Из книги Деревня

Деревня.

«Русский человек любит вспоминать, но не любит жить…» Цитата.

На своем веку он видел немало деревень, площадей и мужиков, и всё, что теперь попадалось ему на глаза, совсем не интересовало его. Только что он приехал в райцентр, по короткой улице вышел на площадь около пруда. И тут заметил на пригорочке Церковь с куполами, которых лет 10 назад не было. Там был кинотеатр, клуб, насколько он знал. Времена сменились (бывший Храм был переделан в клуб во времена советской власти, а теперь отдан назад - церкви, и Храм восстановили) и эти купола ясно выделялись. Теперь уже и поселок-райцентр воспринимался немного по-другому. Слева от Храма, на склоне пригорка, виднелись панельные четырехэтажные многоквартирные дома. Поселок, из деревянного, превращался в городок. И улица оказалась заасфальтирована, - это та, по которой он в детстве ходил, которая вела к полю и дальше, через поле, в лес, а через лес, в родную его деревеньку.
Немного погодя он уже стоял в Церкви и, вдыхая запахи ладана и воска от сгоревших свечей, слушал, как пели на клиросе. Обедня уже близилась к концу. Михаил ничего не понимал в церковном пении и был равнодушен к нему; церковнославянский язык не разбирал: казалось, знакомые, русские слова поются, но смысл текстов не улавливался совсем. Он купил две свечки и, поставив одну за упокой, с другой в руках пробрался, между стоявших людей, ближе к иконостасу. Тут он увидел интересных людей. Впереди всех, по правую сторону от аналоя с праздничной иконой, стоял человек в черном, и до пола, халате. Это было похоже на монашескую рясу, но рукава были обычные, а не широченные, какие он видел у монахов в монастырях. С распущенными по плечам большими волосами, с бородкой, похожей на козлиную и с усами, - этот человек истово крестил себя и кланялся на каждый возглас диакона: «Господу, помолимся! Господи, помилуй!». А слева стояли женщины, в повязанных платках выглядевшие старомодно, из прошлого века.
Михаил подошел к аналою, тут же на подсвечник укрепил свою свечку и стал прикладываться к иконе. Он не спеша положил поклон и приложился губами и лбом. Когда из алтаря вышел священник с крестом и сказал короткую проповедь о проведенной службе, в честь святого, которого нынче поминает Церковь, все начали подходить и прикладываться ко кресту, попутно целуя его руку, державшую этот железный крест.
Обедня кончилась. Михаил не спеша вышел из Церкви и пошел бродить по площади. Пруд был устроен у источника, у родника. И к нему, к источнику, и подошел Михаил. Всё было вокруг благоустроено: сам родник обложен был белыми плоскими камнями, из камней сделана лестница-спуск. Вода вытекала по керамической трубе и текла по камням же в пруд. Тут же лежали несколько деревянных ковшей-черпалок. Вода была вкуснейшая, минеральная.

Пока «суть (суета) да дело», вдруг, небо потемнело. За время, проведенное в Церкви, Михаил не заметил, как подобралась к поселку огромная туча, откуда-то с востока. Как раз в том направлении и двигался Михаил к лесу, через широкое поле, между колосящимся овсом.
Даль почернела заметно и уже часто, каждую минуту, мигала бледным светом молний, как будто огромный монстр подмигивал веками. Эта чернота, от своей тяжести, склонялась над лесом.
«Гроза будет!» - досадовал Михаил, про себя - «Вот уж не везет, так не везет, можно было переждать где-то в поселке» - думал он, между тем, всё ускоряя шаги, спеша укрыться от дождя в лесу.
Уже перед высокими соснами, на опушке, слева, - как будто кто-то чиркнул спичкой, - мелькнула светлая фосфорицирующая полоска и потухла. Послышалось, как где-то не очень далеко кто-то прогремел, прошелся по железной крыше. Вероятно, по крыше ходили босиком или в мягкой обуви, потому что железо громыхало глухо, с затуханием.
Войдя в лес, Михаил оглянулся, и, меж темнотой, накрывшей поле и еще светлым горизонтом, «мигнула» большая широкая молния, и так ярко, что осветила всё овсяное поле и часть поселка, над которым нависла чернота «монстра», пожирающего белооблачное небо. Эта страшная туча надвигалась не спеша, сплошной массой. На её краю висели большие черные лохмотья; они, давили друг друга, громоздились, закрывая горизонт и все небо, вскоре, стало черным.
Михаил стоял под большой елкой, которая могла широкими густыми лапами укрыть его от дождя. Дождь не заставил себя ждать. Явственно и уже не глухо проворчал гром, знаменуя, видимо, начало. Капли крупно отозвались, застучав по твердой дорожной пыли. Хор отдельных стуков капель слился в сплошной рокот и прямой и ровный водопад: «Льет, как из ведра» - подумалось сразу Михаилу расхожее определение, и он прижался ближе к стволу разлапистой ели. Потому что, вдруг, рванул ветер, и с такой силой, что едва не выхватил у Михаила из рук его рюкзак, только что снятый с плеч.
Ветер, закрутившись с опушки леса, пронесся по овсяному полю и водные потоки дождя издавали шум горной реки, закручиваясь в такт с ветром. Водяные вихри прибивали и поднимали в поле овсяные колосья, в смерчах закручивая их. Но сквозь струи ливня уже не видно было поселка, не видно было ничего, кроме блеска молний. Сердито гремел гром, прокатываясь по небу справа налево, потом назад и замирал в бушующем водопаде в середине поля.
Под елью немного начало капать и Михаилу капало за спину, на плечи, до озноба пробирая холодом. Некуда было теперь уж деваться. И он крутился вокруг ствола ели, выискивая местечко, где меньше льет.