Промысел

Третий день Серафим маялся без дела. Вынужденный отдых ему устроила погода – снег валил и днем и ночью, заметая не только следы, но и проложенные путики. Серафим подкинул дров в печку, подвинул чайник на плите и уселся рядом, взяв шило и нитки. Пока есть время, следует подправить одежду, снаряжение, проверить припасы. Такие вынужденные выходные не радовали, хотя и давали возможность отдохнуть, отремонтировать одежду, подумать о будущем. Серафим машинально проделывал отверстия в подошве валенок, протягивал через них нитку, тем самым подшивая подошву дополнительным куском от старого валенка. В такие минуты он словно отключался от внешнего мира, лицо становилось спокойным и отрешенным, Серафим забывал про все неприятности, размышляя о своей жизни.
Вот ведь, странное существо – человек. В дикой природе ему не комфортно, хочется благ цивилизации, но получив их, человек стремится обратно – к природе. И вроде бы все хорошо, но душа не спокойна, душа мечется, огражденная бетонными стенами, окруженная асфальтированной паутиной улиц. Подчиняясь этому суетному состоянию души, сам человек начинает тоже суетиться, стараясь заработать больше, обеспечить себя еще большим количеством благ, но чувство, что жизнь проходит мимо не покидает его. Так и крутится он в железобетонном колесе городской суеты, как белка. Серафим вспомнил себя, усмехнулся. Да… Зарабатывал он много, но позволить себе вот так, два-три месяца заниматься любимым делом, не мог. Времени не хватало, даже отдыхать толком не получалось. Вроде поспит часов восемь, а проснется – словно и не спал, - уставший. Серафим отложил валенок, снял чайник и налил крепкого чая, заваренного с чагой и сушеным брусничным листом. Аромат от распаренных листьев мигом заполнил пространство небольшой таежной избушки. Сделав несколько крупных глотков, Серафим откинулся к стенке, улыбаясь и оглядывая свое жилище.
Небольшая печурка в углу, как их тут называют – «буржуйка». Тепло от нее пока дрова горят, нагревается быстро, отдавая все тепло в избушку, но и остывает она так же быстро. Хорошо, когда придешь через два-три дня в холодную избушку, затопишь буржуйку и через полчаса уже тепло. Правда в морозные ночи приходится вставать ночью и подкидывать дров. Над печкой натянута проволка – одежду сушить. Тут же возле печки сложены дрова – чтобы можно было сухими поленьями быстро растопить буржуйку. Возле окна крепкий стол, по обеим его сторонам, вдоль стен, нары из деревянных плах. Над нарами и столом – полки. Керосинка на столе тускло мерцает. Окно заделано пленкой, ее легче принести в тайгу, чем стекло. Несколько ящичков возле двери, для хранения всякой мелочи. Крупы, сахар, мука – висят под потолком в мешочках, чтобы мыши не погрызли. Основной запас продуктов – мясо, рыба, крупы – хранится в специальном лабазе возле избы, стоящем на высоких деревьях. Возле избы сделан навес, под которым сложены дрова, да и просто от дождя или снегопада укрыться, выходя из избушки. А еще была у Серафима возле этой избушки банька, которая топилась «по-черному». В банные дни Серафим не ходил на путик, а устраивал себе помывку, стирку и отдых. Вот и сейчас он подумывал сделать такой день, все равно погоды не было для охоты.
Серафим допил чай, встал и выглянул на улицу. Снегопад и не думал прекращаться. Небо заволокли низкие облака, словно цепляясь за макушки сосен. Снег шел не крупный, но сплошной пеленой, засыпая тайгу и ее обитателей, давая возможность начать им зиму с белого листа. В ноги ткнулся носом полуторагодовалый кобель по кличке Юган. Серафим потрепал его за холку.
- Знаю, знаю… Тебе тоже погода покоя не дает. Ничего, после снегопада набегаешься еще.
Юган завилял хвостом, лизнул руку и скрылся в своей конуре. Этого кобелька ему предложили в соседней деревне. Родители были охотничьими, но с кобелем никто не занимался. Тогда Серафим, не раздумывая, забрал его себе, решив, что гены и совместная охота сделают свое дело и из кобелька вырастет отличная охотничья лайка.
Серафим постоял под навесом, покурил, набрал дров и вернулся обратно в избушку. Он подкинул дров в печку, накинул телогрейку и пошел растоплять баньку.
***
Снег скрипел под лыжами. Серафим пробивал путик, заваленный недавним снегопадом. Подходя к первому капкану, Серафим еще издали заметил, что в капкан кто-то попался. Подойдя ближе, Серафим выругался – кедровка. Сняв птицу с капкана, Серафим по новому насторожил ловушку и пошел к следующему капкану. На свежем снегу ему не раз попадались следы соболя, белки, зайца. Это радовало. Юган носился по лесу, прочесывая окрестности. Он тоже засиделся за эти дни в конуре и теперь наверстывал упущенные дни. Еще два-три таких снегопада и с собакой не поохотиться.
Серафим подошел к очередной ловушке, на которой темнела добыча. Соболь! Серафим ликовал. Все-таки не в пустую прошли дни вынужденного отдыха. Видимо снегопад заставил-таки соболя выйти из укрытия в поисках пропитания. Сняв рюкзак, Серафим освободил соболя из капкана. Прибежал Юган, обнюхал добытого зверька и уставился на Серафима.
- Ищи! Ищи! – показывая в сторону, призвал Серафим.
Юган, словно ждал команды, кинулся на поиски в лес. Серафим закинул рюкзак за плечи и двинулся дальше.
Проверив еще несколько капканов, Серафим остановился на берегу реки. Полынья еще не замерзла, и Серафим решил сделать привал, попить чай. Нарубив веток и поставив котелок на костер, Серафим закурил. Югана не было видно, но звать его Серафим не стал, пусть бегает. Когда закипела вода в котелке, послышался лай. Юган кого-то облаивал. Пришлось оставить котелок возле костра, и идти на полайку.
Крупный кот сидел на сухарине и фыркал. Юган лаял внизу. По следам Серафим видел, что преследовал Юган котяру долго. Дав немного насладиться Югану азартом, серафим прицелился и выстрелил.
К костру возвращались вместе. Юган бежал впереди, виляя хвостом, а Серафим шел по своим следам, внутренне улыбаясь удачному дню – второй соболь лежал уже в рюкзаке.
Не дойдя метров сто до костра, Юган рванулся в сторону и скрылся в зарослях молодняка. Через несколько минут послышался его лай. Серафим повернул в сторону лая. Вот ведь, неутомимый пес, пробегает по лесу намного больше своего хозяина, но страсть к охоте, видимо, сильнее усталости.
Соболюшка, падая, повисла на ветках могучей лиственницы. Серафим потрепал Югана, скинул рюкзак и взял топор. «Вот и попил чаю», - думал Серафим, рубя дерево.
К костру вернулись, когда он уже потух, а вода в котелке покрылась тонким слоем льда. Серафим развел костер, поставил котелок и уселся на чурку. Уставший, но довольный, он смотрел, как пламя пожирает подбрасываемые веточки и щепки, отдавая свое тепло котелку, нагревая воду и пространство вокруг костра. Юган лежал чуть в стороне, облизывая свои лапы. Серафим заварил крепкого чаю, налил себе в кружку, достал пару сухарей из рюкзака. Один протянул Югану, вторым захрустел сам, запивая его горячим чаем.
- Ничего, придем в зимовье, там я тебе кашу сварю, - теребя за холку Югана, проговорил Серафим. – Ты сегодня молодчина!
***
Вечером, сидя в натопленной избушке, обрабатывая шкурки добытых соболей, Серафим вспоминал Полину. Самое тяжелое время на промысле – это одинокие вечера. За окном крепчает мороз, слышно, как ворочается Юган в своей конуре, укладываясь поудобней. Серафим, как и обещал, накормил его кашей, остатки поставил на чердак избушки, завтра вечером разогреет и еще раз покормит своего помощника и добытчика.
«Эх, Полина, Полина, как же сейчас хочется прижать тебя к себе и уснуть богатырским сном», - мечтательно пробормотал Серафим, устраиваясь на жестких нарах. Вот и еще один день промысла прошел. Что будет завтра? Как сложится день? Об этом ни одному охотнику не известно наперед.