Книга 1. III глава. Дед Воропай

Свадьба была скромной. Пеши ходили венчаться, тогда был по станицам такой обычай. Людей на свадьбе было не очень много. Почти все свои – «верующие». Все было скромно, без лишнего шума.
На второй день после свадьбы отец и сын Воропаевы увезли к себе на хутор молодую невестку. Мать по болезни и слабости не была на свадьбе. Хутор «Гунькин» уже давно не был похож на хутор. Он растянулся по балке на несколько верст. Здесь жили богатые казаки, и лишь несколько дворов, менее зажиточных, теснились к лесу там жили в основном – мужики. Вот проехали мимо богатой поповской усадьбы. А за ней было подворье Дениса Воропаева. Большой каменный дом выходил прямо на улицу. Вся его передняя часть была занята под лавку. В окнах нарядно красовалась витрина, показывая разнообразие товаров. Здесь было все: ткани, хозяйственная утварь и продукты. Лавка Воропаева славилась своим изобилием, сюда не раз приезжали за покупками из соседних станиц и хуторов. У лавки толпились люди в ожидании молодых. Толпа встретила подъезжающих свадебными песнями. Молодых осыпали хмелем. Парни заслонили собой ворота, требуя выкуп. Хозяин на радостях приказал сыну Ивану выкатить бочонок с пивом, а девкам – конфет и пряников. Довольная толпа угомонилась, пропустила молодых. В доме молодых встретила мать. Еще не старая, миловидная женщина выглядела старше своих лет, с бледным измученным лицом и усталыми серыми глазами, не скрывая слез, подошла к молодым, начала благословлять.
- Дети мои, благословляю вас на вечный союз. Будьте счастливы, живите дружно! – больше за слезами мать ничего не смогла сказать.
- Ну чего же вы плачете, маманя? Я исполнил ваше желание. У вас будет дочь и хорошая помощница. Я уверен, вы полюбите друг друга, она чудесная девушка. – Петр не стыдясь обнял молодую жену и поцеловал в щеку. На что мать замахнулась на него и добродушно пожурила.
- Ух, срамник какой, а ну-ка уйди, оставь нас одних. – Она подошла ближе к Аленке и ласково сказала:
- Ну что ж, доченька, я очень рада за сына, а мы с тобой будем жить в любви и согласии, а уж Петро мой без ума от тебя, я то знаю, по глазами вижу. Ну а чего ты плачешь, чай не по любви пошла за него? Ну полно! Не плачь, милая, пока я жива не дам тебя в обиду никому. А ты притерпись, Петька то наш недурной малый, работящий. Весь в отца пошел, хорошим хозяином будет. Одного боюсь, - сказала она почти шепотом, - только бы не волочился так как его отец. – Тут она заплакала снова. Аленка смотрела на нее и ей стало до бесконечности жаль эту добрую, но несчастную женщину. Каким то непонятным чувством еще не опытной души она вдруг все поняла. И с первых минут прониклась такой любовью, будто встретила после долгой разлуки свою родную мать. Ей даже показалось, что свекровь очень похожа на ее мать. То же усталое лицо и глаза, та же добрая улыбка, и даже голос такой же ласковый, проникающий в самую душу. Она доверчиво протянула к ней руки. Мать, рыдая, прижала ее к своей груди.
- Ну что вы тут наголашиваете, словно по покойнику! – прогремел своим басом вошедший в дом отец. – Ну-ка хватит распускать нюни, давайте-ка накрывайте на стол, надо же в нашем доме молодых поздравить.
Мать засуетилась. Аленка взялась ей помогать. Так дружно зажили они с первого дня, да не знала и не ведала тогда Аленка, что скоро навсегда потеряет свою новую, так полюбившуюся ей мать. Прошло несколько дней. Все шло, на первый взгляд, хорошо. С Аленкой были все приветливы и даже жалели ее, особенно мать.
Забыла упомянуть, у них была еще дочь Надя, подросток, очень тихая и незаметная девочка.
Но, от рождения чуткая и внимательная, Аленка сразу поняла, что свекр ее не такой уж добрый и ласковый, каким он пытался себя показать с первых дней. По характеру он был властный, грубый и себялюбивый человек. На первом месте у него было тщеславие – везде и во всем быть первым и лучше других. В хуторе он был самый богатый из всех казаков. Имел большое хозяйство. Слуг не держал, за хозяйством ухаживала жена и Петр. Сам он и сын Иван содержали лавку. Чужим он не доверял, а потому подыскал себе работящую не-вестку, возлагая на нее большие надежды. Несмотря на то, что Петр был старшим сыном, отец не доверял ему лавку, когда случалось уезжать, не только потому, что Петр был неграмотным, но больше потому, что боялся. Иван окончил церковно-приходскую школу и был хорошим покорным помощником отцу. По характеру он был в мать – терпеливый, послушный и безответный. Тогда как Петро ни в чем не хотел уступать отцу. Любил оспаривать свое право, не раз до скан-дала с отцом.
- Весь в меня, шельма! – говорил отец не без гордости. Чувствовалось что он не только не любил старшего сына, но даже побаивался его. Особенно это стало заметно, когда старый волокита в конец обнаглел. Однажды он купил на краю хутора у разорившегося мужика убогую хатенку. Все недоумевали, зачем она ему? Денис отремонтировал ее, привел в порядок двор и уехал, никому не сказав куда и зачем. Вернулся поздно ночью, когда хутор погрузился во мраки ночи. А утром все увидели, что в избенке топится печь. Вскоре любопытные бабы узнали, что там живет молодая особа. Недолго хранилась в тайне загадочная картина, вскоре все узнали, что в этой избе старший Воропаев поселил свою любовницу, одно только осталось загадкой: никто так и не узнал кто она и откуда ее привез Денис. Кто говорил, что из «заведения», другие утверждали, что это молодая вдова из черкесского аула. Все знали, что Денис водил дружбу с черкесами, был желанным гостем у них, и они к нему не раз наезжали. Свою молодую черноглазую «девку» он держал почти взаперти. Никто не видел ее за воротами, а во двор к ней тоже никто не мог войти. Огромный злой пес страшил всех, никого не подпуская к воротам. Один Денис бесстрашно входил, ласково одабривая пса за верную службу. Жену свою он не любил, но на людях лицемерно ста-рался показать, как он внимателен и добр. Наедине был груб с ней, часто бил, особенно после каждого очередного «разгула». Случалось, что он уходил на несколько дней к своей «девке», пил беспросыпно, а вернувшись домой грубо избивал жену, кляня ее и унижая. Денис заметил, что Петр не раз с интересом поглядывал на его «девку» нарочно проезжая мимо ее хаты.
Поэтому и поспешил женить сына. Первое время после женитьбы сына Денис казалось совсем забыл и забросил свою зазнобу. Он уже не ходил открыто к ней как бывало. Но прошло пол года, и Денис снова загулял у своей красотки. Несколько дней он пропадал у нее, а когда вернулся на рассвете, Аленка управлялась по хозяйству с Петром, Иван спал в своей маленькой коморке при лавке, он кроме всего был еще и верным сторожем. Всегда терпеливая жена встретила его с упреком:
- Постыдился бы ты, старый дурень. Посмотри на себя – седина уже появилась. Не зря говорят – «седина в бороду, а бес в голову». Сына уже женил, скоро внуки будут, а ты! Э-эх! И когда ты только угомонишься да стыд поимеешь? – Взбешенный Денис, уже и без того дергая ноздрями, набросился на жену. Молча, с яростью он бил ее, пока она не упала. Тогда стал бить сапогом, не обращая внимания, что она уже не сопротивляется и лежит в луже крови. В комнату заглянул проснувшийся Иван, увидев страшное зрелище в ужасе закричал, стал звать на помощь. Вбежала Алена, она не испугалась разъяренного свекра, схватила за руку, начала оттягивать от беспомощной жертвы.
- Батя, опомнитесь! Что вы делаете? Вы же убили ее, а ведь к нам сегодня приезжают гости, разве вы забыли. – Тут только Денис словно проснулся от кошмарного сна, он склонился над женой.
- Аленка, жива она, жива! Быстро топи баню, - тут он засуетился, поднял жену и на руках отнес в баню. Потом принес пучок ароматной сушеной травы, приказал Аленке заварить ее в большом чугуне. Он сам обмывал раны жены, долго прикладывал ей примочки из трав. Сам снова на руках принес ее укутанную в чистое покрывало и бережно уложил в постель. Потом сходил в лавку, принес в стакане янтарную жидкость и почти силой заставил жену проглотить ее. Вскоре она уснула, на бледном лице появился румянец.
- Ну, вот и хорошо! Ты прости меня, дочка, - сказал он, глядя на Аленку - выпил я лишнее, вот и сдурел. Ничего, мать поправиться ско-ро, а ты давай дочка, готовься встречать гостей. Все, что у нас есть самое лучшее, все давай ставь на столы. – Сам он неустанно суетился, делая распоряжения. И в тоже время часто заглядывал в спальню к жене.
- Ну как ты тут, женушка, ожила? – Снова бежал в столовую. Такого усердия и суеты Алена еще не видела. Гости должны быть к обеду. Всех загонял, Аленка ели держалась на ногах. Она тоже не раз забегала к матери, то напоит ее водичкой, то смочит губы или поправит постель. Мать лежала в каком-то забытьи, лицо ее было спокойным, словно ничего не случилось. Она, молча и покорно, принимала все услуги. И это пугало Аленку – уж не тронулась ли она рассудком? Наконец приехали гости. Денис радушно встречал, каждому приветливо жал руку, кого целовал, обнимал.
- Заходите, дорогие гостечки, уж мы заждались вас, все к обеду готово.
- А что ж это хозяюшка не встречает нас, - спросил кто-то из гос-тей.
- Да она приболела, сердешная, вот ведь жалость какая, вы уж не обессудьте, если что не так. Молодая хозяюшка готовила все для вас, - слушала его Аленка и поражалась его подлому лицемерию.
- Боже мой! – думала она, - и это говорит и делает верующий че-ловек. Да как же это только земля держит на свете таких людей?! Не понимаю, зачем ему прикрываться «верой» и так двуличничать. – Она решительно не могла этого понять.
Гости заходили в спальню к больной, выражали ей свое соболез-нование. Спрашивали, что болит. Она бедняжка только плакали и только одной женщине, которую все называли «мамаша» она тихо сказала: - Опять тоже… - и залилась слезами. Аленка слышала, как «мамаша» будучи во дворе наедине с Денисом строго сказала ему.
- Значит, не покаялся ты, непутевый. Так знай же – за эту невин-ную душу ты загубил свою навек. Не будет тебе прощения и в этом мире не будет тебе счастья. А моей ноги в твоем доме больше не будет. – Она ушла, а Денис еще долго стоял словно окаменел. Гости засобирались, и он уже не удерживал их, не льстил как по приезду. Несколько дней он ходил угрюмый, злой. Потом снова загулял у своей «девки».
Свекровь больше не поднялась, но она утешала бедную Аленку, которая уже почувствовала новую беду и утрату.
- Ты не печалься, дочка, скоро поднимусь, и тогда мы с тобой за-живем. Вижу трудно тебе, бедняжке, самой управляться с хозяйством. – Аленка при этом, не в силах сдержать слез, старалась уйти. Мать угасала как свеча. Умерла она так же тихо, как и жила. Однажды позвала Аленку и рассказала сон, последний в ее жизни.
- Пришел за мной старичок, по виду «батенька», а по голосу – мой отец, и говорит: «Идем, дочка, я тебе хатенку подарю, в ней тебе хорошо будет». Пошла я с ним, все лугами. Цветов разных множество, а пришли к избушке, она мне так понравилась, вся светлая, уютная. Вошла я в нее и проснулась. Вот, доченька и пришел мой час, ох! Как я рада, что в такую светлую избу ухожу, видно Господь вознаградил меня за земные муки. Вот только одну тебя мне очень жалко. Как ты будешь, бедная моя овеченька, среди волков жить. Сказала это, закрыла глаза, потянулась и уснула навеки.
Снова осиротела Аленка. Плакала первые дни день и ночь. Плохо ей было без матери. Никто ей теперь не говорил, как бывало мать.
- Бросай все, доченька, этим домашним делам нет и не будет конца, это бездонная яма, давай-ка лучше с тобой перекусим чего-нибудь. Сегодня кажется не среда и не пятница (по этим дням мать всегда постилась).
- Ну что вы, маменька, да ведь скоро и обед.
- Чего уж там! До обеда еще далеко, а мы с тобой чуть-чуть пере-кусим. Где нам с тобой с ними тягаться. Они все мясо трескают. Да, да! Не удивляйся, вон у отца в лавке все что хочешь: окорока, колбасы, сало. Я не раз видела, как он сам ел и сынов угощал, только приказал от меня, а теперь и от тебя таиться.
- Да как же это, маменька, грех такой они на душу берут? Зачем лицемерят?
- Вот и я не раз пытала Дениса – зачем? А он лютует. Безбожник он, говорит: «Все одно подохнем, черви съедят, тут и конец всему». А что лицемер, то правда твоя. Ты думаешь, он один такой? Нет, милая, есть среди наших верующих еще такие. Одного только и я не понимаю – зачем они прикрываются верой. Ну, не веришь и живи себе как хочешь, не мути души другим, не смущай, так нет же. Похоже, это лукавый ими завладел, а нам для смуты подсовывает. Ну, Бог им судья. Они сами за себя ответят. А вот мы с тобой сейчас картошечки с рыбкой поедим, да чайку со зверобоем попьем. – Так бывало не раз при жизни, даже когда уже мать не вставала с постели, она заставляла Аленку что-нибудь перекусить, и чтобы ее подбодрить, сама проглотит глоток чаю. Теперь Аленка забывала о еде совсем. Вставала до зари и ложилась в полночь, едва управляясь с огромным хозяйством. Свекр держал много свиней, потом перерабатывал на продукцию и продавал в лавке. Как то Петр вздумал пожалеть жену.
- Батя, вы бы кого наняли что ли, ведь тяжело Аленке одной управляться, а Надя мала еще.
- Еще чего захотела! - заорал отец. – Да! Я вот давно хотел ска-зать тебе, - он обернулся к Аленке, - хватит дурака валять. Посмотри-ка, девка, на кого ты стала похожа – кожа да кости, хоть в гроб ложи, отныне кончаем это постничество, хватит! Надоело! Смотри, какое хо-зяйство у нас, а мы слюнки глотаем, все людям продаем. Сегодня же зарублю гуся, и чтобы готовила все с мясом и сама ела. Иначе!… - тут он угрожающе потряс кулаком.
- Батя! – умоляюще сказала Аленка, - я ведь никогда в жизни не ела мясного и готовить не умею ничего из мяса, - свекр с минуту смот-рел на нее. Потом громко захохотал и вышел. Не прошло часа, как он вернулся, но теперь уже не один. Рядом с ним стояла красивая, черноглазая, смуглая, с большой черной косой его «девка». Аленка уже видела ее однажды совершенно случайно и теперь сразу узнала.
- Хотел я выдержать год по обычаю, не жениться после смерти жены, но коли ты такая бестолочь, не умеешь самого лучшего в мире – приготовить мясных блюд – пришлось мне нарушить обычай. К тому же она будет тебе помогать по хозяйству. Итак, прошу любить  и жаловать новую хозяюшку. А ты! – он обратился к молча стоявшей «девке», - будь здесь хозяйкой, обучи Аленку как обращаться с живностью. – Тут он вышел, и не успели они опомниться, как он снова вошел и бросил на пол только что зарубленного гуся. Гусь дергался, слабо взмахивал крыльями, как бы надеялся еще взлететь. Трепалась на кожице окровавленная голова. Аленке показалось, что его глаза следят за ней. В страхе она закрыла лицо руками. Такого зрелища ей не приходилось видеть в своей жизни. Отец и мачеха держали кур, но никогда не резали. Куры неслись и жили, пока сами не сдыхали. Корову, когда она старела, продавали, оставляя себе телку. Аленка ушла во двор и вернулась только когда ее позвали. На пороге на нее пахнуло новым дурманящим запахом. На столе лежал гусь уже обжаренный.
Вот когда начались для Аленки мучительные дни. Как ни силилась она пригубить кусочек мяса, но у нее ничего не получалось. Стоило поднести мясо ко рту, как ее тошнило, и она выскакивала из-за стола. Свекр сначала смеялся от души.
- Ничего, привыкнет! Еще как будет уплетать, за уши не оттянешь, - но шли дни, а «комедия» (по его словам) продолжалась. Бедная Алена в конец исхудала, теперь все подавалось на столе только мясное. Аленка не касалась больше к печи, она управлялась во дворе. В летней кухне варила свиньям кукурузу, запаривала дерть, и сама украдкой питалась вареной кукурузой. Она решительно не знала, что ей делать и рада была уже оскверниться, но не могла.
- Что делать? Как приучить себя есть мясо? – она обернула чистой тряпицей гусиную лодыжку, спрятала ее за пазуху и время от времени подносила ее ко рту, но тут же прятала снова. Ее по-прежнему тошнило от одного запаха мясного. Свекр уже начал лютовать. Кричал, топал ногами, грозил убить.
- Ты куда смотришь, подлец, - кричал он на Петра. – Заставь ее жрать мясо, не подыхать же ей с голоду. – Петр любил жену и не хотел ее обижать. Но спорить со взбесившимся отцом был бессилен. Он стал уговаривать ее.
- Ты, Алена, начинай с «бульона», ну с жидкого, - пояснял он ей непонятное слово, - гляди и привыкнешь. – Аленка обещала попробо-вать, но и бульон вызывал тошноту.
- Нет! Нет! Не могу. Боже! Что мне делать? – шептала бедная Аленка день и ночь. В эту ночь она почти не спала, а когда уснула, ей приснился кошмарный сон, будто она упала в пропасть. Потом ее кто-то подхватил и вынес на свет. В ужасе она проснулась. Снова одна и та же мысль – как жить дальше? Вдруг кто-то шепнул как бы в мозгу, говоря, а смерть?! Она избавит тебя сразу от всех мук. – С этой минуты ее уже не покидала эта «счастливая мысль».
- Но как это мне раньше не пришло в голову, что можно разом от всего избавиться. – Она лихорадочно оделась и весь день работала с неимоверной силой, все спорилось в ее руках. Совсем забыла о Боге, единственное, о чем думала, так это как и где осуществить свою затею. Все было продумано, взвешено и решено – уж лучше смерть, чем такая жизнь. А амбар – это самое подходящее место, и балки там прочные. Она уже и веревку припасла. Выбрав момент, когда в доме никого не было, она склонилась перед образами на колени и начала молиться. Но сквозь молитву она все время слышала в своем мозгу навязчивые слова: «Что, испугалась? Страшно умирать? Да ведь это один миг, и все кончиться». О, сгинь, нечистый! И она начала читать воскресную: «Да воскреснет Бог и расточаться врази его…» Опять кто-то нашептывает: «Тебя никто не будет больше мучить», раздались чьи-то шаги, Аленка испуганно вскочила, вошел свекр, зло метнул на нее взглядом, сказал: «Чего ужин не собираете, где Фатима?», и тут же, не дождавшись ответа, громко позвал: - Фатима! – та испуганно вбежала в горницу, - Тут я, тут, чего прикажите, Денис Сидорович?
- А то и прикажу – ужинать пора!
- Так ведь Петра Денисовича нет еще с поля.
- Дался тебе Петро, у него жинка есть. Почто ты о нем печешься? Быстро собирай мне на стол, и чтоб больше я не слышал этого! Ясно? – Фатима засуетилась.
Аленка незаметно выскользнула под шумок из горницы. Солнце уже давно село, сгущались сумерки. - Вот самое подходящее время, - подумала она, и направилась в амбар. Стоило ей взяться за веревку, как ее охватил безумный страх. – Как же так, ведь это же я душу свою загублю, не будет мне прощения. Разве тому меня учили? – Она упала на колени и сквозь рыдания читала молитвы все подряд, какие только знала. С улицы слышались девичьи песни, играла гармошка. Скрипнула калитка, наверное Иван пошел на улицу. Аленка поднялась и как безумная уставилась на балки, казалось, они манили ее. Осталось пододвинуть колоду и закрепить веревку. Она уже не в силах была ни о чем думать, не хотелось и шевелиться, ею овладело оцепенение. Она не слышала шумных шагов и как распахнулась дверь. Лунный свет осветил стоявшую неподвижно Аленку. В руках она держала веревку. На пороге стоял Петр. Потом он бросился к ней с криком – Алена, дорогая, что ты задумала! Опомнись! – но вместо ответа Аленка упала ему на руки без чувств. Петр пытался привести ее в чувство, хлопал по щекам, сбрызнул водой, но все безуспешно. – Неужели умерла? – Он понес ее в дом, в отчаянии стал звать домочадцев. Свекр склонился над бесчувственной, приложился ухом к груди и сказал злобно:
- Чего паникуешь и орешь, жива она, ты лучше расстегни кофту да смочи ей грудь и виски «уксусной водой». – Петр тут же принялся дрожащими руками расстегивать кофточку, на пол упало что-то. Он поднял, развернул тряпицу и увидел гусиную лодыжку.
- Так вот почему она, бедняга, хотела лишить себя жизни и сгубить свою душу, это вы! Все вы довели ее до этого! Вы мать убили, теперь за мою жену взялись. Убийца, зверь!
- Молчи, подлец! – неистово заорал отец и наотмашь ударил сына так, что изо рта побежала кровь. – Вон, мерзавец, из моего дома, чтоб ноги твоей здесь больше не было. Я тебе покажу, как поучать отца. – Он еще замахнулся, но в это время Аленка уже очнулась, все видела и слышала. Она хотела встать, но силы ее ослабли от постоянного недоедания так, что она уже не могла держаться на ногах, и она снова упала на пол. Все бросились к ней. На какое-то время она снова потеряла сознание.
Очнулась она в своей постели, рядом сидел Петр.
- Ну что, родна моя, не надо, не плачь, не дам я тебя в обиду. Вот перед образами клянусь, что никогда не стану принуждать тебя и никогда не трону тебя даже пальцем. Послушай, Алена, у нас был сегодня какой-нибудь странник, такой маленький, с белой длинной бородой?
- Нет, а что?
- Да вот чудо какое – еду я с поля, уже к хутору подъезжаю, смот-рю старичок стоит у дороги. Я поздоровался, а он мне и говорит:
- Поспеши, сынок, домой, там твоя жена руки на себя наложить хочет.
- Пришпорил я коня, галопом гоню. И почему-то сразу в амбар и побежал, будто кто-то подсказал мне. Видно сам Бог послал мне того старичка. – Слушала его Аленка и дивилась, знала она, что любил ее муженек похвастать и приврать для окраски, наверное выдумал все. Но почему тогда действительно он бежал в амбар. Теперь она хорошо помнила, что слышала, как кто-то бежал, как распахнулась дверь, только сама она окаменела вроде бы. Так до самой смерти она и не узнала, правду сказал Петр, было ли ему такое видение, или он все это выдумал. Прошло еще несколько дней, свекр лютовал все больше и больше. Теперь он придирался к Петру по каждому поводу и без повода. В конец приревновал свою Фатиму к нему и избил ее до полусмерти. А потом объявил сыну и невестке, что отделяет их. Не спрашивая их согласия, он поселил их в ту хатенку, где прежде жила Фатима. Дал им сто рублей и сказал:
- Вот так, дорогие, я начинал хозяйничать без рубля и, как видите, сам нажил все своими руками. Не будешь дураком, сынок, значит и ты наживешь себе богатство. На сотню с умом можно ого как развернуться. Ну, с Богом! Оставайтесь, хозяйничайте, а в моем дворе чтобы духу вашего не было.
- Ну вот, Аленка, теперь мы сами с усами, небось не пропадем. Ты у меня хозяйка и умница, заживем мы с тобой на славу.