Сон Сверре

Солнце клонилось к горизонту. Бледно-розовые тона растекались в вечернем небе. Легкое дневное тепло пропало совсем. Сырость усилила ощущение прохлады, стало неуютно. Порыв ветра поднял темную сырую листву, зашумели ветвями деревья. И вдруг стало тихо, тихо настолько, что зазвенело в ушах. Сверре ощутил, что на глаза, нос, уши давят с огромной силой. Он попытался встать, но в глазах поплыли темные пятна, голова резко закружилась, вдохнуть воздух оказалось невозможно. Сверре стал падать прямо на костер. Коленом он задел котелок с горячей похлебкой. Последнее, что он ощутил: это как обжигающая жидкость затекает под его левый бок. Ноги остались на красных углях, но он этого уже не чувствовал.

Сознание пришло красными точками на темном фоне зрительного экрана. Сверре почувствовал запахи, и глубоко втянул в себя морозный обжигающий воздух. Нос и горло защипало маленькими колючими иголочками холода. Тело было бессильным, ноги и руки не хотели слушаться. Открыть глаза оказалось тяжело и лень. Он и не стал пытаться поднимать свинцовые веки. Еле слышно доносились слабые звуки леса. Ему послышался далекий щебет птиц и шум морского прибоя. Как убаюкивающая песня звучал вокруг мир. Вибрации воздуха и камня создавали резонанс с дыханием Сверре, и от этого розовым облаком повис над его замерзающим телом сон.   

Отец стоял рядом и улыбался. Он смотрел сверху вниз, и его белая редкая борода от движения воздуха шевелилась. В глазах отражалось небо и от этого они казались бледно-голубыми, а не стальными как всегда. 
- Сверре, что ты будешь делать с этим золотом и серебром? Брось его в море и тебе станет легче,- отец пристально смотрел на сына и ждал.
- Я сделаю себе из серебра и золота жену!- ответил Сверре и сам удивился своим словам.
- Ох, и не простая будет у тебя с нею жизнь! Всегда нужен будет огонь в горниле, наковальня и молот. Меха качать придется, чтобы жар не ушел и не ослаб,- отец шагнул в сторону и камень поглотил его тело.
Сверре стало жарко. Он качал мехи все сильнее и сильнее. Языки пламени уже лизали стенки печи, и увидел он, как из огня вышла овца. Одна кудряшка у неё была золотая, другая серебряная.
- Что я делаю? Мне не овца нужна, а жена, - сказал Сверре и бросил овцу в огонь.
Добавил он из мешков серебра и золота. Загудел горн, заволновался огонь, и вышла из пламени жеребица. Голова из серебра, грива золотая, ноги сильные, из-под копыта камень летит. Отец вышел из тьмы, тянет руку к лошади, дивится её силе и грации.
- Вот она тебе в помощь и нужна!         
- Нет, - говорит в ответ Сверре и толкает жеребицу в огонь.
Вспыхнула в огне ее золотая грива, и серебряный дым завернулся кольцом в горне печи.
Сверре вытряхнул из мешков остатки серебра и золота. Все поглотил огонь. Меха нагнали воздуха, языки пламени выросли из горна, и вышла из них дева удивительной красоты. Стан тонкий, гибкий, лицо серебряное, волосы золотые. Сверре изготовил ей уши и уста. Сделал красивые, живые глаза.
Увидел её отец и убежал от страха. А Сверре обнял её, поднял на руки и понес из кузницы в дом.
- Стала бы ты совсем хороша,- сказал он красавице,- если бы душу имела и голос.
Дева смотрит на него живыми глазами и молчит. Положил он её на пуховую перину, подушками обложил со всех сторон, шкурой медведя укрыл. Сам к бочке с водой пошел, смыть золотой и серебряный нагар с рук и лица. Глянул в бочку, а из воды смотрит на него отец и качает головой. Отвернулся Сверре, вытер себя полотенцем и пошел в постель. Дева жаркая лежит, серебро солнце отражает, волосы золотые искрами огня играют. Залез Сверре под шкуру медвежью, прижал красавицу, но чувствует, что страшным холодом она его встречает и что коченеет его левый бок. Понял он, почему отец качал головой, понял, что не нужна ему такая жена. Схватил её и побежал. Бежал до тех пор, пока не упал под ноги отцу и бросил перед ним золотую красавицу.   
- Не желал я тебе такую жену, но не послушал ты меня. Но сейчас ты понял, что блеск у золота холодный, а серебро дышит в душу морозом.
После этих слов растаяла дева. Лужица серебра соединилась с лужицей золота, и всё это превратилось в ледяной гранитный  камень.

Сверре открыл правый глаз и увидел перед лицом мох, покрытый льдом. Все кругом было белым. Деревья, камни, трава и мох на камнях, все было покрыто инеем, кое-где льдом и холмиками снега. И больше ничего. Никого, ни одной живой души. Вот оно настоящее одиночество. Среди снега, камня и завывающего морозного ветра один. Пройдет всего несколько  дней, и он уже не будет замечать, что разговаривает с деревьями, травой и льдом. Облака будут улыбаться, и корчить рожи. Белые лошадки на небе, гонимые ветром станут страшными лицами. А страшные лица расплывутся в овальные тарелки с бледно-голубым небесным супом на самом дне. Он протянет вверх руку с зажатой воображаемой ложкой и, стараясь не пролить драгоценные капли пищи, будет смешно открывать рот. Впалые щеки, покрытые черной щетиной, будут надуваться от несуществующей пищи. Бескровные губы залоснятся жиром небесных котлет. Он съест всё. Раздувшийся живот будет мешать дышать. В сладкой неге он заснет. Приснится ему сон, где нет ни людей, ни животных, ни птиц. Только тихая белая жуть. Он закричит. Будет кричать громко, долго, отчаянно. Если бы кто-то сидел рядом и все это видел, то не услышал бы ни звука. Широко раскрытый рот застынет в немом крике. Пальцы будут скрести ледяной камень, а ноги еще куда-то шагать. Все равно куда. Хотя, лучше если вверх. По стволам деревьев, по снежным шапкам крон, туда к облакам. Проваливаясь в воздушных ямах, прыгая с кочки на кочку, добраться до белой перины, плюхнуться в неё и обняв мягкие округлости, согреться. Согреться так, чтобы от жары выступила на лбу и спине испарина. Чтобы руки разжались без боли, пальцы порозовели. Тогда перевернуться на живот и смотреть вниз. Туда, где проплывают моря и земли. Где остались необитаемые острова с несчастными одинокими страдальцами, обреченными на смерть. Посочувствовать им, помахать рукой и плыть дальше, улыбаясь просто так, ничему.    


Рецензии