Шаг за шагом. Ч13

      Долго ещё после парт собрания сидели члены комитета. Взоры были устремлены на Красюка, от которого ожидали последнего слова. Ему поручили придумать этакое для агитационной работы перед выборами.
      - Ждём! Подумай! – сказал Барабаш – Что-нибудь такое запали, чтобы и старое вспомнить, и настоящее показать. Такое хватающее за душу и за совесть.
      Актив ждал ответа.
      Красюк сидел, облокотившись на письменный стол, ничего не отвечал. Потом поднял голову, обвёл всех взглядом.
      - Ладно. Два дня сроку. Словил вашу мысль товарищ Барабаш. С неё и начну.
      - Вот спасибо, - ответил гминный секретарь.
      - Да благодарить меня рановато. Пока ничего нет и благодарить нет за что. Это наша обязанность.
      - Я знаю, что ты слов на ветер не бросаешь, - повеселев, сказал Барабаш – И уже придумал что-то, сидя за письменным столом.
      - Ничего пока не отвечу, но по видимому мне сегодня придётся плохо спать, а может и вовсе не спать, - сказал Красюк, вынимая записную книжку и записывая крупными буквами: «Мы и Они».
      Красюк убрал книжечку и стал прощаться.
      - Ты это куда?
      - Домой, - ответил Красюк – Я ещё и дома не был. Сразу на собрание явился.
      - Тогда валяй, - ответил Барабаш – Мы тут ещё немного потолкуем.
      Красюк ушёл.
      - Видели? – спросил Барабаш – Записал в книжечку название и быстро удалился. А вы думаете отдыхать ляжет? Не будь я Барабаш, завтра утром я спать ещё буду, а он у меня будет и не пустой.
      - Скоро сказка говорится, да не скоро дело творится, отрезал Скорский – Это не так просто. Хорошо, если через недельки две что-то выдумает и напишет.
      - Я поддерживаю товарища Барабаша, - сказал Гутовский – Только эта затея не даст нам отдыха ни день, ни ночь. Придётся здорово поработать.
      - На такое дело трудов не жалко, - сказал Струский – Послужить партии, народу – долг и честь каждого члена партии, каждого коммуниста.
      Барабаш засмеялся и показал свои почерневшие зубы.
      - Я вам не рассказывал, какое дело не дело, а случай был в прошлое воскресенье с Красюком? Наш Куровский комендант называет Красюка коммунистом, а сам-то член партии. Вот он с женой и с сестрой жены шёл в костёл и на переезде позвал Красюка молиться. Вот смеху. А вот вам и другой пример. В нашем сельсовете члены партии и кандидаты говорят, что они не коммунисты, а только члены партии. Здорово, да?
      Все усмехнулись.
      - Если бы всем сказать, что наша партия ППР основана на марксизме и я вляется коммунистической, то и десяти процентов членов бы не осталось, - продолжал секретарь – Даже комендант наш. И тот не считает себя коммунистом.
      - Со временем постепенно дойдут лучшие и выйдут из них хорошие патриоты и коммунисты, - сказал Струский - Я и сам  ещё недавно был такого мнения. Всё это бралось с капиталистического воспитания, где все трубили в уши, что о большевиках, как каких-то зверях. В школе учитель говорил бредни, помещики в хозяйствах, в костёле ксёндз. А столкнулся с ними и прозрел! Народ, как народ, на нас похож, но далеко нам до них. Пролитая кровь этими самими большевиками, которыми нас пугали, открыла нам глаза, а слово большевик и коммунист стало драгоценным. Они защитники нашей свободы в городах, деревнях по всей земле, свидетельство любви не только к нам, но и ко всем народам угнетённым капиталистами. Коммунистические страны помогают и экономически, и силой. Свою кровь отдали они за человечество. Жаль, что многие этого не понимают.
      В голосе Струского на последних словах прозвучала скорбь. Воцарилось молчание. Слышно было, как идут настенные часы в соседней комнате, махая маятником, отстукивая тик-так, но потом что-то звякнуло и зазвенчало. Послышались удары боевого молоточка, похожий на костельный звон. Часы пробили девять часов. За окном прогромыхала телега и опять всё стихло.
      Прервал тишину член гминного комитета Бартчак.
      - Думать здесь нечего. Пусть думает за нас район, область, Варшава. А мы будем здесь действовать.
      - Непадумавши, и действовать не будешь, - ответил Струский.
      - Это верно, - добавил Скорский – прежде чем что-то начать, надо всесторонне всё обдумать, откуда начать и что с этого выйдет. Самое небольшое дело имеет разные разности в творении. А наше дело не простое. Мы – один из винтиков государственной машины. Думать надо, чтобы наша машина не скрипела, не буксовала, а спокойно работала, как эти часы, что пробили девять часов.
      - Часы могут остановиться, но их легко направить, - усмехаясь, сказал Гутовский.
      - И наш государственный аппарат тоже направляется, - сказал Скорский – Выборы в сейм это направление направо. Да ещё какое направление. Мы теперь при выборах выберем таких людей, котрые достойно и с честью оправдают себя. Надо помнить, что мы пользуемся ещё старыми довоенными законами, которые камнем мешают нам, а жизнь идёт вперёд. Ты вот ещё Гутовский сер, а мы с Барабашем уже старые волки.
      - Правда, правда, - подхватил Барабаш, показывая недостающие зубы во рту – Да! Тогда были другие времена. Дела делались в подполье. Зубы и истёрлись и в партийной работе повыпадали. Тогда мы были моложе, упорнее, бойчее, настоятельнее, упорней, чем теперь. Это у нас и оттого, что мы частично у власти. Тут придётся подтянуться. Смотрю, мы начинаем кое-где уступать, а это нам не вырабатывает характера и губит дело. Вот вам свежий пример с меня. Я у секретаря ППС вчера я не стал спорить по списку. Согласился со всем, а мог бы внести коррективы. Или вот ещё пример. Утром девушка приходила, которую уволили с работы. Звать её Владка. Бурмистр её уволил без моего ведома. Начали разбираться, а я послушал Матушевского и уступил. Я говорю вам тоже и у себя смотрите на такие дела, что в разных комиссиях. Бывает и правда на вашей стороне, но уступаете. Такие факты были. Вот так, что придётся подтянуться, а то провалим  выборную компанию. Твёрдость! Неуступчивость! Проводить только ту линию, которая намечена нашей партией. Но тут надо умело, без всяких выкидок, как секретарь Добегневской организации товарищ Добужинский.
      Старый Бартчак слушая разговор, сидел, склоняя голову. Мрачные мысли бродили в его поседевшей голове. Перемен в жизни было много. И проблемы в панской Польше, безработица, борьба за хлеб, неустрашимая подпольная работа. Что теперь? Почему теперь к работе стали относиться халатнее? В его голове просветлело, когда он вспомнил историю большевиков. Диктатура пролетариата должна удержать и закрепить революцию до победного конца. Сейчас же ото всюду дуло самоуверенностью. Борьба ещё не окончена. Власть есть, но на отдых пока рано. Враг не дремлет и ждёт ослабления хватки.
      - Все вы говорите правильно, но мне кажется, что виной всему мы сами, - произнёс Бартчак – У нас в жизнь вошло, что власть наша, то делать нечего. Нет того упорства. Мы уверены, что нам никто не помешает строить социализм. А выходит – дудки. Там тормозят, там саботируют, там сунут старые капиталистические законы. Это не что иное, как борьба с нами, чтобы вернуться к старым предвоенным порядкам. А мы что? Смотрим, уступаем, ожидаем, что Варшава всё сделает сама. Спокойно почиваем на лаврах, позволяя творить всякие пакости, оставшимся в наших аппаратах старым буржуазным заправилам. Нужно больше бдительности и настойчивости. Вот что нужно.
      - Правильно сказал, - откликнулся Гутовский – Уж больно мы спокойны. Вроде у нас всё на своих местах.
      Поздно ночью расходились активисты по домам, а секретарь Барабаш долго ещё не мог уснуть. Несколько раз он вставал, обдумывая сказанное в этот вечер товарищами. Вспоминал свою работу после войны. Взвесил свои ошибки. Рано утром лёг спать, дав себе слово, что с этого дня дела пойдут иначе.

Продолжение следует...