про чудовищ и людей

на углу буденновского и социалистической продавали чудовищ. вернее, отдавали в хорошие руки. руки должны были быть холодными и злыми, поэтому спешащие мимо бабушки сочувственно вздыхали, бросали взгляды на сумку с копошащимися клыкастыми и ускоряли шаг.

через час пошёл снег. тётка с тёмным от неудачной торговли лицом пошурудила в сумке рукой в перчатке и вытащила одного пушистого, неровного окраса, который тут же больно укусил её за палец.
"вот ведь гад!", - вскрикнула она, и чудовище с жалобным писком шлёпнулось обратно в серую клетчатую сумку.

мимо шёл мужчина. по его стоптанным и старым, но ещё аккуратным ботинкам было понятно, что они у него одни. мужчина остановился, посмотрел на сумку и на продавца:
- "что ж не потопили?", - спросил он.
- "не успели..", - вздохнула тётка, и в её лице на миг возник проблеск надежды, что перед ней покупатель.
- "чем кормить?", - спросил мужчина, прикуривая.
-"оплеухами, можно пинками. злости не жалеть, резкости. ни в коем случае тепла и нежности. и не гладить совсем, пока молочные зубы не выпадут, только пинать. да смотрите не прибейте, мелкие они ещё", сказала она, смотря прямо в его прищуренные холодные глаза.

в доме потрескивали дрова, и уютно пахло деревом. мужчина поставил сумку в середину комнаты, но из неё никто не вышел.
он принёс молока, разлил в четыре блюдца, надел перчатки и стал по одному вытаскивать из сумки маленьких чудовищ, каждому внимательно смотря в клыкастую его мордочку и тщательно поглаживая спинки.
"ничего, перезимуем тут все, а потом, глядишь, и на уток ходить будем. лес большой, всем места хватит," - приговаривал он, накрывая сопящие пушистые комочки мешковиной.

за окном падал снег. в доме было тепло и тихо. и новый день встречали один отчаявшийся человек и четыре маленькие надежды.