Конгресс демонологов. История 10. Великий перелом

Конгресс демонологов. История 10. Великий перелом

Рука болела невыносимо, и, чтобы отвлечься от боли, Георгий представил сюжет в виде фоторомана, как он мог бы выйти во французском журнале для домохозяек.

Первая картинка
Шикарная блондинка в мехах и брильянтах сидит рядом со своим молодым, импозантным и богатым мужем в первом ряду на модном показе. Ритмично вспыхивает свет, отражается от загорелой полированной лысины Георгия и в бриллиантах жены, часть (только часть!) которых взята напрокат, и нет в этом ничего такого, все так, посмотри вокруг... и все светятся, сверкают и мерцают в таинственном полумраке, прорезаемом вспышками света температурой 4800 по Кельвину.

А на подиуме нездешней походкой ходят нездешние девушки и нездешние юноши, замирают на языке, выжидают паузу, вслушиваясь в очереди фотоаппаратов, в их сухие щелчки и, срывая аплодисменты, уходят, играя оборками и драпировками, разрезами, кружевами, поясами, шляпами..

Третья картинка
Светлана тихонько зевает в открытую ладонь и шевелит локтем. Он приближается к ее уху — она выше, особенно на каблуках, а она на каблуках, естественно, ведь это будет показ, и я не могу выглядеть как с Черкизона, и не буду, а потом еще будет легкий ужин, и она хочет быть красивой, и плевать, что у нее остеопороз, на один какой-то вечер. Ну, может же она позволить себе в кои-то веки... Да ведь и не на метро же они поедут, в конце-то-концов, а он, — ведь он ее удержит. Удержишь, Гоша?

Удержу, конечно, удержу... Хотя врач не советовал.

В нем сильно было чувство вины — за свою семью, признавшую за его первой женой право существования в его жизни только через семь лет после того, как он хлопнул дверью.

— Я все равно буду с ней! Не беспокойтесь, проживем! — и тогда его мать сказала «Ну, бешеный.... А эта... профурсетка крашеная наверняка его приворожила, поганка, она и есть поганка безродная, а он, Гоша, как теленок глупенький, сиську покажешь и побежит. Вот он за ней и побежал. Да знаешь ли ты, сколько у тебя таких, как она, будет?

И мать была права. Было и немало.

И Георгий представил себе картинку Светы Второй и незнакомца, чье лиуо смотрело на него уже с пятой или шестой картинки, лицо того, к кому бросилась его жена, едва выйдя из зала — перестроенного цеха завода, на котором, если бы не perestroyka, вполне могла бы работать, ибо не блистала ничем абсолютнр, лицо того человека, к которому бросилась, едва выйдя, и сказав своему мужу, что ей срочно нужно в туалет.

В туалет она все-таки сходила, кто знает, сколько простоишь в пробке? А потом вышла, оправив платье, под которым были только шелковые чулки и лиф, — она была уверена, что под вечерние туалеты не надевают нижнего белья, и ее лысый спутник открыл дверь, и она выгоа, сверкая улыбкой и бриллиантами, и вспышки прорезали вечерний сумрак, и он сжал кулак, и боль унесла его в бархатную страну безмолвия.

Струя холодной воды пролилась на Георгия, на его голую безволосую грудь, шею, он вскочил, запахивая халат, и схватился больной рукой за ножку подзеркального столика. Столик покачнулся, перевернулся, и газеты, запечатлевшие его позор, рассыпались по полу.

Полина бросилась собирать разноцветные листы.

— Полина, брось. Где мой лед?
— Вот он, Гргий Виктрыч, держите.

Морщась, он принял махровый комок из рук Полины и приложил к пострадавшей руке.

— Оставь, Полина, не подбирай. Сделай кофе. Откуда эта гадость? — Георгий бурчал, стараясь завязать халат и не побеспокоить руку. — Полина, ну дай же тряпку какую-нибудь, руку подвязать, ну болит же невыносимо.

Полина подавала шарф, ошпаривала чашку кипятком, он, брюзжа и ворча, шел на кухню, то есть, в столовую, пить кофе, и все могло бы быть отлично, если б не обстоятельства... Эх-эх...

Георгий сел во главе стола, Полина проворно поставила перед ним чашку и на свет явилось белое полотенце с вышитым петухом.

— Вот, шириночкой подвяжите, и ладно будет, дайте помогу,вот сейчас будет хорошо и ладно, врача вызовем. — Полина ворковала над ним, ей нравилось объяснять свои действия, а ему нравилрсь ощущать рафинированную тоску эстета, — по чему-то простому и народному, по почве, из которой вырос его отец, в которую он всю жизнь врастал, и в которую призывал врастать сына.

Вот он и врастал, и был совершенно уверен, что уж его-то отец, бонвиван, бабник и жуир, поймет и примет Светлану Первую. Но Георгий просчитался —отец разделял позицию матери, привык глядеть барином и корчить из себя князя Андрея. Это было смешно и бесполезно, но производило впечатление на интеллигенцию, которой почти не осталось, но которая, перед свой окончательной смертью, успела распорядиться богатствами огромной страны. По своему оьыкновению, бестолково.

Но тогда манеры его отца действительно производили впечатление. За неимением лучших образцов, как он понимал сейчас. А еще он понимал, что пошел в него, и что Светлана Вторая была бы понятнее его отцу.

Итак, Светлана процокала каблуками к выходу параллельно манекенщице, только та сверкнула ягодицами и крутанулась «на языке», а Светлана пошла дальше, на встречу со своим...

Да, тут нужно потянуть и подзадержать, замедлить взметнушееся кружево юбок, розовую кожу, прозрачные сизые ткани и застывшую фигуру его,жены в черном платье, выглядевшей едва ли не монашкой рядом с этим праздником плоти.

Он и сам был ходок, и тогда решил, что не прочь, и навел справки о девочке, да что там, уже через полчаса она отрабатывала вторую смену, стоя, в подиумном наряде, на коленях перед унитазом, а потом он лизал, целовал и покусывал пленивший его розовый задик. Жаль, девочка оказалась неинтересной, — неопытной и закомплексованной, но девчонка была симпатичной, и, похоже рассматривала это приключение как шаг, приближавший ее к сказке, где немолодые принцы скакали да сокровищами, а их верные — до поры до времени — принцессы, толклись, сжимая сумочки, на выставках современного искусства или модных показах. Он вызвал ей такси, взял телефончик и она ушла, цокая каблуками, и сжимая сумочку, в которой, рядом с трогательным зайчиком, лежал ее гонорар, равный ее месячному заработку. Его убеждали, что девочка была чистой.

А потом Гоша позвонил жене, и она не взяла трубку, и он подумал, что она уже лежит в зашторенной комнате и мажет виски ментоловым карандашом. А потом он вернется домой, не обнаружит никого и снова наберет ее номер, и голос этой тупой овцы Аси скажет, что Светлана влипла в крупные неприятности.

Кофе был выпит, чашка разбита, минеральная вода подана, и Гоша взял себя в руки,чтобы отдать необходимые распоряжения. Он вытряхнул сигарету из пачки, провел ею под носом, раздувая ноздри и вдыхая запах табака, засунул сигарету в рот и прикурил. Со вкусом затянувшись, Георгий растопырил пальцы, выпрямил спину и отдал распоряжения намеренно равнодушным тоном.

— Полина, сейчас я поговорю со Светланой Александровной. Прошу вас собрать чемодан.
— Костюм вчерашний? — невпопад встряла Полина.
— Да, — он не смог сдержать гримасу. — Душу мою бессмертную не пустил, да, — пробормотал Гоша и продолжил уже Георгием, — да, вчерашний. И отправь чемодан Саше. Я поеду от него. И, как уеду, прошу вас открыть дверь гостиной и помочь Светлане Александровне пережить пережитое.

— Пережить пережитое. — Полина выдохнула. — Чемодан я отправлю и Светлану Александровну отопру, а там уж уволюсь от вас, Георгий Викторович. Не поминайте лихом.

— Полина, и ты с ума сошла? Сговорились вы что ли? Куда я без тебя? Да и ты... Кризис ведь! Время ли работу менять? Окстись, весь дом на тебе держится! Светка тебя обидела или Ася? Полин? Ну хочешь, зарплату подниму?

— И не просите, Георгий Викторович. Авария-то ваша... Дочь моя операцию ждала, теперь уж все, не получится. Времени не осталось, на родину с ней уедем, там и отмучается. Хоть с родной матерью до конца побудет.
— Какая операция?
— Опухоль у нее в мозге, назначено уж было. И все теперь.
— В другой больнице, другой врач, Полина, сам прослежу, оплачу!
— Поздно уже, Георгий Викторович. Ее пока наново обследуют, пока что... Поздно. Не судьба видать, моей Наденьке пожить.

Полина прослезилась и отвернулась.

— Чемодан я соберу и Светлану Александровну выпущу. А остаться — нет, и не просите.

— Полина!!! — Георгий забасил грозно, но прием, который еще вчера работал эффективно, сегодня был уже жалок. И жалок был Георгий, и басивший уже по привычке, и брови сдвигавший по необходимости.