Родом из СССР ч. 2, 22гл

                Г л а в а  22.

          Город-герой не покидал моих мыслей даже когда вернулся в Москву, и спал уже на своей родной, а не фанерной кровати. Не Ялта с её замечательными дворцами и необычными кривыми улочками, так умело устроенными на маленьких горушках. Не Никитский Ботанический Сад, с его причудливыми растениями с разных краёв Земли. И даже не Поляна сказок, которая так здорово дополняла аллею Пушкинских персонажей в Детском парке в Симферополе и подобный сказочный уголок в Евпатории. Заодно иллюстрируя поэму Пушкина «Бахчисарайский Фонтан», которая отразила жизнь Белки в те далёкие времена. Хотя всё, что я упомянул, поразило меня очень.
          Но не сравнить всё это с Севастопольскими впечатлениями. Всё-таки неспроста мальчишки увлекаются играми в войну. И хотя воевать мне ни за что не хотелось, помня из рассказов мамы, какие бедствия и разрушения приносит война, но «Севастопольская страда» долго ещё меня преследовала в снах. И сны были не чёрно-белые, как в телевизоре нашем показывали иногда фильмы о войне. Вот я и попробовал сейчас, когда мне исполнилось 16 лет, снова вызывать сны о той войне, которую я знал уже не только по рассказам экскурсоводов, но и по истории. Учил, всё-таки этот предмет – зря Белка меня иногда поругивает.
          И вот перед покупкой холодильника, проснувшись под бой курантов, что со мной случалось крайне редко, я опять лежал и вспоминал наши походы по боевым местам Севастополя. Но воспоминания, это не записи – проносятся быстро. Длятся несколько минут, а потом, если не всё досмотрел, сон приходит опять. И снилось мне, что я вместе с армией Суворова  воюю турок. Вернее, это они – старые русские воины тех времён - воюют, а я как-будто наблюдаю всё это со стороны.
          Мама, в Бахчисарае, поведала мне о двух своих детских снах, где она видела себя в образах девушек, которые жили когда-то давно, и погибали те девушки прямо на её глазах. И Белка даже не могла их спасать, что было бы совершенно в её духе. Тут, она знала, что нельзя вмешиваться в прошедшие времена – можно только смотреть, как кинофильм.
          И я смотрел не чувствуя себя вправе вступить в бой или помочь кому-то из солдат. Даже Суворову, которого ранили прямо на моих глазах. Это был бой под Очаковым, ещё до того, как русские взяли эту крепость. Конечно, обидно было, что не могу помочь нашим, а турки между тем, сойдя с кораблей – и как только корабли их протиснулись к Чёрному морю? У меня даже карта нарисовалась перед глазами. Теперь-то Очаков, Одесса, Херсон, Николаев – всё наше, родное, можно сказать. А когда-то принадлежали туркам, а Крым и вовсе скифам и татарам, а заодно уж и туркам – во сне у меня всё путалось и распутывалось, просеиваясь сквозь мои познания истории, словно сквозь сито. Науки, как оказалось, интересной и весьма полезной, особенно, если побываешь в тех местах, которые затронули тебя до боли в сердце.
          И тут вдруг турки – не современные, а те самые свирепые янычары, которые россиян воспринимали только своими рабами – приплывают к нашим уже сегодня берегам, как хозяева. Но «хозяева» эти знают, что где-то их поджидают оборонители России, и начинают сразу от берегов рыть окопы. Называют их странно «ложементы». Кто называет? Русские ли злятся, что под них подкапываются. Турки ли бормочут на своём языке. Я понимал тех и других.
          Сны – великая загадка. Во сне же вспоминаю, что мама мне рассказывала, как совсем девочкой летала в своём серебристом платье – подаренном ей инопланетянами – в другие страны и везде она понимала чужую речь. И с кем-нибудь разговаривала, но со мной поговорить было некому. И, кажется, не замечали. Турки зарываются в «свои» берега, а русские стараются им помешать. Пули, картечь, ядра свистят и с той и с другой стороны – падают люди, стонут, кричат, многие умирают. Суворов на коне тоже падает раненный. Но когда его поднимают, он требует второго коня, и опять (на это жутко смотреть – у коня отрывает ядро голову) падает вместе с конём. Русские дрогнули, бегут с поля боя. Тут Суворов, отползая от свалившегося коня, кричит солдатам: - «Не отступать, ни шагу! Вперёд на десять шагов!» Маленький, тщедушный полководец, лежит на земле, а солдаты его послушались, и бой переместился в сторону турок.
           Я стоял никем не замеченный и вспоминал – читал ли я об этой битве или вижу её в первый раз? Наверное, в первый раз, потому что когда подъехал на коне одноглазый великан я стал вспоминать кто это?
          По истории, в то время было два командующих с повязкой на глазу – один Кутузов. И как мама мне рассказывала, ещё в Севастополе, у Потёмкина не было глаза. Но Кутузов потерял глаз в бою. А Потёмкину «залечили» глаз неумелые доктора. Видимо это был Потёмкин. Коренастый Кутузов был меньше ростом. К тому же я много раз видел портреты Кутузова в Москве, в разных местах. В Бородинской Панораме, в школе, в музеях. И уж как-нибудь даже сейчас – в этой сече – я бы разглядел Михаила Илларионовича.
          Но вернёмся к Суворову. Кто-то ему ещё до приезда Потёмкина перевязал раненую руку. И с Потёмкиным он разговаривал, поднявшись с земли. Пули, конечно, свистели, даже проносились у Потёмкина над головой – он словно отмахивался от них, но продолжал говорить с Суворовым. Слышались слова Хаджибей – Одесса. Кто-то смилостивился надо мной и пояснил – это один город, только названия разные. Я удивился – мама мне не говорила, что Хаджибей будет потом Одессой. А собеседники спорили дальше. Потёмкин настойчиво продвигал своё мнение, что Очаков брать нельзя – неприступная крепость. А Суворов возражал – Очаков брать нужно, но осадой. Но нужно для России эту крепость брать!
          И тут я проснулся с тревогой – взяли или не взяли русские Очаков? Вздохнул – по истории взяли. Но почему мне не дали посмотреть, как осаждают неприступную крепость? Конечно, там кровь и много смертей, но если я не досмотрю – что будет? И я заставил себя вернуться в сон. Но оказалось, что пока я раздумывал, русские уже принялись за штурм. Может, потому мой сон и прервался, что от той битвы до осады прошло много времени и вот оно проскочило мимо меня. И та сеча, которую я видел прежде, была в холодное время года – это я определил по одежде солдат. А эта летом – русские бойцы чуть ли не раздетые карабкались на стены крепости. А сверху их старались то столкнуть, то облить чем-то горячим или подстрелить. Суворов, уже без повязки на руке, сидел на коне, не пригибаясь – хотя пули свистели вокруг. Подъехал Потёмкин, облитый, как сам заявил одеколоном, заметив, что сильно воняет. На что Суворов – довольно сухо – отвечал, что здесь клозетов нет, а солдатам нужно справлять нужду даже при осаде или когда лезут на стены. И Потёмкин распорядился, давать солдатам уксус – видимо, чтоб пили от заразы.
          Мне во снах никогда невозможно было унюхать запах, так же, как понять холодно или тепло – лишь по одежде. Но вот они – наши предки – лезли на стены, терпя вонь и голод, испытывая нужду в одежде. Но они там жили своей жизнью, а я стоял или ходил вокруг, как мне казалось, наблюдая. Было обидно, что Потёмкин сравнил солдат, лезущих на стену с мухами, но тогда было принято так говорить. И за это, как мне показалось, Потёмкину осколком ядра сбило шляпу. И он поскакал куда-то – или его конь понёс? Но остановился возле умирающего офицера, соскочил с коня. Тот ему что-то говорил (похоже, шептал), но до меня дошли последние слова: - «…убей меня, батюшка», На что Потёмкин ответил, со слезами на глазах, поцеловав умирающего в лоб: - «Своих не убиваю. Прости меня». И уехал. Мне очень хотелось посмотреть, поможет ли кто раненому офицеру, но во сне мы не распоряжаемся. Во снах мы движемся по какой-то нам не ведомой траектории.
          Я оказался в Европе, где шли споры о Польше. Её пытались разделить несколько стран. Внутренним странам нужен был выход к морю и как всегда на пути те страны, которые хорошо живут на берегу. Польша, естественно, была против. Кто же захочет, чтоб тебя поработили. И жаловались поляки русскому послу, что не желают быть под гнётом. А русский посол отвечал: - «А как вы лезли на нас со своими Лжедмитриями и разоряли Россию, нам было хорошо?» К сожалению своему, я не знал фамилии посла, который так ловко ввернул полякам то разорение, (на многие годы), которое они сотворили России. Вот тут я пожалел, что плохо учил историю. И мало читал книг, про смутные времена. Мама, наверное, знает их лучше – надо у неё спросить.   
          И меня унесло из этого сна. Проснулся и долго думал о Потёмкине – хороший же человек, недаром мама его любит: - «Его оболгали, сочинив всякую муть о человеке достойном. Если бы коммунисты хоть в полсила делали для Союза то, что Потёмкин в полную силу делал для процветания России, то мы бы сейчас жили все хорошо». Но каков Суворов. Прошёл от Очакова до покорения Крыма. Не помню, кто из поэтов это сказал, но это как раз про него в самом боевом смысле. И через этот сон я стал больше понимать, что такие люди как Суворов, Кутузов, Нахимов, Ушаков и многие другие сделали для государства российского, для мощи страны. Но воевать мне всё равно не хотелось. Подумал, что пусть воюют (для мира) дипломаты. Можно обо всём договориться, если языки знать. Впрочем, английский язык, международный и мне не мешает знать, как будущему лётчику. И я старался – да и преподаватель хороший попался, по фамилии Дорф. Смешно, но на немецком языке фамилия звучит как «деревня». И да, Дорф воевал в Германии – был переводчиком немецкого и английского языков – теперь преподает их в нашей школе. «Классный мужик», как говорят некоторые. А я с Дорфом увиделся на день Победы – пели с ветеранами песни у Большого театра. Стал уважать его ещё больше.
Чувствуя, что вставать ещё рано – мама ворочалась в своей комнате, но не поднималась. А поскольку летом она всегда встаёт раньше меня, то я заказал ещё себе во сне повстречаться с Екатериной Великой, и оказался в Петербурге, во сне. Мама говорила, что Екатерина была тайной женой Потёмкина, в государственных делах его послушной ученицей. А если бы не была такой, то мало бы что вышло у императрицы с Россией – не было бы такого долгого правления.
          Конечно, она как женщина была гибче своего тайного мужа и заигрывала со многими мыслителями, показывая, как у неё в государстве хорошо идут дела. Но как идут дела у государыни, пока муж завоёвывает ей новые земли для славы России?  А вообще-то мне захотелось узнать, что совершалось в Петербурге во время войны, которую я просмотрел в своих снах. Разумеется, это наглость тревожить Великую императрицу, но если мне повезёт, я буду рад узнать больше. Мне хотелось продолжать свои опыты со снами – не всё же маме летать по белому светы и потом рассказывать мне потрясающие свои сны, иногда вещие.
          А в Петербурге творились такие дела. Европейские страны, которые не только Польшу готовы были проглотить, но и на Россию издавна косились. Вот живёт, (думали их жадные до чужого, узурпаторы), такая большая, но дикая страна, у которой медведи гуляют по улицам Москвы и Петербурга, но не делится с Европой своими богатствами (медведями?). И пока Россия укрепляет свои границы на Юге – решили многие правители – нельзя ли отщипнуть от неё хороший кусок территории на Севере? Кораблей у российской столицы нет – вот теперь мы ей покажем кузькину мать. Екатерина злилась. Ведь все в Европе правители были ей – немке по происхождению – родственники. Но вдруг окрысились на её державу, которую она, Императрица, вместе с Потёмкиным, Суворовым, Румянцевым, и Кутузовым, даже Салтыковым и Паниним Петром, которые воюют неважно, хочет сделать Великою и сделает! Беда, конечно, что самые лучшие полки надо посылать на Юг – что Екатерина усердно и делала – но есть ещё порох в пороховницах. Казалось бы, неважные, старые, сильно потрёпанные, русские корабли, вышли напротив шведских, финских и так их побили, что враги бежали от Петербурга, дав себе зарок (в который раз!) не приближаться к русской столице и вообще к России. Я ликовал. Уж шведы-то должны помнить, как дерутся русские – на суше и на море. Думали, что если вместо Петра, на троне сидит женщина – хоть и немка – но пропитанная русским духом, то её можно трогать, пока у неё войска на Юге сражаются.
          Я ликовал и с грустью покинул этот сон, думая, что я так много видел молодых, погибающих солдат – почти детей. Они погибли, защищая Родину. Но есть же какая-то великая восстанавливающая людей сила. Белка моя когда-то погибала рано. Но она – нужный не только для России, но и для всей Земли человек. И её восстановили в этом веке, пусть через злую мать – Белка прошла через её ненависть и только закалилась. И кто-то из этих погибших мальчишек, которых я видел и не видел – большая их часть – тоже нужны Земле. Она их тоже восстановит – может быть, попадут в другие страны. Это ничего – лишь бы им дали знать, что когда-то они жили в России. Ну, как Белке показали же во снах, что она когда-то живала в других странах. И она любит их, хоть никогда там не бывала.
          Может быть, когда я стану лётчиком, то свожу маму в эти страны. Но это произойдёт, если в Союзе что-то изменится, и людям разрешат ездить по всей Земле. Кроме того, что мама жила в Бахчисарае – и в прошлом году мы там побывали, она ещё жила в Индии. Когда жила в Индии, ездила с отцом-купцом по странам Азии – торговали. И где-то из поездок их убили – Белка ещё была девочкой лет пятнадцати. Но в этой жизни она должна дожить все годы, что когда-то не дожила. Значит, она со мной сможет летать. Только надо, чтоб в Союзе изменились законы – люди стали свободнее. И никто бы не думал, что плохой может давить на хорошего. Как давил на маму какой-то «Орёл одноглазый»,  - так смеялась над ним потом Белка. «Орёл одноглазый» - начальник на работе  моего отца, не желающий подписывать маме бумагу с разрешением на выезд наш в Польшу. Беспокоился, что не вернёмся. А мы вернулись. Что нам там делать среди чужих людей, говорящих быстро, если не хотели, чтоб русские их понимали. Но были и там русские люди, попавшие жить в Польшу, по той мили иной причине. И как радовались они маме – это не передать словами. Один – одессит – покатал маму по ночной Варшаве и не мог наговориться с ней по-русски. Вторая – тоже с Украины – подарила плащ красивый. Просто навязала – Белка не хотела брать без денег. Но денег у нас уже не было. И пришлось ей взять плащ у бывшей украинки – иначе она бы обидела добрую землячку.
          Но вот я расписался. Начал о войне, прошлых веков, а жизнь диктует сравнивать нашу жизнь с тем временем. И у кого она была лучше – не пойму. Каждому веку своё назначение, свои люди.  Не при этом не надо забывать о Родине. И пусть лучше, погибшие рано, во всех войнах, возродятся в этой жизни. И увидят, что не зря воевали. Люди умнеют, стали думать о мире, а значит, без войны развивались многие отрасли и науки. К примеру, в 20-м веке стали летать. Сначала робко, одиночки, потом самолёты совершенствовали. И вот уже лайнеры бороздят небо с пассажирами на борту. Люди летят через моря и океаны и видят много того, чего были лишены мальчишки, воевавшие в тех войнах. Пусть они возродятся в этом веке, чтоб полетать. И если им не понравятся самолёты, то, как Белка, пусть летают во снах, преодолевая запретные кордоны, чтоб увидеть мирную землю, говорить с разными людьми и понимать многие языки. Во снах!

                глава №23 - http://www.proza.ru/2014/07/09/654