Город Zеrо. Music Western

Пох чка.

Addio a Cheyenne


Смеркается. По шоссе едет телега под управлением Ивана Корыто.
В руках возничего обвислые поводья.
Иван заваливается назад, натягивая вожжи.
Лошадь по имени "Тётя" замедляет шаг, оглядывается назад и с осторожностью наблюдает как погонщик, влекомый инерционной силой кренится вперед, ослабляя упряжь.
,,Тётя, чувствует временную свободу и устремляется.
Хлоп! Реагирует Иван. Куды ей устремляться-то?
"Тётя" не молода - из категории: устремляться некуда, да и незачем уже. Клячей её вроде не назовешь,  кобылой уже тоже, "Rolling Horse", так сказать,  точнее "Rolling in the deep".
На телеге смонтирован мини загон для перевозки сельскохозяйственных животных.
В загоне - три свин...Nope! Снова возражает Иван. Эти-то?! Для свиней они ещё мелковаты,  для поросят велики. Ок, пусть будут подсвинки.
Итак, Корыто & Company едут на рынок.
Долго ли коротко Lee.
Стиль их неторопливой прерывистой езды называется "Чекалдык" или "Спотыкач".
Стиль придуман за океаном Томом Уэйтсом и характеризуется его же ключевым произведением «Больная печень и разбитое сердце».
Слышится шелест шин, шелест упругих шин.
На горизонте - чёрный Гелендваген, внутри которого - те, кому  форма исполнения и содержание творения Уэйтса не соответствуют пока; те, чьё кредо - скорость,  жизненный стиль - борьба, но не с  мельницами, с лохами (по их убеждению).
По мере того, как расстояние между источником атмосферных вибраций и телегой сокращается, звук усиливается.
Звук летит по затерянному шоссе в никуда.
Гудронное покрытие вибрирует.
Нарастающий гул рождает в сердце лошади тревогу и страх.
Сердце Ивана Корыто благодаря сельской жизни и бессмертному произведению Уэйтса ни на что не реагирует.
 Иван так часто слышал (в свой адрес) популярное  послание (на who i!"),  что сердце успокоилось, и все стало по who i.
Жизненный процесс Ивана предельно прост и умещается в его же  фразе: - Туды-Сюды ныкаться.

WE FLY SO CLOSE

Гелендваген летит по шоссе.
Рядом с водителем дремлет пассажир, на голове которого неуместная (для этих мест) шляпа.
Кожаная ковбойская шляпа надвинута прямо на глаза.
На уровне глаз этикетка: "Вuffalo leather. Hеcho Mano. Made in USA".
Все почти так.
Hеcho Mano потому, что над шляпой действительно  трудились умелые manos de oro  трудового коллектива артельно-скорняжного цеха им. Клары Цеткин села Чалтырь, расположенного в пяти километрах западнее Ростова-на-Дону и в 70-и км. восточнее Украинской границы.   Вuffalo leather, ввиду дефицита бизонов, - кожа свиньи, выращенной на шашлык и умерщвленной ради него там же в армянском селе Чалтырь либо в его окрестностях. Made in USA - вероятно United States of Armenia
Пассажир вдруг перестает мотать головой на поворотах, открывает затуманенные глаза, спохватывается:
— Борис, куда ты меня везешь?
— В будущее, в светлое. - С деланным энтузиазмом сообщает водитель.
— Остановись! Немедленно! – Не дожидаясь реакции водителя пассажир на ходу пробует открыть дверь.
— Еasy! Ты с ума сошел!
— Остановись. Я выхожу.
— Куда?! - Водитель останавливает авто, в недоумении оглядывается по сторонам.
— Сюда! Мне в будущее не надо. В будущем - "ноль,"зеро"  и даже ,,минус,, Разворачивайся!
4 halogen bee crystal lens. Headlights. Свет ярких фар. Шея лошади, неестественно вывернутая в сторону налетевшего сзади автомобиля. Безумные глаза, которые ничего хорошего (кроме кнута ) в своей жизни не видели.
—  Грёбанный стос, Изя, вот это поворот. Смотри, что мы наделали!
— И что? Попали под лошадь с легким испугом - пусть пишут.
— А  что на счёт свиней?
— Ты кого это имеешь в виду, брат?!

По радио звучит
                "Road to nowhere".

— Да уж, - Борис опять садится  за руль, – и песня, и персонажи наши.
– Точно, – соглашается  Иса (он же Изя), - Кончились z-танцы! Эй, прибавь как ходу машинист.
Машинист прибавляет ход.
 
MAN WITH A HARMONICA

Корыто игуаной выползает на дорогу, встаёт на задние ноги, поглаживает место ушиба, и, сплюнув  черную кровь на асфальт, гневно произносит, - Будьте вы все прокляты, твари!

                II

Двумя днями ранее.
Украина, Луганская область, г. Луганск,  гостиница «Луганск»,  ул. Луганская 76, (в прошлом Советская 67) .
Боря Кубышкин + Изя Дубин. Президент - апартамент.
— Скушай, малыш, дыньку.
— Не буду. Она гнилая.
— Изя, ты ужасно капризный. - Борис отхватывает сочный  кусок. Белая мякоть течет по подбородку. Тыльной стороной ладони Борис вытирает губы. Смачно проглатывает, — У тебя предвзятое отношение не только к людям. - Борис по уши углубляется в дыню и нечленораздельно продолжает, - Вии..., это пекасная ыня, оа аже егка отдает амоном.
— А х-х-амон источает аромат лесных фиалок?  - в свойственной ему манере язвит Дубин, - Хамон — это и есть труп. Вяленый труп свиньи с ароматом гнилой лошади.
— Спасибо, брат. Приятного аппетита. Может тебе опохмелиться?
— С гнилой дыней?
— Отличная закуска.
— Угу. Прям твой «Кеглевич» - три в одном: выпивка, закуска и "Фан". Даже "Акула" ушла. Не вынесла.
— Кеглевича? Так он скорее твой, чем мой.
— Нет, брат, не Кеглевича, а одного козла и его пристрастия ко всему, где...
— ...водятся "Акулы"?
— Гниль...
— Ты на что это, змеёныш, намекаешь?
Изя пожимает плечами, мол, догадывайся.
- Пошел ты! —  говорит Борис и сам выходит на балкон.
Там он закуривает, пытается унять нервную дрожь и разглядывает терриконы.
Борис курит медленно. Осознанно. С сомнительным удовольствием. Созерцает пейзаж.
По ту сторону куда то вдаль тянутся линии электропередач с оборванными проводами. Стальным лезвием блещет река Лугань.  "Да, — думает Борис, — "Лу,,Г,,анщина".
За рекой желтеют луга. Тень от облака скользит по желтому полю.
Боря созерцательно плюет с высоты четырнадцатого этажа на почерневший край автобусной платформы и возвращается в номер.
— Вишь, чудило, это всё наше, — как бы так примирительно сообщает он.
— Терриконы-Пирамиды?
Теперь Борис пожимает плечами.
— Пирамиды олицетворяют вечность.
— А терриконы?
— Титьки тараканьи..."Акула" их называла: "ТеррикАны"...- Изя утомленно прикрывает глаза.
— Женщины иначе видят мир, - дипломатично парирует Борис.
- А - акулы?
- Изя, ну почему вы все такие козлы?
—  Казаки!? - улыбатся Иса
— Ах да-а-а, забыл,  «потомственный донской казак».  Видел я твою филькину грамоту от атамана Всевеликого Войска: «Выдать Израилю Дубину...». Спите и видите.
— Неужели ты думаешь, что евреям там снятся Донбасские горы или пЛу"Г"анск? Или еврей, стоящий на вершине террикона — ближе к небу, чем там на Синайской горе?
— Определенно. Особенно на вершине ГОРЯЩЕГО террикона…

Watch Chimes
 
Друзья спускаются на улицу.
Мимо них тяжело движутся шахтеры. Усталые лица.
— А по телевизору их показывают белозубыми американами, — замечает Изя, — В реальной жизни все выглядит иначе.
— Чистые черти...
— Да нет, это мы черти, причём, самые настоящие. "Американы" раз в день спускаются в преисподнюю. В убыточную, в нелегальную. Орудуют там своими "орудиями труда". Но затем ведь они поднимаются на поверхность, к людям, к семьям. А мы... нет ни детей, ни женщины, что дома ждёт и с выпивкой и с крепким поцелуем…
— Да забудь ты эту грёбанную АкулИну, перестань контрабасить «Кеглевича», производи «Crystal», купи десяток-другой домов и не философствуй
— Ого! Во-первых - АкУлину, во-вторых - Кеглевича пьёшь ты. В-третьих я вообще-то - о детях.
— При нашей работе? Грех это, Дубина.
— Сам ты дубина. Грех чего-то желать и ничего для этого не делать. Дети - это жизнь, которая прекрасна, несмотря на наше в ней присутствие.
— О, кей, - Борис соглашается и решает сменить тему, - Куда рулим?
— Учитывая, то обстоятельство, что "Всё здесь наше", выбор, полаГаю не боГатый. Произносятся все слова через нарочито мягкое (фрикативное) украинское "Г".

Clavado En Un Bar
 
Кафе «Корона», г. Луганск, ул. «Газеты «Луганская правда», 130-б

— Сухой мартини с водкой: мешать, но не взбалтывать, — приказывает бармену Борис.
— Мне то же самое. Но вместо мартини — пиво.
— А в качестве оливок чего Панове изволят: чи жердёлочку, чи сливку?
— Лимоны?
— Да был тут один где-то… — Бармен по кличке «Данди» демонстративно шарит ногой под барной стойкой.
— Ты что это делаешь, гандон? Найди, кому говорят. Свежий неси. — Приказывает Кубышка.
— Сейчас, сейчас… айн момент, битте, — «заискивающе» говорит Данди, — Вот, только сбегаю за дверь, сорву, так сказать.  Господа ведь обратили внимание, КАКИЕ тут у нас лимоны, в Лимонии…
Господа пристально смотрят на бармена: "Разъяни, мол, потрудись какие они здесь?!"
Бармен становится в третью позицию. Закрывает глаза и голосом побитой молью поэтессы, которой, наконец-то, после длительного перерыва удалось пережить оргазм, сообщает: — Оххх...уительные!!!
— Да что ж это, б...ть, за день такой. Халдей, и тот умничает, — ругается Борис, — Ты это, смотри, живо уши проглотишь. Давай сделаем так, я — нос пудрить, а ты — пчелой… и чтобы — всё: и лимоны, и оливы с авокадами. Догнал, гаденыш?
— Яволь. - С "готовностью выполнить любые указания" отзывается Данди. - Не извольте сомневаться господа!
Господа удаляются.

Father Ramirez

Через некоторое время в заведении появляются парни Карабаса.
Парни смотрят на Данди, затем усаживаются за столик Кубышки и Дубины.
Гаденыш-Данди тычет в сторону туалета желтым указательным пальцем.
— Борис, ты это видел? Что это?!
— Проблема, Изя, проблема...
—  И ведь за нашим столиком!
—  Ага, нас дожидается.

Two against five

Следующее утро. Ванная комната. Отель «Луганск».
— Ыа, ты в о_адке?
— Да ни уя я е в оадке!
— Оы у…тьфу ты… дыню абили?
— Разве моо, ядя на эня, адавать такие  вопросы?
— Я тебя ещё не успел разглядеть. —  Борис сплёвывает кровь на кафель.
— Куда плюешь, забыл о манерах?
— Это когда салфетку — туды, галстук — сюды, да «извините», да «пожалуйста-мерси»; в носу не ковырять, ногти не грызть?
— Не только ногти, но и кутикулы…
Дубин выходит на кухню. Заваривает кофе.
Следом подтягивается Борис. Вставляет в разбитые губы сигарету. Закуривает.
Оба молча и неприязненно учатся пить, курить, говорить. Разбитые губы мешают. Кофе обжигает. Втягивать дым больно. Разговаривать — тем более.
Боря тушит сигарету: - Всё, б...ть!, пора завязывать.
Изя пристально (насколько позволяет бланш) смотрит на Борю.
 — Ты, я замечаю, после знакомства с этими кугутАми потерял уверенность в том, что ВСЁ ЗДЕСЬ наше?
— Кугуты...что, кто? — Борис пытается хмурить лоб. Не получается.  Ему кажется, что вместо лба у него шар для игры в боулинг.
— У слова «Кугут» есть синоним, «Лох», на устаревшем жаргоне -  житель сельской местности, иногда выезжающий в город по делам.  В украинском контексте «Куhут» — это «Кулак», т. е. зажиточный и сильно прижимистый лох. Улавливаешь?
— Да, уж, - Удивляется подобной классификации сельских жителей Борис, - «Плуг», «Жлоб» и «Лох» — три в одном, Кеглевич какой-то. Но ведь в Российской Империи до революции 85 процентов населения были крестьяне. И что-же, все были кугуты?
— Нет. Только зажиточные. Кстати, в ненавистных тебе Штатах тоже кугуты имеются. На юге — это «Реднеки», в северных штатах — «Янки». Во всяком случае, так их называют «Дети Цветов» хиппи. Вот и украинские кугуты географически подразделяются на две категории: «Быки» — на востоке и «Рогули» — на западе. Главное — правильно выговаривать. В слове «кугут» «Г»  — должно быть мягким, как...
— Гамно?
— Yes, уловил!
— Слушай, я согласен с тем, что всё здесь, ну, не совсем наше. И нашим может никогда и не будет. Особенно эти.., —  Боря щёлкает в воздухе пальцами,
— Кугуты, — подсказывает Изя.
—  Да-да, сей контингент особенно опасный. Нанюхаются и давай увеличиваться. Но есть же работа...
— Дело в том, что мы от такой работы настолько уменьшимся, что станем ничем. И кугуты будут не причем. Тесть в отказе. Отступных не будет.  Логистический терминал уже переоформлен на зятя. Я позавчера говорил с ним.
— Почему мне не сказал.
— Если бы сказал,  сегодня мы бы уже стали ничем.  Всем известен, Борис, твой заносчивый характер. Миссия невыполнима.  Пора сваливать.
— Я доделаю работу.
— И что в результате? Пирамиды-Терриконы?  За «Тараканьи титьки» даже Линч гроша ломанного не дал.  Мы постучались в небеса, Борис…
— Нет, это кугуты постучались в нас дубин на...
— Стоямба! Я — казак, б...ть!

Le vent, le cri