Сны моего детства

Полученные письма лучше держать закрытыми – так сохраняется желание быть на связи с отправителем

Посвящаю наивным и...

Забавно, но меня тянет быть сумасшедшим. Тянет стать им, тянет им казаться. Это не просто так желание. Иногда кажется, что я лучше вижу себя со стороны, чем, если мне пришлось думать о себе, как будто бы это я. В общем, вы понимаете, что если мне придется сказать, «я проснулся» – это не одно и тоже, чтобы мне о себе сказать, «он проснулся». Я проснулся – субъективный и малозначимый факт из моей жизни. Но если я проснулся, говоря о себе в третьем лице, то, кто знает, может быть, я действительно такая важная персона, что обо мне и моих поступках лучше судить со стороны …
…Он проснулся как всегда – около четырех, чтобы не спать до шести, а потом провалится в сон. Из которого с трудом удается встать к семи. Часто все то, что было в его жизни, он лучше всего видел в этот промежуток времени – с четырех до шести. И час до семи он просто отсыпался за только что увиденную жизнь.

Иногда, кажется, это необходимость. Ну, если не сумасшедшим, то хотя бы побыть немного шизофреником. Все равно для того, кто нормальный – и то, и то совершенно непонятно, в чем отличие. Зато у любого прикинувшегося дураком по-настоящему есть шанс увидеть другой мир. Мир, в котором все разрешено, и в котором люди говорят правду…

«Ты готов?» – вопрос, который звучит каждое утро. Причем из ванной. Ванная комната становится откровением для каждого, кто продолжает просыпаться по утрам. Глянец кафеля, у кого он есть или сырость тюрьмы, запах леса или дизельного топлива, неважно, где ты проснулся. Но этот вопрос всегда адресован тебе. 

В первые минуты после пробуждения мы как сильный и крепкий лайнер – начинаем свой взлет для того, чтобы моментально упасть. Упасть испражнениями в туалет, соплями и плевками в раковину. А потом снова обновиться и улететь. Всегда хочется подальше, но часто получается, что с каждым новым пробуждением мы слишком устали для долго полета. Или оказались слишком уставшими от долго полета. Или слишком привыкли и обмякли от ожиданий этого полета… Причем с каждым новым вопросом «ты готов», мы все чаще и чаще понимаем, что тяжело быть особенными каждое новое утро, тяжело быть новыми.

И поэтому так часто наши паузы в ванной бывают длиннее, чем ночи, которые пролетают в один миг. Мы становимся слишком обычными, с каждым нашим новым днем.
«Будешь кофе?» – этот вопрос – пощечина плевкам и харканьям по утрам, он звучит из ниоткуда, из будущего и прошлого, через тонкие стены, от любимого или привычного человека. Но если он звучит, значит, кто-то хочет вытащить нас из ванной, достать нас из этого царства кафеля или сырости, дать нам пинок, и хоть так запустить наши затухающие реактивные двигатели.

Утро было, как утро – к которому привыкаешь за почти сорок лет жизни. Конечно, оно каждый раз новое, но все равно одинаковое. И к тому же стоит сделать оговорку – я не очень помню то утро, которое было в первые годы жизни. Вчерашнее – помню, двадцать лет назад – не очень. Но мне все таки кажется, что я очень привык к своим утрам за сорок лет жизни. Когда-нибудь потом, он скажет, что именно в это утро он проснулся с желанием все изменить в себе и своем мире. Стать другим. Но сегодня его день начался как всегда – проснуться около пяти и сразу подумать о том, почему же не хочется спать.

«Я выспался. Странно как-то. Так рано каждый раз начинать новый день не нужно. Зачем вставать, если делать все равно не знаешь что?» – этот тривиальный вопрос растягивается во времени. Еще полчаса. Еще полчаса. И к шести как бы не так и рано вставать и идти пить кофе.
Все начинается к с кофе. «Дорогой, сделай мне чашечку кофе?» – Марина все еще спала, и говорила, повернувшись к стене. Он покорно встал и пошел делать кофе. О, он уже не лайнер, образ кафеля где-то далеко, все испражнения в нем. Образ ванны, опустошающей перед полетом, куда-то улетучился. Все, что осталось это кофе – ритуал, ставший необходимостью. От него можно отказаться, но заменить процесс никак нельзя. Нужно либо научиться спать дольше, либо что-то делать в это время. Но, чтобы никто не говорил – «дорогой, сделай мне чашечку кофе»!?
Ведь было же когда-то – с чего начать. С кофе, самому, и гармония сохранялась, и спокойствие в себе.
«Женщин нужно любить телом, детей – сердцем», – мысль, крутилась в его голове, была похожа на воронку воды в чашке, где заваривался кофе. Все глубже и глубже вода проникала в порошок растворимого кофе, все мягче и приторнее звала жена: «Котик, ты несешь кофе своей кошечке?». По утрам женщине нужно что-то – пусть даже кофе, но она тебе не нужна. Ночью она все равно будет твоей, никуда она не денется. То, о чем ты думаешь с волнением, она запросто отдаст. Может быть, немножко потянет время, но от этого то, что ты получишь, будет только желаннее.
Утром можно не рассчитываться с ней. Женщина это понимает, поэтому ее игра без подготовки слишком фальшива. Приди просто поцелуй ее –этого тоже может быть достаточно.
«Иду, котик!» – успел сказать он.
Улица в это время пригорода большого города просыпалась лаем собак. Они были там далеко где-то, без них никак нельзя. За чашкой кофе что-то должно напоминать о мире вокруг, даже когда на улице темно.