Рецензия на фильм Ной

«Ной»: слишком человеческое плавание
о новой ленте Даррена Аронофски

Растиражированный в новом тысячелетии Конец света – лакомый кусок для любого Художника: нужно же как-то среди обильных плодов цивилизации и культуры расчистить место для собственного высказывания. Чтобы вначале было твое слово. Кинорежиссеры, кажется, предложили больше всего занимательных вариантов апокалиптического и постапокалиптического будущего (средства позволяют).
«Ной» Даррена Аронофски, вышедший на российские экраны 27 марта, разворачивает тему на 180 градусов: от будущего к прошлому – самому отдаленному, сакральному. Без тени колебаний, как кажется, режиссер размашисто-масштабного «Фонтана» и психически неуравновешенного «Черного лебедя» берет в качестве сценария Ветхий завет, пересказывая на свой лад библейскую притчу о Всемирном потопе.
Это делается так… В сухой бесплодной пустыне, которой обернулась Земля стараниями греховной цивилизации потомков Каина, скрываясь среди камня и мха от разлагающегося и враждебного мира людей, пытается выжить потомок Сифа, праведник Ной (Рассел Кроу) со своей женой (Дженнифер Коннелли) и сыновьями – Симом, Хамом и Иофетом. Однажды является Ною знамение в виде выросшего на ровном месте цветка, а затем видит он вещие сны о грехах человеческих и о грядущем великом потопе. Бог говорит с ним… Но, кажется, без словаря понятно не все.
Вместе с женой и детьми Ной, следуя намеку из сна, отправляется за советом к своему деду Мафусаилу (Энтони Хопкинс), живущему на вершине горы. Добраться без злоключений, конечно, не получается – иначе зритель заскучает…
Здесь – точка невозврата: христианская притча кончается (начиналась ли?). Вместо нее развертывается на экране историческая драма с элементами фэнтези. Низводя повествование до событийно-исторического уровня, Аронофски тактично проплывает мимо всего метафорического в Книге книг и начинает выстраивать добротный, функциональный драматический сюжет. Потоп, ковчег, черный ворон и белый голубь – символы остаются, но оборачиваются пустоцветом на ветке сюжета.
Совершенствованием сюжетной схемы режиссер занят с тем же рвением, с каким Ной занят ковчегом, – он использует максимум сил и средств, чтобы «просмолить борта». В фильме есть все, что потребно. Во-первых, злодей: воинственный и жестокий Царь людей (Рей Уинстон). Во-вторых, битва, в которой Ной, защищая Ковчег от грешников, ловко расправляется с ними – и не каким-нибудь богоугодным волшебством, а с помощью старой доброй стали, орудуя ей не хуже потомков Каина. В-третьих, любовь: Сим (Дуглас Бут) плюс спасенная в дороге сиротка Ила (Эмма Уотсон), Хам (Логан Лерман) плюс не спасенная в последний момент Ноем дочь грешников. В придачу – конфликт отец-сын (в двух экземплярах).
Сделав ветхозаветных персонажей уж слишком людьми, режиссер идет до конца, ссудив троих из них способностью к рефлексии, от сотворения для них не характерной. Сам Ной в течение всего плавания балансирует на тонкой грани между праведником и фанатиком, с маниакальной подозрительностью находя грехи в каждом из сыновей и готовясь убить собственных внучек, чтобы только прервать греховный человеческий род. Хам переживает глубокий внутренний конфликт между доверием к отцу и естественным желанием продолжения рода (ну, и всего, что с этим сопряжено). Ила страдает от того, что не может родить Симу детей. Родив же от него сестер-двойняшек, благодаря «эльфийской» магии дедушки Мафусаила (единственного носителя ореола титанического величия и, одновременно, чувства юмора), она в ужасе за их судьбу, которая в руках у одержимого очищением планеты Ноя. Ведь только дочери Илы (вопреки тексту оригинала) могут помочь младшим братьям Сима продолжить род…
Настрадавшись, пожалуй, больше всех остальных, героиня Эммы Уотсон, утешая Ноя, неожиданно изрекает самую глубокую в фильме истину – и сразу наступает хэппи-энд. Человеческому роду быть.
В целом фильм добрый и человечный, вот только метафизические вопросы в нем обсуждаются языком «телефона доверия».