Русский скелет в шведском музее

  Стокгольм – главный город и резиденция шведских королей – расположен на берегах и островах  протока, соединяющего озеро Меларен со шхеристым заливом Балтийского моря.
  Хмурый ноябрьский день 1667 года. Хлопья мокрого снега медленно падали на головы горожан, запрудивших  площадь Сторторгет в Гамластане, печально знаменитую своей  памятной « стокгольмской кровавой баней». Именно здесь, ровно сто сорок лет назад, в ноябре 1520 года, король Кристиан  Второй Датский, дабы укрепить пошатнувшийся трон, казнил  около ста шведских дворян и простых горожан.
  А сейчас  жуткий холодок барабанной дроби щекотал уши и пробегал по спинам их потомков, застывших в толпе. Взоры людей прикованы к высокому деревянному эшафоту.
  Подручные палача в красной маске поставили на колени перед  плахой обезумевшую от ужаса жертву в белой рубашке, оборвали на шее кружевной воротник. Под нарастающий наплыв барабанного стрекота послышался хрясткий удар тяжелого топора. Лезвие впилось, пройдя сквозь живую плоть, в древесину колоды. С глухим стуком шар усеченной головы бухнул о доски настила и покатился по нему, оставляя  кровавый след.
  Палач поднял перемазанную «хранительницу бывшего хитромудрия» и показал народу.
Стоявший поблизости барон Адольф Эберс вздохнул и негромко промолвил:
-Свершилось! Dura lex, sed lex!- Суров закон, но это закон! Нет человека – нет проблемы. Русские давно требовали его выдачи, не так ли, профессор?
  Почтенный ученый муж, профессор биологии Олаф Рудбек, также пришедший посмотреть на казнь, тихо ухмыльнулся  и произнес:
- Знаете, Адольф, мне кажется, что наш друг еще послужит шведской науке так же, как при жизни служил он шведской короне.
                -------------
   То, что мы привычно называем министерствами и департаментами, во времена Московской Руси нарекалось приказами – правительственными учреждениями по управлению страной и ее отдельными территориями. При царе Алексее Михайловиче в середине 17 века главным среди них был Посольский приказ, ведавший иностранными делами – МИД по-нашему. Его помещения тянулись от Архангельского собора Кремля по обрыву к Спасским воротам. На чешуйчатой кровле посольской палаты уже тогда светился глобус – «земное яблоко»- знак того, что Москва хочет знать и знает весь мир.
   Всего приказов было до сорока семи. Во главе каждого стоял назначаемый царем знатный боярин, называемый судьей. При нем был помощник из родовитых людей. Перепиской, делопроизводством ведал дьяк – главный секретарь. Знатных судей царь часто менял, а вот дьяков назначал  из «поповичей и простого всенародства» за заслуги перед отечеством. И были они его преданнейшими слугами.
   В особой горнице –«казенке» - стояла «казна» - обитый железом сундук с деньгами и ценностями. Там и собирались. Решение приказа входило в  силу, когда принималось единогласно, хотя на практике так бывало не всегда.
   А в других комнатах скрипели перьями многочисленные подьячие. В 60-х годах 17 столетия в Посольском приказе  служило больше сотни старших, средних и молодых подьячих, причем старшие получали по 155 рублей в год, а младшие не свыше десяти.
  В шесть утра  сторож отворял двери, и приказ заполнялся служилой братией. С перерывом на обед подьячие корпели над бумагами. Иные до того увлекались, что в положенные девять вечера не расходились по домам, а  оставались работать  на ночь.
  - Годового расхода бумаги в московских приказах хватит, чтобы покрыть  землю всей Московии, - шутили английские купцы.
  Подьячий был поистине виртуозом своего дела! Заложив запасное гусиное перо за ухо и повесив на шею медную чернильницу, он мог работать и без стула, и без стола. Присядет на полено или подоконник, положит полосу бумаги на колено - и «пошла строчить губерния!»
   Писали тогда на длинных полосах бумаги – « столбцах». Исписанные и склеенные полосы свертывали в трубку-«колесо».  Так, «Уложение» Алексея Михайловича в развернутом виде достигало 350 аршин. Чтобы вновь скатать такой столбец, нужно было  два часа скучного труда. И только Петр Первый указом от 1702 года отменил этот неудобный метод писания.
  Не дай Бог, если изнуренный недосыпом бедняга-подьячий  сделает описку! Велит дьяк бить его нещадно батогами на приказном дворе, а потом еще и работы подвалит кучу.
  Время от времени подьячих отрывали от нудной работы и посылали  гонцами в другие города, приставами к иноземным послам для пригляда, за границу для переговоров, к начальникам землепроходческих отрядов. Отличится молодой подьячий – получит награду землицей, а то и шубой, кафтаном либо шапкой собольей…Ловкий служака достигал чина думного дьяка Посольско-го приказа, а уж те были  большими знатоками правительственных порядков Московии, да и  язык их записок, отточенный многолетней  практикой, от-личался ясностью и выразительностью.
   Иностранные послы жили в особом доме – этаком «муравейнике», где в постройках с обширным двором могло разместиться до полутора тысяч человек. Любопытные жители Москвы наблюдали, как отдыхающие иноземцы Китай-города развлекаются перед посольским двором  невиданными играми – гольфом и кеглями.
  В дверях посольского дома посменно стояли охранники. Также  без охраны послам не разрешалось гулять по столице. Посольская почта досматривалась.
   - Жили в Московии подобно пленникам!- жаловались вернувшиеся на родину послы.
   У русского правительства  были, однако, все основания  присматривать за излишне любознательными гостями, намерения и дела которых нередко противоречили национальным интересам и безопасности страны.
                ------------------
   Проницательными глазами, полными хмельной тоски и неутоленной злобы,
одиноко сидевший за обляпанным голым столом крепкий телом молодой  по-сольский подьячий Гришка водил бородатой  мордой  по сторонам прокуренного дерптского трактира, где бражничали веселые компании шведских солдат, поляков и разного работного люда. Пропустив чарку, он медленно жевал склизский соленый огурец.
  - Могу я телать фам кумпанию и укощение?- изобразив на босом круглом лице улыбку, спросил его хорошо одетый «немец», сняв с лысеющей головы шляпу и подсаживаясь напротив.
  Гришка молча кивнул в ответ русой головой. Швед жестом подозвал трак-тирщика и распорядился насчет еды и выпивки. Оба посетителя молчали, пока тот ставил на покрытый холстинкой стол  вино и блюда с закуской.
Недоброе предчувствие скребануло душу подьячего, но злоба на начальство, уязвленная гордыня его и ноющая боль в исполосованной спине нашепты-вали оправдательно, почему-то словами первой летописи : « Тогда не будет меж нами мира, ежели камень начнет плавать, а хмель грязнуть»…
   - А я фас знай и ошень сочувствуй. Фчера мы бил a Посольский тфор  и фител, как фас накасаль батогом. Это ушасно… - проникновенным тоном выговаривал Адольф Эберс, разливая вино по кружкам.
  - Про вас мне, знать, тоже ведомо, - сглатывая обиду, просипел Григорий Котошихин, - да и бумаги по вашим делам не единожды писывал.
  - Не берите плиско к сердце. Тафайте лютше фыпьем  са снакомство, Григори, - предложил шведский дипломат-разведчик государеву подьячему Посольского приказа, прикомандированному к русскому посольству, которое вело переговоры со Швецией о заключении мирного договора.
                --------------------
  Методы вербовки агентов стары, как мир, и незамысловаты, как медный грош. Они и поныне опираются на коренящиеся в людях с адамовых времен человеческие слабости: эгоизм, тщеславие, сластолюбие, жадность, слабоволие, мстительность …
  Котошихин, подобно прочим государевым дьякам и подъячим, давал «крестное целование» с жестоким «проклинательством», чтобы «посулов не имати и дела делати в правду по царскому указу и по Уложению».
  Но слаб человек в искушениях и испытаниях! Сказано в Писании устами Екклесиаста: « Мудрость лучше воинских орудий, но один погрешивший погубит много доброго».
                ---------------------
   Шведский переводчик будущего сочинения Котошихина недаром писал, отмечая его прошлую службу в Посольском приказе: « Это коллегия, в которой сохраняются все государственные древности и тайны…»
   Немало тайн, в том числе и о замечательных географических открытиях, сделанных казаками-землепроходцами в 16-17 веках, успел переправить продажный подьячий в Стокгольм.
  Царь Алексей Михайлович, при  котором в 1654 году Украина вошла в состав России, в следующем году заканчивал успешные боевые действия против Польши. В довершение ее бедствий туда вторглось войско шведского короля Карла Х.
   Русское Посольство возглавляли в те времена талантливый военачальник, дипломат и реформатор Афанасий Ордин-Нащокин и князь Прозоровский. По их приказу в 1660 году за ошибку в написании титула царя и был бит Гришка батогами. Тогда-то в Дерпте его и подкупил шведский дипломат-разведчик Адольф Эберс.
  В том же году подьячего отправили в Ревель для скорейшего заключения мирного договора.  Царского Величества подьячий Котошихин немало способствовал «успеху» Кардисского мира исключительно в пользу Швеции.
Выданные им Эберсу дипломатические тайны свели на нет все усилия русских войск.
  Весной 1664 года Григорий был направлен в армию князя Черкасского, стоявшую на Днепре против Польши, но в августе перебежал к противнику.
Затем отправился в Любек к литовцам, далее – в Силезию, а оттуда –в Нарву,
 где  предстал перед шведским губернатором Яковом Таубе. Ему он доложил о своем бегстве и выставил на вид особые «услуги», оказанные им  шведам при заключении Кардисского мира.
 Потребовал было новгородский воевода Ромодановский выдать «изменника и писца» Гришку, да шведы отказались.
                ----------------------------

    В Стокгольме Котошихин срочно перекрестился в протестантство, а в 1666
году  его поверстали на службу и причислили к чинам Шведского Государст-венного архива. Практически сразу он приступил к исполнению срочного заказа канцлера Магнуса Делагарди-младшего, сына заклятого врага России.Беглый подьячий сочинил «Описание Московского государства». Канцлер быстро оценил ум и опытность Гришки Селицкого. Так стал называть себя Котошихин заграницей.
   Изменник, описывая деятельность московских учреждений, подробно рассматривал работу Сибирского приказа и приводил ошеломляющие данные. По его словам, только одна государева казна из Сибири давала годовой доход в шестьсот тысяч рублей.  При тогдашних ценах это была грандиозная цифра! Котошихин-Селицкий рассказал о том, как сибирские меха, рыбий зуб (моржовый клык), живые звери, кречеты и соколы идут на подарки в Англию, Данию,Персию. Он писал об архангельской заморской торговле, упоминал о «большом хане за Сибирью» - китайском императоре.
  С Котошихиным вели знакомство шведские знатоки географии: профессор биологии Упсальского университета Олаф Рудбек  и профессор Иоганн Гербиниус, который записывал его рассказы  для своего сочинения о Киеве.Олаф Рудбек посвятил много усилий поиску легендарной Атлантиды, Ничтоже сумняшеся, он уверенно помещал ее в Скандинавии…С Гришкой общался и Иоганн Кильбургер, впоследствие написавший «Краткое известие о русской торговле» и записки о Китае.
   В стокгольмском тайном хранилище лежали целые связки выкраденных из приказных архивов русских бумаг и чертежей, составленных на основании великих трудов известных и безымянных казаков-землепроходцев.
                --------------------------

   Жить бы да поживать в безнаказанности на сытных шведских харчах изменнику Котошихину, да судьба сыграла с ним злую шутку. Будучи нрава коварного, злого и мстительного, наблагодарный борзописец принялся соблазнять жену своего сослуживца и переводчика русского языка Анастасиуса, у которого он имел и стол, и кров. В пьяной драке Гришка уложил своего благодетеля-толмача ударом толедского кинжала. Утешать Котошихина перед казнью приходил Иоганн Гербиниус.
   Упсала - старинный город Швеции, продолжающий нести и поныне отпечаток типичного средневековья. В помещении  музея Упсальского университета царят прохлада и полумрак… В конце 1667 года экспозиция пополнилась еще одним экспонатом: в глубине выставочного зала  белели идеально обработанные свежие кости человеческого скелета. Провалы глазниц угрюмо смотрели на крестящихся в испуге набожных посетителей. Отвисшая нижняя челюсть щерилась в мертвом оскале. Вот он, глумливо выставленный напоказ символ бренности человеческого существования, а, может быть, и неотвратимости воздаяния за людские грехи!
   Достопочтенный труженик науки и закадычный приятель русского изменника профессор естествознания Упсальского университета Олаф Рудбек  выварил после казни останки Котошихина в котле, нанизал кости на медную проволоку и выставил Гришкин скелет как «монумент» в зале университетского музея.

                (совместно с Ю.Литвиненко, 1999г.)
 
   

 


Рецензии