорошо в ней. Яркий луч фонарика услужливо выхватывал из ночного небытия то затуманенную воду за низкими камышами, то желтую песчаную копань на возвышении берега, то полузатопленную старую лодку на урезе, то сухой ствол толстого дерева, лежащий у воды. Сидоров присел на ветку дерева, удобно привалился боком к еще теплому после дневного солнца стволу, и выключил свет.

Сквозь чернильную тьму стали медленно проступать невнятные контуры предметов, составляющих суть ночи. Черно-серый мрамор облаков проявился над головой неярким шагреневым рисунком и где-то в запредельной глубине неба стала угадываться малахитовая луна, но так слабо, словно воспоминание о давнем детском сне. Со стороны леса чуть дальше по берегу всплыло еще одно светлое пятно – там тоже кто-то стоял биваком, жег костер, от которого шло уютное красноватое мерцание и долетал тонкий аромат горящих сосновых поленьев. Оттуда доносились приглушенные голоса и женский смех, мирное бряканье металлической посуды. Сидоров снова стравил избыток давления в кишечнике и подумал, что это грибной супец дает копоти. Шевеление газов внизу живота обещало дальнейшее развитие этого увлекательного процесса.
 
- А интересно, что бы я рассказал Харону, если бы мы встретились вот прямо сейчас? Чего такого незабываемого и яркого видел я в жизни, о чем стоило бы вспомнить перед уходом в мир иной? – тут Сидоров задумался, просидел так минут пять или даже десять и признался себе, что особых подвигов или просто ярких эпизодов на скрижалях его жизни, увы, не значилось. Всё в воспоминаниях выглядело как-то тускло и обыденно. Их былая любовь с Верой подернулась паутиной позднейших обид и размолвок по всяческим бытовым пустякам. Причем, грациозная худоба и угловатость жены под конец отношений стали Сидорова неимоверно раздражать и отталкивать. Грандиозных свершений на производстве он не достиг. Ну да, был крепким спецом-программистом, неплохим руководителем отдела, подчиненных не обижал, поставленные задачи решал вовремя. Но таких ведь на Земле тысячи, если не миллионы. Правда, дом и дачу построил – плюс два балла, но дитя не завел, дерево не посадил – минус два балла. В сумме ноль…

- М-да, - хмыкнул себе под нос Сидоров, - придется для Харона все-таки припасти пару монет, иначе отплатить за его труды мне будет нечем!  А вот интересно, в какой валюте берет сей древний пролетарий за перевоз? И будет ли на берегу Стикса обменный пункт валют, когда я припрусь туда со своим потным рублем?
Сидоров перевел глаза в сторону реки и попытался прикинуть, где должна быть линия противоположного берега. Река здесь выкатывалась на плес и была шириной метров в триста, это он отметил еще засветло. Берега видно не было. Вдруг его взгляд зацепился за слабую красноватую точку, то набухавшую, то пропадавшую над водою вдали, в абсолютном мраке. Сидоров стал пристально следить за ее перемещениями, но вскоре  обнаружил, что мерцающий огонек стоит неподвижно, не меняя местоположения.
- На бакен не похоже! – подумал Сидоров. – Да и на Харона тоже! – хмыкнул он, - Харон должен двигаться, перемещаться на своем суденышке. А этот стоит… Загадка!
В этот момент со стороны чужой стоянки послышались шаги, вынырнул луч фонарика, и метрах в двадцати от Сидорова к берегу вышел крепкий мужичок в резиновых сапогах и камуфляжной куртке.  Он с хорошим напором справил малую нужду прямо в воду, попыхал сигареткой, потом бросил окурок в воду и достал мобильный телефон.
- Алло! Венька! – приглушенным голосом рыкнул мужичок в трубку, - Ты что творишь, зараза? Уже второй час, бабы готовы к бою, хнычут, что спать хотят. Ты же, гад, обещал к полуночи вернуться! Давай на берег, не торпедируй нам мероприятие! Мне уже надо с Танькой уединиться, а она Варьку не хочет одну оставлять, говорит, подруга обидится. Дуй сюда давай, злыдень!!! – и мужичок для убедительности махнул загребающим жестом в сторону реки. Ох, зря он это сделал, потому что телефон от резкого движения выскользнул из руки и с радостным плеском освобожденного карася исчез в беспроглядной речной тьме.
- Тва-аю ма-ать! – в отчаянии воскликнул мужичок и прихлопнул себя по ляжкам.
- Венька, с-скотина! – заорал он во всю ивановскую, уже не таясь, - Я к тебе сейчас вплавь доберусь, с ножиком, и порежу твою гребаную лодку нахрен вместе с тобой!
- А я тебя веслом по башке, чтоб не бузил! – тихо и спокойно, но очень явственно ответил дальний речной огонек, - Пойдешь моим рыбам на корм. У меня тут клев атомный, поэтому идите вы все в жопу!

Мужичок еще поерепенился, ожесточенно повентилировал руками в сторону предателя Веньки, посновал в бессильной злобе по берегу и с отчаянием плюхнулся на ветку дерева по другую сторону ствола от Сидорова. Видимо,  надеялся перевести дух и решить, как ему разруливать патовую ситуацию с дамами. И тут Сидоров, который с трудом подавлял смех, взирая на этот бесплатный балаган, не сдержал злого нутряного духа, снова явившего свое гадкое мурло, и выдал характерный звук: - Па-пам!
- Ой! Кто тут? – с испугом вскочил мужичок на ноги и направил фонарик на Сидорова. Тот спокойно встал, закрыл лицо рукой от яркого света и миролюбиво сказал: - Не боись, не укушу! Олег я, с соседней стоянки. Рыбалить приехали с друзьями.
- А че пердишь тут? – не унимался любознательный мужичок.
- А где ж еще побздеть, как не на свежем воздухе? – остроумно отпарировал Сидоров.
- Логично. Да мне чё, мне не жалко, трудись! – мужичок быстро взял себя в руки и стал реагировать на действительность более адекватно. – Игорь! –протянул он ладонь для знакомства. Потом они снова присели на ствол дерева, Игорь достал из кармана фляжку и они поочередно глотнули за знакомство. Во фляжке был самогон на можжевельнике, отменного качества, что Сидоров и отметил к удовлетворению нового знакомого.
- Жена варит! Марья-искусница, что ты!
- А Танька кто? – ляпнул Сидоров бесцеремонно.
- А, так ты же все слышал? Ну да, Танька - это зазноба моя, в малярном работает, на нашем заводе. Вот, слышь, три месяца ее уговаривал, готовил и пестовал, трепетно совращал, можно сказать! Всё организовал, палатки, харчи с бухлом, рыбалку, а она, слышь, взяла с собой подругу Варьку, без нее, говорит, не поеду. Пришлось до пары Веньку этого, козлину, звать. А он, как на грудь примет, так до рыбалки просто дурной. Такой вот дикий изъян психики у человека! Теперь бабы там уже на боковую просятся, а этот колдырь Венька  мне всю личную жизнь рушит! – и он снова аж затрясся от злости. – Из-за него вот еще телефон утопил, на бабки попал! Ну, ничего, я утром с него по полной срублю контрибуцию! Погоди у меня, зараза! – и он опять погрозил кулаком в сторону реки.

- Слушай! – вдруг загорелся он новой идеей, - А ты с кем тут? С женой?
- Да нет у меня жены, уже два года, как один… С друзьями я.
- Слышь, Олежа, так это ж просто блеск! – и он радостно потер ладони. – Выручай! Пошли, сходим на полчаса к нам в гости. Пока я с Танькой залягу, вы там с Варькой как-нибудь время скоротаете, а?
- Как-нибудь, это как?
- Ну, - Игорь замялся и посветил еще раз на Сидорова фонариком, просканировал, так сказать, его кондиции, - Ты, я гляжу, мужик справный, все на месте. Так что, «как-нибудь»  это «как захочешь». Вплоть до высшей меры сексуальной ответственности! Варька готова – за это отвечаю! Слышь, гандоном  обеспечу за счет заведения! – шепнул он, как будто кто-то мог услышать тут их интимные намерения.
- Этого не надо, у меня свои.
- Вот, молодец! Вижу, что наш человек! Джентльмен должен быть готов к труду и обороне в любое время суток и в любой точке планеты! – Игорь  хлопнул Сидорова по плечу, - Ну что, еще по глотку для куражу и «пора-по-бабам, пора-по-бабам»?  - спел он бородатую шутку.
-Это, Игорь, - запнулся Сидоров, - А она, Варька твоя, не старуха какая-нибудь ветхая? Не помрет, не приведи Господи, под клиентом?
- Да ты что, Олежа! Варька огонь-баба, тридцать шесть лет, в соку и мармеладе! Мужик ее бросил, ушел к другой, мается баба, просто жаром пышет – сам увидишь!
- И еще, это… У меня от прежней жены комплекс – я худышек, которые гремят костями, не переношу - всё просто падает сразу…
- О-ё, братан! Ты себе не представляешь, как тебе повезло! Варька эта - просто персик:  мягкая, податливая, а отзывчивая – сил нет! Ну как, пошли?

И они пошли. По пути Сидоров звякнул Ромке и предупредил, что заглянет на часок в гости на соседнее стойбище, и чтоб не волновались и не гнали волну. Возражений друга он слушать не стал и сразу отключил телефон. Вообще.

5

До чего непредсказуемы меандры нашей жизни! Если бы кто сказал еще вчера Сидорову, что он, уважаемый начальник отдела новых программных разработок, будет чапать по мокрой траве в полной тьме за сомнительным типом по имени Игорь на случку с какой-то Варькой, которую он раньше и в глаза-то не видел, и будет считать это достойным приключением – да Сидоров бы плюнул такому клеветнику в рожу от возмущения! А вот, поди ж ты… И чапал, и считал!

У костра сидели в раскладных креслах две женщины, кутались в пледы и тихо беседовали. Стоянка у Игоря была пожиже, чем у Романа. Тент над головой отсутствовал, столик оказался совсем символический, фонарь присутствовал, но светил уже в полсилы - видимо, подсел аккумулятор. При появлении мужиков женщины оживились и захлопали в ладоши. Но, когда Игорь и Сидоров подошли совсем близко, обе дамы ойкнули, осеклись и озадаченно замерли, разглядывая незнакомого мужчину.
- А вот сюрприз! Рояль из кустов! – жизнерадостно представил Игорь Сидорова: - Зовут Олег, прошу любить и жаловать! А Венька будет позже – тащит гигантский улов плотвы! Думаю, к утру дотащит…
- Здрассьте! - чинно  кивнул Сидоров дамам, улыбнулся, насколько позволяло слегка окоченевшее лицо, и рефлекторно шаркнул ногами, будто вытирал их о коврик в передней. - Кто же из них моя? – подумал он.
- Вечер добрый! – дружелюбно и немного хмельно проворковала ближняя дама, курносая шатенка с ярко наведенными коралловыми губами и короткой стрижкой, и подала Сидорову руку для знакомства: - Таня!
Сидоров церемонно принял ее руку и сделал символический поклон в полу-поцелуе. Его манеры были оценены благосклонно. Он шагнул к следующей даме, расположившейся чуть в тени, и, наконец, смог ее разглядеть.

- Варвара! – хриплым тенорком сообщила веснушчатая широколицая дама и выпростала из-под пледа в сторону Сидорова что-то наподобие мясистого лодочного весла. При этом она миловидно улыбнулась, слегка приподняв тонко щипаную бровь, и обнажила  безукоризненно ровные зубы, которые даже в полусвете костра поразили Сидорова белизной. Из-под ее цветастой косынки, завязанной на затылке, выбивались буйные рыжие кудри.

Сказать про Варвару персик – это было вообще ничего не  сказать! Перед ним полулежали в дачном кресле, расперев его до угрожающих пределов, как минимум, сто двадцать кило роскошного женского Тела. Ручонка Сидорова утонула в горячей Вариной ручище легко и незаметно, как  монетка в щели монетоприемника. Дама пошевелила могучими плечами, поправила плед, и под его тканью грозно загулял девятый вал неохватного бюста. Видя легкий ступор нового знакомого, Варвара чувственно встряхнула его кисть и  шепнула по-свойски: - Не ссы, мушчина!
 
- Ребята! А теперь еще по рюмашке за знакомство и на боковую! Олежке завтра рано вставать, правда, Олег? – с напором убедительности сказал Игорь. Возражений не последовало. Сидоров чопорно чокнулся со всеми маленьким стальным стаканчиком и с удовольствием пропустил внутрь очередную дозу хмельного хлебного вина. После этого Игорь с Татьяной удалились к палатке, стоявшей чуть поодаль. Олег помог Варваре встать из кресла, причем, этот тривиальный для мужчины жест потребовал от него напряжения всех сил. Выпрямившись, Варвара оказалась на голову выше Олега и раза в три шире. Колыхнув рекордным тазом, она медленно сложилась и первой затекла в ближнюю палатку. Минут  десять Варвара там копошилась и ухала, устраивая гнездовище, от чего палатку сотрясала крупная дрожь. Сидоров тем временем подумал, что имя Варвара как нельзя лучше подходит этой гигантской особе. Именно такие жены и подруги должны были быть у диких древних варваров, растерзавших великую Римскую империю, практически, голыми руками. Ему даже показалось, что он почуял отдаленный звук боевого рога, трубившего варварам начало атаки.

Наконец, Варвара глухо позвала: - Оле-ег! Иди сюда…
Сидоров облизнул вмиг пересохшие губы и сделал шаг в разверстый зев палатки. То, что он увидел внутри в тусклых отблесках костра, повергло его в состояние эротического шока! Тело Варвары, полностью освобожденное от резинок, поясков и бретелек, ровно раскатилось по всей площади палатки, как раскатывается бочка, освобожденная от сковывающих ее обручей! Даже если бы Сидоров вздумал поискать иные варианты локализации себя в тесном пространстве палатки, выбора у него не оставалось: только поверх всей этой соблазнительной роскоши. Ее вычурные рельефы могли поставить в тупик любого естествоиспытателя! Но Варвара не дала сомнениям шанса возобладать над рассудком кавалера. Она захватила Сидорова могучим крюком за шею и легко, но нежно, опрокинула на себя. На Сидорова пахнуло ароматом земляничного мыла, горячего солнечного леса и почему-то немного корицей.
- Если я умру на этой женщине, - мелькнуло у Сидорова в мозгу, -  это будет самым ярким и героическим событием в моей жизни, как ни комично это звучит!

Впрочем, заветную дверь к блаженству в складках  местности он отыскал вполне уверенно, как профессиональный кладоискатель, и легко за нее проник. От соседней палатки, тем временем, доносились недвусмысленное сопение и сдавленные голубиные стоны. Игорь там, похоже, неплохо справлялся с ответственной ролью лесного мачо.   
- Медленно и печально, медленно и печально! – словно заклинание, твердил Сидоров про себя завет доктора Айболита-Коновалова. Возможно, умеренность и самоконтроль, которыми всегда отличался Сидоров, выручили бы и на этот раз. Но тут проклятый грибной супчик снова поднял голову и сказал свое роковое слово! В момент особо бурных ласк Варвара обхватила своими рычагами и страстно притиснула кавалера к животу, имея в виду усилить ощущение восторга и счастья. Увы, но из этой затеи получилось нечто совсем противоположное. В том смысле, что метеоризмы, досаждавшие нашему герою последние пару часов, проявились пугающе резким звуком. А поскольку Сидоров изо всех сил пытался спасти свое мужское реноме и сдержать напор газообразной стихии, трель получилась забористой и замысловатой, но в то же время и патетической – под стать зачину пятой симфонии товарища Бетховена: - Па-па-па-пам!

Варвара на мгновение замерла, как бы не веря своим ушам и обонянию, а затем ее тело сотряс приступ необузданного гомерического  смеха и Сидоров почувствовал, как его мужеское достоинство пробкой от шампанского вылетает из судорожно сжавшихся вожделенных недр.
- А-га-га-гыы! Ой-ё-ё-ой! – громыхала Варвара и Сидоров  подскакивал на ее трясущемся животе, как на хорошем батуте. Но, впрочем, оказалось, что не один Сидоров разговелся днесь грибным супчиком!
- Пиу-пиу-пиу! – раздалась узнаваемая трель из-под женщины-горы. Тут уже Сидоров, продолжавший барахтаться на волнах Варвариной плоти, зашелся от очищающего совесть смеха:
- Аа-хха-хаа! Оох-хо-хо-хоооу!

В соседней палатке пресеклись звуки плотских утех и коллеги жеребячьим гоготом поддержали почин первопроходцев. Сидоров понял, что в его карьере Казановы на сегодня можно ставить жирную точку и, путаясь в трусах, засобирался на выход. По его щекам текли слезы счастья, а диафрагма судорожно дергалась в пароксизмах смеха, которые Сидоров никак не мог унять. Он понял, что так дело может дойти и до судорог, а ему этого не хотелось. Сидоров лихорадочными руками расстегнул молнию выхода и, в одних трусах, обессиленно выпал на свежий воздух. Вслед за ним довольно живо для ее комплекции, абсолютно голая,  вывалилась Варвара и, стоя на карачках и опустив голову долу, рыдала от смеха. Примерно в таком же виде из соседней палатки выползли на свободу и Игорь с Татьяной, корчась от хохота.

- А что тут за конский цирк?! – вдруг  раздался над горе-любовниками строгий, как у прокурора, и очень трезвый голос. Сидоров поднял голову: в бликах догорающего костра стоял квадратный детина в рыбацком плаще. В одной руке он держал садок, набитый тусклым речным серебром, в другой – увесистое мокрое весло, выглядевшее как жезл Вершителя Судеб.
- А вот и Харон! – догадался Сидоров почти с радостью.

Почему-то эта мысль показалась ему настолько смешной, что диафрагма вошла уже в совершенно бесконтрольный автоколебательный резонанс, который завершился-таки болезненными судорогами мышц брюшины. Сидоров еще успел вывести для себя успокоительную формулу:
 - Зато в жизни у меня теперь есть подвиг, о котором не стыдно рассказать Харону на переправе!
После этого в мозгу его как будто щелкнуло и отключилось реле, и Сидоров, действительно, потерял сознание.