Господь Бог Бела Лугоши и Пророк Его Клаус Кински

Отдавая себе отчёт в несколько чрезмерно завышенной тезисной планке, есть воля или творческая прихоть выразить величие этих актёров именно в такой форме. Быть может, найдутся люди, которые могут позволить себе (с посторонней точки зрения это, конечно же, совершенно нетерпимо…) использовать именно такие обертоны: «Актёры, рождающиеся раз в миллион лет…», «Двадцатый век был веком Лугоши и Кински…» и даже возвести оных в статус Бога и Пророка… Предположим, что читатель смог стерпеть подобные максимы и списать их на всего лишь словесность обертонов, хотя есть в этих словах и толика истинности.

О Беле великолепном сейчас не будет идти речи, - о нём будут писаны ещё многие и многие тома и фолианты, - хотелось бы исполнить драматическую и душераздирающую песнь о гении Николауса Накшиньского, более известного по сценическому псевдониму Клаус Кински.  Многое о его личности, не говоря о стандартном очерке биографии, стало известно благодаря его собственноличной, весьма откровенной автобиографии и фильму Вернера Герцога «Мой любимый Враг».

*    *    *

Кински родился в Солоте в семье польского аптекаря и дочери немецкого пастора. Крайне яркая, отчасти гротескная внешность и совершенно невероятный темперамент как бы предписывали артистическую стезю в этой жизни. Как и Лугоши, Кински был по дарованию и темпераменту театральным актёром, оказавшимся в кинематографической среде по большому счёту случайно или забавы ради. В некотором роде это было компромиссом и жестом снисхождения, поскольку театральное мастерство (только представить, как жалки были бы на сцене, к примеру. Аль Пачино и де Ниро) считается более высоким Искусством, тогда как с кинематографом всё не столь однозначно и, в общем-то говоря, сомнительно. Из театра в мир кино пришли такие великолепные и яркие актёры, как Дэвид Уорнер, Катриона МакКолл и Клэр Хиггинс.

Подобно тому же Лугоши, Кински прославился образом графа Дракулы, - весьма сильном, надо сказать, образе. Чудовищный, непомерный драматизм, являющийся обычным делом на театральной сцене, в кино выглядел почти шокирующим откровением. На съёмках Кински вёл себя так же экспансивно, как если бы сцены разворачивались на театральных подмостках. Совладать с натурой Кински было непросто, а его буйный нрав довольно быстро стал широко известен.

Дольше всего с Кински сотрудничал немецкий авангардный режиссёр Вернер Герцог, - странный меланхоличный персонаж, пытавшийся дерзать на поприще философско-размышленческого жанра в кинематографе, что выглядело довольно слабым и вялым подобием работ Тарковского, культовых в авангардистской среде Европе. Едва ли Герцог вошёл в историю кино, если бы не участие сумасшедшего и великолепного Кински, для которого, по большому счёту, сама жизнь была игрою. Для этого гения не существовало разницы между жизнью и сценой, он был гениален во всём, чем занимался, до чего снисходил, как истый представитель эмпирей – высший судия, если угодно…

При всей гротескной внешности своей, Кински обладал какой-то невероятной властью над прекрасным полом, был многократно женат и имел нескольких детей – сына Николая и дочерей Настасью и Полу Кински. Все они также стали актёрами (наиболее известна Настасья Кински). Следуя своей эпатажной натуре, в разгар войны во Вьетнаме Кински женится на вьетнамке Минхой (Minhoi), - от этого брака у пары был сын Николай, - и разъезжает в скандально знаменитом «Христовом туре», в котором выступает в роли Христа, со сцены обличающего мерзавцев, подонков и фарисеев, у которых руки по локоть в крови и которые не смеют называться христианами…

Этих обличений Кински не простили, запустив мем сравнения Кински с Гитлером; с тех пор о Кински говорили не иначе, как о «бесноватом психопате». Естественно, это было лишь мелкой, но подлой местью буржуа, которых пугала и уничтожала такая страстная проповедь. Кински вообще всех очень раздражал и доставал. Глядя в прошлое, можно видеть, насколько же великолепен Кински и как гармонично выглядит он в одном ряду со своими любимыми поэтами – Рембо и Ницше, истинными революционерами духа. Без таких людей – натур определёно донкихотских – мир был бы безнадёжен. Только личности подобные Кински всё ещё дают надежду полагать, что мир сей не оставлен Богом…

К концу жизни Кински был совершенно одинок. Никто уже не рисковал приглашать его участвовать в съёмках, и последний фильм, в котором снялся Кински, был его собственным – душераздирающая драма «Паганини». В этом фильме – конечно, совершенно ужасном с точки зрения режиссуры – поздний Кински, изображая сумасшедшего гения на грани полного нервного истощения, был в своей среде, вот только зрителям от этого зрелища было до крайности дискомфортно…

Умер Кински, как всякий настоящий Артист, прямо на сцене от сердечного приступа.

*

…Объективно оценивая дарование Кински, можно сказать, что это был редкостный, уникальный талант драматического типа, - в известной мере сам страдавший от своей разрывающей все рамки талантливости, - плохо подходящий для работы в кино, на которое Кински в значительно мере потратился. Подобно Ницше в среде философии, Кински в кинематографе был слишком чрезмерен, слишком тотален, слишком гениальен и, в известном понимании, слишком божественен… Кински это не безмолвный упрёк раба с глазами побитой собаки, Кински - это Христос обличающий, Христос принёсший в мир Меч…