На реке Бурея

                НА РЕКЕ  БУРЕЯ
                Дневник  путешествия  на  резиновой  лодке
                – Подсудимый,  род  занятий?
                – Бродяжничество, Ваша  Честь.
                О. Генри
      
        Разбирая  накопившиеся  за  жизнь  бумаги,  я  обратил  внимание  на  дневник  моего  одиночного  путешествия  по  реке  Бурея.  Взялся  читать его,  и нахлынули  на  меня  воспоминания.  В  то  время  дух  молодости  и  авантюризма  влекли  в  неисследованные  мною  места.   Отпуск  дали  только  в  сентябре,  а  знакомый  приятель  посоветовал  сплавиться  по  реке  Бурея,  достаточно  бурной,  чтобы  не  расслабляться.  Для  ориентации  он  дал  скопировать  мелкомасштабную  карту.  Небольшой  опыт  одиночного  плавания  по  горной  реке  Хор  у  меня  уже  был,  и  я  решился  на  новый  маршрут.
        Уложил  в  рюкзак  и мешок  двухместную  резиновую   лодку  со  складными  веслами,  продукты  на  две  недели, ружье  с  боеприпасами, удочку  и  спиннинг.  Причем,  количество  продуктов  взял  с  учетом  пополнения  рыбой  и  дичью.  Не  забыл  упаковать  солдатский  котелок,  кружку, фотоаппарат,  общую  тетрадь  для  дневника и  бутылку  кубинского  рома.
      Вторая  половина  сентября  обычно  в  Хабаровске  солнечная  и  я  не  подумал  одеть  теплую  одежду.  Болотные  сапоги, шерстяной  свитер  китайского  производства  и  ветрачок  из тонкого  полотна – вот  и  все!  Даже  перчатки  не  взял.  А  ведь  ехал  я  на  север,  в  зону  вечной  мерзлоты.
      Поездом  поехал  до  Ургала,  что  стоит  теперь  на  Бамовской  линии.  В  шестидесятые  годы  прошлого  века  ни  о  каком  БАМе  и  речи  не  было.  От  станции  Известковая  Транссибирской магистрали  отходила железнодорожная  ветка  до  Чегдомына  с  угольной  шахтой.  Мне  предстояло  пройти  в  одиночку  по  реке с  порогами  и  перекатами  больше  двухсот  километров  без  населенных  пунктов.  Казалось,  что  такой  путь  будет  хорош  для  моего  отпуска.  До  этого  я  дикарем  отдыхал  на  острове  Путятин  в  Японском  море  и  жил  тоже  в  палатке.  Еще  прошел  рулевым  под  парусом  путь  в  тысячу  километров.  Одиночные  ночевки  в  лесу  для  меня  не  внове  и  я  их  не  боялся.  Жены  у  меня  не  было,  и переживать    мог  только  брат. 
       Дорогой  решил  сойти в  двадцати  километрах  от  станции  Ургал,  так  как  здесь  река  ближе  всего  к  железной  дороге.  А  еще  не  хотелось  светиться  в  городке.
Соскочил  я  на  насыпь  и  стал  думать,  как  мне  дотащить  полный  рюкзак  с  провизией,  палаткой   и  спальным  мешком. Никакой  станции  не  было,  а  стоял  только   один  барак  для  бригады  путевых  рабочих.  До  реки  было более  трех  километров.    
       Справа  от дороги  шел  подъем  на  перевал с  редким кустарником  и  чахлыми  лиственницами,  а  вниз – марь, с  довольно  сильным  уклоном  в  сторону  реки, поросшая  мхом.  Первый  раз  вижу, 
чтобы  на  склоне  было  болото.  Здесь  даже  в  конце  лета  подо  мхом  лежит  вечный  лед. Железную  дорогу  пересекал  гравийный  тракт,  непонятно  для  чего он  нужен.  Внизу – единственный  поселок,  а  наверх  ничего  нет.  Позднее  я узнал,  что  выше  находится  разрушившийся  бетонный  аэродром  «подскока»  для  перегонки  самолетов  из  Америки  на  наш  фронт. Пока   я  думал,  что  мне  со  своим  грузом  делать,  подошел  мужчина  в  годах  и  спросил:
       – Куда  направил  свои  ноги?
       – Думаю  сегодня  дойти  до  реки  и  потом  сплавляться  по  ней  вниз.
       – А  какая  надобность  в  этом?
       – Да  никакой,  просто хочу  пожить  на  реке  один  и  спуститься  вниз.
       – Бывал  здесь?
       – Нет,  но  мне  посоветовали  обратиться  в  поселке  Чекунда  к  Шишигину.
       –  Его  нет  дома,  и  нескоро  будет.  Клади  в  мотороллер  вещи  и  садись  сам.
       Он  довез  меня  до  реки,  и  хотя  я  лежал  в  закрытом  кузове  почтового  мотороллера,  но, как  говорится  «лучше  плохо  ехать,  чем  хорошо  идти».  На  реке  он  погрузил  почту  в  лодку  и  со  мной  отправился  в  поселок  Чекунда.  Его  жена  была  начальником  почты,  и он  работал там  же.  Почтальон  любезно  пригласил  меня  переночевать  у  себя.  Звали  хозяина, в  прошлом  профессионального  охотника, Пфайфер  Эммануил  Андреевич. Жаль,  что  имя  жены  забыл  записать  в  дневник.  Он  был  невысокого  роста  худощав  и  спокойный  в  обращении.  Жена  была  немного  крупнее  его,  но  о  таких  не   говорят – “полная”,  а  “женщина  в соку”. Тронь  пальцем – брызнет  сок.  И  еще – она  пахла  парным   молоком.
       Весь  вечер  Эммануил  Андреевич  рассказывал  об  охоте  и,  когда  возникла  потребность  в  живых  соболях, он в  паре  с  Черепановым  Михаилом  ловил  их.  В  первый  год  они  поймали  одиннадцать,  а  во  второй – тридцать  три  соболя.  Как  немец  оказался  в  зоне  вечной  мерзлоты  гадать  не  надо.  Они  с  женой  очень  тепло  меня  приняли  и  накормили, чем  могли.  Эммануил  Андреевич  показал  на  моей  карте,  где   охотничьи  избушки,  а  без  них  я  бы  замерз.  Он  наказал  мне:
       – В  избушках  есть  дрова,  соль  и  крупы.  Всем  можешь  пользоваться,  если  приспичит,  но  вместо сожжённых  дров  утром  приготовь  новые  и  сложи  их  в  избушке.  Мало  ли  кто  придет,  и,  может  быть,  в тяжелом  состоянии. Его  советом  я  пользовался  всю   дорогу  и  нигде  не  напакостил. 
       Утром  я  проснулся  в  широкой  кровати  на  перине,  а  хозяев  уже  дома  не  было.  На  столе  стоял  завтрак  и  полная  кринка  молока.  В  записке  говорилось,  чтобы  я  наелся  и  прикрыл  дверь.  Молоко  жирное  и  вкусное. Давно  такого  не  пил. Так  я  и  уплыл  по  реке,  не  простившись с  добрыми  людьми. Хозяин просил  опубликовать  статью  в  журнале  «Охота»,  но  я  ничего  не  написал.  Делаю  это  с  сорокапятилетним  опозданием.  Я  давно  заметил,  что  чем  дальше  от  цивилизации,  тем  добрее  люди.  Только  сейчас  могу  сказать:
       – Спасибо  вам,  Эммануил  Андреевич,  и  вашей  жене 
за  ту  доброту,  которую  я  встретил  у  вас!
               
            
         Четверг,  18.09.69 г.
      Утром,  часов  в  десять,  я  отправился  вниз по  речке.  По  берегам  росли  ели  и  лиственницы – сказывался  Север.  Ко  времени  моего отплытия   иней  уже  растаял,  и  только  в  тени   еще  трава  была  белая. В  первый  день  шел  не  больше  трех  часов  и  у  речки  Ушкан  остановился  в  охотничьей  избушке.  Днем  было  достаточно  тепло  и  осеннее  солнце  не  давало  мне мерзнуть. Почему-то  появилось  ощущение  глухоты,  как  будто  я  потерял  слух. Видимо,  тишина  и  одиночество  давят  на  меня. 
      Эммануил  Андреевич  советовал  порыбачить  в  устье  речки  Ингирь,  что  я  и  сделал.  Вернулся  ночью.  Небо  чистое  и  звезды  кажутся  крупнее  и  их  больше,  чем  в  городе.  Все  дело  в  чистоте  атмосферы.  Бр-р-р! Холодно.  Хорошо  уставшему  да  мокрому  рыбаку вернуться  в  теплую  избушку.  Кидал  искусственную  мышь,  чтобы  поймать  тайменя  или  ленка. Не  представляю,  как  ночевать  в  такой  холод  в  палатке  без  теплого  спального  мешка.  Мой  мешок  годится  только  на  жаркую  погоду.
       Глотнул  рому.  У-у-у, хорошо.  В  животе  и  груди 
быстро  потеплело.  Насос  надо  брать  с  собой,  а  то  ночью  лодка  стала  спускать воздух,  еле  успел  переплыть.  В   устье  речки,  в  свете  фонарика,  увидел  крупного  тайменя.  Жаль,  не  выстрелил.  Вот  где  лучить  с  острогой.  Имеется  ввиду   способ  добычи   рыбы  острогой  под светом  фары  или  огня  из  смолевых  дров.  Надо  сварить  уху  из  хариусов  и – спать!  Добавляю  в  котелок  пять  капель  рома.  Приятного  аппетита.  У-у-у!  Объелся. Как  говорится «Дай  Бог  откататься,  не  буду  больше  так  наедаться».
            
            Пятница,  19.09.69 г.
       Утром  спал  долго.  Проснулся  в  девятом  часу  и  еще немного  полежал  в  постели.  В  избушке  широкий  топчан  со  шкурами  и  матрасом,  есть  стол  и  керосиновая  лампа.  На  топчане  – нет  простыни,  так  не   беда.  У  избушки  растет  черемуха.  Уже   лет  десять  не  ел  черемуху.  Она   спелая  и  даже  подвялилась.  С  каким  удовольствием  я  брал  в  рот  кисти  сладкой  ягоды.  Утром  попил  чаю  с  хлебом  и  одним  хариусом.  В  обед  разогрел  уху  и  опять  с  удовольствием  съел  ее.  С  утра  небо  затянуло  тучами, а  после  обеда  я  пошел  по  реке  дальше.
        Дует встречный  сильный  ветер,  и  руки  мерзнут.  Жаль, что  не  взял  перчатки.  Ветер  задерживает  ход  лодки  и  приходится  грести.  За  весь  день  не  видел  ни  одной  утки,  а  гусей  и  подавно.  Вообще-то  они должны  лететь  на  юг.  Может  быть,  уже  улетели?  Зашел  на  приток   Талибжан.  Там  рыбачили  мужики  из  Чегдомына – они  приплыли  на  моторной  лодке.  Здесь  же  был  дежурный  с  водомерного  поста.  Подвез  его  на  своей лодке  до  его  дома.  Зашел  к  нему. 
       Температура  воды в реке семь  градусов,  причем  ее  уровень  за  сутки  упал  на  тридцать  пять  сантиметров.  Скучно  дежурному  водомерного  поста,  потому  и  наговориться не  может.  Причем  темы  для  разговора  разные:  китайский  вопрос,  пенсии  для  членов  правительства  и  рабочих,  судьба  человечества  через  миллион  лет.  Я  пишу  в  дневнике,  а  он  все  говорит.  Рассказал,  что  жена  жила  с  ним  на  посту,  но  сошла  с  ума,  и  пришлось  отправить  ее  по  назначению  в  больницу.  Неудивительно.  Ночевать  не  стал.
         Перекат  Половинка.  Эммануил  предупреждал,  что  он  в  малую  воду  опасен,  что  соответствует  названию – половина  переката  завалена  валунами,  а  во  второй  половинке  вода  ревет и  бьется.  Прошел  нормально.  Идет  дождь.  Надо  поторапливаться,  а  то  за  два  дня  прошел  всего  тридцать  километров.  Остановился  в  избушке  охотника.  Как  хорошо  высушиться у  теплой  печки.  Прояснило.  Пошел  кидать  мышь.  Так  как  таймень  на  мышь берется  только  ночью.  Начал  намерзать  лед  на  спиннинг.  Бросил рыбалку  и  пошел  в  избушку.  По  радио  еще у дежурного  водомерного  поста  слышал,  что  в  Верхне-Буреинском  районе  ночью  температура  будет   минус  8 – 10 градусов. Похоже,  так  и  будет,  если   уже  сейчас  на  воде  у  берега  появился  лед.  Почему  не  могу  поймать  тайменя? Мне  рассказывали,  что  искусственную  мышь  с  крючком  надо  кидать  ночью  и  подергивать,  чтобы  наживка  издавала  булькающий  звук,  как  плывущая  мышь.
            
           Суббота,  20.09.69 г.
       Утром  трава  и  кустарники  покрыты  инеем.  Вода  у  берега  замерзла  толстым  слоем.  На  противоположном  берегу  ели  под  лучами  солнца  сверкают  новогодними  огнями.  Вечером  пристал  к  берегу  с  домом.  Здесь  живет  еще  один наблюдатель  водомерного  поста  «ГОЛУБИННЫЙ».  Небольшого  роста,  возраст  чуть  старше  сорока  лет,  нос  большой и  слегка  искривлен.  Имя  Павел,  очень ленив  и  в  одежде  небрежен,  в  доме  грязно.   Все  время  отдает  рыбалке.  Рыбу  коптит  и  отсылает  семье в  Вяземский  район  и  в Москву  родственникам.  Утром  просит  остаться  еще  на  сутки  и  обещает  побриться  и  истопить  баню.  Но  даже  баня  не  может  меня  соблазнить,  настолько  грязно  в  доме  и  надоели  разговоры.
       Отплыл  в  половине  одиннадцатого  часа.  В  пятнадцать  часов  был  в  устье  притока  речушки  Верхний  Мельгин.  Не  покажи  Эммануил  на  карте,  где  избушка,  ни  за  что  бы   не  нашел  ее.  Избушка  стоит  далеко  от  Буреи  на  притоке.  На  лодке  не  подъехать  из-за  переката.  Пришлось  все  перетаскивать  к  избушке.  Вскипятил  чай  и  погрелся  у  печки.  Вечером  опять  пошел  испытать  рыбацкое  счастье.  Сколько  ни  ходил  на  своей  стороне,  поймать  тайменя  не  мог.  Переплыл  на  другую  сторону  и  там  пусто.  Пока  было  светло,  поймал  пару  килограммов  хариузов  и  два  из  них  огромные – я даже  не  видел  таких.  Замерил  по  длине,  получилось  сорок  сантиметров,  а это  для  хариуса  редкость.  Я  таких  хариусов не   видел  и  даже  не  слышал.  В речке Хор  мы  ловили  стограммовых  рыбок,  ну  сто  пятьдесят  граммов  и  не  больше.
 
              Воскресенье  21.09.69 г.
       Хорошо  спится  на  медвежьей  шкуре.  Встал  в  девятом  часу.  Что  готовить  на  завтрак?  Имею  возможность  сварить  уху,  гречневую   кашу  или  геркулес.  Выбор  пал  на  последнее,  уху  ел  уже  много  раз,  а  геркулес  варится  быстро.  Позавтракал  и  оставил  на  обед.  Пошел  ловить  рыбу  по  речке,  переплыв  на  другую  сторону.  Вначале  не  клевало,  но  сменил  место  и  стал  ловить  небольших,  по  здешним  меркам,  хариусов. Наконец,  клюнул,  да  такой,   что  кованый крючок  не  выдержал  и  сломался.  Долго  с  ним  возился,  но  уже  у  берега  ушел.  Привязал  крючок   большего  размера.  Изредка  клевали  «лапти»  и  вес  рыбы  в  сумке  быстро  прибывал.  Почему-то  рыбаков  и  охотников  считают  врунами. Это  же  самый  интересный  народ.  Мало  ли  каких  историй  не  случается.  Ничего  не  происходит  у  тех,  кто  сиднем  сидит  дома.
       У  рыбака  всегда  самая  крупная  рыба  срывается,  а 
так  оно  и  есть.  На  то  и  крупная  добыча,  чтобы  порвать 
леску  или   сломать  крючок.  Обратил  внимание  на  клев 
хариусов.  Потому,  как  тонет  поплавок,  можно  судить  какая  рыба  клюет.  Маленький  хариус   хватает  наживку  с  налету  и  стремительно  старается  утащить.  Как  будто  боится,  что  у  него  отнимут  червяка.  Крупный  «лапоть»  берет  наживку  медленно  и  уверенно,  а   поплавок  у  него  уходит  в  глубину  не  торопясь  и  без  рывков.
       Легкая  подсечка.   Сразу  чувствуешь,  что  попалось  что-то  крупное  и  даже  иногда  думаешь,  не  зацеп  ли  это.  Но  подрагивание  лески  передается  на  руки  и  понимаешь,  что  на  крючке  сидит  что-то  крупное.  Каждый  раз  опасаешься  четырех  возможных  сходов:  просто  сход  из-за  малого  заглатывания  наживки, обрыв  лески,  облома  крючка   или  сломалось  удилище,  что  тоже  случается.  Первое  время  рыба  старается  перетянуть  тебя,  но  постепенно  устает  и  начинает  помаленьку  сдаваться.  Стоит  хариусу  хватить  немного  воздуха,  как  сразу  рванется  в  глубину,  но  быстро  устает  и  сдается.  Теперь  можешь  тащить  его  по  воде,  как  лапоть.  Он  уже идет  без  сопротивления.
       Обычно  после  поимки  нескольких  штук  рыбин,  клев  прекращается.  Ногами  помутишь  воду  выше  ямы,  и  клев  снова  начинается,  а  иногда  даже  лучше  прежнего.  Рыба  начинает  искать  в мути  поднятый  корм.  Время  уже  вечернее  и  пора  возвращаться  в  избушку,  а  ушел  я  на  несколько  километров,  облавливая  ямы.  Вот  только  я  перебрался  через  утес,  обходя  его  поверху,  и 
потратил  много  времени  и  усилий.  Утес   крутой,  а  у 
меня  груз  негабаритный. За  плечами висит  рюкзак 
с  рыбой,  в  руках  ружье  и  удочки,  а  времени мало  – скоро  будет  темно.  Да  и  взбираться  на  крутой  утес  тоже  небезопасно,  так  как  камни  покрыты  мхом.  У  скалы  речка  сужается  и  образуется  слив  с  перепадом  высот  более  метра.  Вода  просто  ревет.
       Перейти-то  всего  три   шага,  и  ты   будешь  у  лодки,  а  ниже  водопада  течение  ослабевает  и  можно  переплыть  на  свою  сторону.  Перебираясь  через  скалу,  я  потеряю  больше  часа,  и  придется  спускаться  с  утеса  в  темноте.  Все-таки  решил  рискнуть.  Утес  у  воды  на  высоту  трех  метров  отполирован  водой  за  тысячи  лет  и  имеет  уклон  около  сорока  пяти  градусов.  Выше  становится  вертикальным.  Стоит  соскользнуть  ноге,  и  полетишь  в  ревущий  поток  с  температурой  в  шесть-семь 
градусов.  Рюкзак  и  ружье  за  плечами  потянут на  дно.
      Ставлю  ногу  на  склон  и  пробую  перенести  вес  тела  на  ногу.  Рукой   касаюсь  скалы,  но  держаться не  за  что.  Касание  рукой  чисто  психологическое  действие. Первый  шаг,  стою – нога  не  скользит, второй  шаг,  но  что-то  подошва  сапога  заскользила.  Даже  не  дышу  и  не  делаю  резких  движений – иначе  будешь  в  воде.  Нога  остановилась,  тихо  переношу  другую  ногу  вперед,  ставлю  на  еле  заметный  бугорок  и  прыгаю  на  пологий  берег.  Все, 
индо  вспотел.
       Дальше  просто,  переплываю  на  свою  сторону  и  иду  готовить   ужин.  Надоело  чистить  рыбу,  а руки  огрубели  и  появились  цыпки.  Соль  разъедает  их – больно.  Время  уже  восемь  часов,  варю  уху.  Надо  же  рыбу  есть,  коль  наловил.  Устал.  Глотнуть  рому?  Приятное  тепло  пошло  по  груди  и  телу.  Хорошо-о. Пора  спать.  Единственная  свеча,  взятая  с  собой,  сгорела.  Чтобы  я  делал  без  охотничьих  избушек.  Спальный  мешок  из  сатина  и  ватина  в  один  слой  не  согреют  в  палатке. К  утру  опять  ударит  сильный  заморозок,  так  как  небо  ясное. 
       Так  прошел  мой  выходной.  Надо  бы  отдохнуть,  но  я  уработался  так,  что  даже  не  вспоминал  девушку  Олю  и  как  тепло  с  ней  в  постели.

       Понедельник  22. 09. 69 г.
       Просыпаюсь,  в  избушке  холодно.  Как  охотник  в  сорокаградусные  морозы  живет  здесь,  если  осенью  к  утру  избушка  выстывает.  Вставать  не  хочется,  закрылся  в  мешке  с  головой,  а  в  мыслях  теплая  женщина.  Вот  бы  завалиться  под  теплый  бок.  Размечтался.  Выглядываю  из  мешка.  Солнечный  луч  светит  в  окно,  пора  вставать.  Ого,  часы  стоят.  Поставлю  примерно  восемь  часов,  а  там  у  кого-нибудь   узнаю  и  выставлю  точнее.  Вообще-то  точное  время  мне  без  надобности. Выхожу  на  улицу.  Бр-р-р,  холодно,  трава  от  инея  вся  белая  и  хрустит  под  ногами.  Лед  в заводях  замерз  толще  пальца.  Давай  думать,  что  варить.  Овсянка  надоела,  рыба  тоже.  Давай  сварим  гречневую  кашу,  и  на  обед  останется.
       Отплыл  только  в  одиннадцать  часов,  а  раньше  и  не 
получается – холодно.  Руки  болят  от  порезов  и  соли. 
Если  смочить  водой,  то  помогает  на  короткое  время, 
а  потом становится еще  хуже.  Хотел  перезарядить  фотоаппарат  на  ходу – не  получилось,  конец пленки  ушел  в кассету.  Пальцами  не  могу  взять  катушку – огрубели.  Пришлось  останавливаться  и  закрывать  руки  с  катушкой в  мешке,  чтобы  вытащить  конец  пленки.  Зарядил  фотоаппарат  цветной  пленкой.
        Прохожу  перекат  «Самыкин» – больше  пугали  и  совсем  нестрашный.  Название  произошло от слов  «сам  мыкай»  или  по фамилии  Самыкин?  Впервые  увидел  утку – выстрел,  в  карман,  конечно  гильзу.  Опять  взлетает  утка –  выстрел,  утка  села  недалеко и сзади.  Остановился  на  косе  и  сходил  назад,  но  утку  не  увидел.  Разжег  костер,  надо  вскипятить  чай.  У  берега  плывет  утка,  я  хватаю   ружье.  Утка  взлетает,  выстрел – перья  медленно  кружатся  в  воздухе,  а добыча  улетает.  Вообще-то  мое  ружье  расстреляно  пулями  и  дробью  стреляет  не  дальше  двадцати  метров  и  то  с  подбегом.  Я  хожу  с  этим  ружьем  на  кабанов.
       На  берегу  стоит  дом.  Место  называется  Челпачи.
Говорили,  в  нем  живет  китаец  Ли  Сы  Ин.  Вообще-то  похоже на  корейское  имя.  Жена  у  него  русская  и  двое  сыновей.  Старая  женщина  вышла  на  берег  и  стала  приглашать  в  дом,  обещая  угостить  молоком.  Один  сын  живет  в  городе,  а  второй  только  что  пришел  из  армии  и  на  моторной  лодке  уплыл  с  отцом  в  деревню.  До  которой?  Все  равно  сто  километров  в  любую  сторону.  Старушке  скучно  и  просит  меня остаться  на  ночь.  Жалуется  на  собаку,  что  загрызла  любимого  щенка.  Еще просит  таблеток  от  головной  боли.  Дал  ей  от  воспалительных  процессов, возможно,  поможет.  Главное  верить.
        Отплыл  дальше,  хочу  сегодня  дойти  до  Тырмы – приток  Буреи.  Прошел  приток  Нижний  Мельгин  и  не  останавливаюсь,  а  до  Тырмы  по  карте  еще  двенадцать  километров.  Солнце   уже  низко  и  придется  идти  в  темноте.  Как  ночью найти  избушку?  Тороплюсь  и  все  время  гребу.  На реке  Хор  я  почти  не  греб,  так  как  скорость   реки  больше.  В  Бурее  перекаты  чередуются  с  плесами,  где  течение  спокойное,  около  шести
 километров  в  час.
       Утки.  Сидят  не дальше  тридцати  метров.  Стреляю,  взлетают  все,  второй  выстрел  влет.  Улетели  мои  кряквы,  а  жирные  были.  Через  Бурею  перелетает  рябчик,  вижу  первый  раз  за  время  моего  путешествия.  Солнце  закатилось  за  сопку,  придется  в  темноте  искать  избушку.  С левой  стороны  гряда  сопок,  а  справа  ровная  лощина.  Лес  все  тот  же  ельник.  У  воды   какое-то  животное,  причем  маленькое.  Сумерки  и  вижу  плохо.  Ба-а,  да  это  же  кабарга!  Заряжаю  пулевые  патроны,  так  как  очень  далеко.  Стреляю,  пуля  не  долетает  и  падает  в  воду.  Кабарга  подняла  голову  и  смотрит:
       – Кто  это  так  громко  шумит?
Стреляю  второй  раз – недолет.  Кабарга  спокойно  прыгает  на  крутой  берег  и  скрывается  в  лесу.  Поднялся  на  берег,  вдруг  не убежала.  Нет  ее – ну  и  пусть  живет,  мне  она  не нужна. А  вот  и избушка  «на  курьих  ножках».   Как  же  я рад,  что  успел  засветло найти  ее.  Перетаскиваю  вещи  в  избушку.  Что  еще  за  чудо?
       Из-за  избушки  вышла  собака,  да  еще  породистая,  а  отощала-то  как!  Спаниель,  насколько  я  понимаю  в  породах  собак.  Окрас  черный  с  белой  грудкой  и   большими  вислыми  ушами,  а  лапки  широкие.   Даю  кусок  хлеба.  Воспитанная  псина,  хлеб берет  вежливо,  а  не хватает,  но  меня  не  боится.  Дрова  рубить  поздно,  воспользуюсь   запасом  в  избушке.  Первый раз  варю  картошку  и  толку  в  пюре  с  луком.  Надо  сварить  и  собаке.  У  меня  своих  продуктов мало,  но  нашел  немного  рожек.  Половину  взял.  Накормил  собаку  и  постелил  ей  кусок  брезента,  найденного  в  избушке.  Легла  на  него.  Смотрит  на  меня  с надеждой. Чья  же  ты  будешь?  Ладно,  глотну  рому.  Хорошо-о-о.  Напиток, пропитанный  ласковым  солнцем  острова  «зари  багровой».  Так  пели  песню  о  Кубе. Жалко  собаку,  но  в  городе  она  мне  не  нужна, за  утками  я  не  охочусь. Подброшу  дров  в  печь  и  спать.
         
             Вторник  23. 09. 69 г.
      Встал  сегодня  рано.  Уже  светло,  но  все  молчит.  Интересно,  как  пробуждается  природа  от  ночного  отдыха.  Над  рекой  поднимается  пар  и  кажется,  что  это  гигантский  котел с  кипящей  водой.  Робко  блеснул  луч  солнца  на  вершине  сопки.  Пропал.  Еще  раз.  Теперь  стоит  уже  прочно.  Еще  один  лучик,  еще  и  вся  вершина  залита  солнцем.  Птицы  только  этого  и  ждали.  Одна робко  пискнула:
       –  Фьють.
Замолкла.  Через  мгновение  полилось  нескончаемое  пение  радости  наступления  нового  дня.  Солнце  как-то  сразу  вынырнуло  из-за  горы  наполовину.  Кристаллики  льда,  намерзшие  на  деревьях,  засверкали  огнями.  Отраженный  луч  от  одного  кристалла  льда,  бьет  прямо  в  глаза,  да  так  ярко,  что  отвожу  взгляд  в  сторону.  Боюсь  потерять  и  снова  смотрю  на  него.  Все  еще  сильнее  других,  но  первоначально  нестерпимый  блеск  поблек.  Тут  же  на  глазах  он  стал  похож  на  тысячи  других.  Диск  солнца  вынырнул  из-за  горы  и  осветил  мой  берег.
      – Что  готовить  на  завтрак?  Овсянку?
      – Не  нравится,  тогда  ходи  голодный.
      – Ладно,  буду  есть.
       Варю  сразу  и  на  обед.  Собака  тоже  ждет  угощение.
Она оказалась  сукой,  притом  недавно  ощенившейся.  Это  видно  по  соскам.  На  шее  потертость  от  ошейника.  Воспитана  собака хорошо.   Даже  в  открытую  дверь  не  входит,  хотя  продукты  лежат  открытые.  Голодная  и  брюхо вздрагивает  от  вида  пищи.  На,  ешь. Ела  мало,  видимо,  не  нравится  моя  пища  для  нее. Чему  тут  нравиться?  Остатки  картофельного  пюре,  горсть  рожек  и  муки  столько  же.  Получилось  что-то  в  виде  клейстера  для  замазки  окон.  Назову  ее  Тырма,  так  как  нашел  в  устье  притока  Тырма.  “Придется  взять  тебя  с  собой  и  отдать  кому-либо  в  деревне”.  Одна  ты  погибнешь. 
Надежды,  что  хозяин  вернется  за  тобой  мало.
       В  лодку  прыгнула  сразу,  но  дрожит  от  страха.  Непривычна  надувная  лодка.  Ей  приходится  сидеть  высоко  на  рюкзаке  и  потому  страшно.  Грести  сильно  мешает.  У  меня  вообще  свободного  места  в  лодке  нет.  Конечно,  вдвоем  будет  веселее,  но  уж  очень  мешаешь.  Я  и  без  тебя  не  могу  пошевелить  ногами. На  них  лежит  рюкзак.  Придется  тебя  высадить  на  берег.  Беги  по  берегу  самостоятельно,  а  там  что-нибудь  придумаем.  Тырма  бежит  за  лодкой  по  берегу,  а  я не  ускоряю  ход веслами.
       Впереди  интересная  скала, она  похожа  на  голову  медведя,  даже  маленькие  ушки.  А  вот  та,  что  стоит  у  самой  воды,  бульдог  в  позе  провинившейся  болонки.
Стыдно  такому  серьезному  псу  стоять  в  неприличной  позе.  Это  скала  называется  Собор,  так  помечено  на  карте.  Что  такое?  Течение  стало  просто  стремительным,  а  у  берега  обрыв.  Тырма  же  не  преодолеет  это  место.  Пробовал  выгрести  против  течения,  не  получается  и  за  скалой  пристал  к  берегу. Долго  звал  Тырму,  но  ответа  нет.  Высота  скалы  большая,  а  спаниель  не  альпинист.  Ждать  бесполезно.  Придется  ей  вернуться  назад  и  надеяться  на  возвращение  хозяина.  Вот  так  и  предают  друзей.  Ждал  больше  часа, даже  вскипятил  чай. 
        Пора  плыть  дальше.  Вот  уже  четвертый  поворот,  а  я  все  смотрю  назад  в  надежде,  что  Тырма  догонит.
Мне  она  не  нужна,  но  я  ей  нужен.  Вот  и  верь  в 
дружбу  человека.  Подул  злой  ветер, видимо,  в 
наказание  за  собаку.  Стоит  перестать  грести  и  лодка  останавливается.  Ветер  срывает  водяную  пыль  с  весел.  У-у-у!  Какой  порыв,  срывает  верхушки  волн.  Перекат  и  лодка  взошла  на  одну  из  стоячих  волн,  но  ветер  такой,  что  не  дает  сойти  с  нее.  Лодка  вот-вот  зачерпнет  воду,  а  принимать  водяной  душ  ой,  как  не  хочется,  тем  более,  я  сижу  на  дне  лодки  и  вода  сразу  подмочит  меня.  Вот  и  ключ  Обдерган.  Здесь  где-то  есть  охотничья 
избушка.  Пойду  искать.   Что-то  нет  избушки, придется  ставить  палатку,
       – Есть  хочу-у-у!
 Внутренний  голос  беседует  со  мной:
       –  Ничего  потерпишь.
        – Сейчас  бы  вонзить  зубы  в  хороший  кусок  медвежатины.
       – Чего,  чего?
       – Ну, хотя бы  гуся.
       – Но,  не  балуй!
       – Ладно,  согласен  и  на  рябчика.
       – Вари  кашу,  она  с  маслом  и  жевать  не  надо.  А  после  мяса ковыряйся  в  зубах.  Что-то  чай  долго  не  кипит,  черт,  опять  руки  обжег.  На  такие  мелочи  уже  не  обращаешь  внимания,  только  пальцы  огрубели  и  не  держат  ложку,  приходиться  брать  всей  ладонью.
       Пойду,  посмотрю  по  лесу,  может  быть,  подстрелю  рябчика,  а  то  рыба  уже  надоела.  Ба,  да  это  же  избушка!  Далековато  от  берега  построил  ее  хозяин. Зато,  кто  попало,  не  заглянет  в  нее.  Давай  перетаскаю  вещи,  а  палатку  сниму  завтра.  Стоит  она  в  распадке  и  с  реки  ее  не  видно.
       Затопил  печку,  а  сам  пошел  делать  коптильню.  К  сожалению,  лопаты  нет  и  выкопать  углубление  в  берегу  не  удастся.  Рыбы   накопилось  много  и  надо  ее  закоптить.  Разжег  костер,  чтобы  нагорели  угли,  а  сам  стал  рубить  сырую  талину.  Варить  все  надоело.  Придется  обойтись  хлебом  с  маслом.  Глоток  рома. Всего  только  один  глоток,  а  как  меняет  настроение. Подвесил  хариусов  над  углями  и  положил  на  них  пару  чурочек  сырой  талины.  Устал  и  хочу  спать.  Сегодня  исполнилась  ровно  неделя,  как  я  выехал из  дома –  минута  в  минуту.  Прилягу  на  часок,  а  то  сгорит  рыба  или  потухнет  костер. 
      Просыпаюсь.  О, Боже!  Рыба, вероятно,  сгорела.  Бегу  к  коптильне,  а  там,  конечно,  рыба  частью  превратилась  в  угли. Поправил  остатки  несгоревшей  рыбы  и  подложил  в  потухший  костер  чурочку  талины.  Попробовал  на  вкус  рыбу  и  понял,  что  для  еды  она  не  годится.  Надо  было  ее  отмачивать  от  избытка  соли.  Теперь  уже  ничего  не поправишь,  и  остается  только  привезти  несколько  хариусов  на   показ.  Больше  делать  нечего  и  иду  спать.  Ну  и  заехал  я.  Впервые  дни  моего  похода  казалось,  что  я  оглох,  но  через  три  дня  все  восстановилось.  Мне  стало  понятно.  Это  от  недостатка  городского  шума, то есть у  меня  стало  мало  внешних  звуковых  раздражителей. Постепенно  организм  адаптировался,  и  я  стал  чувствовать  себя  комфортно.  До  конца  моего  путешествия  не  менее  восьмидесяти  километров.
                … Сырая  тяжесть  в  сапогах,
                Роса  на  карабинах,
                Кругом  тайга, одна  тайга
                И  мы  посередине.
Жаль  не  помню  автора  стихов,  но  состояние  передано 
верно.  Опять  холодно  и  утром  все  будет  хрустеть,  а  вода  у  берегов  замерзнет.
            
            Среда.  24. 09. 69 г.
      Утро. Просыпаюсь я  отдохнувшим человеком.  Полежал  немного,  понежился  в  постели  с  медвежьей  шкурой.  Кто  бы  затопил  печку?  А  что, если  сегодня  отдохну  и  схожу  на  охоту.  Рыба  надоела,  а  в  тайге  можно  подстрелить  что-нибудь.  Хорошо  бы  встретить  глухаря,  но  и  рябчик  пойдет.
       На  завтрак  варю  картошку  и  кипячу  чай  из  корней  шиповника.  Вкусный  получился  чай  и  цвет  рубиновый.  Пока  завтракал,  солнце  растопило  иней  и  можно  идти  на  охоту.  Патронташ  на  пояс,  ружье  на плечо  и  вперед.    Что-то  нет  птицы,  а  иду  уже  полчаса.  Сделаю-ка  я  манок  на  рябчика,  может  тогда  повезет.   Пробую  пищать  самкой  рябчика.
       – Ти-уу-ти,  ти-уу-ти.
О,  отвечает:
       – Тии-тии-тиу-ти. 
Это  отвечает  самец  и  где-то  близко.  Смотрю,  а  на  ветке  зашевелился  серый  комочек  и  запищал,  призывая  самку.  Выстрел  и  рябок  за  голову  подвешен  на  пояс.  Иду  дальше.  Фр-р-р!  Рябчик  садится  в  двадцати  метрах  на  дерево.  Бах!  Второй  рябчик  на  поясе.  Обед  будет  неплохой.  Иду  еще по  пойме  ключа.  Фр-р-р, бах – есть  еще  один.  Поворачиваю  к  избушке.  Не  всех  же  рябчиков  добывать,  надо  оставить  и  природе.  Фр-р-р – непроизвольно  бах!
Четвертого  рябчика  подвешиваю  на  пояс  и  закидываю  ружье.  Хватит.
        Сегодня  у  меня  выходной  и  обед  готовить  не стал,  а  поел   вчерашнюю  картошку  и  попил  чай  на  шиповнике.  Привык  уже  и  совсем  не  скучаю  по  людям.  Мне  и  одному  комфортно.  Из  всех  моих  знакомых,  только  с  братом  могу  ходить  по  тайге.  Он  не  лезет  с  разговорами  и  не  восторгается  видом  природы.  Ему  восторги  не  нужны.
       Вечер.  Пора  готовить  рябчиков.  Снимаю  перья  вместе  со  шкурой – так  быстрее.  Варю  в  котелке  сразу  всех.  Сегодня я  заслужил  добрый  глоток  рома.  Хорошо.  Немного  посидел  с  теплым  ощущением  внутри  и  приступил  к  ужину.  С  удовольствием  поел  похлебку  и  съел  одного  рябчика. Хотите  знать  рецепт  шурпы  из  рябчика?
       Сходите  в  лес  и  убейте  его.  На  рынке  не  берите, 
так  как  он  несвежий  и  главное  дорогой.  Да  и  не  встречал  я  их  на  рынке.  Если  вы  убили  рябчика  в  первый  раз,  то  он  будет  казаться  большим  и  жирным.  Когда  снимешь  с  него  перья,  то  сразу  делается  маленьким.  Желудок  рябка  не  выбрасывайте,  а  очистите – это  деликатес.  Много  воды  не  лейте,  чтобы  навар  был  гуще.  Перед  готовностью  бросайте  лук  и  несколько  горошин  перца.  Немного  поварили  и  снимайте  с  огня,  а  теперь  кладите  лавровый  лист.  Есть  другие  способы,  но  мы  готовим  суп  без  картофеля.  Постоял  суп  пять  минут  и  можете  приступать  к  трапезе.  Нет,  стойте,  а  где  пятьдесят  граммов,  без  них  нельзя.  Для  моих   условий  пятьдесят  граммов  много,  а  вот  глоточек  можно. После  ужина  вышел  на  улицу  и  сел  у  костра  под  звездным  небом.  Где-то  возможно  есть  жизнь  и  такой  же  чудак 
сидит  у  костра  и  смотрит  на  небо.  Как  хочется  в  это 
верить. 
       Перед  сном  решил  помыться.  Согрел  воды,  помыл голову  и  обтерся  влажной  тряпкой,  все  лучше,  чем  ходить с грязным  телом.  Ночью  проснулся  от  того,  что  задыхаюсь.  Дым – ничего  не  вижу,  даже  с  фонариком.  Вскочил  и  открыл  дверь.  Оказалось,  тряпка  упала  на  печку  и  загорела.  Хорошо,  что  проснулся,  а  то  бы  задохнулся.

               Четверг  25.09. 69 г.
       Проснулся  в  восемь  часов  утра,  голова  не  болит, 
и  чувствую  себя  нормально.  Все  хорошо,  что  хорошо  заканчивается – есть  такая  поговорка.  Разогреваю  суп  из  рябчиков  с  одной  тушкой,  а  двух  откладываю  на  дорогу.  После   завтрака  в  избушке  делаю  уборку,  даже  веником  подмел  пол  и  в  путь.  Вода  сильно  падает  и  значит,  рыба  из  ключей  спустится  в  русло. Судя  по  карте,  пересек  границу  Хабаровского  края  и  перешел  в  Амурскую  область.  У  метеостанции  в  Сигтагли  заканчивается  моя  карта,  и  дальше  пойду  вслепую.
       Зашел  на  метеостанцию  в  Сигтагли.  Здесь  живут 
две  семьи  и  одна  женщина  из  них  холостячка.  Приглашали  остаться  на  ночь,  но  отказываюсь  и  иду  дальше.  Хоть  и  молодая  женщина,  но  не  по  мне. Чуть  ниже  перекат  Сиктагль.  Вода  в  нем  сильно  шумит.  Какая  большая  волна,  а  главное  пляска  волн  во  всех  направлениях.  Лодку  направляю  незагруженной  кормой туда,  где  меньше  пляска. Пролетел  перекат  совершенно  сухим  и  только  потом  вспомнил,  что  не  одел  спасательный  жилет,  взятый  на  такие  случаи.  Я  на  нем  сидел  в лодке. 
       Ниже  переката  Орловский  встал   на  обед.  На  галечной  косе  оказалось  много  сухих  дров,  и  разжечь  хороший  костер  не  составляло  труда.  На  углях  стал  поджаривать  мясо  рябчика  в  масле.  Для  этого  использовал  крышку  солдатского  котелка.  Зачерпнул  воды  в котелок  и  подвесил  кипятить.  То ли  сильно проголодался,  то ли  так  вкусен  рябчик, но  не  заметил,  как  съел  птицу.  Поджарил  второго  и  тоже  расправился.  Почему-то  стал  искать  еще  одного.  Заварил  последний  чай,  пусть  будет  настоящий  крепкий  напиток,  чем  пить  мутную  жидкость.  В следующий  раз  найду,  чем  заварить.  Корней  шиповника  в  лесу  много.  Выпил  весь  котелок  чая.
       Надвигается  туча  и  чувствую  спиной,  что  выпадет  первый  снег.  Пойду  порыбачу  в  ключе.  Кидал,  кидал  наживку,  и  никто  не  клюнул.  Вода  упала,  а  значит,  рыба  ушла  поглубже  в  реку.  Подул  порывистый  ветер  и  пошел  снег.  Придется  идти  навстречу  ветру  и  летящему  снегу.  Тысячи  желтых  листьев  порхают  как  бабочки  и  падают  в  воду.
       Иду  на  лодке  спиной  вперед  и  не  чувствую  холода,   удивительно  бодрое  настроение,  видимо  из-за  скорого  окончания  плавания.  Летят  гуси,  но  высоко – не  достать  из  ружья,  тем  более  старой   тулки.  Перекат.  Оглядываюсь  назад,  и  вижу  за  островом,  на  косе  сидят  гуси.  Скорее  пристаю  к  острову,  но  он  с моей  стороны голый  без  единого  кустика.  Перебегаю  на  другую  сторону  и  иду  под  защитой  галечного  наноса.  Все,  дальше  идти во  весь  рост  нельзя.  Ложусь  на  мокрую  гальку  и  ползу.  Вожак  поднял  свою  голову,  стережет  стадо. Молюсь  “Боже,  дай  гуся  на  ужин,  он  такой  жирный,  что  не  потребуется  масло”.  Доползу  вон  до  того  бугорка  и  отдохну.  Отдохнул?    Теперь  надо  ползти  в  ту  ямку.  Вот   и  одиноко  стоящий  кустик,  все  дальше  для  меня  защиты  нет.  До  гусей  около  сотни  метров.  Осталось  пойти  на них  бегом  в  атаку.  Смешно,  но  другого  пути  не  вижу.  Все  равно  нет  другой  возможности.  У гусей  идет  оживленный  разговор.  Интересно,  о  чем?
       Заряжаю  картечью,  может  быть,  случайная  картечина  убьет  гуся.  Подвожу  мушку  и  нажимаю  на  спуск.  Гулко  бьет  выстрел,  потом  второй.  Гуси  сорвались  все  разом.  Бегу  и  на  ходу  перезаряжаю  ружье,  стреляю  в  догонку,  но  где  там.  Без  добычи  возвращаюсь  к  лодке.  Иду  дальше,  надо  найти  охотничью  избушку  на  ночь.  Карты  больше  нет,  и  надеюсь  только  наудачу.
       Чу!  Впереди  слышу:  “Го-го-го,   га-га-га”.  Пока  не  вижу,  где  они,  может,  летят  вдоль  реки.  Вижу,  вон
опять  сидят  на  галечной  косе.  Подвожу  лодку  ближе  к  берегу  и  ложусь  на  дно,  чтобы  они  не  увидели  меня,  а  лодка  для  них,  как  коряга.  Одной  рукой  правлю  веслом,  чтобы  не  развернуло  лодку.  Стаю  не  вижу,  но  слышу  их  разговор.  Они  уже напротив  меня. Приподнимаю  голову – ого,  меня  далеко  отнесло  от  берега.  Поднимаю  ружье,  выстрел,  картечь  вспарывает  воду  впереди  гусей.  Поднимаю ствол выше. Второй  выстрел  и  слышу,  как  стучит  дробь  по  камням  среди  стаи.  Взлетают  все.  Жаль,  улетел  ужин  и  обед.  “Не  злись,  это  же  всего-то  гуси”.
       Темнеет.  Надо  где-то  ночевать.  Неужели  буду  сидеть  всю  ночь  у  костра?  Ого,  кто-то  идет  по  берегу  с  удилищем.  Подплываю.  Из  разговора  узнал, что  здесь стоит  лагерем  геологическая  партия.  Через  десять  минут  сижу у  начальника  партии   в  теплой  палатке  и  слушаю  радио.   У  него  разболелся  зуб,  и  мне   стало   жалко  смотреть  на  его  мучения.  Налил  ему  пятьдесят  граммов  рому,  но  не  помогло.  Пришел  рыбак  и  похвалился  уловом,  а  это  был  ленок  около  четырех  килограммов  весом.  А  я  за  все  время  не  мог  поймать  ни  одного.  Видимо,  не  умею  кидать  мышь. 
Мне  захотелось  спать,  и  я  заснул.

            Пятница   26. 09. 69 г.
       Проснулся  утром,  когда  в  лагере  геологов  было  уже  шумно.  От горящих  дров в  палатке  гудела  печка.
Пришел  начальник  партии  по  имени  Павел  Ильич  и 
принес  жареную  картошку  с  селедкой  и  соленой  черемшой.  За  уличным  столом  завтракать  холодно.
Умываться  вышел  из  палатки,  а  там  кругом  лежит  первый  снег  и  у  берегов  забереги.  Вообще-то   ледок  у  берегов  был  во все  время  пути,  а  по  притоку  Обдерган,  даже  плыла   шуга.
       Пора  в  путь.  Сегодня  мой  последний  день  в  одиночестве.  К  вечеру  должен  дойти  до  поселка  Чеугда,  где  начинается  регулярное  сообщение  с  «большой  землей».  Прощаюсь  с  геологами  и  ухожу.  Конечно  идти  одному  по  горной  реке  опаснее,  но  вдвоем  того  не  увидишь.  Просто   будете   все  время  о  чем  ни  будь  говорить,   а   я не  люблю  в тайге  болтовню.
       Небо  сегодня  чистое  и  только  плывут редкие
 облака,   подгоняемые  ветром.
            …  Ветер, ветер,  ты  могуч,
                Ты   гоняешь  стаи  туч, …
Вон   плывет  облачко,  так  похожее  на  рябчика,  через  пару  минут  это  уже  медуза  в  океане.  У-у,  а  это  уже  Змей  Горыныч  с  разинутой  пастью  и  рог  торчит  на  голове,  а  по  бокам  ее  ушки  прижаты.
       Бр-р-р.  Ветер  пронизывает  насквозь  мою  куртку   
и  свитер.  Поднялась  волна.  От  встреченных  мною  ребят  в  моторной  лодке,  узнаю,  что  до  Чеугды  осталось  десять  километров.  Пора  вставать  на  обед.   От  рыбаков  в  моторке  узнал,  что  “Ульяна” (теплоход  “Ульяна  Громова”)  придет  завтра.
        Вечер.  Я  в  Чеугде.  Почему  нет  оркестра?  Собираю  все  вещи  в рюкзак  и  мешок, а по  случаю  окончания  плавания выпиваю  глоток  рома.  В  бутылке  осталось  больше  половины  напитка   с  острова  Свободы.  Хотя  я  часто  прикладывался  к  бутылке,  но  пил  не  больше  двадцати  граммов  в  сутки. Иду  в  столовую,  и  меня  кормят  ухой  из  хариусов,  как  будто  я  ее  мало  ел  дорогой. Разговорился  с официанткой  и  договорился   ночевать  у  нее,  все  равно  гостиницы  нет.  Вообще-то ее  здесь все  зовут  подавальщицей. Мужики  над  ней  подшучивают,  но  она  беззлобно  отвечает. Женщина  одинокая  и  молодая,  а  если  борода  выросла,  то  можно  и  побриться.  Но  не  пришлось  лишаться  своей  двухнедельной  растительности  на  лице.  Она  сказала –  так  мужественнее  смотрюсь.  Просто, мужик  вернулся  из  трудного  похода.
            
                Суббота  27. 09. 69 г.
       В  одиннадцать  часов  пришла  “Ульяна”,  так  ее  здесь 
называют.  В кассе купил билет до Нижне - Бурейска, а  там  на  автобусе доеду  до  станции  Бурея.  От  Буреи  до  Хабаровска ехать  чуть  больше  суток,  и  я  буду  дома.  От  путешествия  в  одиночку  осталось  ощущение  чистоты  внутри  себя.  В  таких  путешествиях  освобождаешься  от  людской  суеты  и  постоянной  городской  настороженности.
       Попрощался  с  хозяйкой,  которая  с  тоской  в  глазах  проводила  меня  и  пригласила  приезжать  еще.  Что  она  делает  в  Богом  забытой  дыре?  Женщина  грамотная,  так  как  дома  много  книг.  Значит,  любит  читать,  и  разговаривает  грамотно.  Расспрашивать  не   стал.  Если  бы  захотела  говорить  о  себе  тогда  другое  дело,  а  лезть  в  душу  с  расспросами  не  вежливо.
        Через  двадцать  минут, после  отхода  “Ульяны” от 
пристани,  пришел  матрос  в  пассажирский  зал теплохода и  пригласил  меня  к  капитану.  Мы  познакомились,  и  пошла  гулянка  до  конечной  остановки.  Я  им рассказывал о походе,  и немного  зачитал   из  дневника.  Дорогой  прямо  с  теплохода подстрелил  пару уток, а кок  приготовил  шурпу.  Пока  плыл  на  лодке,  не  убил  ни  одной  утки,  а  здесь  повезло.  И как  под  нее  не  выпить.  Пили  водку,  но  я  больше  чокался,  чем  пил.  Так  весело  прошла  моя  поездка  на  “Ульяне”,  что  не  заметил,  как  пролетел  день  и  мое  прощание  с  рекой.
        Довольный  путешествием, я через  двое  суток  прибыл  к  брату  с  хорошими  впечатлениями  и  рассказами.
Вот, скажи,  зачем  мне  заморские  острова?  Я  и  на  родине  получаю  огромное  удовольствие.