Я шагаю по Москве

                «Метель лепила на стекле
                Кружки и стрелы.
                Свеча горела на столе,
                Свеча горела… »  (Б.Пастернак)


                В годы учёбы я активно занимался спортом. Мини и большой футбол, лыжи, кроссы, регулярное посещение катка  (зима в Москве – что надо!). Плавание, лёгкая атлетика.
                Был случай на первом курсе, меня и ещё нескольких коллег «пригласили» участвовать в первенстве  завода им. Лихачёва по плаванию. Мы были просто «подставами», всех своих кондиций не раскрывали, выполнили «задачу» и, были хорошо вознаграждены.
                У меня неплохо получались бег на лыжах  и, как бывшему перворазряднику по водному поло, метание  копья. По многим видам спорта я защищал честь не только курса, но и родного факультета на общешкольных спартакиадах. Бегал 1500 метров, метал копьё, стоял в воротах гандбольной команды, и, разумеется,  всегда плавал лично и во всех  эстафетах.
             Конечно, были поощрения за спортивные успехи. Спорт не мешал учёбе, скорее помогал. В те годы частыми гостями в Высшей школе были хоккеисты-чемпионы мира из клуба «Динамо» во главе с тренером сборной СССР Аркадием Ивановичем Чернышёвым. Его сын был слушателем нашего факультета  двумя  курсами  старше нас.  Любители погонять шайбу (я в их числе) имели такую возможность на «динамовской» базе, на ст. метро «Водный стадион». Нам предоставляли всю хоккейную амуницию, кроме коньков, клюшек и шапочек. Щитки, робы, шлемы, рукавицы, шайбы  и классно залитая  площадка были к нашим услугам дважды в неделю. С такими  корифеями хоккея, как Александр Мальцев, Виталий Давыдов, Владимир Юрзинов, Валерий Васильев мы имели счастье  общаться в те времена.

          Мы легко могли себе позволить посещать футбольные матчи первенства СССР, причём самого высокого уровня соперничества. Я, естественно, был фанатом  киевского «Динамо», а мой друг Дима Хорьков, родом из Донецка, страстно болел за «Спартак». Такие разногласия не мешали нам мирно  вдвоём наблюдать за противостоянием своих любимцев. Цены на футбол были умеренными, но мы, при не очень большой загрузке стадиона, покупали дешёвые входные билеты, так называемые, воинские. Сэкономленные деньги тратились на пиво. Однажды, в Лужниках, при входе мы предъявили свои удостоверения с фото в курсантской форме. Мы проходили через соседние турникеты. Меня пропустили по воинскому билету без проблем, а Диму тормознула контролёрша и позвала  милиционера. Тот посмотрел совсем не популярное удостоверение и так,  с пониманием улыбнувшись, сказал:  «Харьковское училище?» На что Дима, забрав ксиву, пояснил: «Хорьков – моя фамилия», и проследовал на матч.

           В тёплые выходные дни мы более широкой компанией ездили купаться  и играть в футбол в Серебряный Бор на Москве-реке. Игра шла на интерес, а чаще, на пиво. У нас была хорошо сыгранная команда, проигрывали мы редко. Иногда, удавалось съездить в поход на Истру, порыбачить, выкупаться и позагорать.

           После первого курса мы жили в общежитии, и времени вполне хватало на некоторые развлечения, среди которых предпочтительнее всего были посещения бильярдного зала в ЦПКиО (Центральный Парк Культуры и Отдыха).
          Вообще,   мы очень любили парк. Зимой там заливался каток по всем аллеям, можно было    от души носиться на коньках.
       Иногда, благодаря увлечению отца Виталика Таланова игрой в городки, мы пробовали себя и в этой старинной русской забаве. Виталик тихонько выносил из отчего дома заветный инвентарь, и мы шли бросать палки.

         В общежитии я научился играть в преферанс. Отдавали предпочтение «ростовской» версии, довольно жестокой в плане масштабов проигрыша. Зато быстро научились думать перед ходом. Я заметил одну интересную закономерность. Когда инициатором игры был я, и при этом были определённые финансовые мотивации, а противники были отнюдь не волки, карта не шла, удача пряталась, еле удавалось унести ноги и закончить либо в «нулях», либо в небольших «плюсах». А вот когда меня приглашали, и при этом ещё и уговаривали сесть за стол на коротенькую «ростовскую пулю», да ещё у меня и желания особого не было, вот тогда, держись, и выигрыш и кайф от игры были обеспечены. Но всё это должно было сложиться естественно, а не подстроено искусственно.

         Наше материальное обеспечение в те годы составляло около 100 рублей в месяц, что эквивалентно 2000 гривен в 2011 году. Естественно, на все наши развлечения денег хватало не всегда. Немного присылали родители. Финансовое положение нам удавалось стабилизировать при помощи коротких трудовых рейдов, которые мы совершали в свободное от занятий время на московские хладокомбинаты. Работа там иногда  была   очень доходной, как правило, в ночное время, или в выходные дни.
                Мы рассылали гонцов на перспективные «объекты», гонцы выясняли текущую конъюнктуру, и мы мчались туда, где она оказывалась наиболее благоприятной. В результате мы продавали свой физический труд по самой высокой на тот момент цене.
             Иногда удавалось за ночь заработать до 50-60 рублей, но после такой ночи можно было проспать сутки. Нас уже на хладокомбинатах хорошо знали, иногда  вызванивали нашу бригаду при неожиданных  авралах. Работа была простая, но тяжёлая: разгрузка, транспортировка и складирование замороженных свиных и говяжих  полутуш, или целых  бараньих. В процессе работы эти туши и полутуши иногда падали, от них отделялись фрагменты, которые нам тоже иногда разрешали брать собой. Но вынести это глубоко замороженное мясо через проходную мы должны были самостоятельно. Это было нетрудно в холодную пору года, когда продукт прятался под верхней одеждой, крепко привязанный к ремню брюк. Иногда нам разрешали взять по лотку яиц. Опять же, выноси, как хочешь.
               Один наш слушатель, ленинградец, приспособился ходить на ночные смены в шинели. Однажды ноша оказалась слишком габаритной и  мешала нормально идти. Надо было  преодолеть проходную, а затем уже на улице переложить груз в сумку. Походка у Володи была в то утро ужасная. Ноги описывали короткие дуги, ведь между ног висела баранья нога и лоток яиц(30 штук) в пакете. Полусонная молодая вахтерша на проходной посмотрела на Володю участливо и спросила: «Что там у тебя, парень?»  Володя был  веснушчатым, с очень белой кожей, одним словом, альбиносом. Он мгновенно  залился малиновым цветом, но всё-таки нашёл силы ответить: «Яйца…»  Теперь уже смутилась дежурная. Она тоже покраснела, махнула рукой: «Да иди ты…» Он и прошёл спокойно  через турникет. Иногда ох как полезно говорить правду. Не правда ли?

             Слушатели, годом старше нашего курса, проживавшие в соседней комнате общежития, стали инициаторами создания творческого сценического коллектива, носящего загадочное название МТМ, что расшифровывалось как Молодёжный Театр Миниатюр. Я тоже выразил желание проявить себя в капустном лицедействе. У меня был небольшой опыт ещё со средней школы: я с блеском сыграл роль одного из сотоварищей Мишки Квакина в гениальном произведении А.Гайдара «Тимур и его команда».
                Помните, когда хулиганы спорили о значении слова «ультиматум», мой герой сформулировал это понятие фразой: «Бить будут!». Это была единственная реплика в той памятной роли.
             Наскоро проведенный кастинг показал, что я могу рассчитывать лишь  на выход по замене, то есть на участие в резервном составе. Я и этому был рад, театр был уже очень популярен, выступлений МТМ на школьных вечерах ждали и принимали «на ура».
           Были проблемы с костюмами. Я предложил свои услуги, потому, что немного, как я сам тогда считал, умел шить (строчить) на швейной машинке. Вообще то, я просто разбирался в устройстве и в настройке этой незамысловатой техники. Когда режиссёр, Гриша Белов, увидел, что я ловко настроил старенький «Зингер», пылившийся в каптёрке общежития, и очень убедительно смотрелся  за аппаратом, он «поверил». Так я стал костюмером МТМ.
          В изделиях моего производства можно было выйти только на сцену. В нашем самобытном театре главными были мысли и тексты, безупречная постановка и вдохновенная игра, а костюмы лишь подчеркивали, оттеняли время и место действия. Например, костюмы бардов состояли из разноцветных жилеток из самого дешёвого материала, выполненных из бязи пышных жабо  и, главное,  шикарных огромных бантов в тон жилетам. Брюки на артистах были свои, те, в которых  их застал выход на сцену. Я очень гордился творением  «прикидов» по цене  солдатского нижнего белья.
           Из-под моей талантливой иглы вышло немало «шедевров», главным из которых были костюмы Бабы Яги и Змея Горыныча. Последнее творение было от начала и до конца сконструировано и выполнено мной. У каждой головы был свой не только стиль, но и покрой. Естественно, я старался, но сделать одеяние строгим задачи не стояло. Смотрелось же из зала всё превосходно.
           Я был объят идеей импрессионизма, каковой был объят и театр,  и его творчество. Главное, что зритель  был молод, непритязателен и благодарен, он мог простить всё, кроме бездарности исполнения, которую мы сами себе не простили бы никогда.

         Однажды, возвращаясь поздно вечером в общежитие, я увидел с улицы блики свечи в комнате соседей-ленинградцев. Подумал, что отключили свет. Когда же я вошёл в коридор общаги и увидел, что с освещением всё в порядке, любопытство заставило меня заглянуть на «огонёк».
              Действительно, на столе в блюдце стояла горящая свечка, а Гриша Белов читал  «Зимнюю ночь» запретного тогда Пастернака. Это было незабываемое впечатление, и от того, как он читал, и, как его слушали. Все преобразились, стали гордыми, красивыми, смелыми, глаза в полумраке горели. Как будто мы узнали какую-то страшную правду, поднялись высоко и увидели то, что раньше нам не открывалось.
          Потом удалось прочитать несколько непечатных «самиздатов», с удивлением заметив, что там многое, может быть даже всё, правильно.   Гришу никто не «застучал», а в те времена это было, ох как, возможно и, ох  как, опасно. 

         Однажды Григорий возвращался  поздно и был избит местными хулиганами. Он был невысок, и,  вряд ли мог дать отпор нескольким подонкам. Его обидчиков пошли искать всем общежитием. Нашли, проучили. Того, кто затеял избиение, поставили перед Гришей на колени, предложив посчитаться с зачинщиком, но Гриша проявил великодушие.
         Огромное спасибо Грише, коренному ленинградцу, фанатично любившему свой город-музей, за привитую любовь к литературе, к искусству, ко всему  прекрасному, что не  оставляло равнодушным.
          Я часто стал посещать поэтические чтения в «Политехническом музее», особенно когда выступал Сергей Юрский. Сумасшедшая энергетика молодого тогда Юрского просто завораживала. Стихи Блока и Маяковского звучали как гимны словесности, хотелось самому читать также красиво, отчётливо и изящно.
            Посещали мы и московские театры, особенно «Таганку». Билеты было купить трудно, но не из-за их цены, а по причине огромной популярности театра. Стояли и караулили свою очередь за билетами ночами.

           Почти все свои московские годы я был активным членом «Клуба любителей мультипликации»,  детищем известного мастера анимации  Фёдора Савельевича  Хитрука. Там я увидел множество потрясающих лент мультипликаторов всего мира, познакомился с советскими художниками и режиссёрами этого жанра. Частенько свои добрые стихи читал Эдуард Успенский. Мы первые услышали «Гимн пиратов».

            Чего греха таить, мы в те времена излишней святостью не отличались, бывало, что выпивали немного, а, бывало, и помногу.
            «Дотянул» как то до общаги один из слушателей, почти сражённый спиртным, но не утративший равновесие и сохранивший способность ориентироваться в пространстве. Прежде, чем рухнуть на кровать, он, как истинный гонец при Марафоне, успел сказать, что в кафе «Метелица» на Калининском проспекте задержаны двое наших коллег.
                Этот мужественный человек ещё успел точно назвать номер отделения милиции, куда заточили  собратьев. Не медля и не раздумывая, несколько трезвых делегатов выдвинулись выручать попавших в беду.
        Такие случаи, увы, бывали. Иногда были «залёты» с последствиями. Руководство было, скорее, лояльно к неопытным молодым людям, но порой бывало и беспощадно, особенно, к тем, кто ещё и плохо  успевал в учёбе, или был склонен к рецидивам.

            Начальник  факультета, профессор Иван Яковлевич Верченко, член-корреспондент Академии Наук СССР, доктор ФМ наук, иногда учил нас уму-разуму приблизительно таким образом.  «Вот вы, молодые люди, будущие математики, собираетесь в гости. Там вам предстоит, наверное, выпивать. Будет много тостов, за которые нельзя не выпить. Я научу вас делать это по-научному. Первый раз вы выпьете полную рюмку, за второй тост – половину рюмки, за третий – четверть.  Вот так, уменьшая с каждым тостом количество выпитого в  два раза, вы можете пить за бесконечное количество тостов. Общее же количество выпитого спиртного  не превысит двух рюмок».
            Иван Яковлевич не любил лентяев и «залетчиков». Он про них говорил: «Мало того, что слушатель  плохо успевает в учёбе, так он ещё и пить не умеет».
              Если бы  мы следовали советам мэтра, глядишь, и  число выпускников  Школы было бы больше…

            В начале лета 1972 года, в период подготовки к государственному экзамену по математике, мы пошли расслабиться в ЦПКиО. Поиграли на бильярде, попили пивка, решили что-нибудь перекусить. Товарищ кавказской наружности продавал горячие сосиски, так называемые, «шпикачки», по явно завышенной цене. То ли от пива, то ли от голода, но во мне обострилось чувство справедливости.
             Каюсь, но против всех правил, я показал кавказцу удостоверение, объяснил, что мне с товарищами поручено проверять торговые точки на территории парка, и, в случаях недоразумений, вызывать компетентные органы на место преступления. В удостоверении очень бросалась  в глаза конструкция «КГБ СССР», которая действовала убедительно.
             Продавец еды сослался на волю своего руководства, которое обязало его торговать по неприемлемой для нас цене. Я чувствовал себя давно не кормленым псом, поэтому был настойчив, и решительно двинулся в сторону дирекции ресторана-поплавка для выяснения истины. Ребята отговаривали меня, мол, времена Ильфа и Петрова давно прошли. Но запах сосисок сделал меня непреклонным.
            Грузин догнал меня у двери ресторана. Он сказал, что сейчас всё уладит в лучшем виде. Он не соврал.
           В ближайшем ларьке, закрытом по случаю нашего визита на «санитарный час», на пустом бочонке из-под пива было и что  выпить, и чем закусить. Мы, обнаглев, попросили ещё и пива: гулять, так гулять. А  вожделенные сосиски лежали горой.
           Вот так мы отметили последнее посещение любимого парка в ранге слушателей, чувствуя себя  законнорожденными сыновьями  легендарного «турецко-подданного».
          Это было первое и последнее коррупционное деяние в моей жизни. Да какая это коррупция, так, «комбинаторика» (не путать с одноимённым разделом математики).
          Но, как   нам    было вкусно…