110. Сады стихов. Братство отечественных талантов

                110. Мистерия фэнсиона (Вольная Поэту)

Именно в нашем фэнсионе Поэт впервые получает от социума Вольную, право быть независимым. Идти «куда влечет тебя свободный ум». Не склоняться перед сильными мира сего.

Это право надо считать наследственным, передающимся от поколения к поколению.
И ныне властям предержащим надо иметь в виду, что свобода поэта в России выкуплена, что за нее заплачено – те символические «две с половиной тысячи серебром» никуда не пропали, сочтенные на счетах в небесной канцелярии.

                Братство отечественных талантов
         
Неписаный закон русской литературы.

Хемницер, Львов и Капнист наставляют в тонкостях стихотворной техники Державина.

Жуковский, Брюллов и другие из их кружка вызволяют из крепостной зависимости Шевченко.

Тот же Жуковский, пользуясь своим влиянием при дворе (учитель наследника престола), без конца выгораживает Пушкина, спасает его от монаршего гнева. Да и его ли одного.

Пушкин дарит сюжеты «Ревизора» и «Мертвых душ» Гоголю.

Панаевы вытаскивают из нищеты Некрасова, приводят его в «Современник».

Некрасов читает первые рассказы и повести графа Толстого («Набег», «Детство», «Отрочество») пишет ему одобрительные письма, публикует в «Современнике».

Он же, вместе с Белинским открывает Достоевского. К ним его «Бедные люди» попадают через писателя Григоровича, приятеля Ф.М.

Опять-таки Григорович (уже на закате жизни) убеждает молодого Антошу Чехонте относиться к своему дару серьезно, не растрачиваться на пустяки, служить святой литературе – и Чехонте становится Чеховым.

Гиппиус и Мережковский вводят в литературу  школьного учителя Тетерникова, придумывают ему псевдоним – Сологуб (в Пале-Рояле на Пушкинской).

Сологуб, в свою очередь, изо всех сил способствует славе Игоря Северянина; рекомендует в журналы первые стихи Есенина.

Чулков ободряет уважительным отзывом молодую Ахматову (Витебский вокзал, в непосредственной близости к Трапеции).

Сергей Маковский устраивает литературный дебют Мандельштама.

Гумилев, великий открыватель талантов восторгается первой книгой Мандельштама, вводит его в свой круг. Даже много лет спустя, уже «в черном бархате советской ночи» Осип Эмильевич аттестовался не без гордости: «Меня признал Гумилев», – утверждая тем самым законность своего присутствия в литературе.