109. Сады стихов. Шевченко и царица

                109. Шевченко и Царица

Эффект Трапеции

Крепостной крестьянин из малороссов Тарас Шевченко, прибыл в Санкт-Петербург в свите своего барина, графа Павла Васильевича Энгельгардта. Молодой человек просиживал штаны в господской передней, отворял двери гостям, бегал на посылках – а сам мечтал посвятить себя художеству, чудным образцам которого, как гоголевский Вакула, не мог надивиться в столице.

На Эрмитажных ступенях:

 -  Что за лестница! жаль ногами топтать. Экие украшения! Вот, говорят, лгут сказки! кой черт лгут! боже ты мой, что за перила! какая работа!...
и т.д.

В ту пору было модно иметь в своем доме личного живописца. Энгельгардт, сочтя, верно, что в прихожей может посидеть кто-нибудь другой, отдает младшего лакея на выучку гравюрному и портретному делу в артель Василия Ширяева, «малевавшего знатно». Тарас поселился в доме у своего наставника – на Загородном першпекте, в черте нашего фэнсиона.

У него имелись недурные способности к живописи, но одновременно он почти непрерывно, даже во сне, слагал стихи на родном языке.

Тут происходит Встреча – Тарас знакомится со своим земляком, художником Иваном Сошенко (жил неподалеку, на Коломенской). Познакомились в Летнем саду, где Шевченко срисовывал с натуры знаменитые статуи (одна из многих ниточек, связывающая мистический Летний сад Трапецией). 

Ностальгия по рiдной Украiне и любовь к святому искусству их сблизили. Иван Максимович представляет родственную душу своим  приятелям  – а в их числе состояли Брюллов, Венецианов, Жуковский, Гребенка (на стихи последнего написан культовый романс «Очи черные»).

Крепостной художник, допущенный в их беседу, вначале рта не раскрывал и лишь сверкал малоросскими очами, не смея признаться господам, что тоже сочинительствует. Но в один прекрасный вечер заговорил – и собравшиеся с удивлением выслушали «Реве та стогне Днiпр широкий» и другие стихотворения, впоследствии вошедшие в сборник «Кобзарь» – незамедлительно признав в них высокие литературные достоинства.

Брюллов и Жуковский постановляют, что «быть поэту в крепостном состоянии – позор», и образуют общественный  комитет по спасению народного таланта из рабства.

Энгельгардт, к которому они обратились, запросил за своего оброчного изрядную сумму – 2500 рублей. Собрать столько денег для небогатых живописцев было бы слишком обременительно. Попытки Павла Брюллова  уговорить вельможу освободить Шевченко безвозмездно, встретили отпор. Тиран, конечно. Но в своем праве.

Приятели измышляют другой путь. Было условлено, что Брюллов напишет портрет Жуковского, который они разыграют по билетам и, таким образом, получат необходимые средства. И вот, в одно прекрасное весеннее утро на концерте у мецената Вильегорского, в его дворце на Михайловской площади  состоялась благотворительная лотерея в пользу нуждающихся талантов.

Портрет Жуковского, как и следовало ожидать, выиграла царица, жена Николая I Александра Федоровна (уже упоминавшаяся Лалла Рук) которой преподнесли билет в 400 рублей.

На все хватило, Лалла, твоих рук.

Портрет в нашем фэнсионе – предмет магический.

Ныне подсчитано, что расход на лотерею всех членов царской фамилии составил всего рублей до тысячи. К тому же, до подписания «вольной» Энгельгардтом и свидетелями, никто из царской семьи не внес в Комитет причитающихся ему денег.

Но при создавшихся обстоятельствах Энгельгардт, конечно, не мог пойти на попятный – моральная поддержка трона и светская огласка не дали бы.

Нечто есть в судьбе Шевченко от гоголевского Вакулы, сумевшего и черта оседлать, и Петербург покорить, ухватить туфельку императрицы – и при всем том, не растерять дара («не погубить души»).

Амбиции художника.

Желание надеть черевички, которые сама царица (Муза) носит.

Казачок в передней Энгельгардта; он же национальный классик и кумир. Да, таков ты, художник, в этом мире!

Иные скажут, что никто Тараса особо не угнетал, барин  Павел Васильевич относился к хлопцу благосклонно, художеству его не думал препятствовать, а супруга, баронесса Софья Григорьевна, просто баловала Шевченко, обучая его живописи за границей, на свои средства… И все же, он был – рабом, пусть балованным рабом, а стал – свободен.

В начале мая (белые ночи), в приятельской компании Жуковский вручил набычившемуся Тарасу бумагу, заключавшую в себе гордость, достоинство, обеспечение прав гражданства; на сей раз в роли Судьбы (закулисного «Бога из машины») устроившей Эффект Трапеции выступило, братство художников – Сошенко, Брюллов, Жуковский, Гребенка, Венецианов.

Им Шевченко был благодарен. А вот Александру Федоровну ему почему-то захотелось развенчать.

…Цариця-небога,
Мов опеньок засушений,
Тонка, довгонога,
Та ще, на лихо, сердешне
Хита головою.
Так оце-то та богиня!

Тонка, довгонога – нынешний идеал дамской фигуры, но в то время считалось некрасивым. А вот «хита головою» – это описание болезненного состояния Александры Федоровны, которое отметил и маркиз де Кюстин (не самый доброжелательный к России автор): «Нервные конвульсии безобразили черты ее лица, заставляя иногда трясти головой».

Жена императора необозримой Руси. Муза поэтов.

Нервная болезнь. См. список душевнобольных фэнсиона.

До болезни своей (одной из тех, что страдают ранимые души, тонкие) А.Ф. была – сказочная принцесса, пери и гурия. Ей Жуковский адресовал знаменитые строки, "Гений чистой красоты"( процитированные после Пушкиным для Анны Керн). Он и поэтом стал в миг, когда увидел ее (на придворном спектакле, в костюме Лаллы Рук – бесконечная минута).

Пушкин воспел царицу в строфе "Онегина". Коленопреклоненно. Утаенная любовь, через всю жизнь, знаменитая NN, о которой спорят пушкинисты – скорее всего, она.

Через несколько лет стихотворная карикатура Шевченко стала «отягчающим обстоятельством» при вынесении приговора ему за участие в политической организации. По суду отправлен был Тарас Григорьевич отбывать срок в Орскую крепость.

Как писал Виссарион Белинский, «читая пасквиль на себя, государь хохотал, и вероятно дело тем и кончилось бы, и дурак не пострадал бы за то только, что он глуп. Но когда Государь прочел другой пасквиль, то пришел в великий гнев. «Допустим, он имел причины быть недовольным мною и ненавидеть меня, — заметил Николай, — но ее же за что?»

Принцесса Шарлотта. Александра Федоровна. Любовь Жуковского и Пушкина. Гений чистой красоты. Лалла Рук.

Она тебя раскрепостила. Освободила от рабства. Не только в житейском смысле. Не за внесенные по подписке 1000 рублей. Не как самодержица. А как объект поэзии. Души расковывала недра. Заставила понять что-то главное. Фактом своего существования.

Тарас-поэт, ты не прав.