Свидетельство пострадавшего монаха о. Герасима Тиш

Протоиерей Константин Борщ. ИМЯСЛАВИЕ.Том 2.

Часть I

Глава 1

Свидетельство пострадавшего монаха о. Герасима (Тишевского), об избиении афонских исповедников в 1913 году

По слабости моего здоровья не стану объяснять много, надеюсь, что из наших изгнанников найдутся, которые выяснят все подробности, я же хочу сказать о ужасном событии, насколько мне Господь поможет, которого ещё не бывало в истории подобного с монахами.
Июня 5-го, 1913 года, пришёл из Константинополя на Афон осольский военный пароход «Донец» и остановился у бочки возле монастыря Великомученика и Целителя Пантелеимона, на котором прибыла комиссия: член Святейшего Синода архиеп. Никон и с ним профессор Троицкий, и Константинопольские чиновники Русские, Консул Шебунин, посольский секретарь Серафимов и секретарь Солунского Консула Щербина. Они немедля выехали на берег и проследовали в монастырь, им была сделана обычная встреча, потом в скорости возвратились на пароход.
На другой день архиеп. Никон пригласил к себе на пароход для беседы имяславцев, не более 4-х человек, а их поехало 8 человек, во главе был о. Ириней. Когда они подошли к архиеп. Никону, сделали ему земной поклон и подошли под благословение, то он сказал: вас нельзя благословлять, и не преподал им своё пастырьское благословение (это называется по просту: «обухом в лоб»), поэтому они потеряли к нему своё доверие, уважение и расположение, беседа у них шла уже, так сказать, неправильная, с первого дня оказалось, что это судьи одной стороны. Когда узнали имяславцы, что архиеп. Никон не благословил наших представителей на пароходе, то при встрече с ним стали его избегать и не подходить к нему под благословение. Архип. Никон в своём докладе Св. Синоду пишет: имяславцы при встрече со мной не подходили ко мне под благословение; однако он не сказал причину, почему не подходили, потому что он дал повод к этому, умолчал и не объяснил Св. Синоду.
Потом стали приглашать монахов в Гостиную для подписки под новым синодским постановлением от 18 Мая 1913 г. с принуждением и угрозами, от чего мы отказались. После того они хотели было взять на пароход нашего уполномоченного от имяславцев о. Иринея и ещё несколько человек, тогда мы заявили, если вы хотите брать их, то берите нас всех. Потом они для большей энергии, потребовали из Константинополя русских солдат 120 человек, там находившихся на броненосце по случаю военного времени для охраны посольства. Солдаты помещались в монастыре в рухальне; сделали из монастыря казарму, и занимали 18 постов по важным учреждениям, для большего значения, чтобы возложить на нас более ложь и клевету, на бедных и беззащитных монахов.
Для нас недоступно было, чтобы послать письмо или телеграмму в Россию, все учреждения почтовые и телеграфные были под контролем. А так же от нас ничего не принималось, ни устное, ни письменное объяснение. На пароходе подали Консулу на бумаге объяснение, то он не только не стал читать, а даже порвал и бросил.
В феврале месяце того же 1913 года приехал на Афон синодальный миссионер Игумен о. Арсений, он остановился в Андреевском Скиту, подписались (против имяборчества) 300 человек, а в Пантелеимоновском монастыре 960 человек. Игумен наш увидел, что их сторона много меньше нашей, не более 300 чел., послал по горе своих имяборцев, чтобы подписались иеромонахи (пустынники), а кто не подпишется, тому не будут выдавать череков (45 коп.) в неделю и сухарей. На Афоне в Пантелеимоновском монастыре установлено покойниками старцами: духовником иеросхимонахом о. Иеронимом и игуменом архимандритом Макарием, каждую неделю выдавать в Порте (св. ворота) бедным пустынникам по череку, мерку сухарей, старую одежду и обувь. Итак, они незаконно, чужими наполнили достаточное число и присудили нас  ко изгнанию. Начальство всё, как приезжее, а также и монастырское оставили в сторону всё, о чём было несогласие между братией о Имени Божием, и взялись измышлять всевозможную ложь и клевету на нас. Иеромонах Кириек лазил по Константинополю три месяца и хорошо подготовил начальство, потому они тщательно трудились и всё сообщали в Константинополь Послу Гирсу почти каждый день, по телеграфу и письменно, всё новое и новое измышление, а именно: доносили на нас, что мы бунтовщики и революционеры, хотим обливать керосином Ризницу и Рухальню и зажечь, водопроводы разломать, кассу разбить, игумена за Порту вывесть и прочие разные нелепости. О, ложь ты, окаянная ложь! Какой же верх взяла! Какой хозяин будет жечь свой дом, или же наносить какой-нибудь ущерб своему имуществу, что же мы, наёмщики были что-ли? Мы были такие же сыновья Обители, как и они: игумен, наместник и прочие, мы их избрали и почтили саном, а они нас отблагодарили ложью да клеветою, а потом водою, штыками и прикладами, а затем и из монастыря изгнали. Итак, под таким истязанием и гнётом мы находились четыре недели, день и ночь трепетали, всё ожидали решения нашей участи.
Июля 1-го был прислан за нами пароход Добровольного флота «Херсон». Июля 3-го, мы узнали, что хотят чем- то порешить судьбу нашу, и мы собрались возле келлии о. Иринея, в Коридоре широком и просторном, в прачечном корпусе на 5-м этаже, против просфорни, около 500 человек, и действительно так: к нам пришёл Консул и говорит: отцы, убирайте свои вещи и идите на пароход. Мы говорим: Чего ради оставлять нам самовольно свою Обитель и идти на пароход?» Он сказал: «Вот вам два часа сроку, и ушёл. Так и случилось: через два часа приходят офицер с солдатами и с ружьями, остановились в коридоре возле просфорной двери против нас и по команде офицера стали заряжать ружья, чтобы стрелять в нас, мы видим неминуемую смерть, стали одеваться в полную монашескую одежду и готовились на смерть, в руки взяли кто св. Икону, а кто Крест в одной руке, а в другой чётку и стали молиться попеременно по чёткам: Спасителю, Божией Матери, св. Арх.Михаилу, св. Великомуч. и Целителю Пантелеимону и прочим святым.. Солдаты с офицером увидели, что мы молимся, ружья поставили и поснимали фуражки, потом опять понадевали и стояли вольно, а мы всё молились, и так прошло два часа. Потом приходит Консул и говорит: отцы, оставляйте молиться, собирайте свои вещи и идите на пароход, вот вам четверть часа сроку, и ушёл, мы ему на это ничего не ответили. Через ; часа пришли с парохода «Донец» матросы, и в просфорном корридоре достали из ящика шланг, привентили к водопроводным пожарным трубам и пустили на нас воду, мы стояли неподвижно под холодной струёй воды целый час, а с другого шланга лили из монастырского двора по Портарейкам, потом по команде офицера бросились солдаты на монахов и стали нас бить прикладами и штыками. Впереди стоял иеросхимонах Николай в эпитрахили и держал в руках икону Божией Матери, большую в киоте, Икону штыками побили, с рук вырвали и бросили на пол в грязь и воду, с него эпитрахиль сорвали и бросили на пол в воду, а его самого избили до полусмерти, а также и с другими поступали: Иконы, Кресты, а некоторые имели Царские Портреты в руках, тоже самое разбивали штыками, вырывали из рук и бросали на пол, а самих били штыками и прикладами, где попало, а более всего по голове. Вот зрелище было, и описать всего трудно, крик, визг, вода шумит, солдаты делают своё, а матросы своё, льют и бьют. Если бы был в то время посторонний человек с прямой совестью, то какую бы он мог написать историю, это небывалое в мире такое действие с бедными и беззащитными монахами; да ещё от кого же? Не от турок, или греков, а от своих и архиеп. Никона («приснопамятного).
Ради общего нашего выяснения, а не ради похвалы, скажу, что и я испытал на себе: я стал уже труситься от холода, мокрый с головы до ног, зашёл в коридорчик, выходящий на портарейку, прислонился головой к стене, стою и глаза закрыл, в правой руке держал Крест, а в левой чётки, вдруг напали на меня три солдата иззади, один ударил меня по спине прикладом, я оглянулся назад, другой по голове ударил, и камилавка моя с наметкой где-то полетела, более и не видел её, третий тоже ударил по левой щеке, я очутился лежащим на полу, кровь пошла с щеки, я поднял левую руку как бы защищаясь, меня солдат ударил по руке стволом ружья, с руки пошла кровь, потом как рванёт крест у меня с руки и бросил на пол со всей силой, я, лёжа, смотрю вверх, все трое подняли надо мною ружья, мысль у меня пробежала: пропал Герасим, они так постояли и отошли от меня, я немного по лежал, смотрю: никого нет, только вода шумит, я тогда поднялся и пошёл в большой коридор, чтобы по лестнице идти вниз, а оттуда два солдата прямо в меня штыками к груди, я тогда назад да на портарейку, на балкон, смотрю: там сидит о. Куарт, бывший капитан парохода, 30 лет не сменялся, весь в крови, и глаз не видать, а я лёг возле него, от слабости здоровья и от испуга всё дрожит у меня, а на нас со двора водою льют, но, думаем себе, вода не штыки, пусть льют, вдруг прибегает к нам офицер молодой, родом болгарин, в руках держит револьвер, как закричит на нас: на низ, свиньи! Побью вас здесь переэтак вас (по-матерному), мы тогда в коридор, смотрю: монах сидит на том месте, где меня солдаты били, держит мой Крест, я ему сказал: отец, это мой Крест, и взял у него с руки, он пустил и остался седящим, тоже, наверно, приклали хорошо; в коридоре матрос из шланга водой мне прямо в глаза, а когда я прошёл, то он как пустил мне водою в затылок, едва я удержался на ногах, смотрю возле лестницы, где солдаты стояли и сопровождали нас вниз, плавают в воде три монашеских шапки, я тогда взял одну с водою и надел себе на голову, это всё солдаты посбивали с монахов штыками да прикладами. Промежду штыками спустились мы по лестницам во двор монастырский и прошли до порты (св. Ворота), там закричал на меня солдат: полож Крест, я положил на завалнке возле Дохиарни, там была уже большая куча святых Икон и Крестов, так, что из заваленки падали на землю, всё это по-отбирали у выходящих монахов. Среди Порты стоял консульский кавас-турок в красной эфеске, он осматривал каждого монаха на груди и шее, кто имел св. иконы или крестики, то снимал их, вот до чего допустили, иноверцу прикасаться скверными и нечистыми руками к святыне. Внутри монастыря возле св. Ворот стоял один пулемёт, а другой за воротами. Консул стоял за Портой и благодарил солдат: благодарю ребята! Солдаты отвечали: рады стараться! Это за то, что братской кровью, обагрили св. Обитель, да, кстати, и наместник был именинник в тот день: Иакинф. Ита, погнали нас промежду штыками на пристань, вот там-то зрелище было, как мы сошлись, ужасу подобное: мокрые с головы и до ног, окровавленные, у некоторых старцев седые волосы облиты кровью, многие без шапок, избитые, измятые, всё это происходило не от чужих, а от своих, вот картина была, посмотреть: Увы! Потом посадили нас на пароходные лодки и монастырский пароход «Херсон», который стоял на парах вблизи парохода «Донец», нас всех поместили в двух трюмах, а человек восемь взяли отдельно под строгую охрану, на люках поставили часовых, так, что если требовалось выйти, то по пол-часа приходилось стоять на лестнице ожидать очереди, сколько с одной стороны зайдёт в трюм, столько с другой стороны выпустят. Сейчас же из парохода «Донец» приехал доктор с фельдшером, на пароход «Херсон», вызвали всех раненых из трюма на палубу, доктор осмотрел очень внимательно и записал каждого имя, фамилию и состояние раны, сделали перевязку всем и уехали. На другой день доктор парохода «Херсон», также записал всех тяжело раненых, которых было свыше 50 человек, и делал перевязки каждый день по утру до самой Одессы.
Значение ран: монаха о. Куарта солдат ударил штыком по лбу, перерубил афонскую суконную шапку, и разрубил ему лоб так, что на пароходе сшивали ниткой. Схимонаха о. Исаакия солдат ударил прикладом по затылку и очень сильно разбил ему затылок, так что на пароходе сшивали. Иеродиакона Никона солдат ударил штыком в голову, пробил верхушку шапки и ранил ему голову, так что и в Одессе делали ему перевязку. Монаха о. Феодора  солдат штыком ударил с боку головы, пробил вдвойне суконную шапку, навылет, т. е. спереди и сзади, и ранил ему голову очень сильно. Монаха о. Горгония солдат ударил штыком прямо против сердца и ранил очень серьёзно. Монаха о .Мелетия матрос железным ключом в руку толщины, которым открывают водопроводные пожарные краны, со всего размаху ударил по щеке так сильно, что ему и рот перекосило, чуть голова не слетела, и щека очень сильно была опухшая. Схимонаха о. Прохора солдаты прикладами голову разбили так сильно,  что весь был облит кровью, и его избили до полусмерти и без чувств оставили  в коридоре лежащим в воде и грязи, он по-лежал, очнулся и сам пришёл на пристань. Схимонаху о. Валенту солдаты прикладами побили бока так, что во многих местах синяки были; а также и прочих, многих, били по голове, по спине, по бокам и где попало, а некоторых бросали по лестницам как снопами. О числе раненых и значении ран могут засвидетельствовать доктора пароходов: «Донец» и «Херсон», а не так, как архиеп. Никон пишет в своём докладе Св. Синоду: когда лили водой, то от бьющейся струи защищались досками и Иконами, то, конечно, без этого не обошлось, человек 25 оцарапались ими, которым наш судовой доктор сделал перевязки, а через 2 – 3 дня перевязки были сняты; почему же он не сказал, что солдаты били штыками да прикладами, а перевязки у некоторых поснимали лишь через 2 – 3 недели в Одессе, а знаки остались даже до смерти.
По отправке нас на пароход «Херсон» начальство всё с солдатами и архиеп. Никон, отправились в Андреевский Скит; Андреевские монахи заявили начальству, что они согласны без всякого сопротивления уехать, но только чтобы архиеп. Никона не видеть и дать им время убрать свои вещи, им и сделали это снисхождение, архиеп. Никон уехал на Карею и находился на Пантелеимоновском Кунаке (подворье). Из Андреевского Скита начальство сообщило на пароход «Донец», что Андреевские без сопротивления согласились уехать, тогда пароход «Донец» разукрасился флагами и салютовал из пушек, торжествуя победу над монахами,  разорение 2-х русских бителей на св. Афонской Горе. Если бы так поступили турки, или греки, то и не жалко бы было, а то свои, соотечественники, свои и своих. Турки и то не арестовывали в полном монашеском облачении, а наши не только арестовали, но несколько человек даже до смерти побили,  - а сколько тяжело ранили и зашибли.
В 1874  и 1875 годах греки, было, согласились выгнать всех русских монахов из Афона,  они и начали с русского Пантелеимоновского монастыря, в то время в Константинополь послан был блаженной памяти покойный граф Николай Павлович Игнатьев, он так стоял за русских и защищал их, что до тех пор русский Пантелеимонов монастырь был под управлением греков, а то перешёл в русские руки. А этот посол Гирс с архиеп. Никоном: Увы! – разорили две обители, разогнали 1000 душ монахов и утешили греков, которым нужно было тысячи потерять и сотни лет ожидать, но такого случая не дождаться, каким утешили их наши власти, светские и духовные: посол Гирс и архиеп. Никон.
На другой день, приехали к нам на пароход «Херсон»: Серафимов и Щербина, они спрашивали у каждого монаха номер келлии, записали и прислали келейные вещи, но не удовлетворительно, кому  половину, а кому одно старьё.
После сего они вздумали ещё одно лукавство под видом милосердия: приехали к нам на пароход консул и наместник, консул прошёл по палубе и оповестил всем: отцы, идите и получите, монастырь предлагает вам своё вспомоществование: кто прожил в монастыре до 15 лет, тому 25 руб., а кто 20 лет, тому 50 руб., а кто свыше 20 лет, тому 100 руб. Возмите и распишитесь; вот хорошее пособие, есть такие, которые прожили в монастыре: 30, 35 и более 40 лет, так вот, получи 100 рублей и распишись, что ты мне не должен, а я перед тобой не виноват, но  ни один человек не пошёл за деньгами, с тем они и уехали.
Потом прибыли на пароход «Херсон», с Андреевского Скита монахи – 182 человека, их поместили в отдельный трюм, из них Архимандрит о. Давид, и три иеромонаха. Пантелеимоновского монастыря взяли 434 человека, из них 10 иеромонахов и 6 иеродиаконов, всего на пароходе «Херсон» вывезли в Россию 616 душ.
Из монастыря вывезли самых лучших людей, деловых и мастеровых, а именно: эконом и архитектор, машинисты, литейщики, слесаря, столяра, кузнецы, плотники, часовые мастера, позолотчики, живописцы, ризничии, сапожники, портные, доктора, аптекаря, фельдшеры, зубные врачи, регента, певчие, пожарного отделения, кожевники, красильщики, виноградари, огородники, масличники и прочие разные мастеровые монахи, и как не содрогнулось сердце Игумена о таком разорениии св.Обители, прежние игумены собирали братство и приобретали для св. Обители имущество, а этот разогнал братию и расточил имущество собранное предшественниками его.
В гражданском суде и то привлекается к ответственности тот, кто нарушит порядок; почему же архиеп. Никон не захотел выслушать, когда ему предложили на соборе в Церкви: владыка святый, мы Вам объясним, откуда у нас началась распря между братией: от игумена и Духовника Агафадора, то он ответил: это дело не моё, есть у вас Протат и Патриарх! Вот судия праведнейший! Если выслушать истину: кто обесчестил Св. Гору, кто обесславил св. Обитель, кто опорочил всё монашество и кто поколебал всю православную Церковь, то это дело не его, а если же сшивать ложь и клевету на бедных и беззащитных монахов, то это дело его! Конечно, ни Патриархи свои грамоты, ни Св. Синод своё новое постановление, сами не навязывали, а всё это было по донесению на нас Игуменом.
В Покровском Соборе при всей братии архиеп. Никон сказал: вы все простецы и не учёные! Наш уполномоченный от братии о. Ириней ответил ему: да, правда, Владыка, святый, мы все простецы, и из нас нет никого учёного, но мы день и ночь находимся в храме Божием и слушаем Священное Писание, и у нас голова набита священным писанием; поэтому мы и стоим твёрдо за Имя Божие.
На Афоне в монастыре мне говорил схимонах один, грек, что у греков есть в истории: Когда турки завоевали Грецию, то они вздумали отуречить всех христиан, поэтому они решили начать с знатных и богатых жителей, а с простецами нечего будет и говорить. Когда же турки предложили богатым и учёным христианам: так, как мы завладели вашей страной, то вы должны принять и нашу веру, то все эти богатые и учёные отуречились. Когда же турки приступили к простецам и деревенским пахарям с предложением принять их магометанскую веру, то простецы на это им ответили: мы христианами родились, христианами и помрём. Тогда турки сказали: мы завладели вашей страной, поэтому вы должны принять и веру нашу. Тогда им ответили простецы: мы как платили дань своим царям, так и вам будем платить, страной нашей вы завладели, но верою нашей вы не завладели, мы как были христианами,  так и будем христианами. Тогда турки стали их мучить, носы, уши и языки отрезать, глаза выкалывать и прочие разные мучения творить, но они сказали: и головы отрезайте, но мы, как родились христианами, так и помрём христианами. И сколько с ними турки ни бились, и скольких ни позамучили, но ничего не могли с простецами и пахарями сделать, так и оставили их жить свободными. И так в Турции и по сие время, есть святая Православная вера, храмы Божии, Патриаршество и все правила христианские, даже до этих пор не брали и в солдаты из христиан, всё это удержали за собой простецы, деревенские мужики, пахари и лапотники, по выражению наших имяборцев.
Июля 8-го оба парахода отошли в путь, «Донец» - вперёд, а за ним - «Херсон». Боже мой! Как наше разлучение было насильственно со Св. Горой и славнейшею обителью св. Великомученика Пантелеимона, в которой я с юных моих лет всю свою жизнь провёл, трудно и описать такое наше тяжёлое положение, мы все глядя на Св. Гору и, прощаясь с нею, плакали навзрыд, и пели афонское: «Достойно есть». Начальство отдали приказание выпустить нас всех из трюма на палубу, пока пройдём Афон. (Потом, против вершины Афона, разделились на два хора и начали петь вечерню, время было вечернее, канонаршил иеромонах Варахия, стройным и умилительным Афонским пением, оглашали воздух и море, погода была тихая и хорошая). В Константинополе мы простояли одни сутки, к нам на пароход приезжал Консул Шебунин, и, уезжая на берег, сказал: прощайте отцы, не поминайте лихом! В Чёрном море от люков часовых сняли, тогда мы стали свободно выходить на палубу. Мы очень благодарны были на пароходе «Херсон» как капитану, а также и всему его экипажу. В знак благодарности иеродиакон о. Исидор от всей братии поднёс господину Капитану св. Евангелие.
Июля 13-го утром прибыли мы в Одессу, пароход «Херсон» зашёл в бухту и стал на своём месте когда приехали на паровом катере Одесские власти, то заявили капитану, что нужно было остановиться на рейде, но уже поздно было, вот какое распоряжение было, как с важными арестованными преступниками. Вот тут-то опять шла потасовка: допросы властями каждого по отдельности от рождения, переписка, перекличка, перегонка из трюма в трюм с вещами. (Секретарь Щербина ехал с нами до Одессы, он всё бегал, то в город, то на пароход, лгал и клеветал везде начальству на бедных и беззащитных монахов). Нас вывозили на берег девять дней, всё днём, составляли группу человек в 50-60-70 и более или менее, потом в отдельный трюм под караулом, а утром рано чуть свет на паровом катере вывозили на берег, а там под конвоем городовых и околодочных надзирателей проводили по указанию монастырского начальства: одних в тюрьму, других в тюремных тёмных каретах в бульварный участок, а третьих каждого на свою родину. Таможенные чиновники, осматривали наши вещи на пароходе, и с ними настоятели подворьев: Пантелеимоновского и Андреевского, они отбирали от нас , Иконы, книги, и что хотели.
Мне пришлось попасть в самую последнюю партию, июля 21-го в воскресенье вывезли нас на берег - 66 человек и повезли в Бульварный участок, кругом нас городовые и околоточные надзиратели, в это время по всем церквам был звон к поздней Литургии, один Андреевский старец, проживший на Афоне в Скиту 43 года, не мог идти, пристав на своих дрожках подъехал к нему, посадил его рядом с собою и привёз в Бульварный участок, а также пришли и мы туда, привезли и вещи наши. Сейчас же приказали нам снимать с себя всё монашеское одеяние, а жидки уже тут ожидали с одеждой, и одели нас в жидовское платье: пиджаки и панталоны, а на голову соломенные шляпы, а другим надели картузы. Некоторые не пожелали сами снимать с себя монашескую одежду, то с таковых насильно снимали, и многим волоса поотрезали насильно. На нашу одежду выдали нам каждому полицейскую опись. Разместили нас по комнатам человек по 20, мы и смотрим друг на друга, Боже мой! Что сотворили с нами, да и за что? Никого мы не убили, ничего не воровали, ни малейшего ущерба не нанесли св.обители, ниже чем-нибудь обидели Игумена, все воздавали ему почести, повиновение и послушание, сидим мы и ощупываемся после монашеской одежды, иной косу заплетает, другой под картуз волосы убирает, и всё ничего не выходит. Один околоточный надзиратель вошёл к нам в помещение и стал возле дверей, смотрел долго на нас молча и сказал: ну, отцы, довольно с вас и этого наказания и ушёл. Итак, разослали всех нас на родину, да у другого и родственников-то нет, иной старый, другой молодой, а иной больной, от них же первый есмь аз, хоть сумку на плечи надевай, да и по миру иди, да и ходить-то не могу, как хочешь так и живи, да и ни копейки денег нет, хоть под забором помирай. Вот и скитаемся по мирским жилищам и между семействами, где день, а где ночь, и с прискорбием вспоминаем Афонскую одиночную келлийку.
Когда прожил на св. Афонской Горе в Русском Пантелеимоновском монастыре 42 года, какое может быть родство через столько времени, да и кто меня знает. Лишили нас монашеского чина и иноческлого звания, да мирским именем и называемся.  С родины послал я в Одессу на Пантелеимоновское подворье настоятелю иеросхимонаху о. Феотекну, полицейскую опись на мою одежду и просил его выслать мне мои вещи по адресу на родину, он прислал, а две рясы и два подрясника моих не прислал, оставил у себя, да и ещё наложенным платежём. Вот как, обижать, так уж обижать надо вконец. Неужели нет у нас на св. Руси добрых людей, которые бы вошли в наше жалкое горькое положение.
Веруем и надеемся на милосердие Божие, что Господь пошлёт добрых людей, которые чрез десятки лет, а всё-таки правду выведут на свет, а ложь и клевета разрушатся как паутина, а нам, конечно, придётся нагореваться.
Вот краткое изложение афонского погрома в том виде, как оно в действительности происходило, что видел своими глазами, и что испытал на себе.

Убогий схимонах Герасим Тишевский, афонский изгнанник.


Добавление. Прибывшие солдаты на пароходе Р.О.П. и Т. высадились на пароход «Донец» и там находились от 11 до 13 Июня. В полдень, когда вся братия отдыхали, солдаты и матросы, вооружённые, вышли на берег и, атаковав св. ворота, половина вошли в монастырь, а половина стояли за воротами и никого не пропускали в монастырь, они хотели было, взять о. Иринея, и ещё несколько человек. Узнав это, собрались братия, живущая вне монастыря, и между солдатами стали пробираться во внутрь монастыря, но солдаты их не впускали, и один солдат ударил иеродиакона о. Иулиана штыком в затылок, раскроил ему затылок так, что в Преображенской больнице сшивали, и ещё человека три избили, одному зубы выбили, другому бороду вырвали, а третьему, о. Иринею, штыком навылет пробили подрясник и рубашку, но за тело не задели; это начало положили, обагрили братской кровью св. Обитель.
Через неделю на пароходе Р.О.П. и Т. « Чихачёв», выехали 212 человек монахов, которые не пожелали подписать Синодское послание. Потом выехало по 10 – 20 человек, всего более 1000 душ.
 
Глава 2

Ноябрь, 1913 г.
М. А. Новоселов

ПО ПОВОДУ ПОСЛАНИЯ СВ.СИНОДА*

(«Начала». Религиозно-философский журнал. Москва. 1998 г. с. 212 – 214).
В текущем году произошли известные афонские события, ис¬полнившие горечью и смущением многие сердца. Однако, эти со¬бытия бледнеют в сравнении с значением того шага, который был сделан по этому поводу высшей церковной властью — Константи-нопольским Патриархом и российским Св. Синодом. Именно: Патри¬арх и Св. Синод приписали себе компетенцию давать окончательные и для всей церкви безусловно обязательные решения новых догма¬тических вопросов, — другими словами, заявили притязание на догматическую непогрешимость.
Со стороны Синода это выразилось в послании инокам по пово¬ду вопроса о почитании имени Божия1; здесь относительно этого «нового догмата», точнее — вопроса, по которому доселе не было еще церковно-догматического определения, выносится готовое решение, и это последнее затем приравнивается «голосу Матери-Церкви, которая одна на земле есть столп и утверждение истины», «невеста Христова».
До сих пор считалось незыблемой основой православия и глав¬ным его отличием от католичества то, что хранение церковной истины в нем вверено не одной высшей иерархии, а всему телу Церкви. Лишь в свете этого учения и можно понять историю рас¬крытия догматов Церкви, в жизни коей бывали случаи, когда выс¬шая иерархия, с патриархами во главе, оказывалась уклонившеюся в ересь, а носителями истины являлись самые скромные члены Церкви, как, например, диакон Афанасий в век арианских споров.
Это учение получило торжественное выражение в известном «Послании восточных патриархов» 1848 года, коим столь удачно пользуются в полемике с папизмом А. С. Хомяков и его единомыш¬ленники (Ю. Ф. Самарин и др.).
И действительно, если отвергнуть эту основу церковного само¬сознания в православии, чем же существенно будет оно отличаться от католичества, утверждающегося на догмате папской непогре¬шимости? Разве только тем, что там это начало провозглашено открыто и проводится последовательно, у нас же осуществляется применительно к случаю и без принципиального оправдания.
Как бы то ни было, несомненно, что в рассматриваемом случае и Патриарх и Св. Синод присвоили себе полномочия, которых не может за ними признать, не впадая в противоречие со своими основами, Православная Церковь.      
Мы не хотим здесь становиться на сторону того или иного уче¬ния о почитании имени Божия и, конечно, тем менее склонны при¬знавать правым образ действий той части афонского монашества, которая в своем понимании вопроса видела уже готовый догмат и клеймила несогласных с их учением именем еретиков. Но и Св. Синод, в качестве органа высшей церковной власти в Поместной Русской Церкви, призван в её пределах блюсти за чистотою православного учения, принимать соответственные меры и делать вероучительные определения в тех случаях, когда наблю¬дается искажение или отрицание догматов православия, единомысленно исповедуемых Церковью.
Но в учении афонитов об имени Божием, по собственному опре¬делению Св. Синода в «Послании», ставится вопрос о «новом догма¬те». Им не колеблется ни один из утверждённых уже Церковью. Сле¬довательно, Св. Синод принимает здесь на себя безусловно превы¬шающую его полномочия задачу авторитетного введения нового догматического определения2.
Несомненно, положение русской церковной власти в афонском деле было очень затруднительно, но никакими затруднениями нельзя оправдать того новшества, которое вслед за Патриархом вводит ныне Св. Синод и которое искажает православие в духе па-пизма.
Нашу тревогу и сомнения разделяют многие из православных людей, в частности и из числа тех, которым монашеская или иерар¬хическая дисциплина смыкает уста. Тем необходимее возвысить голос в защиту колеблемой основы православия.
Наше церковное сознание не позволяет нам признать определе¬ние синода имеющим догматическую обязательность, почему не¬правомерными нам представляются и церковные кары (вплоть до отлучения), если таковые налагаются на иноков не за те или иные, быть может, достойные наказания нарушения дисциплины, за самочиние и распри, а за одно лишь исповедание учения об имени Божием, несогласное с мнением Св.Синода.
Догматически вопрос этот до сих пор остается открытым и до¬пускает возможность различных пониманий, почему и следовало бы разрешить его обсуждение на страницах богословских журна¬лов и в церковных обществах, дабы всесторонним обсуждением могла быть подготовлена почва для истинно-церковного решения пререкаемого вопроса.

М.Н.
Глава 3

Н. В. Никитина,
С. М. Половинкин

"МОСКОВСКИЙ АВВА"

Новомученик Российский Епископ Марк – М.А.Новосёлов

(Из предисловия книги: «Переписка с М.А. Новосёловым»
священника П. Флоренского. Томск – 1998 г. с. 9-38)

На одной из фотографий, хранящихся в архиве о. Павла Флоренского, рядом с о. Павлом, в саду, за самоваром, сидит круглолицый спокойный человек, с окладистой бородой, улыбающимися глазами, немолодой, но и не старик, а в возрасте, соответствующем расцвету творческих сил. Рядом с серьезным, внутренне собранным, даже как будто напряженным Флоренским он кажется "совсем простым". Это широко известный и авторитетный в московских церковных кругах начала века Михаил Александрович Новоселов - "московский авва". Хотя наименование "церковный деятель" вряд ли было бы принято самим Новоселовым, но именно в силу своей расширительной неопределенности оно здесь наиболее приемлемо. Высокий авторитет Новоселова в кругу друзей - единомышленников, наставнический и даже как бы старческий, дававший ему власть решать, требовать и почти "давать послушания", подтверждался дружеским прозвищем: "авва Михаил" (II. с 219).
Михаил Александрович Новоселов родился 1 июля 1864 г. в исконно православной семье. Оба его деда были священниками. Дед по отцу — Григорий Алексеевич Новоселов (умер в 1893 г.) был священником в селе Заборовье Вышневолоцкого уезда Тверской губернии. Дед по матери Михаил Васильевич Зашигранский священствовал в той же губернии. Отец Новоселова    Александр Григорьевич (1834-13. 1.1887) — был известным педагогом, директором сначала Тульской, а потом 4-ой Московской гимназии. Он был хорошо знаком с Л. Н. Толстым. Очевидно, это знакомство унаследовал в юности и младший Новоселов. Мать Новоселова — Капитолина Михайловна (умерла 12.12.1918) всю свою жизнь посвятила заботам о сыне.
Новоселов закончил с золотой медалью 4-ю московскую гимназию и вслед затем историко-филологический факультет Московского университета (Соч. 2, Предисловие). Какое-то время в 1886-1887 гг. он преподавал древние языки в женской классической гимназии С. Н. Фишер [83. с. 83].
В юные годы Новосёлов становится ревностным адептом и любимым учеником Л.Н.Толстого. Окончив университет, Новоселов решил стать врачом (пример Базарова?), для чего ему нужно было проучиться на медицинском факультете еще 5 лет. Этим планам воспрепятствовал отец, который хотел видеть сына преподавателем древних языков. Компромиссным решением, принятым не без влияния Л. Н. Толстого, было — поступить в учительскую семинарию (Соч. 2. с. 382). Перед решительным шагом Новоселов уехал в деревню, где преподавал в сельской школе и размышлял о целях своей педагогической деятельности. Этому посвящено его первое письмо к Л. Н. Толстому, в котором уже наметилась возможность будущего конфликта: "Мне хотелось бы, чтобы прошлая жизнь человечества дала юношам понятие о людях и их поступках со стороны их приближения или удаления от учения Христова. Может быть, мысль эта покажется и Вам странной и наивной, но я серьезно остановился на ней и пока не вижу ничего, чем бы мог заменить ее" (Соч. 2. с . 383). К этим занятиям присоединялась и физическая работа: "В это время я пахал, копал картофель, рубил капусту. ворошил масло, возил дрова,   все это, конечно, не в таких размерах, какие желательны" (Соч. 2. с. 384). После вскоре последовавшей смерти отца Новоселов решает жить по заветам Л. Н. Толстого: на земле трудом рук своих. В кругу единомышленников он обсуждает планы земледельческих поселений интеллигентной молодежи, которые призваны стать образцом для подражания.
Пылкий, безкомпромиссный характер Новосёлова проявился в это время в его обличениях самого любимого учителя: "Лев Николаевич! отец мой по духу! скажите, ради чего терзаетесь Вы? ради чего терзаемся мы? и ради чего страдает Христос? Скажите, неужели страдания эти не так велики, чтобы стоило для них сделать даже большое усилие и низринуть диавола? <...> Неужели, при самом ужасном даже исходе, то благо, которое последует за Вашим отречением от ничем не оправдываемого права на эксплуатацию, неужели это благо, говорю я, не покроет тех огорчений, которые могут быть вызваны безумным (простите, я иначе не могу сказать) поведением графини?" (Соч. 2. с. 394). На эти порой бестактные обличения и призывы Л. Н. Толстой отвечал весьма кротко: "Благодарю Вас за Ваше письмо; оно заставило еще думать о предмете, о котором не перестаю думать, и было мне полезно, как всегда правда и искренность. Любящий Вас Лев Толстой" (Соч. 3. т. 64. с. 30).
В 1887 г. Новоселов размножил на гектографе рукописную брошюру Л. Н. Толстого "Николай Палкин". Кончилось это обыском на квартире Новоселова и заключением его в тюрьму. Лишь вмешательство Толстого избавило Новоселова от ссылки в Сибирь. Толстой лично явился к начальнику московского жандармского управления Слезкину и заявил ему, что наказать следует прежде всего автора брошюры. На это генерал ответил: "Граф! Слава Ваша слишком велика, чтобы наши тюрьмы могли ее вместить". Дело спустили на тормозах, и в начале февраля 1888 г. Новоселов был освобожден под гласный надзор полиции с запрещением проживать в столицах. Это подтолкнуло его в том же году купить землю в селе Дугино Тверской губернии, где он создал одну из первых толстовских земледельческих общин, просуществовавшую около двух лет. В конце концов эта община распалась, как и другие толстовские общины. По призыву учителя члены толстовских общин сплотились в конце 1891 — первой половине 1892 гг. в деле помощи голодающим Рязанской губернии. После этого пути Новоселова и Толстого расходятся. Новоселов обращается к Православию и печатно выступает против Толстого (Издания "Религиозно-философской библиотеки", 8). Отдавая должное Толстому в духовном пробуждении России, он четко обозначает разделяющую их черту: "Нечего скрывать, что Толстой, например, всколыхнул стоячую воду пашей богословской мысли, заставил встрепенуться тех, кто спокойно почивал на подушке, набитой папирусными фрагментами и археологическими малонужностями. Он явился могучим протестом как против крайностей учредительных увлечений 60-х годов, так и против мертвенности ученого догматизма и безжизненного церковного формализма. И спаси, и просвети его Бог за это!  Как ни однобоко почти все, что вещал нам Толстой, но оно, это однобокое, было нужно, так как мы, православные забыли эту, подчеркнутую им, сторону Христова учения, или, по крайней мере, лениво к ней относились. Призыв Толстого к целомудрию (тоже, правда, однобокому), воздержанию, простоте жизни, служению простому народу и к "жизни в вере" вообще — был весьма своевременным и действительным.
И мы должны, отвергнув все неправое в его писаниях, принять к сведению и, главное, к исполнению то доброе, что он выдвигал в Евангелии в укор нам, а вместе с тем должны показать, что истинное разумение, а тем более достижение нравственного идеала Евангелия возможно только при условии правой веры, т. е. в Церкви" ("Религиозно-философская библиотека", вып. 1. с.59). П. А. Флоренский записал личную беседу с Новоселовым, который спросил у Толстого: "Но есть же, Лев Николаевич, в жизни кое-что таинственное?" На это Толстой ответил: "Ничего такого, друг Михаил, нет" (45, с.133). Более резко звучит "Открытое письмо Графу Л. Н. Toлстому по поводу его ответа на постановление Святейшего Синода" (1902): " СЛУЖИТЬ же вы хотите не Ему и не тому Отцу Его (Господу), Которого знает и признает вселенское христианство, начиная от православного и католика и кончая лютеранином, штундистом и пашковцем, а какому-то неведомому безличному началу, столь чуждому душе человеческой, что она не может прибегать к нему ни в скорбные, ни в радостные минуты бытия своего <...> Слова все хорошие: Бог, Дух, любовь, правда, молитва, а в душе пустота получается по прочтении их. Не чувствуется в них жизни, веяния Духа Божия <...> Вы никак не можете выйти из заколдованного круга собственного "я" <-..> Простите, если чем нечаянно обидел вас, Лев Н-ч. Говорю "нечаянно", потому что во все время писания не замечал в себе ничего к вам враждебного <...> Мне грустно, что их (дружеских отношений. — И. Н. и С. П.) нет теперь и не может быть, пока между нами стоит Он, Господь мой и Бог мой, молитву к Кому вы считаете кощунством, и Кому я молюсь ежедневно, а стараюсь молиться непрестанно. Молюсь и о вас, и о близких ваших с тех пор, как, разойдясь с вами, я после долгих блужданий по путям сектантства вернулся в лоно Церкви Христовой". (Издания "Религиозно-философской библиотеки", 8, с.6, II, 16). Отрицание Толстым Бога Живого и Церкви Его навсегда, разделили Новоселова н Толстого. Но это принципиальное расхождение не поколебало их взаимной симпатии, о чем свидетельствуют письма Толстого, в которых Новоселов упоминается весьма доброжелательно. Книжки новосёловской "Религиозно-философской библиотеки" были последними книгами, которые просматривал Толстой за несколько дней до своей смерти. Они ему так понравились, что он заказал Д. П. Маковицкому прислать ему все остальные (62, с.407).
Сохранилось свидетельство о вопросе взыскующего Истины Новоселова, обращенного к Вл. Соловьёву: "Что самое важное и нужное для человека?" Ответ Соловьева гласил: "Быть возможно чаще с Господом, если можно всегда быть с Ним" ("Религиозно-философская библиотека", вып. 1, изд. 3. с. 58). Новосёлов сблизился с о. Иоанном Кронштадтским и был любим последним, а также с Оптинскими старцами. Сам Новоселов свое обращение из толстовства приписывал влиянию о. Алексия (Соловьева), старца Зосимовой пустыни, известного подвижника н духовника, дарованного Русской Церкви накануне эпохи гонений (50). Старец Алексий, как и Оптинские старцы, видел в Толстом лжепастыря, уводящего словесных овец стада Христова от Церкви. Бердяев в книге "Самопознание" вспоминал свое посещение Зосимовой пустыни вместе с Новоселовым, Булгаковым и Флоренским. Певцу творческой свободы и почитателю Л. Н. Толстого беседа с. о. Алексием не понравилась: "Разговор с ним произвел на меня очень тяжелое впечатление. Ничего духовного я не почувствовал. Он все время ругал последними словами Льва Толстого, называя его Левкой. Я очень почитаю Л. Толстого, и мне это было неприятно" (9. с. 188). Очевидно, тема толстовства была одной из основных в беседах о. Алексия с интеллигентами, многие из которых были захвачены идеями Толстого. Когда Новоселов узнал о. Алексия, сказать трудно. Последний поступил в Зосимову пустынь, где был пострижен в монахи, лишь в конце. 1898 г., а принимать народ начал позднее. Одно можно утверждать: старческое поучение попало на уже подготовленную ночву.
Интересное, свидетельство о Новоселове помещено в книге воспоминаний Андрея Белого «Начало века». Изучая в то время типы "религиозно-философских чудаков", чтобы выставить их в ряде своих "Симфоний", Андрей Белый "прислушивался к слухам о Новоселове". Следовательно, тот был уже известен в интеллигентских кругах Москвы и Петербурга, возможно, лишь как обратившийся толстовец. В 1901 г. состоялось их знакомство на квартире Л. А. Тихомирова, где обсуждался вопрос восстановления патриаршества. Любопытно, что Андрей Белый с симпатией отнесся к Новоселову, "белокурому бородачу", которого принял за человека, случайно, как и он сам, забредшего в компанию несимпатичных "реакционеров-церковников" (5, с. 156. 161-162).
Участвуя в Религиозно-философских собраниях 1902-1903 гг. в Петербурге, Новоселов выступал на позициях строго церковных. В прениях о свободе совести 4 апреля 1902 г. он сказал: "Мы решим вопрос о свободе совести только тогда, когда вступим на почву истинного христианского подвига: в собственном смысле приобщимся Христу. А то неизбежно будут противоречия. Эти противоречия снимаются только приобщением каждого из нас к той истине, которая сделает нас свободными. Вне этого приобщения все это будут высокие, мысли, но бесцельные" (16. с.199) . Позже Новоселов прочел доклад о христианском браке. И брак и безбрачие он полагал подчиненными цели спасения: "Церковь говорит: брак хорош, безбрачие лучше.
Но какой брак хорош? Брак, в который вступают люди для удобнейшего служения Богу.
Но какое безбрачие лучше? Которое поставляет целью теснейшее, соединение с Господом. В безбрачии последнее достигается с большим успехо, но не всеми. Для других брачная жизнь является более спасительной — по разным причинам: по большей страстности, по меньшей ревности духовной, по внешним обстоятельствам жизни, по нравственной поддержке, которую находят друг в друге брачующиеся, по крестоношению, которое брак налагает на избегающих креста и проч. Во всяком положении цель одна — приближение к Богу" (16. c. 274). Следуя этим словам, и сам Новоселов предпочел путь безбрачия. Реакцией Д. С. Мережковского на доклад были слова: "Скучно слушать проповеди". На это В. М. Скворцов отреагировал: "Вам, может быть, скучно, а мне приятно. Будем же в этом отношении терпимы" (16. с. 279). На этих встречах интеллигенции и Церкви твердая позиция Новоселова вызывала порой раздражение в рядах все "ищущей" и "ищущей" интеллигенции, которая превратила свои искания в самоцель и с подозрением относилась к любому "нашедшему".
12 декабря 1904 г. вышел указ, подписанный Николаем II, намечавший ряд реформ, в том числе, свободу вероисповеданий. В прессе началось обсуждение предполагаемых реформ в Русской Православной Церкви. Вскоре появилась статья Мирянина (Новоселова?) "О необходимости восстановления прихода в качестве церковно-общественной единицы", где реализация названной идеи полагалась возможной лишь "по милостивому почину Православного Царя", но не со стороны светского и синодального начальства (Соч. 35). С программной статьей выступил редактор-издатель "Русского дела" С. Ф. Шарапов, который предлагал восстановить патриаршее устройство Церкви. Восстановление должно идти и сверху, "по зову Царя"; Поместный собор иерархов должен восстановить жизнь Церкви по древним канонам. Снизу должна быть восстановлена приходская община. Этих задач не способна решить бюрократия: "Бюрократия забыла Церковь. Церковь забыла свою земную задачу — быть естественной народной организацией Русского Царства <...> Если Церковь не остановит революцию, междуусобия не предотвратить..." (81) . В следующем номере "Русского дела" появился отклик Новоселова на эту статью: "Лобызаю Вашу мысль о Церковном Соборе и о скорейшем восстановлении приходской общины <...> Голос русской Земли заглушается  бюрократией и интеллигенцией <...> Грустное сознание, что на епископов надежда плоха <...> Я верю, что на Соборе. где должны сойтись епископы, священно- и церковно-служители и миряне. <...> сердца и умы загорятся огнем Христовой любви и правды, который и выведет нас на путь истинного религиозно-общественного строительства родной земли..." (Соч. 36). Тема перемен в Церкви стала широко обсуждаться в печати.
17 марта 1905 г. последовало решение Св. Синода ходатайствовать перед Государем о созыве весной того же года Всероссийского Собора и избрания Патриарха. Предполагалось созвать Собор в Петербурге, а наиболее вероятным кандидатом в Патриархи предполагался первенствующий иерарх митрополит СПБ Антоний (Вадковский). Православные москвичи увидели в этих планах попытку "синодалов" овладеть положением в новых условиях. 23 марта 1905 г. Новоселов "в собрании частного кружка православных ревнителей Церкви, клириков и мирян" прочел реферат "О воссоздании живой церковности в России". На реферате присутствовало около 60 человек, в том числе Ф. Д. и А. Д. Самарины, проф. П. А. Заозерский, д-р А. А. Корнилов, В. К. Истомин и др. В реферате содержалась просьба к Государю не созывать Собор немедленно, как просил Св. Синод, но отложить его созыв до окончания войны с Японией. Ввиду предстояшего тотчас после войны Собора просить Государя о подготовке всеми членами Церкви соображений о разных сторонах церковной жизни, которые будут представлены будущему Собору как материал для обсуждения (Соч. 37). В прессе запестрели характеристики намерений Св. Синода как "спешки" и даже "церковного переворота". 31 марта 1905 г. Николай II начертал резолюцию на ходатайстве Св. Синода: "Признаю невозможным совершить в переживаемое ныне тревожное время столь великое дело, требующее спокойствия и обдуманности, каково созвание поместного собора. Представляю Себе, когда наступит благоприятное для сего время, по древним примерам православных Императоров, дать сему великому делу движение и созвать собор Всероссийской Церкви для канонического обсуждения предметов веры и церковного управления". 1 декабря 1905 г. был тот срок, когда архиереи должны были дать подробные ответы по всем вопросам будущего церковного переустройства. Эти ответы были затем опубликованы в книге: «Отзывы епархиальных архиереев по вопросу о церковной реформе» Тт. 1-3. СПб. 1906. В статье "Голос мирянина" Новоселов благодарил Царя за "избытие беды скороспелых решений" и предлагал образовать "Соборное подготовительное совещание" (Соч. 39). И, действительно, было высочайше утверждено Предсоборное Присутствие, деятельность которого продолжалась с 6 марта по 15 декабря 1906 г. и имела результатом четыре объемистых тома. В этой же статье Новоселов призывал не истолковывать царский указ в консервативном смысле: "Не дадим <...> косным защитникам существующего церковного порядка, сторонникам взгляда, что все состоит благополучно, смешивающим живое и живительное благоустроение Церкви с мертвым благообразием кладбища <...>, не дадим им ослабить и затормозить исполнение надежд наших!.. не допустим под предлогом и прикрытием Царского отказа Святейшему Синоду в немедленном созвании Поместного Собора — похоронить в старом бюрократическом сундуке Царскую волю о необходимости преобразования Церкви!" (Соч. 39).
Все свои таланты Новоселов вложил в дело церковного просветительства, чем, по существу, н являлась его издательская деятельность. Выпуски "Религиозно-философской библиотеки" ставили целью воцерковление русского общества, прежде всего интеллигентной молодежи. «Религиозно-философская библиотека» издавалась Новосёловым в 1902-1917 гг. В Вышнем-Волочке, Москве и Сергиевом Посаде вышло 39 выпусков, некоторые выдержали по несколько изданий. Помимо этого Новосёлов выпускал "Издания Религиозно-философской библиотеки" и две серии "Листков "Религиозно-философской библиотеки": "Семена царствия Божия" и "Русская религиозная мысль". Новоселов был составителем большинства выпусков и автором многих из них. Ему же принадлежит ряд предисловий. Цель "Религиозно-философской библиотеки" объявлялась на обложке ряда выпусков: "Идя навстречу пробуждающемуся в нашем обществе интересу к вопросам религиозно-философского характера, группа лиц, связанных между собою христианским единомыслием, приступила к изданию под общим заглавием "Религиозно-философской библиотеки" ряда брошюр и книг, дающих посильный ответ на выдвигаемые жизнью вопросы". Газета "Колокол" разъясняла эту цель: "Христианство и Православная Церковь освещаются в них с тех точек зрения, с которых они наиболее понятны русскому интеллигенту... Книжки разъясняют те вопросы, которые или забыты, или извращены в интеллигентском понимании... Привести отбивающихся от веры в Церковь, дать им возможность пережить живое христианство, христианство со Христом — и имеют целью издания "Религиозно-философской библиотеки"..." (56). Вся Россия знала маленькие розовые книжки Библиотеки.
Выпуск 1 задал тон всей "Религиозно-философской библиотеке". Он призывал вернуться к "забытому пути опытного Богопознания". Не на интеллектуальной, а на нравственной основе покоится "спасительное духовное ведение". Ум сам по себе бессилен прийти к истине и познать Бога. Христианство есть, прежде всего, "новая жизнь"; «К христианству можно относиться с философской, исторической, социальной и др. точек зрения. Между тем христианство есть прежде всего и существенно новая жизнь, принесенная человеческой душе Богочеловеком" (Вып. ХХVIII, с. 7). Соответственно и знание делится на головное, парящее, воздушное и спасительное, сердечное, приобретаемое откровением Духа Божия (Вып. XXIX. с. 7). В ряде выпусков приводится множество примеров обращения к вере под влиянием пережитого религиозного опыта. В итоге: "Итак, под познанием Истины христианские мудрецы разумели не теоретическое познание, добываемое и усвояемое силами формального мышления, а некоторое особое проникновение, вхождение в потустороннюю область вечной Истины, выражающееся в подаваемом свыше "благодатном ощущении" ее, в осиянии и озарении души через «прикосновение» к ней Само-Истины" (Вып. XX. с. 231). Отсюда следует необходимость "связать богословие (Богопознание) с религиозно-нравственным подвигом, поставив его, таким образом, на почву внутреннего опыта" (Вып. XXX. с. 26). Этого не могут сделать "современные наши школьные богословы", зараженные протестантским рационализмом, убивающим живые начатки религиозной жизни, что порождает равнодушие, а часто и отвращение к религии, ведет к атеизму. Школьные богословы подменяют веру "правоверием, т. е. правильным мнением". Представление о правильном движении к Истине подменяется представлением о правильном мнении о Истине. Православие заменяется правоверием (Вып. XXX. с. 41-42). Ниже правоверия стоит "метафизическое лепетание" (Вып. 11. с. 33: слова  М. М. Сперанского).
В Предисловии к выпуску IX Новоселов высказывал мысль, что "только религиозная личность способна дать общественный строй, где сохраняются одновременно и высшие идеалы, и необходимая общественная дисциплина" [с. IV-V]. Здесь же он предупреждает: "Горькое разочарование ждет всякого человека, кто, имея в душе благородные стремления, думает найти удовлетворение в социальном построении, чуждом религиозного начала" (Вып. IV. c. IV). Примером такого безбожного социального устроения является социализм, и Новоселов приводит выступления против социализма Ф. М. Достоевского, В. С. Соловьева, Л. А. Тихомирова. Последний считал, что восстановление правильного религиозного сознания есть "единственное средство оздоровления мира" (Вып. IV. с. 109). Религиозное сознание требует свободы слова, связанной с религиозной свободой — Божиим Даром человеку. Только здесь открывается путь победы над вредными идеями путь слова (Вып. VII). Новосёлов жалуется: "Как ни странно это, но у нас в православной России несвободны не только "пасынки" Церкви, но и "сыны" ее. Вместо того, чтобы быть словесным стадом Христовым, они являются бессловесным множеством, которое вместе со своими "пастырями" пасется жезлом мирских надзирателей" (Вып. VII. с. 65). В социальной жизни всякая власть условна, договорна. Сделать ее реальной призвано насилие. Отсюда постоянная социальная борьба, единственный выход из которой указывает Л. А. Тихомиров: "Бог — это единственная сила и власть, около которой люди могли бы группироваться естественно, бесспорно, получая каждый свое место" (Вып. V. с. 23). Отсюда следует, что идеалом социальной жизни является Церковь.
Ряд выпусков посвящен Церкви. Прежде всего следует определить границы Церкви. Здесь целью является "с разных сторон ограничить Божественную область Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви (Православной) от сферы католического раскола и протестантского сектантства, ложно мнящих о себе как носителях и обладателях подлинной Христовой Истины" (Вып. XXXI. с. 3-4). Иезуитизм рассматривался как доведенное до своего логического предела латинство (Вып. XXXVI). Католическая мистика характеризуется как разгоряченная и иступленная мечтательность, что в Православии характеризуется как "прелесть". Мистика Православной Церкви трезвенна, проста, основана на смирении. Она призывает не к высоте видений, а к покаянному видению грехов своих (Вып. ХХХVIII].
Гуманизм предстает в "Религиозно-философской библиотеке" сутью истории Нового времени. Существо же гуманизма в "постановке человеческого развития во всех его главнейших обнаружениях на безусловно самостоятельный путь, вне всякого влияния и контроля со стороны Высшего Существа" [Вып. XXVII. с. 6]. Гуманизм ратует за автократическое развитие из себя, через себя и для себя. По отношению к знанию он оборачивается рационализмом, по отношению к нравственности — автономизмом, по отношению к конечной цели нашей жизни — эвдемонизмом. Он культ пытается заменить культурой. Его следствиями являются: деизм, пантеизм, позитивизм, материализм, которые ведут к тотальному пессимизму. В конечном итоге, совлечение с себя образа Божия влечет к совлечению и образа человеческого, к усвоению образа звериного и сатанинского. Антихрист Вл. Соловьева  наиболее адекватный выразитель идей гуманизма (Вып. XXVII).
Много места в "Религиозно-философской библиотеке" посвящено подменам христианства современным безбожным сознанием. Любовь  -  Дар Божий — подменена альтруизмом, "высшим понятием, до которого доработалась человеческая мысль, оставившая почву христианства" (Вып. IX. с. 71). Альтруизм говорит об эволюции морали: "Между альтруизмом и ближним становится человечество, которое и определяет, как и кого должно любить или даже ненавидеть" (Вып. IX. C.19). А это означает отрицание морали. Выясняется, что за безосновным прекраснодушием кроется аморализм. Построить безрелигиозную, автономную мораль невозможно. Единственным основанием морали является религия (Вып. X). Бесплодна и саморефлексия без "чистой и горячей молитвы" (Вып. XV. с. 34). "Почтение" и "уважение" к христианству, о котором говорили многие гуманисты, означает "отрицание Божественного достоинства" (Вып. XVIII. c.4). Божественность христианства доказывает Благодать, а не человеческое разумение. Смысл жизни — не в поисках максимальной суммы наслаждений, пользы, стоического спокойствия, но в стяжании Духа Святого, как это сказано и показано преп. Серафимом Саровским Н. А. Мотовилову.
"Религиозно-философская библиотека" была заметным явлением религиозно-философской жизни Серебряного века. Она пользовалась большой популярностью. Многие темы, затронутые ею, были общими для "Кружка ищущих христианского просвещения": тема опытного постижения догматов, тема стяжания Духа Святого как цели христианской жизни, тема Церкви, тема социальной активности христианина, тема трезвенной христианской мистики, критика гуманизма и социализма, как его предельного развития, тема секулярности современной культуры и т. п. Развитие этих тем можно увидеть у о. Сергия Булгакова, о. Павла Флоренского. В. Ф. Эрна, В. А. Кожевникова и других членов "Кружка ищущих христианского просвещения".
Постепенно вокруг Новоселова, на его "четвергах", сложился круг лиц, который назвал себя "Кружком ищущих христианского просвещения". Иначе его называли то "Новоселовским кружком", то, реже, "Самаринским кружком" (по имени председателя) и даже. "Корниловским кружком" (по хозяину дома на Нижней Кисловке, где часто собирался Кружок). К 1907 г. относится Устав "Кружка взаимопомощи в целях христианского просвещения" (первоначальное название Кружка). Параграф 1 Устава определял его цели: "Кружок имеет целью помогать своим членам, а также посторонним лицам, которые будут к нему обращаться, в усвоении начал христианского просвещения. Кружок никаких политических целей не преследует и в обсуждение политических вопросов не входит». Направления деятельности Кружка описаны в параграфе 2: "Кружок а) устраивает чтения и беседы по вопросам христианского просвещения, б) выдает своим членам и посторонним посетителям (гостям) книги для чтения из своей библиотеки, учрежденной с надлежащего разрешения, с) издает соответствующего содержания книги, брошюры и листки" (42). Членами-учредителями Кружка были: М. А. Новоселов. Ф. Д. Самарин. Ф. Д. Кожевников. Н. Н. Мамонов и П. Б. Мансуров. К ним несколько позже присоединились: архим. Феодор (Поздеевский, в 1909 г. хиротонисан во еп. Волоколамского), А. А. Корнилов, А.  И. Новгородцев н др. (43). Кружок имел председателя (Ф. Д. Самарин), казначея, библиотекаря, издателя, организатора бесед и чтений. Допускалось совмещение этих должностей. Кружок объединял строго православных богословов, философов, ученых, общественных и церковных деятелен: кн. Е.Н. Трубецкой, кн. Г.Н. Трубецкой, прот. Иосиф Фудель, о.Павел Флоренский, С. Н. Булгаков, В. Ф. Эpн, Л. А. Тихомиров, о. Евгений Синадский, С. П. Мансуров, В. Ф. Свенцицкий, А. С. Глинка-Волжский, А. В. Ельчанннов, С. Н. Дурылин, Н. С. Арсеньев, Н. Д. Кузнецов, С. А. Цветков и др. Зимой 1908-1909 гг. при Кружке возник студенческий кружок под руководством Ф. Д.Самарина, посвященный изучению Нового Завета. Кружок находился под покровительством еп. Феодора (Поздеевского) и духовно окормлялся старцами Зосимовой пустыни схиигуменом Германом и иеросхимонахом Алексеем.
Заседания Кружка носили закрытый характер: в параграфе 14 Устава сказано: "На собрания Кружка публика не допускается, не допускаются также и представители печати" (42). Впрочем, на чтения и беседы допускались, по рекомендации одного из членов, гости. Закрытые заседания проходили в квартире Новоселова (дом Ковригиной, возле Храма Христа Спасителя), когда же число присутствующих на чтениях увеличилось в доме доктора А. А. Корнилова. Посетителями чтений были "лица разных возрастов и различных родов занятий и деятельности, как-то: священники, лица, занимающиеся педагогической деятельностью в средних и начальных учебных заведениях, общественные деятели, врачи, учащаяся в высших учебных заведениях молодежь того и другого пола" (143). Число участников чтений доходило до 60 человек. Удалось выявить некоторые, из тем чтений: ей. Феодор делал доклады о св. Иоанне Златоусте, и о христианском подвижничестве. Ф. Д. Самарин   о первохристианстве (см. вып. ХVI  "Религиозно-философской библиотеки"), В.  А. Кожевников сопоставлял буддизм и христианство. М. А. Новоселов излагал апологетические темы.
Душой Кружка был Новоселов. Сохранился отзыв о нем Н .А. Бердяева, человека совершенно иного душевного склада: "По-своему М. Новоселов был замечательный человек (не знаю, жив ли он еще), очень верующий, безгранично преданный своей идее, очень активный, даже хлопотливый, очень участливый к людям, всегда готовый помочь, особенно духовно. Он всех хотел обращать. Он производил впечатление монаха в тайном постриге. Культура его была узкая, у него не было широких умственных интересов. Он очень любил Хомякова и считал себя его последователем. Очень не любил Вл. Соловьева, не прощал ему его гностических тенденций и католических симпатий. Православие М. Новоселова было консервативное, с сильным монашески-аскетическим уклоном. Но вместе с тем у него не было того клерикализма и поклонения авторитету иерархии, которые характерны для правых течений русской эмиграции. Он признавал лишь авторитет старцев, т.е. людей духовных даров и духовного опыта, не связанных с иерархическим чином. Епископов он в грош не ставил и рассматривал их как чиновников синодального ведомства, склонившихся перед государством. Он был монархист, признавал религиозное значение самодержавной монархии, но был непримиримым противником всякой зависимости церкви от государства" (9. с. 186). Во многом сходную характеристику дает и В. А. Кожевников в письме к В. В. Розанову: "... прямолинеен и непоколебим, весь на пути святоотеческом и смолисто-ароматных цветов любезной пустыни и фимиама "дыма кадильного" ни на какие орхидеи, ни на какие пленительные благовония царства грёз не променяет: а вне "царского", святоотеческого пути для него все остальные сферы - царство грез, и их горизонты, глубина и прелести - только "прелесть" (в аскетическом смысле)! Ну как такому радикалу высказаться насчет главной, "мучащей" Вас темы проблемы пола?.." (20. с. 136). Место Новосёлова в Кружке верно определил В. В. Розанов: "Без всяких условий и уговоров они называют почти старейшего между ними, Мих. Ал. Новосёлова "авва Михаил". Н хотя некоторые из них неизмеримо превосходят почтенного и милого М. А. Новосёлова учёностью и вообще "умными качествами", но, тем не менее, чтут его, "яко отца", за ясный, добрый характер, за чистоту души н намерений и не только выслушивают его, но и почти слушаются его" (38).
О. Павел Флоренский следующим образом оценивал значение Ф. Д. Самарина для Кружка: "Живое предание славянофильства явилось нам в лице Федора Дмитриевича. Из его рук мы, внуки, получили нить, связующую с славянофильством золотого века" (65. с. 16). Н. С. Арсеньев дал характеристику роли В. А. Кожевникова в Кружке: "... хочу остановиться на главной вдохновляющей силе кружка, одном из самых выдающихся ученых, с которыми я вообще имел дело в своей жизни, человеке огромных знаний, сильной и пытливой научной мысли, талантливом, глубоко самостоятельном исследователе, прямо поражающем ширью своего захвата и из ряда вон выходящей эрудиции — не той, которой довольствуются заурядные ученые, а более вглубь идущей, основанной на умении пытливо искать и находить все новые и новые данные, характеризующие предмет или данную эпоху. И вместе с тем, это был мыслитель и человек, чувствующий трепет красоты и охваченный горячей верой" (54. с. 300). Сохранились свидетельства об особой роли о. Павла Флоренского не только в Кружке, но и во всем "московском молодом славянофильстве". В. В. Розанов в письме к М. М. Спасовскому от 11 апреля 1918 г. писал об о. Павле: "Это — Паскаль нашего времени. Паскаль нашей России, который есть, в сущности, вождь всего московского славянофильства и под воздействием которого находится множество умов и сердец в Москве и в Посаде, да и в Петербурге" (64. с. 62).
С самого начала Кружок хотел воплотить в себе славянофильскую "соборность сознания". В. А. Кожевников писал о Ф. Д. Самарине: "Внимание его сосредоточилось на проекте духовного сплочения, вначале хотя бы небольшого числа лиц, близко принимавших к сердцу запросы религиозные, в группу, которая носила бы характер не столько ученого религиозно-философского общества, сколько духовного, интимно-дружественного братства, члены коего свободным духовным общением, беседами, чтениями и практической деятельностью в церковном духе объединялись бы друг с другом, содействовали прежде всего взаимному духовному росту, уяснению и углублению религиозного понимания и оживлению религиозного назидания, а затем, по мере, сил и возможности, пытались бы в том же смысле влиять и на окружающую среду, преимущественно современной молодежи" (21. с. 2). Еще в годы первого студенчества в "Эсхатологической мозаике" П. А. Флоренский мечтал о братстве, противодействующем антихристианским силам: "Мало-помалу из лиц, связанных узами любви и единомыслия, в связи с надвигающейся мистической грозой и усилением антихристианских   спиритических и магических   общественных течений составилось братство. Некоторые из братьев имели духовный сан" (44. с. 70) . Эта юношеская мечта воплотилась в Кружке, о чем можно судить по письму о. Павла Флоренского к В. В. Розанову от 7 июня 1913 г.: "Конечно, московская "церковная дружба" есть лучшее, что есть у нас, и в дружбе это полная coincidentia oppositorum. Все свободны, и все связаны: все по - своему, и все  "как другие" <...> Весь смысл московского движения в том, что для нас смысл жизни вовсе не в литературном запечатлении своих воззрений, а в непосредственности личных связей. Мы не пишем, а говорим, и даже не говорим, а скорее общаемся <...> Дело другого, скажем Новоселова, Булгакова, Андреева, Цветкова и т. д. и т. д., для меня и для каждого из нас — не чужое дело, не дело соперника, которое "чем хуже — тем лучше", а мое дело, отчасти и мое. В совершенстве его заинтересованы все, как и успех относят часто и к себе. Поэтому естественно, что каждому хочется вплесть в это гнездо хоть одну и свою соломинку, исправить хоть одну ошибку в корректуре или чем-нибудь помочь. В сущности (фамилии "Новоселов", "Флоренский", "Булгаков" и т.п., на этих трудах надписываемые, означают не собственника, а скорее стиль, сорт, вкус работы. "Новоселов"  это значит работа исполнена в стиле Новоселова, т. е. в стиле "строгого Православия", немного монастырского уклада; "Булгаков" — значит в профессорском стиле, более для внешних, апологетического значения и т. д." (1. с. 304).
Позиция Кружка, больше ориентированная на старцев, чем на иерархию, многим казалась подозрительной. Появились обвинения в масонстве. О. Павел Флоренский писал Новоселову в 1913 г.: "Когда-то летом Вы имели неосторожность говорить против монашеского комфорта. Это было поставлено Вам в строку, тем более, что о. Г. не носит сапогов дешевле 20-ти р. и т. д. И вот теперь эта компания против Вас, а заодно — и  против иже с Вами. Оказывается, это дело ведётся и ранее, но теперь Ваши выступления дают повод для каких-то надежд. Во всяком случае, Вас терпеть не могут и лишь боятся или, лучше сказать, боялись доселе. Говорят, уж не знаю, насколько искренно, что московские, т. е. Вы все — "масоны" (!!), которые хотят погубить церковь, и что раз что архиерей говорит, то так оно и есть; церковь де стояла до сих пор etc. Это все вздор". Приводим это место лишь из-за возобновления этого вздора.
В отличие от "александрийского" духа Религиозно-философского общества памяти Вл. Соловьева, большинство членов которого находилось лишь "около церковных стен", а то и вовсе в удалении от них, Кружок находился "внутри церковной ограды" и судьбу России связывал с судьбой Православной Церкви: "Там, в Соловьёвском обществе, была еще некая мешанина и некая периферичность, иногда даже хаотичность и соблазнительность духовных исканий, некая, может быть, подготовительная работа, подготовительная фаза, во всяком случае, несомненное разрыхление духовной почвы (при всех сомнительных и отрицательных сторонах). Здесь, в корниловском кружке, была крепкая укорененность в жизни церкви, при всей широте научного кругозора и подхода, и просветленная трезвенность, проникавшая всю работу. Это была духовная лаборатория: там шумная арена" (54. с. 306-307). Кружок в предреволюционную пору всеобщего духовного разброда был попыткой подлинного соборного единения людей, преследующих цель "осоления" разлагающегося общества. Хотя и в этой лаборатории беседы иногда проходили весьма бурно. Священник Евгений Константинович Синадский в письме к Флоренскому от 24 марта 1911 г. писал: "Бываю я теперь на вечерах у М. А. Нов. Ужасно все волнуются и кричат. Я как-то запоздал и пришел в разгар собрания. Стоял такой крик, точно бунт происходил. Увлечение понятно, т. к. там представительница была чистого "самоутверждения". Даже философы волновались и с жаром доказывали" (Архив свящ. Павла Флоренского).
По поводу предполагавшегося избрания В. А. Кожевникова в почетные члены Московской Духовной Академии о. Павел Флоренский писал ему 15 марта 1912 г.: "Это дело не только Вашей известности, но — и силы нашего общего направления к церковности и самобытности народной. Вот почему Вы не имеете права, каков бы ни был голос Вашей скромности, противиться нашему (т. е. преосв. Феодора, моему, сюда же отнести надо Ф. К. Андреева) желанию и намерению" (46, с. 97). В конце 1912 г. М. А. Новоселов, Ф. Д. Самарин и В. А. Кожевников Советом Московской Академии и Святейшим Синодом утверждены в звании почетных членов Московской Духовной Академии. Представления к избранию М. А. Новоселова и В. А. Кожевникова написаны о. Павлом Флоренским. Это избрание было свидетельством высоких заслуг избранных членов Кружка перед Церковью: "Этим избранием Совет Моск. Дух. Академии заявил, что он ценит и ставит высоко заслуги указанных работников на поле церковном" (18. с. 863).
Примерно в это время состоялось чествование Новоселова, посвященное 10-летню издания "Религиозно-философской библиотеки". Приведем целиком заметку из "Московских Ведомостей":

«ЧЕСТВОВАНИЕ  М. A. НОВОСЁЛОВА

8 ноября, в день исполнившегося десятилетия издательской деятельности М. А. Новоселова, друзья и почитатели его собрались утром вместе с ним в церкви Спаса-на-Бору помолиться за литургией. По окончании литургии был отслужен молебен Михаилу Архангелу.
В течение дня М. Л. Новоселов получил несколько телеграмм от духовных и светских лиц с выражением благодарности за его полезную для Православной Церкви деятельность и пожелания дальнейшего процветания и развития его издательства. Лично М. А. Новоселова приветствовал преосвященный Феодор, ректор Московской Духовной Академии, который выразил также свое глубокое сочувствие его деятельности и преподал ему архипастырское благословение.
Из Моск. Духовной Академии его посетили еще проф. Н. Д. Кузнецов и о. П. Флоренский, редактор Богословского Вестника.
Вечером прибыл к М. А. Новоселову по поручению о. Германа, игумена Зосимовой пустыни, один из ее иеромонахов о. Иннокентий, который от имени о. Германа поднес М. А. Новоселову икону Смоленской Божией Матери и пожелал ему успеха в его трудах на пользу Церкви. Члены "Кружка ищущих христианского просвещения" и ближайшие друзья М. А. Новоселова поднесли ему икону Софии Премудрости Божией, причем прот. Иосиф Фудель благословил его этой иконой и сказал ему приветственное слово.
Вечером, за чайным столом у М. А. Новоселова собрались его друзья, среди которых находились несколько профессоров, литераторов и ученых: С. Н. Булгаков, А. С. Волжский, В. А. Кожевников, А. А. Корнилов, Ф. Д. Самарин.
Н. М. С. И. (29).

Но новоселовский кружок, состоя из православных христиан, радеющих о благе Церкви и Отечества, стремящихся содействовать единению епископов, клира и мирян,   при этом оказался как бы в оппозиции по отношению к синодальной власти, не встретил понимания со стороны известнейших и авторитетнейших иерархов Русской Церкви. Митрополит Владимир во время беседы с представителями Братства Святителей Московских выказал неудовлетворение чрезмерной активностью "мирян" (12). Тихомировские "Московские Ведомости"  орган правых,   где постоянно появлялись публикации членов Новоселовского кружка, начиная с 1910-х годов, то и дело выступает в оппозиции к Синоду, как силе бюрократической, враждебной духу живой церковной соборности. Несостоятельность синодальной власти, считали они, особенно проявилась в связи с возвышением и все усиливающимся влиянием Григория Распутина.
В марте 1910 г. Новоселов помещает здесь две статьи (Соч. 8 и 9), где прямо называет Распутина "эротоманом и хлыстом", ссылаясь на частное мнение "одного архиепископа" (возможно, речь идет об архиеп. Антонии (Храповицком), высказывающемся в этом духе в письме к Ф. Д. Самарину (41), и выражает удивление по поводу молчания Святейшего Синода о нем. Здесь впервые публично, за полной подписью, со стороны православного и монархиста, человека известного и авторитетного, было брошено обвинение: "малодушие церковной власти", "позорное и преступное". Новоселов, как бы не видя уже в России церковной власти, не веря в нее, взывает не к ней, а к "нравственному сознанию и здравому смыслу рядовых пастырей и братьев-мирян". Конечно, и Новоселов, и другие знали, кто стоит за Распутиным, и, требуя от Синода "выяснения личности Распутина", сами, вероятно, того не желая, требовали от конкретных людей, членов Синода, епископов, решительного выступления против воли Государя — со всеми вытекающими последствиями для Церкви и для России.
В конце 1911 г. в обществе стал распространяться слух о готовящемся возведении Григория Распутина в сан священника. Причем инициативу в этом деле приписывали "синодальным иерархам". "Московские Ведомости" 10 января 1912 г. писали: "Несколько времени назад, под давлением некоторых кружков синодальных иерархов был поднят вопрос о возведении Григория Распутина в сан священника" (26). Многих возмутило это известие, а некоторые готовы были перейти и к действию. Еще недавно близкие Распутину епископ (Саратовский и Царицынский Гермоген и иеромонах Илиодор с угрозами потребовали от Распутина удалиться. Распутин обещал, но не исполнил своего обещания, и на еп. Гермогена и иером. Илиодора посыпались наказания. Синод обвинил еп. Гермогена в "некотором застое в епархиальном делопроизводстве" и в "ослаблении церковной дисциплины" в связи с выступлением иеромонаха Илиодора, который "возбуждал страсти". 3 января 1912 г. последовало Высочайшее соизволение на увольнение еп. Гермогена от присутствования в Св. Синоде во вверенную ему епархию. Еп. Гермоген в указанное ему время не отбыл из Петербурга. 18 января по представлению Св. Синода о неповиновении еп. Гермогена последовало Высочайшее соизволение об увольнении еп. Гермогена с назначением пребывания в Жировицком монастыре, а иером. Илиодора   во Флорищевой пустыни.
24 января в газете "Московские Ведомости" появилась петиция "Св. Синод и епископ Гермоген. Голос мирян". Петицию подписали Федор Самарин, Виктор Васнецов, Николай Дружинин, Владимир Кожевников, Александр Корнилов, Павел Мансуров, Михаил Новоселов, Петр Самарин, Дмитрий Хомяков, граф Павел Шереметев. В петиции выражалось недоумение по поводу необычайной быстроты разбирательства. Отмечено, что существо вины еп. Гермогена неясно: "Т.о., невольно напрашиваются смущающие душу мысли: не определялся ли ход этого дела какими-то нам неведомыми соображениями?" С явным намеком на Распутина вопрошалось: "Не видим ли мы, напр., что явные еретики и отступники, дерзко совершающие свое богомерзкое дело, остаются свободными от церковного суда?" В заключении утверждалось, что распрю Св. Синода и еп. Гермогена может решить лишь Собор (Соч. 44).
В тот же день 24 января в газете "Голос Москвы" появилась статья Новоселова "Голос православного мирянина. (Письмо в редакцию)". В статье вопрошалось: "Доколе, в самом деле, Святейший Синод, перед лицом которого уже несколько лет разыгрывается этим проходимцем преступная трагикомедия, будет безмолвствовать и бездействовать?" И далее: "Быть может, ему недостаточно известна деятельность Григория Распутина? В таком случае прошу прощения за негодующее, дерзновенное слово и почтительно предлагаю высшему церковному учреждению вызвать меня для представления данных, доказывающих истинность моей оценки хитрого обольстителя" (Соч.13). Эти данные вместе с антираспутинскими статьями Новоселова были собраны им в книге "Распутин и мистическое распутство" (М., 1912). Книга печаталась, но печатание было приостановлено из-за конфискации всего напечатанного (Соч. 11). Конфискована была и газета "Голос Москвы" от 24 января 1912 г. 25 января на вечернем заседании Государственной Думы был сделан запрос Министерству Внутренних Дел по конфискации газет "Голос Москвы" и "Вечернее Время". В речах А. И. Гучкова и В. Н. Львова ясно указывалось, что дело идет не о конфискации газет, а о той личности, по поводу которой произошла конфискация. К запросу единогласно присоединилась вся Дума (кроме барона Черкасова): и левые, и правые. Дело окончилось ничем, но шум в прессе был большой.
Синод ответил "москвичам" в "Прибавлениях к Церковным Ведомостям", где давались требуемые объяснения по делу еп. Гермогена, объяснялась его вина и правомерность наказания, конечно, без упоминания имени Распутина. Еп. Гермоген обвинялся в догматических расхождениях со Св. Синодом по поводу возможного учреждения корпорации диаконис и каноничности моления при погребении неправославных христиан, а также в нежелании подчиниться указу Св. Синода о выезде из Петербурга. При этом отрицалась всякая связь дела еп. Гермогена с Распутиным. Здесь же высказан упрек в адрес "москвичей", устроивших "суд над церковной властью" через газету, что вносит соблазн в умы, вредит Церкви. Наконец, "москвичам" напоминается правило Трулльского собора, запрещающее мирянину "перед народом" рассуждать о вере или "учить как учителю" (58). "Москвичи" — все члены Новоселовского кружка, защищая своё понимание отношений между иерархией и мирянами, выступили с полемической статьей в тех же "Московских Ведомостях" за теми же подписями (кроме В. М. Васнецова). Они утверждали, что Соборное установление, на которое ссылается Синод, запрещает мирянам всего лишь учить в церкви догматам веры, но не запрещает высказывать свое суждение о действиях представителей церковной власти. В статье еще раз было прямо сказано о связи дела еп. Гермогена с Распутиным и повторялось требование созыва специального Собора для расследования этого дела (45).
Этой газетной шумихой была недовольна Царская семья. 15 июня 1915 г. Царь сообщил Царице о мнении Горемыкина, Кривошеина и Щербатова заменить на посту обер-прокурора Св. Синода В. К. Саблера А. Д. Самариным: "Я уверен, что тебе это не понравится, потому что он москвич: но эти перемены должны состояться, и нужно выбирать человека, имя которого известно всей стране и единодушно уважается" (74. с. 215). В тот же день Александра Федоровна отвечает: "Да, любимый, в отношении Самарина я более чем огорчена, я прямо в отчаянии — он из недоброй, ханжеской клики Эллы, лучший друг Соф. Ив. Тютчевой и епископа Трифона" (76, с. 217). В письме пестрят нелестные характеристики Самарина: "ярый и узкий москвич", "ужасно узкий, настоящий москвич ум без души", "пойдет против нашего Друга" и т. п. 16 июня 1915 г. Царица пишет: "Преданный слуга не смеет идти против человека, которого его государь уважает и ценит" (76, с. 219) . "Московская клика" – это, без сомнений, Новоселовский кружок, к которому были близки и А. Д. Самарин, и Великая Княгиня Елизавета Федоровна (Элла). Л. Д. Самарин был назначен обер-прокурором 5 июля 1915 г. и смещен уже 25 сентября 1915 г.
Т. о., своими выступлениями в печати, продиктованными тревогой за дела Церкви, Новоселовский кружок играл на руку врагам Церкви, Царя и Отечества, действовал на потеху желтой прессы. Что было делать? Молчать, видя безобразия внутри церковной ограды? Говорить, зная, что каждое твое слово будет использовано врагами Церкви? Легких ответов здесь быть не могло. Облегченный ответ на эти вопросы дал когда-то во времена близости с Распутиным иером. Илиодор: "О Григории Ефимовиче кричат во всех жидовских газетах самым отчаянным образом. На него нападает самая гадкая, самая ничтожная часть людей  наша безбожная интеллигенция и... вонючие жиды. Нападение последних доказывает нам, что он великий человек с прекрасной ангельской душой" (Соч. 11. с. 12). Иером. Илиодор же известил о постановлении верующих Царицына: "Тебя, блудница редакция, пригвоздить к позорному столбу перед всей Россией, а твоего богомерзкого сотрудника, Новоселова, высечь погаными банными вениками" за оскорбление "блаженного старца Григория" Соч. 11. с. 9). Но вскоре иером. Илиодор изменил свое отношение к Распутину и выступил против него. Еше позже он написал книгу о Распутине, которую назвал "Святой черт". Из одной крайности он бросился в другую.
И сейчас некоторые, почти дословно, повторяют восторги иером. Илиодора, пытаясь дезавуировать его поздние прозрения (30). Да, пресса травила Распутина, метя в Царскую семью, но, в том числе, и такая правая газета, как "Московские Ведомости". Да, о Распутине злонамеренно распространялась ложь. Но следует ли отсюда от противного, что он был "блаженный старец"? И что было делать верноподданному, который, не зная реального Распутина, видел, что близость его к трону становится опасной для трона пусть даже в силу того, что пресса клевещет о характере этой близости? Уместно здесь вспомнить понятие "воспитывающее неповиновение" И. А. Ильина: "Есть случаи, когда подданный, будучи монархистом, обязан дерзать и не повиноваться — не уклоняясь трусливо, не симулируя повиновение, а открыто и обоснованно отказываясь повиноваться" (68, с. 567). Такое неповиновение есть "священная обязанность" верноподданного. В известных случаях жизни он должен не повиноваться монарху "НЕ вопреки своей присяге, а во исполнение своей присяги" (68. с. 570). Тогда лесть, трусливое и безответственное поддакивание есть нарушение присяги (68, с. 572). Это может вызвать немилость монарха, но "одна из первых обязанностей монархиста состоит нередко в том, чтобы не опасаться той немилости, которую ему, вероятно, придется рано или поздно навлечь на себя" (68. с. 574). Один из видов неповиновения - говорить правду монарху, зная, что она может повлечь опалу. Среди причин крушения в России монархии И. А. Ильин указывал на отсутствие у трона людей, способных сказать правду Государю ценой немилости себе. Среди отрадных исключений Ильин указывал на A. Д. Самарина (67. с. 231).
Следующее столкновение Кружка с синодальной властью касалось сложного догматического вопроса о почитании Имени Божия, возникшего во время т. н. Афонской смуты. В Кружке Новоселов был один из самых страстных защитников "имеславия". Он сам не выступал в печати по догматической стороне дела, но организовывал выступление других, издавал сочинения "имеславцев". Поддерживали Новоселова Флоренский, Булгаков, Эрн. Им часто приходилось призывать Новоселова к осторожности высказываний. Иногда намечались и конфликты с ним. Старшие члены Кружка (Самарин, Мансуров, Кожевников) не решались занять определенную позицию, призывали к осмотрительности, особенно после осуждения "имябожничества" постановлением Св. Синода. В это время Ф. Д. Самарин даже ставил вопрос об упразднении или, во всяком случае, переустройстве Кружка (25). 26 мая 1913 г. Самарин в письме к Новоселову, успокаивая его, убеждал не принимать "сейчас же, под первым впечатлением, какого-нибудь слишком поспешного решения, последствия которого будут непоправимы": "не спешите, ради Бога, и еще раз обдумайте и взвесьте все". Самарин писал о невозможности идти в этом деле с имяславцами при всем желании сохранить единомыслие.
В осуждении имеславия сошлись и правые, и левые. Левая печать раздувала "афонское дело": не интересуясь богословскими спорами, она пользовалась возможностью дискредитировать Церковь. Таких представителей "нового религиозного сознания", как Н. А. Бердяев, возмущало "насилие в духовной жизни" со стороны церковных властей (9. с. 202). Еп. Никон увидел в имеславцах "яд гордыни", заставлявший интеллигента и в Церкви вести себя, как в миру, т. е. заявлять о себе, обличать, реформировать, учить. Он обвинял Новоселова в том, что получив звание почетного члена Московской Духовной Академии, изданием "Апологии" о. Антония (Булатовича) способствует распространению осужденного церковью учения (28). Синодальная власть предчувствовала, что участие мирян-интеллигентов в работе предстоящего Поместного Собора чревато внесением в эту работу духа политической борьбы, страстей и амбиций. Передавались слова одного "известнейшего иерарха": "Лучше пустить на Собор каторжников, чем интеллигентов" (49).
Такой защитник имяславия, как С. Н. Булгаков, во времена послереволюционного разброда, когда он симпатизировал католицизму, где "непогрешимый" папа мог одним словом прекратить все споры и раздоры, приводил все новые и новые выступления "милейшего" Новоселова в защиту осужденного имеславия как пример отсутствия церковной дисциплины, которой в принципе нет в Церкви Православной, что и способно ее погубить в экстремальных ситуациях богословских споров и церковной распри. В 1923 г. Булгаков писал: "... явилось ли для М. А. Новоселова и его единомышленников авторитетным решение сначала влиятельнейшего из русских епископов, поддержанного и Константинопольским патриархом, затем определение высшей церковной власти Русской Церкви. Священного Синода? нет. А заглянем вперед и спросим себя: а мнение Поместного Собора, даже поддержанное "Восточными Патриархами"? Да тоже, конечно, нет, если оно подтвердит имяборческие тезисы. Тогда будет апелляция к неуловимому телу Церкви и его не менее, неуловимой рецепции. И получится, как и давно уже имеется, такая картина: в то время, когда церковная власть будет отлучать М. А. Новоселова и иже с ним от Церкви за еретичество, он, в свою очередь, будет совершать то же самое над всеми инакомыслящими епископами, пресвитерами и мирянами, и каждая сторона утверждает и будет утверждать о себе: «Православие - это я" (11. с. 218). Отсюда Булгаков делал ложный вывод о необходимости для Церкви "непогрешимого" папы. Но именно в папизме обвинял Св. Синод Новоселов (Соч. 15).
В письме от 10 октября 1912 г. Новоселов предлагал Флоренскому поместить в "Богословском Вестнике" "серьезное и беспристрастное обсуждение пререкаемого учения". Но никаких ни "имеславческих", ни "имяборческих" материалов в "Богословском Вестнике" не появилось. Нигде не было и беспристрастного обсуждения. В "Изданиях Религиозно-философской библиотеки» Новоселов напечатал "Апологию" о. Антония (Булатовича). "Разбор Послания Святейшего Синода об Имени Божием" В. Ф. Эрна и "Материалы к спору о почитании Имени Божия" (2 издания). После осуждения "имябожия" Св. Синодом Новоселов впал в уныние, и у него появились мысли о закрытии издательства (см. письмо И. П. Щербова к Новоселову конца мая 1913 г.). Но вскоре Новоселов оправился и защищал "имеславие" до конца. Выявлено единственное богословское выступление Новоселова в тексте, помеченном 9 ноября 1919 г. В "имяборчестве" Новосёлов видел глубочайшее отступление от Православия, а революцию и то, что за ней последовало, он считал карой за отступление от достойного почитания Имени Божия  и хулу на Него (см. письмо Новосёлова к П. Б. Мансурову (?) конца 1918 – начала 1919 гг.). Для рассмотрения «Афонского дела» на Всероссийском Поместном Соборе был создан подотдел "О Имени Божием", возглавляемый архиеп. Феофаном (Быстровым). Подотдел не продвинулся далее сбора материалов, и Собор не успел вынести решения но этому делу. С. Н. Булгаков был уверен в решении вопроса в пользу "имеславцев" (70. с.86).
Па Поместном Соборе Российской Православной Церкви 1917-1918 гг. архиеп. Сергий (Страгородский) и кн. Е. Н. Трубецкой подали заявление о приглашении Новоселова в состав Собора, но 6 октября 1917 г. по результатам голосования пополнение Собора новыми членами было признано нежелательным. Однако 9 (22) марта 1918 г. секретарь Собора В. Шеин послал о. Павлу Флоренскому, С. Н. Дурылину, С. П. Мансурову и М. А. Новоселову приглашение принять участие в работе Соборного отдела о духовно-учебных заведениях в разработке типа пастырских училищ (взамен семинарий) (2. с. 240).
30 января 1918 г. Новосёлов был избран членом Временного Совета объединенных приходов г. Москвы. Председателем Совета был избран А. Д. Самарин, на квартире которого (Спиридоновка, 18) и собирался Совет, который занял позицию активной обороны по отношению к большевистскому насилию над церковью. Совет на своем заседании 31 января постановил: "Уведомить все приходы, что Временный Совет признавал бы желательным в случае открытого посягательства на храмы и священные и церковные предметы поступать следующим образом: священник должен объяснить пришедшим представителям нынешней власти, что он не является единоличным распорядителем в церковном имуществе и потому просит дать время созвать приходской Совет. Если это окажется возможным сделать, то приходскому Совету надлежит твердо и определенно указать, что храмы и все имущество церковное есть священное достояние, которое приход ни в коем случае не считает возможным отдать. Если бы представители власти не вняли доводам настоятеля храма пли приходского Совета и стали бы проявлять намерение силой осуществить свое требование, надлежало бы тревожным звоном (набатом) созвать прихожан на защиту церкви. При этом Совет считает безусловно недопустимым, чтобы прихожане в этом случае прибегали к силе оружия. Если есть поблизости другие храмы, то желательно войти с ними предварительно в соглашение, чтобы и в них раздался тревожный звон, по которому население окрестных приходов могло бы придти на помощь и своей многочисленностью дать отпор покушению на церковь" (72). Вскоре Совет был разогнан, и ВЧК неоднократно пыталась арестовать А. Д. Самарина в его квартире на Спиридоновке, но это не удавалось из-за его отсутствия. Арестован он был только в сентябре (40. с. 245). Новоселову удалось избежать ареста по этому делу.
В это время возникли условия для реализации заветных планов членов Новоселовского кружка о создании духовной школы аскетической направленности на основе заветов Святых Отцов. Кружок стал инициатором создания Богословских курсов, действовавших в апреле-июне 1918 г. на квартире Новоселова. Курсы благословил Святейший Патриарх Тихон. На курсах преподавали: еп. Феодор Священное Писание; М. А. Новоселов святые отцы, их жизнь и писания; М. И. Смирнов Богослужение; С. П. Мансуров история Церкви; А. Г. Куляшов апологетика; С. Н. Дурылин церковное искусство. С середины января 1919 г. предполагалось возобновить деятельность курсов. В составе преподавателей снова были члены Новоселовского Кружка: еп. Феодор Священное Писание; П. Б. Мансуров  Православная Церковь на Востоке; М. А. Новоселов Церковно-исторические очерки (христианские мученики), церковные чинопоследования как выражение всеобъемлющей и богодейственной любви Церкви к своим чадам, курс "Вера и Церковь" (1. Ангелы и демоны в жизни мира и человека по учению Слова Божия, святых отцов, житий и церковных чинопоследований; 2. Имя Божие: 3. Крест; 4. Первохристианство и  антихристианство; 5. Во свете ветхозаветного и новозаветного пророчества; 6. От Толстого к Церкви); Л. А. Тихомиров Религиозно-философские основания истории (борьба за Царство Божие). Однако Богословские курсы возобновить не удалось. Не развернулась в полную силу и деятельность Даниловской Академии в Даниловом монастыре, где настоятелем стал еп. Феодор (71).
В середине ноября 1919 г. перебирается в Данилов монастырь и Новоселов. 30 ноября 1919 г. он писал о. Павлу Флоренскому: "Положением своим в Дан<иловом> пока доволен, - чтобы не сказать больше, несмотря на некоторые неудобства, как напр<имер>, на отсутствие отдельной комнаты. Но и "угол" дает больше, чем Ковригинская квартира, т. к. имею досуг и тишину для занятий. Конечно, ежедневно бываю в церкви, работаю и физически  разгребаю снег, иногда варю пишу..."  Вскоре Новоселов перешел на нелегальное положение и скрывался у своих многочисленных друзей, главным образом, в Москве и Петрограде.
В 1922-1927 гг. Новоселов писал "Письма к друзьям" (известны 20 писем), которые не имели конкретного адресата и предназначались единомышленникам. Тематика писем весьма разнообразна: от текущих церковных вопросов, до основоположных богословских тем. Со всей энергией, ему присущей, Новоселов выступал против живоцерковников. "Обновленцы" появились уже задолго до революции: "церковные эсеры" пытались подменить христианский путь жизни либерально-общественным. Они подготовили почву для "живоцерковников" — "церковных большевиков". Причину революции Новоселов видел в отступлении от веры Христовой: "Бог отнимает у нас то, от чего мы сами отказались и все больше отказываемся" (32. с. 37). Большевики лишь орудия гнева Божия, а посему и не достойны ненависти. Новоселов настаивал на отсутствии в Церкви общеобязательного внешнего авторитета в делах веры и совести: "Непогрешим не отдельный человек (папа) и даже не Собор (который может быть отвергнут Церковью). Непогрешима сама Церковь в её соборности - союзе взаимной любви, на которой основано познание Христовых Истин. И для Церкви важны не Соборы сами по себе, но соборность как тождественность выражаемых на них свидетельств с верою всего тела Церкви. В заключение письма (10-е. — И. Н. и С. П.)  Новоселов указывает на большой вред от усвоения ложного католического воззрения на иерархию как на непогрешимый авторитет и хранительницу безусловной истины, на нелепость отождествления иерархии с Церковью, особенно опасного в эпоху церковных нестроений и измены Православию со стороны многих обновленческих иереев и архиереев" (32. с. 37). Такой взгляд отличен от лжесвободы протестантского субъективизма. Верность Церкви для православного — верность слову св. отцов и молитва. Огромную роль в Богопознании играют таинства. Они  и онтологическая, и гносеологическая основа просветительной силы познания Истины. Единомыслие есть итог действия соборного начала Церкви. Прежде всего необходимо единомыслие с евангельскими и святоотеческими текстами. Именно на этом пути возможно постижение Истины.
Ниже публикуется переписка М. А. Новоселова и о. Павла Флоренского, сохранившаяся в архиве о. Павла Флоренского. Письма о. Павла представляют из себя черновеки, вложенные в соответствующие письма. Письма других лиц — это, по всей видимости, письма, адресованные Новосёлову и пересланные Новосёловым о. Павлу. Они представляли общий интерес, главным образом, в связи с Афонским делом. Включены также все сохранившиеся письма иеросхимонаха Антония (Булатовича), единственное сохранившееся письмо схиигумена Германа Зосимовского.
Включена также и избранная переписка членов Кружка ищущих христианского просвещения Ф. Д. Самарина, Ф. К. Андреева, С. Н. Дурылина и др., помогающая восполнить связность событий. Без этих писем многое было бы непонятно.
Публикуемая переписка охватывает 12 лет: с конца 1908 г. по апрель 1920 г. Большая часть писем Новоселова носит деловой характер: это поручения, указания, ходатайства. Очевидно, что большую часть принципиальных вопросов они выясняли при частых встречах. Стиль писем Новосёлова лаконичен, исполнен деловитости и энергии. Перед нами человек "деловой хватки", издатель, опытный полемист. Иногда тон просьбы близок к повелительному: виден "авва Михаил". Черновики писем о. Павла Флоренского чрезвычайно содержательны, очевидно, потому, что он составлял черновики для самых важных принципиальных писем.
Публикаторы выражают благодарность игумену Андронику (Трубачеву) за подбор и предоставление писем и других используемых материалов и за неоценимую помощь в написании предисловия, приложений и комментариев.




Литература.

1. Игумен Андроник (Трубачев). Священник Павел Флоренский - профессор Московской Духовной Академии и редактор "Богословского Вестника". — "Богословские Труды".  Сб. 28. М. 1987.
2. Игумен Андроник (Трубачев). Священник Павел Флоренскнй - профессор Московской ДУХОВНОЙ Академии. — "Богословские Труды". Юбилейный сборник Московской Духовной Академии. – М. 1986.
3. Игумен Андроник (Трубачев). Московский кружок. — "Литературный Иркутск". 1988. декабрь; то же сокращенное: Русские религиозные философы и Абрамцево. Материалы научных конференций 80-х годов. Абрамцево. Материалы и исследованиСергиев Посад. 1994, 6.
4. Письмо apxиеп. Антония Волынского к Ф. Д. Самарину. - РГБ. ф. 265. к.181. № 31.
5 Белый Андрей. Начало века. — М.   Художественная литература". 1990.                6. Н. А. Бердяев. Стилизованное православие.  "Русская мысль". 1914. № 1.
7. Н. А. Бердяев. Возрождение православия.   "Русская мысль". 1916. №7. То же: Н. А. Бердяев о русской философии. ч 2. - Свердловск. 1991.
8. Н. А. Бердяев. Русский духовный ренессанс начала XX в. и журнал «Путь». (К десятилетию "Пути"). — "Путь". 1935. № 49. То же: Н. А. Бердяев о русской философии. Ч . 2. — Свердловск. 1991.
9. Н. А. Бердяев. Самопознание. (Опыт философской автобиографии).  М. "Книга". 1991.
10. С. Н. Булгаков. Автобиографические заметки.  Париж. 1946 с. 84-85. То же в кн.: С. Н. Булгаков. Тихие думы. - М. 1996.
11. С. Н. Булгаков. У стен Херсонеса. – «Символ». 1991, июль. № 25. То же: СПб. 1993.
13.<Слова митр. Владимира во время беседы с представителями братства Святителей Московскиx.> — РГБ, ф. 265. K. 116, № 59.
13. В поисках Святой Руси. (Из писем А. Н. Руднева к В. И. Леоновой).  «Надежда». 1980. Вып. 6.
14. Александр Иванович ГУЧКОВ рассказывает... – М. 1993.
15. С. Н. Дурылин. В своем углу. (Из старых тетрадей).  М. 1991.
16. Записки Петербургских Религиозно-философских собраний (1902 -1903 гг.).  СПб. 1906.
17. Н. Зернов. Русское религиозное возрождение XX века. Пер. с англ. 2-е испр. Париж. 1991.
18. Избрание новых почетных членов Московской Духовной Академии.  "Богословский Вестник". 1912. декабрь.
19. Как поправить церковное бедствие? — "Московские Ведомости". 1912. 19 января.
20. Письмо В. А. Кожевникова к В. В. Розанову от 10 ноября 1915 г. — "Вестник РХД". 1984. № 143; то же: "Вопросы философии". 1991. № 6.
21. В. А. Кожевников. От Кружка ищущих христианского просвещения.  В кн.: Федору Дмитриевичу Самарину (+23 октября 1916 года ) от друзей. Сергиев Посад. 1917.
22. П. Б. Мансуров. К вопросу о Соборе. "Московские Ведомости". 1910. 4 марта.
23. Письмо П.Б. Мансурова к Д. Самарину от 25 июня 1906 г. РГБ. ф. 265. п. 193. № 12.
24. Письмо П Б. Мансурова к Д. Самарину от 12 ноября 1910 г. РГБ.ф.265. п.193. .\о 12.'
25. Письмо П.Б. Мансурова к Ф.Д. Самарину от 28 мая 1913 г.РГБ.и ф .265. п.193. № 12.
26. "Московские Ведомости". 1912, 10 января.
27. "Московские Ведомости". 1912. январь - март.
28. Епископ Никон (Рождественский). Яд гордыни. — "Прибавления к Церковным Ведомостям". 1913. № 33.
29. Н. М. С. Чествование М. А. Новоселова.  "Московские Ведомости". 1912. 9 (22) ноября. № 260.
30. О. Платонов. Правда о Григории Распутине. - "Русский рубеж". 1992. № 1 (13).
31. E. С. Полищук. Церковь и интеллигенция: к истории диалога. — "Журнал Московской Патриархии". 1991. № 4.
32. E. С. Полищук. М. А. Новоселов и его "Письма к друзьям". — Журнал Московский Патриархии. 1991, №  11
33. E. С. Полищук. М. А. Новоселов и его "Письма к друзьям". "Северо - Восток". Прилож. "Сибирской газеты". Новосибирск. 1992. № 8 (12).
34. М. М. Пришвин. Дневник 17 марта 1942 г.  В кн.: В. В. Розанов. Pro et contra. Кн.1.   СПб. 1995. с.128.
35. М. В. Родзянко. Крушение империи.   Киев. 1990.
36. К. Родионов. Рассказы о пережитом. — "Москва". 1991. № 7.
37. В. В. Розанов. Около трудных религиозных тем. - "Новое Время". 1916. 12 августа.
38. В. В. Розанов. Бердяев о молодом московском славянофильстве. — "Московские Ведомости". 1916. 17 августа.
39. В. В. Розанов. О себе и жизни своей.  М. 1990.
40. E .Самарина-Чернышева. Александр Дмитриевич Самарин. "Московский Вестник". 1990. № 3. с. 243 - 244.
41. Монах Амвросий (фон Сиверс). "Не хороните меня заживо..." Судьба владыки Андрея, архиепископа Уфимского (князя Александра Алексеевича Ухтомского).   "Русская мысль". Париж. 1994. 1 июня.
42. Устав "Кружка взаимопомощи в целях христианского просвещения". РГБ. ф.265. к.118. № 24.
43. Kраткие сведения о деятельности "Кружка ищущих христианского просвещения" за 1908 г. — РГБ. ф. 265, к.118. № 24.
44. П. А. Флоренский. Эсхатологическая мозаика. Ч. 2. - Контекст. 91.  М. 1991.
45. П. А. Флоренский. Соч. Т. 2. У водоразделов мысли. — М. "Правда". 1990.
46. Переписка П.А. Флоренского и В.А. Кожевникова «Вопросы философии». 1991.№ 6.
47. Ф. И. Уделов [С. И. Фудель]. Об о. Павле Флоренском. - Париж. 1972.
48. С. И. Фудель. Воспоминания.  "Новый мир". 1991. №№ 3, 4.
49. Д. А. Хомяков. Еще о Всероссийском Церковном Соборе. – «Московские Ведомости». 1910, 11марта.
50. <Е. Л. Четверухина> Старец Алексий Зосимовой Пустыни. Париж. 1989.
51. М. Шагинян. Человек и время. — Собр. соч. T. I.  М. 1986.
52. В. В. Шульгин. Годы - М., АПН. 1979.
53. Н. С. Арсеньев. Дары и встречи жизненного пути. — Франкфурт-на-Майне. "Посев". 1974.
54. Н. С. Арсеньев. О московских религиозно-философских и литературных кружках и собраниях начала ХХ века. - Воспоминания о серебряном веке. М. 1993.
55. Протопресвитер М. Польский. Новые мученики российские. Т.2 Джорданвилль. 1957.
56. "Религиозно-философская Библиотека". Список изданий и отзывы печати. - М., 1911.
57. "Религиозно философская Библиотека". Список изданий и отзывы печати. - М., 1914.
58. Б/п. Увольнение преосвященного Гермогена. — "Прибавление к Церковным Ведомостям". 1912. 25 февраля. № 8.
59. Письма гр. Л. Н. Толстого к М. А. Н.  "Новый Путь". 1903. Январь, Февраль.
60. Л. Н. Толстой. Дневники.  ПСС .Т. 50.  М. 1952.
61. С. А. Толстая. Дневники. T. I.  М. 1978.
62. Д. П. Маковицкий. У Толстого. Т. 4.  М. 1979.
63. Н. Н. Гусев. Летопись жизни и творчества Л. Н. Толстого. 2 TТ. - М. 1958-1960.
64. М. М. Спасовский. В. В. Розанов в последние годы своей жизни. Нью-Йорк. 1968.
65. Федору Дмитриевичу Самарину (+2З октября 1916 года) от друзей.  Сергиев Посад. 1917
66. В. В. Зеньковский. История русской философии. Т. 2. ч. 2. – Л. 1991. с. 200.
67. И. А. Ильин. Наши задачи. Кн. 2.  И. А. Ильин. Собр. соч. т. 2. Кн. 2. М. 1993.
68. И. А. Ильин. О монархии и республике. — И. А. Ильин. Собр. соч. т. 4.  М. 1994.
69. С. Н. Булгаков. На смерть Толстого. — "Русская мысль". 1910. Декабрь. с. 155-156.
70. Письма Сергея Николаевича Булгакова о. Павлу Флоренскому (1918). "Начала". 1993. № 4.
71. С. М. Половинкин. Московская Духовная Академия от Февраля к Октябрю 1917 года.  "Начала". 1993. № 4.
72. "Временный Совет объединенных приходов города Москвы, избранный на общем Собрании представителей приходов 30-го января, в первом своём заседании 31-го января сделал следующее постановление, которое и признано необходимым сообщить всем  приходам города Москвы" (листовка). — Архив свящ. Павла Флоренского.
73. В. В. Григорьев. Императорский С. Петербургский Университет в течении первых пятидесяти лет его существования. Историческая записка.  СПб. 1870. с. 319. СVII, СХI.
74. Ал. Стрельцов. Александр Григорьевич Новоселов. Некролог. "Московские ведомости". 1887. 16 января, №16. c. 4.
75. Д. Д. Языков. Обзор жизни и трудов покойных русских писателей. Вып. 7: Русские писатели, умершие в 1887 году. — М. 1893. с. 62-63.
76. Переписка Николая и Александры Романовых. 1914-1915 гг. Т. III. М.-Пг. 1925.
77. Л. П. Никифоров. Воспоминания о Л. Н. Толстом. — Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников. Т. 1.  М. 1960. То же: Лев Николаевич Толстой. Юбилейный сборник.  М.-Л. 1928.
78. Вера Величкина. В голодный год с Львом Толстым.  Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников. Т. 1. - М. 1960. То же: Лев Николаевич Толстой. Юбилейный сборник.  М.-Л. 1928.
79. Е. С. Полищук. Михаил Александрович Новоселов и его "Письма к друзьям".  М. А. Новоселов. Письма к друзьям.  М. 1994.
80. А. Ф. Разные ПУТИ. — Таврический церковно-общественный вестник. 1909. № 8.
81. С. Ф. Шарапов. О положении в России и его улучшении. — "Русское Дело". 1905. 12 февраля, № 5.
82. Б/п. Распутин и цензура. — [?] № 80.
83. Историческая записка о 40-летии Женской классической гимназии С.Н. Фишер. С l-гo сентября 1872 г. по 1-е сентября 1912 г. По материалам, собранным Г. Б. Фишером, составил И. Владимирский. - М., Издание бывших воспитанниц гимназии С. Н. Фишер. 1912


Глава 4

Епископ катакомбной
Истинно – Православной Церкви
Амвросий (граф Алексей фон Сиверс).
Интернет
Ревнитель Истинного православия.

М. А. Новосёлов (Епископ Марк) в «катакомбах»

(Из книги : «Свящ. Павел Флоренский. Переписка с Новосёловым». С. 39 - 44)


«Побеждающего сделаю столпом в храме Бога Моего, и он уже не выйдет вон; и напишу на нём имя Бога Моего и имя града Бога Моего, нового Иерусалима, нисходящего с неба от Бога Моего, и имя Мое новое».
(Отк  3, 12).

Катакомбная Церковь Истинно-Православных Христиан (ИПХ) бережно хранит память своего столпа церковного, усиленную истинным почитанием его как св. новомученика .
Еще до революции "Кружок ищущих христианского просвещения" (иначе просто "новоселовский кружок") был отмечен cвоей аскетической направленностью и своим ярым нонконформизмом. В некотором смысле это была попытка возрождения древнехристианской общины. Весь круг людей, духовно связанных с "новоселовской общиной", еще до революции некий острослов назвал "революционно настроенными православными фундаменталистами" ,  что было вполне справедливо.
Крушение Империи и начавшееся гонение на Церковь Новоселов воспринял хотя и скорбно, но без удивления, ибо увидел в сем эсхатологическое действо. Свою просветительскую деятельность он продолжил и после революции, невзирая на всю ее опасность. Он участвовал в работе Даниловской Академии, которая нелегально продолжалась десятилетия .  По некоторым данным можно судить, что где-то около 1921 г. он принимает монашеский постриг (тайно) с именем Марк. По всей видимости, постригал его еп. Феодор (Поздеевский)  . После образования "Параллельного Синода"  в Св. Данилoвoм монастыре Новоселов неоднократно исполнял секретные поручения владыки Феодора, много разъезжая по стране. Возникновение "обновленчества" было встречено Новоселовым, как и всеми "даниловцами" отрицательно . "Даниловцы" выступали против любых соглашений с большевиками. Именно в это время (1922-1927 гг.) Новоселов рассылал свои послания, известные ныне как "Письма к друзьям" .
В Даниловом монастыре в 1923 г. монах Марк был тайно поставлен во епископа Сергиевского (для Сергиева Посада) . Хиротонию совершили архиеп. Феодор (Поздеевский), еп. Серпуховской Арсений (Жадановский)  и еп. Дмитровский Серафим (Звездинский) . Можно считать, что именно с этого времени начинается тайная "катакомбная" деятельность Новоселова. Он много разъезжал по городам и весям, основывая тайные общины и монастыри, участвуя в сокрытии от богоборцев христианских святынь .
Когда в 1927 г. грянула "Декларация" митр. Сергия (Страгородского), единомышленники Новосёлова этому особенно не удивились, избрав путь либо мученический - тюрьмы и лагеря, — либо исповеднический — ссылки и "катакомбы". Именно "даниловцы" утвердили движение "непоминающих" . В Петрограде это движение возглавил митр. Иосиф (Петровых) . В самом начале движения Новоселов устремился в бывшую столицу Империи, где поддержал единомышленников. Его друг о. Феодор Андреев стал одним из лидеров "иосифлян". Так, курсируя между Москвой и Петроградом, и жил тайный еп. Марк.
С 1927 г. он стал рассылать свои новые послания, наименованные "Ответы востязуюшим", где толковал свершившееся и призывал к правильному действию в будущем. ОГПУ рассматривал его писания как самую зловредную антисоветскую пропаганду. Тогда же Новоселов полностью перешел на нелегальное положение, скрываясь у верных и перемещаясь по общинам. Он утверждал бескомпромиссное следование Православию. Он не только не принял революции, но не считал себя гражданином СССР, не имел советских документов. О многом говорит его фраза, ставшая крылатой: "Колхозы есть богопротивные антихристовы учреждения, а советская власть, их установившая, власть антихриста, основатель же этой власти – Ленин – сам сущий антихрист" .
Трудно переоценить тот вклад, который внес Новоселов в становление ИПЦ — и личным примером, и как богослов. Влияние его столь велико, что даже самые малограмотные члены ИПЦ до сего дня помнят то, что он сказал еще в 1928 г.! Новоселов был активнейшим участником так называемого "Кочующего Собора"  ИПЦ, проходившего с весны по август 1928 г. в разных местах, скрываясь от бдительного ока ОГПУ. Многие его идеи нашли отражение в документах Собора, а итоговое Определение, где "сергианские таинства" Таинствами не признавались, именуясь "еретическими скве-рнодействиями", и где ceргиане анафематствовались, разрабатывалось под его непосредственным руководством . Под влиянием Новоселова в текст Определения были введены имяславческие пункты. Имяславцам был открыт беспрепятственный доступ в ИПЦ.
Вся его церковная деятельность вызывала ярость ОГПУ особенно после депутации к митр. Сергию, в которой участвовал Новоселов . В конце концов, в конце 1928 г. Новоселов был арестован вместе с большой группой, по этому делу был арестован и А. Ф. Лосев . По некоторым сведениям, Новоселова выдал чекистам кто-то из его окружения . Тогда в Москве гремело дело "Политического Центра всесоюзной церковно-монархической организации Истинное Православие"", главой которого был признан Новоселов. 17 мая 1929 г. ОСО ОГПУ приговорил его к трем годам тюремного Политизолятора в Ярославле, по статье 58-10 . А 3 марта 1931 г. Коллегия ОГПУ назначила ему срок в 8 лет тюрьмы в том же Политизоляторе . О его пребывании в тюрьме почти ничего не известно, т. к. Новоселов не писал никому из близких ему людей (лишен переписки или опасался репрессий против адресатов). Известно, что в тюрьме Новоселов встретился с архиеп. Андреем (кн. Ухтомским), который поздравил его с церковным праздником . 7 февраля 1938 г. ОСО вновь приговорило его к трем годам Политизолятора за контрреволюционную деятельность (КРД) . По данным архива ФСК, 17 января 1938 г. Новоселов был приговорен к высшей мере наказания, но в деле отсутствует справка о приведении приговора в исполнение. По всей видимости, вскоре он был расстрелян в Вологде.
По одному из апокрифов, Новоселова якобы в 1940 г. этапировали через Москву в Сибирь, а в столице он вместе с конвоиром заезжал к знакомым. Несколько более правдоподобным выглядит слух, что тайный епископ Марк был расстрелян в начале войны в 1941 г. на пересыльном пункте, когда ввиду угрозы приближения фронта заключенные зачастую ликвидировались .
Велико духовное наследие сего блаженного мученика! Это не только его многочисленные писания, не только его аскетический образ, не только его многочисленные ученики, но  самое главное  живая идущая от него традиция Катакомбной Церкви. Поистине, он был Учителем Церкви и сия традиция учительства сохранялась до 1986 г. . Сначала это была Даниловская академия, ушедшая в подполье, потом - "Богословские курсы" в его "катакомбной общине", где после ареста "аввы" преподавали игумен Сергий (Гумилевский) и прот. Петр Первушин . Все это поило благодатью умы и сердца истинно-православных христиан. Для нас, верных чад Катакомбной Церкви Истинно-Православных Христиан, чтущих благоговейно память тайного епископа Марка Михаила Александровича Новоселова,  остается только воспеть: "Святый Мучениче Епископе Марко, моли Бога о нас!"

Глава 5

М. А. Новосёлов в тюрьме…

Письма Ахмета Ихсана к о. Сергию Булгакову

(Свящ. П. А. Флоренский. Переписка с М. А. Новосёловым. Томск. 1998. с. 256-262)

28 декабря 1939 г. Стамбул.

Многоуважаемый Сергей Николаевич! Я с Вашим близким другом — Михаил Александровичем Новоселовым очень знаком. Около девяти лет я с ним вместе сидел в тюрьмах чека. Он и мой друг и духовный мой отец. М. А. очень меня просил, чтобы я Вам рассказал о нем, да не только о нем. О наших страданиях знать Вы конечно не откажетесь. Очень много воспоминаний. Если я получу ответа на мое письмо, я Вам все, все расскажу. Я приехал месяц тому назад из России. Я турок — сидел я в тюрьмах Ч. К. 11лет 27 суток. М. А. часто мне про Вас рассказывал. Жду ответа. Да хранит Вас Господь — наш Бог.

Ваш Ихсан

Мой адрес: Turquie — Istanbul
Halici oglu, tursucu mahlesi, Sivaci Ahmet sokak № 44
Boy Ahmet lhsan Tasdelen.


12 марта 1940 г. Стамбул.

Мой многоуважаемый друг-брат Сергей Николаевич! С опозданием пишу, прошу Вас, простите меня за это: я был болен гриппом. Сердечно благодарю Вас за Ваше письмо. Вы хотите знать, остался ли Наш дорогой Авва мирянином. Хочу Вас уверить, что, как Вы его видели или оставили последний раз, он так и остался глубоко верующим. В тюрьме многие звали его богословом, но он не хотел, чтоб его так звали. Он и не был священником. Авва говорил, что он православный христианин! Слово "мирянин" я много раз слышал, но значение этого слова я не очень знаю, мне кажется, что "мирянин"   человек верующий, и ходит в церковь служить. Так ли понимаю? Молодые люди, среди которых и были даже комсомольцы (бывшие), всегда окружали Авву, слушали его. Надежда Борисова — пушкинист, всегда просила Авву, чтобы он писал сказания Апостолов, наречия, молитвы, т. к. ей легче казалось, Авва всегда праздновал день святых. Летом, тогда мы имели огород и цветник. Авва очень любил поливать и ухаживать за цветами. Его любимые цветы были: львиный зев, карликовая астра, годеция. Вы пишете, что несколько лет тому назад кто-то приехал из России и принес сведения об Авве. Знаете, что я Вам скажу: если человек попадает впервые в тюрьму, то он удивляется, что имеются такие тюрьмы в С.С.Р. Освобожденные из тюрьмы люди не имеют права на воле говорить о режиме, и о тюрьме ч. к., не помню, писал ли я Вам, что, например, Анна Ив. после освобождения своим близким знакомым рассказывала, как в тюрьме, и снова дали ей 8 лет тюрьмы, она, кажется, умерла. Хочу сказать, что если этот человек приехал из "нашей" тюрьмы, и то неправда, он не знает Аввы. В нашей прогулке Авва пользовался большим почтением — как твердый, верующий человек, хотя он был осторожен. Сущность большевиков знает тех, кто сидел в тюрьме, 1936 г. в Ярославской тюрьме в камере
№ 153 сидела Муханова — психически больная. Она беспартийная, до ареста работала в кремлевской библиотеке, ее судили 1935 г. на втором процессе Зиновьева и Каменева. Она, в следствии, под влиянием угроз подписала протокол следователя, который он составил. Ее из всех участников процесса звали на судебный зал и читали им приговор. Ее отправил в верхнеуральскую тюрьму. Она там кому-то сказала, что я, когда была в следственной тюрьме, наговорила очень много, и из-за меня были арестованы мои знакомые друзья — ничем не виновные. Эти слова распространились тюрьме и Г.П.У. звал ее в Москву, грозили ей смертью, если она дальше будет себя вести, тогда ее отправили в нашу тюрьму, посадили в одиночную камеру (№ 153). Она была в полной одиночке никого не видела. Ее родные знали, что она расстреляна, ею выданные друзья Надежда Борисовна Барут, Нина Александровна сидели на юге тюрьмы - а она на западе. Я с ней связал переписку, ее друзья простили ее, а когда я был на воле, ходил к родителям и сказал, что Муханова жива. Несчастная одиночку не могла перенести, и начались истерические крики и смех, потом ее убрали (в 1937 г.) Вы спрашиваете, откуда я знал Ваш приблизительный адрес. Мне Авва сказал, я его не спросил, как он знал. Мне разрешено Управ. Общ. Безоп. напечатать и писать мои вoспоминания. Известный и трагический день в. Яросл. тюрьме: 13 января 1937 г. Тюрьма переведена на новый режим режим Ежова. Окна были заложены кирпичами, а наружной стороне окон были поставлены щиты. Посылка запрещена, переписка только с разрешения Москвы. Книг совсем не давали, а библиотечную 1 раз в месяц одну какую-нибудь книгу. Наказания и карцеры. Газету не давали. 17 января была объявлена голодовка, приняли участие: 2 эсэра Бер и еще один (забыл фам.) Троцкисты: Лодоха, Сатоньевич, Чекан, Пекарь, Рубинштейн, Сизов, Мария Короб. Социал демократы: Шуб, Раков, Мартов (племянник Мартова) и еще 4 человек (забыл ф.) анархисты, дашнаки... больше ЗО-ти человек всего. На восьмой день голодовки их кормили искусственно. Кричали в камерах "Сталинская тюрьма — чище фашистской" и "Долой произвол чекистов"... Эсэр Бер писал в Москву оскорбительное письмо: Генеральный палач Советского Союза — Ежову. За это письмо его посадили в карцер на 20 суток. Мария Матковская — стенографистка Молотова, у нее при обыске порвали юбку. Знаете ли, за что она сидела? Жена наркома Любимова была приглашена на банкет в Кремль. На банкете были: она, жена Сталина Аллилуева, Ворошилов и их круг. Начали пить. Сталин при всех начал обнять и оскорбить свою жену, тогда Аллилуева высвободилась из комнаты и пошла в соседнюю, взяла револьвер и покончила собой. Любимова сама рассказала стенографистке, а она зубному врачу, врач оказался агентом. За то, что Матковская распространила такие вещи, дали ей 5 лет. После пяти лет еще дали 5. Голодовка в тюрьме кончилась, как надо было полагать, безрезультатно, больше 70 дней голодали (Пекарь) с искусственным кормлением. Один армянин буйно сходил с ума. Не из голодавших генерал Серебрянников (друг в тюрьме Аввы) тоже помешался. На третий день один сионист умер от голодовки (он был вообще больной - цинга). 26-го апреля 1937 г. были повешены правила новые, я их, т. е. мы все, заключенные, знали почти наизусть, а мой друг Фредик  мама его теперь живет в Латвии (я с ней переписываюсь). - Вот эти правила, то, что позволялись в этих правилах, и то начальник не разрешал, у начальника были дополнительные инструкции.


Письмо Э. В. Адеркаса к о. Сергию Булгакову

29 марта 1940 г. Литва.

Милостивый Государь.

На днях получил письмо из Константинополя от Ахмета Иксана (Ahmet lhsan). Он писал Вам и просит меня, со своей стороны, написать Вам, чтобы Вы отнеслись к его письмам с большим доверием.
Исполняю его просьбу и обращаюсь к Вам с нижеследующими строками, хотя и сознаю вполне, что Вы имеете полное право относиться к моему письму с недоверием.
Ахмет Ихсан лучший Друг моего сына Альфреда; они прожили вместе более 8-ми лет в Ярославле; там же с ними был Михаил Александрович Новоселов, духовный отец и утешитель моего сына. Они взаимно очень любили друг друга и чем могли один другому помогали. Обо всем этом мне неоднократно писал мой сын Альфред. К сожалению, больше сообщить Вам ничего не могу.
Искренне уважающий Вас и готовый к услугам Эммлеануил Викторович Адеркас.
Мой адрес: Lettouik, caur. Skriveri post. Rasa Spunde — E. Aderkas.

Из Архива о. Сергия Булгакова, хранящегося в Свято-Сергиевском Православном Богословском институте в Париже (предоставлено А. П. Козыревым). В письмах сохранены особенности оригинала.


Справка по делу заключенного М. А. Новоселова от 14 января 1938 г. (Вологодская тюрьма)

Новоселов М. А. 1864 г. р., будучи враждебно настроен к Советской Власти и к ВКПб и Правительству и проводимым ими мероприятиям, систематически проводил контрреволюционную пропаганду среди окружающих, за что Особым Совещанием при Коллегии б. ОГПУ 17 мая 1929 г. по ст. 58-10 ч.1 У.К. РСФСР осужден на 3 года. 13 сентября 1931 г. Новоселов Коллегией ОГПУ за преступления, предусмотренные ст. 58-11 У. К. вторично осужден к лишению свободы на 8 лет. 7 февраля 1937 г. Новоселов Особым Совещанием при Коллегии НКВД СССР за контрреволюционную деятельность З-й раз осужден к тюремному заключению на 3 года.
В Вологодскую тюрьму Новоселов прибыл 29-06-1937 г. Находясь в камере № 46, систематически среди сокамерников распространял клеветнические сведения по адресу рук. ВКПб и Советского Правительства с целью вызвать недовольство и организованные действия против установленных тюремных правил и <Продолжение ?> борьбы в условиях тюрьмы.
Заседание тройки по делу Новоселова Михаила Александровича 17 января 1938 г. Расстрелять.

Из Дела .№ Н-7377. т.2 и т.8. Пересмотрено 24-26.12.95 г. в СПб.

(Предоставлено дочерью о. Феодора Андреева Анной Федоровной Можанской.)