Там...

О чем это произведение - АННОТАЦИЯ:
В бесконечном мире Эпсилона никогда ничего не было…
Кроме бессознательных туманов, которые покрывали его мир сверху и снизу…
Кроме островов, растущих из нижнего бессознательного тумана на длинных, окованных железом ногах…
Кроме выгнутых рельс, мягких словно резина, переброшенных с острова на остров…
Кроме его многоколесного велосипеда и шляпы, на которой он собирал серебряные города…
Ага, как же! Разве это «ничего не было»?!
Это правда. Вышла оговорка - не "ничего", а "никого" - в бесконечном мире у Эпсилона не было самого важного – друга, который был бы на него похож.
Однако случается чудо - и на одном из островов он встречает Бархаля. С этого момента им предстоит путешествовать вместе, пережить множество приключений, узнать что такое дружба, понять, для чего они существуют и разобраться, как же устроен их удивительный мир, основой которого служит таинственный дождь историй.



«Там…»
(фантастика, приключения)
2011 г.

Часть 1. Эпсилон.

   Почему бы и не попробовать? Просто взять – и попробовать? А?
   В конце концов, у меня тоже есть или, правильнее сказать – была мечта.
   Шух… За облаками не видно солнца. А откуда я узнал, что это «облака»? Верно. Оттуда же, откуда я узнал, что такое солнце и почему мое солнце – не такое, как там.
   Что за «там»? И что насчет настоящего «солнца»? Оно на землю светит. А здесь…
   «Там», как «там». Самый обычный «там». А где у меня земля? Вот то-то и оно – «земля» у меня тоже не такая – у меня вообще все не такое, и некоторые законы физики нарушены. А может наоборот - и нарушены там? Но точно ли оно есть – это там? И точно ли то «там», не то, что «здесь» - а мое «здесь», на самом деле, вполне может оказаться «тамом».
   Да уж. Тут ведь как. Применительно к кому я буду думать: если к «ним» – то «там».
   Но я–то здесь. Применительно, вот, скажем, к моей трубке.
   Применительно… к пузырькам в моей трубке. Но ведь для них через пару секунд я тоже буду «там» – вон их как много, поднимаются, серебристые, к верхнему туману.
   Он великий. И тот, что под ним – великий бессознательный – и тот, что вокруг. Язык упорно хочет назвать их великими. Великие туманы - или они великие только применительно ко мне? А я тогда - великий для них?
-Хех. Вот уж чушь.

***

   Эпсилон потянулся и поднялся. Остров был не больше пяти метров в диаметре, и он поместился на нем с трудом. В опасной близости от головы нависла громоздкая серебристая рама, а историческая бочка скрипела на штанге, потому что кое-кто поленился ее смазать... На самом деле и рама, и этот объемный шарикоподобный «горшок-бочка» были основными частями корпуса невероятного во всех смыслах прибора –  велосипеда Эпсилона.
   Многоколесный монстр был вдвое его выше и раза в четыре, ну… в три с половиной – длиннее. Со стороны он был похож на перевернутую букву «с», навсегда потерявшуюся в лесу спиц, ободов и кассет. В лоне буквы закреплялась историческая бочка, а все остальное было невпопад соединено заржавевшими цепочками, бесчисленными шестернями и валиками. Когда это чудо техники начинало двигаться, а двигалось оно, как всякий порядочный велосипед, в том числе и по земле, колеса выстраивались парами друг за дружкой, стараясь соблюдать порядок в размерах. Пар таких набиралось с десяток.
   Но большую часть своей трудовой деятельности велосипеду Эпсилона приходилось ездить совсем не по земле – а по рельсам. Правда-правда! По самым настоящим рельсам!
   Которые были натянуты между островов…
   Которые выгибались по кривой, эластичностью и свойствами приближаясь к резине…
   Шпалы между которыми поросли травой или чем–то другим, что встречалось на островах…
   На островах, расположившихся между нижним и верхним великими туманами.
   Строго говоря: да, ну не совсем эти пути походили на наши родные, прямые рельсы. Ну и черт с ними! В общем, когда велосипед Эпсилона двигался по ним, обода его колес как бы насаживались на головки рель. И не надо пытаться понять, каким таким волшебным образом менялась сама конструкция велосипеда, что он еще и ехать мог, тем более что колеса постоянно соскакивали с осей и вставали обратно уже не на те места, где были прежде.
   Эпсилон решил - пора в дорогу. Нельзя же до бесконечности протирать комбинезон на зеленой лужайке, нарушая ее цветовую гармонию желтыми колготками.
   За краем острова ничего не было. Он вырос в полном одиночестве – как случайно кинутое в сливки кофейное зернышко. Вообще, он раскачивался на гигантской ноге, поросшей железом. То есть, нога острова, уходившая в нижний туман, была вроде как «закована» широкими железными пластинами – они почти вплотную подобрались к ее вершине, но чуть ниже распадались в нескольких местах – и оттуда на волю рвались земляные островные «вздутости».
   Кстати! Трава на острове росла исключительно потому, что Эпсилон сейчас находился на одном из «промежуточных путей». Рельсы, соединявшие острова, которые выросли вдалеке от прочих, собранных в архипелаги, всегда назывались Эпсилоном «промежуточными переездами». А мелкие островки, встречавшиеся на них, всегда были травяными.
   Эпсилон раздумывал, дожидаться вечера или встретить закат в пути? Спешить ему было некуда, а с маленького острова, хотя он и был абсолютно бесполезен для исследований, открывался неплохой обзор на туманы.
   Однако внутри что-то неуловимо подталкивало вперед. А Эпсилон привык доверять своим ощущениям – других союзников в этом мире у него не было. Тут вообще никого не было. И - сколько он себя помнил, и - не предвиделось никого в будущем, и - в настоящем тоже не наблюдалось.
   Напоследок Эпсилон обошел остров в поисках характерного, загнутого на конце колечком штыря – на таком должна быть цепочка, а на ней…
   Он быстро его нашел – в этот раз цепь оказалась длинной, и вытягивать стеклянный, разделенный на две половинки шарик, заключенный в металлический ободок, пришлось довольно долго. Расцепив крючки и рукавом оттерев грязь, Эпсилон открыл его заученным движением.
   В какой-то миг сердце у него екнуло – но не более. Почтовый шарик был пуст – как и тысячи до него. Это не неудача, но и удачей это назвать сложно. В вопросах удачи и везения Эпсилон придерживался своей постоянной логики: относительно чего он ждет «удачу»?
   Все относительно.
   Вложив в шарик заранее заготовленное письмо, он аккуратно его закрыл и спустил на место, оставив дальше покачиваться над туманом. Почтовые шарики надо обязательно проверять, обязательно протирать, всячески заботиться – и всегда надо оставлять в них письмо.
   Ведь может быть…
   Когда-нибудь…
   А вдруг!
   Эпсилон найдет в таком же шарике ответ.
   Итак. Подытожим небольшие, полученные выше разъяснения. У него были обязанности, которые он выполнял, и у него был мир, постоянно преподносящий сюрпризы. Неизмеримое количество времени он двигался с острова на остров – изо дня в день, все время в пути, но не было такого, чтобы он скучал или чувствовал грусть. Он был, все вокруг было – и он не знал, чего еще можно желать!
   Будучи невероятно длинным и гибким, двигаясь, Эпсилон походил на шелковую ленту. Вот и сейчас, забираясь на сиденье велосипеда, он ловко изогнулся между спицами и буквально проскользнул наверх.
-Пора, - подтвердил он свои намерения, уверенно ставя ноги на педали.
-Уиу-у-у-у! – вторил ему велосипед – и вместе с Эпсилоном ухнул по наклонной дороге.
   Ну… ухнул – это сильно сказано. Странная сила притяжения в этом мире не тянула ничего к «земле». Поэтому, спускаясь вниз по прогнутым рельсам, Эпсилон двигался с такой же скоростью, что и всегда - исключительно посредством нажатия на педали. Далеко под ним собрался совсем плотный серебристый туман или, иначе, туман «нижний бессознательный», над головой сдержанно мерцал туман «верхний бессознательный». Эпсилон привык их считать безвольными – потому что они и не проявляли никаких признаков воли. Есть себе и есть – поблескивают себе и поблескивают. Тот, что внизу – тусклее и гуще. Наверху - прозрачней и светлее.
   Но из-за влажной погоды они вскоре оба просочились в «бестуманную зону», где росли острова. Видимость стала - нулевая. И это надолго. Вот покинет Эпсилон ближайшие островные архипелаги (обычно с одинаковой погодой их набиралось три или четыре) - и ветер все расчистит, а он опять с бесконечным восторгом будет наблюдать панорамы убегающих в бесконечность рельс.
   У него были длинные, такие же, как он сам, плавные волосы глубоко рыжего цвета, чайные глаза, ужасно вытянутый, просто невозможно длинный загибающийся нос, и вообще голова больше походила на шарик - особенно еле различимым подбородком и извечно добродушной, ничем не заинтересованной улыбкой до краешков ушей. Из-под синего комбинезона высовывались аморфные ноги в желтых колготках без лап. Раньше у Эпсилона были ботинки, но они отцепились во время внезапного шторма. Приходилось ходить в носках – но он предпочитал их снимать и передвигаться босиком. Желтые лосино-колгокти перетекали в желтую кофту. То есть правильно называть эту вещь гардероба стоит «нижним комбинезоном».
   Почти спустившись к центру рельсовой дуги, Эпсилон довольно улыбнулся (мелкие остренькие зубки поглотили вдававшуюся в рот нижнюю губу). Его устраивала неизвестность. И сейчас он, пожалуй, был счастлив.
   Хотя состояние «счастья» он испытывал постоянно. Если это можно назвать счастьем и если его счастье  и есть вот то самое счастье, которое «счастье», а его «постоянно» – оно ведь тоже не такое уж и постоянное…
   В гуще тумана, наедине с невидимками, затерявшимися среди облаков, слушая меняющийся отзвук механизмов велосипеда, Эпсилон с неизменным внимательным равнодушием ждал, что ему преподнесет будущее.
   Кого? Или что?
   Его… Или что-то еще?
   Кого его? И что еще?
-А ну его… И их… - поразмыслив, закончил Эпсилон с умиротворенной улыбкой. Он с новыми силами нажал на педали, так ничего и не дождавшись.

***

   Оказываясь в бессознательном тумане, всегда следует быть осторожным.
   Потому что, потеряв чувство направления, можно увидеть, как смотрит на тебя твое же лицо - из пустоты.
   Туман не имеет своих мыслей – но он легко отбирает чужие.
   А в воздухе что-то неуловимо менялось. Эпсилон сначала не понимал - что, но потом звонко чихнул и догадался – мелкий пух. Собственно, чего тут догадываться? Через пару мгновений клочки, ошметки, а потом и сгустки пуха размером с футбольный мяч стали стремительно проноситься мимо.
   За сиденьем, где у нормальных велосипедов обычно располагается багажник, у Эпсилона было небольшое пустое пространство – как раз над исторической бочкой. Там была приделана доска, заострявшаяся к концу, и на ней лежали скрученный плед, футляр с картой, и всякие умело прилаженные вещи. Они топорщились, выпирали или болтались на подседельных и боковых крючках.
   Сначала пух Эпсилону не мешал, он даже забавлялся, пытаясь его поймать. Пушинки неловко залетали в его узкие ладони, но им, судя по всему, там не нравилось, и они спешили подыскать жилье получше. Когда их стало еще больше, Эпсилон расчихался – это естественно, имея такой непомерно длинный нос. А еще обзор перед глазами стал сильно прерываться!
   Это происходило, потому что на нос и на голову ему опирались сотни кривых тоненьких ножек. Черненькие, они всеми правдами и неправдами цеплялись за морщинки его кожи и поддерживали большую, просто гигантскую шляпу! Шляпа не пустовала – устремившись к верхнему бессознательному туману, из нее росло что-то стального, серебряного цвета, похожее на растянутое дрожжевое тесто.
   Но в данный момент между «ножками» терялись и спутывались комки белоснежного пуха, мешая глазам. Также пух стал причиной забивания колесных спиц.
   Когда где-то спереди уже во второй раз нехорошо щелкнуло, Эпсилон лишь спокойно повел подбородком. Неполадки? Не страшно! Он был так же счастлив их принять, как и любое другое событие. Однако через пару секунд что-то с трудом сместилось, что-то отвалилось - и сиденье скосило на бок. Выгнув спину колечком, Эпсилон уперся руками в историческую бочку и заглянул под сиденье. А-а… просто подогнулась пара колес.
   Постепенно с тихим шелестом велосипед выровнялся. Соединения в последнее время часто разлетались – климат. То засушливый, то неожиданно холодный – он как будто преследовал Эпсилона, и его транспорт раз за разом поджимал свои испорченные «лапки». Остановиться бы на капитальный ремонт, но подходящего острова пока не встретилось – чтобы удобно и чтобы никуда не торопиться.
   Торопиться… Ха!
   Когда ты едешь по бесконечному миру один одинешенек? Зачем? Куда-то торопиться?
   Еще несколько колес вышли из строя из-за пуха. Велосипед умело пристроил их над оставшимися каретками и цепями, хоть немного огородив. Эпсилон по-прежнему улыбался. Он убрал в карман пузырьковую трубку и старался часто не открывать рта – хватало того, что он отгонял щекотавшиеся пушинки от носа.
   Приближались Пуховые острова – Эпсилон почувствовал незнакомые настроения, впрочем, не такие враждебные, как случалось.
   Острова. У них есть характеры. У каждого свой, но в целом на архипелаге царит одно настроение. Может быть – они и собирались по ним, а «специализацию» приобрели потом. Эпсилона это мало волновало. Он просто знал, что острова «живут», и это было не то чтобы интересно… просто было. А поскольку он по ним путешествовал, приходилось считаться с их причудами. И это тоже было. «Обычные» злободневные проблемы, встречаемыми Эпсилоном с такой же улыбкой, как и все другое.
   Так или иначе, он ехал к новому архипелагу – и рисковал превратиться в пушок, так его и не достигнув. Но наконец Эпсилон различил первый остров.

Архипелаг пуховых островов:

  Наросты. Больше всего пуховые острова походили на крепко скрученные и перемотанные нитками куски ваты.
   Первый из них все же обладал туннелем для проезда, правда, с почти заросшим входом.
   Эпсилон приободрился – на островах с такой структурой не всегда существовали проходы «на другую сторону». Это даже не столько от характера острова зависело, который либо разрешал по нему проезжать, либо нет, сколько от условий формирования. Эпсилону уже не раз приходилось самому протаскивать велосипед, проваливаясь при этом по горло в какую-нибудь массу.
   В этот раз «какая-нибудь масса», встретила Эпсилона с распростертыми объятиями только под вечер, на третьем или четвертом острове архипелага. Остров был достаточно крупным, чтобы задержаться и исследовать его детальным образом. Вот только возможности остановиться, при этом окончательно не застряв посреди распухающих туннелей, не было. Со смешным «чпок», Эпсилон вливался в каждый новый пуховый кокон - при этом ему приходилось пластом лежать на руле, напрягая спину, чтобы прокручивать педали. Защитные навесы из колес, сооруженные самим велосипедом, больше не спасали – все механизмы забились ватой и слиплись.
   Шляпа с серебристым растением задевала потолок, Эпсилон шуганул ее на заднее сиденье - и черные ножки под полами тут же отыскали удобный участок для сцепления.
-Страшно липкий пух, - прокомментировал Эпсилон, следя, как круглые грипсы под ладонями тоже становятся пуховыми.
   Выезжая с очередного острова и с наслаждением вдыхая более-менее пустой воздух, он обнаружил, что наступила ночь.
   Ночь на острова приходила по-особенному. С течением дня свет не то чтобы откуда-то приходил и куда-то уходил, он просто был везде и сразу. Эпсилон знал, что такое солнце, но его солнце было совсем другим – с наступлением ночи неведомая ему рука просто уносила его свет дальше – вглубь бесконечного мира. Когда туман расступался на панорамные расстояния, Эпсилон видел, как быстро удаляется его «небесная лампочка» в одном направлении.
   Ну и что же? Ведь утром она вернется – в строго положенное время? Ну и ладно тогда. Чего тут необычного? Чего тут удивляться?
-Хом… - сий глубокомысленный звук Эпсилон издал по случаю полной остановки. Его качнуло, велосипед дернулся и затих - как раз на переезде. - Не доехал, – равнодушно  прокомментировал эту ситуацию Эпсилон и соскользнул на рельсы.
   Он, кстати, не выполняет свои обязанности - пропустил уже несколько островов. И это он не о почтовых шариках думал. Ведь даже если бы не пропустил – как искать в этом белом молоке крошечные серебристые дома?
   Минутку… Кажется, тут должна быть информация о чем-то очень важном из мира Эпсилона? Какие «дома»? Откуда в пуху вообще взялись дома? И зачем Эпсилон их ищет? Погодите… А кто вам сказал, что в бесконечном мире, где между островами изгибаются рельсы, не может быть неких домов?
   Увы, вернемся к ним позже…
-Бр-р-р-р-рр, - немного повертевшись, чтобы отряхнуться, Эпсилон взобрался на историческую бочку, порылся под пледом и достал мелкие трехсантиметровые крючки. Он внимательно осмотрел велосипед – у него оставалось четыре колеса в рабочем состоянии – достаточно, чтобы сохранять равновесие. Теперь бы самому не упасть в туман…
   На переездах очень сложно вести ремонтные работы – тем более когда велосипед уже подобрал к себе все колеса и ни черта не видно. В принципе, Эпсилон мог уцепиться ногами за какие-нибудь части велосипедной рамы. Жутко неудобно, но что еще остается делать? Вися вниз головой, он старательно прочистил забившиеся щели в кассетах и в месте крепления педалей к каретке. Спать ему не хотелось, насвистывать он не умел, так что единственными звуками, нарушавшими тишину, пока он работал, было отдаленное посипывание ветра и периодический скрип шпал на качающейся дороге.
   Где-то высоко промелькнула стайка света – серебристые блуждающие огоньки историй. Но в таком тумане их не разглядишь. Ночью на островах было сумрачно, и в нее закрадывались тени и призраки. Последних Эпсилон не боялся - они всегда слетались к его шляпе, к серебряным виткам растения, царствующего на ней.
   Более мене покончив с чисткой, он снова двинулся в путь. За велосипедом волочился шлейф из свалявшегося липкого пуха.
   Переезды были не очень длинными. Проезжая шестой или седьмой остров, Эпсилон почувствовал утро – а через мгновение все вокруг озарилось светом. Хотя… какой тут свет – перед глазами по-прежнему туман, и в нем по-прежнему витает пух. Чем отличается это утро от предыдущего? Да почти ничем – разве что капельки росы покрыли всего Эпсилона с ног до головы, стало немного душно и довольно мокро. Но и так неплохо!
   К середине дня Эпсилон наконец-то добрался до крупного острова – и решил, что это и есть центр архипелага.
   Размеры архипелагов можно было определить по первым островам – редко когда они начинались с маленьких и заканчивались просто «гигантскими». Обычно они пропорционально развивались к центру и уменьшались к концу. В размерах они увеличивались не более чем в два-три раза. Еще для них были характерны спутанность и количество связей-переходов. Некоторые архипелаги сбивались в кучки и напоминали паутину, некоторые напротив – растягивались в пространстве, как связки сосисок. В общем – острова были самые разные и архипелаги один на другой не походили.
   Недавно проснувшийся остров не обратил на Эпсилона внимания, хотя тот довольно вежливо помахал ему рукой, когда подъехал. Он решил пока не загонять велосипед в туннель, поставил на рельсах упоры, чтобы чудной механизм, не дай бог, не покатился обратно, и отправился на прогулку.
   Он с улыбкой подобрался – и вспрыгнул на ближайший пуховый комок.
-Оу-оу! – комок резко прогнулся и фактически опустился до рельс. Эпсилон покачал головой, ухватился за скрученный «ремешок», опоясавший пух, и попробовал опять подпрыгнуть.
   Он с восторгом наблюдал, как наклонялась вся пуховая «пирамидка», пока он по ней карабкался. В итоге он просто навис над своим велосипедом, а его рыжие волосы давно побелели. Проваливаясь по колено, Эпсилон ловко перебрался на другую сторону пуховой горки и осторожно перегнул его обратно. Теперь он «нависал» над просторной белой равниной.
   Недолго думая, он разжал пальцы – и ухнул в молочную неизвестность.
   Прежде чем Эпсилон затормозил, он провалился метра на три, а когда попытался встать, то провалился еще на один. Стоит сказать, что по человеческим меркам существо, именуемое Эпсилоном, было в высоту как раз под три метра, так что метр до края продавленной ямы его не смутил.
   Эпсилон примерно запомнил, куда ему надо идти, чтобы получалось как бы «прямо» - и начал осторожно раздвигать руками темный пух, прокладывая себе дорогу.
   Это было очень интересно – Эпсилон ощущал себя изюминкой, укутанной в тесто. Забавно, что он знал, что такое изюм – хотя никогда его не видел.
   Периодически он натыкался на подножия новых зубцов–отростков, но карабкаться на них ему не хотелось, и он продолжал идти, не замечая, что пуховая земля под ногами становится мягче и пружинистей. Внезапно Эпсилон оступился и куда-то полетел, но успел схватиться за нить-канат.
   Прекратив раскачиваться, он примял пух своими длинными ногами, и ему открылся замечательный вид на нижний бессознательный туман. Надо же - он чуть не вывалился с края острова! Хотя это событие Эпсилона нисколько не напугало. Чего бояться? Это наверняка будет так же интересно, как и все остальное…
   И все-таки, кхек… лучше забраться обратно. Значит, он уже перешел остров – надо будет идти поосторожней. А еще надо найти какой-нибудь высокий пуховый зубец – и свеситься вниз, чтобы посмотреть почтовый ящик…
   О том чтобы найти «дома» - крошечные растения, которые он подсаживал к большому, себе на шляпу, Эпсилон больше не задумывался. Если дождь историй и проливается на этом архипелаге, наверняка его серебристые капли ни за что не зацепляются – просачиваются вглубь и питают сами острова - поэтому архипелаг так разросся.
   Эпсилон немного поплутал вокруг, выбрал самый длинный отросток пуха, забрался на него - и свесился за край. Крепко ухватившись ступнями за веревки, он свободно вытянулся и даже немного покачался туда-сюда – это было забавно - качаться в тумане.
   Жаль, он так ничего и не увидел. Это было бесполезно с самого начала. Даже нога острова оказалась вся в пуху, и железных пластин на ней не наблюдалось. Пух давно поглотил все под собой. Может быть, этот остров сам по себе был совсем крошечным.
   Идти обратно было гораздо легче, хотя духота осталась.
   Эпсилон только к вечеру дошел до велосипеда. Стащил наброшенный перед уходом плед и въехал в туннель.
   Архипелаг пуховых островов оказался небольшим. Эпсилон пересек его за три дня, проехал напоследок по какой-то козявке четырех метров в диаметре – и почувствовал свежий ветер, не приносивший на хвосте никаких белых «сгустков». Кажется, он только что въехал на переезд…

Архипелаг шерстяных островов:

   Когда из строя вышло еще одно колесо, положение на рельсах стало шатким. Подумав, Эпсилон спустился, перехватил покрепче раму, пока оставшиеся три колеса перестраивались одно за другим - и сам потащил велосипед вперед.
   Наконец-то можно распузырить трубку! Налив в нее что-то из маленького крана на боку исторической бочки, Эпсилон потянул носом знакомый аромат. В трубке весело забулькало – и в воздух устремилась вереница разноцветных пузырей. Они постоянно выходили разными. Даже появлялись все по-своему и по-своему исчезали. На это можно было смотреть бесконечно, а переезд, позже окрещенный Эпсилоном, как «неприятный», прошел незаметно.
   Взобравшись на небольшой травяной островок, он аккуратно установил свой транспорт - фактически положил его на бок – и упал на траву, раскинув руки. Продолжая выдувать пузыри из трубки, он уснул.
   Он проснулся только через день. Туман не спал, но было уже не так душно, как на пуховых островах. Потянувшись и лениво перекатившись с одного бочка на другой, Эпсилон вернулся к велосипеду и достал из-под сиденья футляр с картой.
   Она была толстой и нескладной, склеенной из множества листов, серебристых обрывков и сушеных листьев. Аккуратно поддерживая ее, Эпсилон нашел последнее зарисованное им место. Порывшись в кармане комбинезона, он выудил заточенный кусочек графита – и старательно нарисовал кучку пройденных островов, подписав: «Архипелаг пуховых островов». Последнюю заштрихованную линию-змейку он изобразил чуть кривой и тоже подписал «Неприятный переезд».
   Эпсилон достаточно давно решил, что ему хочется составлять карту. Он не мог себе толком объяснить – зачем она, ведь, в общем-то, все равно, где он был и что видел – в будущем будет не менее интересно - и он увидит еще много чего нового. Но потом Эпсилон обнаружил, что ему нравится вспоминать о пройденных островах. Не то чтобы он задумывался о них, нет его глаза всегда смотрели вдаль с неизменным восторгом и спокойствием. Просто нужна была карта. Нужна – и все!
   Убирая карту, Эпсилон покосился на велосипед и шляпу с растением. Пора приступать к работе: отчистить спицы, протереть их, смазать механизмы, отрегулировать болты…
   Но прежде он, повинуясь внутреннему порыву, решил разыскать почтовый шарик.
   Это оказалось не так уж сложно. Сначала он наткнулся на отходящие куда-то вбок от острова рельсы, потом на еще одни, про себя подумав, какие же выбрать, а потом увидел знакомый загнутый на конце крюк. Он быстро вытянул из тумана прозрачную сферу, раскрыл ее… но внутри было по-прежнему пусто. Это Эпсилона не обрадовало и не огорчило – он вложил туда свое письмо, тщательно все закрыл и опустил шар обратно.
   К слову, не всегда Эпсилон находил почтовый ящик пустым – иногда ему попадались его же письма. Смысла задумываться над этим он не видел. Если письма исчезают и появляются в другом месте – это так же интересно, как и все другое. Но… даже не задумываясь… Помимо «всего другого» - они… увеличивают его шансы на то, чтобы встретить… кого-нибудь. Раз они произвольно перемещаются из ящика в ящик, его шансы совершенно точно увеличивались!
   Вернувшись к велосипеду, Эпсилон приметил, что тот вроде… лежал не так как раньше?
-Да нет – показалось, - он пожал округлыми плечами, разложил на траве инструменты и начал разбирать колеса на части.
   Иногда Эпсилон застывал, задумывался, смотрел в никуда. Он не торопился, постепенно освободил велосипед от пуха и вернул все детали на место. Как приятно было зарываться длинными, узкими ступнями в мягкую траву! Эпсилон не знал, как точно называется это его чувство, но он привык называть его умиротворением.
   Хотя что восторг, что умиротворение – выражение его лица оставалось неизменным.
   Он был. Все вокруг него было. И это его вполне, и даже более чем вполне устраивало.
   На следующее утро, переждав росу, на нетерпеливо подрагивающем велосипеде, который с готовностью переставил колеса в «боевой» порядок, Эпсилон отправился дальше.
   Думая о найденной паре путей, он выбрал тот, что вел прямо, если ехать от предыдущего. Прогиб на нем был небольшим, наверное, неподалеку начнется архипелаг – это перед ними переезды обычно укорачиваются, и, соответственно, рельсы натягиваются.
   Свою необычную шляпу Эпсилон нахлобучил на голову и щурился, когда какая-нибудь ее черная ножка наступала ему на веко.
   Ему показалось, что ехать пришлось недолго. Он о чем-то задумался и не обратил внимания на начавшийся подъем. Ехал себе и ехал - и вдруг – бац! - и перед ним появился серый мохнатый шарик. Смотрел Эпсилон на шарик, смотрел - а шарик… вообще-то спал и поэтому не смотрел в ответ. 
   Прочные, упругие нити высовывались из него, огибали неправильными дугами и опять исчезали внутри. Шарик был небольшим, но в нем не было туннеля для проезда.
-Шерсть, - сказал Эпсилон, осторожно подведя велосипед в краю клубка, потом подумал, спрыгнул и сложил все колеса кроме четырех – самых высоких. Не хватало еще, чтобы у него все цепи в шерсти запутались…
   После такого он сравнительно легко преодолел возникшее препятствие, попав с другой стороны точно на рельсы и попутно окинув остров взглядом, чтобы увидеть, если что, притаившиеся серебристые растения-дома и почтовый шарик. Но на таких малютках они редко появлялись, и Эпсилон без сожалений поехал дальше.
   Он думал, что в шерсти ему будет сложно различить направление, но острова архипелага неплохо «организовались». Переброшенные между ними рельсы так закрепились, что надо было всего-то по прямой преодолеть клочок спутанной «земли», а потом сразу начинался путь на другой остров. Ни тебе поворотов, ни скосов.
   К тому же, острова оказались не очень большими. Уже через день Эпсилон наблюдал уменьшение в размерах – и внезапно к вечеру опять выехал на травянистый остров переезда.
   Это было немного странно. Потому что остров был крошечным и стоял слишком близко к архипелагу – то есть должен был быть таким же шерстяным… Еще с него отходило сразу два пути. Ничего особенного не замышляя, Эпсилон свернул направо.
   На следующем острове, кстати, тоже было два пути.
   Выбор - очень важная задача, когда имеешь цель посетить все острова без исключения. Эпсилон такой задачи не имел. Конечно, следовало исследовать их все, чтобы случайно не пропустить какой-нибудь серебристый отросток-дом или, может, наткнуться на полезную вещицу. Но Эпсилон ехал, куда хотел. А если почему-то не мог выбрать, то выбирал по очереди: право – лево. Такой порядок сохранялся у него давно и сейчас он стоял в позиции «лево».
   Однако, может, прогуляться? Он легко спрыгнул и отправился по правому пути. Рельсовый прогиб казался небольшим, Эпсилон быстро дошел до следующего травяного острова. Дальше с него вела только одна дорога, но, если задуматься, по направлению он стоял там же, где и пройденный архипелаг. Эпсилон для проверки пошел дальше – и уже через пару шагов на рельсах заметался шерстяной комок. Значит, архипелаг ветвится? Любопытно… Что ж.  В этот раз ему хочется поехать сюда.
   Вернувшись к велосипеду, он решительно свернул к потерявшимся шерстяным островам. Один, второй, третий… Эпсилон убрал пузырьковую трубку – запас «топлива» для нее не бесконечен, а между тем все вокруг нагревалось, крепчал какой-то жаркий, сухой ветер.
   Возле одного из островов Эпсилон остановился и тщательно отобрал из ворса спутанной шерсти тонкие нити. Он распутывал их и обрезал, складывая в пучок. Острова не возражали. Они вообще были дружелюбными. В перерыве Эпсилон побродил вокруг, нашел запутавшийся в шерсти стеклянный шар и положил в него свое письмо.
   Опять пусто.
   Когда веревочек набралось около тысячи, он аккуратно разложил их по пятьдесят штук, обвязал, еще раз сложил и спрятал под пледом. Потом как-нибудь сделает из них веревки.
   Небесная лампочка вздрогнула и унеслась прочь. Нежный туман чмокнул Эпсилона в обе щеки и нос, а растение на его шляпе с треском выросло на пару дюймов. Эпсилон улыбнулся, осторожно поведя по воздуху ладонями – какой же прекрасный ему достался мир…

Архипелаг меховых островов:

   Неожиданно длинный переезд удивил Эпсилона. Последний шерстяной островок тоже был каким-то «не таким» – чересчур мягким. Пожав плечами, он решил немного вздремнуть. Пока он перебирался на багажник, его шляпа потихоньку сползла на сиденье, и черненькие ножки закрепили ее на руле. Морщинки на круглом лице Эпсилона постепенно разгладились.
   Утро выдалось прохладным – верный признак того, что днем снова будет душно. Эпсилон стряхнул с себя росу и улыбнулся - он внезапно подумал, что сегодня въедет на новый архипелаг до обеда.
   Так и случилось, он…
   Въехал… Но постойте, как же это «въехал», когда не въехал, а, фактически ввалился?!
   Перед Эпсилоном раскинулась огромная черная равнина
   Хотя нет, при ближайшем рассмотрении «равнина» оказалось обыкновенным мехом. Просто ворс с островов разметался по воздуху, закрыв в итоге промежутки, где проходили рельсы. Получалось чередование «проваловмятин»-переездов и холмов-островов.
   Эпсилон остановил велосипед и расцепил ему колеса – на такой местности лучше использовать пару лишних, чтобы было чем за что-нибудь цепляться.
   Но для начала он решил проверить, так сказать, устойчивость, попрыгать и поваляться.
   Эпсилон без труда взобрался на первый остров-холи, мех только на поверхности топорщился как поля спелых колосьев, а чуть ниже это была плотная, смявшаяся от дождей подстилка. Куда занятней показались Эпсилону так называемые «промежутки» между островами.
   В первую «яму» он очень осторожно скатился. Она прогнулась под его весом, но выдержала. Максимально распластавшись, Эпсилон проковырял в ее центре дыру - это не заняло много времени, после чего свесился в получившееся отверстие и стал крутить по сторонам головой, желая распознать в густом тумане рельсы.
   Само собой – ничего он не увидел. Эпсилон откатился чуть подальше и расковырял в меху еще одну дыру. И снова неудача! Он приблизительно определил степень наклона пологих стенок шерстяных холмов - и сделал еще одно отверстие…
   Повезло! Немного левее под туманом маячили концы серебристых шпал. Вернувшись на вершину острова и визуально определив их местоположение, Эпсилон отправился за велосипедом.
   Собственно, все последующие острова архипелага он пересекал в той же последовательности. Сначала долго обходил, скатывался в ямки, искал пути. Потом возвращался за велосипедом – и – вуаля! Он не хотел ехать наугад, велосипед был тяжелее него и мог провалиться. Пару раз ему попались почтовые шарики, но в них было пусто, как и во всех до них.
   Архипелаг меховых островов в скором будущем станет одним большим островом: мех сваляется, насовсем закрыв пустоты-рельсы, ведь острова и без того росли близко друг к другу. Зато, у них было просто замечательное настроение! 
   Желая поиграть с гостем, они немного шалили: перекатывали Эпсилона дальше, чем ему хотелось, а то и вовсе устраивали «волны». Эпсилон сдержанно улыбался и с готовностью ребячился, однако по ночам, когда острова засыпали, упорно пробирался дальше по архипелагу. Подниматься на крупные меховые холмы было совсем непросто. Твердые, «слежавшиеся» участки в них перемежались с пустыми – и велосипед не удерживал равновесия. Он с трудом выбирался на поверхность, однако тут же проваливался другими колесами. Эпсилон правильно сделал, что задействовал их все, шляпу он предусмотрительно посадил на голову: если вдруг он совсем провалится, ее надлежало какими угодно способами оставить на земле.
   Почему? Эпсилон не мог ответить. Он знал, что так надо. Шляпа должна остаться на острове. Шляпу надо беречь. На шляпе надо выращивать серебристое растение. Подробности и детали его не волновали.
   Устав без конца проверять, выдержат ли его меховые настилы, Эпсилон смело ехал по колышущейся от ветра черноватой «пустыне». Острова добрые, если что, сами выведут его к путям.
  Но то ли они были заняты своими играми, то ли они попросту «не рассчитали», а на шестой день своего путешествия Эпсилон все-таки провалился в настоящую яму.
   Сначала как обычно – ухнуло одно колесо, и он не обратил на это внимания, но когда вслед за ним ухнуло еще одно и еще, а потом сразу несколько пар, не обращать внимание стало затруднительно. Тяжелую историческую бочку неумолимо потащило в возникший проем, и сколько бы Эпсилон не пытался жать на педали, велосипедная рама не успевала перестроиться под оставшиеся колеса, чтобы перевесить на них нагрузку.
   Тут же Эпсилон резко скинул шляпу, отправив ее вбок на манер метателя диска, быстро изогнулся, соскользнул на землю и, растолкав то собиравшиеся, то разбиравшиеся в панике колеса, ухватился за обруч, в котором держалась бочка. Меховая площадка под ними сильно прогнулась – нити выбивались из общего полотна, и дыра расширялась. Шляпа, приземлившаяся неподалеку, поспешно вырастила ножи подлиннее и закрепилась на склоне, наблюдая за борьбой своего хозяина.
   Тут надобно отметить, что даже в такой ситуации Эпсилон был титанически спокоен. Он методично переставлял ноги и тащил на себя велосипед. Когда он понял, что только расширяет дыру, то предпринял нечто вроде рывка – и это помогло. Но таких рывков надо было сделать как минимум десять, а откуда взять силы? Тогда Эпсилон поступил иначе: он просто ухватился за раму ногами – и использовал себя, как удочку, далеко выбросив руки - все-таки росту он был немаленького. Мертвой хваткой вцепившись в меховую подстилку, он напрягся – и резко свернулся колечком, подтянув ноги к животу, а вместе с ними и ускользающий велосипед.
   Больше опасаться было нечего. Оставшиеся колеса сами вползли на безопасные участки, и Эпсилон улыбнулся, поднимая с земли шляпу. Стоило ему надеть ее – и черные ножки тут же уперлись в привычные, родные морщинки на носу и лбу.
   Да. он не испугался. А чего бояться? Ведь просто было бы что-то если бы он упал. И что-то - будет, раз он не упал…
   Одинаково интересно.
   Так же вслепую, полагаясь на острова, Эпсилон ехал до конца – и скоро меховой архипелаг завершился.
   Переезд продолжался около дня, и Эпсилон нашел время нарисовать на карте пройденное. Он даже пометил место своего провала и старательно обозначил зону тумана.

Союз тканых островов:

   Эпсилону часто попадались острова, у которых он мог что-то отрезать, или подобрать, или отломать. Он много знал всякого-разного: как, например, сделать веревки, используя маленькое и большое колеса велосипеда на манер прялки. Он не насобирал пуха, но знал, что можно было бы набить им одеяло. Ах да! Он знал, что такое одеяло, и подушки, и многое, многое другое. Он даже знал о таких вещах, названия которым еще не придумали или уже забыли.
  Откуда он это знал?
  Обхватив колени, Эпсилон сосредоточенно пыхтел пузырящейся трубкой, разглядывая маленькое серебристое растеньице-домик у себя под носом. Шляпа угрожающе свешивалась вниз, тоже пытаясь рассмотреть находку. Эпсилон иногда поправлял ее и прогонял с кончика носа надоедливые черные лапки. Лапки проворно уворачивались, и в конце концов Эпсилон снял шляпу, поставив ее рядом – хотя остров и без того был маленьким.
   Что же делать? Он всегда подселял найденные им серебряные растения к своему большому – и они без проблем вплетались в общую конструкцию или образовывали свои собственные «отростки». Но… бывало так, что… новые растения не подходят к уже растущему.
   Зачем-то закрыв глаза и напрягшись, будто что-то слушая, Эпсилон просидел в этой неудобной позе около двух часов.
-Ну, давай попробуем, – решил он, потирая занемевшее лицо.
   Его руки действовали быстро, но как-то по-особенному нежно. Чуть заметно щурясь, немного склонив круглую голову набок, Эпсилон обхватил растеньице у основания и осторожно потянул его вверх. Из земли показалась россыпь шевелящихся серебряных корешков, они слепо тыкались в воздух и руки Эпсилона, пытаясь найти себе новую опору. Эпсилон поспешно поднес растеньице к шляпе.
   Козявка неловко потопталась на краю, подбежала с одного бока, с другого… переползла поближе – и сунула одну лапку (на разведку) – к главному растению…
   И тут случилась неприятность: то место, до которого дотронулась гостья, почернело и рассыпалось прямо на глазах. Эпсилон тут же извлек растение-домик.
-Не подходишь, знал же…
   Растеньице поникло и прижалось к травке, но все же пустило корешки обратно в землю острова. Ничего тут не поделаешь. Эпсилон улыбнулся и потеребил его смешной, какой-то распушенный на манер листиков хохолок. Не подошло… Ну, бывает… как и со многим другим.
   Если растение не приживается на шляпе, значит, оно либо засохнет, либо разрастется. Смотря как часто здесь идут эти… дожди историй…
   Союз тканых островов. «Союзом» Эпсилон обозначил такое расположение, когда некоторые острова выросли кучкой, а часть из них – отдельно. Иногда пути между ними перемешивались, а иногда – вели прямо.
   Так вот – на союзе тканых островов почтовые ящики были пусты, серебряные растения не выросли, было светло и сухо. Зато острова явно выигрывали у других в разнообразии и нарядной привлекательности!
   Они выглядели, как виньетки на старинных дамских платьях – этакие кружевные бантики. Ткань ярких и не очень оттенков загибалась на островах в петли. Та, что была поглубже – была плотнее и толще, а та, что стелилась поверху – наоборот – отличалась прозрачностью и легкостью. Эпсилон проехал через острова с небольшими трудностями. Сквозных туннелей здесь не оказалось, а рельсы переездов были настолько укутаны со всех сторон тряпками, что создавалось впечатление, будто он путешествовал по комоду старушки. Незнакомые запахи слишком быстро проникали в нос Эпсилона, но он вдыхал их с удовольствием. Хлопок, сатин, шелк – подсказывало сознание, до знаний которого Эпсилону не было дела.
   Велосипед все же умудрился запутаться, хотя ткань не была такой приставучей, как пух, или ненадежной, как мех. Выбирая участки пониже, Эпсилон смело вел его прямо по выгнутым дугам брезента и драпа.
   В сгибах мелкорядного вельвета, надивившись многообразию и тщательно нанеся все острова на карту, Эпсилон поставил велосипед «на прикол», вооружился ножницами – и отправился на потребительскую охоту.
  Он руководствовался исключительно практичностью. Вместо старого износившегося да и «опушившегося» пледа он вырезал новый - ярко-красный в синюю полоску. К тому же, памятуя все о тех же пуховых островах, отмерил гладкой ткани под чехол для велосипеда. Напоследок Эпсилон не удержался, вырезав немного живописных лоскутков – на заплатки.
   Закончив с делами, он в знак признательности поиграл с ткаными островами, которые, как и меховые, оказались непоседами. Правда, под конец они увлеклись и сильно раскачали переезд, Эпсилон опасался, что его ненароком скинут, но велосипед держался всеми правдами и неправдами, и он ободряюще похлопал его по раме, перебирая пальцами спицы.
-Хочется ехать дальше… - решил он, помахав островам на прощание.
   В честь небольшой задержки переезд за ними был окрещен «Переездом ожидания».
   И Эпсилон даже не подозревал, насколько он оказался прав. Следующий остров появился гораздо позднее, чем он рассчитывал.

Крошечная пробковая островная гряда:

   Концентрация тумана за пару ночей, что он ехал, пожалуй, достигла максимума на своей абстрактной кривой и все еще ползла вверх. Без зазрения совести Эпсилон хватал туман за хвост, за волосы и за ноги – за все, что только может отрасти у тумана – и лепил из этого зверьков. Тут надобны были скорость и воображение: если быстро не слепить – туман распадался. Как правило получались монстры. Больше всего Эпсилону нравились «динозавры». Улавливая их очертания в памяти, Эпсилон додумывал им облики и представлял относительные размеры.
   Велосипед постепенно замедлил ход - и вдруг, содрогнувшись, уткнулся носом во что-то твердое, желто-охристое.
-Приехали, – Эпсилон соскользнул на площадку, наклонился и стал ее рассматривать. Куда его занесло?
   Усеченные цилиндры с высокими торсами налезали один на другой, как трубы на органе. Внизу они были сочными и мягкими, даже немного пульсировали, но чем выше, тем они становились суше и распадались на шарообразные ячейки. Эпсилон отыскал цилиндр поменьше и потыкал его ногтем, от того на удивление легко отколупнулся кусок. Повертев его в руках, Эпсилон вспомнил – «пробка»! Его занесло на пробковые острова!
   Что ж - они должны быть весьма забавными. Развинтив одно колесо и выкрутив у него из обода пару спиц, Эпсилон решил заняться «пробколазанием».
   Сначала все шло хорошо. Он взобрался на пару метров, легко переставляя разутые ноги на шершавой поверхности… но спицы надо было вталкивать постепенно и при этом крутить, чтобы они вошли на достаточную глубину. Так что они быстро согнулись. Эпсилон спустился и задумчиво повертел свое снаряжение в руках.
-Надо их скрутить штопором.
   Шляпа перебралась поближе и опустилась неподалеку на вершине пробки, подоткнув под подол ножки-лапки. Эпсилон ощущал жгучий, исходящий от нее интерес. Нет, это не шляпа была живая – живым было витое серебристое растение на ней.
   С согнутыми спицами подъем стал намного проще, хотя, чтобы ввинтить железку на достаточную глубину, приходилось прилагать немалые усилия, а чтобы потом ее вывинтить и переставить - еще большие. Но определенность действий задала процессу нужный темп, так что скоро Эпсилон стоялна первой пробковой «вершине» и осматривался в поисках потенциальной следующей.
   Таких не нашлось, все-таки это был первый остров. Хотя и крупный. Потоптавшись на пятачке (наверху пробка уже пошла крупными трещинами), Эпсилон осторожно спустился с другой стороны, прошелся по краю, высматривая почтовый ящик, так ничего и не нашел – и вернулся к велосипеду.
   Еще издали его почуяв, шляпа заспешила на положенное место на багажнике, а велосипед приветливо качнулся, готовясь перестроиться для небольшого подъема. Эпсилон уселся поудобней и смело повел его вперед
   Ветер как-то разгулялся – и острова сильно качались. Уцепиться колесам было не за что, пробка пружинила и велосипед соскальзывал. Эпсилону приходилось активней вращать педалями, чтобы двигаться дальше.
   Однако чем больше становились пробковые острова, тем тяжелее это ему удавалось.
   И вот он капитально застрял: рельсы переезда упирались в пробку, а ее краешек-вершина был метров на десять выше самого велосипеда. Эпсилон задумчиво улыбнулся, соскочив с сиденья. Заскрипели спицы-штопоры, он вручную полез наверх.
   Неожиданно он что-то почувствовал.Что-то очень непростое, но в то же время знакомое – и оно погнало его вперед. Длинное тело стало легче обычного, он видел сквозь густой туман намного дальше, чем всегда…
   Туда, глубже, преодолевая спуски и подъемы. Там что-то пульсирует, посылая ему сигналы, что-то небольшое его зовет! Вскоре Эпсилон уже перебегал пробковые цилиндры, не замечая их размеров, спрыгивал с большой высоты, не думая о расстоянии.
   Он мог бы проделать это вслепую – таким навязчивым казалось желание добраться до цели.
   Знакомое чувство… Нисколько не устав, он запрыгнул на крайнюю площадку острова – и, немного прогулявшись, наконец увидел впереди серебристое свечение.
-Нашел… - без тени какой-либо излишней радости изрек Эпсилон и подошел ближе.
   Что-то мягко толкнуло его в ног. Он обернулся – оказывается, за ним попятам шастала шляпа. Значит и вправду – нашел. Эпсилон наклонился и бережно вынул уже основательно подросший росточек из пористой земли. Серебряные корешки забили по воздуху, возмущенно загалдели, но потом  к чему-то прислушались - и все как один потянулись к шляпе. Эпсилон тут же водрузил на нее находку и зачарованно проследил, как она некоторое время всасывалась, как бы закреплялась на большом серебряном растении. Она оплела его со всех сторон новыми щупальцами-жилками. Интересно, что там появится после обращения? Растение-домик было достаточно развитым… Эпсилон надел шляпу на голову и восторженно посмотрел вниз на бессознательный туман.
-И как я сюда забрался?
   А все-таки велосипед не проедет. Придется спиливать часть пробкового цилиндра, а это жуть как не понравится островам – хотя они и так были не в настроении, еще и раскачивались нарочно – того гляди столкнутся. Судя по размерам, он только на середине архипелага. Ехать остаток пути по обиженным островам – удовольствия мало – да и неправильно как-то.
   Задумчиво пригладив рыжие волосы, Эпсилон вдруг поскользнулся и упал: остров тряхнуло и повело вбок. Недолго думая он вонзил в пробку штопор и затормозил, хотя остров все еще кренился. Эпсилон проворно раскачался, выгибаясь как веревка – и мощно прыгнул – в воздухе его перевернуло, но он с акробатической ловкостью уцепился за край соседней площадки, подтянулся… и опять упал. Остров повело обратно. Замечательно! Какое интересное приключение!
   Эпсилон быстро перебежал на следующий цилиндр – и опять прыгнул. Остров никак не мог угомониться – прыгать пришлось много. Эпсилон отбил себе ребра и ладони, и как же ему повезло, что после очередного полета он приземлился не куда-нибудь, а точнехонько на свой велосипед! Это было удачей вдвойне, потому что тот раньше был на рельсах, а теперь стоял именно на «непреодолимой» возвышенности.
-Ну, знаешь… - повиснув на высокой перекладине между первой и второй парой колес, Эпсилон был идеальной карикатурой на селедку.
   Потирая ушибленный живот, он перебрался на сиденье и двинул велосипед в обход центральной высокой пробки – другие там, вроде, были пониже.
   На следующий день Эпсилон приехал к следующему острову, но не нашел там почтового шарика и ничего не почувствовал. Не задерживаясь на ночь, он припустил дальше – и вскоре после полуночи попал на действительно самый большой остров на архипелаге.
   К слову – здесь без спиливания и преждевременной ампутации цилиндров проехать было решительно невозможно! Как Эпсилон не вытягивался, как не задирались передние колеса, пытаясь перевалиться через край. Чтобы поднять пузатую историческую бочку, требовалось что-нибудь придумать.
   Хотя… зачем пробку именно спиливать?
   Эпсилон пожал плечами и улыбнулся – мог бы и раньше догадаться! Закрепив велосипед на рельсах, он разобрал у него одно из самых больших колес – выше себя ростом – и вывинтил из него толстую покореженную спицу. Потом он прихватил с собой колесо поменьше и взобрался на пробковую «гору» метров двадцати пяти (по человеческим меркам)…
   Внимательно отследив угол наклона, Эпсилон стал ввинчивать спицу как можно глубже. Вообще, он был счастливым обладателем неведомой силы, заключенной в его неведомом серебристом теле, но даже ему под конец стало трудно проворачивать будущий «упор» для блока. Загнув спицу на конце в петельку, он прицепил к ней маленькое колесо, еще раз все проверил – и вспомнил…
   Как он собрался подтягивать велосипед, если у него до сих пор не сделаны веревки?! Мда… Спускаясь вниз, Эпсилон задумчиво улыбнулся. Он достал пучок заготовленных шерстяных нитей и прикинул, хватит ли его для подъема. Слазив еще пару раз туда-обратно по цилиндру, Эпислон, наконец, решил, что «да». Приподняв велосипеду два колеса и переставив пару цепочек, он закрепил нити и быстро смотал веревку. Теперь, чтобы сделать волокна крепче, надо было окунуть ее в историческую бочку.
   По бокам у бочки было много разных люков и кранов. Одни - повыше и побольше, другие - пониже и поменьше. Эпсилона интересовал исключительно верхний люк. Он был задраен на манер корабельного, но имелся в нем и небольшой «глазок» - отверстие диаметром в семь сантиметров. Именно его Эпсилон открыл и бережно спустил туда свой «полуфабрикат».
   Ни шипения, ни искр, ни джина – никого оттуда не вылезло и ничего волшебного не произошло. Эпсилон вытянул веревку, и теперь она была не противного коричневого цвета, а серебристой, как ресницы в мороз, и прочной, как десяток стальных тросов. Закрепив ее на глаголе под сиденьем, Эпсилон опять взобрался на пробковый цилиндр – уже в последний раз, оправил шляпу, предусмотрительно влезшую ему на голову, перекинул веревку через колесо на спице – и потянул.
   Тянуть было неудобно, но до конца тянуть было и не надо. Стоило велосипеду затащить наверх четыре–пять колес, Эпсилон тут же оказался у него на сиденье и нажал на педали. Шляпа сообразила раньше, и к тому времени уже спрыгнула на переднюю раму, чтобы прибавить «нужного» весу.
   Так, совместными усилиями они и себя втянули, и велосипед подняли, и остались целы.
   Ввинчивая на место взятые детали, Эпсилон получил возможность насладиться видом громадин наросших друг на друга пробок. Башенки и галереи на манер замковых, балкончики и уступы… Где-то зияли обширные щели, а кое-где наоборот – цилиндры чересчур теснились - и там образовались  плоские ступенчатые террасы.
   Оставив велосипед и шляпу в небольшом круглом углублении, чтобы не укатились, Эпсилон отправился на прогулку.
   Он с неподдельным интересом исследовал все: пещерки, щели, выпуклости и впуклости. Не найдя почтового ящика, Эпсилон решил спуститься за нижний край острова.
   И ни разу об этом не пожалел. Хотя там оказалось то же самое «пробковое черти что», что и сверху, а закованная в железо островная нога терялась в тумане, была худой и ненадежной.
   Но не это насторожило Эпсилона. Повиснув на штырях, он вдруг отчетливо понял, что чувствует еще одно серебристое растение. Он рассеянно завертел головой – а как же он его раньше не заметил?
   Еще немного повисев, он определил, что звали снизу. Пробка в этих местах была уже очень плотной, однако желание Эпсилона лишь усиливалось с каждым пройденным метром. Растение явно подходило его шляпе, хотя это странно, что на островной гряде оно уже второе по счету. Бывало и больше, никто не спорит, но при общей редкости «два» все равно рекорд.
   Однако, Эпсилон достиг основания островной ноги - и ниже было никак. Он обшарил все кругом, то туда, то сюда подавался, поднимал голову, закрывал глаза и впадал в транс, чтобы лучше расслышать… Но растение найти не мог. Видимо, этот материал – пробка – прекрасный звукоизолятор. Тихий, угрюмый шепот домика то совсем исчезал, то звучал с новыми силами. Устав и вспотев, Эпсилон уселся на небольшом выступе, свесив ноги в туман.
   Пробковая скала грозила обрушиться. Ветер дул здесь не так сильно, как на самом острове. Вокруг царил покой, а веками скопившиеся пласты облаков возвели здесь свои замки, тяжелые, грузные города и мосты. Эпсилону мерещились то какие-то костры, то четырехрогие животные – и вдруг – что-то черное, именуемое бездной – и уходящие в нее… как-как? Корабли? Что-то падает на него! Это небо! Небо упало! В гигантском космосе несутся кубические фантазии художника – и в облаках зеленого света внезапно наступает тьма – и все гаснет, и…
   Этот настойчивый угрюмый шепот.
   Может, Эпсилон что-то перепутал или не заметил?
-Что за чушь? – Эпсилон улыбнулся. Небесная  лампочка неожиданно исчезла – наступила ночь.
   Пока он потирал выпуклые чайные глаза, ему вдруг что-то померещилось в их правом уголке. Эпсилон замер и окончательно пришел в себя:
-Нашел!
   Растение-домик притаилось в щели. Ничего удивительного, что он его не разглядел: щель была узкая, даже и не щель, так – трещинка. Если снизу не смотреть, то вообще не видно.
-Как же ты сюда попал, – ласково спросил Эпсилон, бережно извлекая серебряный комочек. Тонкие лапки пробежались по его коже – и, поняв, что придется путешествовать, уцепились за запястье. Они совсем незаметно, будто всегда там были, проникли внутрь серебряной руки - и это было бы больно… если бы Эпсилон знал, что «больно» – это так, как ему было. А ему было «как обычно» - и он описывал это скорее словом «щекотно». Кожа натянулась, переплелась с самим растением, стало видно, как по венам Эпсилона бегут ручейки его собственной серебристой крови. Удовлетворившись созданным «пассажирским» местом, он продолжил подниматься.
   Он вернулся к велосипеду под утро: посадил растеньице на шляпу, шляпу на голову, вернул колесо на велосипед, наконец, себя тоже посадил на велосипед – и двинулся в путь. На выезде с гряды ему попался еще один, совсем крошечный пробковый островок. Эпсилон не удержался и наковырял с него мелких шарообразных пробок. Он насадил их на шерстяную нить и повесил, как гирлянду, вдоль багажника. Занимался день.

Скопление тростниковых островов:

   Не только пробковые острова были не в духе. Эпсилона еще долго мотало по ветру, пока он пересекал росшие за ними переезды. Один… второй… третий… о! Развилка.
   На зеленом клочке ровно в два квадратных метра, изображая сгорбленного мыслителя, Эпсилон водил пальцем по карте и размышлял. Если свернуть налево, выходит, он попадет на архипелаг шерстяных островов. А если направо, то неизвестно куда. НО! Учитывая направление других дорог: направо пойдешь – еще один архипелаг, союз или скопление островов найдешь! А потом, исследовав их, он бы спокойно вернулся сюда, на развилку. Правда, рельсы могли побежать вообще куда-то вбок - но это маловероятно. Хотя пути часто ветвились, они все равно преимущественно находились в одной «полосе».
   Решено! Остальное несущественно! Поворачиваем направо.
   Переход получился целиком ночным – идеально так. Первое колесо коснулось рельс - и погасла небесная лампочка, а коснулось нового острова – и она вернулась.
   Но приехал Эпсилон к чему-то… странному.
   Рельсы опускались в туман – и там, собственно, пропадали. Причем, не в простом тумане… Они достигали аж бессознательного нижнего тумана. А помимо их красноречивого исчезновения, была еще одна неприятная деталь – это сами острова. Вернее то, из чего они состояли.
   Это был… гигантский тростник! Да. И его концы жирными пучками торчали во все стороны. Эпсилон приготовился к долгосрочной прогулке. Отправиться ЗА нижний туман – или под него.
   Кстати, ему не впервой. Он уже спускался в неведомое, но… там было неглубоко, а сейчас, в области повышенной туманности… спасибо и на том, что он не заблудился на островах пару переездов назад.
   Плавно размахивая руками, Эпсилон погрузился в белое море.
   Любопытное ощущение: ты вдыхаешь туман и ты его выдыхаешь, туман наполняет легкие, и ты сам – туман. Эпсилон ни капельки не волновался. Вскоре он скрылся по самую макушку – и шел… шел…
   Стоп! Стоп! Ну-ка! Стоять!
   Как хорошо, что нос длинный - иначе Эпсилон бы стукнулся лбом! Осторожно ощупав руками преграду, он внезапно провалился в пустоту. Есть! Рельсы пересекали остров и проход для них, кажется, не зарос. Вокруг жизнеобильными фонтанами колосился бамбук, а его особо длинные палки смыкались в вышине, образуя галерею.
   Эпсилон вернулся к велосипеду, постепенно поднимаясь над туманом, будто всплывающая подводная лодка. Он смело повел его вниз.
   Проход на следующем острове тоже был свободен – и тот, который следовал за ним, тоже. Эпсилон был счастлив – такие необычные острова! Он ехал по бамбуковому лесу, и историческая бочка порой едва-едва протискивалась вдоль дороги, а иногда приходилось ее приподнимать вместе с изогнутым буквой «с» корпусом.
   В некоторых островах было что-то вроде пустых полянок. На одной такой Эпсилон остановился – и вскарабкался на метровой ширины «тростинку». Он вынырнул над нижним туманом и увидел, как вокруг колышутся такие же бамбучины-переростки. Здесь было спокойно, перестук веток умиротворял, он был музыкой – это было удивительно! Эпсилон и до этого знал, что есть такие звуки: сухие, робкие, и все равно приятные. Он даже знал, как они звучат. Но в реальности это было на порядок красивее!
   На последнем острове он спилил три зеленые бамбуковые трубки, связал их и подвесил за багажником – сушиться. Тростниковые острова остались позади, а он по-прежнему вслушивался в их осторожный шепот – как будто кто-то пришел на тайное свидание и кидает камушки в окно.
-Фх… - выдохнул Эпсилон и проснулся. Он так давно не спал. Загипнотизированный стуком, он устал, будто его мяли и складывали безжалостные, сильные руки. Накрапывал мелкий дождик.

Старый рельсовый путь:

   Одна из разновидностей счастья - это когда после первого травяного острова, встретившегося на пути, от трех до четырех дней туман не то, что рассосался, он попросту исчез! Фьюить! Раз – и нет его! Поначалу Эпсилон даже ничего не заметил – и только когда велосипед немного качнуло, он сообразил, что…видит!
   Разбег островов, соединенных путями, всегда поражает воображение. Особенно когда раскрывается панорама целого архипелага!
   Слева от Эпсилона покачивалась непроницаемая подвижная стена – область повышенной туманности, а справа был кристально чистый горизонт, не считая новых белых пятен вдали, до которых еще ехать и ехать.
   Немножко о бестуманной области. Находится между нижним и верхним туманами соответственно. Прежде всего – тут сразу видно, на каких островах, какая погода. Мелкие или крупные тучки копошатся над архипелагами, как пчелки над весенним ульем. Что из них там сыпалось - предугадать по цвету самих туч можно было запросто. С таким же успехом вкупе с солидным опытом можно было и «подготовиться» – укрыть необходимое, одеться потеплее, нахохлиться на сиденье, подобрав под себя ноги…
   Зрелище величественно вздымающихся из ниоткуда островов, слегка качающихся от ветра, впечатляло и радовало. Эпсилон не имел предпочтений в чувстве прекрасного, но даже у него от такой красоты дух захватывало!
   Он давно научился точно определять предстоящее расстояние переезда. День, два, час, совсем немного… Самый длинный на его памяти занимал пятнадцать дней. Он еще отсыпался потом с неделю, примяв под собой всю травку в радиусе пары метров.
   Машинально крутя педали, Эпсилон заканчивал карту находящихся в пределах видимости архипелагов и скоплений островов. Он очертил область на ней пунктирной линией и подписал: «Сильный туман». Потом он ненадолго задумался – и пририсовал каждому острову настроения. Иногда он делал сбоку коротенький отчет о своих впечатлениях или помещал какую-нибудь интересную характеристику.
   Начались обходные пути. Еще нескоро он ступит на остров новой формации.
   Эпсилон любил те моменты, когда начинало смещаться его «небесное светило». И как раз сейчас, когда тумана не было, пораженный, он следил за небесной «лампочкой». Как за ней плавно удалялись мягкие полутона воздуха и сдержанные расцветки дня. Мир становился… другим. В дымчатых сумерках начинали резвиться образы и воплощения – бессознательные туманы упорно продолжали искать свое сознание и подражать чужим мыслям.
   Острова были небольшими. Эпсилон успешно пересек то ли пятый, то ли четвертый – и сделал на нем привал. В особенности потому что нашел нечто интересное: старый рельсовый путь.
   Он соорудил из куска ткани сумку, завязав ее концы узлом на груди. Он также хотел оставить шляпу, но та не желала сниматься и больно тянула за волосы – в знак протеста. Путешествовать стоило налегке, но Эпсилон пожал плечами, улыбнулся, и, распузырив трубку, отправился в путь.
   Что такое «старые» пути? Что вообще такое – «пути»? Они растут. Появляются острова – и между ними растут пути. Сначала это тонюсенькие рельсы. Подрастает островная нога – и они становятся толще; острова раздаются в «талии» – и на рельсах формируются шпалы; наконец, острова становятся полноценным – и в тумане между ними прячутся изогнутые, поделенные на неровные прямоугольники дуги. Происходило формирование переездов редко и исключительно благодаря одному уникальному событию, время от времени случающемуся в мире Эпсилона.
   Правда, иногда пути начинали умирать. Все очень просто: умирали острова, - или «заражались», или просто находились в неподходящем месте (как уже отмечалось, острова любили логику – и похожие выстраивались в одной области). В общем, вслед за островами пути начинали отмирать, ржавели рельсы, шатались закрепляющие их болты – и ходить по ним становилось опасно, а ехать на велосипеде – тем более.
   Проблема в том, что на этих островах тоже оставались нужные Эпсилону серебряные растения-дома и почтовые ящики. Про острова эти как бы «забыли» – на них застаивался воздух, возле них портилась погода. И сами они чернели, а их ноги сморщивались.
   Оказавшиеся на пути Эпсилона острова – три штуки – были абсолютно равнодушны к своей участи. Они не обращали на него внимания, не обращали внимания на его внимание и внимание вообще игнорировали как абстрактно существующее действие. Чем дальше Эпсилон шел, тем больше убеждался, что ехать на велосипеде здесь не стоило: шпалы поросли мхом, травой, некоторые превратились в труху и ломались прямо под ногами.
   Каждый остров встречал его угрюмым безразличием. Они умирали – и им ничего не хотелось. Эпсилон с пониманием прикасался к их растрескавшейся земле, хотя ему не было грустно, а чувство внутри он упорно именовал «интересом».
   Спать на умирающих островах было неприятно: все же им удалось немного выбить Эпсилона из колеи. Вообще, когда ему снились всякие сражения, страшилища и еще и что-то… непонятное, он никак не реагировал. Но было кое-что, чего он опасался, даже будучи самим собой и бодрствуя:
   Если тот, кому он пишет письма… Если тот, кто существует кроме него… Он… будет мертв? Так же как эти острова? Если у него тоже «выйдет срок годности»? Или он станет «не нужен»?
   После очередной порции угрюмых мыслей Эпсилон больше не останавливался. Словно чувствуя его тревогу, шляпа тоже не решалась на самостоятельное передвижение.
   Пришло утро, а потом ночь, и снова утро. Эпсилон умиротворенно шагал по старым рельсам, избегая самых непрочных.
-Так, а там, похоже, опять архипелаги, – он давно приметил слева от себя затуманенную область. Надо выяснить, куда ведут эти мертвые острова – и потом отметить на карте.
   Наконец, третий остров.
   Что-то было не так. Остров, как заядлый пьяница, заваливался на скрюченной ноге, и рельсы между ним и его соседом трещали по швам, натянутые до предела. Он был размером с футбольное поле, но сер и ужасен. Его почти обуял нездоровый сон.
   А Эпсилон увидел прямо напротив себя, на другом конце острова покосившийся объект.
-Ну вот… - понял он, приблизившись. Серебристое растение, забытое на умирающем острове, давно и сильно разрослось, давно перестало кого-либо ждать – и давно погибло.
   Шляпа наперла ножками на нос и загородила обзор – пришлось ее отгонять. Эпсилон присел на корточки – и, затаив дыхание, дотронулся до блестящей, искристой оболочки.
   Труха рассыпалась. В продырявленной «пещере» лежали мягкие зеленые ботинки.
   Все удивительные вещи, что складировались на багажнике его велосипеда, вроде гаечных ключей или той же пузырчатой трубки – все их Эпсилон приобрел именно таким вот способом. В мертвых растениях притаились подарки, назначения которых Эпсилон мог угадать или уже знал. Поэтому над тайной их появления, он особо не задумывался. Есть – и ладно. Однако у этих находок была одна интересная деталь: постепенно возникало именно то, в чем Эпсилон нуждался.
   Как например сейчас. Бережно извлекая и очищая ботинки от налипшей серебряной муки, он дружески так похлопал землю острова – в благодарность. А-а… тому было все равно. Эпсилон примерил находку – идеально! Хотя босиком тоже неплохо, но вот по Каменным островам лазить было небезопасно – кожа содралась… Бр…
   Эпсилон засунул подарок в мешок – и подошел к переходу на следующий остров – воде бы… травяной.
   Ну да – так и есть. Присмотревшись, Эпсилон хотел уже идти…
   Но стоило ему краешком пальца коснуться первой шпалы – как рельсы под ним провалились – и еще долго распадались по пути к нижнему бессознательному туману.
   Остров медленно повело… Эпсилон чуть отклонился, чтобы не потерять равновесия, и быстро сообразил: если умирающий держался на согнутой ноге исключительно за счет хлипких путей, натянутых до предела с двух его сторон, дела… плохи.
   На голове была шляпа - и она не должна упасть в бессознательный туман!
   Последнее стало решающим аргументом, побудившим к действию - Эпсилон побежал назад, надеясь, что успеет.
   А остров неумолимо разгонялся. Жуткий скрип, смешавшись с гулкими завываниями, пробирал до печенок, а нижний туман, симметрично подражая острову, тут же устремился спиралью наверх. Но все это Эпсилон заметил мельком…
   Потому что он бежал. Между прочим, бегал он очень смешно. Представьте себе, как бежал бы веревочный человечек? Это проблематично – у него все эластичное. То есть представьте, что кости тоже эластичные – Эпсилон был как раз таким: размахивая руками как крыльями – в такт совершаемых шагов, он бежал, для лучшей аэродинамики пригнувшись к земле.
   Он уже был на пути между вторым и первым островом, развив солидную скорость, но тот мало того, что обиделся – он разваливался! Эпсилона медленно поднимало вбок, его ноги проваливались на гнилых шпалах, сбивая ритм бега – и сыпались, сыпались, сыпались рельсы!
-Не добегу! – выдохнул он, когда почувствовал, что опора под ним рушится с ним за компанию. Шляпа дико вцепилась ему в голову, будто пыталась опереться на воздух и предотвратить их падение. Эпсилон еще старался – перепрыгивал и полз по переезду – когда тряска неожиданно прекратилась.
   Он повис над нижним бессознательным туманом и в такой позе обернулся – третий остров вдалеке замер. Наверное, нога задержала на пару секунд. Невероятно повезло!
   С кряхтением вскарабкавшись, Эпсилон отряхнулся и спокойно побрел прочь. Шляпные ножки оставили на его лице, затылке и шее кучу мелких синяков и порезов, но это было неважно.
   Вернувшись к велосипеду, он взобрался на заднее сиденье, свернулся там калачиком под пледом и уснул на несколько дней.
   Старый третий остров продолжил падать – неотвратимо, он утянул за собой и своих соседей. Все рельсы были разрушены, только их ошметки свисали с того острова, где спал, ни о чем не тревожась, серебряный человечек в синем и желтом комбинезонах…
   Воздух над ним замерцал и внезапно нагрелся! Теплый комочек приютился сначала у него на плече, но там было неудобно, так что он передумал и сполз на живот.

Солнечный песчаный архипелаг:

   Эпсилон проснулся, потому что что-то ерзало у него в ногах. Но когда он туда посмотрел, то ничего не обнаружил.
-…?
   Ерзанье повторилось – и он решительно протянул руку, наткнулся на что-то твердое – и тут же ее отдернул!
-Ну надо же… – то, что шевелилось, наверное, тоже испугалось - потому что Эпсилон больше не чувствовал тепла. Зато он точно ощущал, как что-то на него смотрит, причем, оно прямо перед ним – и довольно странно, что он по-прежнему этого не видел.
   Теплое пятнышко переместилось в сторону уха. Тогда Эпсилон попробовал опять поднести к нему ладонь, как бы в приглашающем и успокаивающем жесте. Спустя пару мгновений «что-то», по форме эллипсовидное, уткнулось в его пальцы, уколов разрядами пронзительного тока самую середку переплетения мягких, едва заметных мышц.
-Не злое, – улыбнулся Эпсилон. Он еще немного посидел с закрытыми глазами, привыкая к чему-то, снующему вокруг и выдохнул: – Ну… пора.
   Теплый комочек с готовностью устремился за ним.
-Остров! Точно! Невидимый остров, – улыбнулся Эпсилон после пары дней совместного путешествия. Он как раз соединил на карте неисследованное ответвление с шерстяного архипелага и недавний остров – теперь можно было смело заявить, что он ничего не пропустил.
   Снова надвигался туман. Следующее утро Эпсилон встретил при плохой видимости и с рассерженным островом по курсу.
   Хотя остров оказался не рассерженным, а, скорее, опечаленным. Он встретил путешественника вялыми покачиваниями – и у того уныние пробралось в каждую клеточку гибкого тела. Даже шляпа поникла.
-Ну чего ж ты так… - прошептал Эпсилон, пересекая остров, и еще долго потом размышлял: может, стоило остаться и поиграть с ним? Наверняка стоило… он бы…
-ОХ! – Эпсилон не додумал – снизу по рельсам ударил такой ветер – что его вместе с велосипедом подкинуло в воздух!
   Это было нехорошо. Это было ОЧЕНЬ нехорошо! Воздушные ямы, петли, смерчи – все это бывало в бесконечном мире - и было опасно. Но только одно «явление» следовало за Эпсилоном неотступно – и оно было опасней всех. Оно тоже было ветром – однако не каким-нибудь там «легким дуновением» - это был «ветер плохой неожиданности». При первой встрече Эпсилон никак на него не отреагировал, не распознав существо думающее, и ветер обиделся. Он часто куда-нибудь уносился, но периодически возвращался и пытался скинуть ненавистное серебряное существо в туман!
   Находясь в подброшенном состоянии и думая о том, что колеса велосипеда, возможно, не попадут обратно на рельсы, Эпсилон машинально перекувыркнулся через руль и, оттолкнувшись, спрыгнул на путь.
   Все это произошло за доли секунды. Изогнувшись, замерев и неумолимо потянувшись вниз, рельсы пошли второй волной. Эпсилон ловко уцепился за шпалы и тут же отполз повыше – велосипед с грохотом обрушился следом, почти без паники перебирая колесами (рельсы дернуло, но они выдержали – не порвались), историческая бочка едва не приложилась днищем.
   Все обошлось. Более-менее. Эпсилон поправил шляпу. Путь еще раскачивало, но ветер плохой неожиданности улетел. Невидимый остров метался вокруг малость покореженного велосипеда, который поспешно поднимал непригодные колеса и ставил на их место те, которые соскочили – но поэтому не пострадали.
-Нашел меня-таки, - улыбнулся Эпсилон – и остаток пути тащил велосипед за перекладину рамы между передними сцеплениями.
   Увы, следующий промежуточный остров оказался слишком маленьким, чтобы на нем можно было остановиться и заняться починкой, пришлось идти дальше.
   Погода внезапно начала капризничать. Становилось жарковато. С одиннадцатого острова архипелага уходили два ответвления. Потоптавшись на беззаботно шелестящей травке, Эпсилон подошел к краю левого пути и посмотрел вниз. Там был очень резкий спуск, почти вертикальный! Сердце замерло от предстоящего восторга. Конечно, больших колес на велосипеде не осталось – они согнулись, а на маленьких… это будет сложно – прокручивать педали под таким углом… Но Эпсилон был готов рискнуть.
   Он вскарабкался на сиденье и, слушая возмущенные протесты транспорта, которому было сложно перестраивать сиденье и основную раму с сцеплениями, повел его вниз.
   Кроме резкого спуска, на этом пути был не менее резкий подъем. В какой-то момент Эпсилон подумал, что лучше бы он вообще забирался тут вручную, как по лестнице… Окончательно выдохшись, он так и сделал - прицепил велосипед подседельными ремнями к своим округлым плечам и стал помогать ему взбираться, вытягивая.
   Становилось все жарче и жарче. Хорошо, что шляпа была широкой, но это никаким образом не спасало от удушливого ветра и всепроникающего тепла.
   Маленький остров. Наверняка, в будущем он вырастет. Ну а пока что, наползая друг на друга, на нем теснилось аж сразу восемь путей-ответвлений на соседние острова!
-И никакой передышки, – констатировал Эпсилон, но это все, что он сказал и развернул велосипед к первому пути.
   Он без труда различил вид архипелага. На втором острове его разутые ноги коснулись мелких желтых крупинок – и резко отдернулись обратно - на серебристые деревянные шпалы. Горячо! Очень горячо!
-Песок, – подсказало подсознание. Удивительно! Но от чего он нагревается? Ведь обычно от «солнца», а здесь солнца не было – только раскаленный воздух и жар. Может… может – это сами острова горели изнутри, разгоняя тепло вокруг? А что? Сносная версия.
   С горем пополам Эпсилон нашел почтовый шарик. Он обжегся, пытаясь его открыть. Тот традиционно оказался пустым.
-Что ж…
   Жара была такая невыносимая, что Эпсилон просто не хотел и не мог долго находиться на одном месте. Он быстренько сбегал на два маленьких острова, к которым вели рельсы с большого-второго, и в спешке поехал обратно на развилку.
   Рельсы росли – архипелаг активно развивался. Странно, что острова располагались лучами – складывалось впечатление, что здесь был какой-то другой архипелаг, а потом посередине возникла эта крошечная «козявка». Та самая, от которой уже отходит восемь рельс. Она же выжгла или выветрила другие острова своим внутренним жаром – собственно, на травяном острове переезда к архипелагу уже шла по краю полоска коричневой травы. Видимо, только частые дожди спасали его от пересушивания и превращения в песчанный. Но ведь… однажды все изменится: дождь задержится, а горячий остров дремать не будет - перейдет в наступление!
   Острова на втором пути развилки сильно ветвились. Потребовалось много времени, чтобы объехать их все. Велосипед так нагрелся, что было невозможно касаться его рамы.
   Через четыре дня Эпсилон, задержавшись на первом острове по третьему пути, обжигаясь и мучась, стирая заливавший глаза пот, натянул вокруг себя что-то вроде стены из срезанной когда-то (спасибо предосторожности) блестящей ткани. Она отражала тепло, и настроение от езды в относительной прохладе заметно повысилось.
   Несмотря на свою видимую безжизненность острова архипелага не пустовали. Эпсилон часто встречал на них этакие трухлявые желтые образования. Они напоминали нужные ему серебристые растения-дома, но все равно это было странно. Почему они были желтыми? В смысле – золотистыми? И если здесь так жарко, как они вообще тогда взошли?
   Поэтому, когда он нашел на острове по четвертому пути от развилки еще не погибшее, маленькое растение он долго сидел рядышком, слушая, что оно шепчет.
   Растение-домик было удивительно не только тем, что оно сохранилось под защитой ранее погибшего – оно не выглядело умирающим или ждущим разложения, оно наоборот – готовилось… зацвести?
   Это было вдвойне странно – растение на шляпе цветет лишь однажды за всю свою жизнь. Как, находясь не на шляпе, что-то могло зацвести?! И почему это что-то - золотое? Эпсилон на всякий случай поставил над находкой тент. Он извлек из исторической бочки несколько серебристых капель и осторожно полил ими будущий цветок - капельки убежали в землю, будто не было.
   Тогда Эпсилон сцедил еще немного – вылил, стараясь попасть на перекрученные стебли. Но и эти капельки ничего не изменили.
-Прогуляюсь-ка я дальше сам… - решил он.
   Шляпа тут же слезла с его головы и примостилась возле растения – оно ее явно интересовало больше.
-Как угодно, – Эпсилон повязал голову белым платком на пиратский манер (да, есть в архиве его знаний и такая странная профессия), взял с собой футляр с картой - и отправился на длительную прогулку.
   Он быстро перепрыгивал, чуть пританцовывая, со шпалы на шпалу. Ему, гибкому и ловкому, не составляло никакого труда удержать равновесие. Мешком повисшие на спине волосы неприятно грели. На очередном, кажется, пятом острове Эпсилон ничего не нашел кроме все тех же золотистых останков растений, а на шестом неожиданно заметил длинный путь – и решил, что там начинается или новый архипелаг, или какой-нибудь большой переезд. Увы – туман.
   Седьмой и восьмой острова архипелага ничем его не порадовали. Прошло восемь дней, и Эпсилон устал - он ведь давно не ел, не спал, не отдыхал (попробуй отдохни на раскаленном песке). Это было уже не исследованием или прогулкой, а каким-то выживанием. И хотя он этого не понимал и действовал исключительно в целях «о, как интересно!», на одном из маленьких островков-отростков он свалился без чувств. При этом продолжая улыбаться…
   Невидимый остров беспокойно заметался вокруг. Что же делать?! Он сам был теплым – если приблизится – смешному длинному человечку по имени Эпсилон будет хуже. Остров попробовал прыгать на нем, чтобы привести в сознание, попробовал придавить ему нос… Бесполезно - это не возымело должного эффекта. В панике Островок метнулся обратно к велосипеду.
   А Эпсилон не умер. Он очнулся ночью – прохладней не стало. Голова была тяжелой, но куда тяжелее были ноги. С трудом он сделал пару шагов и его закружило в пространстве. Нехорошо. Он так может вывалиться за край острова. И перед глазами все расплывалось…
-«Тепловой удар», – услужливо подсказало подсознание.
   И что с того? Если бы он еще знал, что и как при нем происходит, а то ведь от простого знания, что это «тепловой удар» ничего не изменится! Зато симптомы на лицо. Ему надо вернуться к велосипеду – и желательно поторопиться. Маленькими шажками, иногда спотыкаясь из-за своих закругляющихся ног и изгибающихся рук, Эпсилон кое-как доковылял до путей с острова. Все, на что хватило угасающего разума – обхватить прохладные шпалы, чтобы не вывалиться с них и терпеливо дожидаться следующего пробуждения.
   Невидимой островок, вернувшись туда, где оставил Эпсилона и ничего там не обнаружив, ударился в панику и начал метаться по округе. Он быстро облетел все острова – и наконец, нашел смешного человечка – он опять без чувств лежал на рельсах – и те, капризные, потихоньку раскачивались, грозясь его в скором времени сбросить. Была еще одна проблема: Остров чувствовал, как большой и злобный ветер витает вокруг раскаленного архипелага, видя свою жертву, сейчас совершенно беззащитную. Что делать? Что же делать?
   Он принял мгновенное решение. Подлетев к Эпсилону, Невидимый остров осторожно вклинился ему под живот – и настойчиво потянул вперед.
   Сквозь сон Эпсилон почувствовал, что под него упорно что-то заползает… Но он был настолько слаб, что не пытался сопротивляться.
-Прохлада… Мне просто надо отдохнуть и я пойду дальше…
   Остров продолжал его толкать: Эпсилон не успевал проваливаться в забытье – его грубо выпихивали обратно!
-Да что же…
   Остров, наконец, высвободил покачиванием его руки из щели между шпалами, и Эпсилон сообразил, что тот пытался сделать. Он сам обхватил остров – и тот потащил его вперед. Иногда вялые пальцы слабели – и Эпсилон догадался обвязать запястья платком. Теперь, даже если он потеряет сознание – все будет в порядке.
   Он открыл глаза – темно. Прохладно… Если он сейчас не уедет с островов, он вообще никуда больше не уедет! И еще у него, кажется… Ах, да…
   Невидимый остров куда-то улетел. Зачем он его тащил? Это же остров? Ну да ладно… Тащил – и ладно. Эпсилон подошел к велосипеду, поискал глазами шляпу – нашел и впервые, пожалуй, изобразил на лице какую-то красноречивую эмоцию – «нахмурился». По уголку ее полей распространялось что-то золотое… Его серебряное растение - становилось золотым!
   …
   И почему-то Эпсилону это здорово не понравилось. Да и шляпе это не нравилось! Эпсилон перевел взгляд на растение-домик, которое он оставил под присмотром, но на его месте больше ничего не было – зато в развалинах полой, отчего-то в блестящих пятнах золотой кожуры, которая спасала его от жары, лежал странный прибор.
   Эпсилон поднял его, чтобы рассмотреть поближе: разноцветные круглые стеклышки были заключены в серебристый ободок с общим отверстием сверху на месте сцепления – таким образом они вращались вокруг одной оси.
   Даже в бессознательном состоянии Эпсилон был очень удивлён. И счастлив – сквозь занятную вещицу мир окрашивался всеми цветами радуги! А если прокрутить сразу несколько стеклышек, держа остальные, за ним появлялись просто какие-то невероятные оттенки!
-Цветоскоп! Это будет цветоскопом! – провозгласил Эпсилон, быстренько скрутил тоненькую веревочку из шерсти, окунул ее в бочку – и на готовую, серебристую нить надел цветоскоп, а его - на шею. Все свои самые любимые вещи Эпсилон держал при себе: то есть кроме пузырьковой трубки теперь еще и цветоскоп.
   Пора возвращаться на переезд – и лучше бы что-нибудь сделать с краешком шляпы. Подумав, Эпсилон вылил на золоченый участок еще серебряной жидкости из бочки, подладил велосипед, чуток переставил «стены» тканевого навеса-кокона – и отправился в путь.
   Резкий подъем по рельсам был раза в два неприятнее – особенно, когда Эпсилон оказался на дне пути и понял, что сейчас ему придется снова взбираться вручную по шпалам, таща свой транспорт на себе. А как иначе?
   Он поднес цветоскоп к глазам, повернув его зеленым стеклышком. Вокруг стало так спокойно, и даже… вроде бы…

Дождь Историй и Блуждающий остров:

   Эпсилон никак не мог решить: ехать ему или не ехать. От архипелага песчаных солнечных островов он удалялся очень медленно – велосипед по-прежнему был неисправен и с таким количеством колес не мог импровизировать, быстро перестраивая свою конструкцию. Вдобавок, рельсы были длиннющими!
   Один только переезд занял три дня. Днем Эпсилон дремал и медленно приходил в себя, а ночью спал, останавливаясь на путях. Здесь, в отличие от последнего архипелага, все было дружелюбным. Одиннадцатый и двенадцатый травяные острова хоть и отстояли далеко, были как братья-близнецы: ненавязчивые, веселые. Эпсилон постоянно слышал их ободряющий шепот, хотя разобрать ничего не мог.
   На двенадцатом острове туман расступился. Вернулся и стал наматывать круги Невидимый остров.
   Как воздаяние за пережитые мучения на Эпсилона обрушились дожди. На тринадцатом острове он наконец-то сделал полноценный привал, провалявшись под тентом чуть ли не три дня. Иногда он подползал к краю и свешивал ноги вниз. Он рассматривал ближние острова и туман через цветоскоп – и выяснил одну интересную деталь: если наводить стеклышки на тучи или облака, те так нелепо искажались, что можно было, будто ночью, наблюдать всяких странных существ и созданий – дублирование бессознательными туманами чужих мыслей.
   Одна беда – остров погрустнел. Наверное - это из-за дождей – всегда в них есть что-то… такое… что навевает не те мысли. Но у Эпсилона был отличный шанс все исправить! Раз уж он тут задержался, по вечерам и ночью он рассказывал острову истории, похлопывал его по травке – бегал, проходился колесом, совершал сальто в воздухе и много еще чего делал – даже пускал из трубки пузырьки. На утро следующего дня прилетел Невидимый остров и чем-то окончательно развеселил своего большого товарища.
   Эпсилон на время притих: надо было починить велосипед – хотя бы немного выпрямить колеса, посмотреть спицы. Кроме того, скрутить из оставшейся шерсти веревок, нанести солнечный архипелаг на карту, себя самого привести в порядок…
   Одежду он постирал в ближайшем дождике и тогда же почистил шляпу. Кстати, золотой уголок на ней постепенно исчез – правда, серебряной жидкости в бочке оставалось на самом донышке.
   Уезжал Эпсилон в приподнятом настроении. Но оно быстро улетучилось: четырнадцатый остров архипелага был расстроен не меньше тринадцатого.
   Он был крупным. Эпсилон закрепил на рельсах велосипед - и пошел осматриваться. Наступая на мокрую траву, он поднимал фонтаны брызг. Вместо тумана над головой скопились тучи – побольше и поменьше, вдалеке они пропадали.
   Подойдя к краю острова, Эпсилон недоверчиво уставился на призрачную рельсовую дорожку, уходящую к вполне материальной точке. Давненько ему такое  не попадалось.
   Были такие острова, которые «то есть», «то нет». Приходят из ниоткуда, уходят, когда вздумается… Когда они появляются, на какое-то время между ними и обычными островами вырастают чуть прозрачные рельсы. Потом рельсы разрушаются, а острова-одиночки путешествуют дальше, но на них всегда что-нибудь бывает спрятано, и путешествуют они… следом за…
   Эпсилон не стал задерживаться на травяном острове – успеется, а вот остров-одиночка мог исчезнуть уже на следующий день, так что он повел велосипед прямо на рельсы-привидения.
   Над головой клубились непохожие ни на что серебряные тучки. И чем дальше продвигался Эпсилон, тем больше их становилось. Ясненько…
   Эпсилон тут же начал готовиться: установил широкий брезентовый тент, отвинтил на исторической бочке все верхние клапаны, свалив их в кучу на багажнике, и один уголок ткани подвел к самому большому отверстию – чтобы стекало. После этого он откинул люк на основной раме велосипеда– на кончике хвоста буквы «с» - внутри она оказалась полой.
   Он ждал до вечера, ждал ночью, наступил следующий день – и вот… на Эпсилона упала первая капля.
   Ах что за радость! Что за радость узнать, для чего все это! Для чего существует его мир и он сам! С неба падали большие серебряные капли. Начался дождь Историй.
   Он шел на островах – периодически… Он был пульсом мира Эпсилона и его кровью. Без дождя Историй – ничего не происходило: не росли серебряные растения, которые были его задержавшейся в земле влагой, не формировались великие туманы, не появлялись острова и пути между ними. Осыпанный им, жил и Эпсилон – ведь его серебристая кровь также была этим дождем, и питался он им, и в бочке на его велосипеде – все время был он – дождь Историй.
   Из него состояло все: росли рельсы, поднималось из тумана, окутывая ноги островов, непонятное железо, и сами они покрывались черт знает чем. Мир обновлялся и развивался, он становился красивее и сильнее.
   Поэтому Эпсилон разложил все свои вещи – и сам подставил лицо накатывающим струям, приоткрыв рот. Он чувствовал, как обновляется на нем одежда, как смывается грязь и как бьется сердце. Кожа его искрилась, будто ее усыпали миллионы алмазов. Дождь историй был редким явлением – достаточно редким, чтобы первое, чего пожелал Эпсилон, оказавшись в этом мире, было большой круглой бочкой для его сбора и хранения – исторической бочкой.
   Шляпа тяжелела – она разрасталась. Невидимый остров незаметно летал вокруг и иногда поднимался к облакам-рассказчикам. Эпсилон закрыл глаза, выгнулся назад, раскинув руки… Жаль, пора ехать – ведь остров-одиночка мог исчезнуть. Хотя после дождя – куда он денется!
   Велосипед постепенно выпрямлялся, подбирался, сходила противная ржавчина, детали становились как новенькие. Поняв, что загораживает своей шляпой половину велосипеда – Эпсилон спрыгнул и дальше вел его вручную.
   Дождь историй продолжался недолго – часа три, но за это время Эпсилон наполнил бочку и велосипед до краев. Воздух дышал свежестью, и нижний бессознательный туман перебрасывался отблесками со своим близнецом, существующим наверху.
   Серебряные тучи ушли в сторону солнечного архипелага. Эпсилон улыбался, велосипед щеголял обновленными спицами, а рельсы блестели до рези в глазах. Остаток пути прошел гладко, быстро и без происшествий.
   В этот раз ему повезло: на блуждающем острове он нашел большущее серебряное растение-дом! Эпсилон здорово сомневался, влезет ли оно к нему на шляпу – и так понятно, что нет, но стоило ему прикоснуться к казавшейся живой оболочке, как часть ее с треском провалилась вовнутрь.
   Растение было мертвым… Но не пустым! Эпсилон старательно отчистил все от ошметков и рассмотрел подарок: перед ним лежал немного потрепанный, обитый железом, длинный зеленый ящик.
-Как раз такой мне и нужен… – улыбнулся Эпсилон.
   Пока он просто примотал его к велосипеду, чтобы тот не упал. Чтобы приделать прочнее, надо было время, а, следовательно, не блуждающий, а какой-нибудь «инертный» остров, большой и уютный.
   Остров-одиночка прям дрожал от нетерпения, так он рвался в дорогу, и, едя по призрачным рельсам обратно, Эпсилон с тревогой следил, как они начинают исчезать.
   Вдруг, не останавливаясь, он совершил какое-то невероятное сальто – и, изогнувшись на раме, приподнял переднее правое колесо велосипеда. Прямо под ним, чуть не став жертвой наезда, прорастал крошечный белесый стебелек! Видимо, он как раз был вызван вчерашним дождем. Но он идеально подходил растению на шляпе - и Эпсилон решительно посадил на нее дрожащего малыша.
   Он оглянулся. На несколько километров назад был виден путь на отдаленный остров, впереди – ждет его возвращения четырнадцатый травяной остров переезда.

Большая бумажная островная гряда:

   Велосипед претерпел ряд преобразований. Сделав петли из гвоздей на сундуке и багажнике, Эпсилон пропустил через них веревку. Надежно. В сундук оперативно перекочевала большая часть поклажи, свернутый тент расположился рядом - и Эпсилон таким образом не лишил себя места отдыха.
   Историческая бочка провернулась и замерла. Перед Эпсилоном, сворачивая влево, раскачивались острова, похожие на пучки рыбьих чешуек. Но, приблизившись к первому из них, Эпсилон понял – это бумага.
   Водяная морось. Эта дотошная морось тарабанила по лицу, как будто пытаясь достучаться до кого-то, живущего внутри. Во всяком случае, жилец не показывался, но дождю эта забава не надоедала.
   Эпсилон улыбался. Дождик мелкий, ненавязчивый - ну и что с того, что он идет, не переставая? Зато не жарко. Да, в этой области тумана не было, но тучи успешно компенсировали его отсутствие.
   Эпсилон выбирался из-под шляпы и бродил по бумажной островной гряде. В ней не было ничего необычного - просто стоящие торчком большие прямоугольники картона да плотные бумажные листы. Они частично свешивались за границы островов, некоторые из них склеивались – многие склеивались.-Под ногами Эпсилона и вовсе получилось что-то вроде «папье-маше». В ямках от его следов скапливались лужи, бумага мялась и рвалась на углах. Эпсилон решительно отодвигал тяжелые, набухшие под дождем листы, приподнимал их и искал серебряные растения.
   Промокший, он вернулся к велосипеду и поехал дальше. После пятого острова Эпсилон несколько раз чихнул – и дальше выходил «на прогулки» исключительно в ботинках, а вглубь островов не забирался, доверяя ощущениям.
   Так прошло еще два или три дня. На восьмом острове гряды Эпсилон увидел необычную конструкцию – что-то отдаленно похожее на дерево, если бы дерево могло быть чешуйчатым. Под ним было сухо и тепло. Заведя туда велосипед, Эпсилон стянул мокрую одежду, закутался в полосатый плед и уснул. Выросшая Шляпа свободно закрывала его под собой – и еще место оставалось.
   Невидимой остров тут же стал виться вокруг непутевого серебряного существа, пытаясь его согреть - ему прохлада была нипочем, он же остров. Велосипед сонно шикнул на него, дернув колесом, но тот-таки примостился у головы Эпсилона.
   Чудеса случаются, когда мы спим. Но это у людей. В случае с Эпсилоном чудо случилось прямо в момент его пробуждения. Дождь закончился, великие туманы были чистыми и свежими, переливаясь будто свежевыпавший снег, и Эпсилон немножко полежал, свернувшись клубочком, в уютном таком, продавленном в бумаге гнездышке, прежде чем решил, что хочет ехать дальше.
   Одежда высохла. Он быстро оделся, свернул свой маленький лагерь – и повел велосипед на следующий, девятый остров.
   Так и прошла мимо «большая бумажная островная гряда»: Эпсилон не отыскал новых жителей на свою шляпу. Почтовые шарики были пусты.
   Бумажные острова стояли близко друг к другу – и с предыдущего хорошо просматривался следующий. Однако самое интересное было рассматривать наросшие, загибавшиеся пласты бумаги в цветоскоп. Структура у листов была разная – и все они по-разному светились за разноцветными стеклами. Эпсилон даже специально задержался на десятом острове – ждал ночи – оттуда в сумерках намечалась особенно хорошая панорама на весь пройденный им путь.
   Совершенно неожиданно на одиннадцатом острове он наткнулся на большой серебристый булыжник.
   Это было так: он пошел прогуляться и чем дальше шел, тем ему становилось сложнее двигаться. Он приминал особо толстые листы коленями, локтями, животом, наваливался целиком и даже пару раз порезался (из ладоней вытекли серебристые капли). Вдруг он провалился в пустое пространство – и прямо на камень. Благо, он успел изогнуться и не ударился.
   Точильный камень был твердым образованием дождя историй, Эпсилон использовал его только для одного – выпрямлял на нем спицы. Сверху камень был абсолютно плоским, но от него можно было отколоть кусочек и орудовать им – или при помощи инструментов и аккуратного перестука выправить поврежденные детали, осыпая их серебристой пылью, искрами выбивавшуюся из шершавых боков.
   Так что Эпсилон протоптал основательную дорожку в бумажные заросли – и перебрал в течение двух дней все спицы своего велосипеда.
   Когда Эпсилон заканчивал привинчивать их на место, поднялся настолько сильный ветер, что остров начал раскачиваться – и высокие листы бумаги то били Эпсилона по макушке, то мягко касались плеч… Через день ветер набрал обороты – и помимо прочего опять пошел дождь. Эпсилон задержался в последний раз – срезал листы, сложил их, чуть влажные, в сундук и скатал пару трубочкой – для карты. Он хорошо знал, чем чревата такая погода – на один из островов обрушится буря. Шляпа за последнее время сильно выросла – выросло на ней и витое растение. Эпсилон даже заметил, что оно начинало трескаться – верный признак созревания. Ему никак нельзя попадать в бурю – не с такой шляпой. Так что Эпсилон торопился, стремившись вырваться с архипелага как можно раньше.
   Тринадцать… Четырнадцать… Пятнадцать… О! Боковой путь с солнечного архипелага – надо не забыть нанести его на карту.
   Впереди была очередная рельсовая развилка.

Травяной архипелаг, Малое островное поэтажное кольцо, Скопление диких отдаленных островов:

   Дорога впереди уходила в область небольшой затуманенности. Было не видно, где заканчивался путь на право, но он точно шел вдоль бумажного архипелага - над ним клубились устрашающие грозовые тучи. Снова мокнуть не хотелось – и Эпсилон поехал прямо.
   Невидимый остров плохо себе представлял, куда им надо двигаться и зачем. Эпсилон краем глаза следил за вибрирующим в воздухе пятном. Он думал, что Остров от него давно отстал, но недавно снова его заметил. Из осторожности Эпислон пока не проявлял излишнего дружелюбия – мало ли.
   Колеса крутились с легким стрекотом, цепи взбирались на кассеты, историческая бочка на штанге поворачивалась, по инерции продолжая вращаться. Идиллия – и только! Дождя историй было вдоволь – Эпсилон вовсю пузырил трубкой и рассматривал мир за цветоскопом – казалось, тот должен был вот-вот преподнести ему сюрприз.
   Новый архипелаг оказался травяным. Эпсилон задерживался на каждом острове, обыскивал там почтовые ящики, играл по ночам с летающими огоньками историй и валялся на травке. Он продолжал улыбаться и был всем доволен: он жил, шляпа то ползала за ним, то забиралась ему на голову, и мир не переставал его удивлять.
   Невидимый остров приземлялся рядом – было видно, как он приминал траву. Ему было нечем смотреть, но он ощущал, куда смотрит Эпсилон: наверх. Он знал, что было наверху, но он не мог об этом рассказать – да и зачем? Эпсилону и так было хорошо.
   Как-то днем Эпсилон отцепил от одного из подседельных крючков жесткую круглую кружку и налил в нее немного дождя историй из бочки. После этого он поднял кружку надо головой и позвал.
-Эй! Невидимый остров! Ты питаешься дождем историй?
   Невидимый остров летал над ним по кругу. Эпсилон протягивал ему серебряную жидкость, которая льется с небес, которой он сам питается и из-за которой растет его шляпа. Однако Остров знал, что если на него будет попадать такая жидкость, он будет расти – совершенно точно будет. Не то, чтобы он был против – тогда, в случае опасности, скажем, вроде той, с воздушной ямой, он сможет помочь Эпсилону, а не просто мельтешить вокруг. Но ведь если он станет слишком большим – нельзя будет ерзать у него на руках или летать возле головы, нельзя будет немножко и как будто случайно задевать его спину…
   Невидимый остров так и не приблизился к Эпсилону – тот пожал плечами.
-Значит, не ешь… - и выпил дождь историй сам.
   На четвертом травяном острове Эпсилон нашел растение-домик и поселил его на шляпу. Домик зачем-то сполз на край ее полей – и теперь перетягивал ее вниз.
   Каждый день Эпсилон находил изменения в воздухе, встречал разрозненные стайки серебряных призраков в тумане и просто путешествовал по островам… Давно он так не отдыхал! На десятом острове он нашел еще одно растение-домик и, подсаживая его, сказал себе.
-Уже почти. Уже скоро.
   Неожиданно на двенадцатом острове опять пошел дождь историй - шляпа стала тяжелой до невозможности. Нос Эпсилона сильно сморщился и напоминал высохшую яблочную кожуру, так же сморщился лоб, кожа на голове и затылке: сотни ножек пробирались по его щекам, топтались под глазами – Эпсилон едва успевал их разгонять. Шляпа грозилась стать больше велосипеда в диаметре, и становилось все труднее сопротивляться ветру.
   Через несколько дней он  приблизился к странному образованию…
   Это, конечно, тоже были острова, но располагались они необычно - пирамидкой. Внизу было кольцо из шести островов, намного выше него вздымалось второе – из трех, и, наконец, возвышалась макушка в виде одного-единственного острова.
-Интересно, - Эпсилону нравились необычные островные конструкции. К тому же трава на этих островах была особенная, похожая на осоку – высокая и густая. За велосипедом оставались аккуратные борозды. Эпсилон проигнорировал подъем на второй уровень с первого острова и сначала объехал все кольцо целиком. Потом он вернулся, поднялся на второй уровень, исследовал там островное кольцо и взобрался на самый верх.
   Стоя у края, он с восторгом оглядывал окружающий мир. Вон там, справа – архипелаг травяных островов; слева – тоже что-то похожее на архипелаг; а еще левее - туман - и ничего не видно, но над его гигантскими арками высовывается что-то розоватое…или зеленоватое… или бурое… Эпсилон еще немного повертел цветоскоп – определенно в тумане тоже был архипелаг, интересно – какой?
   В шутку он подпрыгнул, взмахнув руками - на этом высоком острове казалось, что можно коснуться облаков – так близко подошло небо.
   Эпсилон вернулся к развилке - и поехал к небольшому скоплению островов в отдалении.
   Внезапно на полпути рельсы вдруг пошли волнами и стали как-то странно вздыматься – как будто вставали на дыбы! Эпсилона трясло, кидало из стороны в сторону и подбрасывало в воздух.
-Дикие… - понял он, без труда удерживаясь в седле. - Дикие острова!
   Дикие острова гнездились только кучками и были прочно связаны между собой. Обычно они не признавали какой-либо организации и были все разные, вместо знакомств любили подстраивать всякие каверзы – и отличались прескверным характером. Зато не соскучишься!
-Ага… - Эпсилон не считал их грубые шуточки чем-то из ряда вон выходящим, а дикие острова любил в равной степени, как и все остальные. Пятнадцатый остров скопления, на который он въехал, оказался покрыт колючими зелеными кустами.
-Хм… - он натянул ботинки и, «припарковав» велосипед, спрыгнул. Высоко поднимая ноги, Эпсилон ловко обошел все «колючковатости» и даже нашел почтовый ящик.
-Ай… – правда, тоже в иглах и оплетенный жесткой лозой. В шарике было пусто.
   На следующем «диком» острове Эпсилона ожидали какие-то ползучие шарики; на третьем – жесткие скользкие листья; на четвертом – как нарочно – узенькие, расчлененные вьюнки, которые сжимались на ободах колес..
-Хищники, - констатировал, глядя на последних, Эпсилон, но спускаться тут не стал – объехал остров на велосипеде – кстати, тот постоянно ерзал и трясся. Изучая землю с сиденья, Эпсилон нашел штырь почтового ящика, положил туда письмо… и почувствовал неподалеку серебряное растение.
   Пришлось спускаться.
-Ай!- уже более эмоционально издал Эпсилон, когда одно из растений впилось ему в икру выше ботинок – слава богу – их они не могли прокусить. Увидев действия собрата, остальные, видимо, тоже смекнули, что к чему – или им остров подсказал, но после еще пары часов «прогулки» Эпсилон был искусан капитально. Ему было не до того - он никак не мог увидеть серебряное растение, но ведь оно было рядом – и оно звало его… Так почему же?
   Шляпа ранее возмущенно воспротивилась, когда Эпсилон попытался оставить ее на велосипеде – но теперь всякий раз, когда он наклонялся, чтобы отодрать очередного кусающего-нападающего, она пугливо перебиралась ему на спину – и потом опять обратно – хороший массаж… если бы он потом не проступал россыпью мелких синяков…
   Оставшиеся два острова не отличались оригинальностью. Эпсилон держал ухо востро, – так что когда ночью один попытался вскинуться, чтобы его сбросить, а другой спешно выращивал новые рельсы, чтобы его запутать, Эпсилон быстренько убрался со скопления и поспешил обратно к острову-развилке.
   Ему хотелось ехать по пути, обнаруженному на поэтажных островах, однако вернувшись на тринадцатый остров, он застал не очень приятную картину: рельсы-привидения. Это снова появился блуждающий остров. Так скоро?!
   Ну конечно! Раз недавно был дождь историй – наверняка, он тогда и потянулся в эту область – пустил рельсы, а сам стал ловить остаточные, летающие по округе серебристые стайки. Эпсилон стоял возле переезда и рассуждал – сколько он уже здесь? День? Два? Больше? Когда начнет исчезать? И успеет ли он к тому времени достигнуть острова и вернуться обратно?
   Эпсилон коснулся шпал, закрыл чайные глаза… Он попытался прислушаться.
-Вперед, вперед, вперед… - шептали серебряные перекладины, и Эпсилон поддался.
   Он провел в пути целых два дня. Так вот всегда – из-за какой-то неведомой иллюзии даже между парой островов, находящихся очень близко друг к другу, может пролегать расстояние в неделю, а то и больше! Все в мире Эпсилона было относительно. Он тоже был относителен, но он об этом не знал, а если и знал, то не задумывался.
   На блуждающем острове он постиг нечто необычное. Остров… пел…
   То есть как это – пел? Да очень просто. Сначала Эпсилону показалось, что это привычный ему островной шепот. Но потом он понял: остров действительно пел! Он медленно повышал тембр голоса, перебирая ноты по минорной гамме, и в этом не было какой-то изысканной мелодии, но звучало на редкость органично.
   Зачарованный, Эпсилон замер на острове, не в силах двигаться дальше. Музыка – подсказало сознание – это была музыка! И, черт побери, музыка открыла в нем что-то… что-то новое!
   Черты лица Эпсилона изменились, на них появилось… напряжение? Музыка заставляла его нервничать – брови его ползли то вверх, то вниз, и пропадала намертво приклеенная к губам улыбка. Эпсилон... чувствовал тревогу.
-Ох, - он открыл глаза – была ночь. – Я заснул на блуждающем острове. Ну надо же, – он растерянно моргнул, сел и попытался все еще раз осмыслить. Да что тут было осмыслять? Вон, стоит его велосипед, по спине уже карабкается на голову шляпа – и… и…
-Дом…! - Эпсилону потребовалась еще пара секунд, чтобы прийти в себя: он чувствовал знакомое желание - на краю острова росло маленькое серебряное растение, а краем глаза Эпсилон увидел слева еще одно. Сразу два!
  Шляпа потяжелела. Эпсилону была знакома эта тяжесть – и каждый шаг для него становился все труднее и труднее.
-Уже… совсем пора… - сказал он, когда с нее упал первый большой кусок серебристой кожуры. – Началось.
   Ему оставалось сделать до растений-домов два-три шага, а со шляпы уже вовсю, подражая снегу, сыпались серебристые хлопья. Эпсилон остановился и прошептал:
-Все… сползай.
   Долгие мгновения – и шляпа не торопясь спустилась по его спине, остановившись. Стайка сверкающих огоньков пронеслась перед Эпсилоном, но он не обратил на них внимания, аккуратно извлек из земли серебряный росток и…
   Прямо у него на руках его «оболочка» рассыпалась и остался одноэтажный, широкий домик с треугольной крышей и крошечной дверцей. Домик помещался на ладони и был самым что ни на есть настоящим – с круглым чердачным окошком и печной трубой!
-Так вот каким будет мой новый город… – сказал Эпсилон, поднеся его к глазам. Под домиком все еще шевелились лапки-корешки. Эпсилон плавно обернулся – и посадил его на шляпу… в… город.
   На центральных улицах, ведущих к середине шляпы, еще лежали серебряные ошметки, но все остальное освободилось и очистилось. Подслеповатые окна окутали город светящейся паутиной. Эпсилон рассмотрел миниатюрные магазинчики и фонарные столбы, заворачивавшиеся петельками; он изучил мосты, перекинутые через городские каналы, по которым пока еще не бежала вода, и скамейки у скверов, он… вообще много чего увидел!
   Это был новый город… Новый город вырос на его шляпе! Дома побогаче разместились вместе с садами на пригорках, и крошечные клумбы увешивали их карнизы и водостоки, прятались по углам тротуаров. Городок молчал, - спал… Но это ненадолго.
-Остался последний, - Эпсилон посмотрел туда, где он заметил в траве еще одно растение-домик, поднялся и пошел к нему…
   Но тут началось нечто волшебное. Сначала – город завибрировал… стал зыбким, потек, будто дрожжевое тесто. Дома оплыли – и внезапно вытянулись! Все разом! Стали вдруг узенькими-преузенькими, как резинки… и-и… шлеп! Опять стали нормальными. После этого крайние дома… начали… кипеть. Они начали бурлить! В них бурлили кирпичи и черепички! Поначалу только парапеты, но потом и стены, и крыши - все обратилось в кипение! А когда достигло своего апогея, начало испаряться разноцветными огоньками. Те делали в воздухе сальто – и мчались дальше – их затягивало в верхний бессознательный туман. Постепенно закипели все кварталы, а шляпа под ними уменьшалась. Воронка улетавших огоньков, становилась плотнее, насыщенней, ярче – и вот первые из них достигли верхнего тумана – пронзили его и понеслись еще выше… Куда? Да куда же?!
   Город исчезал, и на глазах Эпсилона зажигались фонари, потекла по каналам вода… Город становился живым. И если сейчас прислушаться, но не так, как обычно, а по-настоящему – именно прислушаться к городу, попытаться его понять, измерить, испытать то же, что и он, можно узнать историю каждого дома, каждой улицы и каждого перекрестка.
   Да - Эпсилон уже очень давно, сколько он себя помнит… на своей шляпе он… выращивал и собирал истории.
   Когда последняя искорка исчезла, и сказочный город растворился. Эпсилон еще около часа стоял и о чем-то думал. Сколько ни наблюдай, никогда не привыкнешь. Они каждый раз были разными – эти города. Иногда они казались Эпсилону пригодными для жизни существ, подобных ему, иногда решительно странными и неудобными. Каждый раз, путешествуя и собирая серебряные растения, из которых потом появятся дома, он непонятным ему образом отбирал нужные – те, которые приживутся. Он просто чувствовал - и все, каким конкретно будет город - он не знал. Иногда он слышал какие-то истории от растений – будущих домов – и таким образом создавалось общее настроение для города. Город рос – вместе с ним росла шляпа.
   Сейчас она лежала на земле - старая, потертая, немного мятая. Она пахла сгоревшими листьями. Эпсилон улыбнулся – он знал, как выглядят листья, и знал, как они горят. Потому что города рассказывали ему о себе, когда исчезали. Он знал о миллионах, миллиардах вещей, знал о физических процессах, знал об относительности, о времени… Да, он все знал, что существует и происходит «где-то там», за верхним бессознательным туманом, где будут жить его города, но…
   Но почему он ничего не знал о своем мире и о себе? Ведь совсем ничего…
   Надо посадить на шляпу новый домик – и он станет началом другого города. Эпсилон вернулся к ней, подхватил под поля - пока еще без ножек – и подошел к новому растению.
-Ну давай… – Эпсилон потянулся было к серебряным виньеткам.
   Но неожиданно они рассыпались. Такое маленькое и уже мертвое? Но внутри что-то было. Эпсилон с удивлением смотрел на… клаксон? Новенький небольшой клаксон, который ему подарил блуждающий остров и дождь историй. 
   За что? За красивый город? Или потому что остров пел - и Эпсилон был поражен?
   Нет, вы не подумайте, Эпсилон не задавался этими вопросом. Не изменяя своему характеру, он просто обрадовался находке. Стащив с заднего сиденья плед, он закутался в него и уснул под неведомые ему мелодии о чем-то бесконечном и горьком.
   БИМП!
   Он случайно придавил свой подарок.

Мыльные острова:

   Он почти проснулся. Все еще сжимая в руке клаксон, не снимая пледа, взобрался на сиденье – и, уютно там примостившись, начал крутить педали. Дорога с острова вела одна. Просто крутишь педали и ни о чем не волнуешься – вот так.
   Пока Эпсилон дремал, Невидимый остров был на страже: летал вокруг и заботливо подталкивал его то с одной, то с другой стороны – лишь бы не упал. Сквозь сон Эпсилон разглядел, что вокруг наслоился туман, причем, он, наверное, уже давно ехал по этой «задымленной» области – и к нему тянули руки всевозможные фантомные образования, что-то завывая.
-Кыш, - вяло отмахнулся он.
   День, два, три… почти через неделю Эпсилон перестал клевать носом, ехал собранный, улыбающийся. Бессознательно, он начал напевать то, что слышал на блуждающем острове, но окончательно задуматься не успел – показался новый архипелаг.
  Новый?! Только тут Эпсилон понял, что что-то произошло.
-А… Меня перенесло, пока я спал. Вместе с островом, - констатировал он спустя минуту и смело поехал дальше.
   С блуждающего острова он вернулся совсем не на тринадцатый травяной остров переезда. Видимо, блуждающий остров начал двигаться после исчезновения города и перебрался в неизвестном направлении. Между прочим, недалеко от предыдущей «остановки», но откуда об этом мог знать Эпсилон? Он вообще не пользовался знанием – он был счастлив, а знанием пользуются только те, кого мучает незнание, те, кто несчастны.
   В итоге переход по прозрачным рельсам был назван «сонным», а перед Эпсилоном возвысилось нечто крайне… любопытное…
   Крупный остров. Значит, он где-то в середине архипелага – или островной гряды. Эпсилон остановился, чтобы запомнить окружавший его мир.
   Это были мыльные острова! Из самого настоящего мыла!
   Они переливались то бурым, то розовым, то болотно-зеленым и напоминали детские песочницы, потому что были сплошь изрыты туннелями. Из туннеля в туннель шли рельсы, все блестело и лоснилось – было тепло – день.
   Некоторые из занятных пещер ветвились внутри островов, создавая целые комплексы галерей. Эпсилон много раз подряд проезжал по одному и тому же пути, прежде чем выбирался на нужный. А Невидимый остров развеселился – он наматывал по туннелям круги и часто улетал к соседним островам поболтать.
   Эпсилон не покидал велосипеда, почтовые ящики искать было бессмысленно, а ходить пешком – трата времени. Все равно растения-дома нигде не выросли, а если бы и выросли - тут же бы и соскользнули.
   Прозрачное мыло было забавным: внутри него иногда попадались застрявшие скопления пузырей. Эпсилону казалось, что он попал в какой-то «музей» – не иначе. Было интересно их рассматривать, пересекать туннели и слушать острова. Обладая легким характером, те встречали его с удовольствием.
   Пока Эпсилон проехал всего четыре острова, прошло довольно много дней. Полученный в подарок клаксон он приладил слева под сиденьем – чтобы было удобней дотягиваться рукой. Вот пойдет дождь историй – и гуделка начнет изменяться, расти так, как захочет ее хозяин. Это тоже особенность дождя. Из-за находящихся в нем историй он видоизменял существующие порядки и создавал новые идеи. А подчиненность желаниям Эпсилона – это… Это просто устройство его мира, о котором он знал, но не задумывался.
   Когда Эпсилон выезжал из острова на пути, зарядил мелкий дождик - все-таки область повышенной туманности. Непривычно легкая, небольшая шляпа не закрывала кончика носа и капли щекотались, стекая по нему. Эпсилон постоянно морщился, особенно когда из тумана на него вдруг что-то вылетело– и с громким хлопком исчезало, окатив горькими брызгами.
-М-м, вкус мыла, - Эпсилон стер с щеки мыльную жидкость, и справа в велосипед врезалось что-то такое же. И опять хлопок - спереди, и опять!
   Хлоп! Хлоп! Эпсилон очутился в гуще тысячи лопающихся пузырей! Мыльных пузырей!
   От дождя мыльные острова вспенились. А поскольку они были сплошь в туннелях и дул ветер, они разом превратились в гигантские приспособления для выдувания пузырей. Через какое-то время Эпсилон был весь мокрый и мыльный, от мыла свербило в носу, а чайные глаза щипало - они покраснели и опухли.
   Остров, к которому он подъезжал, был огромным. Наверное, самым большим на архипелаге – даже главный туннель, возвышавшийся перед Эпсилоном, был скорее для десяти велосипедов, чем для одного. Эпсилон аккуратно заехал внутрь, колеса проскальзывали на стекавшем мыле.
   По бокам туннеля исчезали повороты и ответвления. Эпсилону захотелось совершить небольшую прогулку. Он слышал, как снаружи продолжал тарабанить дождь. Кое-где мыло на потолке истончилось – и вода просачивалась на пол. Эпсилон развлекался тем, что находил мыло помягче и оставлял в нем свои отпечатки, после дождя оно затвердеет и какое-то время там будут следы его рук и ног, а потом, может, успеет нарасти новое мыло (для острова – просто его земля) - и получится, как бы… памятник «здесь был он, Эпсилон».
   Он еще долго плутал по туннелям, пока, наконец, не выбрался на открытую террасу. С нее вело сразу три новых входа. Он не пошел к краю острова – скользко ведь, и чуток поиграл с туманом. Вокруг большие пузыри кружились в вальсе. Эпсилон не видел ни зги, но знал, что призраки дождя историй тоже танцуют где-то за завесой воды, разбившись на пары. Жаль только, мыльные острова не пели. Эпсилон обычно быстро забывал о видах и наклонностях его одноногих спутников, но музыка блуждающего острова будто ударила его! Не то чтобы Эпсилон печалился или радовался, то есть «испытывал потребность» в музыке. Он был странником. Он не думал, было у него что-то или не было, он не привык о чем-то судить и что-то знать. По сути, он как бы «предоставлял» управление своей судьбой кому-то более разумному, создающему его мир, хотя никогда даже не думал «кому» именно. Они вообще есть? Эти «кто-то»?
   Но музыка…
   Эпсилон поправил шляпу – надо вернуться. Невидимый остров вынырнул из тумана, но тут же с шелестом притаился: он старался не отвлекать Эпсилона от «него самого». Тот все равно его почувствовал и улыбнулся, свернув в туннель: остров делал, что хотел, он делал, что хотел - они как будто соблюдали негласный договор.
   Вскарабкавшись на багажник, где подрос зеленый ящик, Эпсилон положил руки за голову, свернулся калачиком – и уснул. Невидимый остров посмотрел на него, посмотрел… и решил еще немного полетать.
   Снаружи небесная лампочка вернулась на свое законное место, но едва ли ее свет проникал в туманные гущи. Остатки дождя капали с вершины круглого входа, а водяные ручейки взмыленными струйками стекали по стенкам туннеля на пол.
   И в какой-то момент они соединились, образовывая плотную, переливавшуюся всеми цветами радуги поверхность.
   Подул ветерок – не настойчивый, так – увлечение, но пленка уже отреагировала на него. Продолжая насыщаться мылом, она заколебалась. Ветер подул усерднее, надеясь сдвинуть ее вглубь – и она поддалась. Поскольку стенки большого туннеля были влажными, пленка легко по ним прошла, становясь все толще и толще… Ветер не сдавался – странная замкнутая аэродинамика боковых туннелей насыщала его новыми потоками – и пленка заскользила быстрее! Достигнув противоположного конца туннеля она стала превращаться в пузырь – и, когда последние мыльные ручейки пробежали по ней, замыкая сферу, она оторвалась и резко спикировала вниз.
  Невидимый остров вернулся в туннель – и никого там не нашел. Он заметался по пещеркам, но совсем не чувствовал в них Эпсилона! Мимо пронеслась стайка серебристых историй, Невидимый остров поспешил за ними. Они увели его из туннеля – и направили в туман, незаметно рассыпавшись по пути.
   Невидимый остров продолжал лететь прямо, когда почувствовал какое-то препятствие. Он едва не врезался в него! В толстую стену прозрачного пузыря!
   Облетев его со всех сторон, Невидимый остров немного обеспокоился - потому что на дне этого пузыря продолжал мирно спать Эпсилон – прямо на своем велосипеде! Оказывается, проходя по туннелю, набирая, так сказать «силы», пузырь захватил серебряного человечка – и заключил его в свои мыльные объятья.
   Кошмар?! Нет, пока рано. Невидимый остров выбрал себе подходящую орбиту, чтобы пролетать поближе к своему другу, и стал по ней вращаться.
   Мыльные острова пропали в неизвестности.

Полет в пузыре:

   Эпсилон проснулся, потому что… потому что он упал. Мало того - на него следом чуть не грохнулся велосипед!
   Что было по меньшей мере странно.
-Бех… - испустил дух Эпсилон, когда его придавило основной рамой в виде буквы «с». Велосипед и сам сообразил, что сделал что-то не то – начал в спешке перестраивать колеса, пытаясь подняться. Те постоянно разъезжались. Наконец, они кое-как замерли, и Эпсилон вскарабкался на свое сиденье, оглядевшись.
-Я – в пузыре, – констатировал он без тени удивления, как будто всю жизнь путешествовал именно в нем. -Я - лечу в пузыре, – подумав, добавил Эпсилон через пару мгновений, почесав нос.
   Это было интересно. Со всех сторон его окружали прочные стенки десятисантиметровой толщины. Они искрились серебром. Вот как… Пока он спал, прошел какой-то незначительный дождь историй, но его было достаточно, чтобы на мыльном острове образовался пузырь, способный удержать внутри такую обширную конструкцию, как его велосипед, ну и его самого.
   Эпсилон спустился и прислонился к полу – туман, ничего не видно. А жаль! Он растянулся на полукруглом дне и уставился наверх. Пузырь давал интересный эффект искажения: все вокруг, как в гигантском калейдоскопе закручивалось и вздувалось.
   Эпсилон так увлекся подсчетом чередовавшихся красных и оранжевых радуг, которые при прохождении определенной точки на вершине пузыря, становились зелеными и фиолетовыми, что ни на что другое не отвлекался. А между тем прошло два дня.
   Порой у него возникало забавное ощущение: когда пузырь проваливался в воздушных ямах. Как будто внутри все подскакивало к горлу, плюс - щекочущее чувство под ребрами и в подмышках. Кроме этого пузырь укачивало, он вращался по инерции, и его бросало по кривым то вниз, то резко вверх. Он постоянно менял направление полета, а иногда замирал на несколько часов – дрейфовал.
   Эпсилон терпеливо ждал, ткнувшись носом в мыльные стены своей маленькой тюрьмы. Сейчас города на его шляпе нет, беречь ему нечего, значит, можно спуститься и за туман, точнее - «под», куда понемногу опускается пузырь. Интересно…
   Но как всегда - в самый последний момент поднялся ветер - и пузырь взмыл обратно в туман.
   Ночью, когда Эпсилон решил для разнообразия поспать, его внимание привлекло что-то небольшое на искривленной мыльной стенке. Пробегавшие по ней цветные волны это «что-то» старательно обходили, спотыкались - и дальше шли неровными кругами.
-Аномалия?
   Нет, все было гораздо проще: из стенки пузыря выбивалось серебристое растение.
   Растение? Как оно там оказалось?
   «Дом…настоящий дом…» – услышал его шепот Эпсилон. Жаль, оно высоко, почти на самой вершине пузыря, где его не достать. Что же делать?
   Ну, дождаться, когда пузырь лопнет, потом забрать домик – и пересадить его на шляпу – всего-то! А пока можно послушать его рассказы, узнать, каким, возможно, будет новый город.
   Эпсилон умывался дождем историй из бочки, пил его, восстанавливая силы. Сейчас пузырь поднимался вверх – и вскоре вырвался из области сильной затуманенности. Было бы на что смотреть – вокруг ничего не было. Эпсилон попытался нанести на карту свой маршрут полета, но быстро запутался и прекратил.
   Еще три дня прошло.
   Растение-домик в стенке пузыря постепенно рос, и Эпсилон как-то заприметил вокруг него вторую мыльную оболочку. Видимо, дополнительный пузырь. Что ж… это даже лучше – потому что если лопнет большой – маленький останется, и растение…
   «Если лопнет». Эпсилон не знал, как такой толстый пузырь может лопнуть. Нет, теоретически, если он попадет в грозовую тучу или напрямую столкнется с каким-нибудь острым предметом на каком-нибудь рассерженном острове, оболочка порвется, но никак иначе.
   Поэтому, когда Эпсилон заметил, что линий-полосок у пузыря стало меньше, да и видно окружающее пространство стало получше, он проверил толщину стен. Так он и знал! Она сильно сократилась! Зато оболочка вокруг домика стала на порядок материальней! Более того, с нее капало мыло, и за прошедший день эта тенденция только усилилась. Выходит, растение-домик получало кокон-контейнер, который забирал силы у большого пузыря – и, скорее всего, последний очень скоро исчезнет без посторонней помощи…
   Эпсилон отнесся к своим выводам практично: соорудил из бывшего тента что-то вроде парашюта и прицепил его по углам выступающих частей велосипедной рамы. Теперь, если он окажется в воздухе, сможет спланировать или еще немного пролететь – как повезет с ветром. Кстати о нем: Эпсилон очень чутко в последнее время научился определять направление воздушных потоков. Куда бы ни повернул пузырь: по спирали, по кругу или когда шел зигзагами - он интуитивно и от нечего делать подмечал, на какой высоте что происходит, и какова зависимость скорости пузыря от его траектории. Конечно, все это было приблизительно – ему не хватало приборов, названия которых подсказывало сознание (для измерения высоты и давления), но зато у него были интуиция, уши и логика. Он так навострился угадывать, куда и как его «тряхнет», что заранее наклонялся, чтобы не поскользнуться лишний раз. Мыльные стенки больше его не беспокоили, все шло своим чередом: если он упадет – значит – упадет. Он с интересом ждал продолжения.
   Пора спать.
-Оу-уо!
   Эпсилона прижало к стене - они попали в воздушную петлю и пузырь вращался по спирали, как сумасшедший. Эпсилон вдруг понял, что его руки и спина намокли. Он поднял ладонь - и за ней потянулись слизистые ниточки. Все было в мыле. Но не это было самое страшное. Велосипед, как успел заметить Эпсилон, почти на половину вывалился за пределы пузыря – и продолжал выпадать!
-Н..! – Эпсилон даже не успел что-то предпринять. С негромким «хлюп» последняя пара колес выскользнули наружу, и пузырь резко пихнуло в сторону, а велосипед полетел незнамо куда.
   Страшные пару секунд он падал безо всякого сопротивления, а потом над ним раскрылся парашют!
   Эпсилон, сам того не замечая, все это время ни жив ни мертв припадал к стене и следил за ним.
   Уже не первый раз он остался один, но теперь он почувствовал себя… неуютно. Эпсилон не сразу понял – отчего, но потом сообразил: он не знал, куда велосипед приземлится и приземлится ли вообще. Он не знал, увидит ли его. Он не…
   А почему ему не все равно? Эпсилон пожал плечами, однако улыбнулся через силу. Он посмотрел на растение-домик наверху, потрогал шляпу и цветоскоп в футляре (сшил, пока летел). Самое ценное – при нем. Во внутреннем кармане комбинезона топорщилась трубка. И что же…
   Эпсилон бы еще долго мучился между «интересно, что будет» и «черт, что же случилось», но тут гигантский, покрытый травою бок неожиданно погрузил все  в сумрак.
   Остров! Пузырь прошел совсем рядом – и продолжил спускаться. Но дальше – внизу… был еще один. И что самое главное – справа показалась зеленая шляпка парашюта, уверенно пикирующая в его направлении. Велосипед в безопасности!
   Эпсилон облегченно выдохнул, чего за ним почти не водилось. Забавно - будто его сердце… успокоилось. А ведь минуту назад оно, кажется, немного сбилось со своего привычного ритма? Эпсилон аккуратно передвинулся к центру пузыря: он получил неплохой разгон и теперь на всех парах несся дальше.
   Через какое-то время наконец начали попадаться остальные острова архипелага.
   Все-таки, Эпсилон упадет именно на них – это обнадеживало, ведь ему предстояло сохранить растение-домик.
   Однако пока он рассматривал то, что позволяли рассмотреть наплывы редкого тумана, он заметил одну странность: между островами не было рельс.
   Весь день пузырь кружил над архипелагом, то подлетая ближе и ниже, то уносясь куда-то за облака (правда, уже без особого энтузиазма). Стенка пузыря стала совсем тонюсенькой, почти прозрачной, и Эпсилон все чаще прикидывал – как бы ему изловчиться и ухватить растение, когда они начнут падать. А потом, после приземления, он уж как-нибудь разыщет свой велосипед.
   Пузырь лопнул.

Часть 2. Бархаль.

   Эпсилон падал, придерживая шляпу, и ни о чем не думал. Второй рукой он дотянулся до другого «пассажира», но домик выскользнул у него из пальцев и вскоре скрылся из виду.
-Я похож на птицу… – шепнул Эпсилон, потому что вспомнил, что были такие летающие животные в историях одного из его городов.
   Но он продолжал падать – и главной задачей становилось приземление – желательно – на один из островов, которые он видел.
   Падение развеселило его: он же знал, что его мир удивителен и каждый раз преподносит ему что-нибудь интересное! Он и теперь не подкачал! Щеки Эпсилона смешно раздувались, верхний комбинезон трепыхался на ветру. Он падал в грязной белизне, пока не увидел под собой нечто угрожающе черное…
   Подключился Невидимый остров, Эпсилон почувствовал, как он уперся ему в грудь и настойчиво пытается остановить. Но тут их передернул ветер, и Остров вывалился, отлетев далеко в сторону.
   Чернота внизу разрасталась и быстро заполонила собой площадь, равную небольшому острову. Но что это - было совершенно непонятно! Оно имело раскрытое жерло, похожее на глотку гигантской каракатицы – и темную дыру у нее в центре. Видимо, все, что попадало на «лепестки» жерла - скатывалось внутрь, а потом оттуда…
-Куда? – спросил сам у себя Эпсилон, когда убедился, что от черной дыры ему не увильнуть.
   Он успел рассмотреть, что стены у жерла не сплошные, а спаянные из всего подряд, начиная тканью и кончая плоскими длинными досками. По всей видимости, «главный архитектор», придумывающий островам содержание, явно что-то перемудрил…
   С тонким свистящим звуком Эпсилона засосало внутрь. Его незамедлительно швырнуло в сторону, что-то застонало, какие-то подпорки подогнулись и с оглушительным треском переломились. Эпсилон попытался затормозить, но вокруг постоянно менялись сегменты-стены, – и его руки проскальзывали на них, отчасти покрытых слизью. Эпсилона бросило направо, налево, потом вниз, немного вверх, и опять – вниз. Вдруг труба резко свернула (надобно отметить, что в ней до этого была кромешная тьма) и Эпсилон увидел «свет в конце туннеля». Последний пошел под уклон – пятно света приближалось – и Эпсилон вывалился. Куда-то…
   Он только мельком увидел, куда, и точно не взялся бы сходу это описать. А потом произошло резкое столкновение с водой…
   Пш!
   …и он потерял сознание.
   Невидимый остров был в панике. Он не решался залететь внутрь жерла, но если бы только оно… Эпсилон вот не видел, что вокруг, пока падал, а у Острова была возможность все подробно рассмотреть, когда он немного успокоился.
   Он не был удивлен. Скажем так, он знал, что в их мире есть нечто подобное, правда, никогда с этим не сталкивался – только издали. Ему рассказывали об этом другие острова, старые и новые, кто что видел. Да и Эпсилон со своими посланиями тому, кого может и не быть… Смех, да и только.  Зачем тогда вообще нужны потовые ящики?!

Стеклянный резервуар:

   Когда Эпсилон очнулся, он закашлялся, немного отдышался, но закашлялся опять, а потом понял, почему его легким так непривычно – он был абсолютно, полностью погружен в воду, даже не в воду, а в…
-Дождь историй, – сказал Эпсилон, но вместо слов из горла вырвались серебристые пузыри.
   Получается, дождем историй можно дышать. Наверное, потому что из него сделано вообще все. Что ж… Эпсилону потребовалось еще несколько глубоких вдохов, чтобы привыкнуть к новым ощущениям. После этого он перешел к стадии «оглядывания».
   И пришел в некоторое замешательство. Кое-как проплыв вперед (Эпсилон никогда не плавал, так что это больше походило на «подполз»), он уперся во что-то твердое, мутное. Он ощупал препятствие руками. Оно было прохладным, и внутри что-то постоянно переливалось. Как будто за ним кто-то ходил туда-сюда. Эпсилон вдруг подумал про материал препятствия – «стекло». Он даже постучал по нему – точно стекло! Ногами прощупывалось дно. Понемногу подпрыгивая, он начал двигаться вдоль стены и нашел на уровне головы и на уровне коленок обитые резиной отверстия. В одно из них были вкручены спиралькой металлические пластины, а в другом стояла переборка.
-Странный… остров.
   Бывают ли вообще такие острова, какой он видел при падении? Наверняка бывают. Чего только не бывает в его мире! Эпсилон продолжил двигаться по кругу, но больше ничего не обнаружил. Тогда, напрягшись, он оттолкнулся от дна и попытался всплыть, но руки и там уперлись во что-то твердое - какая-то крышка - и не поднимается.
   Все же – где он?
   Надо выбираться – надо найти велосипед. Хотя это интересно до ужаса…
   С другой стороны стеклянной стенки опять приблизилась какая-то тень.
-Что это? – Эпсилон приложил ладони и уперся лицом в стекло.
   Но тень снаружи тут же исчезла, зато Эпсилон услышал где-то справа отчетливые гулкие удары. Ему кажется или кто-то поднимался по лестнице? Потом раздался приглушенный скрип – и открылись боковые отверстия. Вода через них стала медленно куда-то вытекать. Эпсилон легко сопротивлялся потоку и даже попробовал закрыть верхнее отверстие рукой, но что-то рассерженно бухнуло. Эпсилон пожал плечами. За стеклом над головой стояла все та же знакомая тень - те же разводы, отблески и пятна.
   Да, на острова это походило все меньше и меньше. Особенно этот большой стеклянный резервуар с дождем историй. И еще – почему двигалась та тень? И что она вообще такое?
   Неожиданно стало темно.
-Ночь? – Эпсилон поздравил себя с ночью, вытянулся, позволив дождю историй самому себя расположить, и уснул.
   На следующий день тень появлялась еще пару раз. Воды в резервуаре поубавилось – и ладони Эпсилона целиком высовывались над ее поверхностью. Он подробно рассмотрел люк в потолке, просто чтобы увериться, что не ошибся, и его не могли вырастить острова.
   И снова внезапная ночь. И почему-то днем.
   Прошло немало времени и воды уже стало по грудь. Эпсилон подходил к стенкам, выплевывая оставшийся в легких дождь историй, щупал их, стучал.
   Когда тень вернулась, он как раз лежал на дне. Увидев ее очертания, Эпсилон тут же вскочил, подошел к верхнему люку, собрался с силами и громко крикнул (он вообще-то не любил кричать).
-ЭЙ! Ты кто? Подними крышку! Э-эй! – он подпрыгивал и сопровождал свои слова ударами по ней.
   Тень постояла на лестнице дольше обычного, но опять растворилась.
-Может, это бессознательный туман, и я все же на острове со странной землей?
   Когда вода опустилась ниже пояса – при всем внутреннем благодушии Эпсилон пресытился своим положением.
-Эй! Выпусти меня! Эй! – теперь было понятно, что переборки в боковых отверстиях кем-то регулировались, а люк наверху приподнимался – да и как бы иначе он сам сюда попал?! Эпсилон настойчиво колотил по стеклу, но тень все равно уходила, а когда он колотил в крышку люка, она вообще потом долго не появлялась.
   Он беспокойно уснул, уже умело держась на поверхности воды, когда посреди ночи раздался новый, незнакомый ему скрежет.
   Эпсилон уже настолько привык к постоянному вакууму, в котором был вынужден пребывать, что звуки напугали его. Ну как «напугали», он проснулся и по привычке подошел к люку.
   Скрежет повторился – и неожиданно крышка над Эпсилоном поднялась - и…
   На него обрушился поток воды! Он сбил его с ног и закружил на дне.
   Эпсилон понял, что снаружи начался дождь историй - и отверстие открыто, чтобы его собрать. Но у него были другие планы - ему надо выбираться.
   Правда, все оказалось немного сложнее, чем в теории. Когда воды набралось достаточно, чтобы он мог ухватиться за «выступ» люка, оказалось, что никакого выступа там нет – и к крышке прицеплена резиновая труба. Ее край вплотную оборачивал стеклянное горлышко и был чем-то защемлен снаружи – так просто не стянуть.
   Струйки дождя сбегали по плечам и спине, заливая нос. Медленно, очень медленно труба начала поддаваться. Скоро щель стала достаточной, чтобы с горем пополам в нее протиснуться.
   Эпсилон просунул в нее плечи, живот, ноги. Попытался опереться снаружи руками, но тут же поскользнулся, не удержался и куда-то поехал, инстинктивно закрывая голову.
   Бам! На нее и приземлился.
   Темно. Эпсилон пытался приподняться, потирая ушибленную макушку и локоть, но тут у него куда-то провалилась нога – пара волнующих мгновений полета… и он опять упал.
   Вот теперь по-настоящему стало темно.

Бархаль и Дом на острове:

   Что-то теплое настойчиво пихалось, не давая досмотреть десятый сон. Невидимый остров осторожно толкал Эпсилона в голову, отлетал подальше, но не мог удержаться и опять касался лица…   
   Эпсилон помахал рукой, отгоняя его, встряхнул рыжей растрепанной копной волос и кое-как открыл уставшие глаза.
   Он НЕ понял, что увидел, несколько раз моргнул - но ничего не исчезло. Тогда Эпсилон осторожно поднялся, поднял голову.
   Существо, анатомией похожее на него самого, не могло усидеть на месте и нетерпеливо раскачивалось, постоянно при этом улыбаясь и каждый раз чуть обнажая верхний ряд зубов - как будто скалилось. Оно взгромоздилось на покосившуюся железную перекладину и, схватившись за собственные пятки, качалось вперед-назад, при этом создавая ужасный скрип.
   Существо было облачено в просторную зеленую хламиду, а его ноги, руки и горло были обтянуты красной сеткой. На узких длинных ступнях красовались ботинки из коричневой кожи, из того же материала на ладонях болтались свободные «пер…чатки» (вроде так они называются).
   Самыми удивительными были его искрящиеся шоколадные глаза. Они постоянно метались, перепрыгивали с одного предмета на другой, а их прикосновение было пронзительно острым! Улыбка существа называлась «хочу все знать», она была какая-то… беспокойная. Да все существо было беспокойным и угловатым. В отличие от плавного, закругляющегося Эпсилона, под балахоном у него торчали острые концы плеч, не менее острые локти и колени. Дыбом стоящие волосы цвета жженой травы загибались назад, а острый длинный нос был так же испещрен морщинками, как и нос Эпсилона. Образ дополняли резкие движения, порывистые и четкие.
   Существо внезапно соскочило с балки, приземлилось – и выпрямилось. Оно оказалось такого же роста и тут же возобновило движение: уже вскарабкалось на что-то слева, поближе, и там продолжило качаться. Оно с жадным любопытством изучало Эпсилона, но казалось, сейчас оно все бросит, в мгновении ока сорвется с места и опять куда-нибудь денется.
-Непостоянный, - сказал Эпсилон и не заметил, что сказал вслух.
   А существо заметило. У него и впрямь было очень подвижное лицо! Оно тут же окрасилось сотнями морщинок и стало говорить.
-Как думаешь, Бархаль, может, как-нибудь назовем это?
   Оно явно к кому-то обращалось, вот только Эпсилон никого больше не видел и никак не мог взять в толк – что за Бархаль. Существо, в свою очередь, довольно кивнуло.
-Точно, я согласен с тобой! Надо бы выбрать ему имя… или… - оно легко перепрыгнуло Эпсилона и повисло на противоположной стене, ухватившись за кривую трубу. – Он же все равно пропадет через несколько дней? Что ты – не видел таких? – оно опять отпрыгнуло и на этот раз уцепилось ногами за перекладину в потолке. Оно, похоже, отлично знало, где у него что находится. Свесившись вниз головой и все еще продолжая раскачиваться, существо тараторило. – Хотя раньше мне такое не виделось. Да и не помню я, чтобы призраки ломали потолки! А этот – сломал его! – существо подтянулось, ухватилось за края дыры, куда незадолго до этого провалился Эпсилон, и крикнуло. – Видишь, какая дыра! Я чуть сам в нее не провалился! Знаешь, глюки остаются глюками, но могли бы вести себя повежливей!
   И существо без труда скрылось на верхнем этаже, не дав никаких объяснений. Эпсилон даже не успел его окликнуть.
-Ты… кто? – сказал он вдогонку, сел, там же, где стоял, и обхватил лицо ладонями. Это продолжалось пару мгновений, но не таков был Эпсилон: он уже привык не удивляться, а только радоваться. Привык… вроде…
   Но… Это…
   ЭТО!!
   Есть вещи, которые никогда не случаются. Есть вещи, о которых даже подумать страшно. А есть вещи, которые не случатся, но думать о них не возбраняется. Просто мысли приводят к ненужной суете…
-Ненужной, - Эпсилон встряхнул головой. – Еще какой нужной! Это… это существо… это создание! Оно… Оно ведь…!
   Эпсилон обладал завидной способностью быстро успокаиваться, но сейчас привести себя в порядок было выше его сил. Когда безгранично устойчивый мир, оказывается, обладает возможностью к такому же безграничному саморазрушению, надо хотя бы (для начала) сохранить себя – то немногое, что осталось.
   И тут у Эпсилона промелькнула тревожная мысль - а вообще-то… есть ли он сам у себя?
-Что за глупости! – тут же откинул ее Эпсилон: он есть – и с этим не поспоришь. Для убедительности он хотел поправить шляпу на голове, но оказалось что ее там нет.
   Шляпы нет!
   Без паники. Во всяком случае, Эпсилон решил осмотреться и только тогда прийти к каким бы то ни было выводам. Он глубоко вздохнул и сделал то, чего раньше никогда еще не делал:
-А чего я, собственно, удивляюсь? Я всегда знал, что кто-то должен быть кроме меня. Зачем я тогда писал письма? Ну да – место необычное, но разве я не видел места в сотни раз необычнее?
   Прочитав себе нотацию больше одного предложения, он нахмурился. Так не пойдет. Что бы с ним не случилось – это очевидно ин-те-рес-но, но… надо найти это существо, поговорить… прояснить некоторые… детали.
   Забавно: общение всегда представлялось Эпсилону лишним или непонятным, а сейчас он понимал, что без разговоров ему не обойтись.
-Что за противное ощущение, – он пощупал ребра. В них что-то радостно дрожало, и с внешним миром бойко перестукивалось сердце, используя такой свой единственный способ связи.
   Комната, в которую провалился Эпсилон, была странной: в ней был много люков и отверстий, а из стен торчали какие-то штыри в окружении блоков и непонятных конструкций из серебряных веревок. Из комнаты вели туннели, трубы с откидными крышками и даже лестница, довольно неуклюже сколоченная, связанная и спаянная. В конце комнаты была дверь. Стены по-прежнему являлись сумбурной мозаикой из чего попало, и сквозь щели в них пробивался сумрачный свет бесконечного мира. Это Эпсилона немного успокоило, он с любопытством пошел дальше по коридору.
   Создавалось впечатление, что хозяин этого «дома» вообще не передвигался по полу. Ну зачем ему столько крючков, колец и штырей? Зачем ему все эти хитрые сгибы, рычаги и шестерни? Эпсилон подул в широкую трубу, терявшуюся где-то выше второго этажа. Труба отозвалась хриплым басом.
   В коридоре висели занавески из железных пластин, а слева оказалось еще одно помещение. Но Эпсилона чрезвычайно заинтересовала огромная, от пола до потолка, доска. Черная, она вся была исписана…
-Мел, – Эпсилон достал из мешочка, подвешенного рядом, белый обрубок. Доска была изрисована чертежами и схемами, непонятными кривыми каракулями и прямыми линиями. Эпсилон не удержался – и тоже попробовал начертать у нее в уголке… что? Он не смог придумать. После этого Эпсилон вошел в некую гигантскую комнату и пораженно застыл.
   То, что все эти подвесы и цепочки имеют какое-то назначение, сомневаться не приходилось с самого начала, но здесь, в этой комнате Эпсилон увидел доказательства своих предположений: половину помещения занимал кусок велосипедной рамы. Запчасти к ней и прочие нужные предметы валялись вокруг, а в углу были собраны в кучу всякие материалы, пригодные для конструирования чего бы то ни было. Чуть ближе лежал плоский, большущий точильный камень!
   Эпсилон рискнул подойти ближе и мягко коснулся блестящих перекладин. Это Существо, которое он видел… живет здесь давно и… – он посмотрел на свои пальцы - на них была… пыль?
-Живет?! – Эпсилон опять нахмурился – уже второй раз за день. Ведь он находится на острове? Так? И у существа есть велосипед? Ну и? Какой вывод напрашивался?
   Ответ можно было получить, только оказавшись снаружи. Немного побродив по мастерской, Эпсилон нашел просторные ворота с откидным крючком и еще одну дверь за кучей хлама.
   Прилегающая комната оказалась чем-то вроде склада. И он опять сильно удивился: кроме серебристых досок, различных тканей и явно содранных с ног островов пластин железа, здесь были и шерсть, и мыло, и что-то светящееся… заключенное в банки. Каким образом все то, что можно было найти только на островах, навалено здесь?
   Эпсилон увидел подвесную лестницу – подпрыгнул и ухватился за край. Качаясь, он постепенно подтянулся. Тут справа в потолке приподнялась часть пола, и вниз с фырканьем спустилось Нечто в зеленом балахоне. Существо опять висело вниз головой. Его лицо было недалеко – и, заметив Эпсилона, быстро пришло в движение:
-А-ап! Ты еще здесь?! Хорошо ты сбит, крепко! Так просто не разваливаешься!
   К чему относилось сие высказывание, Эпсилон не имел ни малейшего понятия, зато он разглядел на левой скуле Существа золотистый выжженный знак, похожий на колесо велосипеда. Розоватая кожа собиралась вокруг него мелкими морщинками.
   Но Существо не задержалось: оно соскочило на пол и принялось рыться в куче пустых жестяных банок размером с бочки (разумеется, тоже серебристых). Эпсилон спрыгнул следом, оказавшись у него за спиной, и предпринял попытку номер два:
-Ты кто?
   Существо не обратило на него никакого внимания. Эпсилон сделал пару шагов вперед – протянул руку – и вежливо постучал существо по угловатому плечу.
-Так кто ты?
-Ох! – Существо отмахнулось, но мгновенно подпрыгнуло и разместилось где-то над головой Эпсилона. Оно растерянно потрогало свое плечо, потом чуток наклонилось, свесив ноги, и внимательно посмотрело на своего гостя.
-Слушай, раз уж ты появилась, не мешай мне – и вернись к дождю историй. Расчепишься - от тебя только польза будет, хотя… – Существо безрезультатно примяло жесткие волосы. – Мне только один раз попадались призраки такого яркого цвета, да еще и способные до меня дотронуться. Но вот галлюцинации у меня постоянно! Так что я знаю в вас толк! Ну? И? Ты хочешь мне что-нибудь рассказать? Рассказывай и проваливай уже куда-нибудь… давай-давай…
   Наконец Эпсилон стал что-то понимать! Это Существо полагало, что он слеплен из дождя историй? Что он «призрак»? Похоже, в их мире и такое было возможно?
-Вполне, - кивнул себе под нос Эпсилон. Все равно на него не обращали внимания.
-Даже если бы ты могла говорить, – продолжало Существо. - Так и знал, что резервуар для сбора дождя надо периодически чистить, а то скапливается там всякое на стенках… – оно простукивало выбранные им банки, выискивая в них трещины, на Эпсилона оно едва смотрело.
-Так кто ты? – опять повторил последний, и Существо, странное дело, замолчало и замерло, как-то раздраженно при этом поведя плечами и будто бы рассердившись:
-Да Бархаль я! Бар-халь! Ну и что? Зачем это - тебе? Ты ведь исчезнешь через пару не – ну… через три-четыре дня! Ну узнал ты мое имя – и что? Хочешь воплотить меня в себе? Поздравляю, товарищ бессознательный туман! Эта твоя версия очень похожа!
   Существо, именуемое Бархалем, рассмеялось так заразительно и звонко, подаваясь всем телом, что сдержанному на эмоции Эпсилону тоже пришлось улыбнуться. 
-Серьезно, ты знаешь, что чем дольше не возвращаешься обратно в туман, тем прозрачнее станешь? Так что советую пойти и прыгнуть туда, но лучше, конечно, в мой резервуар - тогда быстрее воплотишься в какой-нибудь истории. Ну все – двигай!
-Меня зовут Эпсилон.
   Бархаль опять резко замолчал, вгляделся в Эпсилона, перестал качать ногами и смеяться.
-Эпси…лон? Он уперся локтями в колени. – Такс… Послушай меня, Эпсилон… Я видел уже сотни тебе подобных галлюцинаций и призраков. Давай сразу все проясним: я - не сумасшедший и таковым себя не считаю. Если ты появился, потому что я сам с собой говорю – мне это не надо, спасибо. Я так делаю, знаешь ли, чтобы привести мысли в порядок и мне так больше нравится. Ясно? Так что будь добр, исчезни? Ну или… если ты из тумана, можешь приходить ко мне в гости, но тогда не надо так стараться, делаться таким плотным и все прочее… Меня устраивают эфемерные призраки, правда! И относиться я к тебе буду точно так же, как сейчас. Точно! Заглядывай на чай, если захочешь рассказать мне что-нибудь интересное. Правда, чай я не пью, сам знаешь. В нашем мире чая нет. Но…
   Внимательный взгляд Эпсилона, изучающий и оценивающий, не понравился Бархалю. Призраки и галлюцинации вообще избегали смотреть ему в глаза, а если он смотрел в их - там было пусто или бесконечно далеко. Но здесь…
   Бархаль пожал плечами и куда-то ускакал по своим делам.
   Эпсилон был заинтригован. Как странно: он никогда не нуждался в компании, путешествовать наравне с путешествием – это самое прекрасное. Так почему сейчас ему так понадобилось поговорить с этим… Бархалем? Почему захотелось что-то узнать о нем?
-Да нет, нет… глупости, - попытался откреститься Эпсилон, но, ясное дело, у него это не очень-то вышло.
   Он нашел распашную, полукруглую дверь – и, наконец, оказался снаружи непонятного дома.
   Он точно был на острове. Эпсилон подошел к краю, поросшему короткой зеленой травкой. За ним была привычная глазу картина: нижний бессознательный туман. Точно – Эпсилон, скорее всего, на архипелаге тех странных островов, которые он видел, когда падал. Между ними - не было рельс.
   Справа располагалось что-то гигантское и жуткое – так что Эпсилон пошел налево. Возле дома трава была вытоптана – особенно у наклонных досок, прислоненных к воротам.
   Вопрос «как же это построено и держится» Эпсилон разрешил, немного прогулявшись вдоль стен. Ничего необычного – внизу крупные перекладины, а выше – мельче. Дом был очень высоким и пропадал в тумане. Эпсилон хотел отойти подальше – вдруг увидит жерло, в которое упал, но вместо этого увидел нечто странное: к острову был притянут и крепко-накрепко привязан… соседний остров!
-Это как так? - спросил Эпсилон, рассеянно пнув толстый серебряный канат. В остров, на котором стоял, были вделаны крюки, около шести, а через них продеты веревки – и то же самое было повторено на другой стороне у другого острова.
-Зачем? – не понял Эпсилон, осторожно перебежал туда.
   Он немного побродил по нему, зато почти разглядел дом Бархаля. Если вспомнить высоту первого этажа - был еще такой же второй, а то и третий. Сколько Бархаль все это строил? Представить подобное было сложно, но, очевидно «долго». А где он тогда взял столько материалов? Как выжил без дождя историй? Нет, надо найти его и поговорить.
   Вообще, он посчитал Эпсилона еще и галлюцинацией – и это было забавно. Эпсилон подумал ровно то же самое, когда в первый раз его увидел, но у него отродясь ничего подобного не было – и потом… это гораздо интереснее, если Бархаль действительно есть, а не острова придумали какую-то злую шутку.
   Вдруг наступила ночь.

Ночь и большая комната:

   Эпсилон решил, что ни Бархаль, ни остров от него не убегут, растянулся на траве и стал глядеть в проплывавшие мимо облака, ожидая, когда придет сон.
   И все бы ничего, вот только зря он лег возле входа в мастерскую, потому что посреди ночи на него наступили, тут же отскочили, и, пока кашлял, он услышал хохотавшего Бархаля.
-Это что – бойкот?! «Меня зовут Эпсилон. Я очень качественная галлюцинация и исчезать не собираюсь»? Ха-ха! Эй! Ну зачем тогда у порога-то лежать?! Знаешь, у порога… - Бархаль замолчал, потому что Эпсилон проснулся, поднялся и опять этак внимательно на него смотрел.
-Где мы?
   Бархаль подпрыгнул, забрался еще повыше и только тогда ответил.
-На острове – это же очевидно. Хочешь сказать – не знал, где собирался сформироваться?
-На каком острове?
-На разделенном острове.
-Это архипелаг?
-Архипелаг, архипелаг… -  голос Бархаля удалялся – опять он куда-то отчалил.
-Все равно еще увижу, – уверенно сказал Эпсилон. Спать больше не хотелось.
   Ему было неуютно. Из дома Бархаля через щели в стенах пробивалось какое-то желтое сияние. Падая на землю, оно расчерчивало ее на полосы. Что бы это могло быть?
   Немного поплутав, Эпсилон отыскал вход и очутился в комнате, где было много подъемников и других механизмов, и… источников… освещения?
   В стены были вделаны круглые фонарики и лампочки, они-то и производили мягкий желтый свет. От каждого фонарика тянулось что-то серебристое, потом оно собиралось в пучок и затем снова где-нибудь ветвилось. А-а, это провода.
-Эле…ктричество? – слово Эпсилону не понравилось. Если подумать, есть еще свечи, они выглядят приятней в его знаниях.
   За стеной хлопнули в ладоши, Эпсилон нашел дверь и попал в самое большое помещение из всех, что он видел.
   Там стоял стол. Неподалеку раскачивалась над полом круглая кровать, а у стены притаилась лесенка, ведущая на неогороженный второй этаж – так что можно было видеть сверху, что происходит внизу.
   На кровати кто-то пошевелился - и свет неожиданно погас. Стало темнее, чем обычно на островах. Эпсилон по памяти подошел к столу, там были рассыпаны мелкие пластинки, а рядом лежало сверло. Он оглянулся, но уже забыл, где что. Кое-как он различил впереди еще одну дверь, открыл ее – и вышел…
   И оказался на широкой террасе. Перед домом на траве валялись разные предметы, с террасы к ним вели ступеньки. На ней самой стояло кресло качалка, в одном из углов сгрудились поставленные друг на друга трехногие табуретки, а возле верхней ступеньки вращался какой-то красивый предмет: нанизанные на палочки круглые диски, подвешенные одни над другими. Сбоку у непонятного прибора была ручка. Эпсилон безбоязненно потянул ее, и диски неожиданно завращались, стали соприкасаться друг с другом, звенеть и…
-Музыка! – обрадовался Эпсилон.
   Но в тот же миг в комнате, где он только что был, что-то с грохотом упало. В дверном проеме показался всколоченный Бархаль в пижаме в полоску.
-Чего шумишь?! Я сплю!
   Эпсилон не сразу обратил на него внимание, а Бархаль, резко вышагивая, подошел, скинул его ладонь с рукоятки инструмента и хотел уже опять уйти, но замер. Снова взял ладонь Эпсилона, взял вторую – постоял, подержал их, непонятно что в них высматривая и хмурясь… Однако потом он махнул рукой, почему-то бережно их отпустив, и скрылся, видимо – в своей комнате.
-Как можно шуметь музыкой? – Эпсилон спустился на лужайку, устроился там поудобней и продолжил спать.

Шесть дней:

   День второй. Пробежавший неподалеку Бархаль опять не обратил на него никакого внимания. Эпсилон проснулся, когда что-то жутко затарахтело – и прямо на него посыпалась мелкая труха, залетая в длинный кривой нос. Он расчихался, и увидел Бархаля: этот чудик, опоясавшись нелепыми ремнями, собирал что-то, закрепленное над двориком на длинных гнутых перекладинах. Конструкция напоминала трехуровневый торт из несъедобных предметов.
-Что это? – крикнул Эпсилон, сложив ладони рупором.
   Бархаль заметно вздрогнул, но все же решил его проигнорировать, а ведь Эпсилону не очень-то нравилось кричать - тем более чтобы снова спросить, почему его считают ненастоящим. Вещь, на его взгляд – абсолютно бессмысленную.
   Ну и пожалуйста! Он уже придумал, чем займется. Эпсилон вернулся с террасы в комнату, в которой побывал ночью, и расцвел от счастья! Перед ним был настоящий склад подарков, которые делают острова. Навроде его цветоскопа, только гораздо необычней! Эпсилон нашел крутящийся барабан со стеклянными шариками, перекатывающиеся пейзажи в цилиндре, если его поворачивать или крутить, юлу с бегущими облаками внутри и проплывающим мимо замком, а когда он раскрутил длинную спиральную палочку, и с нее разлетелись вертолетики, в комнате откуда-то сверху снизошел Бархаль.
   Уже некоторое время он наблюдал за Эпсилоном с третьего этажа, и решил спуститься поближе. Он просто не выдержал:
-Эй! Я ведь сказал ничего не трогать!
-Пришел, – констатировал Эпсилон, собирая разлетевшиеся игрушки.
   Бархаль продолжал бурчать, но его было плохо слышно.
-Только не вздумай ничего с собой забирать, если я не разрешу? Слышишь? Скажи, когда будешь исчезать!
-Непременно…
   Неужели Эпсилон только что «съязвил»?
   Через несколько часов он собрался с силами и решил использовать те же средства передвижения, что и хозяин дома. Остаток дня он исследовал второй этаж. Назначение одной комнаты Эпсилон так и не понял: она была пустой, но потолок у нее был в дырочку. Наверное, какая-нибудь очередная хитроумная система для чего-нибудь необычного.
   Эпсилону не нравились эти постоянные перекладины, лесенки, штыри… Видимо, когда привыкаешь, передвигаться  по ним и вправду становится быстрее: на его глазах Бархаль почти не глядя отталкивался и летел к противоположной стене, потом его несло по кругу, вверх и еще черт знает куда. А вот Эпсилон с непривычки часто оступался и падал - и это было больно.
   С другой стороны мастерской (она расположилась сразу на двух этажах) была дверь. Дойти до нее можно было лишь по шатким досточкам, торчащим из кривой трубы. Затаив дыхание, Эпсилон совершил этот маленький личный подвиг. За дверью открылась очередная терраса.
   А на ней стояла еще одна невероятная конструкция, больше всего напоминающая гибрид щипцов и цветка. Ее неказистые металлические «лапы» ухватились за площадку и выглядели напряженными. Эпсилон решил попозже исследовать это нечто, нашел в стене подъемник на третий этаж – и очутился рядом с покатым балконом, из которого опасно торчали серебряные гвозди. Дверь на третий этаж не открывалась. Эпсилон с сожалением вздохнул – и по лесенке вскарабкался на крышу.
   Это было удивительно! Невероятно! Так высоко! И еще Эпсилон наконец-то увидел архипелаг, на который попал.
   Острова далеко отстояли друг от друга – и между ними не было рельс. Конца или начала архипелага Эпсилон не увидел, он не увидел даже обходных путей, если они вообще были. В общем: выбраться отсюда будет затруднительно. Ах да! Кстати, а почему Бархаль не пытается выбраться?
   Но все вопросы касательно личности Бархаля стоило отложить до того момента, когда он будет в состоянии это сделать. Эпсилон перебрался по канатной дорожке на другую площадку, продолжая поражаться навороченной технике, и увидел знакомое черное жерло, в которое он упал. Их всего дома оно было самым высоким: длиннющие распорки, поддерживавшие его концы, опирались на стены и даже на землю! Но больше - на круглый контур дома, проходивший по второму этажу. Внизу у жерла торчала широкая труба – Эпсилон понял, по какому-такому туннелю его так грубо протащило. Труба делала пару петель – и скрывалась в комнате.
-Значит, там место, куда я попал… – Эпсилон заторопился, спустился на этаж ниже, но дверь там тоже оказалась заперта.
-Я решил тебя туда не пускать, – тут же раздался голос Бархаля несколькими метрами выше.
   И когда он успел?! Эпсилон же там вот только-только был! Он терпеливо подождал, что чудик скажет дальше.
-Ведь без дождя историй ты быстрее исчезнешь. Не хочется мне тебя в резервуар пускать, кто знает, во что ты расщепишься. Иди, погуляй где-нибудь еще, - Бархаль потянулся и прыгнул вниз. Эпсилон не беспокоился: он наверняка за что-нибудь зацепился и уже на другой стороне острова.
-Интересно, что он имеет в виду под «расщепить»?
   День третий. Эпсилон вернулся на террасу второго этажа и стал изучать механизм, похожий на цветок. Получалось, что это что-то вроде сети на выдвигающимся держателе. Что-то ловить? Что? Или передвигать? Это более вероятно. Чем же тут постоянно занимается Бархаль?
   Эпсилон расположился на небольшом выступе из досок и смотрел, как «чудик», согнувшись в три погибели, мастерил во дворе некий шарик на ножках. Он по-прежнему его игнорировал, а если они случайно сталкивались, кроме «когда ты исчезнешь?» Эпсилон больше ничего от него не слышал. Кажется, он его раздражал, хотя Бархаль на вид был не очень злобный. Вот, например, сегодня наметился небольшой прогресс: он застал Эпсилона, рассматривающего лапу-хваталку и сеть из лесок у нее на конце.
   Решительно спрыгнув на террасу, он ткнул его пальцем в грудь.
-Что? – спросил Эпсилон, задержавшись взглядом на золотом колесе под глазом цвета шоколада. – Что это? – он хотел поднять руку, но Бархаль как-то поспешно отпрянул, покосился на свой гигантский сачок, опять нахмурился и куда-то убежал.
   Эпсилон старался не заходить без нужды в дом и исследовал только вещи, оставленные хозяином снаружи - нехорошо было как-то без приглашения…
   На шестой день его пребывания пошел дождь – так, мелкая морось. В комнате Бархаля зажегся свет – это там, где на втором этаже качалась подвесная кровать. Он часто бывал в этой комнате, а еще много времени проводил в мастерской и в зале с резервуаром дождя историй, куда он не пускал Эпсилона.
   Последний без труда нашел себе навес. Он даже присмотрел уютный уголок под крышей, откуда было удобно за всем наблюдать, достал цветоскоп и начал вращать разноцветные стекла.
   Он различил сквозь шорохи капель шаги Бархаля. Они только на первый взгляд были незаметными, а когда дословно знаешь, как дышит та или иная конструкция или как идет дождь, выявить то, что сбивает общий ритм проще простого! Бархаль спустился, держась поближе к карнизу, чтобы не намокнуть, зацепился там ногами и свесился вниз головой.
-Что это? – он указал на цветоскоп.
-Цветоскоп, - Эпсилон протянул его Бархалю. Тот поколебался, но потом все же взял его в руки и стал рассматривать.
-У меня такой штуки никогда не было… Ты ее сделал из того, что нашел?
-Это подарок.
   Бархаль улыбнулся.
-Подарок? Я же говорил ничего не брать, если я не разрешу.
-Это подарок островов.
   Бархаль покрутил разноцветные стеклышки, брови его поползли вверх.
-Что ты за призрак такой?! Вы же не получаете подарки от островов? Они же сами вас и придумывают?
   Эпсилон по привычке почесал нос.
-Я не призрак. Я - Эпсилон.
-Ладно-ладно… Эпсилон так Эпсилон. Призрак Эпсилон. Галлюцинация Эпсилон. Не знаю, «как уж там»  Эпсилон… - продолжая бормотать, Бархаль переполз к нему на уступ, хотя все равно уселся подальше, подобрав жилистые ноги. Он навел цветоскоп на туман и весело воскликнул. – Вот это да! Как красиво! – он так сильно раскачивался, что чуть не упал. - Вообще у меня есть что-то подобное, но оно не так работает… М-м… Какой молодец твой остров! Смог даже такую вещь придумать тебе э-э… в довесок. То-то давно никто не появлялся, наверное, старался, тебе делал….  - Бархаль протянул цветоскоп назад.
   Эпсилон не мог оторваться от созерцания бегающих по его лицу морщинок – за одну секунду на нем сменялись, наверное, пять или шесть выражений! Зачем так много? У него вот всегда было одно - улыбка. Кожаные перчатки были сняты, у Бархаля оказались угловатые плоские ладони и узловатые худые пальцы. Ничего плавного. Полная противоположность Эпсилону! Удивительно! Удивительно, что такое удивительное существо все же было!
-А когда должны исчезать призраки и галлюцинации? – подумав, спросил Эпсилон.
-А? Ну, совсем скоро, – Бархаль избегал смотреть ему в глаза. - Самое большее - десять дней, а потом ты пропадешь. Просто потому что тебе не хватит сил - или острову ты надоешь. Или мне… надоешь. Тебя так-то и нет вовсе – чему ты удивляешься? И вообще - зачем ты тут ходишь? Не проще ли было сразу раствориться? Гораздо проще! Не так обидно. Или! Поищи блуждающие истории - присоединись к ним – унесись на соседний остров… Я же сказал – спасибо, ты очень хорошо спроецировал мои надоедливые мысли, но я уже-правда-устал на тебя повсюду натыкаться! – последние слова Бархаль договаривал, удаляясь в свою комнату.
-Десять дней… А прошло только шесть, - Эпсилон подобрал под себя ноги и задремал.
-Эй… ты… призрак… - Бархаль вернулся и толкал его в плечо. Эпсилон слегка приоткрыл глаза. – Пошли внутрь - дождь надолго – барометр совсем обнаглел…
   Эпсилон думал, что он по-прежнему спит, и послушно переполз за Бархалем в гостиную.
-Только без фокусов! И не трогай мою гармонику! – предупредил Бархаль, забираясь на кровать.
   Эпсилон дошел до подвесного кресла, свернулся в нем калачиком и уснул.

Бархаль прислушивается:

   Утром Бархаль беспринципно выгнал его наружу, стараясь лишний раз не прикасаться. Строго говоря, он просто подтянул кресло с Эпсилоном к выходу из комнаты и вывалил его на лужайку.
-Не входи в дом! – строго приказал он и куда-то упорхнул.
-Хорошо… - пространно отозвался Эпсилона. Его взгляд был намертво прикован к гармонике, стоявшей на террасе. Выждав минуту-другую, он убедился, что Бархаля поблизости нет, тихонько поднялся по ступеням, и вскоре над землей потекла удивительная мелодия.
   После дождя остров выглядел посвежевшим. Прижатая к земле трава потихоньку выпрямлялась, а серебряные детали и доски блестели в неровном свете небесной лампочки.
-ЭЙ! Я ведь сказал ее не трогать! – с самой, наверное, крыши на Эпсилона упала зловещая тень. Бархаль на полпути за что-то уцепился, перекувыркнулся, проехал по водостоку, спрыгнул, и, держась за веревку с петлей, приземлился перед ним. – Первый раз встречаю такую непослушную галлюцинацию! И что ты улыбаешься?! Ну когда же ты исчезнешь… да прекрати играть!
   Эпсилон отпустил ручку и удивленно поморгал.
-Ты сам ее сделал?
-Что? – Бархаль с трепетом осматривал прозрачные стеклянные детальки, проверяя, не сломалось ли чего. – Конечно нет! Мне ее подарили острова. Нет, не как тебе, – возразил он, видя, что Эпсилон порывался что-то сказать. – Сколько повторять?! Для тебя этот остров придумал все попутно, как «аксессуары», что ли. А это мне подарили за дело.
-Какое?
   Бархаль перестал улыбаться и посерьезнел.
-Зачем ты задаешь мне все эти вопросы? Разве они тебе интересны?
   Эпсилон пожал плечами:
-Я уже спрашивал тебя, кто ты, но ты хочешь подождать десять дней, чтобы убедиться, что я не исчезну.
   Бархаль обескураженно замолчал. Он о чем-то думал. Наконец, он сгорбился и сконфуженно пробормотал:
-Да не может такого быть… Кто Я? Ох… может, лучше скажешь, как ты здесь оказался, галлю…
-Эпсилон, - поправил Эпсилон.
-О-о! Да – это отличное имя - правда! – с напускным энтузиазмом закивал Бархаль. - Меня совсем не удивляет, что остров выбрал именно Его! – и почему-то опять рассмеялся, правда, совсем невесело.
   Эпсилон решил не упускать момента, раз уж Бархаль с ним говорит и не собирается пока никуда сбегать:
-Я ехал на велосипеде, но потом на мыльных островах…
   Бархаль засмеялся еще громче – и даже чуть не грохнулся на землю, при этом он кивал и приговаривал «да-да,  именно так».
   Но он смеялся так долго, что Эпсилон начал беспокоиться.
-Меня унесло в пузыре. Наверное, прошел дождь историй, пока я спал. Велосипед выпал, а потом пузырь лопнул, и я упал в эту трубу у тебя на крыше – и провалился в стеклянный резервуар… Ты ведь так его называешь?
   Смех Бархаля постепенно сошел на нет.
-Хочешь сказать, ты никуда не исчезнешь через три дня?
-Зачем мне это?
   …
-Что ж - посмотрим. Все же… не трогай ничего – и в дом не заходи.

Поверил:

-И опять все то же самое, – констатировал Эпсилон, располагаясь на лужайке после прохладного седьмого дня. Может, проспать остаток «срока»? Нет. Это неинтересно. Лучше понаблюдать за Бархалем, благо, рядом с ним скучно не бывает. Но все-таки почему он не хочет верить, что Эпсилон настоящий? Считает его призраком, хмурится…
   Зачем столько эмоций?
   Бархаль вставал каждый день по-разному – и спать ложился по-разному. У него не было четко сформированного режима, но кое-какие важные события он заранее предвидел и всегда оказывался  в нужное время в нужном месте. Например, перед сильным ветром он монтировал вертушки и протягивал от коробочек под ними провода к той штуке, похожей на торт. Перед дождем он настраивал систему водостоков – чтобы вода сбегала в гигантский бак слева от дома, а когда остров начинало раскачивать, он убирал со двора шаткие приборы.
-Он занимает себя множеством дел, - сделал вывод Эпсилон, раскачиваясь то на террасе, то на краю крыши. Бархаль загружал себя так, чтоы не оставалось и секунды свободного времени. Он постоянно где-то что-то делал, и за ним было невозможно уследить! На Эпсилона он косился с неодобрением, быстро проходил мимо.
   Но вот наступил долгожданный одиннадцатый день.
   Бархаль встал, переоделся – и, хотя виду не подал, как бы невзначай стал осматривать остров.
   Он заглядывал в уголки и чуланы, проверял щели, полки и выступы… Он прошелся по всем трем этажам, но Эпсилона так и не увидел. Задумчиво потерев переносицу, он вернулся на террасу, приговаривая:
-Я же говорил, я же го-ворил-л…
   Вжрамбц!! Раздался ужасный скрежет! На втором этаже лапа-хваталка стремительно понеслась по кругу-каркасу дома. Описав неполную дугу, она на что-то напоролась, резко затормозив, перевернулась и сбросила на землю барахтающегося в сети Эпсилона.
   Бархаль растерянно похлопал глазами цвета топленого шоколада и безудержно расхохотался:
-Попался в мою ловушку, глупый призрак?!
  Эпсилон «отделил» себя от сети, опасливо поглядывая на отъезжавшую на место лапу. Он обернулся к Бархалю.
-Опять этот жуткий взгляд! – отозвался тот, когда Эпсилон подошел к террасе, поднялся и замер перед ним, облокотившись на перила. – И… что?
-Десять дней прошло.
-Прошло, - согласился Бархаль, разглядывая Эпсилона. – Да, ты не обычная галлюцинация, которые мне доводилось видеть.
-Почему ты считаешь меня галлюцинацией? Я вообще никогда такого не видел. И что еще за «призраки»?
-Не видел призраков?
-Если это те, что живут в нижнем бессознательном тумане по ночам или после дождя историй, тогда да. Но они не поднимаются и не спускаются, и не ходят по островам. Ты сказал, что остров выдумал меня. Призраков разве острова создают? А галлюцинации тогда откуда взялись?
-А-а! Ну-у… чтобы их увидеть, надо долго сидеть на одном месте в каком-нибудь отчаянном положении –тогда они и появляются, - отозвался Бархаль. - Но я бы все же сказал, что ты призрак. Однако… призраки не оставляют вмятины на кресле и на траве после того, как полежат на них, к ним нельзя прикоснуться, и они редко что-то делают самостоятельно, а главное – осмысленно, только повторяют мои движения. Они же бессознательные. Я понаблюдал за тобой: ты - странный призрак.
-Да не призрак я… - Эпсилон уже устал повторять одно и то же. Почему Бархаль такой упертый?! Они ведь живут в одном мире! А здесь закон об удивительном таков: любое удивительное - обязательно есть и будет да еще и с вариантами!
-Хорошо. Десять дней прошло. Хотя мое мнение, ты - качественный призрак, поэтому можешь продержаться дольше. Однако теперь я согласен тебя выслушать – слишком уж ты необычный. Так… откуда ты?
   Эпсилон взвесил все за и против грядущего разговора. В конце концов, у Бархаля не останется выбора, если он не исчезнет через несколько дней. Ему придется поверить.
-Ехал на велосипеде по островам, на шляпе выращивал города, которые потом исчезали, находил дома… Эм…
-Ты немногословен, да?
-Да я вроде все рассказал.
-Все?! – Бархаль недоверчиво улыбнулся. - Как-то скудно. Ты ведь давно живешь?
   Эпсилон призадумался.
-Давно. Но точно я не скажу – я не считал дни.
-М-м… Ладно. Допустим. Ну и? На многих архипелагах ты побывал? Назови какие-нибудь?
-На туманном архипелаге, пушистых островов, меховых, на болотистых… У меня на велосипеде осталась карта – я все их отмечаю.
-Правда? Ты составлял карту?!
-Да. Только не очень понимаю - зачем.
-Что значит – зачем? – неожиданно Бархаль бурно возмутился. – Конечно, чтобы помнить, где ты был! Чтобы знать, где что искать и чтобы вычислить закономерности! Ха! «Зачем»…
-А зачем все это делать? – не понял Эпсилон.
-Ну как… разве тебе не интересно что-нибудь узнать о нашем мире?
-Интересно. Но... зачем пытаться его понимать?
   Бархаль напряженно помассировал виски.
-Что-то Я - тебя не совсем пойму. Что значит – зачем пытаться понять? Ты что же – никогда в жизни не задумывался о том, что происходит вокруг?
   Эпсилон подумал, что он, наверное, должен был чувствовать себя виноватым, но он этого не чувствовал. Ну да – ему и так хорошо жилось. Зачем загружать голову ненужными мыслями, к тому же – от него не зависящими? Как бы теперь все это покороче объяснить Бархалю…
-А то, что ты рассказал о пузырьковых островах - правда? – уточнил тот.
-Да.
-И то, что тебя зовут Эпсилон – тоже правда?
-Да.
-Хорошо, - Бархаль молчал, рассматривал Эпсилона и продолжал раскачиваться в кресле. – А ты знаешь, что это значит?
-Что?
-Ну то, что ты все это рассказал мне - и то, что это правда?
-…
-Это значит, что в этом мире мы не одни! - Бархаль застыл, его губы понемногу растянулись в безумную улыбку. Он долго этого ждал. Ждал этих слов! – ХА! Я долго этого ждал! Ждал, ждал… - его бормотание перешло в заразительный смех. – Вот юмор у мира! А потом перестал ждать! Нет, ну правда! Забавно… Неужели - ты – и настоящий?
-…?
-Не верю! Ты просто соответствуешь всем моим мыслям о том, каким ты должен быть! За исключением внешних параметров… - Бархаль заговорщицки наклонился, закрывая рот ладонью. - Я поэтому и принимал тебя за галлюцинацию – СЛИШКОМ уж ты подходишь… Ну ладно! Как-нибудь с тобой разберемся! – он стал раскачиваться сильнее обычного. - У тебя ведь много вопросов? У меня их целая куча! Давай куда-нибудь денемся, а то сейчас опять дождь пойдет… Бр-р-р… Чего-то он зачастил! Я сегодня на крыше заметил гигантские тучи – кто-то из островов явно на меня обиделся. Может – в гостиную?
   Серебряный человечек стремительно вскочил и умчался в свою комнату.
   Эпсилон был немного растерян. И все? Так просто? Он говорит! Говорит с Бархалем?

***

   Дождь был ответственным и зарядил крайне настойчиво. Наконец-то Эпсилон получил право все потрогать и исследовать. Жаль, «негласное право», пока Бархаль где-то прыгал и скакал, подготавливая дом к сбору воды.
   В данный момент Эпсилон заинтересовался горшочком с крошечными шариками: на каждом из них был номер, и каждый был со своим узором. Эпсилон внимательно рассматривал их, когда Бархаль вернулся.
-Не... – по привычке хотел сказать Бархаль, осекся, улыбнулся и бухнулся в кресло, описав круг по залу.
-Ты сам все это построил? – спросил Эпсилон, восхищенно глядя, как шевелятся при передвижении кресла механизмы на стенах и потолке.
-Само собой! Кто бы еще мне такое воздвиг?
-Но ведь это долго…
-Да нет, не очень, – отмахнулся Бархаль. – Итак! – он придвинулся поближе, пробежался глазами по шляпе и складочкам на лбу Эпсилона, по его длинному носу, удовлетворенно кивнул и выдал:
-А почему ты такой… округлый?
   Эпсилон растерялся.
-Какой есть. 
-И все же? Должна быть причина.
   Эпсилон невольно подумал, что «угловатость» Бархаля – последнее, что будет его волновать.
-Я о ней не думал, об округлости.
-Так же, как ты не думал о том, откуда берутся призраки?
-… Да.
-Правильно ли я тебя понял: ты радуешься всему, что с тобой происходит, кроме своих знаний в твоей голове?
-… да.
-Еще ты ничему не удивляешься и никогда даже не пытался задуматься – а для чего все это?
-… Почти.
-Уф… - Бархаль трагично выдохнул. – Ты меня поражаешь! – и рассмеялся. – Даже призраки, которые тут появлялись, были любознательней! Ой нет, не так – не любознательней, скорее – более беспокойными!
-Ты слишком беспокойный, - заметил Эпсилон.
-Да ну?!
-У тебя беспокойное лицо.
-А ты злой! – с новым приступом хохота парировал Бархаль.
-Что?
-У тебя взгляд – недобрый!
-Разве?
-Да! – авторитетно кивнул Бархаль, усевшись по-турецки. – Хотя общаясь с тобой, я не чувствую никакой злости, только вялость и апатию… Ты-то почему такой спокойный?
-Э-эм…
-Почему? Когда вокруг столько всего интересного! – Бархаль опять засмеялся и закружился в кресле. Эпсилон терпеливо ждал – он почти привык к странному поведению своего первого знакомого. – Ну так что? Ты называл свой велосипед?
-Нет.
-И как? – наклонился Бархаль, не слушая. – Придумал?
-Но я правда не понимаю зачем…
   Бархаль сочувственно поцокал.
-Но ведь ты – живой? Живой! И имя у тебя есть? И у меня есть. А велосипед твой – он – живой?
   Эпсилон не ответил.
-Ты, наверное, сейчас задумался над смыслом слова «живой», - подколол Бархаль.
-Да.
-Эх… Ладно. Живой – значит, обладает не только физическими параметрами, а поступает независимо от существующих законов. Остановимся на моей версии: я как-то долго думал над смыслом слова «жизнь». Так что заявляю тебе ав-то-ри-тет-но! Ну, а теперь простой вопрос: он поступал, как «живой»?
-… Это как?
-Да поступал, поступал! Значит - и имя ему тоже надо дать!
-Велосипед… - тирада Бархаля, конечно, производила впечатление, но Эпсилон внезапно подумал об одной вещи. – А где… твой велосипед?
   Бархаль замолчал и замялся:
-Нет… его. Больше.
-Как это?
-Ох! Это сложно! Видишь дом? – Бархаль раскинул руки, как бы обхватывая ими стены. – Это все – мой велосипед.
-И та круглая рама, которую я видел в мастерской - его основная часть?
-Смотри-ка. А ведь задумываться ты умеешь. Только почему-то не хочешь… - Бархаль рассмеялся, но в этот раз грустно. – Ну, у моего велосипеда было имя – Пасха.
-Я видел только главную раму. Колеса разобраны, но он ведь на ходу?
-Ну да, да,- Бархаль избегал смотреть Эпсилону в глаза.
-Но зачем было разбирать велосипед? Это же… первое, что я помню, когда родился. Кроме моей шляпы.
-Ну и что? Так получилось! Пришлось его реконструировать, – Бархаль слегка повысил голос (Эпсилону это было неприятно). – Разные условия жизни требуют разных решений. Мое на тот момент было наиболее верным! Эх… Извини, вырвалось, - Бархаль успокоился и когда снова заговорил, на его треугольном лице была ломаная улыбка. – На самом деле после того, как я попал на остров, мне пришлось построить дом, и конструкция моего велосипеда, периодически омываемого дождями историй, мне очень пригодилась - как подоснова. Я построил на ней дом. Этаж за этажом - видишь, что получилось.
-Удивительный дом, – кивнул Эпсилон, стараясь замять неприятную тему. – И в нем много удивительных вещей. Откуда они?
-Да так – отовсюду… - Бархаль пожал плечами. – Ну откуда все берется? Из растений, из городов! Наши головы – вместилище огромного количества знаний. Ты никогда ими не пользовался? Нет, наверное… Я тебе даже чуточку завидую! Поначалу именно они сводили меня с ума, а это страшно.
   Комнаты в доме Бархаля двигались по круглому контуру-раме на втором этаже и иногда менялись местами. Это привносило в жизнь разнообразие. Удивительный остров, удивительный дом, удивительный владелец.
   Эпсилон нашел Бархаля в мастерской. Тот, навесив на нос увеличительные очки, склонился над рассыпанными по столу разноцветными осколками и аккуратно двигал их пинцетом по белой пластине. Он увидел отражение Эпсилона и поманил его, чтобы тот подошел ближе.
-Смотри, – он указал на изделие, над которым работал.  – Это - витраж – он будет чуть попозже. Ты знаешь что такое витражи? Хочу попробовать их сделать – и вместо иллюминаторов на окна – тогда по полу будут прыгать всякие разноцветности! Интересно, а почему они именно разноцветные?
   Эпсилон приподнял приготовленный серебристый прутик для каркаса витража.
   Что-то в нем показалось ему знакомым…
-А это разве не спица?!
-Спица, – небрежно согласился Бархаль. – Почему я ее использую? Тебе это интересно?
-Нет… – подумал и ответил Эпсилон. - Не интересно. Пойду… поищу тот домик, который со мной падал.
-А разве все эти дни ты его не искал?
-Нет. Я только сейчас о нем вспомнил.
-Э-э-э… Ну удачи. Он где-нибудь зацепился, наверное, или застрял – если его ветром не унесло, – Бархаль не предложил своей помощи и выглядел отстраненным.
   Эпсилон обошел дом, совсем по-другому на него глядя. Он приметил сильно разросшееся кольцо с перекладинами, бывшее когда-то рамой велосипеда, и мысленно представил ее чуть поменьше. Эпсилон покачал головой: у Бархаля был удивительный велосипед, и он прожил в этом мире гораздо дольше него. Тогда это естественно, что и понимает он больше, и хочет… именно понять, а не просто знать.
-Поэтому такой беспокойный. И я становлюсь беспокойным, – Эпсилон не мог решить: радоваться ему или огорчаться.

Комната-сад, Доморост:

   Лампочка вернулось незаметно, Эпсилон по привычке заснул на террасе, покрывшись к утру капельками росы.
   Но пробуждение было далеко не таким спокойным, как ему хотелось: кто-то рядом взвизгнул и закричал:
-А-а! Что ты здесь делаешь?! – Бархаль, обвязав голову полосатым платком, выпученными глазами смотрел на Эпсилона.
   Тот растерянно сел. Может - он все еще спал? Это было бы неплохо.
-Ох, – примерно то же самое подумал Бархаль, поспешно наклонив голову, чтобы замять конфуз. – Я тут все думал, что ты исчезнешь… после пятнадцати-то дней.
   …
-Я тут, – улыбнулся Эпсилон и подбросил в воздух пузырь с домиком (он нашел его застрявшим в сети лапы-хваталки). Пузырь плавно спикировал к нему на живот.
-Верно, ты тут, – Бархаль перебрался через перила – и лег рядом. – О… О чем ты думаешь?
-Ни о чем, – пожал плечами Эпсилон.
-А-а… Опять счастлив?
-Такого со мной давненько не случалось.
-Еще бы. А ты… думал когда-нибудь вот… Об облаках?
   Эпсилон насторожился.
-Зачем?
-Ну… что такое облака?
-Я это знаю.
-Верно - это мы знаем. Мы знаем, что облака образуются при испарении воды. Но в нашем мире нет такого количества воды, а ведь туманы в нем тоже есть, значит и сверху и снизу должна быть вода – ведь над ней образуется туман…
   Эпсилон, затаив дыхание, слушал. Когда Бархаль говорил - это казалось ему абсурдом и истиной одновременно.
-Но ведь не обязательно нужна вода, чтобы образовывался туман? Хотя… сейчас мы говорим об облаках -у них с туманом бессознательным - разная природа… Эпсилон! – неожиданно воскликнул Бархаль и повернулся на бок. – Кстати! Насколько низко ты спускался в нижний туман? Или насколько высоко поднимался в верхний?
-Я не спускался ниже путей - не очень глубоко, выше меня на…
-Давай в метрах!
-Раза три – по пять.
-Так мало? Тогда ты точно не знаешь – что еще ниже, чем туман… - Бархаль перевернулся на живот и потянулся. - Там должна быть вода. И не простая. Там должен быть океан дождя историй! Ты со мной согласен?
-Наверно.
-Тогда понятно, откуда берутся облака дождя историй! Но… вот только совсем непонятно, откуда берутся простые облака.
   Следуя своему лирическом настроению, Бархаль раскинул руки и стал махать ими как крыльями.
-Мне казалось… одно время… что я их выдумал. Что это как у бессознательного тумана – подражание, только зовется «фантазией». Однако… – он сложил руки на груди, - я бы не смог придумать изменение погоды, а она меняется – и еще как! То дождь, то жара, то ветер – столкновение воздушных фронтов! Итак: если внизу просто вода – непонятно, откуда дождь историй и туман с призраками, если же океан дождя историй – понятно и то, откуда растут острова – и почему растут - и многое другое, но непонятно, откуда облака!
-Зачем заглядывать за туманы, если мы туда не попадем? Что даст нам знание о том, что под ними океан дождя историй? – не понимал Эпсилон.
-Разве тебе не интересно?! Эпсилон – ну разве так можно! Ты даже своей смерти, поди, вообще не удивишься – она больше тебя удивится, когда прознает, к какому бессердечному типу пришла! К слову о бессмертии - ты не задумывался о своем возрасте? О происхождении? Ну неужели тебе не хочется во всем этом разобраться? Все понять?
-Хочется… думаю.
   Бархаль тяжело выдохнул.
-Фх… Ла-адно, тебя ведь тоже можно понять! – он откатился к краю террасы, заложив руки за голову. – Чтобы не испытывать пустоты, назвал ее счастьем и не удивляешься, а радуешься этому. Действительно - зачем лишние проблемы?! Разве все и так не прекрасно?!
   Эпсилон испытал мучительную потребность возразить.
-Нет. Просто проблемы… они же как и их отсутствие – что-нибудь да значат?
-Да-да… Тогда скажи: когда ты узнал, что ты не один в нашем мире, ты остался таким же спокойным, каким был до этого?
   Эпсилон окончательно встал в тупик – он пока не знал, что ему ответить.
   После этого они разговаривали с Бархалем урывками, и почему-то у него всегда оставалось нехорошее ощущение, что он в чем-то не прав. Бархаль удивлял его, заставлял думать о том, о чем он сам никогда бы не подумал. И даже если он улыбался так, как улыбаются вечные искатели приключений, когда угловатый человечек видел что-то, его голова начинала работать со скоростью света и искать для этого свое определенное место в таблице «Применение». Эпсилон же просто «смотрел» и «восторгался». Так насколько они отличались друг от друга?
   Каждый раз, глядя на Бархаля, ему казалось, что он потерял очень важную частичку себя. А теперь эта часть стояла напротив, и единственное, чего ему за всю свою сознательную жизнь захотелось – вернуть ее. Понять бы эту часть, разгадать… Она была не просто интересна, она была нужна ему. Для чего?
   Эпсилон подолгу сидел на крыше и понял, почему на ней так любил скрываться Бархаль. Здесь становилось слышно, как с тихим шелестом вертятся механизмы, обеспечивающие существование этого удивительного дома. Так умиротворяюще… Если подойти к краю, можно прыгнуть – и не бояться, потому что этажом ниже есть за что ухватиться. Эпсилон знал, что не упадет - эта уверенность дорогого стоила.
   Но он не знал, что делать с подозрительным Бархалем! В гостиной у него было зеркало, там Эпсилон впервые увидел себя в полный рост. Отражение ему понравилось. Шляпу и заключенный в пузырь домик он оставил на полке шкафа. Пузырь Бархаль посоветовал не прокалывать, туманно намекнув, что такое растение сможет обрести сознание – и с ним будет весело разговаривать.
   Эпсилон ничего не понял. А еще он заметил, что Бархаль кроме него иногда говорит еще с кем-то. Он не спрашивал, он все еще не знал, зачем спрашивать.
   Но когда говорил угловатый серебряный человечек, слушал и удивлялся…
   Потихоньку начинал удивляться.
-Ладно! – Бархаль резко поднялся из-за стола и рассмеялся – довольный. Видимо, что-то у него там получилось. Он помахал Эпсилону, рассматривавшему свою любимую гармонику на террасе. – Я закончил! Будешь участвовать в полевых испытаниях?
-В чем? Буду.
-Чего?
-Буду! – Эпсилон все еще не любил кричать, а периодические взрывы «эмоций» Бархаля вызывали в нем недоумение. 
   Тот водрузил «нечто», больше всего напоминающее старинный шлем аквалангистов, на лужайку, и воскликнул:
-Момент! – не успел Эпсилон опомниться, Бархаль уже сидел на третьем этаже, а потом и вовсе скрылся из виду – наверное, пошел в комнату с резервуаром дождя историй.
   Эпсилон улегся рядом с прибором и стал его рассматривать.
-Что это? И зачем?
   У прибора была странная конструкция, надо полагать – для передвижения. Внизу у шарика были отверстия, обитые резиной, из них торчали кругленькие серебряные трубочки – и все. И как такое ходит?
-Бархалю виднее…
-Приступим! – сам Бархаль возник за спиной, в руках у него была бутылка, до краев наполненная дождем историй. Он подскочил к своему «дитю технического прогресса», отвинтил верхнюю крышку, оттянул какие-то пластины – и вылил в него все до последней капли. Потом тщательно завинтил все обратно, плюхнулся рядом с Эпсилоном и стал ждать.
   В круглом шарике что-то забурлило.
-А! Слева же есть окошко! – вспомнил Бархаль. Он перевернул устройство – сбоку у него была пластина из толстого стекла.
   Эпсилон ждал и помалкивал: если уж Бархаль что-нибудь делал – то это не просто так. Помалкивал и Бархаль – вот только все больше щурился:
-Кажется, я что-то упустил. Хм… - он взял шарик в руки, покрутил какой-то рычажок… при этом ножки-трубочки сделали дружное «брямц», и он хлопнул себя ладонью по лбу. – Эврика! – раздалось очередное «пшфр» - и из металлических наконечников выползли серебристые щупальца!
-Ножки…
-Ну у тебя и рожа! – с хохотом повалился на траву Бархаль.
   Эпсилон, покосившись на него, потрогал свое лицо, оказывается, он от удивления даже рот приоткрыл. Он быстро привел все «в порядок» и спросил:
-Что ты сделал?
-Что - интересно? – подколол Бархаль.
   Шарик на ножках рассеянно ковылял к дому, иногда заваливаясь на бок.
-Нет, не то чтобы… А что это?
-Портативный домовыращиватель!
-Это как? – совсем жалобно спросил Эпсилон, но Бархаль в ответ улыбнулся и опять затараторил.
-Знаешь, я все еще думаю, настоящий ты или нет? Обычно призракам нужен дождь историй, чтобы подпитываться, но ведь и мы им питаемся. Но! Я заметил, что изо дня в день ты не становишься прозрачнее, а вот худеешь – это да. Собственно, почему я закрыл от тебя мой Сад? Чтобы ты не добрался до резервуара, в который свалился. Я думал, потому что ты там плавал несколько дней – это ведь твоя тень там была? Верно? То ты как-то впитал в себя много дождя историй – потому-то и не испаряешься. Однако! Слишком много времени прошло, и… сейчас я могу тебя туда впустить. Идем?
   Это было неожиданно. Правда, что бы Бархаль ни говорил, а он по-прежнему избегал касаться Эпсилона. Он ловко подпрыгнул, уцепился за перекладину и подтянулся, исчезнув безо всяких там пригласительных жестов.
-И ведь ничего не ответил про…
   Круглый шарик на ножках подпрыгнул следом за Бархалем и уверенно пополз по стенке, перебирая серебристыми ножками. Он совсем не падал.
   Решив не выделяться, Эпсилон последовал за ними.
-Прошу, – пригласил Бархаль, впуская его в комнату на третьем этаже. - Ты мне тогда в полу хорошенькую дыру проделал, но я его подлатал, так что ходить можно!
-Что… это?
-Мой Сад!
   Если уж Бархаль и выбрал слово «Сад», подумав и вспомнив, как должен выглядеть именно сад, соответствуя «саду», который «там», Эпсилон сильной похожести не обнаружил. Большую часть комнаты занимал стеклянный резервуар. Со всех сторон к нему тянулись серебристые щупальца – как будто он из них рос – может, это тоже было правдой.
   От бока резервуара выходило несколько широких труб, и у каждой на конце были шланги. Через два-три метра на постаменте возвышался плетеный жестяной купол, а под ним ютился маленький серебристый росток на чем-то синем и кривом. Рядом стоял стол и опять изрисованная непонятными рисунками доска. Остальное пространство занимали наспех сооруженные полки.
   Эпсилон тут же к ним свернул. У него не осталось сил удивляться: на каждом свободном клочке пространства там стояло по стеклянному колпаку, под которыми шевелились крошечные растения-дома.
-Нравится?
   Эпсилон покачал головой.
-Зачем это все?
-Разные вещи выращиваю!
-Выращиваешь?
-Ага! – Бархаль взобрался по лестнице на резервуар и помахал, чтобы Эпсилон подошел ближе. – Видишь краны? – указал он на похожие на штурвалы ручки. – Я их открываю, и вода по шлангам, – он провел по ним рукой, – льется во-он туда, – указал на клетку над постаментом. – Полив происходит раз или два в день, смотря как растение растет: по некоторым дням быстрее, а иногда медленнее. Я пока не разобрался, от чего это зависит. Мне кажется - от настроения острова.
-Я никогда не думал, что дома можно просто так выращивать.
-Ну… не просто так! Например сейчас, – Бархаль спрыгнул, подошел к краю постамента и подергал за потертый синий краешек «чего-то», – я положил сюда свою шляпу. И вырастет город! Но я это нечасто делаю. Он слишком долго растет, да и к нему надо постоянно подсаживать новеньких он махнул рукой на растения под стеклянными колпаками. Хлопотно. Они все разные, потому что я выращиваю их на разных составляющих островов, чтобы как по-настоящему. Кого на травяных, кого на мыльных… Но чаще всего я просто выращиваю что-нибудь для себя.
-Подарки?
-О да. Их тоже.
-Ты сам их себе делаешь?
   Бархаль заговорщицки усмехнулся:
-Ты замечал, что стоит чего-нибудь захотеть – и следующее растение-переросток или растение с каким-нибудь необычным цветом преподносит тебе именно это? Желаемое? По глазам вижу, что замечал. Но! Конечно же – не задумывался, так? А я задумывался. И несколько раз пробовал выращивать просто «растения»: поливал - и ждал, когда они станут больше обычного. И знаешь что? Вырастало именно то, что я хочу. Не то, что мне надо – а то, что хочу! Причем, поначалу это была всякая симпатичная ерунда вроде твоего цветоскопа, а уж потом, когда совсем худо стало, что-то нужное - вроде стройматериалов для дома. Складывалось ощущение, что кто-то читает мои мысли, но руководствовался желаниями. Ну и ладно! Главное, я сделал вывод: даже наше существование поддерживается независимо от нас и… Из чего мы состоим? – Эпсилон знал, что Бархаль не спрашивает его, а упорядочивает свои мысли, и промолчал. – Из дождя историй! Весь наш мир – сплошные истории и мы наполняемся историями, и… Гм, я немного запутался… … Потом договорю! Пойду, посмотрю, как… – Бархаль явно возмерился сбежать.
   Но тут под ноги ему попался новенький «Доморост», он запнулся об него и с грохотом упал.
–Уоу! Эй! Чего мешаешься! – Бархаль виновато покосился на Эпсилона.
   Но тот со своим извечным равномерно заинтересованным лицом смотрел на будущий город под серебряной клетью. Он хмурился.
-Мне все равно не нравятся твои глаза, они не соотносятся с твоим поведением, – тут же заметив это, в который раз отметил Бархаль.

О том, что Бархаль соврал:

   Эпсилон как-то понял, что ему не нравится отношение Бархаля к вещам: ко всем. В разговоре про подарки и островные находки он отзывался обо всем как-то небрежно. Для Эпсилона каждая из вещей была чудом, случайностью, для Бархаля – обыденностью. Он не ждал, когда случится интересное – он создавал его себе сам.
-Что-то в этом есть, - Эпсилон спросил у него разрешение забрать серебристые ошметки железа (Бархаль действительно снял его с островной ноги).
-Вон, смотри! – он подвел Эпсилона к подъемнику, стоявшему на краю острова, ухватился за веревку и спрыгнул в корзину из досок. – Там появились отростки! Я думал, что если мой дом будет расти вниз или я захвачу часть острова, то потом переберусь к нему на ногу – или сделаю там площадку для спуска за нижний туман.
   Эпсилон кивнул, особо не вникая. Железо он нарезал тонкими пластинами – и сделал обручи, которым обернул пузырь с растением-домиком. Эпсилону стало интересно, может, Бархаль прав – и скоро в нем будет настоящий дом? Без шелухи-оболочки, со своей поселившейся в нем историей? Пузырь парил в паре метров над землей – и, покончив с пластинами, Эпсилон согнул крюк для веревки. Чтобы ветром не снесло.
-Сколько я здесь?
   Руки Эпсилона невольно опустились.
   Была еще одна комната, куда Бархаль его не пускал, но сам подолгу в ней сидел. Эпсилон ждал и не спрашивал. Когда он находился поблизости, Эпсилону нравилось за ним наблюдать, хотя Бархаль вызывал у него беспокойство своими постоянными «почему» и «зачем».
   Он поправил шляпу на голове. Ветер переменный, а остров не раскачивается. Почему он не раскачивается? Другого способа передвижения по островам «без связей» нет и не может быть. Потому что на этом острове дом? Потому что он стал слишком большим и тяжелым? Почему тогда Бархаль притянул соседние острова? Что он делает? Почему? Почему…
   Эпсилон усмехнулся:
-Становлюсь похожим на Бархаля, - сказав это, он снова стал невозмутимым собой, правда, это удалось ему не сразу.
   Он заглянул в мастерскую и подошел к остаткам велосипеда. Немного подумав, он забрался на сиденье. Оно было забавным: не таким, как у него – круглое, закрытое с трех сторон и со ступеньками. Проанализировав строение и направление рамы, Эпсилон пришел к выводу, что два передних колеса велосипеда были ведущими. Рама сильно выдавалась вперед, но часть ее была как будто спилена, иначе ее конец дошел бы до круглого ободка – каркаса дома на втором этаже. Эпсилон попробовал представить, что было у велосипеда сзади, и на пробу повернул руль.
-Что ты делаешь? – Бархаль тут как тут, замер этажом выше возле выхода на лестницу. Поза у него была немного напряженной.
-Это действительно велосипед. Почему ты его разобрал? – не смутился Эпсилон.
-Ты редко задаешь вопросы, бывшая галлюцинация. Тебя это и вправду интересует?
   Эпсилон еще немного покрутил руль, больше похожий на штурвал.
-Все просто, - услышал он. - Потому что дом мне был нужнее…
   Скрип несмазанного рулевого выноса неприятно порезал слух. Эпсилон спрыгнул с сиденья и с вызовом посмотрел Бархалю в глаза.
-Не понимаю!
-Что именно?
-Ничего!
   Они еще с минуту пялились друг на друга, после чего Бархаль улыбнулся:
-Ты вообще говоришь длинными предложениями? Ну хорошо… Пошли, что ли, на террасу? А то тут как-то мрачно.
   Но и на террасе было мрачно - потому что верхний туман заволокло тучами, близилась гроза.
-Успеем! – заявил Бархаль, с шумом втянув воздух своим гигантским острым носом, бухнулся в любимое кресло и подождал, пока Эпсилон, скрестив ноги, по привычке устроится на полу. – Что тебе не понятно?
-Как ты оказался на острове?
-Застрял!
-…
-Нет, это правда. Когда я попал на архипелаг этих несоединенных островов, я сначала бодро так передвигался… Острова здесь сильно раскачиваются, и каким-то образом на короткий промежуток времени «примагничиваются» друг к другу. Я быстро перескакивал с острова на остров, и когда попал на этот – четырнадцатый, кстати, всего их двадцать восемь, я не испугался ни двухдневной, ни трехдневной задержки. Пошли дожди, каждый раз ночевать под тентом было неудобно, а на шляпе рос новый город. Я вообще не очень терпелив – вот и тогда подумал, тем более у меня уже имелись кой-какие мысли на этот счет, а почему бы мне здесь не осесть? Разобраться в своем, помечтать… а потом… это просто стало моим образом жизни… и… да не смотри ты на меня так!
-…э-эм.
-Пф. Здесь проще изучать природу островов, находясь на одном месте. Смотри, каких успехов я добился! Впечатляет? Оно стоило того, чтобы здесь остаться.
-Все еще не понимаю, – задумчиво ответил Эпсилон.
-Опять?! И почему ты постоянно улыбаешься? А? Что ни слово – то улыбка! Она у тебя безличная какая-то. Ты знаешь, что улыбкой радость выражают? Знаешь? И что такое «радость» - знаешь! А чего ж ты тогда ее не испытываешь? М? А-а! Забудь… – на любопытном лице Эпсилона было слишком умиротворенно, чтобы продолжать злиться. – Я ничего плохого в доме не вижу – и в том, что я здесь – тоже. Ехать на велосипеде было утомительно - больше вопросов, чем ответов. А здесь я смог привести свои мысли в порядок, отсортировать их и разложить по полочкам. У нас ведь удивительная память! Мы столько всего знаем!
   Наконец, небо прорвало, закапал мелкий дождик. Бархаль потянулся и сообщил:
-Пойду-ка я - посплю немного.
   Эпсилон кивнул, но как только он ушел, задумчиво поднял голову и посмотрел на комнату на третьем этаже.
-Я заметил несостыковки.
   Что-то встревожило его в рассказе Бархаля. Такое назойливое чувство… И еще… как будто… хотя нет, «предательство» - слишком сильное слово. Какое-то… разочарование.
   Эпсилон стоял перед «запретной» дверью. Это был зал тайн, и Бархаль навряд ли его когда-нибудь сюда впустит.
-Почему? Что такого может быть, в этой комнате? – Эпсилон говорил сам с собой и еще с кем-то. - Но Бархаль молчит, и я заметил несостыковки в его рассказе, - как заклинание повторил он и даже не подумал, что делает что-то неправильно. Он поступал, просто поступал – и все.
   У дверей есть ключи, но на этой не было замков. Немного поискав, Эпсилон нашел среди натянутых по бокам канатов подъемников крошечный узелок, оттягивавший внутри механический засов. Он развязал его, концы веревки со свистом разошлись - и дверь легко отъехала в сторону.

Комната с тайной, Неприятная правда:

   В комнате было особенно тускло и темно: ни щелей, ни прорезей в стенах. Но Эпсилон уже привык к дому Бархаля и быстро нащупал на стене выключатель. Где-то завертелись колесики на генераторе, стало постепенно светлеть.
-Что это за черточки?
   Они первыми привлекли внимание Эпсилона. Черточки были повсюду: на стенах, на полу, на потолке. На крошечном участке возле двери их было заметно больше, и даже мебель была сплошь перечеркнута.
   Не надо быть мудрецом, чтобы сделать правильный вывод. Города рассказывали ему и такие истории… Но было еще кое-что: вместо стола валялась груда установленных друг на друга велосипедных колес. Они же украшали лампочки под потолком и служили основой для подвесных шкафов с полками. Вот и ответ - Эпсилон не заметил в мастерской колес, и ему действительно было интересно, куда они делись. Хорошо, что нашлись. Только они… почему-то были не серебряные, а…
   …золотые. Навроде растений на солнечных песчаных островах. Золотые колеса.
-Точно. Бархалю они подходят, – Эпсилон кивнул отстраненным мыслям и решительно вошел в комнату. – Ох… – справа на стене в несколько слоев висела карта. – Совсем как у меня! Или… 
   Нет, не совсем. На карте Бархаля было много незнакомых Эпсилону островов. И она была раза в четыре больше… Сколько же он проехал? Сколько вспомнил? А что помнил Эпсилон? И сколько проехал он сам? И… как они появились? И почему? И…
   Эпсилон прогнал надоедливые вопросы – не все ли равно?! Да в сам-то деле! Мир бесконечный? Бесконечный. В нем случается множество удивительного? Случается. Так в чем еще проблемы?
-Не знаю, - Эпсилон покачал головой, с трудом отвернулся. Вдруг он вспомнил кое-что и обернулся обратно - он нашел на карте архипелаг «намагниченных» островов.
   Что-то нехорошо екнуло внутри: на месте четырнадцатого острова карта была грубо порвана, позади черным пятном зияла большая дыра в стене.
   И все эти черточки. У Бархаля точно не все в порядке.
   В дальнем углу разместилось нечто огромное, накрытое плотной тканью. Эпсилон приподнял ее за краешек.
   Историческая бочка! Цилиндрическая! И еще одна! (Стояла рядом).
   Начиная понимать что-то неприятное, Эпсилон еще раз внимательно исследовал комнату. Вот они все – недостающие детали велосипеда, все в этой комнате - приспособлены под мебель. Велосипед был разобран и лишен себя. А, собственно, где у него вообще то, благодаря чему Бархаль называл его живым? Когда оно появляется? Или так: в какой части заключено?
   Пошарив на полках, Эпсилон нашел чертежи и зарисовки его конструкции.
   Бархаль явно не сторонился своих знаний. Его велосипед был произведением искусства и чудом техники, позаимствованным не из ихнего мира. Эпсилон так увлёкся разглядыванием незнакомых новшеств, когда вдруг понял, что и он знает все эти мельчайшие подробности о законах динамики и статики! Всегда знал, но никогда не применял – ибо… в этом не было нужды? Точно. Он ведь и сейчас не понимал, а зачем Бархалю все эти улучшения? Но выглядело здорово! Черт подери, так здорово, что и причин, наверное, не надо! О! А это… Эпсилон потянулся к новым рисункам на круглом столе, которые только заметил…
   Когда на пороге появилась тень.
   Бархаль не улыбался. На носу у него сидели увеличительные очки, и из-за этого он выглядел комично, но он не улыбался. Он был каким-то… подавленным и исподлобья смотрел на Эпсилона. Чересчур серьезный прищур его шоколадных глаз казался немного фанатичным.
   Кажется, вторжение Эпсилона что-то изменило. Навсегда. А Бархаль то ли не хотел, то ли боялся этих перемен.
-Что такое «боялся»? – как всегда задумался вслух Эпсилон, когда Бархаль вздрогнул и заговорил.
   Даже его голос изменился - потерял прежнюю искринку.
-Зачем ты сюда зашел? М? Эпсилон?
   Уже второй раз за день он открыто назвал его по имени, но сейчас Эпсилон не мог этому радоваться: снаружи шел дождь – и с Бархаля капала вода. Его торчащие волосы поникли, в одночасье он стал чужим.
   Эпсилон подался из-за стола и улыбнулся.
   У Бархаля дернулась правая бровь.
-И что ты здесь нашел, а? Все. Я ухожу, - ничего больше не объяснив, он отвернулся и куда-то запрыгнул - Эпсилон заметил, на его шее вспыхнула золотая искра.
   С секунду он стоял, не зная, что предпринять, а потом выскочил следом и крикнул:
-Бархаль! Куда ты делся! Я же пока ничего тебе не сказал!
   Он точно ушел на крышу. Он всегда там сидит, когда ведет себя странно или грустит. Эпсилон добежал до подъемника, и резкий толчок подкинул его в воздух.
   Бархаль сидел на своем любимом пятачке, глядя в нижний бессознательный туман.
Эпсилон остановился на веревочной лестнице, ощущая невидимую преграду.
-Извини, я заметил несостыковки в твоем рассказе, - попытался он оправдаться.
   Шоколадные глаза Бархаля не шелохнулись, он и ухом не повел…
-Я заметил не…
-Да слышал я, слышал! – прогундел зловредным голоском человечек в зеленом балахоне. – Помолчи уже! Сам ни о чем не думаешь – зато хочешь видеть, хочешь знать? Что? Испытываешь интерес? Интересно тебе? И что? Узнать что-нибудь захотелось? А?!
   Какой враждебный. Как необычно… Какие непонятные ощущения. Ведь это совсем не нужно…
-Нет, мне не «интересно». Мне как-то не по себе.
-Не по себе ему, видите ли! Несостыковки! А что ты хотел знать? Ну что, а?! – Бархаль явно пытался улыбнуться, но это ему не очень помогло. – Да не верю я, что ты настоящий! А если даже настоящий, то конец здесь твоему путешествию! Все! Фьюить! Забудь! С этого острова – не выбраться!
   …
   Эпсилон не то чтобы воспринял заявление как-то по-особенному. Он как всегда молчал и ждал, что Бархаль скажет дальше.
-Ну да – попал я на него. Ехал, понимаешь ли, по своим делам! Эти острова интересны тем, что на них нет рельсов. Я решил проверить. А стоило ли? Ты не поймешь, что я искал. Мне нужны были ответы – и здесь они были! Дня два, три… я мог потерпеть. Четыре, пять – я начал нервничать. Острова здесь очень враждебно настроены, и никто не поможет, если у них не запланирована встреча. Ничего не поделаешь, но здесь все иначе! Мой остров намеренно перестал качаться! Потому что я был любопытным - меня заманили в ловушку! Мы в ловушке!
   Брхаль выглядел маленьким и жалким, повторяя одно и тоже, нервно заламывая пальцы на руках.
-Я не день здесь просидел, я сидел здесь очень долго! Так долго, что порой я начинал понимать, что мне не выбраться. Не будет больше ветра, бьющего по лицу, не будет продолжаться мое приключение! И это было страшно – это было крушение моего мира! Я не мог ни двигаться, ни вернуться, ни поехать вперед. Я сидел и ждал, потом просил остров, потом кричал и умолял. Я даже ругался с бессознательными туманами! Очень долго. Дольше, чем ты можешь себе представить. Даже когда охрип. Это… отсутствие пищи для моей головы, для моих мыслей - было ужасно! Хотя именно так я начал понимать, сколько в ней уже накопилось. Когда я не мог найти подтверждение своим словам, во мне были знания, которых я не хотел. И ведь не только о технике. Обо всем! Там было все! Но не было ни одного знания о нашем мире, которое помогло бы мне! Велосипед… мой… У него не было имени, но когда я разбирал его, то понял, что оно должно было быть. Выбраться отсюда, выбраться… Это меня больше не волновало. Я никуда не смогу сбежать, я в ловушке. Это правда. И ты в ловушке. Я бы закатил тебе истерику, но я уже слишком изменился для этого. Ведь «истерика»… это даже звучит глупо… фух… Не хотел я тебе ничего такого говорить. Я уже столько живу – наверняка дольше тебя. Это просто несправедливо, что тебе ничего не интересно - и ты был счастлив! Впервые встречаю такое существо. Даже когда ты начал сейчас что-то изучать – ты все равно счастлив, а я никогда не смогу успокоиться!
   …
-И город…. Тот самый, с которым я прибыл сюда, он вообще-то был уничтожен.
-Ты его…
-Ты что! Нет! Но… глаза у тебя злые, Эпсилон, очень злые. Ты хотя и спокойный, но это, по-моему, не так. Ты вроде бы улыбаешься – но глаза у тебя… Эх, можно я побуду один? Делай, что хочешь. Можешь и в той моей комнате посидеть, не такая уж это большая тайна. И чего я так распереживался…
   Эпсилону сейчас больше всего хотелось остаться с Бархалем, но он подавил это нелепое желание - и действительно вернулся в удивительную комнату.
   Такое дело… Бархаль, он… очень странный. О чем он думает? Что он чувствует и почему поступки Эпсилона так сильно выбивают его из колеи?
-Не понимаю. Ничего.

Спуск за нижний туман:

   Невидимый остров с размаху врезался в прыгающего на перекладину Бархаля, и они оба полетели вниз. Бархаль успел схватиться за какую-то веревку и рассмеялся в пространство:
-Мелкое нечто! Думаешь, я не знаю, что вы все здесь?! Появляйтесь, не бойтесь! Аха-ха-ха!
   Невидимый остров скептически покружил вокруг «нового друга» Эпсилона – и, собственно, полетел, как и каждый день, на свой постоянный пост – немного выше серебряного рыжеволосого существа и как можно дальше, чтобы оно его не почувствовало.
   Когда Эпсилон нашел Бархаля, тот стоял и тяжело дышал. Увидев Эпсилона, он приободрился.
-Эпсилон! А почему мы появились на островах одни? Ты знаешь? Ну… если подумать – не совсем одни, у нас были шляпы и велосипеды, но вот себе подобных я встретил только сейчас, ты тоже увидел меня впервые. Кто мы вообще такие? Откуда мы? Вот скажи… тебе интересно, зачем мы тут? Для чего мы тут? В чем смысл нашего существования?
   Памятуя о его вчерашней вспышке гнева, когда они затронули эту тему, Эпсилон неоднозначно хмыкнул.
-А разве это важно?
-Кончено важно! – возмутился Бархаль. Все вокруг нас важно! Эпсилон, когда я начинаю с тобой говорить, – мне тут же хочется прекратить это бесполезное занятие! … И все же я продолжаю говорить! Парадокс!
-Мы строим города. Мы путешествуем – это и есть смысл.
-Да уж – ты прав… Только это какой-то грустный смысл, - Бархаль согнулся пополам и в позе каракатицы поплелся на лужайку для испытаний. – Наши города рассказывают нам столько историй! – донеслось оттуда. - Но ни в одной мы не участвовали. Да и сами города? Что они такое? Я пытался задержать искры, которые улетают после того, как город исчезает, но у меня ничего не получилось. Они как пыль - просочились сквозь мои пальцы… истории… Ха! - Бархаль поднял угловатую ладонь, растопырив бледную пятерню. - А когда я остановился на этом острове, смысл вообще потерялся. Кажется… его нет.
   Ну вот, опять… Бархаль ведет себя не как обычно. Раньше Эпсилон не видел у него настолько резких перепадов между приступами депрессии и спокойствия. Какой из них был настоящим Бархалем?
-Сколько бы историй я не слышал, они все заканчиваются, - он все же решил поддержать диалог.
-И что?
-А наша – она не закончится.
-И что?
-Мне надо найти свой велосипед – и выращивать на шляпе города. Дома ждут нас. И если мы не услышим их истории и не построим из них города, мне кажется, мы что-то где-то нарушим. Какой-то механизм – и мы его нарушим.
-И что?! Я так же строю города, не сдвигаясь с места. Поверь мне - наше происхождение и пребывание здесь куда большая тайна, чем эти самые «дома». Зачем мне куда-то идти?!
-Но ты ведь хотел?
-Хотел… Раньше. Но я не могу бросить здесь мой велосипед, я и так его разобрал, чтобы не слышать, что он говорит.
-Твой велосипед говорил?
-Ага. Только недолго… - посерьезневший Бархаль попытался задремать, но Эпсилон не обратил на это внимания.
-А ты уже спускался вниз? Ты говорил, что построишь подъемник…
-Мало! – в голове у Бархаля, по всей видимости, опять что-то завертелось, делая необходимые расчеты, и он пришел в себя. – Слишком маленький выступ! Ему еще надо подрасти.
-А потом, когда спустишься? Что?
-Выясню, есть ли там нижний океан.
-А вверх?
-Вверх слишком сложно. Ветер сильный и дует абсолютно безо всякой закономерности. Чтобы спуститься вниз, я построю машину - и узнаю правду.
-А что будет потом?
-Не знаю… там поглядим.
   Больше к этому не возвращались. Эпсилон все больше тревожился о своем велосипеде и еще стал тревожиться о Бархале, потому что заметил, как тот все чаще разговаривает с самим собой. А еще он тревожился за себя – потому что вообще «тревожился» - это чувство было ему в диковинку.
   Недавно он кое что понял: Бархаль не может сидеть на месте не от переизбытка идей, а от понимания их бессмысленности. И, кажется, пребывание на острове его, Эпсилона, стало для него последней каплей. Как-то после наступления ночи Бархаль вышел к нему из мастерской и спросил:
-Поможешь мне построить корзину?
-А та, что есть – не годится?
-Нет, надо крепче.
-Помогу, - Эпсилон привязал пузырь с домиком к перилам террасы и пошел к освещенному электричеством дому.
-У-ху! – Бархаль пробежался по комнате. У ворот, выходивших на заднюю часть дома, торчал рычаг со спиральными наконечниками. Бархаль с разбегу запрыгнул на него, и под его весом тот постепенно опустился.
   Неожиданно потолок затрясся, момент - и он отъехал в сторону. Теперь над их головами плыли ночные чудовища верхнего бессознательного тумана. Призраки забавлялись, прыгая с одного воздушного гребня на другой.
-Эти стены и потолки закреплены на основной раме велосипеда и могут по ней передвигаться, – восхищенно рассказывал Бархаль. - В идеале весь дом может ехать! Если бы я этого захотел. Так! За что бы нам взяться?!
   Он поручил Эпсилону распиливать на мелкие полосы доски, а сам взялся вытягивать и гнуть железные обода. Работали они молча, только Бархаль иногда ворчал на Эпсилона - тот, зачарованно глядя вокруг или вверх, думал о чем-то своем.
   Они не прерывались на сон и за ночь закончили работу. Оставалось отладить спусковой механизм.
   В дверь осторожно заглянул круглый шарик на ножках.
-ТЫ! Подомор! – шарик испугался и скрылся. Бархаль расхохотался.
   «Подомор»?
-Что с тобой? - спросил Эпсилон, но тот лишь замахал на него руками.
-Ничего, ничего! Эй, Эпсилон! А ты никогда не пробовал что-нибудь написать?
-Написать?
-Вот-вот, - непонятно к чему кивнул Бархаль, лихо закрутив большую гайку и роясь в ящике в поисках следующей. – Понимаешь, в чем проблема?
-Э-э, нет. Я писал иногда…   
   Бархаль опешил.
-Как так? А что ты писал? Я думал, ты не писал – мы ведь знаем столько языков, столько систем построения слога, я просто не смог выбрать, мне нравились все!
-И правда, – согласился Эпсилон. – Но я об этом не подумал, я просто писал письма – и складывал их в почтовые ящики.
   Бархаль с трудом стер с лица изумление.
-Ты в своем репертуаре. И это не ящики, а скорее, телепортаторы. Они ведь могут переносить вещи с одного острова на другой. Я как-то наткнулся на архипелаг, где они были во-от та-акущих размеров, – он небрежно махнул в сторону велосипедной рамы (да уж, действительно впечатляло). – Но велосипед в них не поместился – и нет гарантии, что, залезая в большой ящик, ты не попадешь в маленький, превратившись во что-нибудь эдакое! Так что я не стал экспериментировать.
-А почему ты тогда решил, что они что-то переносят?
-Ну… так… В общем, как-то я это решил!
-Неполный ответ.
-Злые глаза!
   Взобравшись на третий этаж, Бархаль и Эпсилон спустили вниз размотанные цепочки. После этого они сняли еще несколько шестерней и своротили с окна кривую сигнальную трубу. Спускаться придется глубоко, понадобится усиливать «трос» и собирать цепи в пучок. Однако даже при этом нет гарантии, что они выдержат и посадочная корзина не будет раскачиваться. Надо все предусмотреть.
-Ты же говорил, что твой остров не двигается? Значит, сильно раскачивать не должно.
-Говорил, но… кто его знает.
   Механизм спуска был несложным. Спускать решили Бархаля, а Эпсилон должен был следить, чтобы все наверху было в порядке. Сначала хотели делать один главный барабан, на который будет наматываться цепь, но потом решили установить два – для подстраховки.
-Гм… Мы тогда в длине потеряем, - печально отозвался Бархаль. - Но это лучше чем падать неизвестно куда. Я еще недостаточно всего узнал, чтобы на такое решиться.
   Через два дня, тщательно все проверив, они закрепили на краю острова штыри и блоки, чтоб переместить установку вниз, на подросший уступ островной ноги.
-Все-таки… он еще не слишком большой, – Бархаль вскарабкался по веревке обратно. – Но мы ведь не можем больше ждать? Верно?
  Эпсилон промолчал. За те дни, что они работали, он как-то подумал, что, может, не так уж и плохо оставаться на одном месте – и никуда не двигаться. Говорить ни о чем, не думать, но размышлять, быть рядом, планировать и не торопиться. Что-то в этом есть от бесконечности. Прежде Эпсилона никогда не тревожила его внутренняя пустота. Пока он не увидел наполненного до краев Бархаля – его пустота была открытой, свежей раной, и она постоянно кровоточила, будь то смех или внезапная грусть.
-Я подам сигнал – и только тогда будешь поднимать меня наверх! – отвлек его Бархаль. Кроме сигнальной трубы они дополнительно снабдили корзину для спуска воздушной трубкой и положили туда крошечный серебряный шарик. Простого выдоха было достаточно, чтобы шарик взметнулся по ней и в мгновении ока оказался  у того, кто стоял на другом конце. С тремя этажами это сработало без проблем – сработает и на маршруте туман-остров.
-Ну все! Я спускаюсь, - Бархаль ловко запрыгнул в корзину. Думая, что Эпсилон его не видит, он что-то вынул из кармана своего зеленого балахона и старательно зашептал, нагибаясь. - Давай! – махнул он рукой спустя какое-то время, и Эпсилон снял с рычага блок. Колесики завертелись, корзина с Бархалем стала медленно опускаться вдоль островной ноги.
   Эпсилон уселся возле сигнального «шланга», свесив ноги в туман. Подумать только! Бархаль откроет одну из тайн ихнего мира! Правильно ли это? Разрешат ли ему это сделать? Бархаль исчез в тумане, и беспокойство накрыло Эпсилона с головой.
-Нет причин для беспокойства, - убедил себя Эпсилон, снял с шеи цветоскоп и стал вертеть его по-всякому. Механизмы подъемника размеренно щелкали, слабый ветерок покамест не грозил превратиться в ураган, и большого мотка цепи хватало с избытком. Мир переворачивался с ног на голову, и Эпсилон был почти уверен, что через стекло небесной лампочки на них скалился архитектор островов, похожий на зверя.
   И с чего он так решил?
   «Пол» и «потолок» их мира одинаковы. Что, если за ними океаны? Если там вода? Даже не океаны. Нет названия тому, что покрывает бесконечный мир. Правда… Что, если выяснять, насколько он бесконечен? Если ехать только вбок, или спускаться только вниз, или подниматься только вверх?
   Он спросит об этом у Брахаля, когда тот вернется. А ведь он постоянно о чем-то таком думает – о чем-то важном, постоянно хочет докопаться до сути.
-Я – другой, - кивнул Эпсилон. Хорошо это или плохо?
   Странно. Ветер как будто усилился. Эпсилон затаил дыхание, и над головой раздался знакомый скрип.
-Остров качается.
   Цепь длинная. Но если остров начнет качаться сильнее, она недолго продержится. Эпсилон коснулся напряженных звеньев. Стоит паре пинов надломиться от веса, и… Ну, для этого «и» он и остался на уступе. Жизнь единственного существа, которое имело для него смысл, держалась на последовательно переплетенных серебряных эллипсах, и он не мог себе позволить отпустить его.
-Ты не подлетишь ко мне? – внезапно спросил Эпсилон, оборачиваясь.
   Невидимый остров, старательно от него скрываясь, недоверчиво замельтешил по воздуху.
-Я не уверен, что ты хочешь быть ближе, но Бархаль говорил, что в нашем мире трудно оставаться в стороне - это пока только мне удавалось. А ты всегда неподалеку, я знаю, - Эпсилон закончил и стал ждать, что же выйдет из его уговоров.
   Невидимый остров не знал, что ему предпринять: с одной стороны - было бы здорово случайно задевать бочком не только Бархаля, но и Эпсилона. Но если Бархаль был простой и эмоциональный (что внутри – то снаружи), то Эпсилон – совсем не такой. И остров что-то пугало… Может, его злой взгляд, о котором тот и не догадывался? Бархаль вот «свой», он играл с неживым и живым - и со многими другими, чья природа ему совсем не ясна, а Эпсилон все время какой-то отстраненный и замкнутый… На него и не приляжешь – тут же ворочается, то ли тяжело ему, то ли непривычно тепло.
   Но остров увязался именно за Эпсилоном. Он еще немного поразмышлял для виду – и подлетел на пару метров ближе.
   Больше половины цепи было истрачено, а Эпсилон пока не получил сигнала к возврату. А что, если… найдя там что-нибудь необычное, Бархаль выпрыгнет из корзины и уйдет? Оставит его одного?
   Что-то нехорошо екнуло в животе, Эпсилон задумался. А что в этом страшного? Он ведь и до этого был один? Или может… он боится того, что прыгнет следом за Бархалем? Вряд ли – не настолько ему интересно.
-Правда… может и интересно, – Эпсилон решил пока не делать поспешных выводов.
   Сидеть на выступе становилось все неудобней – неужели остров раскачивался? Бархаль говорил, что он не шевелился с того момента, как он остался на нем. Почему сейчас? Он злится? Мстит Бархалю? Эпсилон перебрался поближе к островной ноге и проверил крепления спускного механизма. Только не сейчас. Он не должен оторваться.
   В довершение всех неприятностей, над островом и намного километров вокруг сгустились тучи. А вот это было действительно странным: утром они проверяли горизонт, и все было в порядке.
-Острова раздражены, – догадался обо всем Эпсилон. Те острова, которые Бархаль «поймал», как магниты потянулись друг к другу.
   Даже на уступе, где он сидел, было слышно, как затрещали удерживавшие их веревки – того гляди порвутся! Их ноги угрожающе выгнулись.
-Надо ли мне предупредить Бархаля? – Эпсилон с тревогой следил, как раскачивается цепь, на которой держалась корзина, замирая и выгибаясь от веса пассажира. Едва ли это просто так.
   Невидимый остров устроился за спусковой машиной, чтобы его не снесло. Громыхнуло, полился ливень. Громыхнуло повторно. От острова повалил пар и воздух стал влажным и душным.
-Сигналь! - наконец, приказал Эпсилон, глядя на трубку, когда его сильно мотнуло в сторону от навалившегося урагана! Откуда такое?! Острова так сильно разозлились? Но за что? Неужели за то, что они делают?! – Сигналь! – крикнул Эпсилон, и перебрался к ручке, чтобы тянуть Бархаля наверх.
   Но что, если как раз сейчас Эпсилон помешает ему добиться чего-то важного, задать свои главные «зачем» и «почему»?
   Эпсилон на миг оцепенел – и шумно выдохнул - из трубки вылетел серебристый шарик. Он тут же навалился на рычаг и изо всех сил стал вращать барабан с цепями. Было тяжело. Он не помнил, сколько времени прошло, когда внезапно цепи тряхнуло так, что отдачей его припечатало к островной ноге. К счастью - сработал упор - цепь взметнулась змейкой и резко натянулась, задрожав.
-Лети к нему! – необычно громким голосом приказал Эпсилон Невидимому острову, и тот без колебаний ринулся в туман, оставив за собой столб вибрирующего тепла.
-Нету времени, – помотал головой Эпсилон.
   И тут его тряхнуло во второй раз. Да что там, внизу, происходило?!
-Не надо было… У-ух! – руки Эпсилона напряглись, корзина как будто стала в сотню раз тяжелее!
   Он с трудом удерживал ее. По ушам хлестнул внезапный треск, обе цепи одновременно оборвались – и его кинуло на барабан. Эпсилон перевернулся через голову и вывалился за край уступа, но успел схватиться за отогнутый лист железа. Он немного раскачался – и петелькой завернулся обратно.
   Обе цепи… оборваны. Сразу.
   Благо, он не был склонен к панике. Эпсилон деловито уселся на краю уступа и стал всматриваться в белую дымчатую пелену. Всматривался он недолго - вытянутая тень постепенно становилась ближе. И вот из тумана, повторяя ее контуры, показался Бархаль. Его руки будто держались за воздух, но там летел Невидимый остров. Успел. Спас.
   Бархаль выглядел встревоженным и напуганным. Он оглядывался, видимо, уже догадался, что жуткий треск – попытка освободиться захваченных им островов. Он спрыгнул на уступ, и они деловито смотали остатки цепей, после чего их по очереди перенес наверх Невидимый остров.
-Ветер пропал. И тучи… тоже пропали, – Эпсилон растерянно вертел головой.
   Сохраняя гробовое молчание, Бархаль неуклюже побрел к ближайшему подъемнику – и скрылся на крыше.

Решение выбраться:

-Бархаль! – не выдержал Эпсилон через пару дней.
   Но Бархаль завернулся в одеяло, лежа на своей просторной кровати и отгородившись, так сказать, от внешнего мира. Сначала Эпсилон пытался подняться к нему, но тот водрузил у лестницы перед спальней жирный красный крест, красноречиво описавший его пожелания.
   Эпсилон сидел на травке, а «Подомор» осторожно подбирался к нему то с одной стороны, то с другой. Эпсилон просто не знал, что с ним делать. Механизм вел себя ну совсем как живой. Шарик касался его серебристыми ножками и тут же игриво отскакивал назад. Что же в нем вырастет?
   Эпсилон рассматривал домик в пузыре, когда распознал неподалеку Невидимый остров. Все время до этого, как он принес Бархаля, он почему-то был в его комнате. Эпсилон периодически слышал хриплый голос человечка в зеленом балахоне, но не вмешивался.
   Вылетев наружу, Невидимый остров тут же бросился в атаку на Подомора. Тот смешно подпрыгнул (каким-то образом он его видел) и стал улепетывать – причем при этом он протоптался по Эпсилону, чуть не своротив ему нос. Эпсилон поперхнулся от такой наглости и рассерженно сел, но как только он открыл рот и хотел что-нибудь сказать, подумал о Бархале – и опять повалился на траву. Повизгивавший от восторга домовыращиватель незамедлительно протоптался по нему еще несколько раз…
   Бархаль не желал делиться своим открытием. Что он там такого увидел? И что случилось с островами наверху? И как смогли оборваться разом две цепи?! Они ведь были очень прочными…
-Что же там такого… Внизу? – Эпсилон свесился за край, но как ни щурился, ничего не увидел… и…
   Его внезапно схватила рука и с силой отшвырнула назад. Эпсилон колбаской прокатился по траве. Забавно, только немного больно.
-Не смей! – Бархаль выглядел ужасно непривычно. Этот наморщенный лоб и опущенные брови, этот суровый, сердитый взгляд. – Ты хотел спуститься? Так? – сердито выкрикнул Бархаль.
   Эпсилон, подавшийся было вперед, остановился.
-Нет, я просто смотрел вниз.
   Бархаль неохотно отошел от края, потянулся – и сам бухнулся на землю.
-Ну ты даешь! Я уж думал, ты сам решил туда спуститься! – его голос уже не был таким грозным. Бархаль заложил руки за голову и недоверчиво посмотрел в небо. – Ты когда-нибудь задумывался, откуда берутся Невидимые острова? Оттуда же, откуда мы или нет? А как мне удается сооружать что-то вроде – он мягко отпихнул карабкающегося по ноге Подомора - вот этого подъемника?
   Эпсилон пропустил вопросы мимо ушей, выждал немного и наконец спросил:
-Бархаль, что там было?
-Интересно? – повысив голос, спросил Бархаль, пронзительно посмотрев на Эпсилона, но потом отвернулся и фыркнул. – Не скажу… Извини. Я не скажу тебе. Ладно? Пусть пока это остается тайной. Может, потом… но сейчас не скажу.
   Эпсилон промолчал и улыбнулся.
-Мне было интересно собирать с тобой подъемник. Мне интересно все, что ты делаешь… я думаю.
-Правда? – ему почудилось легкое оживление. – Но… теперь я точно не уеду с этого острова. И ты… возможно, тоже. Вот так вот.
-Почему?
-А ты разве сам не видел?! - Бархаль стремительно приходил «в норму». – Этот ветер… и эти тучи… и острова. Они же не трепыхались даже от сильных ураганов! А тут на тебе! Понадобилось им освободиться и пораскачиваться! Нет. Я даже не знаю… Они сейчас вроде не злые, но могут опять начать… Они вообще, наверное, больше не пошевелятся!
   Эпсилон достал из-за пазухи трубку. Она быстро распузырилась, и Бархаль с большим энтузиазмом стал лопать вылетающие мыльные шарики.
-Мне кажется… мы сможем отсюда уехать.
-Ага! – Бархаль невесело хохотнул. – Почему ты так думаешь? И кстати - ты заметил, что ты «думаешь»? Это я так – на всякий случай, чтобы ты потом не отпирался. О, равнодушный Эпсилон, почему ты так думаешь?
-Мне надо найти велосипед, он ждет меня, – Эпсилон улыбался против воли, его верхние зубки нависали чуток над подбородком круглой головы. Шоколадные глаза Бархаля ехидно прищурились.
-Как скажешь! Предположим, мы придумаем, как тебе отсюда выбраться. А дальше что? Путешествовать? -Мы ведь для этого созданы?
-И снова строить города на шляпе?
-Да, это интересно.
-Только потому что интересно? – уточнил Бархаль.
-Да.
   …
-Не знаю… Мои новые знания… Надо их использовать. Не думаю, что я сдвинусь с места. Никакой мотивации!
   Вот незадача. Эпсилон присел напротив, чтобы видеть лицо своего «двойника».
-А со мной поедешь? Поедешь со мной путешествовать? Выберешься с островов?
   Бархаль поначалу хотел отшутиться, и только через пару секунд понял смысл сказанного. Он недоверчиво рассматривал надоедливую галлюцинацию, которая никак не желала исчезать, а теперь и вовсе предлагала ему что-то невообразимое: продолжить путешествовать. Странно, но ему нравилась эта галлюцинация. Может быть, - потому что он устал сидеть на одном месте? Может быть, потому что сам чувствовал - пора? Подумав, Бархаль ответил вот что:
-Надо будет собрать велосипед. И взять то, что поможет твоему. Надо… Ха! Ха-ха-ха! – он рассмеялся и повалился на спину. – Какое чистое безрассудство! Прыгать по островам без рельс и искать твой велосипед! Да! Мы опять где-нибудь застрянем! Ха-ха! Как только тебе могло такое… А знаешь, что? Пожалуй, на такое я согласен – с тобой я согласен путешествовать дальше! К тому же - у меня появились вопросы, на которые я не найду ответов, оставаясь на одном месте.

О том, как сделали разноцветный хвост:

   Прошла еще пара дней, в течение которых Бархаль машинально подходил к Эпсилону и рассеянно, как в первые дни знакомства, тыкал его пальцем в плечо или в спину - проверял, настоящий ли. Эпсилон это молча терпел, но ему казалось, что Бархаля не очень-то успокаивают «материальные» доказательства. А еще он убедился, что Бархаль видит что-то странное. Однажды он зашел в его комнату на третьем этаже…
-И что с того, что я не успею? Значит, придется бросить здесь половину, – Бархаль не видел его. Он застыл, будто к кому-то прислушивался, а потом отмахнулся. Пошел направо, свернул налево. Он вернулся к столу и громко возразил: - Знаешь - это не твое дело! Какого черта?! Иди отсюда! Давай-давай! Бес-по-лез-но! Сгинь! А вы чего тут расселись? – закричал он на табуретки в углу. – Брысь! – сильно топая, он подлетел к ним, пугая невидимок. - А-а-а! Да сколько ж можно! – он взъерошил на голове волосы…
   Эпсилон бесшумно соскользнул по фасаду на первый этаж.
-Все! Я решил! – объявил Бархаль на следующее утро, свесившись с электрогенератора.
-Понятно, – равнодушно кивнул Эпсилон, на самом деле сильно обрадовавшись.
-Почему ты больше ни о чем меня не спрашиваешь, а? Ну почему-у-у? Эпсилон? – заныл Бархаль. - Но сначала надо подготовиться! Я не раз думал о вещах, которые пригодились бы мне в походе. Но пока я ехал, меня больше интересовали платонические вещи вроде сотворения мира.
-Необходимые вещи? Они не будут лишними?
-Ничего не бывает лишним, если у него есть основания быть! – весело заявил Бархаль.
   Эпсилон обрадовался внезапным переменам в характере угловатого человечка, но между ними снова выросла «стена». Бархаль держался отстраненным.
-Да что ж это такое, - Эпсилон уже реже, но пока еще говорил свои мысли вслух.
   Подомор выпрыгнул из дверей мастерской. За ним, запутавшись в проводе, гнался Невидимый островок. Завидев своего любимца, Подомор устремился к Эпсилону – и стал наматывать вокруг круги.
-Он привык по мне бегать… - Эпсилон поймал возмущенный остров, но тот неожиданно взбрыкнулся и толкнул его в грудь, уронив на землю!
-Точно! Знаю! – рассмеялся Бархаль, слезая на травку и наблюдая, как Подомор радостно скачет по Эпсилону. – Надо его обозначить! И как я сразу не подумал! Пошли! – он ухватил Эпсилона за запястье – и потащил в мастерскую.
-Эй! Что ты придумал? – пытаясь подняться, спрашивал Эпсилон.
   Подомор продолжал скакать вокруг, перепрыгивая через него, как через бревно, и он смирился со своей участью.
-Так-так… кажется, я положил это куда-то… А нет, лучше иди на веранду! – передумал Бархаль и исчез.
   Эпсилон не спешил уходить. Его взгляд задержался на велосипеде: каркас рамы с сиденьем стояли по центру комнаты.
-Скоро Бархаль поедет с нами, – Эпсилон достал цветоскоп и остановился на желтом стеклышке.
   Велосипед мерцал, как ночной светлячок.
   И ведь есть не только светляки, есть тысячи других существ, которых нет в этом мире, но Эпсилон знает о них.
-Что же он увидел…
-Эпсилон! Чего застрял? Иди сюда!
   Видя, как на его пути носится по полянке портативный домовыращиватель, Эпсилон решил пройти внутри дома. Он задержался у исписанной мелом доски (рисунки на ней поменялись) и вышел на террасу.
-Вот! Смотри! – Бархаль прямо на столе с энтузиазмом рисовал какие-то черточки и линии.
-Фигурки… из… ткани? – спросил Эпсилон.
-Ну! Почти! Вот тебе – ножницы! Вот тебе – лоскутки! Вырезай квадратики и складывай вместе!
   Эпсилон без лишних расспросов сел и стал работать. Странно, ведь он тоже знал, как делать эти фигурки, просто подзабыл чуток… А сколько еще всего он так же «подзабыл»?
-Бархаль, что ты…
   Нет его. Опять куда-то убежал. У перил колыхался привязанный пузырь с серебряным растением. Скоро Эпсилон уедет отсюда, скоро он опять будет в пути. Сердце ныло при мысли о том, сколько домов переросли нужный размер и уже не попадут на шляпу.
   Лоскутки распадались, но Эпсилон обнаружил иголку с ниткой, вспомнил, как ими пользоваться и стал их сметывать. Работать иглой было непривычно, но забавно. Немного погодя Эпсилон вспомнил и как делать узелки, и какие стежки будут надежнее при сшивании. А как Бархаль намерен прицепить это к невидимому острову?
   Над головой раздался скрежет – там, где находилась комната с колесами. Эпсилон ловко взобрался к ней по лестнице. Раздвинув мебель по углам, Бархаль разложил на полу большие бумажные листы и что-то бормотал, выводя сложные рисунки с указателями. Когда Эпсилон подошел ближе, он увидел, что это были конструкции велосипеда. Он пробежал глазами чертежи – и нашел среди них главный, на котором велосипед был изображен целиком.
-Он красивый.
   Так вот каким он был! Удивительная форма! Столько всего прицеплено по бокам, сверху и снизу! Если Бархаль соберет его…
-Ты думаешь, как его собрать обратно?
-А? – не понял Бархаль. - Нет, я это очень хорошо знаю. Я думаю, как его улучшить, – в шоколадных глазах появился ненормальный отблеск. – Почему в наших головах так много знаний о всякой технической ерунде? Вообще обо всех областях всего? Потому что нам рассказывают свои истории целые города, так? Мы используем силы ветра, мысли и даже пустоты! Мы сильнее любого божества! Если бы у нас были боги… Зачем? Мы знаем то, чего не знает никто о мирах, где никогда никого из нас не будет! И все же мы не боги. В общем - я хочу собрать все, что есть в моей голове! Хочу увидеть, как оно работает, хотя знаю, как… Но этого мало! И я обязательно хочу сделать то, о чем я не мог бы знать! - тут Бархаль задумался. - Знаешь, ведь единственное, о чем мы не можем знать – это мы сами и то, что вокруг нас. Мы можем знать все о «там», мы можем услышать тысячи историй, но наши истории нам узнать не у кого, потому что никто про нас не знает. Бессознательный мир, заключенный в кулак бессознательных хозяев. Хех… – Бархаль напрягся, металлический уголок, который он держал в руках, переломился, и звон вернул его в реальность.
   Эпсилон не думал, что то, что он скажет после этого, будет правильным:
-Как прикрепить хвост к острову?
-Как? Да очень просто! Сейчас покажу!
   Бархаль быстро схватил какой-то предмет со стола и прыгнул с ним в дыру в стене – оттуда он попадет в мастерскую.
   Эпсилон еще немного постоял, разглядывая чертежи. Он ведь, получается, тоже…все это знает? Невероятно.
   Тут дверь громыхнула, и в комнату ворвался Невидимый остров. Он с ходу врезался ему в бок, и Эпсилон упал. Остров это не остановило: он елозил у него на груди, пытаясь, похоже, просверлить в нем дыру!
-Да что такое? Что ты… – Эпсилон обхватил его, чтобы удержать и понял – хвост!
-Ну как? - довольный Бархаль, небрежно раскачивая серебристым молотком и коварно лыбясь, стоял на пороге.
-Кажется… Ему это не очень понравилось, – теперь Эпсилон сдерживал Невидимый остров, который, увидев обидчика, тут же хотел перейти в контрнаступление.
-Ну… Ему не было больно, может, ему не понравилось, что это делал не ты? Но хвост-то твой? Просто погладь его… по… травке, что ли.
-Он же не «животное»… - смущенно пробормотал Эпсилон, пытаясь удержать остров и погладить его одновременно.
-Вот уж не знаю, – Бархаль собрал чертежи. – Я в мастерскую.
   Остров успокоился, но обиженно пихнул Эпсилона и вылетел в окно, разноцветный хвост забавно извивался за ним то спиралькой, то змейкой.

Подарок:

-Кстати, Эпсилон, не хочешь вырастить что-нибудь, пока я не разобрал комнату с растениями? – Бархаль вытащил раму, колеса и цепи велосипеда во двор, сложив все в аккуратные кучки. Он постепенно разбирал крышу и третий этаж. Работа шла быстрее, чем предполагал Эпсилон. Подвижный мозг Бархаля был постоянно занят и не пускался в пространные рассуждения о непонятном.
-Если снимем генератор, будет темно, потому что на земле он сильно барахлит. Я его поэтому и поднял.
-А вот я никогда не пользовался электричеством. Странно, что ты так давно догадался его сделать.
-Не сделать, а получить, - поправил Бархаль. – Мне просто нравилось, как желтые огоньки переплетаются с серебряными и становятся золотыми.
-Золотое… - Эпсилон покосился на шею Бархаля и на его щеку. Они разговаривали каждый день, но ему все казалось, что не о том, о чем нужно.
-Так. Теперь можешь покрепче вон ту пластину натянуть? Ага! И еще во-он там вот закрутить. Вот так! Да! Теперь отпускай! Осторожно… осторожно… Та-дам! Ну все. Я пойду, демонтирую смотровую площадку. Так что насчет растения? Будешь что-нибудь выращивать?
   Эпсилон отрицательно качнул головой:
-Нет, не надо.
-Странный ты! - заявление Бархаля не вязалось с его видом. – Все еще хочешь, чтобы я поехал с тобой?
-Да, а вот это надо, - поспешно кивнул Эпсилон.
   Он немного боялся. Он действительно ХОТЕЛ, чтобы Бархаль поехал с ним, но вправе ли он хотеть? Он никогда ничего не хотел, а теперь хочет. Бархаль только улыбнется таким мыслям, он-то постоянно чего-нибудь хотел – к примеру «знать».
   А Бархаль вскоре отстранил Эпсилона от сборки велосипеда, гордо постучав себя по груди (после чего тут же скривился), и сказал голосом героя:
-Я его разобрал – я его и соберу! И сделаю еще лучше, чем было!
   Он старался. Эпсилон смотрел на чертежи и видел, как Бархаль делал на них пометки. Правда – иногда он очень старался. Он не желал проигрывать их затуманенному миру. Пока шли дожди, он собирал колеса, заново выплавляя спицы. В них появились крутящиеся витражи, а на приводах - широкие пружины. Похожее на полумесяц, разместилось мягкое уступчатое кресло на крепкой прямой трубе. Бархаль все время что-нибудь тянул, плющил, ладил…
   Дом уменьшался, и только комната с резервуаром дождя историй спускалась нетронутая. Когда половина гостиной была растащена на материалы, она коснулась земли.
   Как-то Эпсилон застал Бархаля в положении крайней сосредоточенности.
-Знаешь, я тут подумал, - не дожидаясь вопросов, сам начал Бархаль. – У меня так много всего и все…кажется мне одинаково нужным.
   Эпсилон пошел к нему мимо полок, дотрагиваясь до каждой лежавшей на них вещи.
-М-да… и это пригодится… и вот это тоже не будет лишним… А это… ну нет, это я, все же, оставлю – переживу как-нибудь, - бормотал человечек в зеленом балахоне.
-Бархаль…
-И это мне не надо.
-Бархаль?
-А вот это надо! И это! А-а-а! Я не могу выбрать! Так – все. Вот это…
-Бархаль, что это? – Эпсилон протянул Бархалю высокий тяжелый цилиндр.
   Тот покосился на него и строго уточнил:
-Ну и где ты его взял?
-Стояла на тумбочке.
-Почему берешь все, что стоит на виду? Без спроса?
   Что еще за строгость?
-Мне поставить обратно?
-Нет… - Бархаль пожал плечами. – Это подарок.
«Ого…»
   Пока Эпсилон думал, как это открыть, Бархаль не упускал возможности исподтишка на него оглядываться. После тщетных попыток Эпсилон поставил цилиндр на место и отошел. Бархаль растерялся:
-Чего обратно поставил?
-Раз подарок островов, наверное, он тебе важнее других.
-Ха! Не угадал! – Бархаль довольно рассмеялся, схватил цилиндр и, подпрыгнув к Эпсилону, помахал им у его носа. – Это тебе подарок! Ну ты даешь! Он же совсем просто открывается! Смотри!
   Эпсилон зачарованно наблюдал, как он показывал ему то одну часть цилиндра, то другую. Оказывается, цилиндр состоял из нескольких сегментов, и в каждом были разные приборы. Измерение давления, измерение высоты, измерение температуры и влажности…
-И даже компас! Представляешь? – похвастался Бархаль. – В этом мире тоже есть компас! Можно более точные карты рисовать!
   Он напрасно старался. Эпсилона больше поразил не сам прибор, а то, что Бархаль сделал ему «подарок».
-Тебе он не нужен? – уточнил тот, когда выговорившись, замолчал и снова начал рыться в вещах, скидывая ненужные в кучу. - Я же сказал – подарок! Ты же вечно молчишь! Вот почему ты молчишь? Потому что ты ненастоящий? Ведь нет? Ну я и решил проявить инициативу. Я спросил тебя, что бы ты хотел, но ты ничего не хочешь, я подумал, и…
-Отчего же… я хочу, чтобы ты поехал со мной.
-Э-э…
   Эпсилон просто не мог увидеть, как смущенный Бархаль резко сбавил темпы своей «сортировки».
   Скоро единственным, что угловатый человечек не потревожил, осталась синяя шляпа под решетчатым куполом. Эпсилон как-то спросил, почему она не ходит.
-Ходит?! – и это был первый раз, когда он знал больше Бархаля. - Шляпы умеют ходить?
-Да, умеют, – кивнул Эпсилон.
-Но я никогда не видел, чтобы ходила твоя!
-Пока на ней нет города, нету ножек. Когда появится хотя бы два растения, они тоже появятся.
-Правда? А мне всегда приходилось таскать ее на заднем сиденье!
-А морщины откуда?
-Эти что ль? – Бархаль указал на свой подвижный рельефный лоб.
-Да.
-От эмоциональности!
-Правда?!
-Да-а-а, Эпсилон, равнодушному тебе этого не понять!
   И вот были собраны в кучи нужное и ненужное. Эпсилон стоял в центре острова, в центре круглой рамы (бывшего каркаса дома Бархаля), как будто в центре всего мира. Но мир был бесконечным, а рама – всего лишь велосипедом. Да и Бархаль – обыкновенный серебряный человечек, похожий на него.
   И он улепетывал по тонким шпалам от Подомора! Вчера он достал из него готовый домик – и торжественно подсадил его к шляпе. Но, вопреки его ожиданиям, чудесная машинка не только не успокоилась без дождя историй, она посчитала Бархаля самым настоящим вором, стала брыкаться и не упускала случая броситься ему под коленки, чтобы уронить или схватить крышкой за край балахона. Эпсилон был счастлив: наконец-то по нему не прыгают и не бегают. Невидимый остров, маша разноцветным хвостом, отверженный, грустил в сторонке, пока Эпсилон не нашел ему работу.
   Он поманил его и по-деловому поинтересовался:
-У меня есть к тебе небольшая просьба. Ты попробуешь ее исполнить?
   Невидимый остров с готовностью шевельнулся из стороны в сторону, что на негласном языке означало «слушаю».
-Ты можешь поговорить с островами? Сможешь попросить их наклониться к нам?

Сборы:

   Бархаль… Ох, Бархаль… Как можно быть настолько непохожим на существо, почти точно копирующее его физически?!
   Зато он веселел прямо на глазах! Он и торопился, и в то же время не спешил: иногда перебирал что-то по нескольку раз, хотел сделать так «как надо и еще лучше». Эпсилон ему не мешал и по возможности помогал. Все остальное время он вертел гармонику (пока Бархаль не начинал на него ворчать, потому что боялся, что Эпсилон ее ненароком сломает), изучал приборы, которые ему достались, и рылся в кучах «на выброс».
   Сначала он нашел забавный рыцарский шлем и долго размышлял, когда это Бархаль мог захотеть, чтобы он вырос? Шлем понравился Подомору, но был ему маловат. Первой по-настоящему ценной находкой оказался маленький серебряный камушек на цепочке. Когда Эпсилон качнул его, он зазвенел.
-Здорово, - улыбнулся Эпсилон, и тут же раздалось громкое «Ам!» - и Подомор камушек слопал.
   Отскочив подальше, он приготовился убегать, но Эпсилон, разгадав его намерения, миролюбиво предложил:
-Давай я его прицеплю, чтоб снаружи висел.
   Машинка послушно подошла - и даже… села!
-Чудеса… - Эпсилон прицепил камушек к одному из торчащих штырьков. Подомор настороженно пригнулся, думая, что теперь уж точно за ним погонятся, но Эпсилон лишь доброжелательно похлопал его по крышке.
   Время от времени Бархаль кричал:
-Эпсилон! Иди сюда на секунду!
   Эпсилон так радовался, когда слышал свое имя! Это так здорово, когда кто-то посторонний его произносит. И даже дотошный Бархаль с последующим своим:
-А ты когда-нибудь думал – откуда у нас имена? – озадачив Эпсилона, не испортил ему настроение.
   Велосипед рос, как на дрожжах. Вот - Бархаль выволок из тени боковые и промежуточные рамы, перекладины, непонятные загогулины, хитроумно закрепил это все болтами и винтиками, и оно заработало! У рамы было две основные дуги: одна – горизонтальная, а другая – вертикальная, причем у вертикальной было ответвление–вынос вперед для самых больших колес. Механизм педалей, кассет и кареток располагался по центру, передавая силу тяги на шестерни, заключённые в основной «корпус» под сиденьем, и там она уже разбегалась по отдельным колесным парам. И это не все. Кроме основных рам – была еще рама «жилой части»: там как раз находились сиденье, историческая бочка и еще много чего. Как выяснилось, именно эту часть Бархаль желал модернизировать больше других, так что теперь Эпсилон не взялся бы описывать, где там что поднимается, что куда складывается и что как вертится. Задумки Бархаля были непостижимы!
   Он прыгал по постепенно оживающему велосипеду, что-то где-то помечая, и на ходу ораторствуя с совершенно счастливым выражением лица:
-А! Вот это – вертушка! Пропеллер! Если сделать вот так и так! А еще этот рычаг отогнуть – смотри!
   Не спрашивайте, каким образом, но бывший сзади велосипеда пропеллер переместился на вершину яйцеобразной оболочки сиденья.
-И получается еще дополнительная полка. Можно на ней валяться, – закончил пояснения Эпсилон. - А…
-Педали?! Они будут сами крутиться! Я сделал замкнутую систему с генератором! Представляешь, Эпсилон?! Зам-кну-ту-ю! Колесо крутится – крутятся педали, и генератор во-от сюда. И он зраяж… Ай! – Бархаль неосмотрительно наступил на землю, где царствовал Подомор, и его тут же цапнули за ногу. – За что? – Бархаль вскочил обратно на сиденье.
   Подомор гордо хлопнул крышкой и позвенел камушком.
-Э-э… Почему он у него? – Бархаль указал на камень.
-Я нашел его в куче с ненужными вещами. Он тебе нужен?
   Произошла секундная заминка:
-Ха-ха! Значит – так и должно быть! – мотая головой, заключил угловатый человечек. - Он ведет себя совсем как живой. Ты заметил? Заметил. Может, эта штука дает такой же эффект, что и совокупность дождя историй и шляпы? А я не знал, к чему ее приспособить… Не буду я ничего у тебя больше отбирать, Подомор! Хорош уже меня кусать!
-Ам! Ам!
-Я ему не нравлюсь, – состроил кислую мину Бархаль. - А что поделать? То растение-домик, которое росло в нем, все равно надо было извлечь и пересадить. Может, ты ему как-нибудь объяснишь, что у него работа такая? Он вроде тебя больше любит… - Бархаль спрыгнул подальше, возле малых задних колес, он как раз заканчивал привинчивать к ним спицы.
   Эпсилон вздохнул и, свернувшись калачиком, уснул.
   Странное дело – ему приснился сон. И  не сон историй, а его собственный… настоящий сон… о…
-Гх! – Эпсилон никогда не просыпался, поперхнувшись воздухом, но именно это случилось, когда в него врезался Невидимый остров.
   Хотя тот всего лишь проявил дружелюбность: поерзал немного, мягко вклиниваясь в его ушибленную грудь, и затих. Эпсилон не знал, что делать: чего он так к нему прижался?!
-Эпсилон, ты… кричал?
   Бархаль гордо восседал на куче материалов, как король на троне. Он быстро сдулся и стал собой – кривым и острым.
-Первый раз слышу, как ты кричишь! Ты умеешь кричать? – он ехидно помолчал. – Так почему кричал?
   Эпсилон спросонок не понял шутки.
-Сон,- нашелся он.
-Кошмар?
   Эпсилон вспоминал значение слова «кошмар».
-Сон, - он покосился на Невидимый остров и опять посмотрел на Бархаля.
-А-а! – догадался тот. - Просто обними его – во-от так! И понеси с собой! Он, наверное, обрадуется! – предлагая это, он улыбался до ушей, прекрасно зная, что совет «попытаться обнять» да еще и при свидетелях собьет Эпсилона с толку. Он садистки наблюдал за его неуклюжими попытками.
-Ему определенно нравится, как я мучаюсь… - проворчал Эпсилон, не зная, с какой стороны лучше взять Невидимый остров, как лучше обхватить и вообще… Что делать с этим теплым комочком?! И зачем с ним что-то делать?!!
-Обними его – во-от так! – веселился Бархаль, и Эпсилон подумал, что он хотя бы его рассмешил, а это уже неплохо: на лице Бархаля и в особенности у глаз собирались морщинки.
   Он не выдержал – и адресовал Бархалю сердитый взгляд.
-Ладно! Ухожу! Не буду тебя смущать! – признал тот свое поражение и убежал.
   Эпсилон все же обхватил остров. Они еще немного полежали, а потом решили прогуляться. Поддерживая его, Эпсилон подошел к краю травяной полянки. Остров еле заметно раскачивался. Бессознательный туман - и то, что за ним находится, и то, что видел Бархаль… То, что оборвало корзину для спуска. Вода? Океан? Или…
-Глаз у него нет, - непонятно к чему сказал Эпсилон, обернулся - и открыл рот от удивления: - Ничего себе.
   Либо он долго спал, либо Бархаль время зря не терял.
-Почти готов? – спросил Эпсилон, найдя его в комнате с резервуаром дождя историй.
-Ага… вот только - как мы выберемся отсюда? И выберемся ли вообще? – Бархаль устало тер рукой покрасневшие шоколадные глаза.
-Выберемся, – уверенно кивнул Эпсилон, поудобней перехватив Невидимый остров. – А что с дождем историй? Перельешь его в бочку?
-Нет. Сначала сделаю так, чтобы город исчез… Момент, - Бархаль обошел заключенное под куполом растение. – Долго он растет, пора бы и… - он ухватился за каркас купола – и резко дернул его вверх.
   Вырвал с корнем. Бархаль удовлетворенно кивнул:
-Вот так вот! – и выкинул его через отсутствующую крышу на улицу. – Еще надо воронку отодрать, – он залез на стеклянный резервуар – и в мгновении ока сломал жерло-трубу. – Поберегись там!
   Тень закрыла больше половины острова. Гигантский гиперболоид чуть не рухнул на Эпсилона, но тот успел отбежать.
   Бархаль заглянул в стеклянный резервуар.
-Ну… Может, остатки я и солью в историческую бочку, – он съехал на хобот–шланг и быстро повернул клапаны у него в основании. Из «душа» над будущим городом полился дождь историй.
   Внезапно Эпсилон подумал, что знает, почему шляпа у Бархаля неживая – и никогда не была живой. Все эти его «почему» «зачем» и «как»… А он ведь не носит ее на голове. Это показалось Эпсилону очень важным – носить шляпу на голове. Зачем? Обмениваться с ней мыслями? Или теплом? Бархаль ради эксперимента без колебания или наоборот, с колебаниями, но снял ее – и оставил на постаменте, а Эпсилон всегда чувствовал, что шляпа – самое ценное в их мире, ее надо беречь и нельзя терять, - вот она и отозвалась ему «оживленностью».
   Он хотел прямо сейчас обо всем этом сказать Бархалю, но передумал. Тот продолжал поливать город из искусственной лейки – и город рос, а куда ему было деваться?
   В какой-то момент края шляпы свесились с постамента, но она еще продолжала расти. Только через час она начала цвести и шелушиться.
-Все! – поспешно сказал Эпсилон, но Бархаль и сам это заметил, повернув кран обратно.
-Сейчас растрескается – и будет готово.
-Пойду я… - попытался куда-нибудь исчезнуть Эпсилон, но остался смотреть.
   Огромное растение растрескалось с трудом, будто залитое гипсом. В остальном процесс ничем не отличался от исчезновения городов у Эпсилона. Разве что наросшие друг на друга кварталы были похожи на переполненный муравейник.
   Чем больше город представал их глазам, тем меньше Эпсилону хотелось им любоваться. Когда он начал исчезать, Бархаль дождался полного «испарения» с отсутствующим выражением лица – и внимательно проводил последнюю искорку взглядом. Искорку, исчезнувшую в верхнем тумане.
   Эпсилон растерянно заправил рыжие волосы за уши.
-Метал, воздух и пар… – Бархаль поднял резко уменьшившийся, мятый цилиндр с широкими полами. Он хотел положить его под мышку, но Эпсилон, очнувшись от только что услышанных историй исчезнувшего города, поспешно возразил:
-Нет. Одень ее на голову.
-Неудобно! – отмахнулся Бархаль.
-Но ведь ножек нет.
-Значит – нет! - Бархаль вышел во двор и пошел к исторической бочке. Уронив ее на бок, он покатил ее к комнате. Эпсилон выпустил Невидимый остров – и тот улетел искать Подомора. – И почему ты улыбаешься… когда у тебя глаза злые? Не пойму… - буркнул Бархаль, проходя мимо.
   У его велосипеда бочка была как бы «подвешена на вертеле» под сиденьем, а над ней была еще одна – дополнительная. За задним сиденьем Бархаль приделал еще одни педали – и перед ними торчал угрожающе раздвоенный на конце рычаг, похожий на руль.
-Интересно? – спросил он у Эпсилона. - Оттуда тоже можно рулить!
   Говорить больше было не о чем. Бархаль подхватил с лужайки гигантские «крылья». Эпсилон уже видел их на схеме. Они прикрепятся на круглую раму-ободок – и поделят ее пополам. При натяжении они будут раскрываться и ловить потоки ветра. Зачем Бархалю такое усовершенствование?
-Всегда хотел, чтобы велосипед мог лететь! Чтобы он мог все-превсе! Ему бы еще научиться плавать…
   Эпсилон проигнорировал последние слова: он уже давно понял, что под нижним бессознательным туманом действительно была вода. Но только ли вода? Разве стал бы Бархаль из-за нее так отмалчиваться?

В путь:

   В последний день ничего необычного не случилось: Бархаль заканчивал велосипед, а Эпсилон шил теплую одежду, руководствуясь составленным списком. У Бархаля в хозяйстве даже пуговицы нашлись – так хорошо он наладил производство вещей из дождя историй, корректируя свои желания. Однако его шляпа была прицеплена к велосипеду, и Эпсилон продолжал ощущать беспокойство.
-Надень ее.
   Бархаль так на него посмотрел. И выдал:
-Отстань! Не надену! - он отошел будто бы еще раз проверить, все ли на месте. Неожиданно он хлопнул себя ладонью по лбу и побежал к большой куче с мусором: рядом с ней стояла гармоника, но…
-Сломает, - констатировал Эпсилон. Но Бархаль отнесся к инструменту практично: извлек из кармана отвертку и стал раскручивать на нем накладки, зажимавшие стеклянные тарелки.
   Эпсилон ничего не говорил, пока Бархаль не закончил. Он сложил тарелочки одна в другую (сам каркас он оставил), прошел мимо Эпсилона, будто не заметив его напряжения, - и скоро на переднем колесе велосипеда красовались все свинченные стекляшки.
-Музыка будет появляться от колес и ветра. Здорово!
   Эпсилон зачарованно смотрел, как Бархаль опять полез что-то проверять – и поискал глазами Невидимый остров. Тот, как всегда – сам почувствовал, что нужен. Мелькнул разноцветный хвост…
-Пора, – сказал ему Эпсилон и подошел к Бархалю.
-Все готово?
-Ага, – Бархаль запустил за сиденьем еще один небольшой генератор – и контур серебряных рам осветился разноцветными огоньками.
-Красиво, - потрясенно одобрил с земли Эпсилон.
   Бархаль кивнул. Немного замешкавшись, он все же сел на сиденье, сложив руки на штурвале (вместо руля).
-Просыпайся уже… Давно пора!
   И велосипед вздрогнул.
   Эпсилон хорошо запомнил это мгновение. Хотя колеса и держали до этого всю конструкцию, по ней будто прошел ток, каждая спица в колесе ожила, каждый зажим и винтик заговорил. Велосипед, величественный и гордый, гораздо больше велосипеда Эпсилона – поднялся, сбросил многодневные оковы бездействия, встряхнулся, встрепенулся…
   По кругу каркасного ободка прошла легкая рябь. Он замерцал и начал, балансируя, вращаться. Подул ветер и оживил приделанные сзади пропеллеры. Бархаль улыбнулся и натянул просторные кожаные перчатки.
-Все готово! Давай, «не галлюцинация», я поеду с тобой - если ты знаешь как.
   Подомор боязливо остановился у ног Эпсилона.
-Я знаю как, – улыбнулся тот, подхватил сумку с вещами и пошел к краю острова.
   Он не оглядывался, но спиной чувствовал, что велосипед начал двигаться, разворачивается… Ладно -  насмотрится еще.
   Прошло несколько часов. Невидимый остров улетел. Они стояли на краю и ждали. Бархаль напряженно смотрел вперед, а Эпсилон, усевшись на травку, изучал туман через цветоскоп.
-Позволили такой крохе договориться с островами? – после долгого молчания недоверчиво уточнил Бархаль.
-Да.
   Эпсилон перевернул пластинку из оранжевого стекла, когда услышал какой-то грубый смех:
-Ха-ха-ах! И на что я только понадеялся?! Эпсилон! Галлюцинация ты несчастная! Долго еще ты меня обманывать будешь?! – Эпсилон непонимающе оглянулся на Бархаля – и тот еще больше разозлился. – Что? Ничего не понимаешь?
-Не понимаю твоих эмоций… Совсем.
-Еще бы! – не выдержал Бархаль. – Да чтоб тебя! – внезапно воскликнул он, как молния, спрыгнул и мгновенно оказался перед ним.
   Не успел Эпсилон что-нибудь сообразить, Бархаль от души его ударил.
   Он почувствовал боль. Это была необычная боль – он уже ранил пальцы об камни, падал, обзаводился синяками. Так вот – эта боль была на порядок страннее. Его отбросило на спину, и он ничего не понимал, потому что били по лицу, а заболело сердце.
   Бархаль, резко согнувшись, хотел ударить его еще раз, но почему-то передумал, помрачнел, стал совсем каким-то «не Бархалем», ссутулился, обвис – и побрел прочь.
   Велосипед развел в стороны колеса, давая ему проход. Эпсилон даже не коснулся медленно опухающей щеки - его это вообще не волновало. Он смотрел на удаляющуюся спину Бархаля и думал, почему болит сердце.
-Да уж. Почему он мне так не доверяет?
   У Бархаля просто сдали нервы. Его велосипед чуть позже уехал за хозяином. Наступил следующий день, и Эпсилон видел, как вдалеке ходила по острову крошечная фигурка. Она падала, поднималась, опять падала, потом бегала, потом махала руками, даже будто кричала. Эпсилон ничего не слышал, но следил за ней с тревогой.
   Наконец, фигурка, видимо, что-то решила, стала подбирать разбросанные вещи, относила их к краю – и выкидывала.
   Через два дня остров стал совсем чистым. Эпсилон видел, как Бархаль отпустил привязанные боковые острова, вытащив из земли крюки.
-Что-то нет Невидимого острова… - Эпсилон залил последний запас дождя историй в трубку и пыхтел пузырьками.
   На другой день он почувствовал, что к нему кто-то идет. До этого он лежал на траве, а теперь сел. Шел Бархаль. Остановившись за несколько шагов, он уселся по-турецки и уставился на Эпсилона.
-Если бы острова можно было уговорить, их бы уговорили призраки, или мой велосипед, или я сам – не так уж я беспомощен. Ты действительно думал, что все получится? Хех. Почему ты сразу мне не сказал, что собираешься делать? Почему ты никогда ни о чем не спрашиваешь, а? Почему?! – тон становился угрожающим – видимо, Бархаль и сам это понял, вздрогнул, успокоился. – Хорошо, я могу признать твой невообразимо спокойный умиротворенный характер. Но ведь ты даже не спросил меня про то, что я  видел, когда спускался! Почему? Ты не спрашивал о том, что я делал, когда собирал велосипед. Ты не спрашивал меня ни о чем и только ждал и ждал, когда я тебе все сам расскажу, если мне захочется! Фх… я не так начал. 
-У тебя удивительное лицо.
-М?
-Лицо, – повторил Эпсилон, продолжая рассматривать Бархаля.
   Тот устало провел ладонью по этому «объекту восхищения».
-Ох ты, мир ты мой бесконечный… Эпсилон, скажи еще хоть что-нибудь? А? Почему ты такой молчаливый? Проговорившиеся вслух мысли – не в счет. Это вообще, замечу, странности не в твою пользу.
-Я могу говорить больше, – согласился Эпсилон.
   Бархаль недоверчиво поморщился:
-Так вот запросто?
-У тебя лицо очень подвижное. Никогда не понимал, как такое может быть. Все двигается да шевелится. Эмоции, выражения, складочка там, морщинка тут, удивительно, - Эпсилон меланхолично выпустил в воздух стайку разноцветных пузырьков.
   Бархаль аж зубами скрипнул от раздражения.
-Отберу у тебя трубку, – пообещал он. -  Тоже такую хочу.
-А три дня назад оно стало новым, твое лицо, - продолжал Эпсилон. – Оно постоянно меняется, а мне все время кажется, что настоящего Бархаля я пока не видел.
   Бархаль смиренно выслушал его с серьезной миной и деловито кивнул.
-Да, не видел. А знаешь почему?
-Думаешь, что я ненастоящий?
-Нет.
   Эпсилону показалось, что Бархаль и теперь его обманул, но ему это было безразлично.
-Потому что я в тебя не верю. И это не одно и то же. Я мог быть собой с первыми призраками, с велосипедом, туманом, даже с островом, на котором застрял. Но я не верю, что я в тебя верю!
-Понятно, – кивнул Эпсилон.
-Получается, я не верю  в себя? Так?
-…
-Ты опять молчишь! Ладно, попробуем по-другому: скажи пожалуйста - в развернутом виде - что ты думаешь по этому поводу?
   Эпсилон призадумался.
-Спорим, ты задумался только сейчас? – съехидничал Бархаль.
-Нет, я об этом уже давно думал, – возразил Эпсилон и улыбнулся. - Судя по всему, что я увидел у тебя  в доме. Судя по твоему поведению, когда ты один, и еще много по чему, я решил, что у тебя есть достаточно веские причины на все, что ты делаешь.
-Это... какой-то корявый ответ.
-А куда нам спешить? – пожал плечами Эпсилон, и Бархаль вздрогнул.
-Это… верно. Я... очень долго не мог этого понять. Куда спешить. Всегда спешил. И спешу, – он поднялся. - И буду спешить. Глупый ты. А теперь дома нет. Исчезни, я не думаю, что ты настоящий. Я опять вижу, что ты хочешь что-то сказать, но ты, конечно же, ничего не скажешь. Так что же?
-А зачем ты мне подарок сделал?
-Без понятия.
-А зачем подпустил к резервуару? Если дождь историй мне «необходим»?
-Без понятия. А еще ты теплый, говоришь и вроде думаешь, делаешь, что хочешь. Ерунду всякую. А я купился. Тем более - тебя зовут Эпсилон.
-А что не так?
-Все не так! – вспылил Бархаль и ушел окончательно.
   Эпсилон опять распластался на траве. Он потрогал свою кривую переносицу – на ней собрались морщинки. Ура! Эмоция! Вот только… Бархаль почему-то не верит ему. Даже столько сделав, не верит. Это Бархаль глупый, а не он, а еще он шляпу на голове не носит.
   Изменится ли что-нибудь, когда они найдут его велосипед? Эпсилону показалось, что он просто прикрыл глаза, готовясь задремать, и ему на живот присело что-то теплое.
-Прилетел, – Эпсилон инстинктивно провел рукой по невидимой траве и неловко отстранил ее. Невидимый остров неохотно взлетел, Эпсилон поднялся следом и спросил: – Получилось?
   Невидимый остров утвердительно покачался – так, чтобы хвост змейкой мотался вверх-вниз.
-Значит… Да?
   Но тут Эпсилону пришлось самому увериться, что «да» - потому что от края, где он лежал, начинался… следующий остров! Чуть наклоненная поверхность пестрела мелкой зеленью.
-Новый остров, - прошептал Эпсилон – и со всех ног побежал к Бархалю.
-Бархаль! Острова соединились!
-Ну и прекрасно, – лежа на боку Бархаль смотрел вверх – неподвижный.
   Эпсилон тоже посмотрел…
   …и вокруг наступила ночь, небесная лампочка унеслась вправо.
-Давай, давай. Иди… ищи свой велосипед, - подытожил Бархаль.
-Я говорю правду.
-Да ну? – угловатый серебряный человечек резко сел и наклонился к Эпсилону. – Острова ненавидят меня, – со мной ты отсюда не выберешься. А может, тот остров – иллюзия, и как только я наступлю на него, он исчезнет через пару часов? А может…
   Но тут они услышали скрежет - велосипед Бархаля сам поехал в ту сторону, откуда пришел Эпсилон, и Бархаль тут же позабыл про свою напускную обиду: вскочил, как укушенный! Ах нет! Его и вправду укусили. Довольный Подомор отскочил к Эпсилону под защиту.
-Куда ты едешь? ЭЙ! Почему ты едешь без моего разрешения?! – кричал Бархаль.
   Эпсилон молчал и улыбался.
-У тебя глаза злые! – осадил его Бархаль, дотрагиваясь до золотого клейма в щеке. – Не хочу я никуда! Построю себе новый дом!
-Остров может размагнититься, – поторопил Эпсилон.
-И что?! Ему ведь не впервой! Примагнитится обратно!
   Эпсилон не сдавался:
-Я все же кое-что хочу. И тебе говорил, что хочу. Чтобы ты поехал со мной дальше. Почему ты отказываешься?
-А ты это действительно хочешь? Хочешь, зная, что я в тебя не верю, ни во что не ставлю и буду мучить мыслями, которых ты не понимаешь?
-Хочу. Не хочу ехать дальше один.
   Подвоха Бархаль так и не нашел, сдался и зашагал за своим велосипедом.
-Ладно. Надо выбраться с этих островов, а там поглядим. Так? Это ведь твоя политика? Фх… Хорошо! Мне надоело страдать. Прихожу в себя!
   Бархаль лишь ненадолго задержался у края острова – и с каким-то священным трепетом перешагнул на другую сторону.
   Эпсилон следовал за ним, повторяя про себя: «Хочу чтобы Бархаль поехал со мной, хочу, чтобы Бархаль поехал со мной… Я этого действительно хочу? Действительно.»

Часть 3. Путешествие.

-Мы сейчас вот на этом острове, – Бархаль показал остров на карте. – А нам надо вот сюда!
   От старого острова они отчалили прошлой ночью, но новый пока не торопился придвигаться, и они проводили «совещание».
-Здесь немного островов. Большая часть с другой стороны архипелага. Я думаю, раз ты говоришь, что он большой… большой остров есть… немного больше моего…ну - уже не моего.
   Эпсилон кивнул. Невидимый остров улетел «договариваться», а Бархаль забрался на верхнюю площадку велосипеда и оттуда смотрел в никуда.
-Мне кажется, с этого острова туман выглядит иначе.
   Маленький островок неожиданно заскрипел, задрожал… Эпсилон вскочил, а Бархаль мгновенно оказался на сиденье. Остров наклонился и состыковался со следующим - пятым.
-Вот сразу бы так! Ждали меньше дня! Полный вперед! – скомандовал Бархаль, не в силах сдержать улыбки. - Велосипед на меня совсем не в обиде, – сообщил он Эпсилону, пустив его проехаться на «закромах». - Он даже рад, что я его так переделал. Оказывается, когда я его разобрал, он как бы уснул… А потом проснулся. Ну… Я и предполагал что-то в этом роде. А-а? Эпсилон, а ты думал, почему велосипеды живые? Знаю, я уже спрашивал. Потому что они состоят из дождя историй? Потому что в них – дождь историй? Или потому что мы - к ним прикасаемся?
-Едва ли это из-за нас, – потянулся Эпсилон. – Я надеюсь.
-О-о! Я еще не слышал от тебя такого слова. Как это понимать?
-Я счастлив - и что-то меняется.
-Четко и лаконично! Вот теперь я тебя узнаю. А вообще, знаешь, иногда я понимаю, почему ты молчишь. Есть в тебе такая черта: ты когда много говоришь – то какие-нибудь глупости. Чтобы выражать мысли по существу, ты сокращаешь слова. Конечно, никому и мне в особенности ничего не понятно!
-Да я ни с кем ни о чем не говорил. Я ведь думал, что я один.
   Они стояли у края Пятого острова и ждали следующего.
-До сих пор не могу поверить, что выбрался, - потрясенно повторил Бархаль. Он не оглядывался по сторонам, чтобы не сглазить. - Надо будет Невидимом острову на хвост еще что-нибудь прицепить – звенящее. Вроде как у этого «вредного пожирателя моих ног и балахона», - на земле под сиденьем Бархаля сидел Подомор и угрожающе хлопал крышкой. - И все же забавно, что он живой… - заключил серебряный человечек.
«Бархаль не вредный, и не плохой, и не…»
   Опять. Зачем об этом думать? Эпсилон не понимал. Бархаль постоянно говорил ему: «Думай! Задавай вопросы!» Но для него Бархаль – это Бархаль, и все.
   Туман свел видимость до нуля. Замечательно! И как искать велосипед? Даже соседних островов не видно.
   Как на зло – следующий островок, на который они перескочили, был совсем маленьким. Велосипед Бархаля просто «перешагнул» через него на Третий остров – тот, самый большой остров архипелага, о котором говорил Бархаль.
   Эпсилон спрыгнул на землю и пошел его исследовать.
-Стой! Эпсилон! - Бархаль быстро догнал его. - Чего ты улыбаешься?
-Улыбаюсь, когда зовешь меня по имени.
-Серьезно? Договорились. Хотя… Я, вообще-то, не решил, галлюцинация ты или нет, но тоже улыбаюсь, когда ты так делаешь. Интересно?
-Не особо, – тихонько возразил Эпсилон, чтобы его не было слышно. Настырное ощущение чужого присутствия не давало ему сосредоточиться. За спиной прогундела в спицах трещотка – по плечам пробежали мурашки. Но потом загорелись разноцветные огоньки на раме – и стало как-то веселее.
-Неудобно только, что надо постоянно педали вращать, чтобы он заряжался, – пожаловался Бархаль на генератор.
   И неожиданно туман их выпустил, а свет от лампочки, немного фантастичный для их мира, разлетелся далеко вперед!
-О, велосипед, - констатировал Эпсилон и равнодушно улыбнулся.
   У Бархаля слова застряли поперек горла:
-И это все?! «О, велосипед»… - передразнил он Эпсилона, не выдержал и рассмеялся. – Давай, забирайся на него быстрее!
-Да куда он денется.
   Бархаль махнул рукой, спрыгнул, уворачиваясь от Подомора, и побежал вперед. Так что Эпсилону тоже пришлось поспешить.
   Хорошо, что Он не упал - до края оставалась буквально пара метров. Еще бы чуть-чуть, и…
-Но ведь не было же этого «чуть-чуть»! – заявил Бархаль. Он залез на историческую бочку и обнаружил там сундук. – Да ну… Он у тебя совсем простой. Но симпатичный! – он похлопал по раме велосипеда в виде буквы «с», как по бокам мохнатого зверя. Эпсилон же просто подошел и прикоснулся к колесам.
   Он не считал велосипед живым, пока ему не рассказал об этом Бархаль, но вроде бы… он по нему соскучился? Или это его эмоции, Эпсилона? Непонятно.
   Невидимый остров был единственным, кто абсолютно не нервничал: он прилетел к ним и наматывал вокруг круги.
-Хорошая бочка! А вот здесь можно приделать еще пару колес. А почему тут… Эй, а тут? – Бархаль еще раз облазил весь велосипед, все на нем потрогав. Эпсилон тем временем сматывал парашют. – О-о! А вот такую штуку я тоже хочу! Эпсилон! А ты знаешь, что эти клаксоны можно приделать вот так вот? И главное под дождем историй их намочить – и у тебя такая звуковая установка появится! Тебе ведь понравилась моя гармоника? Я тебя оторвать от нее не мог!
-Музыка, – откликнулся Эпсилон, ловко вскользнул на свое сиденье и зажмурился от удовольствия. – Это приятно – слушать ее.
-Смотри-ка! Ты стал больше говорить! Потому что мы велосипед нашли?
   Да уж. Пока они возвращались к месту состыковки со следующим островом, Бархаль в мгновении ока привертел клаксон к подседельной. Он тоже повеселел. Потому что поверил, наконец, что Эпсилон – настоящий?
-Так вот ты какой, другой велосипед. О-о! Эпсилон, а это и есть те письма, которые ты писал? И тростинки! А! Знаю, что из них сделать! Веревки… пробки? Бывшие… Так, ключ… И… и… и все! М-да… При всем моем уважении – не густо.
-У тебя было много лишнего, – напомнил Эпсилон.
-Не буду спорить! - вертя в руках тростинку, Бархаль устроился поудобней на его свернутом пледе.
   Сердце Эпсилона казалось ему большим и мягким. Вообще, колеса поскрипывали, надо будет их смазать дождем историй. И возможно, как посоветовал Бархаль, дать велосипеду имя.

Архипелаг бурчащих, намагниченных островов:

-Я не могу придумать имя.
   После небольшой задержки на Десятом острове архипелага, они успешно обогнули «острова-западню», где жил Бархаль, и медленно склонились к Двенадцатому (номера островов Эпсилон переписал у Бархаля, карты они дополняли синхронно.)
   Эпсилон ехал сзади, Бархаль – спереди. На островах они держались рядом: велосипеды сначала не уступали друг-другу дорогу, невзначай подставляли колеса в колеса и сдергивали ненароком цепи с чужих  кассет, но потом примирились.
-А знаешь, - заметил Бархаль, – значит, они не так уж зависят от наших отношений. У меня была такая версия, что велосипед – отражение моего характера. Но мы же с тобой не строим друг другу мелкие козни?
-Мне все еще кажется, что ты в меня не веришь, – ответил Эпсилон.
-Ха! А у тебя - глаза злые!
   После таких разговоров Бархаль всегда становился грустным.
   Они перенесли пару дождей, Невидимый остров усердно работал, а когда возвращался с «переговоров», сразу летел к Эпсилону – получать законную порцию обниманий. Бедный Эпсилон не знал, куда от него деться. В конце концов Бархаль снисходительно покачал головой и провел «мастер класс» - бесцеремонно потискав и помяв летающее нечто. Но Эпсилон только покивал, а сам никак не мог взять в толк – что делать с живым?
-Как всегда-а-А! А!! – у Бархаля осталась проблема личного характера в виде круглого Подомора. – Знаешь, – он обратился к нему по-деловому, - давай заключим сделку? Хорошо? Я налью в тебя дождь историй и больше не стану забирать у тебя дома, а ты не будешь меня кусать!
-А что бывает с домами, которые сбросили шелуху, но не попали в город?
-Не знаю, посмотри на свой.
   Действительно (Эпсилон посмотрел). Об его спину изредка ударялся заключенный в плотную серебряную оболочку симпатичный одноэтажный домик с прозрачным куполом вместо крыши. Вокруг него цвели крошечные клумбы. Будет некстати, если история материализуется в нем раньше, чем он попадет в свой город, хотя Бархаль сказал, что самое интересное как раз тогда и начнется.
   Еще Бархаль что-то втихаря рисовывал, специально садясь на заднее сиденье своего велосипеда, где его не было видно. Когда они разговаривали, велосипеды научились хитро переплетать колеса, чтобы им не приходилось кричать и они оказывались поближе.
   Ощущение связи. Оно крепло с каждым днем. С острова на остров. С острова на остров… Вместе. Все стало… в два раза веселее. Эпсилон ловил себя на мысли: может быть, он уже и не прежний Эпсилон? Теперь он – Эпсилон из «там», тот, которого ждал первый Эпсилон, пока был «тут»?
   Или…
-Рано, еще рано, - улыбаясь, убеждал он себя.
-Что «рано»? – оборачивался Бархаль и встречал спокойный злой взгляд, хотя…
-Может, не такой уж ты и злой. Не знаю, почему мне так кажется.
-Наверное, я злился.
-На кого?
-Ни на кого. Просто.
   Восемнадцатый и Двадцать первый острова столкнулись так быстро – они едва успели переехать. Запутавшиеся колеса велосипеда Эпсилона на мгновение остались воздухе, но велосипед Бархаля легко втащил его на траву.
-Пора бы уже нам двигаться дальше, - заметил через три дня Бархаль. Эпсилон как обычно валялся на траве и улыбался. - Знаешь, - Бархаль подошел к нему и заглянул сверху в лицо. – Я теперь немного понимаю «как ты мог стать таким».
-М?
-Образ твоей жизни – это очень оптимистично. Но когда-нибудь ты на этом споткнешься. Не сейчас - так, как я. Интересно бывает не всегда: если интересно всегда – значит, всегда неинтересно. А что тебе неинтересно, кстати? Есть такое? От чего ты не испытываешь этакого «щемящего» восторга? Внутри?
   К удивлению Бархаля, Эпсилон тут же ему ответил:
-Когда ты отобрал гармонику, когда меня ударил, когда не хотел ехать. Когда…
-Хорошо, я перестарался! – смирился Бархаль, поспешив избежать опасной для себя темы. - Но зато мы выяснили, что ты предназначен не только для счастья!
-Это и так было понятно. Но я счастлив.
   Пошел мелкий дождик. Бархаль спрятался под разложенным навесом, а Эпсилон мокнул, продолжая лежать.
-Никогда не замечал, что ты ведешь себя под дождем так же, как и без него! – ехидно крикнул ему Бархаль, но это не помешало Эпсилону продолжать улыбаться, щуря глаза от капель. – Хоть велосипед закрой – а то он заржавеет!
-Интересно, как он будет тогда выглядеть.

*** 

-Ты когда-нибудь болел?
   Новый остров примагничивался к Двадцать третьему и должен был вот-вот остановиться.
-Нет, не болел, - рыжие волосы Эпсилона лезли ему в лицо. – Правда, на солнечных островах я получил «тепловой удар».
-Гм… Тогда вот тебе еще одни интересный факт. Я - часто болею!
-Я не думал, что в этом мире есть болезнь, – Эпсилон вспомнил значение слова, и оно ему не очень понравилось. - И о болезни я не думал.
-Но ведь тоже… интересно?
-Нет. Не очень.
   К ним подлетел, радостно виляя хвостом, Невидимый остров. Он тут же устремился к Эпсилону.
   Первым на новый остров спрыгнул Подомор. Глядя на него, плавный серебряный человечек вдруг поразился, насколько больше вокруг него стало живого. Фантастика! В спину мягко боднул пузырь с домиком.
-Надо осмотреться: вдруг здесь осталось растение, – предложил Эпсилон, спрыгнул и пошел на прогулку.
   Бархаль шел за спиной. Он вообще старался не отходить от Эпсилона.
-Ты все острова осматриваешь в поисках домов? – уточнил он.
-Да, все. Все надо посетить, все надо посмотреть.
-Каждый остров?! Зачем? Чтобы привязаться к ним? Хотя нет… Скорее – чтобы поговорить?
-Послушать.
   Бархаль теребил в руке золотое колесо, висевшее на цепочке у него на шее. Он видел, с каким любопытством на него покосился краем глаза Эпсилон, но это ходячее пособие по невозмутимости все равно ничего не спросило, только что-то подумало.
-Кошмар, – констатировал Бархаль, продолжая вращать колесо, держа его за крошечные втулки. – Я никогда не испытывал таких потребностей - знакомиться со всеми островами подряд. Ну, может быть, давным-давно…
   Эпсилон опять на него покосился, и опять промолчал.
-Да за что же мне это?! Самый ненавязчивый спутник из всех, что у меня был! – вознегодовал Бархаль и протянул руку. – Можно цветоскоп?
-Вот.
   Он иногда забегал вперед, но не отставал. Эпсилон вдруг почувствовал знакомое жжение: неподалеку было растение от дождя историй. С этого момента он внимательно смотрел себе под ноги - и под ноги Бархаля (тот запросто мог со своей подвижностью такую кроху не заметить).
   Но Бархаль заметил, перескочил и наклонился над серебряным отростком.
-Возьмешь? – спросил удивленный его тактичностью Эпсилон.
-Не-е. Ты же меня вытащил – значит, все «премии» пока полагаются тебе. За «особые заслуги». И шляпы у меня с собой нет.
-И почему ты не носишь ее на голове… - больная тема. Эпсилон осторожно достал корешок из земли – и подсадил его к себе. Домик моментально прижился, а из синих полей шляпы тут же выросло несколько тоненьких ножек. Они уперлись Эпсилону в переносицу, на кончик носа макушку.
-Так вот как это выглядит! – обрадовался Бархаль, осторожно потыкав одну из них. Шляпа с нетерпением отозвалась, примеряясь к незнакомцу. – Почему она оживает только с домиком? Почему она ходит? И почему моя не ходит….
-Надень ее на голову.
-А то ты не видишь, что меня злит этот твой вопрос!
   Эпсилон пожал плечами, улегся на травку и растянулся, закрыв глаза. Шляпа перебралась ему на лицо, а потом на шею.
-Складочки между бровями – злость и раздражение, недовольство. Неинтересные слова все равно имеют интересные значения.
-Ну и чего ты лег?
-Куда спешить?
-А если острова соприкоснутся? Идем обратно к велосипедам.
   Ну какой же Бархаль беспокойный.
-Не соприкоснутся. Я так чувствую.
-Если бы все зависело только от наших желаний… - парировал Бархаль, Эпсилон быстро приоткрыл один глаз, но не поймал «момент» (а ведь это только что сказал настоящий Бархаль). – Идем! – повторил тот (а вот это – ненастоящий).
   Ну хорошо. Однако только потому, что просил Бархаль. И тут Эпсилон «засек», что где-то в тумане находится еще одно растение.
-Подожди, - попросил он Бархаля. Однако Бархаль понял, что он имел в виду, и поморщился.
-Это на другом острове.
-Почему… – начал Эпсилон, но был вынужден остановиться: их остров качался.
-Там остров 23-1, на нем домик и мы когда шли в сторону, я его видел.
-И он тоже подойдет моему городу, – подтвердил Эпсилон.
-А как ты будешь его доставать?
-Как? Подожду, когда острова соприкоснутся.
   Бархалю совсем не понравилась эта идея.
-А если они никогда не соприкоснутся? – отчетливо спросил он.
-Да нет, вряд ли.
-Ради одного единственного домика ты останешься на этом острове и будешь ждать, когда он соизволит примагнититься?!
-Я всегда так делаю, – Эпсилон никак не мог взять в толк, о чем они спорят.
   Бархаль, по-видимому - тоже.
-Эпсилон…  - он говорил уже несколько напряженно. - Почему домики вообще растут? Это истории? Верно. А если они «перерастают», в них появляется что-то вроде «желаемого нами». Но ты-то – один, а домов - очень много! Да, городам не все подходят, но найти один в таком месте, и ради него здесь задержаться?! В принципе – можно было БЫ. Но не на этих островах. Повторю, ты – один, а их много. Если в городе не будет одного-двух кварталов, что от этого изменится? Можешь логически объяснить, почему тебе надо его доставать? Хочешь – Подомор вырастит тебе хоть тысячу таких растений? А? Строй свои города на шляпе. Ты живешь ради того, чтобы собирать города? А что такое города? И почему шляпы - для их строительства есть только у нас? Ну?
-Невидимый остров, – указал Эпсилон, и Бархаль пробурчал что-то вроде «совсем меня не слушает…».
   Но Эпсилон слушал. Он недолго поговорил с пустотой над разноцветным хвостом, после чего тот, извиваясь, умчался в туман.
-Что? А мне ничего не скажешь? – Бархаль слегка устыдился своих обвинений. – Как Невидимый остров вообще с ними договаривается? Может, они потом потребуют что-нибудь взамен?
-Я об этом не думал, – улыбнулся Эпсилон.
-Что бы ты без меня делал!
   Всю обратную дорогу Бархаль не переставая что-то бурчал про Эпсилоновский «не думал, какая разница, разве это имеет значение» синдром, а Эпсилон, слушая «дивно говорящее существо, идущее рядом, к тому же являвшееся Бархалем (что плюс вдвойне)», ему же назло радовался.
-Все! Ни слова больше не скажу! Почему я один говорю?! – кипятился Бархаль.
   Невидимый остров вернулся с домиком на горбу. Забавно: было видно, как серебряные корешки разветвились у него во внутренностях, он ведь сам он был невидимым. Эпсилон аккуратно оторвал растение и тоже подсадил на шляпу.
-Едем? - спросил он, пока новые ножки топтались у него по лбу, отыскивая ямки поудобнее.
-Едем.
   Они перескочили на остров 23-2. Крупные острова они называли одиночными цифрами, а те, которые находились неподалеку и были поменьше - двойными.
   Погода была замечательная, разве что остров попался небольшой.
-О! Смотри, Эпсилон! – воскликнул Бархаль, не удержавшись: туман расступился, и они увидели совсем близко остров с уходящими от него рельсами! – Невероятно, – тихонько шепнул Бархаль, спохватился, но Эпсилон ничего не заметил или как всегда промолчал. Во всяком случае, еще немного - и они выберутся с коварного архипелага.
   Но судьба распорядилась иначе: и к ним намагнитился не последний остров, а небольшой, выплывший откуда-то слева.
-Поедем туда - или подождем этого? – Эпсилон взобрался на сундук и щурился, глядя вперед.
-Мы не будем ничего ждать, - Бархаль проехал мимо. – Я устал ждать.
   Непонятно. Эпсилон считал, что ждать - тоже интересно.
   Даже Подомор, предчувствуя нечто значительное, отложил свои кусачие шутки и мирно дремал у Бархаля за сиденьем.
-Бархаль? - позвал Эпсилон, перебираясь поближе к рулю.
-А? – Бархаль перепрыгнул на уступ у задней вертушки, чтобы лучше его слышать.
-Дома надо обязательно собирать. И строить города. Надо познакомиться со всеми островами, и на всех поискать дома. А самое важное - это шляпа: с ней нельзя расставаться, ее нельзя терять. В туман может упасть велосипед, а шляпу ронять нельзя. Можешь упасть ты сам, но шляпа не должна.
-Твои законы жизни.
-Нет, не мои.
-Это не было вопросом, - Бархаль исчез на своем крытом сиденье.
   С Двадцать пятого острова они перескочили на Двадцать седьмой. Там Бархаль настолько сильно разволновался, что воскликнул:
-Если мы отсюда выберемся, я подумаю о том, чтобы сделать тебя живым! Я не верю. Невероятно!
   Эпсилон изучал облаченную в зеленый балахон спину. Живой. Такой же, как он и живой. Если Бархаль будет и дальше с ним путешествовать, он тоже будет по-настоящему живым.
   На Двадцать восьмой остров, последний, они перебирались ночью. Велосипед Бархаля замер, немного заехав на рельсы следующего пути, а сам Бархаль спрыгнул – и побежал по ним, вопя во всю глотку:
-УР-РА-А-А-АА-А-А-А-А-А-А-А-А-АА! СВОБОДА! Я ВЫБРАЛСЯ! ВЫБРАЛСЯ С ЭТИХ ЧЕРТОВЫХ ОСТРОВОВ! УГХ-ХА-ХА-ХА! – он подпрыгивал на шпалах и хохотал от души!
   Порыв неописуемой радости продолжался несколько минут, а потом он бухнулся на них и горько заплакал. Услышав незнакомые звуки, Эпсилон встревожился, спустился и подошел к нему. Он не умел ни утешать, ни как-то отвечать на прикосновения Невидимого острова, что уж говорить о Брахале. Так что он просто сел и прислонился спиной к его спине. Тот ведь как-то сказал, что он теплый, а галлюцинации теплыми не бывают. Так что это действие - как подтверждение его присутствия.
   Из-за чего он плачет? Эпсилон не помнил, когда последний раз плакал и плакал ли вообще. Вроде это делают от счастья или когда очень плохо и нет сил держаться.
   А… какая разница.
   Они так просидели достаточно долго – спиной к спине. Бархаль успокоился, перестал всхлипывать. Прилетел Невидимый остров и устроился у него на руках - он благодарно к нему прижался.
-Слишком беспокойный.
   Опять Эпсилон мыслил вслух, но Бархаль ничего не ответил. А что? Пусть это мысли – хоть бы и они. Зато Эпсилон думает.
-Эй, слишком спокойный, - съязвил он. - Поехали? А то остров какой-то сердитый.
-Ладно.

Галерея островов-стражников:

-А я кое-что сделал! Я ведь зна-аю, что ты с завистью слушаешь, как у меня на колесе играет бывшая гармоника!
   Эпсилон абсолютно не испытывал никакой зависти, но подыграл Бархалю, изобразив раскаяние.
-Держи! – тот протянул ему коричневую тростинку, которую давеча отобрал. Но теперь, побывав в руках «мастера», она превратилась… в флейту. – Так! – суетился Бархаль. - Опустишь ее в историческую бочку - и будет тебе инструмент!
-А я ведь тоже знаю, как его делать, – Эпсилон был поражен и расстроен своей недогадливостью. Надо же: знать, как делать музыку и до сих пор ее не сделать!
-Само собой. Только вот «цитирую»: тебе и в голову не приходило, что можно воспользоваться своими знаниями, чтобы получить желаемое.
-Да, - Эпсилон уже отвинтил боковой клапан исторической бочки и спускал туда будущую флейту. Тростинка с гулким стуком коснулась дна.
   Когда Эпсилон достал ее обратно, она немного поменялась: с одного конца расширилась, а над просверленными дырами выросли упругие клапана.
-Гм.
-Играй, давай! – подтолкнул его Бархаль. - Интересно же, какой будет звук!
   Эпсилон безуспешно «дунул», подумал, вспомнил, как надо играть на таких инструментах – и так удивился, кода из него вырвался звук, похожий на жужжание тумана и пение гармоники одновременно! Он чуть его не выронил.
-Здорово! Вот. Учись! – Бархаль поаплодировал.
-Спасибо, - с благоговением ответил Эпсилон, разглядывая «чудо», которое держал в руках. Бархаль был просто невероятен! Такое сделать! Он был удивительней всего на свете!
-Эм. Как там говорится… «Не за что»! Кстати, знаешь, я заметил, что ты никогда не говорил что-то вроде «извини» или «спасибо». Это первый раз. Почему ты не используешь слова, вроде как обязательные при общении?
   И опять своим вопросом Бархаль поставил Эпсилона в тупик.
-А зачем их использовать? И так все понятно.
-Ничего не «понятно»! Еще есть «привет», «пока», «пожалуйста»… просьбы, отрицания. Столько всего!
-М-м… А ведь и вправду есть… - согласился Эпсилон. – Но все равно все и так понятно.
-Кому как!
-Если я ни с кем не говорил, зачем мне их использовать?
-А ну-ка смотри, – вдруг прервал его Бархаль, указывая вперед и вбок. Эпсилон посмотрел. Там был остров, но, судя по глазам Бархаля, для него этот остров что-то значил. - Это… Это первый остров островов-стражников!
   Эпсилон достал карту и увидел что архипелаг намагниченных островов огибают острова, выстроившиеся как бы «стеной». Поэтому и стражники: стерегут.
-Ты здесь был?
-Нет, не был.
   Эпсилон еще раз внимательно рассмотрел карту. Он копировал ее у Бархаля. Не дождавшись, Бархаль объяснил первым:
-Мне помогли их нарисовать. И, предвидя твою безразличность, сразу поясню – помогли нарисовать призраки, те, которые в тумане.
-В тумане есть призраки?
-Да. В тумане есть призраки, но тебе это, кстати, известней, чем мне. Потому что…
-Хорошо, – кивнул, перебив, Эпсилон, поняв, куда Бархаль клонит. Тот недоверчиво выдохнул.
   Но до острова-стражника они добрались только под вечер. Зато он был приветливый! Хорошая черта, учитывая, что весь намагниченный архипелаг состоял исключительно из раздражительных «одноногих злюк». Они не планировали задерживаться: Бархалю хотелось оказаться как можно дальше от места своего заточения. Но Эпсилон предложил ему остаться ненадолго. Он хотел почистить и привести в порядок велосипед. Подумав, Бархаль кивнул и стал наблюдать, как его спутник неторопливо снимает колеса и откручивает спицы.
   Совершенно неожиданно для себя он понял часть Эпсилоновой безразличности. Тот просто не МОГ уметь у кого-нибудь что-нибудь попросить, а еще он не МОГ уметь на кого-нибудь полагаться. Он вообще ничего не умел НЕ УМЕТЬ – все делал сам. Даже не умел НЕ доверять.
-Думать, очевидно, тоже – равно как и «не думать». Эй! Ты меня ни о чем не попросишь? – намекнул Бархаль через час.
   И ведь Эпсилон действительно задумался! Однако тут же хитро-хитро так посмотрел исподлобья.
-Но я и один справлюсь.
-Когда ты с этим справишься, я состарюсь и умру!
-Ты же сам говорил, что мы не старимся.
-А это «фигуральное выражение»! Повспоминай на досуге что оно значит. А почему, кстати, ты принимаешь на веру все, что я говорю?
-Потому что это ты.
-… Бесполезно. Бес-по-лез-но, – Бархаль решительно подошел к Эпсилону и с такой же решимостью на лице стал раскручивать другое колесо. – Чем быстрее закончим, тем быстрее отправимся. «Почему нам надо спешить»? Потому что мне так хочется! Почему ты - не спешишь никуда и никогда?!!
   Эпсилон продолжал улыбаться, и это приводило Бархаля в ужас.
-Да не улыбайся ты постоянно! Улыбаются, когда счастливы!
-Так я счастлив вроде, - совершенно серьезно кивнул Эпсилон, продолжая работать.
   Невидимый остров игрался с Подомором, а любопытная Шляпа подползла к ним поближе. Но после того, как Подомор протоптался по ней (ножки-то у него были повыше) Шляпа обиженно уползла обратно к Эпсилону на голову. Бархаль все не мог на нее насмотреться, но старательно это скрывал.
-Спасибо, – как-то опять хитро прищурившись, сказал Эпсилон, когда они закончили, и Бархаль разгадал его «трюк»!
-А-а! Вспомнил, что я тебе сказал – и решил проявить интеллигентность? - он не выдержал и рассмеялся. – А я-то думаю, чего это ты так ехидно улыбаешься?! Но знаешь, мучайся дальше и следи за собой – меня все устраивает.
-Я не мучаюсь, – пожал плечами Эпсилон.
-Тогда в путь!
   Ритм оживших соединений, звон цепей, гудение гармоники, входящее в резонанс с перестукиванием инструментов под сиденьем… Вокруг совсем не было тумана, и далеко внизу что-то серебрилось, а над головой плыл упругий сумрак. Сумрак вокруг - и Бархаль - совсем рядом.
-Счастлив, абсолютно счастлив, – кивнул Эпсилон.
   Наступило утро, а путь и не думал кончаться. Они ехали под уклон, и со стороны архипелага непрерывно дул промозглый ветер.
-День! - провозгласил Эпсилон и вспомнил, что говорил ему Бархаль. - С добрым утром! – крикнул он, постаравшись, чтобы его было слышно.
   Удивленное лицо Бархаля высунулось из-за купола его сиденья.
-Нет у нас «утра»: только ночь и день. Но попытка засчитывается.
-Тогда с добрым днем.
-Такого нет ни в одном языке.
-Хорошо. Тогда «добрый день». Кстати, - есть, - у…
-Время суток не то.
-Хорошо, с пришествием дня.
-Ничего не хорошо.
   Эпсилон достал флейту и стал учиться играть, Бархаль, послушав его, тоже занялся своими делами. Эпсилон все хотел вспомнить какую-нибудь из тех мелодий, которые он слышал. Острова, ветер, туман… сны… Все было наполнено музыкой. Интересно, снится ли что-нибудь Бархалю? Наверняка. Раз даже ему - снится. А что именно?
   Эпсилон понял, что ему опять кое-чего «хочется» узнать: узнать про Бархаля. Что было с ним до того, как он застрял на намагниченных островах? Откуда золотое колесо у него на шее и на щеке? Окружающий мир Эпсилону был и вполовину не так интересен, как угловатое существо в зеленом балахоне.
   Все еще рассуждая об этом, он увидел, как Бархаль выпрыгнул из своей кабины – и взобрался на верхнюю площадку рамы. Он смотрел на что-то вдали. 
-Цветной туман! Там цветной туман, Эпсилон!
   Эпсилона больше удивило не сообщение, а, опять же, обращение по имени. Кажется, у него не все в порядке с головой. Какая разница? У Бархаля тоже с головой не все в порядке. Так что он там кричит?
   Но далеко впереди, кажется, на контрольной точке прогиба рельсовой дуги скопились разноцветные дымчатые полосы. Они переваливались через рельсы плотно сбитой стаей.
-Надо поторопиться! – спохватился Бархаль, ускакал на место и, отключив генератор для искусственного движения, сам налег на педали. Эпсилон улыбнулся и тоже поднажал.
-Ха-ха, ха-ха! – рассмеялся Бархаль, вплывая в туманную зону. Цветные потоки игриво омыли его со всех сторон, забрались под балахон и в уши.
   Перед тем, как въехать следом, Эпсилон издалека посмотрел на них через цветоскоп. Это было потрясающе! Цвета не сливались, а каким-то образом отпечатывались у него в голове. Картина получалась как бы в двух измерениях. Цветной туман… В нем тоже были истории? Какие?
   Бархаль ломал голову над тем же.
-Поймать его, что ли, да в банку. Эй!
   Бумс.
   Это велосипеды врезались друг в друга, а их колеса неловко столпились.
-Извини! – крикнул Эпсилон, продолжая потакать просьбе Бархаля и говорить «слова для общения».
   Как выяснилось, поймать ничего не удастся. Туман от банки ускользал – наверное, действительно был живым и не хотел попадаться. А еще Эпсилон слышал, зажмурившись, некое «Ухув...», но источник звука остался неизвестным.
   Они выехали и долго потом смотрели, как пестрое облако ползет к области повышенной туманности, готовясь исчезнуть.
-Почему он цветной? Почему он живой? Почему он ползет неизвестно куда? И почему мы его не слышим? Почему… - Бархаль замер, увидев, что Эпсилон смотрит то на исчезнувший туман, то на место, которое они проехали.
-Что-то видишь?
-М? Ничего… Почти, – Эпсилон продолжал вглядываться. На какой-то миг ему показалось, что в разноцветном тумане были тело и голова непонятного существа. Наверное, действительно показалось. Нижний и верхний бессознательные туманы всегда игрались с ним. Может, и этот так же себя ведет? -Поехали?
-Ну ты… такой Эпсилон, – негодуя, сморщился Бархаль.
   Но это было далеко не все и не «Ну ты». Спустя какое-то время Эпсилон увидел еще одно существо, змейкой извивавшееся у нижнего тумана. Оно было очень необычным: когда он пытался к нему присмотреться, существо словно таяло, теряло очертания. Но стоило отвести взгляд, и оно тревожило своим мельтешением уголок глаза, не давая от себя отвлечься.
-Просто призрак, - решил Эпсилон, хотя призраки, которых он видел до этого, были другими.
   Дорога пошла на подъем и впереди возник остров. Когда они почти доехали, Эпсилону показалось, будто что-то коснулось его левой руки. Он вздрогнул, пригляделся… но эффект был тот же, что и раньше – не сфокусироваться.
-Ты кто?
   Второй остров был слишком маленьким и отнесся к ним равнодушно. Бархаль откровенно радовался: ему было невыносимо находиться на замкнутом клочке земли дольше, чем нужно для его пересечения «по прямой».
   Однако третий остров тоже оказался крохой. На следующим переезде Бархаль перебрался на заднее сиденье, очутившись перед Эпсилоном, и в упор спросил:
-Тебя подменить?
-Зачем? – не понял Эпсилон.
-Поспишь. У меня он и сам может ехать, а ты педали крутишь.
-Я всегда так делаю. Если нет крупных островов, я еду дальше.
-Да знаю я. Я тоже так делал. Но автоматическая штука-то куда удобней! Почему ты не попросил сделать себе такую же, когда мы были на моем острове? Ты же видел, как я ее собирал? Так мне сделать ее?
-Нет. Мне кажется, это будет неправильно, - Эпсилон покосился на небрежно зажатую под свернутыми одеялами шляпу Бархаля. – Надо ехать самому.
   Но шляпы на прежнем месте не оказалось. Эпсилон вздрогнул и стремительно обыскал глазами весь велосипед Бархаля. Фух. Оказывается, он прицепил ее на верхнем уступе рамы – и на ней даже выросло маленькое растение. И когда успел?
-Почему ты не хочешь ее…
-Не хочу! – отрезал Бархаль и ускакал на переднее сиденье.
   А домик он, наверное, нашел на третьем острове. А чем он, Эпсилон тогда занимался? Гм. А ведь он его даже не почувствовал. Ничего страшного. Пусть растет на шляпе у Бархаля. А не почувствовал он его по одной причине: все по той же – Эпсилону опять что-то примерещилось в тумане. Он беспокоился и впадал в оцепенение. Конечно, и раньше случалось, что призраки задевали его. Они оставляли на коже неприятное ощущение обожженности, но они никогда его не отвлекали. Летали и летали себе - бесплотные тени.
   Они ехали с пятого на шестой остров. Совсем недавно наступил день…
   И внезапно Эпсилон, как в замедленной съемке, увидел: на велосипед Бархаля и на рельсы обрушился, разрезав туман, гигантский столб ветра.
   Вжиу-у-ух-х!
   Велосипед Бархаля прижало, что-то где-то треснуло, взвизгнуло, но Эпсилон даже не подумал о том, что рельсы могли не выдержать двойную нагрузку от его велосипеда и велосипеда Бархаля, его напряженные чайные глаза высматривали, куда ветер унесся после нападения.
-Он опять нашел меня.
   Ветер плохой неожиданности, видимо, понял, что обознался. Он развернулся, и Эпсилон наблюдал, как под ними начинает закручиваться туманная воронка. Уж в этот раз он точно попытается сбросить его, точнее - подкинуть в воздух.
   Времени соображать не осталось. Эпсилон попытался сдвинуть велосипед назад, прижал к голове шляпу - и приготовился прыгать.
   Ветер налетел неожиданно и грубо – он давно его искал, видимо, не мог найти и злился. И почему именно Эпсилон? Когда они встретились? Что не поделили?
   Эпсилон понял, что он думает об этом, когда велосипед судорожно прижался к рельсам. Он был готов: под сиденьем припрятан крюк. Только бы угадать момент – и зацепить за рельсы хотя бы колеса, если…
   Одолела невесомость. Эпсилона плавно подбросило над велосипедом (ведь он был легче) и, как он ни старался, а успел лишь подтолкнуться к главному колесу, прежде чем велосипед полетел вниз. Тогда он запустил крюк ему за обод и приготовился, когда мелькнут рельсы, но совершенно неожиданно пришла помощь.
   Вообще не так уж и «неожиданно». После того, как ветер ударил по Бархалю, он тут же все понял. К тому же, в отличие от Эпсилона, он слышал ветер. Поняв, чего он хочет, Бархаль тут же перебрался на задний уступ багажника – и откинул якорь с лапы-хваталки. Контур велосипеда повернулся, настраивая позицию для удобного захвата – и Бархаль выстрелил.
   «Хваталка» с несколькими щупальцами присосалась точнехонько к рамному изгибу. Следом за ней брякнула и натянулась цепь.
   Дзван!
   И велосипед, и Эпсилон, уже закрепивший крюк на рельсах, зависли над бессознательным туманом. Эпсилон растерянно моргнул пару раз, понял, что произошло, и вполне искренне кивнул:
-Спасибо.
-То-то же, – буркнул Бархаль, втягивая цепь обратно, поднимая их обоих. - Какой у тебя враг. У тебя есть «враги»? Я удивлен! И давно он за тобой гоняется? Хотя нет: прежде всего меня интересует - как ты относишься к его появлениям?
-Появляется и появляется, - растерялся Эпсилон.
-И хочет тебя скинуть, - добавил Бархаль.
-И что? Если я упаду, что-нибудь ведь тоже произойдет и…
-И «это будет интересно»? Все, не утруждайся, я уже понял твою логику, да. Тогда просто вспомни значение слова «враг» и поверь мне на слово, что он – «враг». Э-э, - Бархаль замер. - А не потому ли ты не боишься упасть, что ты вернешься туда, откуда пришел?
   Эпсилон устал расстраиваться: Бархаль по-прежнему считал его ненастоящим. Почему? Потому что долго был один? Потому что был на острове? Почему? Почему?
   И продолжать прикидываться становилось все невыносимей. Эпсилон решил, что потерпит еще немного.
   Его велосипед успешно вполз обратно на рельсы.
   Шестой остров был гораздо больше предыдущих и они остановились передохнуть. Бархаль все еще избегал спать на траве – поэтому раскатал поперек площадки над запасной бочкой матрац и свернулся на нем калачиком.
-Хороших снов, – услышал он напутствие Эпсилона, хотел пробурчать что-нибудь в ответ, но уснул.
   А Эпсилон отправился на прогулку в кампании Подомора и Невидимого острова. Он отошел подальше от Бархаля и немного поиграл на флейте, свесив ноги над пропастью: с каждым разом мелодии получались все лучше и лучше.
   Он вздрогнул: где-то далеко внизу снова что-то промелькнуло. Не похожее ни на призраков, ни на туман. Эпсилон нахмурился и отвернулся, но что-то похожее промелькнуло в верхнем тумане. Эпсилон пытался не обращать внимания, изо всех сил пытался! Но трудно было уследить в постепенно густеющем, молочном сумраке за всеми непонятными объектами. Кажется, он спускался к нему…
   В какой-то момент Эпсилон потерял его из виду, но тут прямо напротив его лица вынырнула многорогая птица! Он отшатнулся, и не заметил, что соскальзывает.
   К счастью, Невидимый остров был неподалеку и успел его «подстраховать».
-Ох! Спасибо… – Эпсилон рассеянно погладил беспокойно мельтешащее существо. – Это обыкновенный призрак. Просто я раньше таких не видел.
   Он вернулся к Бархалю и долго смотрел, как поднимается и опускается угловатый бок под балахоном. Он надеялся, что все само собой утрясется. Развалившись на траве, он дождался, когда шляпа сползет с головы и ляжет рядом. Он не хотел больше смотреть наверх, в бессознательный туман. Что там жило? Что шевелилось? Что происходило… и… Что увидел Бархаль, когда спустился вниз?
-Непонятно.

Неожиданный конец путешествия:

-А-а! - кто-то пихнул Эпсилона – и он, подскакивая, покатился, но на этом все не закончилось: он открыл глаза, а его уже куда-то тащили сильные руки Бархаля, ухватив под подмышки.
   «Что происходит?»
   Эпсилон не успел додумать – его забрызгало землей, что-то серое больно чиркнуло по щеке. Бархаль продолжал его тащить, но Эпсилон быстро пришел в себя.
-Шляпа! – вскрикнул он и бросился обратно. Бархаль вцепился ему в плечо.
-Да у меня она! – неподалеку опять громыхнуло, и из тумана выскочил Подомор. Эпсилон вскочил на ноги, Бархаль тащил его куда-то вбок. - На нас что-то сыпется! По-моему - это остров!
-Остров?!
   Из-за тумана и грязи ничего нельзя было разобрать, но тут Эпсилона повторно обдало земляным душем, и он мгновенно переварил полученную информацию: остров, так остров. Падает так падает.
-Велосипеды!
-А куда я тебя, по-твоему, тащу?
-Он был там, – Эпсилон указал направо, услышал свист и буквально чудом увидел промелькнувшую над ними тень, чтобы отпихнуть Бархаля прочь.
   И очень вовремя. Туда, где он стоял, приземлился еще один кусок земли. Что-то больно впилось в ногу, что-то крикнул Бархаль. Эпсилон нашел его взглядом – вроде, тот был в порядке.
-Проклятый туман! – Бархаль перескочил через обломок, не переставая оглядываться наверх. - Нам туда! – бросил он, и Эпсилон поспешил за ним. На бегу он забрал у Бархаля шляпу – и бережно сжал ее, чувствуя, как крошечные лапки вцепились ему в комбинезон.
   Велосипеды они увидели издалека. Те хорошо устроились: съехались – и замостили себя щитами из колес. Колеса велосипеда Эпсилона были более «подвижными» и широкими – они и создали большую часть «навеса». Серебряные существа вместе нырнули под его защиту и замерли.
   Земляные комья больше не сыпались.
   Внутри громко колотилось сердце. Эпсилон хотел переползти поближе к велосипедной раме, но Бархаль прижал его локтем к земле – скорее интуитивно: он был сосредоточен и напряжен – и явно считал, что пусть лучше Эпсилон будет под боком и в безопасности, чем где-нибудь еще.
   Что, кстати, не очень вязалось с тем, что он считает его призраком.
   Какое-то время их поливало мелким земляным дождем. Эпсилон не знал, чего это Бархаль так перепугался. Он испытывал «шок» только в первые моменты пробуждения.
   Кстати, по-прежнему была ночь. Убедившись, что Эпсилон не двигается, Бархаль потихоньку его выпустил.
-Много земли, – сказал Эпсилон, поднимаясь и первым делом осматривая шляпу: она была в порядке и даже не испачкалась – гораздо лучше своего обладателя. Эпсилон начал отряхиваться, задел ногу – и испуганно отдернул руку.
-Гм, - он присел и рассмотрел небольшой осколок железа. Это точно была обшивка островной ноги. А еще было больно. Он задел его, и стало больно. Это… - Интересно, - Эпсилон поднажал и вытянул осколок из вязкой плоти. Серебристые ручейки толчками полились на землю.
   Бархаль как раз обратил на него внимание, наклонился и изучил рану:
-Почти насквозь. Больно?
-Ага, – пожал плечами Эпсилон и хотел уже вставать, но Бархаль его удержал.
-Ты чего?! Сиди и не двигайся. У тебя же и лицо все в крови. Ну… зато у тебя хоть кровь есть. Что это за рана на лбу? Слушай, если будешь сейчас ходить, из тебя весь дождь историй вытечет. А ногу лучше бы приподнять! Напряги мозги, вспомни, что делают в такой ситуации другие существа! Мы же знаем об этом!
-А ведь и правда, – задумался Эпсилон, пока Бархаль оперативно перетянул ему ногу под коленом веревкой. Он выпрямился и приказал Невидимому острову:
-А ты! Будь вот здесь и никуда не отлетай! – после этого он положил на него раненую ногу Эпсилона, и ни тот, ни другой не возражали против такого самоуправства.
   Бархаль осматривал велосипеды и громко это комментировал:
-На твоем велосипеде куча спиц погнуто, мой пострадал чуть меньше. Ого! Ага, «меньше»… как же! Раскурочили мне вторую историческую бочку. Что ж… зато починим твой велосипед. Ничего страшного, все живы, а вот… – Бархаль ловко соскользнул по ободу колеса на землю, – …почему остров на нас упал? Да еще и обломками? – он зачерпнул своей шляпой дождя историй из разбитой бочки и вернулся к Эпсилону, после чего аккуратно вылил его на рану. Невидимый остров поспешно отлетел, чтобы не мешаться. Все, что проливалось мимо, тут же превращалось в светлячков и улетало. Рана быстро исчезла.
-Так, теперь лицо, – заметил Бархаль. – Откинь голову, – он аккуратно вылил серебра Эпсилону на лоб.
-Ага. С-спасибо.
   Бархаль смотрел на него чересчур задумчиво.
-Что? – Эпсилон пошел к своему велосипеду, чтобы оценить масштаб трагедии. Тот лежал на боку, у него были искривлены некоторые сцепления и выгнуты спицы. В некоторых местах они и вовсе были выбиты. Опять придется все развинчивать.
-У тебя есть кровь, - наконец ответил Бархаль. - Но то, что ты настоящий, я не знал.
-Я настоящий, - устало подтвердил Эпсилон.
-…
   Они задержались на два дня - над каждым велосипедом работали вместе. Это как-то непроизвольно у них вышло. Когда начался дождь, они тщательно промыли грязную одежду. Пока она сушилась, они сидели, замотавшись в одеяла, у края острова и думали: Эпсилон пузырил трубкой, а Бархаль играл одолженным цветоскопом.
   В тумане мелькнул знакомый неизвестный призрак.
-Давно хотел спросить, – начал Эпсилон, перекусив трубку поудобней, – с кем ты говоришь? Когда ты один, ты с кем-то говоришь.
   Ему не надо было поворачиваться, чтобы видеть, как Бархаль напрягся. Но ответил он очень необычно. Не огрызнулся, а пообещал:
-Потом как-нибудь расскажу.
   Они продолжили молчать. Бархаль толкнул разноцветные кусочки стекла, и они завращались на своей оси с легким присвистом.
–Ты ведь еще что-то хочешь спросить? – подтолкнул он. - Так спрашивай давай.
   Эпсилон смутился и передумал, сделав вид, что занят процессом выдувания большого пузыря.
-Ах так, - Бархаль молниеносно высунул из под пледа худощавую руку и лопнул пузырек, обрызгав Эпсилона серебряной пылью. Довольный, он рассмеялся, и Эпсилон немного успокоился: хотя бы смех Бархаля – точно настоящий. Значит, не надо так бояться его истинного характера, когда он все-таки проявится.
   Под вечер они были готовы отправиться.
   Уже на переезде небесная лампочка унеслась в туман. Путь до седьмого острова занял пару дней, и под конец они вынырнули из тумана в пространство.
-Ого! - констатировал Бархаль. Он достал подзорную трубу и смотрел на рельсы, идущие от седьмого острова. – Даже при том, что тумана нет, в конце ничего не видно. Абсолютно. Сколько же дней нам понадобится?
-Спуск не очень резкий – дней десять.
-А! Какая разница!
   Эпсилон промолчал. Бархаль был раздражен. В последние два дня он стал каким-то зловредным и постоянно закатывал глаза, когда Эпсилон что-нибудь говорил, даже когда просто отвечал на его вопросы. Увы, вместе с этим он стал и как-то естественнее – так что Эпсилону ничего не оставалось кроме как продолжать удивляться.
-Тебе сейчас надо выспаться, мне-то все равно, так что я поеду сразу.
   «Что?» - не сразу понял смысл сказанного Эпсилон.
-Нет. Я с тобой.
-Говорю же… догонишь! – Бархаль не смотрел на него.
-Нет, я еду.
-… Как хочешь.
   Что с ним? Что с ним? Ну что?!
   Новый остров как почувствовал настроение Эпсилона: незваные гости – переехали и нету – ну и ладно.
   Бархаль молчал. Он НЕ говорил и больше НЕ перебирался на заднее сиденье. Все попытки Эпсилона как-то завязать разговор либо игнорировались, либо пресекались на корню.
-Там, в нижнем тумане опять что-то промелькнуло. Я их видел еще с первого острова архипелага островов-стражников. Что это? Ты их тоже видишь?
   Они как будто поменялись ролями, и теперь не Бархаль задавал вопросы, а Эпсилон. Тот оглядывался по сторонам и, теряясь от возникшего молчания, начинал нервничать.
-Я изменяюсь, - понял он, когда ночь обернулась днем. Невидимый остров часто прижимался к его покатой спине, поместившись в конце рулона свернутого тента. Домик в окованном пузыре витал вокруг шляпы, как будто они о чем-то беседовали. У Эпсилона больше не было уверенности, что этот серебристый пузырь можно лопнуть – прошлой ночью в домике загорелось окно.
   Подомор проявлял странную преданность и сидел возле Бархаля: то забирался на верхнюю площадку велосипеда, то ерзал на заднем сиденье, а потом и вовсе выкинул фортель – нахлобучил на себя шляпу и стал ее носить. Возможно, растение-домик в нем тоже разговаривал с ней – вот они и чувствовали «родство».
   Зато Бархаль становился безразличным – вообще ко всему. Он даже перестал просить цветоскоп, впрочем, перестал еще до седьмого острова. Теперь можно было все чаще видеть, как он, скорчившись, крутит золотое колесо у себя на шее.
-Бархаль… Бархаль… Эй, Бархаль! – Эпсилон повторил это раз пять - на пятом дне пути, но Бархаль демонстративно не шевелился. С каждым прожитым часом Эпсилон беспокоился все сильнее.
-Может, ты попробуешь? – спросил он у Невидимого острова. – Ему будет не так грустно? Спасибо.
  Немного задержавшись, Невидимый остров полетел к Бархалю.
   Вот тут-то Эпсилон разволноваться вволю! И ведь было – от чего: и сверху, и снизу, отовсюду из тумана лезли какие-то корявые твари. Если сначала он не решался на них реагировать, тем более, что он вспоминал, как они выглядят в историях, которые он слышал, то потом начал регулярно вздрагивать: твари были далеко и близко но ему постоянно казалось, что они вот-вот набросятся на них. А Бархаль молчал!
   Ведь именно после того случая, когда он испугался, что Эпсилон спрыгнет с острова, что-то в нем изменилось. Насколько безграничен его страх? Ведь он все еще боится, что Эпсилон уйдет в бессознательный туман? Как…
-Эти призраки? Бар…
   Отмахнувшись от Невидимого острова, Бархаль перескочил на внешний круглый контур рамы и, подъехав к большим колесам велосипеда, поочередно зацепил прищепками стеклянные блюдца. Позже он так же обездвижил трещотки и вообще убрал любые звуки. Видя этот новый «бзик», Эпсилон решил пока не упражняться в игре на флейте. Он пытался вспомнить, что он чувствовал, когда ехал один. Ничго не получалось! Сейчас это было просто невозможным! Может быть, если бы он еще не видел и не знал Бархаля, но так…
   Восьмой день. Они шли на подъем. В гробовой тишине.
-Очень много призраков. Бархаль, ты так и будешь молчать?
-Да сам ты замолчи! – огрызнулся Бархаль.
   Неприятно. Очень неприятно. Эпсилон исподтишка покосился на небо: лучше бы набежали тучи и он перестал все это видеть. Внутри странное раздражение, потревоженное сердце, как осиный улей.
   Еще два дня минуло. Эпсилон замечал, что Бархаль часто смотрит в подзорную трубу и от чего-то отмахивается, а еще на кого-то сердито рычит. Совсем как на Эпсилона. Что с ним? Почему? Отчего?
   Наконец на горизонте появился остров. Эпсилон надеялся, что там будет большой остров и можно будет поспать. Как Бархаль и сказал: сам он спал, пока его велосипед работал на генераторе, а Эпсилон спать не мог – и он устал. Усталость была приятной, но, как назло, на второй половине переезда подул сильный ветер. Проворачивались педали стало совсем тяжело.
   Бархаль первым въехал на восьмой остров и сразу направился к следующему.
   Эпсилон тревожно выдохнул: даже отсюда было видно, что на острове есть еще три ответвления-рельс. Так они все равно поедут прямо?
   Но неожиданно Бархаль соскочил со своего велосипеда, поставив его на тормоз, и Эпсислон тоже затормозил. Бархаль стоял на траве, сложив руки на груди. Он ждал.
-М? – поскольку он смотрел прямо на него, Эпсилон быстро слез и подошел к нему.
-Не ближе! – сердито заметил Бархаль на расстоянии трех метров.
   Эпсилон огляделся.
-Что случилось?
-Надо же, теперь ты спрашиваешь и хочешь знать, - съязвил Бархаль. С ним явно было что-то не так: зрачки бегали вправо-влево, а само лицо при этом не шевелилось, как будто на нем выключили нервы. - Теперь нам не по пути. Я поеду прямо, а ты налево или направо – мне все равно. Куда хочешь, в общем, туда и едь.
   Это было похлеще ветра плохой неожиданности. Эпсилон даже слова забыл от ужаса.
-Ты понял, что я сказал? – повторил Бархаль. - Я не поеду с тобой дальше. Куда хочешь, туда и едь – мне без разницы! А-а… Ты все равно всегда молчишь. Даже не вздумай за мной увязаться, чертова галлюцинация! Прогоню сразу же. Да отстань ты! – отмахнулся он от «воздуха», покрылся дрожью, но взял себя в руки и снова посмотрел на Эпсилона. – У меня все. Не знаю, как ты появился, но знаю, что послужило основой. Мне надоели эти игры. Спасибо, что вывел меня с островов, хотя не знаю, зачем тебе это было нужно. Прощай.
   «Прощай… Прощай. Какое у него значение? У этого слова? Его говорят, когда хотят… расстаться навсегда?»
   Эпсилон не шелохнулся и ничего не сделал.
   Бархаль уехал, а он широко открытыми чайными глазами смотрел, как скрылся круглый обод его невероятного велосипеда. Подомор, прибежавший за Бархалем, еще немного постоял у его ног, будто не мог решиться, куда идти, но потом выбрал своего создателя.
   А Эпсилон все стоял. Невидимый остров робко подлетел и толкнул его в живот. Эпсилон инстинктивно поднял руки, но они тут же безвольно обвисли.
   Нет.
-Нет… Так нельзя. Я не могу… - в голове звенело одно лишь слово «нет», сердце пропало и внутри было белым бело, как в бессознательном тумане.
   Эпсилон не верил. Велосипед Бархаля полностью скрылся лишь через несколько часов, но Эпсилон не шелохнулся, глядя на него, правда, он немного успокоился.
   Он хотел побежать за ним, остановить, уговорить. Что он сделал не так? Что не так?! Что вообще произошло?! Но он не смог пошевелиться - просто пока не мог. Его тело… так связано с его историей.
   В его мире, в котором было столько всего удивительного, по-настоящему было удивительно лишь то, что только что ушло.
   Еще не поздно. Не поздно сесть на велосипед, догнать Бархаля, наконец, заставить его поверить, что он тоже настоящий! Да что же это такое!
-Но ведь, - Эпсилон захотел оказаться у себя на сиденье и сожалел, что так далеко оставил велосипед (ноги не держали).
   Но тот был рядом – только дотянись. Точно, он никогда никуда не денется – и шляпа... Эпсилон коснулся до ее потертых синих полей. Но куда ему теперь ехать?
-Налево, конечно. Надо заканчивать мыльный архипелаг, – сам себе велел он и, подумав, добавил, – Спасибо за решение, Эпсилон, хорошего тебе дня.

Триплет угольковых островов, Триплет огненных островов, Триплет островов с сажей, Большое островное льдинистое кольцо:
 
   Все это смахивало на дурной сон.
   Эпсилон держал во рту пустую трубку - у него ни на что не осталось сил: ни поворачивать руль, ни крутить педали. На переездах он часто останавливался, спускался на рельсы и сидел, глядя в бессознательный туман. Появлявшиеся в нем монстры стали обыденностью и не такими уже страшными. В какой-то момент ему даже захотелось закричать: «Давайте! Летите сюда! Садитесь на мое место и поезжайте к нему! ОН все равно нас не отличит!». Но он не кричал, забирался на велосипед и продолжал двигаться – через силу и через слабость.
   Все же Эпсилон потихоньку приходил в норму – сказывался характер. В «норму»?! Думая об этом, он усмехнулся. Даже если он сейчас вспомнит, как это делается – быть в одиночестве в «норме» - такого уже никогда не будет. Короче говоря, Эпсилон начал думать. И это, в принципе, было хорошо, но страшно: он не мог остановиться, не мог перестать думать о Бархале.
   Может, он в чем-то был не прав? Может, он что-то испортил? Но Эпсилон всегда был собой, таким, каким был до их знакомства. Не мог же он притворяться все время до этого?! Притворяться всю свою прошлую жизнь?!
   Или – мог?
   Головоломка не из легких. Становилось жарковато и сгущался туман, и что-то впереди…
-Надеюсь, это не очередные солнечные острова.
   В лицо дохнуло сухим жаром. Даже туман  рассосался – и открыл ему такое… Дух захватывало!
-А-а… Вот как, – безразлично прокомментировал Эпсилон.
   Три «триплета». Острова были пойманы в своеобразную огненную «ловушку». Те, что были ближе всего к Эпсилону, искрились всполохами красного, но были черными и белыми по краям. Они что – из угля? Земля – уголь? Эпсилон достал карту и быстро зарисовал все, что видел. Правее «угольковых» островов были какие-то волосатые (плохо видно - слишком далеко), а левее… Ну, не все сразу.
-Кхе-кхе… Растений на них нет, - закашлявшись, сообразил Эпсилон, когда на него попали искры и оставили дырки в комбинезоне. С велосипедом ничего не случится – он же вроде как железный, да еще из дождя историй. А вот все, что снаружи него или на нем, может пострадать. Эпсилон спрятал все легковоспламеняющиеся вещи, а пузырь с растением запустил в историческую бочку. Все равно там жидкости оставалось на дне, а он будет витать под крышкой – ничего с ним не сделается.
   Он так и не отдохнул с того момента, как уехал Бархаль, и без промедления въехал на первый остров.   
   Под чайными глазами образовались большие мешки, морщинки выступили на растрескавшейся коже лба и висков. Незаметно для Эпсилона шляпа подобрала ножками его роскошные длинные волосы (чтобы не опалились). Сам Эпсилон был абсолютно равнодушен к происходящему: он очнулся на переезде, только когда в ногу ему беспомощно ткнулся Невидимый остров.
-Ботинки? Зачем мне их снимать?- спросил Эпсилон, но все же снял. Они у него одни.
   И Бархаль был один. Но он не собственность Эпсилона. Если он решил уехать, ничего с этим не поделаешь. Можно лишь молча ждать, ждать… ждать.
-Нельзя ждать. Он не вернется, – отрезал Эпсилон. Горячий воздух обжигал горло: перед ним был триплет огненных островов, и Эпсилон понятия не имел, как мимо него проехать.
   Может, надо двигаться по краю самого крайнего? Может, просто лечь в них – и сгореть?
 -Еще чего! – одернул себя Эпсилон. На голове у него – шляпа, а на ней - будущий город.
   Надо его закончить.
   Эпсилон встрепенулся. Точно! Разве не в этом смысл его существования? Он должен строить города?
   Пока он терзался, Невидимый остров что-то сделал, и огонь на первом острове уменьшился. Эпсилон не стал исследовать соседние два. Впереди были острова, выпачканные сажей. После одного-двух дуновений ветра и велосипед, и Эпислон, и даже Невидимый остров – стали неграми. От сажи слегка забились каретки, но это Эпсилона вообще не беспокоило - потому что когда потянулись вереницы гигантских мыльных пузырей, все стало во сто крат хуже. Сажа потекла, а остальные детали велосипеда промокли. Соединения скрипели и не хотели работать.
   Через день Эпсилон въехал на пятнадцатый, если верить карте Бархаля, остров Большой мыльной гряды.
   Ни коридоры с забавной акустикой, ни скользкие переезды не вызвали у Эпсилона никаких эмоций. Тупо глядя в одну точку, он обратил внимание на окружающее только когда вернулся на два острова назад и оказался там, откуда его унесло в пузыре.
-Ух.
   Долго печалиться он не стал. Вернувшись на Четырнадцатый остров, нашел путь, который отходил к намагниченным островам и подавил очередное безумное желание – вернуться на остров Бархаля и отстроить там другой… дом.
-Что за глупости! – выпалил он, проезжая мимо.
-Что за чушь, – скрипнул зубами Эпсилон уже на Пятнадцатом острове, где ему захотелось вернуться к островам-триплетам, чтобы броситься-таки в огонь.
-Что за бред! – возмущался он, преодолевая последние мыльные острова и вырезая куски мыла из сводчатых стен.
   На последнем, Восемнадцатом острове гряды очень кстати пошел дождь. Очень кстати - Эпсилон все отстирал и отмыл от сажи. Благо – моющего средства было предостаточно.
   На маленьком, Пятом травяном островке переезда не было места даже чтобы раскидать одежду на просушку – Эпсилон доехал до Шестого, но и там было не лучше.
   Вдруг резко упала температура, стало на удивление холодно. До этого Эпсилону редко приходилось бывать в такой погоде. Все же острова обладали умеренным климатом, на них всегда царили «лето» или «осень», говоря языком историй. Здесь же была… «зима»?
   На рельсах кристалликами рассыпался иней. К призракам, которые приобретали в его отблесках благородную серебристую окраску, добавились облачка пара, вылетавшего изо рта. Седьмой остров тоже был покрыт травой, но она была мелкой, блеклой. Эпсилон огляделся – все перед глазами расплывалось. Сколько он не спал? И сколько думал? Голова гудела до невозможности, руки замерзли, замерзли ноги и нос. На ресницах Эпсилона скапливались льдинки, а веки слезились. Он с трудом дышал.
   Наконец, он остановился и, содрогаясь, уперся руками в колени, обхватив себя за плечи.
-Мне – «плохо»? - он кое-как добрался до пледа и отыскал в ящике теплую одежду. Сшитую… по просьбе Бархаля… Но эмоции Эпсилона настолько притупились, что с радостью обнаружил, что ничего не ощутил.
   В тяжелом стеганом комбинезоне с заранее вшитым подобием валенок, было неудобно и тяжело двигаться. Отмерзающие пальцы тихонько дали о себе знать, и Эпсилон натянул на них пухлые перчатки. В довершение он обвязал шею полосатым шарфом и попытался решить: налево или направо? Куда?
   Он выбрал лево, уже поехал туда – и только потом сообразил, что не осмотрел остров на предмет растений-домов. Пришлось спускаться на прогулку. Эпсилон вяло шагал по островной земле – она была твердая и неживая.
   Он не думал. Не мог. Он давно забыл, что у него есть потребность в отдыхе. Это был даже не Эпсилон, а его бледная тень. Он несколько раз поскользнулся, разгребая руками туман, но бдительный Невидимый остров ловил его в нужный момент.
-Спасибо, – выдохнул Эпсилон чуть слышно и перевел дух: остров был пуст. Он пошел обратно.
   Только велосипед заполз на более-менее ровную площадку Второго острова, Эпсилон почувствовал, как его повело вбок.
   Он мешком свалился на землю. Он тяжело дышал. Он… уснул.
   Довести себя до изнеможения. Возненавидеть созданный собою образ и лелеять его, как божество.
   Думаете – Эпсилон настолько сложен?
   Что за глупости! Он не думал, что будет доводить себя до изнеможения - просто подходящих островов для отдыха не нашлось. Он не думал, что будет думать о Бархале – просто ничего более интересного ему не попадалось. Он не создавал себе никаких иллюзий: его мир – это его мир, Бархаль – это Бархаль. Обманывающий, говорливый, немного безумный и постоянно что-то спрашивающий. Такой же, как он сам.
   Эпсилонобархалина.
   Эпсилона кидало из стороны в сторону довольно долго, прежде чем он смог насладиться абсолютной чернотой.
   «Наконец-то» – подумал он и свернулся в ней калачиком. Его рыжие волосы рассыпались огнем.

***

   Щека сильно болела, все тело болело, но голове с лицом было тепло. Эпсилон лежал завернутый в плед, как в рулет, велосипед соорудил над ним подобие крыши, а Невидимый остров (о чем свидетельствовал разноцветный хвост) отдыхал у Эпсилона перед носом. Подросшая шляпа взобралась ему на спину и раскачивалась на черненьких ножках. Пузырь с домиком был аккуратно затолкан под «крышу» навеса - так что ветер его не сдувал.
   Оценив обстановку, Эпсилон опять заснул.
   На самом деле он проспал около недели. Не стоило ему этого делать в такой мороз. Иногда он просыпался и видел, что поля шляпы покрыты изморосью. К тому же, их постепенно заносило снегом. Но так хотелось спать… Тем более что внутри становилось пусто и хорошо.
   В свое последнее пробуждение Эпсилон все-таки нашел в себе силы и выпутался из пледа.
   Он сел, прислонившись спиной к исторической бочке. Невидимый остров вылетел на прогулку, но шляпа тут же взобралась ему на голову – и деликатно опустилась на макушку, обняв его «лапками». То ли она грела, то ли сама грелась. Эпсилон не возражал. Голова больше не болела, но он был жутко голоден.
   Тело снова его слушалось. Эпсилон стянул перчатки, но разглядывая плавные изгибы ладоней, вспомнил угловатые руки Бархаля. Будто гигантский остров на него обрушились все воспоминания о нем. Обо всем, о чем он успел подумать и что-то решить. Эпсилон задрожал, скукожился… расслабился – опять скукожился – и опять безвольно откинулся на плед. По его лицу побежали, застывая на нем же, робкие слезы, видимо, вымылось что-то «последнее» из организма. Эпсилон досадливо отмахнулся - он не понимал, чего они текут: воспоминания о Бархале не приносили ему ничего кроме… самих себя - верно?
   Ведь так же?
-Скажи, что так, – приказал себе Эпсилон, видя, как серебряные капельки падают на перчатки. Он уже понял, что поедет дальше, как и прежде - один. Он уже все решил. Почему это глупое тело не хотело с ним соглашаться? Почему оно действовало отдельно? Потому что оно - из дождя историй, а история… закончилась?
   Эпсилон снова и снова протирал глаза, но слезы продолжали течь: и пока он сворачивал плед, и пока собирался будить велосипед, и когда вышел из под навеса, и когда пошел на прогулку. Даже когда он оказался на крае, где все равно ничего не было видно, потому что повсюду были снег и туман. Когда Эпсилон вернулся и расчистил основную раму и сиденье от снега, он не выдержал:
-Да сколько ж можно?! – Рукав, которым он проводил по лицу, обледенел и смерзся. Наверное, самое разумное сейчас – сесть и подождать.
-О! Прекратились, - через пару минут. Странные они, эти «слезы». Когда плакал Бархаль, Эпсилон даже близко такого не ощущал. Не «ничего», а очень даже много чего. С самим собой у него не так.
   Новый архипелаг. Он сверкал, словно жила драгоценных камней. Сколько хватало глаз, вокруг торчали прозрачные глыбы льда.
-Холодно, – отрезал Эпсилон.
   «Да. Довольно холодно, на других островах теплее. Надо еще полетать – и согреться…»
   Высказавшись, голос, похожий на шелест бумажного вертолетика, тут же растаял. Эпсилон рассеянно постучал по голове. Он наклонился и разогнал сгустившийся у земли туман. Под ним спряталась прозрачная пустошь, а сверху были наметены снежинки.
   Заснеженные льдинистые острова… Удивительно!
-Никогда их не видел, - пораженный Эпсилон стянул одну перчатку, дотронулся… – Никогда не видел снега. Никогда не было так холодно, чтобы изо рта вырывался пар.
   Он хотел улыбнуться, но щеки свело судорогой. Прозрачные кристаллы, сталактиты, белые города, наросшие на остров. Ледяные острова. Снежный архипелаг. С каждым вздохом становилось прозрачней на сердце. Проекции отточенных до совершенства граней скал ложились друг на друга, создавая проекции множества миров. Тысячи похожих отражений переплетались и пугали неосторожных.
   Эпсилон не был «неосторожным». Ему просто было на все наплевать: он шел вперед и искал растения-дома.
   Но вскоре он сообразил, что что-то не так. Ему постоянно казалось «я здесь уже был», а все время идти в одну сторону не получалось, потому что путь обязательно что-нибудь да преграждало. Если туман расступался, он видел свои отражения и хорошо, что он до этого выспался, а то наверняка повредился бы рассудком.
   И это только полбеды. Эпсилон еще долго ходил вперед-назад по острову – гораздо дольше, чем того требовали его размеры. В конце концов на него налетел Невидимый остров и он был выведен к велосипеду.
-Спасибо. Первый раз заблудился.
   «Он меня благодарит…»

-Что за ерунда? Не надо было так себя изматывать… - Эпсилон похлопал по ушам. Опять ветер шелестел?
   Он оценивающе посмотрел на велосипед: тот немного замерз, малость побледнел, но ехать можно.
-Всем привет! – поздоровался Эпсилон, взбираясь на сиденье. Наверху ветер дул сильнее.
   С острова уходило сразу три пути. Эпсилон решил ехать по левому, туман мешал ему сориентироваться наверняка. С рельс со звоном сыпались сосульки, пузырь с домиком заледенел и превратился в гигантский снежок.
   Эпсилон ловил руками снежинки, и настроение вскоре улучшилось. Его окружил абсолютно равнодушный мир. Острова мирно дремали, никогда не снимая белые маски.
   Дни проходили. Каждый новый остров не отличался от предыдущего: те же ледяные скалы и уступы.  Эпсилон играл на флейте, и время от времени ему мерещился шелестящий голос в голове. Он посчитал, что это он еще «легко отделался». Да и ветер завывал будь здоров.
-Вы кто? – Эпсилон протянул руку. Серебристые существа, мерцая, обвились вокруг нее, а потом пропали – или проникли внутрь. Призраки. От такого теплая одежда не спасала: Эпсилон покрылся гусиной кожей. Хорошо - Невидимый остров бросился его отогревать, но стоило самому за собой следить. Они вообще теперь очень мило спали в обнимку – ладно, шутка - подобное было суровой необходимостью.
   Горящее окно в пузырьке с домиком становилось все ярче, шляпа прижалась к голове намертво, но это не спасло от вьюг. Несколько колес все же отказали – цепи промерзли и проворачивалась кое-как. Скоро придется идти пешком и самому тащить свой транспорт: любой, лишаясь половины ног, будет чувствовать себя не в своей тарелке, даже если ты велосипед и не умеешь уставать.
   Когда через Эпсилона проходили призраки, он начинал узнавать нечто интересное.
   Во-первых: призраки - действительно образования дождя историй и живут они в нижнем и верхнем бессознательных туманах. Во-вторых, они появляются в зависимости от того, о чем ты думаешь: то, чего ты желаешь, или то, чего боишься. Не умея материализоваться в истории, они прибивались к островам – и ждали: либо когда те придадут им форму, либо когда кто-то вроде Эпсилона будет проезжать мимо. В последнем заключении был недостаток. Призраки появлялись, когда Эпсилон на них смотрел, но были среди них и такие, которые он при всем желании не мог идентифицировать, как «свои».
-Может, это мысли историй и растений? Тогда понятно, – рассуждал Эпсилон. – Или мысли островов? А они умеют мыслить? Тогда они умели бы говорить, а я бы их слышал. Но чем им говорить?
   Случилось так, что на следующий день он впервые в упор смотрел на призрака, а призрак смотрел на него. Существо не расплывалось, как раньше, не мерцало. Оно скорее походил на качественную «голограмму». Эпсилон по привычке потянулся к нему и спросил:
-Вы умеете разговаривать?
   Призрак не пожелал отвечать и исчез. А было так интересно. На восьмом острове повалил такой снегопад, что у велосипеда разъезжались колеса: они то падали, то подминались сами под себя. Еще историческая бочка иногда задевала острые вершины ледяных гор, а дрожь от удара подбрасывала Эпсилона на сиденье. На ночь он остановился за небольшой наклоненной скалой – хотя бы ветер туда не задувал.
   Он привык спать на ящике. Подоткнув у изголовья плед, Эпсилон подтянул пониже пузырь с домиком и подождал, пока устроится Невидимый остров.

***

   Он проснулся – потому что что-то издавало вибрирующие звенящие звуки. Возле уха. Эпислон приподнялся и понял, что ему в затылок что-то ярко светит.
-М? – он обернулся.
   Светился пузырь, точнее, домик внутри. Эпсилон подставил ладонь – не греет. А чего он вообще светится? Невидимый остров тоже проснулся, увидел, чем заинтересован серебряный человечек, и сам взлетел, осмотрев пузырек со всех сторон.
-Не трогай, – предупредил Эпсилон и коснулся первым.
   Свет как будто сгустился к его руке и вместе с точечным импульсом влился Эпсилону в кровь. Отсалось ощущение тайны. Эпсилон перевел дыхание.
-В меня влился свет? – он пригляделся к домику – окно горело ярче прежнего, и…
   …вдруг в нем промелькнула тень!
   Такое бывало лишь перед исчезновением города. Когда с растения на шляпе опадала шелуха. История создала кого-то внутри этого дома! Эпсилон постучал по пузырьку пальцем - тень вернулась к окошку. Простой черный контур - без определенных очертаний и больше похожий на червяка.
-Эй… Ты там? Ты – живой?
   Тень отошла от окна. Забавно. Эпсилон представил, каким большим и страшным он кажется новосельцу. Ну что ж. Пора отправляться.
   Но внезапно Эпсилон понял, что его буквально окружила толпа призраков. Он так увлекся домом, что ничего не заметил.
   Время для сюрпризов было неподходящим: бесплотные морды уродливых и не очень существ скалились,  как будто хотели его слопать.
-Откуда вы… здесь?
   Они заполнили собой все небо и даже спрятались между колес велосипеда.
   Хорошо, что они не двигались, а просто покачивались на воздухе. Эпсилон посчитал лучшей стратегией ничего не предпринимать, взобрался на сиденье – и поехал дальше. Призраки молча проводили его пустыми глазницами.
   «Кажется, он их увидел…»
   Эпсилон вздрогнул.
-Хорошо. Я готов признать, что слышу чей-то голос, а не шелест. Только вот чей? Островов?
   Так острова умеют говорить? Должны уметь – иначе как бы с ними договаривался остров Невидимый? Может, они делают это по-особенному, на уровне чувств там или тех же импульсов. Но если научиться их понимать…
   Стена чудного зверья никуда не пропадала.
-Призраки. Могу я попросить вас меня не пугать?
   Бесполезно. Если их создает его воображение и его мысли, они пропадут, только если о них не думать и не знать. Внезапно Эпсилону пришла в голову дельная мысль: если он пока так недолго «размышляет» и вот - результат, то что же тогда должен был видеть Бархаль?
   Плохо. Эпсилон понял, с кем тот говорил и от кого отмахивался. Расстроенный рассудок Бархаля наверняка создавал куда больше адекватных существ. Не удивительно, если он давно научился их понимать. Страшно представить, какая какофония царит у него вокруг!
   Теперь становилось понятно, почему живая шляпа Эпсилона его так удивила: Эпсилон просто отнесся к ней с заботой, следуя настойчивому желанию изнутри – и шляпа стала живой. Нет, не так: она всегда была живой, но теперь она была живой и для него, а вот Бархаль считал ее просто инструментом для выращивания городов. Он не думал, что она – с душой, и души в ней не было. А насчет призраков и галлюцинаций… Под давлением или под влиянием времени, но он сам решил наделить их жизнью.
   И это что же получается: чем больше возможностей они допускают – тем сильнее приоткрывается их собственный мир?
-Вот уж точно удивительно, - пораженный своим открытием, Эпсилон не обратил внимания на то, что давно уже ехал по рельсам на следующий остров.
   Но совсем не по тем рельсам, которые ему были нужны.

Эпсилон заблудился:

   Какая ирония судьбы! Эпсилон заблудился. Невидимый остров ничем не мог ему помочь: льдинистые острова уснули навеки. Прошло почти десять дней. Он устал и хорошо еще, что не совсем окоченел. Но в одном был уверен: они ездили кругами.
   Проблема была в том, что везде был лед. Отметины, оставленные Эпсилоном, отражались в нем, указывая куда угодно, кроме правильного направления.
   За прошедшие дни много чего случилось. Эпсилон в очередной раз облапил скользкую холодную глыбу, чтобы убедиться – выщербленного креста на ней нет, это – отражение.
-Да что ж такое. А где настоящий?! - Эпсилон элегантно соскочил на сиденье и поплотнее прижал к шарфу подбородок.
-Ветер поднимается.
   Домик был прав. Точнее, существо, человечек в домике - был прав. Он появлялся крайне редко, сидел у окна, задумчиво положив на руки голову.
   Ветер действительно поднимался – потому что сегодня утром Эпсилон невзначай о нем подумал. Какой он? Откуда берется и почему тоже иногда обладает душой? Вот с этой-то утренней поры его не переставая преследовали смерчи и маленькие ураганы. Большую их часть можно было разогнать ладонью, и они представляли опасность разве что его шляпе. Но ветер имеет тенденцию усиливаться.
   Стараясь стать компактней, Эпсилон  постепенно ехал дальше.
   Он снова запутался в лабиринте отражений, попав в знакомые места.
-Все равно. Найдем, где укрыться. Мне хочется спать, - Эпсилон заранее присмотрел широкую расселину. На острове было много ледяных пещер и провалов. Так много, что Невидимый остров лишний раз далеко не отлетал – боялся потеряться.
   Проходя под крылом гигантского ледяного дракона, Эпсилон огляделся. Прохладно – зато вроде просторно и безопасно. Он смело закатил велосипед внутрь.
   Расстелив плед и привычно привязал светящийся пузырь с домиком к колесному ободу, он достал карту и попытался просчитать, где же они находились. Получалось не очень. Вообще ничего не получалось!
-Насколько хватит дождя историй? 
-Пока – хватит. Я быстро не устаю, утончаюсь, но не устаю, – Эпсилон потянулся за флейтой, снял перчатки, чтобы было удобней, и начал примериваться для игры.
-Сыграй ту, которую два дня назад играл.
-Еще бы вспомнить, что я играл… - Эпсилон задумался. Шляпа сползла с его головы и перебралась на камень напротив, велосипед незаметно пододвинулся ближе. – Вроде эту…
   Слушая завывания ветра, чувствуя, как на мгновение вскрикнет где-нибудь разбившийся снег или обрушится с вершины сугроб… Эпсилон не запоминал, что он играл, но играл он хорошо. Невидимый остров, выражая крайнюю степень удовольствия, летал у него над головой. В окошечке, засыпая, покачивалась тень.
   Эпсилон закончил мелодию, протер инструмент и уснул, глядя на светлую полосу – вход в расселину. Завтра они попробуют ехать дальше.
   Большие пухлые змеи и тщедушные коты; рои крошечных насекомых и брюхо на полнеба. Эпсилону оставалось поражаться, о чем он только не думал.
   Они ходили по острову, не останавливаясь, до полудня. Как оказалось, в мире присутствовало исчисление времени, по крайней мере, в подарке Бархаля – цилиндре, была понапихана куча приборов, и среди прочих «часы». Они всегда показывали на одни и те же закорючки, когда небесная лампочка собиралась исчезать и когда она появлялась. То, что дни разной длины (это Эпсилону сказал домик в пузыре), на них не влияло - стрелки как-то подстраивались.
-Полезная вещь, - Эпсилон задумался о других полезных вещах, которые он знал. Сделать бы их, когда он выберется на теплые архипелаги. Если выберется.
-Может, построить здесь свой дом? Такой же, как построил Бархаль? – усмехнулся Эпсилон. Уши ему продуло, и они болели, а дождь историй часто пить было нельзя: неизвестно, сколько еще ему предстояло здесь скитаться, - так что Эпсилон терпел и голодал. Вокруг торжествовал снег.
-Да уж, проблема…
   «У-у-у-у-у-у-у» - отозвались ледяные кристаллы.
   Его мотало на велосипеде из стороны в сторону, Невидимый остров дрожал у живота. Холодно. Человечек в окне не показывался, предпочитая в такие моменты спать, а компас на подарке Бархаля сошел с ума – его указатель вертелся волчком.
   Эпсилону пришлось признать - он в ловушке.
-Мы замерзнем здесь? Тогда разбей этот пузырь. Может быть, я превращусь снова в дождь историй или в призрака.
-Так пузырь можно лопнуть?
-Почему нет? Но только если мы действительно будем замерзать. А так я не хочу, ладно?
-Ладно.
   Эпсилон всегда слушал истории, которые ему рассказывали города на шляпах, но никогда вот так вот не беседовал с какой-нибудь одной. Это смущало его.
   Прошло еще несколько дней. Происходящее начинало надоедать. Эпсилон все труднее просыпался и быстрее засыпал. Он не мог себя контролировать, пустота снега добралась до него, поначалу прикинувшись добренькой, и это разбередило воспоминания о Бархале. Взбираясь на каждый новый сугроб, Эпсилон не столько искал домики, сколько смотрел по сторонам в поисках призраков, похожих на единственное родственное ему существо.
   Призраки превращались во что угодно, но только не в него.
-Вредные какие.
   Дома – это истории. В каждом доме - своя история. Они растут на шляпе в виде городов, а потом… Неизвестно. Домик сказал, что это мечта каждой истории – узнать, что же будет потом. Ведь они не возвращаются туда, откуда пришли. Оказалось, рождение их протекает в серебристых тучах. Истории – это не просто слова, это действительно существующие вещи и существа. Скорее всего, когда город готов, идея о его зарождении, что-то вроде его «предопределения» улетает в миры, слишком далекие от мира Эпсилона, чтобы он тоже мог туда попасть, или его знание о них играло для него хоть какую-нибудь роль. Города разбрасывает по самым разным мирам - поэтому они такие разные.
   Получается: он собирает города для других миров.
-Вот как? Удивительно. А если шляпу потерять или с ней что-нибудь случится?
   Этого домик не знал. Он, в сущности, немного знал: о своей природе, о своей возможной судьбе – и все. Он напоминал Эпсилону его самого: с момента появления и до самого конца – кто-то уже придумал, что в нем будет, а он только едет себе и едет, иногда предполагая.
-Бр… Бесполезные мысли – верно?
   Невидимый остров довольно поежился в знак согласия. Эпсилон улыбнулся, постоянное вращение педалей не давало ему замерзнуть окончательно. Сегодня снегу намело больше обычного, он смотрел по сторонам, но это было все равно, что смотреть «по сторонам», засунув голову в тазик с молоком.
   И все же Эпсилон был уверен, что они выберутся с этого архипелага. Он продолжал думать обо всем понемножку.
   Но буквально через пару часов для него все закончилось.

Эпсилон замерз:

   Это случилось слишком неожиданно. Велосипед накренился, лед под ним треснул, и Эпсилон едва успел скинуть шляпу на остроконечный выступ льдины, но сам выпрыгнуть не успел. Он полетел в бесконечную, как ему показалось свысока, пропасть. Эпсилон не смог бы зажмуриться, даже если бы захотел. Он задел одну стену, потом другую, третью. Велосипед судорожно искал точки опоры, но льдинки ломались под ними, как спички, а колеса отбивались от скользких стенок и гнулись – несколько из них просто снесло. Обхватив ногами сиденье, Эпсилон тоже пытался затормозить. Он выхватил гаечные ключи и поочередно втыкал их в стену. Железки отскакивали, осыпая его фонтаном ледяного крошева. Эпсилон не сдавался, пытаясь воткнуть их снова и снова, но все было напрасно.
   Храмс! Бац-з-з-з-з-з!!!!
   Щель резко сузилась, и велосипед наконец застрял поперек нее, как кость в горле. Эпсилон пытался отдышаться – Невидимый остров летал вокруг, и он слышал, как настойчиво жужжало в голове:
   «Он в порядке? В порядке? Как нам отсюда выбраться?»
   Кажется, он понял, кто еще с ним разговаривал.
-Слушай, – продолжая дышать, попросил Эпсилон. – Там наверху осталась моя шляпа. Можешь посмотреть, что с ней? Пожалуйста?
   Невидимый остров утвердительно взмахнул хвостом и улетел наверх. Эпсилон проследил, как бесконечно высоко ему придется подниматься – провалились они капитально.
-Ничего, - он похлопал по раме велосипеда, как будто хотел его успокоить. Часть колес погибла, другая часть погнулась, но многие оставались на ходу. Пойдет. Основная рама исцарапана, зато историческая бочка в норме.
   Только тут он понял, что от перенапряжения у него дрожали руки. Эпсилон отбил себе ладони, а еще жалобно ныли мышцы на плечах и груди.
-Это неважно. Как бы мне выбраться, - он опять посмотрел вверх.
   Сказать честно? Это было нереально.
   Даже если взять инструменты. Лед слишком прочен – и разбить  его… в нынешнем состоянии Эпсилона - невозможно. Эпсилон улыбнулся. А что делать? Иначе никак не получится. Да, взять веревку, добраться до края, и попытаться вытянуть велосипед. Однако. Застряли они знатно. Даже если выдолбить выемки… Нет. Еще не факт, что потом удастся мощным рывком втащить его на снег.
   Конечно, можно перетаскать все по частям. В общем – все не так плохо… и…
   Эпсилон захотел подняться, но не смог. А когда посмотрел на свои ноги - стало понятно почему.
   Их зажало между сбившимися колесами и трещотками. Ведь они были на педалях, когда велосипед влетел в расщелину, а перекладины сцеплений сжало с обеих сторон.
   Эпсилон отнесся к данному факту философски: он не мог разогнуть железки – мешал лед, и он не мог ни до чего дотянуться – мешали ноги. Но не отрезать же ноги, потому что… тогда он не выберется – хотя… для подъема нужны руки… и потом всю свою жизнь… Но дело не в этом. Отрезав ноги, надо будет быстро достать дождь историй, чтобы не истечь кровью, а он на дне бочки. Прежде всего надо наполнить им какую-нибудь емкость.
-Да. Хорошо мы провалились. Ноги лучше не отрезать – к тому же – чем? И это больно.
   А вот тут домик был прав – резать нечем. Правда, Эпсилон знал, что был очень сильным и мог при необходимости разорвать их руками. Но здравый смысл все-таки остановил его от этого безумия. От дождя историй могут вырасти новые ноги - это правда, но неизвестно, когда он еще выберется с островного кольца туда, где скапливаются серебряные тучи.
-Надо найти выход.
   В щель спустился Невидимый остров и привез на горбу его шляпу. Эпсилон задумчиво ее потеребил:
-Пока не стану тебя надевать. Лучше побудь на нем.
   Высоко-высоко вытянутые лица призраков заглядывали внутрь, прозрачные стены показывали Эпсилону с разных ракурсов его растерянное, но улыбающееся лицо. А ведь Бархаль был прав: он постоянно улыбается – и поэтому улыбка у него безликая. Фу. Неприятно. Самое время учиться страдать.
-Глупости, - Эпсилон вдруг подумал, то можно попробовать использовать гаечные ключи, как рычаги, отогнуть ими обода, раму – и совсем немного останется. Точно! Не надо падать духом.
   Эпсилон вытянулся, игнорируя болевшие ноги, и выудил из ящика толстый серебряный инструмент. Операция по спасению заняла не больше часа. Эпсилон не торопился: то там подоткнет, то здесь поднажмет. Невидимый остров одобрительно гудел, тень, молчаливо дрожащая в окне домика, желала быть солидарной в беде и никуда не уходила.
   В полном изнеможении Эпсилон откинулся назад. Здесь не было ветра, но было гораздо холоднее - потому что глубоко. Так-то разница невелика, но мокрый он вообще может замерзнуть. Надо не переставать двигаться. Он открыл маленький кран на исторической бочке и нехотя стянул с себя теплый комбинезон, чтобы оголить ноги.
   Дождь историй обжигал, стекая по ним и застывал крошечными льдинками. Очень скоро Эпсилон почувствовал свои ступни, ну а дальше все быстро вернулось в норму. Он оделся обратно и скукожился, согреваясь и думая. Так. Он свободен. Первым делом – веревка.
  Ящик также был зажат. И с другой стороны в его зеленых досках зияла здоровенная дыра - как раз на том месте, где лежала веревка.
-Как подгадал кто, – улыбнулся Эпсилон. Без веревки даже при всем желании велосипед не вытащить. А если разобрать на нем цепи? Эпсилон прикинул расстояние до верха: нет, тоже не хватит.
   Кстати, а сколько здесь растут эти льды? К низу трещина сходится. Что, если спрыгнуть и пойти по ее дну? А вдруг она идет насквозь острова?
   И что с того?
   Во всяком случае, надо подготовить упоры на ступни и ладони. Эпсилон отобрал что поострее – и с силой всадил вещи в лед – они на удивление легко туда вошли. Наверное, он и впрямь был сильным. Эпсилон повеселел и примотал к ногам такие же импровизированные «уступы». Отлично! Теперь надо ввинтить в скалу крючки, а по ним, может, получится и велосипед вынести.
   Эпсилон быстро связал в пучок все необходимое, еще раз оглядел велосипед - и легко вспрыгнул на стену.
   Приспосабливаться к необычному способу передвижения пришлось на ходу. Эпсилон закусил губу: он поднимался постепенно, и даже набрал неплохой темп.
   Внезапно после удара правой рукой, отвертка не вошла в лед, а отскочила, высекая искры. Эпсилон воткнул ее пониже, на уровне левого плеча, и потянулся к стене. Он еще внизу заприметил участок со странным свечением: опоясывая разлом, тянулась широкая серебряная полоса. И она была намного выше роста Эпсилона: даже если подпрыгнуть, так просто до конца не достать. Полоса была ничем иным, как аналогом точильного камня.
-Вот это да.
   Эпсилон удивился тому, насколько долго формировались острова, чтобы нарос такой толстенный слой дождя историй. В полной мере осознав величие «главного архитектора» и собственную ничтожность, он также понял, что его «проблема» со спасением усугубилась.
   Вернувшись на велосипед, он с тоской посмотрел наверх. Даже если попросить Невидимый остров отнести его туда, разобрать, втащить, а потом снова собрать велосипед не получится. Эпсилон шлепнулся на сиденье - домик в пузыре неслышно подлетел ближе.
-Отсюда не выбраться?
-Точно, – кивнул Эпсилон. – Но тебя можно вынести - и шляпу.
-Тебя тоже можно.
-Да мне… как-то даже в голову не приходит бросить велосипед. Что я без него буду делать?
-Найдешь новый.
-Стоит мне только пожелать?
-Наверное.
   Нет. Бросить велосипед вот так – зажатым во льду – это неправильно.
-Ну… мы можем понадеяться на чудо. Если решать, что делать дальше, лучше остаться здесь вместе с ним и замерзнуть, - хорошенькое заявленьице. Даже в перчатках руки Эпсилона окоченели, а Невидимый остров покрылся снежной коркой.
   Сколько он здесь протянет? Шарф превратился в иней. Эпсилон укутался в плед и завернулся сверху непродуваемым тентом. Пузырь с домиком звенел, задевая синюю шляпу – он тоже насквозь промерз, бедняга.
   Свет выключился - наступила ночь.
   Эпсилону в темноте было не по себе: стены оставались прозрачными – и скопившиеся над щелью призраки, видя, что их жертва клюет носом, начинали спускаться. Их тихий зловещий шепот проникал Эпсилону под кожу. Чтобы не слышать этого и не видеть, он спрятался в пледе с головой. Надо успокоиться – и заинтересоваться. Зато эти призраки действительно никуда не денутся. Не то что некоторые…
   Пузырь с домиком колотил его по носу. Эпсилон очнулся от полудремы, чтобы понять, что он еще не совсем сугроб – и покосился опухшими глазами на свое «сопровождение».
-Мне р-разбить тебя?
-Не беспокойся. Когда придет момент, я сам тебя попрошу.
-Ладно. А зачем буди-у-а-л?
   Как же холодно. Невидимый остров летает вокруг, но холодно… Не пытаясь сопротивляться, Эпсилон опять убежал от своего настоящего мира в мир снов.
   Второе пробуждение было отвратительней первого: он не знал, насколько упала температура, но даже непродуваемый тент лопался и трескался. Ему мерещился Бархаль. Он замерзал – и пытался вспомнить, что это такое – смерть. Ему было интересно, что с ним будет дальше – гораздо интересней, чем следовало. Единственное, пожалуй, что не давало Эпсилону покоя – случайно найденный и так же быстро потерянный друг.
   Надо же. Размышляя над смыслом слова «друг», Эпсилону отчего-то хотелось карябать и бить окруживший его лед, но ресницы смерзлись, руки одеревенели, и так хотелось… снова уснуть.
-Скажи острову… чтобы он поднял шляпу и отнес ее Бархалю. Именно Бархалю. Чтобы отнес – и тебя тоже пусть он заберет. Кажется, я не смогу тебя разбить, - Эпсилон хрипло шептал, но знал, что домик его услышит. - И у меня за сиденьем... письмо. Положите его в почтовый ящик – пусть его кто-нибудь найдет… и узнает, что он не один.
   Холодно.
   Бархаль. Он ехал по островам так же долго, как Эпсилон – и ему тоже поначалу все было интересно? Пока он не застрял на том острове. Сколько надо было на нем просидеть – не меняя места, не меняя окружения, чтобы так поменяться? Когда он начал рассуждать? Когда увидел призраков краем глаза? А когда целиком? А когда они начали говорить и издавать разные звуки? Кровожадные призраки, которые тянутся к тому, что могло их создать. Их мир населен удивительными существами, но они знают лишь малую часть из них. Просто потому что «не додумали». Не думали, что такое возможно. Каков же их настоящий мир?
   Невидимый остров возвратился с прогулки – и понял, что что-то было не так. Он подлетел к Эпсилону – и стал настойчиво бодать его голову, склоненную на шарф. Та оставалась неподвижна. Зараза. Но Невидимый остров не собирался так просто сдаваться: он хотел унести Эпсилона наверх. Даже если Эпсилон просил о другом. Но он должен строить города. Должен оберегать шляпу. А вот замерзать он ну никак не должен! Что за самодеятельность?!
   Обо всем этом остров думал, разворачивая замерзший тент: вызволить, дотащить до теплых островов, и шляпу принести. А там… они как-нибудь справятся.
   Невидимый остров осторожно поднырнул под Эпсилона. Велосипед как мог помогал ему, ворочая замерзшими деталями, а домик в пузыре прижимал к стене, упираясь железным ободком в спину.
   Щупленькое, совсем отощавшее тело Эпсилона было легко удержать. Видя свою жертву в затруднительно положении, призраки соскальзывали в расщелину. Одна серебристая пасть прошла через него насквозь. Раз, два, три… Она схлестнулась в борьбе со следующей, напиравшей сзади, и обе унеслись наверх. Невидимый остров возмущенно помотал хвостом: Эпсилон мелко дрожал - прикосновения призрака не из приятных.
   Его веки подернулись черным. Он вообще еще жив? Надо поторопиться.
   Обзор над щелью загородила тень.

Рассказ о том, как все было на самом деле:

   Ничего не было. Если что-то и было, оно исчезло, когда другое «что-то» появилось. Ничего и что-то берегли друг друга, потому что одно дополняло другое. Но они оба были вросшими в льдину мамонтами – гнилыми пережитками прошлого.
   Когда Эпсилон приходил в себя, ощущая тепло и легкое покалывание в пальцах, всякие банальные вещи вроде «ох, как тепло» и «ух ты, я жив» – на ум ему не пришли.
   Рот его плохо слушался, глаза не открывались, голова была… и не только она. Эпсилона замотали во что-то ужасно пушистое. Надо же – как приятно. Спасибо. Стоп. Это ведь не все?
   Он что… ехал?!
   Эпсилон опять попытался прийти в себя. Как это он едет?! Его трясет - так это вовсе не значит, что он едет. Он ведь мог умереть, а его нынешнее состояние – как раз то, что происходит после. Вот оно что! Поэтому глаза не открываются! Наконец-то он узнает одну из самых главных загадок своего бесконечного мира.
-Все же я замерз, – шепнул Эпсилон и продолжил спать.
   Но он сильно ошибался, думая, что умер. Проснувшись во второй раз, он обнаружил себя под двумя, а то и тремя одеялами, над землей, да еще и с Невидимым островом на животе! Перед глазами был… пропеллер?!
   Он… сидел на заднем уступе велосипеда.
-Бархаля?! – если бы он так не ослаб, то тут же вскочил бы, и… - Бархаль. Бархаль! - попытался позвать Эпсилон, а потом снова уснул.
-Пошли прочь! А ну-ка быстро! Пшли! Фу!
-Какой-же прекрасный голос, - пробормотал Эпсилон и улыбнулся.
   Он уже не боялся прийти в себя, потому что знал, что увидит, и хотел смотреть на это до бесконечности.
   Это действительно был Бархаль. Он вернулся? Или это его персональный предсмертный бред? Да нет же. Все взаправду. Это Бархаль.
   Не может быть!
   Он складывал в кучку серебристые спицы и что-то мычал.
-Мой велосипед, - узнал Эпсилон. От сердца отлегло - Бархаль чинил его велосипед. - Бархаль, - повторил он и чихнул, по нос закутанный в одеяла. Его глаза - блюдца с чаем - неотрывно следили за угловатым серебряным человечком, ловили каждое его движение, каждый поворот головы. Ведь Бархаль был настоящим! И он вернулся.
   Эпсилон с удивлением осознал, что теперь он видел, почему и от кого Бархаль отмахивался. Призраки. Они с шипением разлетались, когда он замахивался снежками.
-Я не шучу! У ну-ка все растворились! А ну-ка быстро! – рядом покачивался домик в пузыре, и Бархаль иногда поворачивался к нему, кивал, о чем-то с ним советовался.
   Эпсилон почти ничего не слышал – уши у него тоже были замотаны. Несколько часов он следил, как на него опускались снежинки, и ни о чем не думал.
   «Я не сделал ничего плохого, поэтому, даже если он проснется и попытается что-нибудь сказать, я промолчу.»
-Извини, с недавних пор я тебя слышу… иногда, - Эпсилон проследил, как Невидимый остров всполошился, взлетел, с одной и с другой стороны посмотрев на него. – А где твой хвост?
   Ответа не последовало. Зато Невидимый остров на радостях врезался в Бархаля, сшибив на ходу  Подомора.
-Ай! Аккуратней! Чего еще?!
   «Он сейчас обернется.» – подумал Эпсилон – и Бархаль обернулся, стремительно подскочил и в несколько прыжков оказался возле него, вернее, над. Бархаль сидел на круглой загогулине своего велосипеда. Остроносое лицо с растрепанными волосами было лучше темного неба позади.
-Мне тут говорят, что ты очнулся – это правда? – съехидничало лицо.
-Бархаль.
   В Бархале что-то неуловимо изменилось: он стал настоящим! Настоящий Бархаль! Счастье! Наступило счастье! Так вот он какой. Его любопытные глаза открыты, открыты широко и щурятся от встречного ветра. Он улыбается, хотя он спокоен. У него пронзительный, ничего не боящийся взгляд, наполненный умом. Он одет так же, как Эпсилон – ведь теплую одежду они шили одинаковую. В торчащих волосах у него застряли снежинки, и ресниц почти не было – веки и нос покрылись инеем.
-Ты улыбаешься? Надеюсь, это искренне. Я тут кое-что нашел. Невидимый остров отдал. Твое? - Бархаль помахал перед Эпсилоном его письмом. - Вообще-то у меня их много, но такого еще не было!
-Ты получал мои письма? – не поверил Эпсилон.
-А как ты думаешь какова была основная причина… – Бархаль уселся у Эпсилона в ногах, – …того, что я считал тебя галлюцинацией? Кстати, мне наш новый друг сказал, что ты теперь тоже видишь и слышишь призраков.
-Слышу. Немного, – Эпсилону было тяжело говорить. Но он хотел говорить и не позволил слабости встать ему поперек горла.
-Ну, это ненадолго, – невесело усмехнулся Бархаль и замолчал. Он раскачивался взад-вперед, смотрел на Эпсилона и о чем-то думал. Эпсилон тоже на него смотрел, но не думал. – А, м-м, насчет писем, - Бархаль отвернулся и стал что-то искать в ящиках шкафа под исторической бочкой.
   Он вытащил… целую стопку писем.
-Ты не поверишь. Но почти на каждом острове я находил конверты с подписью. И хотя язык я узнал чуть позже, после одного из городов, я понял, что все они принадлежат одному и тому же существу – по имени Эпсилон.
   Разве такое бывает?! Все, все те письма, которые Эпсилон писал…   
-Но ты, как я понимаю, ничего от меня не получал?
   Эпсилон растерянно помотал головой.
-Вот-вот! А это было первым, что меня насторожило. Выходит, время и место нахождения почтового ящика и отправки письма все-таки важны. Но несколько раз я взамен письма клал вот такую-вот штуку, – и Бархаль показал на золотое колесико, вертевшееся у него на шее. – Правда может, меня не очень занимал вопрос, кто мне пишет письма, вот они до тебя и не дошли. Ах да! Я еще не знал, на каком языке писать. Помнишь, я тебя спрашивал, как ты выбрал? Я почти с самого начала своей жизни стал видеть призраков, стал слышать, что они говорят, и стал понимать, как много знаю. Но они всегда были безвредны. Я не чувствовал одиночества, как ты, вокруг меня было даже слишком много всего. Видишь, что получилось: у тебя было немного, и ты научился радоваться всему - верно? А я просто не знал, куда деться от нахлынувших на меня знаний, и стал разборчивым, то есть – заведомо несчастным. Наверное, дело в наших характерах. Я все думаю – почему я не писал письма в ответ, хотя знал, для чего почтовые ящики? А ты сразу написал. Я был ошарашен миром, а ты – его пустотой. А это значит - ты обращен к чувствам, а я – к логике.
   Ох ты, да бог с тобой! Эпсилон был согласен слушать любую чушь, пусть ее только говорит Бархаль! У него нет логики? Да легко! Они различаются характерами? Да запросто!
-Только не уходи, - Эпсилон не закрывал глаз, но опять заснул.
   Бархаль перестал улыбаться и виновато покосился на Невидимый остров, который снова устраивался  в уже продавленной ямке на животе у серебряного человечка.
-Ну что? Прицепим хвост? – ехидно спросил Бархаль.
   Видимо, остров ответил ему что-то смешное, потому что он довольно хохотнул и спрыгнул на зелю – продолжать чинить велосипед.
-Все, мне надоело.
   Эпсилон быстро пришел в себя. Он старался притворяться спящим, чтобы не мешать, но как только подумал, что «зима», заставляющая его бездействовать, совсем чего-то обнаглела, выкарабкался из одеяльного кокона. От его рук и ног, обмотанных серебряными тряпками, тянулись проводки с зажимами. Так вот откуда покалывание в пальцах. Бархаль пустил по нему ток. Разве так делают? А-а, ладно – живем – и ладно. Эпсилон задрожал, он чувствовал себя выжатым, не пустым, а именно выжатым, иссушенным. Он соскользнул в снег и тут же осел – ноги поотвыкли ходить.
-Ну надо же, - ему пришлось ухватиться за колесо, чтобы приподняться. Где же его одежда?
-А ну отдай! – вскрикнул куда-то в воздух Бархаль - и заметил его.
-Я, конечно, не специалист, но если ты будешь сейчас ходить, заболеешь еще сильнее.
-Так я болею. Никогда не болел.
-Я помню, – кивнул Бархаль. Он как молния мелькнул между спицами своего гигантского велосипеда и сдернул с крючка утепленный комбинезон Эпсилона, там же его встряхнул, чтобы согнать снежную крошку, и красиво спрыгнул, ловко за что-то уцепившись. – Держи! – он протянул серебряному человечку его заледеневшую одежду. От простого взгляда на нее хотелось залезть обратно в одеяла, но Эпсилон себя пересилил. Честно говор, он по правде чувствовал себя необычно.
-Говорю же – болеешь. Еще легко отделался! Ты ведь чуть насмерть не замерз, – Бархаль моментально замотал у него на шее шарф, укутав с головой, удовлетворенно кивнул и ускакал обратно к разобранному велосипеду. – Лучше тебе лежать, а еще лучше, раз ты пришел в себя… Точно! Постоянно забываю, что у нас есть универсальное средство на все случаи жизни!
   Эпсилон разглядел свой велосипед – и шатаясь побрел к нему. Тот был белым-пребелым.
-Как ты достал его? – Эпсилон присел возле основной рамы и приложил руки к корпусу исторической бочки. – Я не хотел его бросать. Но когда я раньше путешествовал по островам, мне как-то не приходило в голову, что в случае опасности надо и его тоже беречь до последнего. На первом месте всегда была шляпа.
-Наверное, это что-то вроде «капитан не бежит с корабля», - предположил Бархаль, протягивая Эпсилону самодельную кружку, в которой весело булькал дождь историй. Он был до ужаса холодным, но Эпсилону стало на порядок легче, когда он его выпил.
-Так как ты его достал?
-Здрасьте! У меня один прибор на все случаи жизни – моя «Супер-хваталка». Твоему велосипеду, между прочим, сильно досталось. Но я уже все исправил, что мог – и даже немного его улучшил. Знал – ты ведь не будешь против?
-Не буду, – согласился Эпсилон.
   Насвистывая, Бархаль унесся к сваленным в кучу спицам. Подумав и набравшись сил, Эпсилон подошел к нему. У него накопилось много вопросов.
-Как ты меня нашел?
-Невидимый остров обронил хвост, – кивнул Бархаль. – Я его поднял и смотрю – справа расселина. А он как раз из нее вылетает. Только какой-то большой. Я пригляделся, а это ты на нем лежишь – это он тебя спасал. Потом я заглянул вниз - а там твой велосипед. Закричал острову, чтобы остановился, он тебя мне и выгрузил. Ты был такой синий! Даже не синий – постепенно чернеющий, - глаз у Бархаля нервно дернулся. – Ты и таким можешь быть? Кстати, ты даже в том состоянии продолжал улыбаться. Меня это жутко взбесило.
-Я же думал, что замерзну. Я ждал, что будет «за» нашей жизнью - вот и улыбался, - оправдался Эпсилон.
-Нашел чему улыбаться, - фыркнул Бархаль. -  Лучше скажи, как ты туда упал?
-Ехал – и упал, – Эпсилон сел напротив, почти вся работа была сделана, осталось выгнуть обода колес - и заняться сцеплениями кассет и втулок. - Туман был сильный и еще призраки.
   Бархаль немного отвлекся от дел.
-Слушай, - он избегал смотреть на Эпсилона прямо. – Мое поведение… Я правда думал, что ты призрак. Все признаки были на лицо. Имя, которое я хотел услышать - «Эпсилон». Ты был похожим на меня – тоже то, чего мне хотелось. Еще и велосипед – ну прям как я придумывал. Конечно, внешне не один в один, но это уже мелочи. Туман историй проецирует наши желания, он бы легко тебя спроецировал. Меня удивляло только то, что ты - слишком живой – и слишком нелогичный для меня. Эй! Ты что - спишь?!
-Нет, просто глаза закрыл, – Эпсилон размеренно вдыхал и выдыхал прохладный воздух.
-Вообще, мне нечего стыдиться: я раньше тоже ехал по островам на велосипеде - строил города. Кстати, шляпу я тоже носил на голове. Ты уж прости, что я на тебя орал. Просто я попал на остров – и ждал, когда же он намагнитится. А он не магнитился. Ладно бы день-два, я бы подождал и десять, но когда минул пятидесятый… Я всерьез забеспокоился. Я сидел на крае и думал обо всем сразу – и вспоминал то, что я знаю – сразу и то и это. Но чем больше вспоминал… Сам понимаешь - в нас столько знаний. Я тогда впервые понял, что одинок. Насколько я одинок. У меня было ощущение, что меня предали, - на высоком лбу Бархаля залегли глубокие морщинки. - Острова не говорили со мной, и никому в целом мире не было дела до меня. Видишь, Эпсилон, то, о чем ты задумался в начале своего пути, я задумался только в конце. В этом ты меня обогнал.
   В общем, мне было крайне плохо. И с каждым днем становилось все хуже. Ты знаешь, что призраки, которые появляются, следуя нашим желаниям – еще и зависят от нашего настроения? Пока я ехал – да, они были безвредны, но стоило мне отчаяться, застряв на острове, и меня окружили уродливые страшные твари, а после каждого прикосновения к ним я продолжал что-то узнавать о ненужных мне вещах. Когда мне надо было знать все, что только можно об этом мире, в меня насильно вливалась информация, не имеющая никакого значения! Призраки становились страшнее. Они говорили… кстати, говорят они полную чушь, но от них было негде скрыться. По-моему, как раз тогда я немного помешался, и следующие дней тридцать я либо замирал и не шевелился, либо как буйный скакал по острову и хохотал. Ну да - я и так остался буйный.
   Когда я стал мыслить более адекватно, то постепенно взялся за ум и перестроился на режим «углубления». Я перестал интересоваться этим отвратительным бесконечным миром, который меня, к тому же, отверг, бросив на этом проклятом острове. Я стал интересоваться другими мирами – теми, куда пропадали наши города. В них было больше интересного и справедливого. Они росли один за другим - я их не считал. Постепенно я построил себе дом. И тогда случилось кое-что ужасное. Я тебе не сказал: когда половина дома была закончена, остров все же намагнитился. Я так растерялся - ведь у меня уже стояла комната для экспериментов над дождем историй - и будто в насмешку, опять же, надо мной, я видел новый остров. Это случилось на трехсот втором дне.
   В какой-то миг я окончательно потерял голову, я не ел и почти не спал. Я подготовил аркан – и поймал те острова, которые тоже потом примагнитились к моему. Я должен был рассердиться на себя за торопливость, но к тому времени я уже был слишком неуравновешен – и сердился только на них, обвинял их во всем. Города вырастали и без путешествий. Моя искусственная система работала идеально. Я окончательно запутался. Ехать на велосипеде? Да пожалуйста! НЕ ехать? Да запросто! Я решил его разобрать - и пустить на детали! Я так решил. И после этого мне стало действительно легко. Я стал таким оптимистом – невероятно! Я смог запереться на острове - в своей удивительной крепости, и думать там обо всем! У меня было столько времени. В общем… Как-то так, – Бархаль закончил выпрямлять спицы. – Поэтому когда ты появился, у меня был шок. Ты сначала плавал в резервуаре с дождем историй. Еще бы - как можно было, – Бархаль усмехнулся, – взять и свалиться с неба?! А? Я подумал, что ты – иллюзия.
   Кроме призраков, Эпсилон, есть еще иллюзии и галлюцинации. Иллюзии – это все же больше естественные явления, а вот зато мой «любимый» мозг обеспечивал меня ярчайшими галлюцинациями. В отсутствии нормального питания он визуально оживлял уже имевшихся призраков-монстров. Я разобрал велосипед, потому что он тоже начал говорить со мной. Я запирался в своей комнате, никого не пускал и сам не выходил - поэтому когда ты свалился… Подумаешь – еще одно «видение». Но ты не пропал спустя намеченный мною срок, и ты был теплым и очень даже материальным. Проблема галлюцинаций в том, что ты можешь почувствовать что угодно, даже если этого нет – поэтому я долго не мог решить, внушаю я тебя себе или нет. У меня не было способов проверить кроме совсем примитивных, вроде «наступить на тебя». Как бы я тебя не ощущал, я бы наступил на пустоту. А потом я подумал о призраках, которые могли объединиться с моими галлюцинациями – и вообще упал духом. Ты мог обеспечиваться и визуально и материально. То, что ты говорил – хотя и немного, только подтверждало мои собственные слова. Иллюзия – иллюзия – иллюзия - твердил я  себе, пока… ты не проявил интеллект! Ты не был похож на остальных. При всей необычности они поступали так, как я заранее предполагал, ну а ты не только иногда мне перечил – ты еще делал и что-то свое! И эти приборы у тебя в руках: твои трубка и цветоскоп. Я никогда такого не хотел – ну ни разу! Это бессознательный туман не смог бы спроецировать. Вот как-то так. Не думаю, что я был беспомощен, просто мне уже было все равно. Меня очень задело, когда ты сказал, что ты «замечаешь», что я притворяюсь. Ты видел, что я тебя обманываю… так ведь?
-Я никуда не спешил.
-Да уж! Ты как всегда! Но во мне тут же проснулись тысячи «почему?», которые я старательно выдавал за простое любопытство и интерес к моей бывшей работе путешественника. Такие вопросы я оставил далеко в прошлом. Это меня ужасно разозлило! Опять острова пытались вывести меня из равновесия, достигнутого такой ценой! Я сдерживался как мог! А потом не вытерпел. Когда мы выбрались с архипелага, во мне как будто что-то переклинило. Наверное, я настолько привык считать, что ты ненастоящий, что боязнь понять, что ты живой, совсем свела бы меня с ума – вот я и отстранился. Но я был очень зол! Едва мог спокойно тебе отвечать, старался на тебя лишний раз не смотреть. Твой велосипед произвел на меня слишком сильное впечатление, и я даже втайне проверил дождь историй в твоей бочке – вот в чем я мог не сомневаться. Если все остальное мне мерещилось, моя ржавая пластинка бы не изменилась. Но когда я спустил ее в твою бочку, и вытянул обратно - она была как новенькая, гладкая и серебристая. Глаза могли меня обманывать, но я прощупал ее…
   Я не мог сдержать злость! На тебя, на себя… да на все! Я так запутался, что решил привести мысли в порядок, а для этого требовалось одиночество. Поэтому я быстро устроил небольшой скандал, чтобы было проще разъехаться, и мы отправились кто куда.
   Бархаль перевел дух - он осмотрел обод небольшого колеса и покачал головой:
-До сих пор не понимаю, почему ты не поехал за мной? Я думал – ты поедешь, вспоминая, как ты себя вел. Правда… Чуть попозже я также подумал, что именно потому ты и не поехал. Но мне показалось… что ты и вправду чего-то захотел.
-Хотел, – буркнул Эпсилон. - Я просто был слишком обескуражен.
-Да уж, по тебе видно. Сколько ж ты был «обескуражен»? Откуда это безразличие на лице? Раньше ты хотя бы был злобным. Знаешь, мы состоим из дождя историй, но его тоже надо восстанавливать. На тебя смотреть без жалости нельзя
-Я в порядке, – Эпсилон тоже взялся выгибать обод.
-И ничего больше не скажешь? – Бархаль опасливо на него косился.
-Наговоримся еще, - улыбнулся Эпсилон, впрочем, никто не мог этого видеть – потому что его лицо и шею скрывал толстый полосатый шарф.
   Они собрали велосипед – и только потом он заметил:
-Призраки к нам не подходят и молчат.
-Ага. Интересно – почему? – подхватил Бархаль. - Когда я находился на острове рядом с тобой, они тоже не подходили. Меня это обрадовало.
-А от них никак иначе не «отбиться»?
-А зачем я, по-твоему, скакал и махал руками? Я их пугал. Они хотя бы пугливые. Пока добрые. Они ведь не обладают разумом, они как бы «одноразового использования»: их отразили от наших мыслей – выпустили – они прогулялись - и исчезли. У них просто нет времени о чем-нибудь задумываться.
-Возможно. И говорят они одно и то же по многу раз.
-Да. Но среди них есть и симпатичные.
-А мне попадались одни чудовища.
-Ну. Просто ты был не в духе! Кстати, я переехал один архипелаг – можешь срисовать карту. И все же – как ты заблудился? Острова-то совсем простые.
   …
-М-м… … … Поедим дальше вместе?
-Да.

Прощание с кольцом пряток:

   Несмотря на свое «ничего не боюсь», Бархаль не решился исследовать все острова ледяного архипелага. К тому же он остался радикален в вопросах городов и серебристых растений.
-Надо объехать все острова, – настаивал Эпсилон.
-Это непрактично! Можно пропустить один архипелаг - ничего не изменится. Знаешь, сколько их еще будет?
   Эпсилон вынужденно замолчал. Он боялся попросить Бархаля подождать его – и объехать острова самому, он не хотел расставаться и не думал, что Бархаль его дождется. Но ведь их надо было исследовать! Те непреложные законы…
-Которым я все еще подчиняюсь.
   В итоге Бархаль не выдержал и, ничего не говоря, свернул на рельсы, уводящие от короткого пути. Эпсилон, улыбаясь, ехал следом. Ему казалось, что велосипед стал теплее, Невидимый остров с заново приделанным хвостом летал по округе, кого-то искал или спал у него на коленях.
   Замерзшие острова пугали своей безмолвностью, но домик в пузыре этот страх прокомментировал по-своему:
-Острова могут быть жестокими. Но куда более жестоким может быть дождь историй, – маленькая тень в окошке ничего не объяснила и исчезла.
   Все последующие дни Эпсилон очень хорошо запомнил. Они молчали – потому что было много снега – но на переездах Бархаль часто перебирался на его велосипед, садился на ящик, раскачивая ногами, и начинал без умолку о чем-нибудь трещать. Сначала он говорил о серьезных вещах, как будто примеривался, а потом их общение наконец-то стало настоящим. Они болтали о пустяках. Не обменивались знаниями, а просто смеялись над собой (смеялся в основном Бархаль). На одном острове льдинистого кольца они нашли маленькое растение-домик, и Бархаль засадил его на шляпу Эпсилона – как главного потерпевшего. Он вообще приглядывал за ним, берег, и не догадывался, что точно так же за ним приглядывает и бережет его Эпсилон.
-Ветер здесь хороший, отзывчивый. Если бы не снег, - как-то посетовал Бархаль, оглядываясь на флюгер-носок, воздвигнутый на крыше оболочки его сиденья. – Нам надо большой остров и тогда я кое-что сооружу. А как у тебя обстоят дела с флейтой?
-Почти научился. Только сейчас холодно, не буду ее доставать.
-Ага. Хорошо. Это точно. Бр-р-р-р… - Бархаль был похож на всколоченного воробья: над его шарфом торчали только выцветшие соломенные волосы. Хотя не такие уже они были и выцветшие. Кажется, они стали чуть более коричневыми. - Фух. Снег - это здорово! Но лучше бы его было поменьше. Да?
-М-м.
   Хорошо Бархалю – сам только плащ вытряхивает, а велосипед и без него продолжает ехать. Эпсилон остановился и стянул комбинезон «остронавта» (от слова «остров»), тщательно его выбил и накинул на ящик – чтобы выветрились остатки скопившейся влаги.
   Наконец подул теплый ветер. Постепенно погода устаканилась. Догнав Бархаля, Эпсилон услышал знакомую музыку - он вернул на место стеклянные блюдца?
   Бархаль неожиданно рассмеялся – и взобрался на верхнюю площадку, чтобы видеть Эпсилона.
-Ты так ничего и не заметил!
   Эпсилон растерялся.
-Музыка! – указал Бархаль себе на уши.
-Ты вернул гармонику? Я заметил.
-Ха! Честное слово, Эпсилон – куда ты смотрел, когда мы на последнем острове стояли?!
   Да никуда он не смотрел - лежал и глядел в небо. Догадываясь, Эпсилон покосился на колеса своего велосипеда. Вот он болван! Теперь и у него чуть ли не на каждой спице было по стеклянному блюдцу!
-Ну как? Нравится?
-Спа…сибо, - от удивления Эпсилон позабыл слова: такого подарка он не ожидал!
-Только надо немного разогнаться – и они все заработают! Ну-ка! Сейчас мы поедем в нужном темпе!
   Нет, Бархаль удивителен! Он настолько удивителен! Он знает, что и как делать, он постоянно думает о том, что знает.
   А когда они уезжали с большого островного льдинистого кольца пряток, пошел дождь историй.
   Невидимый остров, не желая расти, тут же спрятался в велосипеде Бархаля. Пришлось остановиться - Эпсилон надеялся починить разрушенные доски ящика-сундука и стертые при попытке выбраться инструменты. Разложив тент, и пропустив, как обычно, один конец в бочку, Эпсилон снял шляпу и подставил лицо обжигающим струям серебряного света.
   Впереди их ждал маленький остров–перевал, а дальше… бесконечность.

***

   Наличие Бархаля не вошло в привычку, как поначалу боялся Эпсилон. Каждый день он был рад видеть его, тем более, что им всегда было чем заняться. С другой стороны, осталось меньше времени, чтобы смотреть в никуда и не думать ни о чем.
   Они складывали бумажные самолетики (у Бархаля он первым сумел улететь и вернуться), придумывали песни и пробовали воссоздать кое-какие игры. Конечно, проблемой было отсутствие материалов, но у Бархаля оказался большой запас всякой ерунды, и они постепенно приспосабливали ее для своих нужд.
-Почему он спрятался от дождя историй? – спросил Эпсилон, глядя как Невидимый остров безбоязненно наматывает спиральки под тентом.
-Так он же, как-никак, остров – он будет расти.
-Это плохо?
   «Не хочу быть большим - будет неудобно сидеть у Эпсилона на руках!»
-Гм… - прокомментировал услышанное Эпсилон, пока Бархаль ехидно хихикал.
-А что? Хорошая причина. Расслабься. Он просто к тебе привязался.
   Эпсилон задумался: а разве это не мечта каждого острова – стать больше, сильнее? Это мечта любого живого организма.
-Все равно - несостыковки.
   Между вторым и третьим островами переезда Бархаль углубился в сооружение какой-то хитроумной штуковины. Эпсилон не хотел навязываться – и пропустил ожидающие лукавые взгляды, которые Бархаль чуть ли не час ему адресовывал. Поняв, что это бесполезно, он сдался:
-Ни о чем не хочешь меня спросить?
-Де жа вю.
-И чему ты здесь-то улыбаешься?! Ладно, еще немного…
   Стрелки приборов дрожали и иногда менялись. Скорее всего, заснеженные острова сбивали их из-за прослоек дождя историй (Бархаль предположил). Слои действовали, как своеобразные «экраны», и отражали мысли островов.
   Рассмотрев третий травяной остров переезда, Бархаль остался недоволен:
-Мал! Слишком мал! – подвел он итог, оглядывая землю. А вот Подомор с удовольствием прыгал по ней, убегая от Невидимого острова, и ни на что не жаловался.
-Цветной туман, – Эпсилон указал направо.
   Они остановились близко к краю и зачарованно смотрели, как цветные сгустки наползали на остальной, необыкновенно белый, холодный туман. Пузырь с домиком завис над Эпсилоном, и в окошке показалась черная тень:
-Красиво. Интересно, есть ли в нем истории? Они наверняка ярче, чем моя.
-Твоя? – оживился Бархаль. – А ты знаешь свою историю?
-…
-Это страш-шная тайна?
-Не скажу, потому что не хочу.
-У тебя привычки Эпсилона! - Бархаль отобрал у последнего цветоскоп. – Здорово! Так красиво! Вот бы и мне такую же штуку!
-Она мне дорога.
-Не переживай. Не отберу. Как думаешь – куда он ползет?
-Вперед. Мы же тоже движемся только вперед – и он туда же.
-М-да, – Бархаль пожевал нижнюю губу. – «Туда же». Почему-то мне не хочется, чтобы мы с ним часто пересекались.
   Хлоп! Небесная лампочка унеслась. Под покровом ночи они въехали на пути, видя в конце темный точечный рой – новый архипелаг. Над головами проносились серебристые стайки капель, Эпсилону было так хорошо, что он, вдохнув полной грудью, начал играть на флейте и не останавливался, пока не заболели пальцы.
-Браво! – зацепившись ногами за площадку, Бархаль раскачивался над пропеллером и аплодировал. – Ты бесподобен! Я вот не знаю таких мелодий. Эй… Я вообще мало чего о музыке знаю! Ну… зато ты о ней знаешь немало. Должны же мы отличаться!
   Он перепрыгнул на рельсовый круг-раму, от толчка она провернулась, но Бархаль уже перебрался обратно в сиденье. Раздалось знакомое потрескивание - его велосипед осветился по периметру гирляндами.
   У Эпсилона что-то блеснуло в глазах. Да это же серебряные растения на шляпе Бархаля. Благодаря тому, что ее носил Подомор, она выпрямилась, стала выглядеть солидней, хотя была все так же протерта, и у нее не было ножек, а это значит…
-Ты смотришь на мою шляпу? – Эпсилон не заметил, когда Бархаль снова оказался на верхней площадке –к нему лицом.
-Смотрю, - пытаться избежать разговоора было бесполезно. – Я уже решил, почему ты не хочешь ее носить.
-Да ну? И почему же?
-Ты считаешь, что она – символ твоего рабства.
   Лицо Бархаля не изменилось – это была очевидная правда.
-Жуткие слова. Но ты прав. Оставшись на острове в одиночестве, я действительно подумал, что не обязан им, или городам, или кому-нибудь еще. Шляпа – «символ рабства». Хм. Я поступил не очень хорошо, стал выращивать на ней города искусственно. Она ведь этого не хотела, а я - практик. Вопрос интересует меня больше, чем украшение.
   Эпсилон с ним не согласился: сам бы он сказал, что Бархаль «прикидывался практиком». Другими словами он не хотел испытывать боль. У него был почти фанатичный страх боли.
-Нет, не боли, - сам себе возразил Эпсилон.
-Да. Страх одиночества, – из темноты выплыл пузырь с домиком. – Слишком очевидно, но от этого не менее печально. У тебя же, вроде, такой же страх? Как ты с ним справлялся?
-Я не справлялся, – вспомнил Эпсилон. - Я представлял, что его нет. Но это было неправильно, потому что без этого страха у меня не было и мира.
-А оно тебе надо?
   На колени Эпсилону обрушился теплый комок. Невидимому острову вся их философия была до лампочки:
«Устроиться на коленях – гнездо – поерзать – поерзать - и уснуть… - программа выполнена!».

Архипелаг разбитых глиняных островов:

-Глина. Невидимый остров принес нам глину, – крикнул Эпсилон Бархалю в конце следующего дня.
-Архипелаг глиняных островов. Звучит как-то не очень. Зато! – Бархаль задумался – Столько всего можно будет сделать: «дудочки», «колокольчики», «фигурки»! Ты знаешь об этом? Правда - они будут ненадежными.
-Если пойдет дождь, мы там застрянем, - Эпсилон думал совсем о другом.
-Тоже верно. И? Что делать будем?
-Ничего. Зачем? - удивился Эпсилон, проезжая мимо.
   Глиняные Острова выглядели, как слипшиеся комки земли - и характером отличались замкнутым, неприветливым. Уродливые бугристые нарывы топорщились на них во все стороны, и от этого они казались калеками, бредущими куда глаза глядят.
-Дождя здесь точно давненько не было, - заметил Бархаль, соскочив с велосипеда и выколупав из трещины кусочек глины.
-Значит - скоро будет.
-Наверняка. Нет, этот остров тоже недостаточно большой.
   Эпсилону острова не понравились: они напоминали солнечный песчаный архипелаг, точнее, его далекий «вариант». Но трещины выглядели забавно в цветоскопе, и цветные пузыри из трубки разлетались вокруг так же радостно, как и всегда, а это значило…
-Живем, - улыбнулся Эпсилон.
   На многих глиняных островах образовались гигантские ямы – ветром выело.
-Я уже столько всего придумал, – сокрушался Бархаль, с живым интересом исследуя все, что встречалось им на пути. Раньше он ни в какую не хотел касаться островов и ходить по ним, так что все к лучшему.
   На архипелаге держалась умеренная температура, а через несколько дней и долгожданный дождь пошел.
   Они как раз въехали на двенадцатый остров, и Эпсилон уверенно направил велосипед в другой конец.
-Нашел что-нибудь? – Бархаль ехал позади. На островах иногда было трудно развернуться, но других неудобств у них не возникало.
-Целых два, – отозвался Эпсилон.
-Да ну? А почему их два?
-Мне на островах иногда попадалось два, – Эпсилон спустил на землю шляпу. К ней тут же прибежал Подомор – с надетой на себя другой.
-Но не разных и специально для твоего города и моего, - буркнул Бархаль. Он недоверчиво проследил, как Эпсилон бережно достает растения-домики и сажает их на широкие шляпные поля. Он не принимал участия в «ритуале», Эпсилону даже иногда казалось, что он вроде как… брезговал? Может, Бархаль просто дулся?
   На большой кривой нос упали первые неосторожные капли.
-Надо тент установить, - Эпсилон чихнул.
-Подожди, я тебе помогу.
   Невидимый остров вовсю развлекался. Он ловил в начавшемся дожде ветряные потоки и лихо закручивал красивые водяные спирали. А вот Подомор спрятался – чего это он? Эпсилон пока не стал надевать на него шляпу. Он просто закинул ее на крышу защищенного колпаком сиденья Бархаля. На шляпу должен падать и обыкновенный дождь, будущий город должен омываться им, погода должна меняться. Кстати, что до самого Бархаля, тот уже, слома голову, бегал по острову, за ним вздымались сочные потоки глины.
-Чего стоишь?! Давай сюда! – крикнул он, но Эпсилона что-то пока не тянуло валяться в грязи.
   Чинно сидя рядышком с Подомором на коврике под тентом, они выглядели, как воспитатели, приглядывавшие за своими непутевыми подопечными - Бархалем и Невидимым островом.
   Бархаль счастливо улыбался. Когда дождь заканчивался, он сгреб в кучку мокрую глину и призадумался:
-Эпсилон! А если мы ненадолго здесь остановимся, ничего  ведь страшного не произойдет?
-Страшное? - Эпсилон недоверчиво огляделся. - Глина засохнет – и все станет грязным.
-Гряз-ным. И что? Пойдет другой дождь – и все почистит. Смотри!
   Через несколько минут возле Бархаля возвышались аморфные заготовки, похожие на…
-Кувшин?
   Расстроенный Бархаль торжественно отвернулся и стал доделывать свой шедевр.
-Это не кувшин, -  шепотом сообщил Эпсилону подлетевший пузырь. – Это ты… сидячий.
-Да? – Эпсилон недоверчиво сощурился.
   «О! То, что надо!»
   Мысли Невидимого острова как всегда были полны энтузиазма. Он, кстати, тоже что-то «ваял», только в отличие от Бархаля, не имея рук, использовал в буквальном смысле всего себя. Масштабы его творчества впечатляли: если Бархаль замахнулся на пару метров, остров – на солидный памятник в пять!
   Бархаль ничего не заметил – и продолжал самозабвенно вылепливать всяких непонятных существ, пока на их небе не выключили свет. Тогда он, утирая пот со лба, отошел на пару шагов… и запаниковал!
-Что это?! Когда это здесь появилось?! – справа от него из глиняной горы вырос исполинских размеров… - Шар? Или… Эпсилон? Нет, правда – что это?
-Что бы это значило?
   Довольный собой, Невидимый остров, перекатываясь по бокам своего творения, как раз оказался у него спереди. Эпсилон закатал повыше комбинезоны, чтобы совершить обход, а перемазанный Бархаль уже вовсю скакал вокруг и смеялся.
-О! У него даже хвост есть! – услышал  Эпсилон.
   Он отковырнул глины серебряным ногтем. Мажется, но упругая. Если дать высохнуть или как-нибудь обжечь, прослужит долго. Кстати – а где они найдут огонь? Возвращаться на триплет островов, окутанных пламенем, как-то не хотелось.
–Но, - Бархаль отбежал подальше, - у него что-то на голове. О! Знаю! Это «цветок»!
-Он слепил себе подружку.
-Ага. Точно. Слепил себе пару, - согласился Эпсилон. - А почему именно пару? У островов же нет никакого деления?
-Просто взял за основу одну из своих историй. Наверное.
-Хорошо. Но почему подруга-шарик?
-Если бы он слепил остров с клыками, выглядело бы интересней! – это прибежал ворчащий Бархаль, потирая переносицу и лишая свое лицо остатков чистоты. – Тоже мне - искусство! Остров–клык!
   Услышав Бархаля, Невидимый остров жутко обиделся – и вдруг со всего размаха врезался в свою скульптуру с левого бока.
   Шлеп! Зловеще наклонившись, она с чмокающим звуком раздавила все шедевры Бархаля.
-А-а-а!
   Нашкодив, остров штопором ушел в мглистое небо сумерек, а развеселившийся серебряный человечек, чтобы хоть как-то отомстить, бросился в спешке доделывать гигантскому шару из глины клыки.
-Остров победил.
-Мы победили, – возразил Эпсилон. – Мы были зрителями. А как ты будешь ее обжигать?
-Не зря же я, – Бархаль важно-важно возложил руку на электрогенератор, оставив на нем грязный след, – придумал сие управление.
   Чтобы объехать весь архипелаг, надо было вернуться к его началу. На одном из островов они заночевали. Процесс стал во многом ритуальным: расстелить пледы, подкатить бочком велосипеды – и долго потом смотреть в небо, разговаривать или молчать, пока не придет сон.
   Эпсилон заметил, что он всегда засыпает раньше, а просыпается позднее. Иногда Бархаль вообще не спал. Ну не было в нем покоя. Хотя он стал более уравновешенным и прямолинейным, чем был до этого.
   Больше всего Эпсилон не любил, когда он начинал смеяться. Это был нездоровый смех. Когда он улыбался, в глазах его загорались удивительные огоньки, но когда смеялся – глаза терялись.
-А Невидимый остров ведь и вправду все понимает, - растопырив пальцы, Бархаль иногда поворачивал голову, чтобы заметить рыжую копну волос. Только теперь он не проверял, на месте ли Эпсилон, а боялся, что он втихаря уедет. Если бы он мог говорить с островами, он бы попросил их… быть к ним поснисходительней.

Острова говорят:

   Бархаль замахал рукой: ему показалось, что кто-то лез ему в лицо. Вот! Коснулся носа, теперь щеки… «Что-то» ползло. А, нет – просто прикасалось. Или нет? Все же ползло! И тут он услышал голос:
-Но сейчас рассветет.
-Да, уже пора бы! – отозвался Бархаль.
-Они уедут? Я устал их держать.
-М? – Бархаль насторожился.
-Да, особенно велосипед того, который «Бархаль» – в зеленом. Как он такое построил? Наверное, давно живет.
-А мне понравился который в синем комбинезоне!
-Да тебе комбинезон понравился.
   …
-Что ЭТО?! – Бархаль схватился за тень, загородившую ему воздух, и замер. - Шляпа… моя шляпа?
   Она частично лежала у него на груди, и на ней уже вырос солидный город. Такая преданная и покорная, и будто бы уговаривающая.
-Почему он ее не носит? – опять услышал Бархаль, но, повернув голову, убедился, что Эпсилон спал. А кто тогда говорил?!
-Может, потому что слишком шумный?
-Да. Он прыгучий. Ну и что? Говорю же – мне в синем…
-…комбинезоне понравился. Я слышал.
   Будь это шелест, похожий на голоса призраков, он бы не удивил Бархаля. А вот умиротворенные, как будто течение воды, голоса… Он сел - одежда на груди оттянулась: шляпа прицепилась к ней намертво, как будто на клей насадили. Она явно что-то решила. «Брошенный» Подомор грустил в сторонке.
-Не может быть!
   Эпсилон молчал. Точно молчал! И аморфные призраки только переглядывались, не став ничем конкретным. Пока серебряные человечки не начали думать, заимствовать мысли туману было не у кого.
   Но голоса?!
-Эпсилон, вставай! – Бархаль подскочил к нему и стал трясти его за плечи. – Вставай скорее!
-Что ты…
-Тихо! – он зажал ему рот ладонью. - Слушай! - и откатился обратно на свое пригретое место, сложив ноги по-турецки.
-Что я  должен слуш… - Эпсилон заозирался, как и Бархаль. А потом вздохнул и с ленцой ответил: - И только поэтому? – после чего лег и продолжил спать с неизменной улыбкой.

Бусины и черепки:

   Весь последующий день был посвящен знакомствам. Поначалу Бархаль и Эпсилон хотели съехать по-тихому. Из-за говоривших призраков и другой местной фауны вроде Подомора вкупе с новыми собеседниками, создавалось ощущение, что они постоянно находились в толпе.
-Может, нам просто острова говорливые попались? – Бархаль упорно не желал терять своего оптимистичного настроения.
-Мы это выясним, когда попадем на следующие, - отозвался Эпсилон. Разговоры мешали ему слушать тишину, но особо не отвлекали. – Скоро будет переезд.
   Вопреки пророчеству Бархаля, во второй раз дождь не пошел. Он возмущенно отколупывал от себя ошметки засохшей глины. Его кожа постоянно чесалась.
-Зато было интересно.
-Ага, – громко подтвердил Эпсилон.
-И почему я весь грязный?! Бр… Почему здесь так редко идут дожди?! - Бархаль в своем репертуаре: продолжал задавать вопросы, пусть по большей части и бессмысленные.
   Переход начался незаметно, на них наползла область повышенной туманности. Невидимый остров перестал летать где ни попадя и устроился за Эпсилоном на ящике. Они начали разгоняться, приближаясь к нижнему изгибу пути – и раздался долгожданный перезвон стеклянных блюдец.
   Ходячий инструмент! Эпсилон подыграл ему на флейте. Где-то впереди болтал ногами и улыбался Бархаль: ему нравилось, как играет Эпсилон – гораздо больше, чем когда он разговаривал или просто смотрел. Он как будто оживал.
   Из тумана вынырнула помесь «бабочки» и «енота», плавно скользнула над самыми большими велосипедными колесами, и ее рассосало потоком воздуха. Призракам тоже нравилась музыка. И то и дело из ниоткуда доносились их осторожные просьбы: «Играй, играй, играй, играй…».
   Хорошо ехать в тумане незнамо куда, слушая незнамо что. И на остров они въехали по-прежнему незаметно. Эпсилон тут же пошел в обход, а Бархаль стал стаскивать генератор и закреплять его на земле. Травяной остров.
   «Странный остров… Но еще страннее тот, который слева…»
-А какой остров слева? – спросил Эпсилон у Невидимого острова, но тот почему-то не любил отвечать. Только говорил, когда считал нужным.
   Как обычно, стоило Эпсилону отойти подальше от Бархаля, и в тумане возникали призраки.
-Куда ты едешь…?
-Возьми и нас с собой…
-Иди за нами…
-Ты всего лишь ходишь, а мы - летаем…
   Эпсилону было все равно. Он умел отстраняться от окружающего мира. К тому же, он знал: стоит повернуть назад – и он вернется к Бархалю, тот никуда не денется. Подумаешь – призраки.
-Да. Пора назад, – Эпсилон присел отдохнуть на крае острова. Он не любил теперь подолгу оставаться в одиночестве. Уже набылся один на много дней вперед.
   Он вернул к велосипедам - и застал необычную картину. Возле Бархаля рядками лежали глиняные бусинки, кругляшки, и почерневшая дудочка в виде шарика с ножками.
-Обжигаешь?
   С поразительной точностью Бархаль подсоединял проводки к какому-то серебристому блину на генераторе. Раз-два – брызг, всплеск, ба-бум! И глина становилась из светло-охристой - темной.
   Увидев Эпсилона, Бархаль довольно улыбнулся - и протянул ему как раз лежавшую с краю дудочку.
-Ты только послушай, какой звук! Я сначала думал – почему? Пришлось вспоминать, откуда я его знаю.
   Эпсилон попробовал дунуть. Необычно. Звук был похож на растревоженный «осиный рой».
-Он должен был стать совсем не таким, - согласился он. - Это можно считать чудом?
-Точно! – подтвердил Бархаль. – А знаешь, о чем я подумал? Прокарябай пару дыр по бокам, а потом опустим в дождь историй. Держи! – он кинул Эпсилону заостренный серебряный камушек.
-Ладно, – Эпсилон сел на траву и стал работать, иногда поглядывая на Бархаля. - Скорее бы дождь пошел.
-Это точно. Ты посмотрел, что за остров слева?
-Туда полетел Невидимый остров. Сказал, что он «странный».
-Ха! Все острова – странные. Подомор! Что ты делаешь, мелкая механическая дрянь?!
   Пока Бархаль говорил, Подомор вторгся в его стройные ряды разложенных заготовок – и распинал их что куда. Бархаль прыгнул на него с места, поймал, и они покатились по траве.
   Эпсилон быстро подхватил шляпу-цилиндр, оказавшуюся в непосредственной близости от драчунов.
-М? - он почувствовал легкую щекотку – и поднял ее, взглянув на дно. У шляпы Бархаля появились ножки – и они свободно раскачивались в воздухе! Мельтешили маленькие ножки…
-Бархаль, она оживает.
-Че-е-его?- Бархаль с видом победителя (было бы чем гордиться - обиженный Подомор убежал в туман) аккуратно подошел, переступая разбросанные глиняные черепки.
-Ноги, – Эпсилон перевернул его шляпу.
   Но ножки исчезли.
-…? - Бархаль вопросительно приподнял бровь. - А-а! Без разницы. Кинь ее на траву.
-Ладно, - когда он отошел подальше, Эпсилон опять втихаря перевернул шляпу к себе дном – ножки тут же вывалились на ее поверхность. - Значит, она не показывает их только Бархалю.
-И есть за что! Когда ты уже отучишься говорить мысли вслух? – рассерженный Бархаль с досады запустил бусиной в туман.
-Никогда, – признался Эпсилон.
   Чуть позже Бархаль попросил у него нитку. Он насадил на нее бусинки и черепки, а потом торжественно окунул их в историческую бочку.
-О! О-о-о! Смотри – какая красота! – восхищался он, не зная, куда девать энергию и скача сверху вниз по велосипеду. – Давай! Опусти туда дудочку! Хочу посмотреть, что из нее получится! Ну!
   Эпсилону и самому было интересно.
-Так… так… – комментировал его действия Бархаль. Он раскачивался и ерзал, шатая велосипед.
-Не прыгай так. А если она соскочит? - испугался Эпсилон.
-Выловим!
-Просто скажи ему, что раздражает, когда он так себя ведет, - посоветовал домик в пузыре.
-Зачем? Это же Бархаль?
   Предмет их разговора как раз восторженно захлопал в ладоши и рассмеялся. Эпсилон вздрогнул и вынул из исторической бочки красивую круглую вещь.
   Бархаль перехватил ее первым и восхищенно стал вертеть так и эдак.
-Вот это узоры! Вот это здорово!
   Эпсилон смиренно ждал. Это ведь Бархаль все придумал.
-Сыграй что-нибудь! – попросил тот, наконец, протянув ему дудочку.
-Давай когда поедем?
-Почему не сейчас? Ну потом так потом.
   Они быстро все убрали, Невидимый остров не возвращался, а Подомор, все еще обиженный, лежал в сторонке – шляпа Бархаля по привычке взобралась на его крышку.
   Они поехали налево. Если верить карте, там почти что сразу начнутся островные ответвления.

Остров-кладбище, Жургак:

   Бархаль смотрел в туман и хмурился. У него было нехорошее предчувствие. Эпсилон выглядел не лучше. И он первым заметил:
-Призраки исчезли.
-Пойду-ка я на свое место, -  одним мощным прыжком Бархаль перемахнул через верхние валы колес.
   Они двигались осторожно, Эпсилон даже не решался играть. И вдруг его хорошенько тряхнуло.
-Что случилось? – окликнул он Бархаля, немного подождал – и из тумана донесся ответ.
-Шпал нету!
-Как это?!
-Просто нет – и все!
   Они остановились. Эпсилон перелез на круглую окружную раму велосипеда Бархаля и соскользнул на пути. Бархаль стоял рядом. Шпал действительно не было – дальше тянулись одни лишь рельсы.
-Куда они делись? – спросил он с интересом.
-Пазы для винтов остались… Не знаю, может, их сорвало? Ветер? Или призраки? Или еще что.
   Эпсилон уцепился ногами за последние шпалы и перегнулся, чтобы заглянуть под них – ближайшая балка была… смята будто от удара снизу.
-Что-то ударило снизу, – растерянно отозвался он, выгибаясь обратно.
   Бархаль как-то неоднозначно кивнул и пошутил чуть бодрее:
-Вот почему ты такой эластичный? А я вот больше угловатый? И если предположить, что нас на весь мир только двое, может - это специально такая полярность?
-Может быть. Так мы поедем? У твоего велосипеда фиксированные выносы под колеса – мой куда  подвижней. Да ты все равно первым едешь.
-Так-то оно так. Тем более, что на том конце они наверняка сходятся и снова со шпалами. Меня больше интересует, куда они делись здесь. Эй! – Бархаль обернулся к уже уходившему Эпсилону. – Видимо, тебе это совсем не интересно?
-Нет, конечно интересно. Очень даже интересно! - отозвался тот. – Я просто хочу поторопиться.
-Хорошо. Смилостивлюсь над тобой и больше не буду ничего тебе говорить, – великодушно предложил Бархаль.
   Все шло относительно гладко. Бархаль ехал впереди – велосипед Эпсилона испуганно жался к нему.
-Такое чувство, что впереди город, – в окошке домика нарисовалась темная головка и ручки.
-Города ведь бывают только на шляпах? – у Эпсилона были основания сомневаться. Если им придется и в такое поверить, страшно представить, сколько всего нового появится вокруг. И так его хватает!
-Нет, не только, - пузырь с домиком летел слева, немного раскачиваясь и иногда вращаясь. Тень исчезла.
   Поговорить бы с Бархалем. Но он занят и напряжен не меньше его самого (поэтому–то и надо поговорить – что тут непонятного?!).
-Вижу остров! – спустя какое-то время крикнул Бархаль.
   Эпсилон поискал глазами ветряной «носок». Ветра было немного: тот набух и обвис от влажного тумана.
-Но мы не слышим этого острова.
   Шляпа на его голове стала странно себя вести: перебирать ножками и сползать на затылок. Эпсилон почувствовал ее беспокойство и страх. Велосипед тоже испугался.
-А с тобой-то что?
   Но они ехали дальше, и рельсы скрипели, расходясь в стороны - обычно так скрипят соединения на колесах.
   Постепенно Бархаль замедлил ход – и совсем остановился.
-Что там? – спросил Эпсилон.
   Бархаль не ответил. Немного подождав, он опять двинулся вперед. Они въехали на остров.
   Ох. Лучше бы остались на рельсах. В воздух взметнулась туча серебристых ошметков, а их гигантские носы наполнились едким щиплющим запахом, после которого осталось непонятное ощущение сладости.
-Запах «разложения», – догадался Эпсилон, хотя раньше никогда с ним не сталкивался. Он остановил велосипед – и плавно спустился.
   Шмяк! Ноги по колено утонули в чем-то неприятном – в смеси пыли и тяжелой шелухи, а под ней было какое-то чвакающее болото, и там…
   Эпсилон сначала подумал, что это простое жужжание или шелест, но с его ушами все было в порядке. Ему говорили… Тысячи голосов говорили ему свои истории!
   Внезапно громкость резко увеличилась! Эпсилон зажал уши руками: все вокруг него говорило! Все перебивало и все пыталось дотянуться до его мыслей! Он зажмурился - крепко-крепко, сильнее сдавливая голову. Что это за звуки?!
   Бархаль подхватил его за шкирку и легко поднял, вернув на сиденье велосипеда - звуки стали не такими громкими. Эпсилон вопросительно оглянулся.
-Ты прыгнул прямо в самые истории, – сердито отругал его Бархаль.
-Откуда здесь истории и почему они так выглядят?
-А ты еще не догадался? Мы на кладбище!
   Кладбище, кладбище… Эпсилон порылся в памяти. Это не очень хорошее место, даже стоит сказать, совсем нехорошее. Но куда печальней было, исходя из его знаний, не место, а причины его появления.
-Невозможно. Откуда здесь могло скопиться столько домов?
   Так это все – истории?! Погибшие растения слоями покрыли остров, и на их останках погибали новые - потому что выжить в подобном аду…
-Не будем слезать, - велел Бархаль. - Попробуем проехать так – ведь даже велосипеды дрожат.
   Эпсилон заметил у него на голове шляпу, но сейчас было не до того. Куда же запропастился Невидимый остров? Он был бы очень кстати с возможным объяснением происходящего.
   Они ехали по краю – потому что дальше, если углубляться, из земли вырастали просто горы слежавшегося на много раз переплетенного серебра. Это было жутко, сердце не могло успокоиться, его швыряло то туда, то сюда. Но Эпсилон опять первым заметил:
-Почему здесь нет…
-…призраков? – закончил за него Бархаль. – Я задаюсь тем же вопросом. Когда вокруг столько историй. Призраки должны кишмя кишеть.
   Они торопились, но остров был таким большим, что наступил исход второго дня, а они, как сказал Бархаль, судя по кривизне дуги, еще нескоро перевалят за половину. И это при том, что они не останавливались на сон и отдых.
-Такой большой и такой мертвый.
-Я уже бывал на подобных, - Бархаль был мрачнее некуда. - Они были поменьше, но ощущения примерно те же, - он тяжело дышал, их разговоры выходили урывками. – С одной стороны - это кладезь информации. С другой… мне от такого не по себе.
   Где уж тут «кладезь» - Эпсилон путался, где его собственные мысли, а где - домов и растений. А главное, как вычленить из этой какофонии мысли острова? Но Бархаль развеял все его надежды своим заявлением:
-У этого острова не может быть мыслей. На нем вырастают, чтобы умирать. Что думают умирающие, мы тоже не можем выяснить, если только не поставить следственный эксперимент.
   Под вечер они совсем загрустили: думали – может, повернуть обратно? Но Эпсилон вполне логично решил, что на острове наверняка будут еще нормальные, живые домики, которые подойдут для их городов. К тому же они так далеко заехали - жалко поворачивать назад.
   Бархаль кивнул. Предложение «поискать» больше не вызывало у него неприязни. И он пока ни разу не снимал шляпы. Он вообще стал собранней, хотя опять отмахивался от чего-то. Хорошо, что теперь Эпсилон был уверен, что существующего. Наверное, просто какая-то особая разновидность призраков, которая откроется ему позже.
-Это не призраки, – печально оскалился Бархаль после его вопроса. – Это галлюцинации. Я еще не пришел в норму после моего «постоянного» дома – и иногда они мне докучают.
   По ночам дул пронзительный ветер. Он накатывал на них с Бархалем волнами – и вздымал в воздух целые тучи серебряной пыли и липких останков. Эпсилон дремал и старался не упасть, а так все было терпимо.
   Испытывая уважение к острову, они не зажигали фонари и не играли на инструментах. Бархаль заметил, что это наоборот - здорово подняло бы им настроение, но Эпсилон прислушался к себе и решил нести «печальную» вахту.
   Под вечер четвертого дня на него налетел Невидимый остров. Вокруг по-прежнему было много тумана, поэтому его появление оказалось совершенно неожиданным.
   «Там Жмак! Самый настоящий Жмак! На этом острове Жмак! - вопил он, если острова могли вопить. - И уже никуда не свернуть! Он их увидел! Он заметил Эпсилона и Бархаля!»
-Что за Жмак? – не понял Эпсилон.
   Невидимый остров дрожал – он юркнул под плед и остался там. Пузырек с домом подлетел поближе.
-Большое. Серебристое. Белое… Я тоже видел что-то, пока отлетал по ночам. И некоторые истории на этом острове говорили: Жмак.
-Звучит зловеще, - Эпсилон без промедления начал действовать. - Бархаль! Бархаль! Невидимый остров говорит, что впереди…
-Я слышал. Но уже поздно. Подъезжай скорее ко мне - можешь обогнуть справа – там пусто.
   Эпсилон не стал дольше задерживаться. Он слышал, как Бархаль громко бормочет:
-И почему именно здесь? Неужели это ОН? Если да – тогда что он здесь делает? Я не помню, чтобы мы сильно опускались, мы бы не преодолели нижний туман.
   Эпсилон остановил велосипед, под колесами больше не хрустело, дальше шла гладкая ровная земля, сверкающая серебром даже в таком плотном тумане. Ошметки растений и грязь. Все куда-то подевалось.
-Не запустишь фонарь? – спросил он у Бархаля, зная, что так они увидят чуть дальше.
-Не стоит, – Бархаль был невероятно серьезен. – Все эти растения исчезли не просто так. Лучше нам пока не двигаться – или пойти в другую сторону.
-Почему?
   Бархаль уже сидел на заднем сиденье и смотрел на Эпсилона распахнутыми шоколадными глазами.
-Я не рассказывал тебе, что я увидел, когда спустился за нижний бессознательный туман. Не стоит этого знать, если только сам когда-нибудь не увидишь. Но, похоже, сейчас ты увидишь как раз «это» - Бархаль нервно облизнул губы. – Прислушайся…
   Эпсилон попытался. Вот ведь - сонливость не проходила даже в такой волнующий момент. И все же ему удалось различить:
-Съел… он их съел и нас съест, съешь нас поскорее…
-Жмак съел…
-Он нас съел - он всех съест!
   Эпсилон поморщился – говорившие были давно не в себе, а их истории были ненастоящими, сочиненными, исковерканными ими же.
-Кто такой «Жмак»?
-Сложно описать. Только, мы ведь… Можно твой цилиндр с приборами? – Бархаль перебрался на велосипед Эпсилона и навалился ему на спину. Цилиндр был прикреплен сбоку от руля, он выдвинул один из сегментов и подтвердил: - Да, мы не очень высоко – скорее - «очень низко». Предлагаю выехать на свободный участок – и подождать.
-Чего? – у Эпсилона первый раз в жизни от волнения вспотели руки.
-Жмака, – совершенно спокойно отозвался Бархаль.
-А к чему эта таинственность?
   Из-под пледа высунулся Невидимый остров и пристроился у Эпсилона в объятьях. Он уже не так дрожал и немного успокоился.
-Говорю же: если не увидим – лучше было бы о нем вообще не знать! А я тебе уже рассказал. Ты забыл про законы нашего мира? Чем больше предполагаем, тем больше появляется. Давай просто остановимся и посмо….
   Бархалю было не суждено договорить. Началось такое, что даже Эпсилон, став ненамного более впечатлительным, чем раньше, содрогнулся и инстинктивно сдал назад:
   Прямо из тумана перед ним вынырнуло… гигантское…
   Уродливое…
   Чудовище.
   Его белоснежное тело было и плотным и прозрачным одновременно. Эпсилон различил руки, но это могли быть и лапы; он различил голову – но это тоже могла быть большая лапа.
   Правда, когда он увидел, как мимо него проплывает закованный в серебристые листы железа глаз, больше похожий на омут, потому что там ничего не было (как ход в другое измерение), Эпсилон услышал имя, от которого ему стало страшно, как никогда:
-Жмак, Жмак. Жмак, Жмак…. – и это исходило из глаз монстра! Вместе с несусветным писком, становившимся постепенно выше и тоньше, непонятное слово врезалось в мозг.
   Пытка продолжалось минуту или две. Когда монстр «уполз», Эпсилон обессиленно соскользнул с сиденья и упал. Бархаль - и тот придерживался за историческую бочку.
-Вот ведь. Ну что, Эпсилон? Теперь и ты увидел то, что я встретил под нижним туманом. Там действительно был серебряный океан, а еще из этого океана прямо ко мне навстречу вынырнула вот эта вот «милая» головка. Зовут его, кстати, не Жмак, а Жургак… Жмак – это он просто повторяет.
   Эпсилон, все еще лежа на земле, кивнул – Невидимый остров подталкивал его в бок.
-Откуда ты узнал, как его зовут?
-Гм… Не знаю. А! Узнал, когда от него убежал.
-Значит, под туманом действительно вода, а…
-Я даже не рассмотрел толком. Правда, он меня к ней не подпустил. Но интересно, что он делает здесь и почему.
   Эпсилон поднатужился, сел – голосов вокруг вроде как стало поменьше… особенно справа.
-Кажется, он ест истории. То есть – растения…
   Справа образовался новый пустой клочок земли, и на него изливалась толчками серебряная заплесневевшая жижа из оставшейся «братской могилы».
-Гадость какая, – без тени улыбки отметил Бархаль. – Так, ладно. Нам надо уезжать отсюда  и как можно быстрее, а то он и нас ненароком «слизнет». Поэтому я поеду сзади. Я включу пропеллеры и смогу подталкивать твой велосипед, если что.
   Эпсилон машинально кивал, поглаживая Невидимый остров.
   «Жургак ест не только растения, он ест и призраков, и все, что состоит из дождя историй! Только вот острова не ест…»
-Значит, тебя не съедят – это ведь хорошо.
   Маленький остров вывернулся и опять улетел прятаться под плед.
   Да, они спешили уехать с острова, но потом, вспоминая о Жургаке, Эпсилон не думал, что это было необычно или так уж страшно. Конечно, непонятные чувства, вызванные его появлением, не поддавались контролю, но не бывает такого существа, чтобы нельзя было его «избежать» или наоборот - договориться.
   Они вернулись на травяной остров переезда и устремились по длинному рельсовому пути в сторону бесконечности. Зарядил дождь, он отмыл чумазого Бархаля и порадовал Эпсилона, получившего возможность полюбоваться на него в цветоскоп и послушать, как сочетается его новый инструмент со звуками мира.

Остров-путешественник, Новая Шляпа, Гибель ветра плохой неожиданности:

-Он вынырнул - и вцепился лапами в корзину!. Я был слишком напуган - у него же огромный рот! Но его не видно, пока он закрыт. Нет, правда! Он во много раз больше меня или тебя! А самое страшное – это были его глаза – бездонные и пустые. В них нет ничего, и есть какой-то путь незнамо куда. В его открытом рте было точно такое же… Конец.
-Конец? – не понял Эпсилон.
-Наиболее подходящее слово для того, что я видел, – кивнул Бархаль. – Думаю, если упасть ему в глаз или в рот, - наступит конец, вот так. На его лапах, между прочим, и когти имеются – они и оборвали тогда цепи. Я успел подпрыгнуть вверх, немного даже вскарабкался по ним, но потом выхода не было… и… я не знал, прозрачный он или нет – в смысле – призрак ли. Казалось - нет, но почему-то еще казалось, что если я с ним соприкоснусь, то как бы «просеюсь» в глотку сквозь остальную плоть. По правде говоря, мне тогда не хотелось никакого «конца» - потому что… а-а-а… Это не так важно, можно не говорить. В общем, Я прыгнул вбок, думал, что упаду в океан, а там по ноге острова взберусь куда-нибудь. Но прилетел Невидимый остров – и спас меня.
-Монстр, живущий под нижним бессознательным туманом, который ест то, что сделано из историй, - повторил Эпсилон. – Значит, он и нас может съесть?
-Очевидно, – подтвердил Бархаль. Наверстывая, время, проведенное в оцепенении на острове-кладбище, он улыбался чаще обычного. – Вот только интересно – зачем? Не думаю, что мы прям такие вкусные.
-Бархаль, а помнишь, ты говорил, что сверху тоже есть океан историй? Значит – сверху тоже может жить такой же монстр?
   Бархаль с ужасом посмотрел на Эпсилона.
-Зачем ты это сказал?! Он же наверняка теперь появится!
-Если ты в него уже верил, он все равно появится, - поправил Эпсилон.
   Храбриться было бессмысленно. Они уже три дня ехали по переезду – и не разговаривали, потому что им обоим было не по себе! Лилась волшебна музыка от колес велосипедов, область повышенной туманности закончилась, но как бы не пытался изменить свои мысли Эпсилон, они упорно возвращались к Жургаку. И кроме обычного страха в нем зарождалось восхищение: существо, намного больше его или Бархаля – и совершенно точно живое. Зачем оно ест истории? Но самое интересное – это «конец» в его пасти и глазах. Ведь если там действительно конец – тогда где начало?
   Бархаль думал в точности о том же. Поэтому, когда он устроился на перекладине багажника, чтобы получше видеть Эпсилона, они почти синхронно выдохнули:
-Ты помнишь, как ты появился?
   И похлопали глазами. Бархаль рассмеялся, а Эпсилон довольно оскалился: они снова пришли в норму.
-Я помню… смутно, - ответил Бархаль. – Шляпа, велосипед и я - в таком вот наряде.
-У меня точно так же.
-Шляпу надел на голову, сел на велосипед - он тогда был меньше и проще.
-И надо собирать растения и строить города.
-Ага.
-Наши истории не будут сильно отличаться, – подытожил Эпсилон. – Но как мы вообще появились? Ты думал об этом?
-Еще бы! Но я так ни до чего и не додумался. Я помню, что я ничего не знал, пока не построил свой первый город, помню, что мне будто кто-то подсказал, что мне надо делать – и все.
-Как-то невесело.
-Ага, – Бархаль сцепил руки и огляделся. – Но, по-моему, в целом не важно, как мы появились. Раз уж мы есть. Нам сейчас куда важнее – как мы можем исчезнуть.
-К слову об исчезнуть, – Эпсилон, сощурившись, посмотрел вниз и увидел там бело-серебряную спину Жургака.
-Жургак? – вздрогнул Бархаль, перевернулся на живот и распластался на площадке. – Это не есть хорошо. Интересно, он нас заметил? И о-очень интересно: мы ему вообще нужны?
-А велосипеды он ест?
-Нет, он ими потом в зубах ковыряется.
-У него нет зубов.
-А у тебя нет чувства юмора!
   Пока Эпсилон вспоминал, что такое «чувство юмора», Бархаль перебрался на переднее сиденье и отключил генератор. Потом он подтянул какой-то болтик и до Эпсилона донесся его голос – немного смазанный помехами:
-Хорошо меня слышно? Эй! Я сделал слуховую трубу. Теперь можно так переговариваться! Скажи что-нибудь!
-Чучело.
-Чего-чего? Повтори, пожалуйста, я немного не настроил.
-Впереди цветной туман.
-Так, теперь я слышу… вроде. Опять?! Что-то он часто стал нам попадаться - тебе не кажется? Он, конечно, ползает и все такое…
-О! И белая спина внизу мелькнула!
-Это тоже совсем не весело, – тревожно выдохнул Бархаль, однако его голос расцвел. – ЭЙ!  А если Жургак передвигался вместе с ним?
   Эпсилон решил так же, но предостерег  себя и своего спутника:
-Мы пока не можем сказать точно. И что это нам даст?
-Да нет же! Я помню: когда спустился, туман был не белым! Я думал, у меня в глазах помутилось, а ведь может быть все сразу было так? И он сопровождал нас.
-И?
   Но тут они заметили, что идут на подъем, а цветной туман становился все ближе. Хорошо, когда все видно на много километров вперед, но страшно, когда эти километры превращаются в метры и сантиметры.
   После наступления ночи Эпсилон разглядел слева по борту призрачную тень, планирующую по воздуху. Он хотел рассмотреть ее повнимательней, но у него это никак не получалось.
-Подожди. И не смотри на него: ты его смущаешь! – сообщила тень в окошке.
   «О! Я его знаю! Надо слетать поздороваться! Но ведь они все равно туда поедут?» - услышал Эпсилон Невидимый остров.
-Остров-путешественник. Надо бы съездить. Бархаль! Слева появится исчезающий остров! Мы поедем на него?
-На остров? Где? – сонный Бархаль достал подзорную трубу и уставился на подозрительное мерцание.
   Однако остров очень скоро стал заметен и невооруженным глазом. Скрестив ноги, Бархаль молчал и думал. Подомор, соскучившись по обществу, перебрался на велосипед к Эпсилону, и счастливая шляпка-цилиндр сползла с него на багажник к шляпе Эпсилона.
   Эпсилон понимающе хмыкнул.
   А вот и рельсы-призраки появились. Теперь к острову вела надежная дорога.
   Они остановились рядом с путями, но Бархаль не торопился по ним ехать.
-А если он исчезнет?
   «Не исчезнет, он всегда тут надолго остается.»
-Правда? – спросил у Невидимого острова Бархаль. Эпсилон предложил:
-Давай я съезжу? Здесь недалеко.
   Бархаль смутился. Его страх перед застреванием на островах был невыводимым пятном на полной смелости репутации.
-А если рельсы все же исчезнут? Как ты будешь выбираться? У меня хотя бы вертолетом можно прикинуться. Нет, пойду я.
-Тогда вместе пойдем?
   …
-Гм… Может, отправим на разведку нашего невидимого друга?
-Он сказал, что это его знакомый. Он и так полетит.
-Ну и прекрасно! Нам-то тогда зачем ехать?
-Фх… - Эпсилон иногда не понимал Бархаля. Просто надо объезжать все острова - и все. Не надо причины.
   Бархаль так же не понимал Эпсилона: островов так много – все не объедешь. Поэтому ты сам должен выбирать.
-Я точно поеду. Поехали, Бархаль. Мы не перенесемся, я только один раз не успел уехать – и то по своей вине. Он же только появился.
-Ты меня уговариваешь что ли?
   Эпсилон сделал зловещее лицо, но потом рассмеялся.
-Это всегда так необычно! – продолжал Бархаль. - Когда ты говоришь больше одного предложения или у тебя в голосе появляются интонации кроме спокойствия. Да знаю, знаю, они уже давно там появились. Но это все равно необычно.
   Дорога заняла не больше пяти часов. Невидимый остров умчался вперед, а Бархаль рассказывал, как он однажды пытался наладить в своем доме маленький водопад и искусственный фонтан.
   Блуждающий остров был небольшим, сочная зеленая травка покрывала его сантиметр за сантиметром, но серебряные существа тут же устремились к золотистому, покосившемуся растению на краю…
-Там что-то будет! – развеселился необычайно возбужденный Бархаль. – Подарок!
-Да.
-Коснешься?
-Хорошо, - Эпсилон только слегка задел сухую оболочку, и она рассыпалась. Растение было огромным, но по большей части внутри было пусто. И только когда они опустили головы…
-Это шляпа.
-Точно. Шляпа.
-Ты хотел шляпу? - спросил Эпсилон.
-Нет, зачем? У меня уже есть одна - мне хватит, - растерянно пролепетал Бархаль.
-И мне не хотелось. Она такая же – как наши?
-Без понятия! На ней же ничего еще не растет. Эх… Я же говорил! Зачем мы сюда поехали?! Теперь опять станет на одну тайну меньше!
-Я никогда не находил шляп, – продолжал удивляться Эпсилон. - Ведь наши были с нами с самого начала. Бархаль, подумай, если шляпы могут появляться из растений, может, мы тоже…
-Исключено! – перебил Бархаль. – Потому что… я чувствую, что это не так. Ну чего ты замер? Шляпа и шляпа. Бери ее и поехали обратно.
   Он опять злился. Из-за того, что расценивал шляпы, как символ рабства? Бр… Зачем так сложно? Он ведь уже выбрался с острова? И ведь это необязательно была именно его прихоть – или прихоть вообще всех островов – удерживать его…
   Справа внизу переливался всеми цветами радуги разноцветный туман: он не мешал им видеть мелькавшую белую спину.
-Он ползет в нашу сторону, - донесся до Эпсилона голос из слуховой трубы. – Думаю, надо поднажать.
   Они поднажали, но что-то говорило Эпсилону, что с цветным туманом они еще не раз пересекутся. Впрочем, все это оказалось бессмысленным – потому что не успели они оглянуться, как настоящий туман усилился, напрочь перекрыв видимость.
-Я включу пропеллер – идет? – Бархаль развинчивал крепежи. - Тебе надо прицепить свой велосипед к моему.
   Эпсилон покосился на нижний бессознательный туман, под ними, как лава, наползала на чистое белое  ярко-зеленая полоса.
-Может, не все так страшно?
-Когда будет страшно, станет слишком поздно, - отрезал Бархаль.
   Он оказался прав - туман вскоре заполнил под ними все. Они оказались в своеобразном центре цветного облака. Но его красоты недолго радовали Эпсилона: ветер пропал – и это было плохим знаком.
   Тишина сродни затишью перед бурей.
-Эпсилон, откатись назад, - тихонько попросила труба.
   Эпсилон кивнул и осторожно сдал назад.
-Дальше – намного дальше.
   После этого Бархаль что-то проверил на своем велосипеде – и колеса на нем вместе с вертикальной и круглой рамами сдвинулись назад. Над рельсами остался один «корпус» с исторической бочкой и его сиденье.
-Ветра нет? – Эпсилон ничего не понимал.
   …
   «Ветер плохой неожиданности! Опять!»
   Сумбурное объяснение Невидимого острова пришлось очень кстати. Эпсилон успел схватить окованный железом пузырь, чтобы его не снесло, а сиденье Бархаля как раз резко придвинулось к остальной, уже сдвинутой конструкции.
   На рельсы обрушился их извечный противник.
   Но он прошел сквозь пустые рельсы, Бархаль улизнул. Ветер не угомонился, сделал петлю - и устремился вниз, постепенно набирая скорость.
-А вот теперь я не знаю, что делать! – крикнул Бархаль. Эпсилон уже прицепил свой велосипед к рельсам. - Точно! – тут Бархаль развернул лапу-хваталку и навел ее на его раму. Велосипеды сплющились и ухватились колесами за шпалы. Три… два… один!
-Хра-а-а-а-а-а-а-ааМ!
   Уши заложило, чудовищной силы треск пополам с воем заставил и Эпсилона, и Бархаля сжаться в комочки. Из цветного тумана, неся на хвосте его остатки, вынырнуло на огромной, нет на огромнейшей скорости гигантское бело-серебряное существо!
   Его исполинская пасть захлопнулась на ветре плохой неожиданности!
   Оно как будто съело кусок пространства. Когда под ним разверзлась бесконечность черной глотки, Эпсилон не мог отвести от нее взгляда. Все, как и говорил Бархаль - «конец». Если прыгнуть туда – наступит «конец».
   У чудища было сбоку аж пять закованных в железную броню глаз, а далеко внизу из мощного тела выбивались извивающиеся лапы с длиннющими когтями. Когда пасть захлопнулась, Жургак стал заваливаться на бок и падать – он потряс головой – и, описав дугу, нырнул в туман. Впрочем, они так и не видели его хвоста.
-Наелся, – констатировал Эпсилон - и услышал, как нервно хохотнул на это Бархаль, оказавшийся напротив.
   Эпсилон очень хорошо его понял, ему тоже расхотелось становиться следующим деликатесом.

Разделение, Жмак:

   Эпсилон старался угадать, когда Бархалю захочется поговорить.
-Что мы будем делать с шляпой? – спросил он, разглядывая их находку то с одной стороны, то с другой. Он даже поднес ее к уху и прислушался. Пока на ней нету домика, нельзя сказать, действительно ли это «шляпа». Эпсилон оглянулся, на загривке его велосипеда по-прежнему чинно сидели два других головных убора. - Подсажу к вам, – решил он.
   Шляпы недоверчиво попятились. Новая шляпа, к слову, была абсолютно черной, а по форме напоминала «сомбреро». А еще она чуть не улетела от резкого порыва ветра. Вздохнув, Эпсилон обвязал ее веревкой, примотав к тенту.
-А что мы можем с ней сделать? - донесся голос Бархаля из трубы. – Это просто шляпа. Носи ее на голове – или выкинь – у тебя уже есть одна.
   Эпсилон досадливо поморщился. Бесполезно. Если и решать, что с ней делать, то без участия Бархаля. В общем, надо дождаться растения. Между прочим, насчет растений, а точнее, дождя историй. Когда они уезжали с намагниченных островов, Бархаль присоединил к его велосипеду клаксон. Теперь это уже была не одна жалкая трубочка, а целых пять… несколько раз изогнутых под прямыми углами трубищ, которые издавали разные звуки, если нажимать на узкие резиновые клапаны.
   Переезд менялся, становилось тепло. Эпсилон расслабился, скинул ботинки, распузырил трубку. Смотреть в небо – и ехать, ехать, ехать… Чем дальше, тем лучше. Ночь… день… смотреть наверх – и продолжать ехать.
-Можно я прицеплю свой велосипед?
-Валяй.
   Эпсилон закрепил крюки на задней дуге круглой рамы велосипеда Бархаля. После этого он перебрался на ящик - шляпы тут же переползли ему на живот, а Невидимый остров пристроился в изголовье. Подумав, он разогнал шляпы и сместился на живот. Эпсилон с усмешкой подумал, что он бы, наверное, замурчал, если б мог:
   «Эпсилон – это хорошо. Бархаль – тоже хорошо, но Эпсилон лучше. И спать мне здесь больше нравится!»
   Бархаль выглянул со своего сиденья: вокруг Эпсилона сгрудилась вся их живая «мелочь».
-Предатель, – беззлобно сощурился Бархаль, глядя, как Подомор перебирается в компанию.
   Подомор помотал корпусом – дескать «ну, так уж вышло».
-Ну ты даешь, - Бархаль взобрался на верхнюю площадку. Эпсилон внизу выглядел умиротворенным. - И никакого тебе злого взгляда! И морщины на лбу разгладились! - налюбовавшись на эту идиллическую картину, Бархаль уставился в ночное небо. Все сбегались к Эпсилону, а Эпсилон стремился к нему. Его все устраивало. Теперь все было хорошо.
   Утро выдалось прохладным, однако день оказался неожиданно тусклым. Эпсилон во сне обхватил Невидимый остров и придавил шляпы – те возмущенно тормошили его за пальцы, пытаясь выбраться.
   Бархаль давно проснулся. Первым делом он осмотрелся. Заметив, что они все еще двигаются, он подтянулся, чтобы проверить, как дела у Эпсилона. Тот безмятежно спал, а его рыжие волосы болтались над сложенными колесами, которые были готовы его поймать.
-Сегодня будет хороший день, – Бархаль хотел вернуться на свое место, но взгляд его задержался на черной шляпе. Почему они ее нашли? Зачем? Он не любит шляпы. Совсем не любит. Кстати, а где та, которая его?
   Сердце гулко бухнуло в груди – Бархаль не увидел ее на Эпсилоне. Он осторожно перебрался на перекладину пониже и, обхватив пропеллер, свесился головой вниз – и после снова поднялся – шляпы нигде не было!
   Крошечные ножки перебирали кожу на его спине, Бархаль подождал, когда они дойдут до шеи и недоверчиво коснулся головы – шляпа была там. Она была совсем легкая – вот он ее и не ощутил.
-Не ходи… – он хотел ее отбросить, но рука его остановилась. Дальше он не смог ничего предпринять. Тело его не слушалось до того момента, как он решил ее оставить. После этого вернулись звуки, вернулось ощущение пространства. Ох, если бы это видел Эпсилон, что бы он подумал?
-Ничего, - пожал плечами Бархаль. Эпсилон, кажется, принимал его таким, каким он был. А то, что шляпа вернулась… он потом решит, как к этому относиться.
   Через два дня они подъезжали к третьему острову переезда. Появилась и постепенно приблизилась параллельная рельсовая «ветвь». Когда не было тумана, они хорошо ее видели - дальше пути сходились. Третий остров это подтвердил: один путь с него вел прямо, а другой – соединялся с островом на параллельной дороге.
-Они не очень маленькие, но мы ведь можем не останавливаться?
-Наверное, – когда Эпсилон не спал, он обязательно садился за педали и сам двигал велосипед.
   Бархаль снял шляпу еще в середине того дня, когда она на него заползла, и больше пока не надевал. Она продолжала преданно сидеть возле него – или ползать по  велосипеду. Подомор, бегавший по круговой раме, ловко ее перепрыгивал.
   Они въехали на третий остров.
-Я поищу почтовые ящики? - предложил Эпсилон.
-Зачем? Ты ведь нашел меня?
   Тут Эпсилон, наверное, первый раз в жизни съехидничал:
-Ты уже несколько дней не показываешь мне, что делаешь, и клаксон мой снял. Вдруг я еще кого-нибудь на островах найду – не такого вредного?
   Брови Бархаля так картинно поползли вверх, что это надо было видеть.
-Прогресс! – сказал он, уверенно указывая на Эпсилона со своей высоченной мачты. – Одно очко в твою пользу!
-Как ты его терпишь? – тень в пузырьке была немного несдержанной. – Ну да. Он удивителен, но иногда…
-Потому что он Бархаль, – беззаботно отозвался Эпсилон.
   Он совсем не замечал, как изменялся.
   В письмах, которые он складывал в почтовые ящики, с некоторых пор Эпсилон писал не только о себе, но и о Бархале тоже. Так что если их кто-нибудь найдет, то сразу будет знать, что в мире их трое. Хотя сказать об этом Бархалю Эпсилон постеснялся.
   Закрыв стеклянный шарик и оттерев с него пыль, он уже собрался уходить, когда…
   В нижнем бессознательном тумане промелькнула белая спина.
   Эпсилон не стал обманываться на счет «видел-не видел» – и сразу побежал обратно к велосипедам.
-Там Жургак! – он вскочил на сиденье. Бархаль вздрогнул, поспешно пряча то, чем занимался.
-Что он там делает? Мы же нигде не видели цветного тумана? Выходит, он и без него может двигаться?! Это плохо. Но! На острове мы, все же, в безопасности. Он ведь не ест острова. Здесь нам будет проще увернуться.
-Я не хочу от него уворачиваться! – изгибаясь между спиц, Эпсилон проверял на колесах цепи и каретки. – Почему он хочет нас съесть? Если все в этом мире говорит – он тоже говорит. Давай спросим у него?
-Нет, не говорит, – возразил подлетевший пузырь с домиком. – Жургак неразговорчив – потому что все, что он говорит – становится концом.
-Что за зловещие характеристики? – усмехнулся Бархаль, чтобы хоть как-то поддержать их боевой дух. – Даже если предположить, что мы своими словами – раскрываем себе мир, а они – закрывают, тогда зачем они нас-то хотят съесть?
-Вы недавно думали над тем, как вы появляетесь. Раз вы подумали так, может, они подумали – как бы вас убить? Может, они хотят вас проглотить?
-Может, – согласился Бархаль. - Но мне этот вариант не нравится. Так что… Нам не надо отсюда уезжать. Он, может, просто проплывает мимо, не обязательно же он пришел именно за нами. Эпсилон – он тебя видел? Ну… своими страшными-престрашными глазами?
-Видел, – кивнул Эпсилон.
   …
-Почему ты всегда так равнодушен? Я тоже так хочу, - выдохнул Бархаль. – Хорошо. Пока что мы стоим здесь - и не подходим к краю.
-Да.
   Остров содрогнулся. Жургак все же их заметил? Почему именно они? Невидимый остров был в панике и без остановки твердил:
   «Жургак идет сюда! Жургак идет сюда! Но не только Жургак!»
-А кто еще? – спросил Бархаль. Эпсилон подъехал и остановился рядом. - Если он на нас набросится, поедем вперед или направо на параллельную линию, да?
-Да, - Эпсилон в любой момент был готов скинуть шляпу, но еще поглядывал на Бархаля: если что, только он сможет ему помочь.
   Бархаль делал примерно то же самое, правда его шляпа вскоре уползла на уступ с пропеллером.
   Как и в прошлые разы, когда они сталкивались с Жургаком, призраки внезапно исчезли, и острова замолчали (последнее пугало Эпсилона гораздо больше). Невидимый остров вдавливался ему в живот, как будто хотел в него проникнуть.
   Содрогания прекратилась.
   Эти ужасные секунды ожидания.
   «Близко!»
-Бархаль, он здесь!
-Да слышал я.
   И тут за краем острова медленно поднялась огромная белесая голова. Пять бездонных глазниц совершенно точно смотрели на серебряных путешественников.
-Жуть, – не удержался Бархаль. Ему было так же страшно, как и в первый раз, когда он его увидел, но он не перестал соображать и заметил: - Он не поднимается выше! Он не может! Видишь?! Он растягивается! Он не достанет!
   Если Бархаль прав, у них появился шанс отсидеться. Жургак ползал вокруг острова и издавал непонятные потрескивания на пару с завываниями:
-Жур…жур…жр-жруж…
   Бархаль и Эпсилон следили за ним. Его «танец» длился около часа, когда Бархаль перестал вертеть головой из стороны в сторону и заявил:
-Мы можем просидеть здесь вечность, но он проголодается – и в конце концов пойдет искать себе более приемлемую пищу.
-Может быть и так, - согласился Эпсилон. – Но…
   Бархаль уже нутром почувствовал неприятности.
-Что – «но»? Что-то еще произошло?
-Ага. Я видел такую же белую спину, как у Жургака – только наверху, в верхнем бессознательном тумане.
-Тебе не показалось? – Бархаль чувствовал, как его руки впились в штурвал, заменявший ему велосипедный руль.
   Но Эпсилон не ошибся. В их мире существовал второй монстр – там, где ему положено было быть с самого начала - за верхним бессознательным туманом.
   Этот монстр назывался «Жмак», и он ел не истории - он ел острова.
   Правда, это серебряные человечки поняли намного позже: когда над ними уже нависла абсолютно слепая масса и заявила:
-Жургак, жургак, жургак… - после чего она обрушилась на травяной остров.
   Такими зубищами, как у нее, можно было легко раздробить лед на холодных островах! Или, может, облизнуть остров-кладбище?!
   Жмак как раз наглядно доказал, что питается землей и железом - он хапнул как раз ту часть острова, на которой находился Эпсилон.
   Бархаля отбросило волной сжатого воздуха. Гигантский кусок острова исчезал в широченной пасти, чудище извернулось, вроде как достав носом до облаков – и на него посыпались комья земли.
-Так вот кто нас тогда чуть не засыпал! – воскликнул Бархаль, но на большее не было времени. – Эпсилон! Эпсилон! – закричал он. Сквозь туман и пыль разглядеть его было невозможно. - Эпсилон! Ты где! ЭЙ! – Бархаль на мгновение замешкался. - Не может быть… просто не может! ЭПСИЛОН!
   Он вдруг подумал, что не видел, чтобы Эпсилон успел уехать с откусанного куска острова. Он ведь как раз остался в той стороне!
   …
-Они ушли! – наконец донесся голос Эпсилона, и Бархаль облегченно выдохнул.
   Он проехал немного вперед - и велосипед затормозил у разломанного края. Переход на остров к Эпсилону был разрушен, он стоял на противоположной стороне параллельных путей.
   Как здорово, что с ним ничего не случилось! Вот только вид у него был какой-то… совсем не радостный.
-Почему они ушли? – закричал Бархаль и увидел, как Эпсилон показывает то на свою голову, то на него. – Что? Что не так? Что…  – он еще раз внимательно посмотрел на Эпсилона: у того на голове была шляпа…
   Тут Невидимый остров отделился от велосипеда Эпсилона и понес Бархалю ту новую черную шляпу.
-Чего? А? Зачем она мне?!
   «Глупый Бархаль. Но Бархаль хороший, и сейчас мне его жаль…»
-Вечно из твоей болтовни ничего не поймешь, – огрызнулся Бархаль, принимая шляпу. Он осмотрел ее, но ничего не нашел – и опять посмотрел на Эпсилона. – Что Э-ТО? За… - его вопрос оборвался на середине.
   Бархаль схватился за голову – его шляпы на нем не было.
   Его шляпы… не было. Нигде.
   Почему?
   Пузырек с домиком пихнул его в плечо, тень в окошке колебалась и дрожала.
-Ее съели.
-Когда? Зачем? – не понял Бархаль, чувствуя, как начинает злиться.
-Она сама. Она прыгнула - и Жмак, съев ее, отбросил Эпсилона – на соседний остров.
-Соседний? - Бархаль тупо посмотрел на разорванные рельсы. В голове что-то не укладывалось. – Куда она… эм… Мне починить их? Да нет - придется долго ждать. И не так уж это страшно - пути все равно идут параллельно – еще где-нибудь будет перекресток. Но куда она…
   Эпсилон указывал вправо от себя. Опасно оставаться поодиночке, когда рядом бродят Жмак и Жургак, но им никак не пересечься, а надо ехать. И чем быстрее они начнут.
-Может, мне взлететь?
-А ты точно сможешь на рельсы приземлиться?
-Нет, надо большой остров. Ладно. Я… Пожалуй, тогда ПО-Е-ДЕМ?!
   Эпсилон кивнул.
   «Жаль его. Мне его жаль.»

Путешествие в одиночестве:

   Бархаль ехал на велосипеде, но это не доставляло ему прежнего удовольствия.
   Шляпы больше - не было…
-Нету шляпы. У тебя ее больше нет…
-Ты ее не уберег…
-Где это она? Ты позволил ее проглотить?
-Наступил конец для твоей шляпы…
-Ее нет!
-Жмак, жургак, жмак, жургак…
-Да знаю я! – бесился Бархаль, но больше не ворчал, механически крутил педали на велосипеде, от нечего делать спал и иногда следил, чтобы Эпсилон «мелькал» в тумане.
   Он держал на руках новую шляпу, вертел ее так и эдак…
-Хоть что-то ты полезное сделал, мир. Наверное, я должен считать, что мы «в расчете»?
   И он решитльно надел ее - в память о старой шляпе, в благодарность за спасение Эпсилона и его, хотя он бы тогда не погиб. Значит просто – за спасение Эпсилона.
   Пути начали немного расходиться. У Бархаля была подзорная труба, и он мог себе позволить выглядывать в нее Эпсилона, но Эпсилон полагался только на свои глаза. Поэтому Невидимый остров, чувствуя его тревогу, часто летел «на другой конец» - проверить, как там дела у Бархаля или просто помельтешить вокруг.
   При каждом приближении Невидимого острова Бархаль вздрагивал – вдруг что случилось? Но тот был спокоен, немного игрался с Подомором (велосипедная рама тряслась от их догонялок) – и улетал. По ночам Бархаль зажигал по периметру колес огоньки, чтобы Эпсилон мог видеть его ночью.
-Длинный, очень длинный путь, – вздохнул Эпсилон, нервничая в первые дни одиночества. Конечно, Бархаль никуда не исчез, но это не запрещало ему нервничать. Ладно хоть оставалась музыка. Эпсилон погрузился в упражнения с флейтой, шляпа довольно покачивалась в такт его мелодиям. Эпсилон всегда знал, что она живая, например, сейчас она опечаленно махала полями, стараясь при этом с него не сползать. Он осторожно потеребил ее за краешек, Невидимый остров так и не приучил его к теплоте.
   На новом острове Эпсилон остановился поспать. Он устал. Интересно, остановится ли Бархаль? Хотя зачем ему? У него ведь генератор.
   Невидимый остров продолжал летать и думать:
   «Бархаль едет вровень, он не отстает и не спешит – и Эпсилон не отстанет…»
   Так что Эпсилон не волновался. К тому же вернулись прежние проблемы: призраки. А, поскольку Эпсилон скучал, они превращались в жалкие пародии на Бархаля: то колесо, то сам Бархаль – почему-то с горбом или с рогами.
-Потом ему расскажу, - усмехнулся Эпсилон, засыпая и разглядывая многоголовую тушку с когтистым загривком.
   Он испытывал странную уверенность, что они очень скоро встретятся. И даже раскинувшийся под ним цветной туман, который он увидел на следующее утро, и исчезнувшие призраки не смогли его напугать.
-Надо поспешить, – понял Эпсилон, вскочил на велосипед и поехал. Если появятся Жмак или Жургак, если его заметят…
   Может произойти непоправимое.
   Но монстры пока не появлялись, и Эпсилон подумал, может быть, что те, по ошибке съев шляпу, на какое-то время приняли ее за него? За Эпсилона?
   Мысль сложная. Но такое ведь и вправду возможно. Любопытно, а догадался ли об этом Бархаль? Почему шляпа послужила ему заменой? Потому что она – состоит из дождя историй? Нет, она состоит из чего-то другого, чего-то уникального. Ведь она не пропускает серебристые искры – и выращивает из них города. Конечно же, она другая.
   Пути продолжали расходиться. Даже когда туман сдувало ветром, Эпсилон теперь едва ли видел параллельные рельсы – и самого Бархаля. Невидимый остров отлучался все на дольше, а потом совсем перестал летать, потому что боялся заблудиться. Оставалось ждать.
   Через пару дней Эпсилон заметил, что преодолел центральный изгиб рельсовой дуги. Значит - скоро будет остров. А еще чрез день он услышал музыку…
   Это была странная музыка, но он сразу приметил, что она напоминала: острова, которые пели. Те же ощущения. Неужели впереди его ждало нечто похожее? А, может быть, целый музыкальный архипелаг?!
   Эпсилон заволновался и поднажал. Шутка ли – много музыки? Да еще и со всех сторон?!
   Но действительность превзошла его ожидания. После небольшого стыка воздушных фронтов, туман растаял, и пока Эпсилона не затянуло в следующую «гущу», он увидел:
   Острова располагались послойно, в несколько террас. Пути с них вели крест-накрест, спускались вниз и поднимались верх. Это были острова-перекрестки. С одного острова можно было сразу попасть на несколько. И еще… за прошедший день музыка стала сильнее – теперь она вытеснила воздух, и Эпсилон не мог унять страстного трепета в груди. Холодная дрожь поднималась откуда-то с конца пяток, и от нее слабели колени. Вот бы ее вдохнуть! Сделать так, чтобы самому стать звуком!
   Он чувствовал безграничный, сумасшедше безграничный простор, балансирующий на одной доске с хаосом.
-Невероятно! - сказали они вместе с окованным пузырьком.
   Перезвон, песни, шепот и мычание – какофония преобразовывалась в стройные оратории, а с далеких островов Эпсилон уловил «фон» - равномерный гул, от которого происходящее становилось в разы таинственней.

Остров со стеклянной травой, Остров-колокольчик:

-М-м… Эпсилон, наверное, счастлив, – Бархаль вяло улыбнулся. Новые острова звучали довольно симпатично. Въехав на первый, вроде «травяной», Бархаль неожиданно оказался окружен звоном стеклянных колокольчиков.
-Ух ты! Откуда?! – велосипед сдал назад, и под его колесами хрустнула трава. Она-то и была стеклянной! - Ух ты… ух ты! - запаниковал Бархаль. – Ну зачем вот так вот сразу!
   Смелый Подомор спокойно спрыгнул и пробежался. Его серебряные ножки-щупальца ничего не разбивали. Бархаль за ним печально наблюдал:
-Да, да, молодец. Но у велосипеда так не выйдет, а если спуститься мне - я порежу себе ноги или ботинки испорчу.
   Потом Бархаль догадался, что ему предпринять: он разворошил свои запасы ткани – и выстелил ею дорожку, по которой собирался проехать. Это было жутко неудобно, она пружинила и сминалась, но в целом – выдержала.
   Там… там-там… Там…
   Бархаль сворачивал одеяло, стоя на путях. Гулкие «там-тамы» донимали его не первый час. Следующий остров был небольшим и шарообразным. Необычно. Внутри он, наверное, полый – из-за этого шло такое усиление звука. Но что в нем играло?
-Точно! - сообразил Бархаль. Чуть не упав, на другой стороне острова он нашел почтовый ящик – он-то и ударялся об островную землю, извлекая звон.
   Бархаль оценивающе посмотрел на уходящие вниз многоярусные перекрестки. Он достал подзорную трубу. Вроде бы напротив и чуть подальше есть остров, от которого убегают рельсы, параллельные его пути – значит, Эпсилон должен был приехать на архипелаг чуть раньше, если, конечно, этот остров ему не мерещится – с такого-то расстояния.
   Бархаль пожал плечами и нажал на педали.
   Ночью остров-колокольчик зазвонил сильнее – и Бархаль, все еще находясь на переезде, обернулся. Он не на шутку испугался: над его головой и наверняка под островом собирался цветной туман. Жмак и Жургак… переварили шляпу и захотелось еще?
   Бархаль нахмурился, выключая фонарь, и просипел сквозь зубы:
-Ничего у вас не выйдет.

***

   Остров из вертикально стоявших железных пластин, остров, который сомкнулся и завыл, стоило Эпсилону на него въехать, остров, похожий на барабан (по крайне мере растущие на тонких ножках растения, обернутые кожей, указывали на этот инструмент). Мысли дождя историй перерождались в музыкальные острова – самые разные! Острова были смешливые, но не говорливые. Все, что Эпсилон разобрал, было в основном:
-Раз-да-три - и…
   Или:
-Эй ты, подожди! Мы взяли другой ритм!
-Попросите его не гундеть - он всю гармонию портит!
-Играй потише, ты же всех мелких глушишь!
-Чего ты зажался? Ты хорошо звучишь!
   Гигантская община исполнителей хорошо приняла Эпсилона - особенно когда он разогнался и завертелись гармоники на колесах. Сам он тоже, сначала потихоньку, а потом все смелее начал подыгрывать им то на флейте, то на дудочке из глины.
-Никому не хочется немного тишины? – жаловалась тень буки-человечка в окошке.
-Они ведь удивительны! - возражал счастливый Эпсилон.
-Это так, но я-то не железный! – обидевшись, тень скрылась в домике и наверняка заткнула уши подушками (если они у нее были – «подушка и уши»).
   Эпсилон чуть было не рассмеялся, но уважил чужую просьбу и подавил улыбки. Музыка была его способом отвлечься от грустных мыслей, к тому же он думал, что если научится хорошо играть, это развеселит Бархаля. Как же он там с новой шляпой? О чем он думает?
   Полоса «бестуманья» закончилась, впереди покачивалась беспросветная стена мглы.
   Ночью острова всколыхнулись, по ним пробежался шепоток:
-Кажется, пришел цветной туман.
-Пришел Жмак.
-Пришли Жмак и Жургак…
-О, опять они…
-Они что - здесь часто бывают? – подумал вслух Эпсилон, и Невидимый остров пулей унесся собирать информацию.
   Но на следующий день цветной туман так нигде и не появился, разве что он спрятался. Размышляя об этом, Эпсилон продолжал ехать. Было тепло, он вскоре задремал, и шляпа сместилась ему на затылок, оттягивая назад, чтобы он не упал. Самое смешное, что Эпсилон продолжал крутить педали.
   Ему приглянулся большой остров с концентрическими окружностями. Он добрался до центра и остановился там, после чего пошел искать почтовый ящик.
   Когда он стоял возле одного из ответвлений, в тумане заворочался шум. Знакомый шум…
-Бархаль! - обрадовался Эпсилон и пошел на звук, готовый в любой момент отскочить, когда из тумана выскочит гигантский велосипед.
   Но такого не произошло. Из тумана вылетел Невидимый остров – да так быстро, что только хвост мелькнул. Остров усиленно сигналил Эпсилону:
   «Жмак! Там - Жмак!»
   Эпсилон кивнул, не сообразив, что дела его плохи. Он вообще не был склонен к панике и решил, что Бархаль его подхватит. Невидимый остров запротестовал и уперся ему в грудь.
-Что не так?
   «Опасно – сейчас будет еще один. Эпсилон не должен туда идти!»
-М-м. Хорошо, не пойду, – согласился Эпсилон.
   И вовремя. Из тумана показалось первое колесо, второе, а потом и весь велосипед.
   Вжих!! Велосипед Бархаля пролетел мимо, и Эпсилона чуть не сбросило с острова порывом ветра. Вернув равновесие, он оглянулся: сзади велосипеда вовсю работали два пропеллера – маленький и большой – второй крутился чуть медленнее.
-Бархаль! – без особой надежды на то, что его услышат, крикнул Эпсилон, но через пару мгновений он услышал жуткий звон и понял, что Бархаль налетел на его велосипед. Он поспешил на место катастрофы.
   Бархаль виновато рассматривал погнутые колеса первых больших пар. Услышав Эпсилона, он обрадовался, подскочил и стиснул его в объятьях.
-За мной гнались те двое! Но, похоже, они меня потеряли в тумане! – Бархаль был слишком беззаботен для существа, которое уже три дня как пытались сожрать. – Я немного колеса погнул, но я их выпрямлю!
-Хорошо, – Эпсилон увидел у него на голове черную шляпу, а на ней уже два растения. А вот он здесь домиков пока не находил. – Сразу два?
-Ага. Наверное, это острова позаботились, чтобы у нас все поровну было.
-Какая излишняя самонадеянность. Но, может быть, он прав, - как всегда пробурчал домик в пузыре.
   Но Бархаль умел бурчать ничуть не хуже:
-Как?! Ты еще не лопнул?
   Эпсилон забрался на сиденье и рассматривал ареометр.
-Ты тоже пока жив! - не унимался домик.
-Так уже сложилось! – примирительно улыбнулся Бархаль, спорить ему нет хотелось. – Эпсилон, чего ты там рассматриваешь? На моем гигрометре вообще какая-то аномалия! Ибо скоро будет дождь!
-Нет, – покачал головой Эпсилон, перебираясь на переднюю перекладину рамы, чтобы отвинтить погнутые колеса, разобрать их и быстро выпрямить. – Плотность снижается. Может, распогодится.
-Ну… Нам туман только на руку, – Бархаль отогнал от уха тарахтевший пузырь. – Жмак и Жургак нас не найдут.
-Если они поговорят с островами, то точно найдут.
¬-Да, но местным островам явно не до этого, - по крайней мере, Бархаль здорово на это надеялся.
   В подтверждение его словам острова заиграли, постепенно вбирая в себя все новые и новые звуки, очередную мелодию.
   «Местные даже со мной не захотели общаться…»
-Правда? – удивился Бархаль, услышав Невидимый остров. – Поскольку ты у нас самый общительный кроме меня – это кое о чем говорит. Ну, не все потеряно! А! Эпсилон, я ведь доделал ту штуку!
-Ту штуку? – пузырек, хотя и дулся, все равно подлетел поближе.
-Ага! – Бархаль ловко вспрыгнул на багажник велосипеда.
   Пока все суетились, Подомор спустился на землю и смирно сидел в сторонке, ему хотелось исключительно поиграть с Невидимым островом, но время для этого еще не пришло.
-Подомор? – Эпсилон внезапно разглядел, что с механическим домовыращивателем что-то не так. Точнее – с его крышкой: она была приподнята – из нее высовывались серебряные отростки.
-А вот и она! – довольный собой, Бархаль водрузил готовую конструкцию на твердое ребро острова–инструмента. – Мой тебе подарок! Учитывая музыкальность здешних островов, он был доработан!
   Это были клаксоны, подросшие от дождя историй на велосипеде Эпсилона, а затем изъятые Бархалем «для опытов». Вот только теперь это были не «обычные» клаксоны – кроме того, что каждый перегибался и извивался по нескольку раз, на них появились стройные ряды дырочек, и к ним были привинчены аккуратные круглые клапаны. Получилось что-то вроде флейты, на которой играл Эпсилон – только все клаксоны соединялись у основания объемистой коробкой. Из коробки высовывались штырьки с зажимами на концах, обитые резиновыми грушами. На коробке были клавиши.
-Ого, - только и смог сказать Эпсилон. Он осторожно принял инструмент – по-другому теперь не назовешь. – Ты его сделал… сам?
-Ну… точно такого же инструмента в историях нет. Просто я немного пофантазировал. Главное – он играет. Так, теперь надо его установить.
   Они привинтили «клаксоновое фортепиано» сбоку от сиденья. Когда Эпсилон попробовал на нем сыграть, на первый раз получилось чересчур пронзительно. Музыкальные острова насторожились – вдруг все звуки вокруг погасли.
   Бархаль с тревогой зажал ладонями рот и прошептал:
-Если Жмак и Жургак догадаются, что мы здесь…
   Поздно сообразил. Эпсилон в спешке вынул освоенную флейту - и заиграл. Благо, он запомнил мотив, создаваемый островами – и ему не составило труда его повторить. Он проиграл половину песни, когда сначала присоединилось потрескивание, потом гудение, потом ударили где-то цимбалы -  и воздух ожил, завибрировал…
   Пронесло. До вечера они выпрямляли колеса. Точильного камня не было, приходилось выкручиваться, деля ремонт на весу. Тумана и вправду становилось все меньше – поднимался ветер.
-Вполне годится, – разогнувшись, хитро посмотрел наверх Бархаль.
   «У него что-то странное лежит на сиденье. Я такого раньше не видел…» - услышал Эпсилон, хотел спросить, но Бархаль жестом остановил его.
-Стоять! Не смотреть! Это сюрприз,
   Эпсилон покорно уселся обратно.
-Я видел с твоей стороны цветной туман, - вдруг вспомнил Бархаль.
-Я успел уехать. Наверное, они думали, что съели меня… потому что съели твою шляпу.
   Бархаль удивленно переспросил:
-Ты тоже об этом подумал?
-Да.
-Значит, – они жутко глупые! Ну чем мы можем быть похожи?! – Бархаль ненадолго задумался. Приходилось отвечать на те же вопросы, что он задавал себе, но ответственности (ведь сейчас его слушал Эпсилон) было несоизмеримо больше. - Вообще-то тайны тут никакой нет – как мне кажется. Ну… Мы состоим из историй, все состоит из дождя историй. Наверное, мы со своими историями – такие же полновесные «граждане», как и наши шляпы. И я ошибался.
   Тонкий визг вкручиваемых спиц раздражал остров, на котором они сидели, он недовольно раскачивался:
   «Не дают мне играть со всеми…»
-А, может быть, они как животные: определили по запаху? Не знаю. Я видел глаза Жургака, но глаз у Жмака я не видел. Что мы вообще о них знаем? Они могут отличаться так же, как мы с тобой, а могут – еще сильнее. А могут быть только идентичными отражениями, как верхний и нижний бессознательные туманы.
   «Дело в том, что они много времени провели вместе, шляпы как их кусочки – их части.»
-Почему он с нами не разговаривает? – насупился Бархаль, косясь на несомненную кладезь невидимой информации с разноцветным хвостом.
-Потому что ты страшный.
-И это мне говорит серебряный пузырь?

***

-Эпсилон, эй, Эпсилон! – Бархаль не мог больше ждать и сам разбудил Эпсилона.
   Тот вяло открыл глаза. Они еще никуда не ехали, а он устал и хотел немного отдохнуть. Похоже - не выйдет.
-Эпсилон, вставай. Он что-то придумал.
-Ты не бурчишь?
-…
   Взволнованное лицо Бархаля оказалось сильным аргументом. Эпсилон потянулся на мягком тенте.
-Что за спешка?
-Ветер! – провозгласил Бархаль. – Поднялся сильный ветер!
   И то правда. Назойливое жужжание – это характерный признак. Мелодия, которую играли острова, была стремительная и отрывистая. Значит, пора выезжать.
-Что ты хотел мне показать? – ветер разогнал туман, Эпсилон видел, как Бархаль тащит к нему ажурную раскоряжистую штуку.
   Это был каркас с натянутой тканью. Притороченные по краям веера копировали хвост Невидимого острова.
-Эм-м-м… «Воздушный змей.»?
-Ага! Он самый. Всегда мечтал его запустить. Интересно? Или «не важно»? Эпсилон – ты когда-нибудь мечтал о воздушном змее?
-Ты же знаешь, что нет, - улыбнулся Эпсилон, дотрагиваясь до трепещущих «крыльев». – Он очень красивый. Ты его сделал, когда мы еще по одному пути ехали?
-Э-э-э. Нет. Я его давно сделал, просто не было подходящего острова, чтобы было где разогнаться, и ветра много. Так что томился у меня в ящике.
-А он и вправду полетит? - в окошечке домика показалась тень.
-Конечно полетит! Конструкция идеальна!
   «Его хвосты похожи н мои… Интересно - где Подомор? Он разве не будет его запускать?»
   Подомор лежал на велосипеде Бархаля, но на предложение поучаствовать откликнулся неожиданно равнодушно: с неохотцей слез на землю – и вперевалочку затрусил к остальным. Эпсилон снова обратил внимание на торчащие у него из-под крышки растения.
   Бархаль действовал умело: вручил Эпсилону катушку и потихоньку начал отходить. Эпсилон знал, что да как произойдет, но с трепетом держал небольшой цилиндр с намотанной веревкой.
-Раз, два, три-и-и-и и-и-и-и… - Бархаль побежал.
   Вместе с ним побежали Подомор, Невидимый остров и пузырь. Эпсилон побежал несколько секунд спустя и в другую сторону. Когда веревка натянулась, он резко обернулся - ветер надувал ему комбинезон, врезался в лицо, в глаза - и это было так здорово! Он был очень сильным, а Бархаль бежал невероятно быстро – и их воздушный змей легко поднялся вверх.
-Взлетел! Взлетел! – Бархаль так этому обрадовался! Он всегда радовался, когда его задумки удавались.
   Невидимый остров тоже прикинулся воздушным змеем и шнырял наверху по переменчивым ветряным потокам.
-Эпсилон, держи крепче! – посоветовал Бархаль.
-Красиво летит. Пожалуй, я тоже к нему слетаю…
-Давай! - согласился Эпсилон, но пузырь быстро вернулся.
-Если к тебе не привязана нитка и тобой не управляют – в этом нет ничего интересного. И меня сдувает.
-Хм… Я тоже не совсем все понимаю, но Бархалю же весело, - Эпсилон не договорил, но и так было понятно: если весело Бархалю, значит, весело и ему.
-Бархаль, а что с Подомором? – они ехали вглубь островов-перекрестков, и змея иногда приходилось спускать пониже – рельсовые пути вторых и третьих уровней норовили оборвать ему трос.
-Не знаю. Я конструировал его для того, чтобы выращивать в нем дома, а он вместо этого пьет дождь историй и оставляет все внутри. Я не знаю, что с ним будет. И меня он к себе не подпускает.
-Все еще.
-А можно цветоскоп?
-Ага.
   Прилетел Невидимый остров и устроился между ними посерединке.
   Они уже не спорили, что надо объезжать все острова – вернее, Бархаль больше не спорил. Метр за метром они изучили островные уровни – и нашли еще пару домиков. Как и предполагал Бархаль, теперь для каждой шляпы их росло по одному – то есть сразу два. А как тогда было раньше? Они просто не видели второй домик, когда путешествовали поодиночке?
   Острова вовсю «признали» Эпсилона. Они часто принимали его в «оркестр» и всячески подбадривали. Бархаль попробовал выстукивать ритмы, но ему больше нравилось слушать, а не играть самому. Ради интереса Эпсилон еще несколько раз пробовал играть на клаксоне, когда у островов были перерывы между произведениями, но занятие это было неблагодарное и безрезультатное: трубки с резиновыми наконечниками пронзительно пищали и действовали на нервы.
   С Подомором все-таки творилось что-то неладное: с каждым днем ему становилось хуже. Когда на них пролился короткий дождь историй, он стоял под ним, откинув крышку, и серебристые струи втекали в него, бесследно пропадая внутри. Растение в нем становилось больше – и Подомор постоянно сидел, придавленный его тяжестью.
   Пару раз Бархаль попытался поймать его:
-Стой, дурак! Это для тебя же! Ты ведь ходить нормально не можешь!
   Подомор отбивался отчаянно, дерзко, даже с Невидимым островом он перестал играть: сидел, ощетинившись, в углу полки с ящиками, и чего-то ждал, пока на нем переплетались серебряные корешки.
   На нижних уровнях музыкальных островов Эпсилон нашел еще два растения-дома. Города на шляпах одинаково равномерно росли и развивались.
-Поднимемся выше? Я видел там интересный остров.
-Который трещит?
-Он самый.
   Бархаль часто в этот день оглядывался…
-Цветной туман, – наконец недовольно фыркнул он и поторопил Эпсилона. - Если до нас доползет, они ведь опять набросятся.
-Мы на нижнем уровне. Нам все равно отсюда быстро не уехать.
-Тогда прицепи свой велосипед к моему - на всякий случай.
   Так и сделали. Предосторожности не помешали им доехать до острова-трещотки. Тот оказался очень забавным: насаженные ему на ногу прозрачные круглые контейнеры, вращались бок о бок, и в каждом перекатывались свои серебряные бусины и камушки.
-Я бы назвал это калейдоскопом звука, - рассудил Бархаль, слезая с велосипеда. – Остров-то большой. Жаль, в тумане целиком не видно.
   Это, кстати, было интересной закономерностью: из-за постоянного тумана острова-перекрестки могли вообще друг друга не видеть. Сориентироваться им помогала отчасти музыка, отчасти разговоры.
-Останемся здесь? – предложил Бархаль и попрыгал на одной из прозрачных крышек цилиндров. – Тут неплохо, уютно… более-менее.
-Цветной туман еще не ушел.
-Откуда ты знаешь?
-Невидимый остров никуда не улетает.
   Невидимый остров не знал. Он «на всякий случай был рядом». Бархаль пожал плечами и пошел к Подомору. Тот забился в угол нижней площадки его велосипеда. Растения, выползшие из-под его крышки уже касались, свисая, исторической бочки.
-Ты умрешь, – жестко, без предисловий сказал Бархаль. Подомор не шелохнулся. - Если ты не дашь мне все это убрать, ты умрешь.
   Эпсилон настороженно поглядывал в их сторону: сможет ли Бархаль все сделать правильно? Ему, порой, не хватает такта.
-Смотри, выбор за тобой, – закончил Бархаль.
   Уже не в таком веселом настроении он вернулся и развел руками:
-Не хочет. Ни в какую. Может, у него уже внутри не все в порядке?

Смерть Подомора:

   Эпсилон искал почтовый ящик. Часа два он бродил по туману просто так, потом повернул к краю острова, и его плечо схватила рука Бархаля.
-Если тебя сожрут, я не при чем. Не надо ходить поодиночке!
-Пошли со мной.
   Гуляли молча, Бархаль опасливо косился на край острова, но там повсюду был беспросветный туман. Если Жургак рыскает внизу, он не должен их увидеть, хотя тут они ближе к Жмаку.
   На острове было два ответвления. Вернувшись, они разложили карту и точно отмерили углы поворота рельс, нанесли их на бумагу и придумали названия всем обитателям архипелага.
   Вечером Бархаль зажег огоньки на велосипеде.
-Атмосфера у нас чересчур мрачная, – предъявил он веский аргумент. - Хоть повеселее станет. Все равно в таком тумане нас едва ли разглядят эти белые червяки.
-Веселые, - Эпсилон следил, как огоньки перебегали с одной лампочки на другую. Посреди тумана резвились цветные стайки их отблесков: раз-два, раз-два.
   Слабое шебуршение и скрип неожиданно перебили начавшуюся серенаду света. Бархаль и Эпсилон синхронно вздрогнули - Подомор пытался слезть с велосипеда.
-Что ж ты делаешь?! – вскрикнул Бархаль, в мгновении ока оказавшись возле него, но тот уже успел перевалиться за край багажника - и смачно грохнулся на землю. Эпсилон и Невидимый остров поспешили к нему на помощь.
  Но Подомор грубо отпихнул Бархаля, хотя сил сопротивляться у него не осталось. Из его верхнего люка, как будто луковый хвост, торчало проклятое серебряное растение. Опутав ему половину корпуса, оно постоянно утягивало его набок. Он заваливался, серебряные ножки, хотя когда-то были крепкими, сейяас не держали его.
   Подомор сделал пару протяжных шагов, упал – и затих. На нем печально звякнул серебристый камушек–колокольчик.
-Подомор… Подо… Что ты… Гх… - как только Бархаль дотронулся до него, растение рассыпалось на тысячи искр, железный корпус машинки как будто обуглился, скукожился, уменьшился у них на глазах и так и остался лежать.
   Кажется, слова были излишни. Бархаль отцепил от кривой черной массы серебристый камушек и повесил его себе на шею – к золотому колесу. Эпсилон чувствовал, что внутри него больно, но больнее становилось от мысли, что через несколько дней он будет помнить о Подоморе, хотя при жизни они уделяли друг другу совсем немного времени. Но он просто был - рядом…
   Хотя что тут говорить. Невидимый остров – вот, кому было хуже всех. Он сам откатил «тело» Подомора к краю острова – и скинул его вниз. Может, он упадет в океан историй, а может, его съест Жургак? В обоих случаях его конец не будет концом, скорее всего - это правильно.
   Они торопились уехать с архипелага и немного заплутали. Весельчаки-острова не хотели подхватывать грустные мелодии Эпсилона, и он в конце концов сдался.
   Он-то сдался. Но лучше бы не затягивал каждый день одно и то же в надежде привлечь кого-то к заупокойной.
   Острова-тарелки выросли рядком, небольшие – они следовали один за другим.
   Когда поперек мелодии раздался звон, Эпсилон не обратил на него внимания. Но когда звон раздался в следующий раз – и тоже не к месту, а потом снова и снова и все так же поперек, он крикнул Бархалю:
-Нашли нас! Догоняют!
   Бархаль первым делом посмотрел на небо. Если они сейчас не спрячутся в тумане, их точно найдут.
-Я поставлю пропеллер – держись!
   Теперь вертушку можно было накладывать и поверх велосипеда Эпсилона - Бархаль привинтил туда пару держателей. Вертушка задрожала, по проводам на складной раме, идущим от генератора, побежал ток – и скорость велосипедов резко возросла.
   Эпсилон только диву давался – так быстро они никогда прежде не ехали. Шпалы на путях сливались в сплошное светлое пятно, а самый большой остров в виде тарелки даже не успел просесть под их тяжестью!
-Стой! Бархаль, стой! - испуганно вскрикнул он, и Бархаль, закашлявшись, отключил вертушку.
-Что там?! – закричал он в ответ. – Оно…
   Эпсилона не было.
-Эпсилон? – Бархаль соскользнул на землю. Как-то тревожно ему было на острове с шастающим рядом Жургаком. – Эпсило-он! – позвал Бархаль и заметил в тумане справа нечто длинное и белое.
   Он притих и вернулся к генератору. У него давно была мысль: обороняться током. Он быстро взял себя в руки – это всего лишь Жургак или Жмак, он уже встречался с ними и видел их. Ничего особо ужасного в них нет.
   Кроме того, что они едят то, что состоит из дождя историй…
   И как назло, острова замолчали. Боялись чем-то привлечь внимание монстров? Хмурясь, Бархаль обошел свой велосипед по круглой раме. Куда запропастился этот плавный чудик?!
-Не везет… - проскрежетал он, почти отчаявшись, когда из тумана вынырнул Эпсилон.
-Поехали дальше! Наклонись, дай шляпу! – раскомандовался он.
-Ну ничего себе! А можно больше так неожиданно не пропадать?!
-Дома, дома, - напомнил Эпсилон, и Бархаль заметил у него в ладонях серебристое растение, извивавшее ножками.
   Он выдохнул: ну как этому спокойному существу объяснить, что их могут съесть и не надо поступать столь опрометчиво? Как ему объяснить, что потеряв Подомора, он постоянно следил за ним, боясь, что и его круглая спина в синем комбинезоне исчезнет?
-Сажай, – махнул Бархаль, протянув ему шляпу. – И быстрей! Они уже у острова.
-Да, я почувствовал.
   Они выехали на пути. Несколько томительных часов ожидания – и с легким «пх-х-х» они вырвались из тумана. Позади оставался музыкальный архипелаг и история о Подоморе.

Деревянные острова-крутилки:

   Опять переезд, опять дни потянулись один за другим. Бархаль сидел на заднем сиденье своего велосипеда. Просто сидел - что-нибудь делал, разговаривал с домиком в пузыре или перебрасывался отрывками фраз с Эпсилоном. О Подоморе не упоминали. Невидимый остров нежился на свернутом пледе - переживал или грустил… или уже забыл? Он ведь невидимый – и все в нем было невидимым, даже чувства.
   Они опять запустили змея, им нравилось смотреть, как высоко он поднимался, иногда касаясь облаков и исчезая в верхнем бессознательном тумане.
-Бархаль, давно хотел спросить: откуда у тебя это золотое колесо на щеке?
-О-о! - обрадовался Бархаль хорошему вопросу. – Это целая история. В меня попадала молния!
-Это можно определить по его поведению и без колеса в щеке, – добродушно, но в целом ехидно отозвалась тень в окошке.
-Я был на острове, и была сильная гроза. Ну и в меня попала молния! – никак не отреагировал на словесный выпад Бархаль.
   Эпсилон ошеломленно хлопал чайными глазами:
-Я очень редко видел молнии. Почти не видел. Как она могла в тебя попасть?
   Бархаль рассмеялся:
-Я залез на велосипед и поднял руки! Она же ударяет в самую высокую точку?
-Ты хотел умереть? – нахмурился Эпсилон.
   Бархаль посмотрел на него на удивление спокойно. Уже скорчив и изобразив ту позу, в которой он ловил изломанный свет, создаваемый в облаках, он потер свой золотой шрам в щеке и задумался.
-Хотел.
   Эпсилон поморщился: ему совсем не нравилось, когда Бархаль говорил что-то подобное вот так вот запросто. Хотел? Ну да, - хотел! А что такого?! Нет, все в порядке, просто…
   …оба вспомнили про Подомора - и притихли.
   Он-то наверняка НЕ хотел.
-Ну… Оно у меня осталось после того удара. Я не умер, а колесико, оно у меня в руках было, а я от страха за лицо схватился. Я такие, кстати, клал в почтовые ящики. А нашел я их на колесных островах. Вот…
-Вот бы и мне такое же, – улыбнулся Эпсилон, пытаясь подбодрить Бархаля. – Оно забавное. И появилось интересно.
-Тебе бы все «интересно» да «интересно»…
   Они рассмеялись, смывая с сердца тревогу.
   Скоро они достигли новых островов. Туда вел еще один путь с музыкального архипелага, и Невидимый остров вызвался разузнать, что да как в плане безопасности. У него бы это заняло гораздо меньше времени, так что никто не возражал.
   Острова, на которых они остановились, назывались деревянными - потому что были похожи на набухшие куски дерева, но кое-где у них на срезах были выставлены на всеобщее обозрение широкие годичные кольца.
-У меня такое чувство, что их тоже покусали… наши знакомые, – заметил Бархаль. - Может, они зубы об них точат?
-Не наговаривай, – усмехнулся Эпсилон, выпуская из трубки стайку пузырьков.
-А я не наговариваю, – неожиданно тихо возразил Бархаль. – К нам справа опять ползет цветной туман.
   Эпсилон недоверчиво пригляделся. Бархаль бы прав: прямо по курсу расстилались радужные полосы.
-Куда поедем?
-Уж точно НЕ направо. Кстати, ты заметил? Что это за рельсы такие прямые?
   На деревянных островах рельсы были необычными: не изогнутыми, а прямыми – жесткими. Эпсилон направился к одним, а Бархаль к другим.
   Если бы они умели как-то отваживать белых монстров… Почему именно они? Почему призраки? Конечно, всем надо питаться, но они не показались Эпсилону неразумными, а в глазах Жургака таилось большее, чем просто пустота. В них была тайна… какая-то или какие-то… странные тайны, ни на что не похожие, нелепые тайны, которые то появлялись, то исчезали.
-Чужие тайны, – кивнул Эпсилон. – И наши, – у них с Бархалем не было тайн. Завести, что ли, парочку для разнообразия?
   Эпсилон так крепко задумался, что когда его нога ухнула в пропасть, он даже испугаться не успел: ухватился рукой за шпалу - и повис.
-Надо же… - прокомментировал он убежавшее в пятки сердце и вскарабкался обратно. Рельсы закончились. - И куда потом?
   Он вернулся на остров, но Бархаля еще не было - и он пошел на его путь. Бархаль сидел в самом конце, куда-то смотрел – и думал.
-У тебя тоже обрываются?
-Да. Они крутятся? - предположил Эпсилон.
-Крутятся. Мы немного повернулись, – Бархаль держал в руках компас.
-А скорость большая?
-Так себе. Наверное, там в туманах есть такие же пути. Но нам достаточно легкого соприкосновения - и поедем. Велосипеды уж как-нибудь сами пристроятся. Остановимся у края, будем ждать.
   Эпсилон кивнул, в воздух улетела стайка пузырьков.
   Ждать пришлось недолго. Рельсы вынырнули из тумана, двигаясь резкими толчками – и довольно быстро.
-Приготовились, - велел Бархаль и, не дождавшись полного соприкосновения, сам повел велосипед. Эпсилон не отставал. Колеса велосипедов иногда стукались, но это не мешало им подстраиваться, чтобы всем хватало места. Доехав до следующего деревянного «бугра», они снова обнаружили два обрывающихся пути.
-Давай прямо, – предложил Эпсилон.
-Не факт, - возразил Бархаль. – Если будем двигаться по краю, там будут только мелкие островки - нам будет неудобно.
-Они медленней вращаются.
-Тоже верно. Но мы ведь можем ехать быстро? Если сцепим велосипеды?
-Твой авантюризм… – недоверчиво начал Эпсилон, фыркнул, усмехнулся. – Лучше подстраховаться.
-Да ну?! - Бархаль развеселился и, взобравшись на верхнюю площадку над сиденьем, повис головой вниз. – А кто говорил, что надо «все-все» острова посетить?!
   Он все-таки уговорил Эпсилона ехать через центр. Эпсилон хотел еще чем-нибудь веским подкрепить свои доводы, но Бархаль так и не дал ему и рта раскрыть – болтал без умолку.
   В итоге несколько следующих дней они участвовали в какой-то безумной карусели: стоило им угадать, когда перебираться на остров, а он уже поворачивал и крутился дальше. Дошло до того, что Бархаль с маниакальным блеском в глазах предложил сцепить рельсы крюками, когда те соприкоснутся. Однако они поосторожничали заниматься подобным садизмом - вдруг рельсы не выдержат и сломаются? И как тогда?
   После каждого удачного «перепрыгивания» Бархаль довольно смеялся и вспоминал какую-нибудь интересную вещь со словами: сделать бы… Эпсилон, прислушиваясь к нему вполуха, смотрел по сторонам и пытался угадать, где они могли случайно не заметить растений-домиков.
   Скоро вернулся Невидимый остров и подумал про ту часть карты, которую они не посетили. Так что, когда все выбрались к переезду, Бархаль обрадовался:
-Как мы удачно с самого начала выбрали путь! В самый раз! Там два острова было, а тут только один!
   «К тому же злой остров, обидчивый.»
-Вдвойне удачно!
   Эпсилон немого загрустил: фразы вроде «удачно», «нехорошо», «неприятно» – этого он нахватался от Бархаля. А между тем все, что «плохо» и «хорошо», все должно было быть «одинаково интересно».
-Дилемма.
-Что ты опять киснешь?! Нет тут никакой дилеммы!
   Необычные литературные обороты, которые Эпсилон не знает – конек Бархаля. Он пошел искать почтовый ящик, а Бархаль остался что-то выправлять на своем чудо-велосипеде.
-Нашел, - Эпсилон вытянул стеклянную сферу, взгляд его задержался на нижнем бессознательном… - Цветной туман, - он шумно выдохнул.
   Извиваясь змейкой, из тумана поднимались белые кольца. Жургак. Эпсилон нахмурился: монстр почти их достал на островах-перекрестках, а все, что они могут – убегать и прятаться.
-Раньше вас не было.
   Он так боялся, что если они съедят Бархаля, он не сможет сделать «что-то в ответ». Он подбирал слова, отбрасывая ненужные. Что он не сможет сделать?
–Месть! Точно! Это называется местью! А еще – беспомощность. Я боюсь своей беспомощности. Не хочется… – Эпсилон поморщился. – Совсем мне этого не хочется.

Бассейн в тенте:

-Опять поедем быстро? Или подождем, пока они сами не уплывут? Хм, - Эпсилон откинулся назад, ухватившись руками за руль. - Мне не нравится, что мы не видим Жмака. Он так откусит остров прямо перед нами – и тогда у нас будут проблемы. Поодиночке мы свои велосипеды не вытянем.
   На островах становилось опасно. В их мире становилось опасно.
-Точно! – так громко догадался Эпсилон, что Бархаль аж подпрыгнул.
-Что с тобой? Ты какой-то супер-разговорчивый.
-Раньше на островах всегда было спокойно. Я вот думал – что не так? На них стало опасно, НЕспокойно – мы постоянно ждем цветного тумана и тех, кто в нем живет. НЕспокойно.
-Два раза повторил.
-Это уже не просто путешествие. Это  борьба! В каком-то роде.
-Ну и? - Бархаль расслабился, хотя монолог Эпсилона его позабавил. – Заканчивай мысль. Для меня твой «интерес» всегда был равнозначен опасности. Я потому и удивлялся: едет себе и едет – и такой спокойный, тихий, но любознательный. А интерес – он опасен. И он запрещен – потому что ты пытаешься что-то узнать, а знание - только подкидывает новые вопросы. Естественно, ответов на них нам не достать. С нашими-то методами толерантности и взаимного уважения?! Хотя… мне удалось это поставить на конвейер! – колокольчик–камушек на шее Бархаля печально звякнул, как напоминание. Бархаль увял на полуслове. – Кстати, ты был против - и правильно делал. Нельзя превращать интерес – в развлечение. Интерес – договор на неприятности. Да. Стало опасней. Потому что мы допустили, что может быть опасно. В наших мыслях. И мы не можем уже подумать обратно. Но ведь, получается – опасно было всегда, просто мы этого не допускали, так что в принципе – ничего нового мы не открыли. К тому же – теперь это компенсируется. Потому что нас двое - и мы сможем помочь друг другу. Вспомни, раньше ведь на тебя нападал тот неожиданный ветер.
-Это было интересно.
-Черта с два это было интересно! Ты бы упал в океан историй и тебя бы съел Жургак! Вот как это было интересно. Тебе просто везло.
   Они подождали пару дней, но цветной туман не двигался, и они решились на переезд.
-Поедем ночью, – распорядился Бархаль. – Лучше заглушить гармоники на колесах – вдруг услышат.
   До ночи оставалось совсем немного. Эпсилон закончил привязывать последнюю стеклянную тарелку и поискал глазами пузырь с домом. Тот летал над краем острова и Эпсилон подошел к нему.
-Хорошо Бархаль сказал – о том, что вы «вдвоем». А я вот пока не попал на шляпу.
-Лопнуть твою оболочку?
-Не думаю. Еще немного. Да. Еще немного я продержусь.
   Нехорошее ощущение завладело Эпсилоном: ему показалось, как кто-то куда-то уходит. Но таково было желание истории. А у него, Эпсилона – свои желания. Надо уважать друг друга.
-Итак! Впер-ред! – провозгласил Бархаль со своего сиденья и нажал на педали. – Огоньки не включаю, генератор не завожу. Говорю в трубку тихо – слушай внимательней!
-Хорошо.
   Невидимый остров, летая на страже, наматывал вокруг круги. Еще не наступило утро, а они поднялись на второй остров переезда и оказались прямо над цветным туманом.
-Плохо. Остров маленький – и нас хорошо видно, – Бархаль опасливо косился на могучее тело Жургака, подрагивающее, как желе в баночке. Может, он ему просто мерещился от перенапряжения? – Правда, если поедем дальше днем, нас тоже заметят, а ведь он умеет выходить из тумана. Просто ему там больше нравится.
-Тогда поехали? – уточнил Эпсилон.
   Бархаль покрепче сжал свой руль-штурвал.
-Поехали.
   Они двигались быстро, как могли. Рельсы раскачивались, оставаясь позади. Ох, справятся ли?
-Прицепись ко мне! – приказал Бархаль. Эпсилон скользнул вперед и закрепил крюк на круглой раме его велосипеда.
   Пропеллер заработал, они ускорились.

***

-Фух, фух, фух… – тяжело дышали беглецы, развалившись на траве.
-И что в ней заклинило? – не понимал Бархаль.
   Вертушка на половине пути отказала – и им пришлось самим жать на педали, выкладываясь из последних сил. Угловатый серебряный человечек сделал контрольный выдох, поднялся и взобрался на сломанную конструкцию – изучать.
-Он нас видел? – спросил Эпсилон у Невидимого острова. Тот требовательно жался к его боку.
   «Дождь историй – плохо, буду расти, не хочу расти…» - думал он сквозь сон.
-Наверное, не видел.
-Нет, он видел, - донеслось из пузыря.
-Почему тогда не напал? – нахмурился Эпсилон, поправляя хвост из рыжих волос.
-Не знаю – и это пугает. Он все видел: как вы торопились, как сцеплялись. Просто следил – и ничего не делал.
   Эпсилону было неспокойно - хотя вокруг царила тишина. Над ними собирались тучи, не иначе будет гроза, да и трава потемнела в ожидании чего-то зловещего. Эпсилон снял шляпу и отпустил ее погулять. Если Жургак их пока не трогает, пусть побегает, а то она уже тяжеленькая, постоянно держать ее на голове проблематично.
-Что…? Э-эй! – шляпа Бархаля тоже заторопилась сползти с головы хозяина. На возмущенный оклик она затаилась. - Да спускайся, спускайся! Я не против, – великодушно предложил Бархаль. – Только не щекочись… АЙ! Я ж сказал! – обиженный, он расстроенно чесал спину.
-Что такое «щекотка»? – спросила тень, появившаяся в окне.
-Когда что-нибудь чешется, - отозвался Эпсилон.
-Бр… – Бархаль шлепнулся на траву и перекатился к ним. – Надо натянуть тенты, воды будет много, искупаемся. Не хочу ждать дождя историй.
   Они подогнали велосипеды и натянули между ними широкое брезентовое полотно. Эпсилон немного прошелся и быстро отыскал почтовый ящик.
-С острова ведут два пути: пара – кривых и один – прямой, как на предыдущих, - доложил он. -  По какому поедем?
-Эй, Эпсилон, - позвал Бархаль.
-Что?
-Смотри! – он раскинул руки и между его ладонями повис на серебряной нитке кусочек бумаги. Бархаль потянул концы нити. Раз! – и бумажка быстро-быстро завращалась. Как по волшебству, на ней возникла птица в клетке.
-М-м. «Фокус»?
-Мой любимый! – довольно кивнул Бархаль. – Долго не мог решить, что посадить в клетку! В оригинале – птица, если знаешь.Фокусы, да? Интересная вещь, но абсолютно бесполезная здесь, в бесконечном островном мире. Тут просто нет «публики».
-Зато у нас есть призраки.
-Да уж, – Бархаль спрятал фокус в карман. – Туманы сделают нам все, что мы пожелаем: из любой истории, любую нашу мысль! И пока есть призраки, мы знаем, что рядом нет Жмака и Жургака.
   Дождь зарядил серьезней и надолго. Бархаль сидел под ним, сняв одежду, и чего-то высматривал.
-Молнию ждешь? – уточнил Эпсилон.
-Жду. Только теперь я не хочу, чтобы она в меня ударяла. Хочу просто посмотреть на нее издалека.
-Я пойду еще раз пройдусь, - Эпсилон любил дождь. Вода… иногда ему хотелось сбежать вместе с ней. Он улегся на крае острова, свесив ноги в пропасть. Вообще, флейту из тростника вредно держать под дождем, но у него еще была глиняная дуделка.
   Невидимый остров четко обозначился под падающими каплями. Он тоже молодец: зашел с ними так далеко. А где его дом? Где его исчезающие острова? Раньше он играл с Подомором, а теперь…
-Наверное, трудно потерять кого-то вроде «друга»? - спросил Эпсилон.
   Невидимый остров не ответил – прижался посильнее – и все. Как всегда.
   «Подомор был, наверное, моим первым другом.»
-Другом? Это…
   «Когда хорошо понимаешь… Друг-друга…»
-«Друг-друга»? Да. Я знаю это слово, – кивнул Эпсилон. - Только… не думал, что я его знаю так, как надо знать.
   «А я теперь не уверен, что смогу его забыть.»
-А зачем?
   Невидимый остров понуро отодвинулся и ответил с какой-то беззвучной тоской:
   «Эпсилон должен считать Бархаля другом, а Бархаль должен считать другом Эпсилона – ведь это правда.»
-Да уж. Ну… Это не так важно. Достаточно того, что мы относимся друг к другу, как друзья. Тем более, что в нашем мире что-то узнавать и принимать… лучше этого не делать. Если допустить возможность существования «друзей», если они были задуманы в этом мире… Получается, и шляпа Бархаля была для него другом, и каждая иллюзия, и все острова, которые мы проезжали, бессознательные туманы. Весь мир - наши друзья. Но тогда… это слишком невыносимо - ведь большую часть из них мы никогда не увидим.
-Твоя правда, - Эпсилон оглянулся, разноцветного хвоста нигде не было, зато появился пузырь. – Улетел он. Но в этом мире действительно лучше ничего не узнавать – дольше проживешь.
   «Опять ворчит», – подумал Эпсилон. Потому что не поселился на шляпе? Или потому что у истории характер такой?
-Бр… Бархаль. От звука «Бр»…
   Эпсилон насиделся в одиночестве и решил вернуться. Подходя к велосипедам, он услышал звуки всплесков, а потом  увидел, что Бархаль не удержался – и запрыгнул в тент с водой. Его серебристое угловатое тельце молниеносно выныривало на поверхность – и опять скрывалось. Тент сильно прогнулся – велосипеды недовольно поскрипывали, но им тоже было интересно, каково это – купаться, когда так много воды и сразу?!
-Давай сюда! – позвал Бархаль, увидев Эпсилона. – Хотя… для двоих тут места маловато. Ну, тогда жди!
-Ага.
   Его волосы прилипли к спине и ногам – после каждого шага от них оставалось такое забавное тянущее ощущение.
-Эй! – одернул он себя, чинно сел и приготовился ждать. – Я забыл одежду у края! – спохватился он и сбегал за ней, пока Бархаль все еще плавал.
-Ну ладно! Забирайся! – он выскочил из воды, как дельфин, сделал в воздухе сальто и приземлился на травку. Он кубарем прокатился по ней, распластавшись после трех оборотов. – Давай, давай, поторапливайся, пока я опять туда не залез! Соблазн велик, знаешь ли!
   Эпсилон улыбнулся, вскарабкался на колесо, подумал немного – и аккуратно соскользнул в воду.
-Бурл-пл… – он ушел в нее с головой.
   Тут было забавно… Он забыл закрыть глаза – и видел, как сотни маленьких пузырьков, живущих своей пузырьковой жизнью, метнулись наверх. В воде было тихо и спокойно – и еще как-то защищенно. Что-то обволакивает со всех сторон. Это не тепло: только прохлада, но все равно – такая надежная. Эпсилон почувствовал, как вода выталкивает его на поверхность – и поднял руки. Свободное планирование. Он ведь совсем не тяжелый, но зато очень сильный. Потому что состоит из дождя историй. Однако сейчас вода сильнее его, она выталкивает его прочь - и он поднимается… поднимается…
   Интересно, а она ему – друг?
-Фу-ух… – Эпсилон вынырнул. Тревога. Над водой тревожно. Дождь попадал в нос, в глаза… - Бархаль! -позвал он со вздохом, но Бархаль совсем его не слышал. Эпсилон немного успокоился, перевернулся на живот и сделал несколько гребков. Он уже научился держаться на воде, правда, это было в резервуаре с дождем историй, и его считали галлюцинацией.
   Эпсилон вылез и сел рядом с Бархалем.
-Ты думаешь, что мы упадем – в океан историй?
-Вполне возможно, – Бархаль отвернулся на бок. – Почему бы нам туда однажды не упасть? Ты не допускаешь такой возможности? А почему мы НЕ должны упасть? Если будем убегать от Жургака? Мы привыкли держаться за острова, но кроме них есть еще верх – и низ, а между ними воздух, а еще – есть вода.
-Ты редко делаешь что-то просто так. Я уж было обрадовался.
-… ну… когда я там купался, я делал это вполне искренне!
-А я сразу понял, к чему ты клонишь, - улыбнулся Эпсилон.
-И ты еще меня в чем-то обвиняешь? Ай! – из тента вынырнул Невидимый остров, пролив на них несколько литров воды.
   «Вода – это здорово! Плавать в ней – тоже здорово!» - сообщало его круглое летающее естество.

Архипелаг вращения, Союз трухлявых островов, Скопление металлических островов:

   Острова архипелага «вращения» были похожи на острова–крутилки, которые они недавно переехали. Только они концентрировались вокруг центрального, который не шевелился, а остальные состыковывались с ним поочередно.
-И вот тут-то нам и пригодился мой любимый инструмент! – торжественно провозгласил Бархаль, вытягивая из закромов зеленого балахона подзорную трубу.
   Невидимый остров улетел на разведку. Один Эпсилон сидел без дела. Ему это было в новинку: сваливать «изучение» на технику и спутника. Но так гораздо эффективней. Он немного поиграл на флейте, а потом отправился посмотреть два других пути, ведущих с острова.
   Однако Бархаль категорически отказался отпускать его одного:
-Цветной туман! – напомнил он. - Раз уж он появился, когда мы вдвоем об этом задумались, то и обороняться от Жургака и Жмака очевидно надо вдвоем!
   К ним как раз повернул нужный им остров, и Бархаль поторопил Эпсилона:
-Скорее! Скорее! Потом Невидимый остров полетает!
   Они без происшествий переехали на поворотную часть рельс. Эпсилон немножко запоздал – и задние колеса его велосипеда испуганно поджались, болтаясь над пропастью.
-Пропасть. Нижний туман… стал немного ближе?
   Как олько они въехали на остров Эпсилон спрыгнул и подошел к краю.
-Что ты там все высматриваешь?
-Острова стали ниже. Гораздо ниже к бессознательному туману.
-А-а, - Бархаль лениво кивнул. - Ты наконец заметил.
-Но почему мы и дальше снижаемся?
-Потому что кое-кто хочет нас съесть, – Бархаль пожал плечами. – Кажется, мы что-то упустили из виду в нашем мироустройстве. Пойдем? Мы не можем с этим ничего поделать.
   Как это «не можем»? Бархаль напугал Эпсилона. Нельзя ничего поделать? Разве так бывает? Определенно нет! В их мире возможно все! Стоит только захотеть! Стоит только подумать! Что угодно! Что захочется!
-Бр-р, - Эпсилон взъерошил на голове волосы, пока его шляпа возмущенно перебирала ножками – Опять какие-то тайны!
-Какой ты несдержанный.
-А тебе-то что? – неумело копируя интонации Бархаля, огрызнулся Эпсилон, и пузырек с домиком удивленно замолчал.
   На союзе трухлявых островов, похожих на ступенчатые щепки, они хорошо рассмотрели, насколько сильно отличался уровень высоты их острова от уровня высоты предыдущих. Только островные ноги, обитые железом, торчали над ними.
   Бархаль сосредоточенно помассировал виски:
-Шляпы у нас совсем большие, - (за прошедшие дни они пересадили еще несколько пар растений-домов). – Скоро города исчезнут. Даже если появится цветной туман, нам лучше дождаться этого момента.
   Эпсилон оглянулся - сильно раздавшаяся в полях шляпа отдыхала на сундуке. За мыслями о Бархале и островах он совсем позабыл про города. А между тем это ведь основное их занятие. Он опять хотел взъерошить на себе волосы, но передумал.
-Х… А ты знаешь, что у тебя на носу веснушки?
   Исподтишка заглянувший ему в лицо Бархаль слегка… «раздражал»?
-Что за…? – Эпсилон поднял дрожащую руку – ему определенно хотелось… ударить Бархаля?! Но это же бред! С какой стати он должен его бить?!
-Эпсило-он? Ну так что? – Бархаль как нарочно повторял все свои действия, и Эпсилон, обессилев, сдался. Его рука перестала дрожать, а голова прояснилась.
   Злость. Это была злость. Он никогда не думал, что она в нем есть, но она была. От правды не сбежишь.
   Они ехали по особенным рельсам. Бархаль с наслаждением прошелся по ним и резюмировал:
-Старые. Очень старые рельсы! Я не знаю, когда они выросли, но они такие крепкие! И до сих пор не развалились! Предлагаю… – он запрыгнул на сиденье, - назвать этот путь… – патетически отклонился назад, – старинным!
-Легко, - съязвил Эпсилон и не заметил, как.
-Может, это не мое дело, но ты как-то сильно поменялся.
-Да, что-то происходит, – согласился Эпсилон. – Скручивает, вертит.
-Таким ты выглядишь живей.
-Спасибо. Пожалуй, откажусь.
-Вот! Опять! Ты не замечаешь, Эпсилон, твой характер резко изменился! Это потому что острова стали опускаться? Из-за этого ведь – да?
-Отстань! Да. Извини… волнуюсь.
-Нервничаешь! – вдруг оглушил их голос слуховой трубы, и следом над ней возник его обладатель. – Эпсилон, ты нервничаешь, а не волнуешься.
-С чего бы? Это странное слово?
-Волнуются – это когда с теплотой, нервничают – когда с раздражением. Ты злишься и ты – нервничаешь. А еще ты стал ругаться, делать опрометчивые вещи и затравленно пятиться – вот совсем как сейчас, не «по-эпсилоновски».
   Эпсилон нарочно уставился на него своими внимательными чайными глазами.
-Зачем ты мне это говоришь?
-Потому что такой ты – живее.
-За… - повторил было Эпсилон.
-Потому что сам бы ты дольше мучился. Ведь ты не просто так столь долго продержался спокойным Эпсилоном. Считай – это пришло возмездие. Накопленное. И что?
-Барх…
   Но Бархаль, не дослушав, вернулся к себе на место.
   Туман был средним и Эпсилон все пытался разглядеть в нем призраков.
   В этом не было нужды. На следующий день их настигли цветные дымные полосы, и на этот раз они были несоизмеримо ближе!
-Так-так… - оптимистично начал Бархаль. - Они хотят съесть и нас, и шляпы, и города!
   Цветные полосы толпились на путях - и даже иногда огибали их. Эпсилон и Бархаль оказались в ловушке. И как из нее выбраться…
-Спокойно. Может, это самый нижний остров, а потом все опять поднимется.
-Надо ехать, – Эпсилон для разнообразия стал угрюмым реалистом и настроен был серьезно. – Мы его сильно не затронем. Ускоримся и попробуем перепрыгнуть.
-Верните мне старого Эпсилона. Я его лучше не понимал! - взмолился Бархаль, выключая генератор. – Так, пока своими силами. Гхм. Не говорить, резко не дышать, не двигаться, не, не, не…
   Эпсилон выслушал от Бархаля целый том запретов и предупреждений, а Бархаль взамен выслушал целый том об их «скрытых возможностях». Что случилось? Куда делся авантюрист Бархаль и индифферентный Эпсилон? Спросите что полегче.
   Из тумана на них глядел гигантский глаз. Пустой глаз, который поглощает все.
   Бархаль взял себя в руки. Без паники! Они же неподвижны, вернее, Он неподвижен, Жмак не мог их увидеть…
-Едем дальше – и не паникуем.
   Новый остров.
-Бархаль, твоя шляпа.
-А? Что?
-Шляпа, Бархаль! – Эпсилон уже долго теребил его за плечо, но тот, задумавшись, только сейчас его услышал. – Что происходит?
-Город отправляется.
-Уже?! – не поверил Бархаль и тут же перебрался к шляпе на траве.
   Все было в порядке: серебряная шкурка с растения осыпалась, и перед ними восстал город с кривыми золотыми столбами и конусами. Ну и конфигурация у него…
   На голове стало горячо. Эпсилон наклонился к земле, чтобы его шляпа тоже могла поучаствовать в «ритуале». Постепенно - на ней тоже обнажился город: совсем другой, какой-то слизкий…
-Скорее – разрежь меня!
-Что? Зачем?
-Режь, говорю, мне с ними надо! – пузырек с домиком пихал Эпсилона в спину.
-Что за глупость? – подключился Бархаль. – Ты же хотел путешествовать с нами?
-Хватит! Я доволен – всего хорошего! Путешествовать с вами было весело, но я могу не узнать, что будет дальше. Моя история совсем другая! Я сильно задержался. Режь уже!
   Но Эпсилон не мог пошевелиться. Вместо этого Бархаль выхватил у него из кармана цветоскоп и, нагнувшись, полоснул острым концом затвердевшую оболочку пузыря.
   Чпок! Серебристая сфера лопнула - и на землю упали железные обручи. Пыль историй, в которую обитатель дома мгновенно обратился, унеслась к городу Бархаля.
-Давно пора. Эй… Ты же знал, что ему «давно пора».
   Эпсилон прикоснулся к тому месту под лопаткой, куда его толкал пузырь. Поперек горла застряло что-то угловатое.
-Это неожиданно.
-Да? А я предполагал что-то в таком роде.
   Эпсилон не ответил. Хоть тень в окошке и была раздражительным ворчуном… Она была. Все равно была с ними очень долгое время.
   То, чего больше не будет. Ее не будет. И вообще – как это – «не быть»?
   Прежние страхи вернулись к Эпсилону, и он чаще обычного искал глазами Бархаля. Бархаль чувствовал его тревогу, но ничего не мог поделать, кроме как улыбаться в ответ и стараться выглядеть бодрым и более-менее беспечным.
-Да не собираюсь я исчезать! – не выдержал он через два дня.
   Эпсилон, весь на нервах – сильно искусал конец пузырьковой трубки.
-Ты мне это потом скажешь. Когда не исчезнешь, - его глаза горели лихорадочным блеском, но голос был слишком суровым для сумасшедшего. Прикидывается?
-Вот оно, твое истинное лицо, – покачал головой Бархаль. – Ты прям как будто «пробудился». Я же говорил, что у тебя глаза - злые.
-…
   Погода угадала: облачно, сыро. Туманные призраки снова превращались в монстров: Эпсилон перестал из-за этого спать, а мешки под его глазами набухали, опадали уродливыми складками и чернели. Бархаль пытался его урезонить, грозил, что просто ударит его чем-нибудь по голове, но Эпсилон продолжал угрюмо глядеть по сторонам – на клыкастые морды и шипастые хвосты.
   Невидимый остров перестал к нему жаться. Теперь он жался к Бархалю, но тот относился к нему добродушно и чуточку насмешливо: то козявкой обзывал, то щипал за невидимую травку. Совсем не то. Невидимый остров оскорбленно улетал, но окончательно привык к теплу и возвращался.
-Мы ничего не меняем, ничего. Совсем ничего, - бормотал Эпсилон.
   Тучи сомкнулись. Сначала осторожно, а потом смелее пошел дождь, и не переставал лить почти шесть дней.
-Вижу остров, – закричал голос Бархаля из трубы.
   Новые острова были плоскими, широкими пластнами. А еще они были…
-У-ух!
   …скользкими.
-Железо, серебряное железо! – обрадовался Бархаль. Его велосипед, своевременно уловив в шоколадных глазах новые идеи, подъехал ближе.
-Железо. Но… - Эпсилон первым делом обратил внимание на безопасность. – Это острова из дождя историй, это…
   Да. На них было полным полно растений-домов.
-Я никогда столько не видел.
-Ого! – тоже заметил их Бархаль, тут же соскочил на землю и снял с себя шляпу. – Давай быстрей!
-Куда спешить? - Эпсилон степенно спустился и подошел к нему, слегка шатаясь.
-Да как тебе сказать. Эпсилон, они… - Бархаль выглядел озадаченным. – Они все наши!
-Для двух городов сразу?! – недоверчиво переспросил Эпсилон.
-Похоже на то. Почему это? Это мы постарались своими мыслями? Но чтобы так много…
   Эпсилон легонько потеребил ближайшее растение. Это был не мираж: они действительно росли здесь – и их было очень много. Они покрывали почти все свободное пространство.
   Что им делать? Собирать их всех? Но почему так много?!
-Надо собирать, – Эпсилон разогнал сгусток непонятных мыслей, засевший в голове. – Раз есть истории – мы должны выращивать города – и все.
   Что-то это как-то… Но Бархаль подумал и махнул на все рукой:
-Ладно! Только потом сыграешь со мной в карты! (Он нарисовал их на бумаге Эпсилона и очень к ним пристрастился.)
   Дождь перестал лить неожиданно – как перекрыли трубопровод. И острова… Они замолчали.
-Где наш Невидимка? – на второй пластине архипелага на шляпах выросли города. Более того, они исчезли, оставив им новую порцию знаний и впечатлений, а на их место тут же потянулись, перебирая серебряными корешками, новые растения.
-Когда в воздух поднимается пыль историй, он от нее растет, а расти он не хочет - поэтому улетает подальше, - объяснил Эпсилон.
-Да? Фух, я устал! - Бархаль нашел свободный кусочек земли и шлепнулся туда. Эпсилон продолжал направлять движение подползавших к нему растений. Бархаль немного понаблюдал за ним, а потом сказал:
–Знаешь, хоть ты и говоришь, что «ничего страшного» и «интересно», тебя задели и Подомор, и пузырь с тенью. Мне кажется, в тебе ломаются защитные механизмы.
   Опять. Нельзя ли поговорить о чем-то более увлекательном? Меньше всего Эпсилона интересовал он сам.
-Сломало, – машинально подтвердил он и поскорее обратил внимание Бархаля на происходящее. – Здесь так много растений. У нас будут часто меняться города. Скорее всего, они подойдут тебе или мне. Так…
-… «почему у нас внезапно вырастет столько городов»?
-Да. В своем последнем городе я услышал рассказ про параллельные миры.
-Это что?
   Эпсилон продолжил собирать растения:
-Вместе с нашим миром существуют другие миры – в чем-то отличающиеся. Но как бы в той же бесконечности, что и мы.
-Ну эт просто! Я тоже про такое слышал, – улыбнулся Бархаль. – А сейчас ты скажешь, что мы собираем города, которые исчезают, но, скорее всего, переносятся в один из таких миров?
-Это очевидно.
-Более того – я тебе сразу об этом говорил – помнишь? Но ты сейчас не в себе и невменяем, так что я тебя прощаю. Значит, раз понадобилось так много городов, думаешь, в каком-то из миров неполадки?
-Нет. Зачем? Не факт. И мы не можем знать наверняка. Но… - тут Эпсилон остановился. – Может быть и другое. Может… мир решил закончить наше путешествие.
   Бархаль очень внимательно посмотрел на гибкого серебряного человечка. Это все исчезновение их компаньонов, эти мысли о конце. Они ведь от безысходности?
-Как можно закончить бесконечное?
-Не знаю. Не хочу об этом думать и не уверен, что вообще надо, - Эпсилон выглядел отстраненным, но Бархаль знал, что он притворяется.
-Достроить города? Вообще все города? Мир открывается, когда о нем узнаешь. Похоже, мы подошли к черте, когда больше узнавать нечего, но собрали не все города – и поэтому…
-Поэтому… не надо больше ничего собирать.

Сплошная земля, Исчезновение Невидимого острова:

-Ах-ах, ха-ха… … Это - шутка? – Бархаль хотел рассмеяться, но у него внутри все так болезненно сжалось, что он не решился на столь рискованный поступок.
-Нет. Зачем мне шутить?
-Чтобы поднимать и себе, и мне настроение. Гх. Что ты такое говоришь? НЕ собирать дома? Пусть они все исчезнут?! Эпсилон – ты ли это? Ведь это ты всегда говорил, что мы обязательно должны помогать их историям стать городами?!
-Говорил. Но теперь - я говорю другое, потому что… мы можем исчезнуть – ты можешь.
   Это было правдой, но Бархаль не знал, что ему следует сделать. Он отчаянно попытался еще раз обратить все в шутку и отмолчаться:
-Да брось ты! Это просто такие острова! Где твоя уверенность и ин-те-рес? Давай соберем эти города – просто ради интереса? М? - он поспешил как бы невзначай вернуться к шляпам, хотя прекрасно понимал, что бежит сейчас и от себя тоже. Ответ на вопрос Эпсилона был важен для них обоих. Однако это выше его сил.
   Они собирали города, и если Эпсилон будто бы примирился с настоящим. Что же… это было полезным. Все, что бы сейчас ни произошло, все будет ему полезно. Новому Эпсилону, который на самом деле злился на их бесконечный мир, так злился, что Бархалю и не снилось: потому что он злился и за него тоже.
-Бархаль! Чего ты так долго?!
   Да. Именно. Спокойный, подозрительный и злой. А однажды Бархаль застал его смеющимся, и, когда спросил, в чем дело, Эпсилон выдавил:
-Если сейчас я становлюсь собой, то ты был прав насчет моих глаз.
   Редкие случаи многословия. Вместо того чтобы язвить, Эпсилон молчал. Бархалю было достаточно взглянуть на окружающих их монстров, чтобы понять, какое у него сегодня настроение.
   Металлические острова заканчивались. Они застряли на них гораздо дольше, чем на всех других архипелагах подобного размера. Просто они завязали гигантский узел на том, что называется «отношения». Слишком крепкий, чтобы можно было развязаться. Из мелочей, из проблем, из поведения и беспокойства сложились они настоящие – соединенные великими бессознательными туманами, связанные шляпами и велосипедами.
-Невидимый остров пропал, - как-то, глядя в туман, сказал Эпсилон. – Он улетел… к Невидимым островам.
-Это то, что мы вчера слышали? – уточнил Бархаль. - Он еще подумал:
   «Эпсилон и Бархаль хорошие, мне было хорошо. Я не хочу улетать. Но я должен улететь. Моя история о том, что я улетаю от них… »
-Он так с нами и не заговорил, а?
-Со мной он немного говорил.
   Потеря Невидимого острова на этот раз легче далась Бархалю. Эпсилон непрерывно играл то на флейте, то на дудочке, то на клаксонах. Иногда он просто слушал, как играет за него велосипед. Осматриваясь на заднем сиденье, Бархаль сторожил их жизни. Они сильно приблизились к нижнему туману и часто заезжали в него. Их гигантские носы ловили прохладные ветры, содержащие серебро историй, которое, наверное, покроет их в итоге пленкой. Но они и не пытались спастись от неизбежного.
-Скоро мы увидим цветной туман, – Бархаль сам себе кивнул. – Да, скоро мы увидим туман – и нам надо придумать, что мы будем делать с Жургаком и Жмаком.
   Эпсилон молчал. Все было закономерным.
-Ненавижу закономерности, – бурчал он, житель бесконечного мира, где все происходило супротив тому, как оно есть в других мирах.
   Они все же «там». Хотя они строят «таму» города и они здесь. Природа островов вопила об обратном: они были из того, что было «там» - иначе бы они не знали ни их названий, ни их назначений.
   Значит, их мир… был «Там».
   Опять он вернулся к тому, с чего начал. Но теперь, похоже, разобрался.
-Остров! – закричал Бархаль. - Впереди гигантский остров!
   Тревога, проснувшаяся в Эпсилоне была гораздо сильнее предыдущих. Когда на шляпе нет города. Когда впереди – острова, а они спустились так глубоко.
-Нет – остров, - Эпсилон вцепился в края шляпы и скукожился. – Почему я прав? Ну почему? Потому что я это узнал?! – враждебные глаза чайного цвета ненавидяще оглядывались на все, что было вокруг. - Даже не остров… там, от горизонта до горизонта начиналась сплошная земля!
   Они въехали на нее через три дня.
   Бархаль не уставал восхищаться:
-Даже ноги не видно! Даже края в тумане! Он, наверное, действительно огромный! Мы встречали большие острова, но тут… Он вообще закругляется?! Не хватает Невидимого? Да?
-И без него терпимо, - отозвался Эпсилон, с опаской спускаясь на траву. – Я не думаю, что это остров. Я думаю – он сплошной.
-Да? - не согласился Бархаль. – С чего бы? Наш мир же из островов состоит?
-Не знаю, – соврал Эпсилон и попытался распузырить трубку. Но он слишком нервничал, и она тряслась. – Я просто уверен, что это сплошная земля. И что больше мы никогда не будем путешествовать по островам. Все. Отъездились.
-Эм…
   Они стояли возле края, и вдалеке смутно угадывались уже пройденные острова. За ними вставала знакомая туманная стена.
-Мы можем поехать в обратную сторону, - предложил Бархаль.
-Нет, не можем.
-Поче…
-Потому что мы уже были ТАМ!! – Эпсилона прошиб холодный пот. Он лег, закрыл глаза и попытался рассредоточиться. – Мы не должны ехать там, где уже были, потому что тогда это будет не бесконечность…
   Бессознательные туманы, облака, небо, земля, простой туман… воздух, дождь историй и Бархаль. Он не мог потерять это вот так вот сразу.
-Были острова, а теперь будет сплошная земля, - вдруг сказал угловатый человечек и улыбнулся, присев рядом. – Всегда что-то заканчивается, а что-то новое приходит ему на смену. Теперь у нас будет такой мир – не менее интересный, чем предыдущий. Мы привыкнем.
-Это тоже будет не так, как должно быть.
-Ну… Давай хотя бы попытаемся.
   Их шляпы сползли и стояли в сторонке. Через некоторое время Эпсилон все же поднялся. Низкие облака над бесконечной травяной пустошью были разбросаны кусками. Велосипед покорно ожидал, что решит его хозяин.
   Бархаль понял его и сел на свое место у штурвала.
-Едем? – напомнил он.
-Едем. А велосипеды - с собой возьмем? Что нам тогда с колесами сделать? Они же были для рельс созданы – а здесь их нет.
-Может, мы их потом найдем? Не спеши.
   Эпсилон прикинулся повеселевшим и подсадил шляпы на багажник.
-Смотри на все позитивней, - добавил Бархаль. - На земле мы вряд ли встретим Жургака.
   Эпсилон промолчал. Он хотел ехать рядом с Бархалем, хотел смотреть туда же, куда и он, не отставать, чтобы успеть…
   Конец всему. Если он будет, пусть он будет хорошим.
   Эпсилон был безволен. В первую ночь на сплошной земле они растянули тент между велосипедами. Как будто им хотелось находиться в безопасности. Они ни о чем не говорили, просто уснули. Проваливаясь в сны, Эпсилон случайно подумал, что так устал решать проблемы, связанные с его жизнью.

***

   Он проснулся от необычных звуков. Это были всплески. Было еще темно. Свернувшись калачиком, в паре шагов спал Бархаль. Тогда Эпсилон осторожно прокрался между спицами колес – и пошел на звук один.
   Идти пришлось недолго. Стена тумана не вызвала у него никакого желания идти дальше, но он пересилил себя. Сначала он просунул внутрь руку, а потом решился зайти целиком. Он осторожно ощупывал ногами землю, прежде чем сделать следующий шаг.
-Ох!..
   Он остановился. В земле была дыра. Самая настоящая дыра!
   И там была вода. Серебристый океан.
   Разглядев это, Эпсилон попятился, пока не вынырнул из белых облаков. Он не удивился увиденному. Просто очередная тайна их мира. К тому же в их положении – в ней нет ничего удивительного. Эпсилон тяжело дышал, сумбурно смотря по сторонам: сколько здесь еще таких же туманных «грибов»? На этой спятившей сплошной земле?! Значит - везде под ними – такие же дыры?!
   Они не в безопасности. Они - в ловушке.
   Жургак может вынырнуть из любого из этих отверстий, вынырнуть - и съесть их. Жургак… Он, может, только и ждал, когда они здесь окажутся!
-Звук… – Эпсилону продолжал мерещиться шум – справа, слева. Это была не только вода. Из-за туманных образований то тут, то там показывались звериные морды. – Далеко ли я ушел? – не понял Эпсилон и заспешил назад. Когда он удаляется от Бархаля, призраки становятся к нему ближе, а с его нынешними мыслями страшно представить, во что они могут превращаться из вроде как безобидной дымки!
   По воздуху его догоняла многокрылая змея. Эпсилон приготовился почувствовать, как она, холодная и мерзкая, заденет его плечо или спину, но его не пронзило, а толкнуло! Да так сильно, что он кубарем покатился по земле.
   Остановившись и, приподнявшись на локте, он сдунул с лица рыжие волосы.
-Они стали плотными.
   У Эпсилона больше не было времени думать, о чем же он думает, и зависят ли от этого бессознательные туманы. Он увернулся от очередной летающей гадости – и со всех ног побежал к велосипедам.
   Лентой между спиц. К тенту. К Бархалю! Он хотел его разбудить, но посмотрел на друга и решил пока его не трогать. Подумаешь - призраки стали плотными. Если они не могут подойти…
-Не могут! – как заклинание повторил Эпсилон, видя, что многоногое чудище сначала остановилось возле его велосипеда, чего-то побаиваясь, а потом поползло вдоль. Оно искало щель!
-Бархаль, Бархаль! – затеребил его Эпсилон – к счастью, тот легко и быстро просыпался.
   Он увидел испуганного до смерти Эпсилона, и увидел темное небо за ним.
-Ночь же…
   Так. Нет. Отставить! Надо вернуться к мыслям об испуганном Эпсилоне. Бархаль пришел в себя и увидел многоножку.
-Это что? Не просто призраки?
-Они плотные, – коротко бросил Эпсилон, сворачивая тент. - А эти туманные куски над землей – в них дыры - и океан дождя историй!
-Бр-р-р-р… - потряс головой Бархаль. – Слишком много информации – умерь ее поток, пожалуйста!
-Потом подумаешь. Едем! – Эпсилон уже разворачивал свой велосипед.
   Больше времени у них не было – потому что призраки…
   Напали на них.

Видимое спасение, Полет:

   Все, что помнил Бархаль: как Эпсилон схватил его за воротник – и подкинул на сиденье его велосипеда. Интуитивно он уклонился от роя жужжащих серебряных шариков – и по привычке завел генератор. Эпсилон налегал на педали. Его велосипед огибал колесами серебристых существ, а порой просто проезжал по ним, как по кочкам.
   Остаток ночи в памяти не отложился - это была безумная гонка ни для чего. Со всех сторон монстры, чудища, призраки, призраки… Много призраков! Они присмирели, когда поняли, что находившиеся на велосипедах серебряные человечки им не по зубам, но не отставали. Не хватало только дирижеров этого оркестра уродцев. Где же Жмак и Жургак?
-По-моему, нас хотят сожрать.
-Да ты что?!
   Сиденье Бархаля было защищено, а Эпсилону в какой-то момент разодрали правую ногу. Он даже не успел вскрикнуть – его серебряная кровь разлилась по бочке историй. Бархаль развернулся и ловко кинул ему заранее приготовленную бутылку с дождем историй.
-Полей ногу и немного выпей. Прорвемся!
   Они замедлились. Впереди выросла сплошная туманная стена. Памятуя, где, а вернее над чем находился туман, Эпсилон резко свернул налево. Бархаль мельком поглядывал на показатели приборов, они были неутешительными: высокая влажность, низкое положение над водой - и шум… шумы воды и голосов тысячи призраков.
   Вернулась небесная лампочка. Они продолжали ехать.
   Да, они продержатся. День, два, но они выбьются из сил на третий. Призраки и не думали отставать или исчезать, а от летающих тварей вообще не было никакого спасения!
-Я включу пропеллер. Если переставлю его – мы сможем взлететь.
-И куда мы полетим? - выкрикнул Эпсилон, пихнув ладонью в нос какую-то оскалившуюся пушистую ящерицу.
-Это лучше, чем так! – Бархаль не стал откладывать и медлить. Призраки и так уже все растащилис багажников, что не было привинчено. Он взобрался на верхнюю площадку, что-то там повернул, открутил, – и запасные рама с лестницей выгнулись, поднимая большой основной пропеллер. Бархаль не зря тогда старался и корпел над конструкцией – выглядело внушительно.
   Пока он работал, на него напрыгивала пузатая мелочь, но он безжалостно пинал ее, прогоняя прочь. Наконец, он подключил вертушку к генератору и, примерившись, сам продолжил крутить педали, а ток пустил к лопастям.
-Цепляйся! - крикнул он Эпсилону, подкидывая крюки. Эпсилон с недоверием покосился на вертушки и немного сдал назад – там он зацепился за круглую раму.
-Есть!
   Бархаль кивнул – и гигантские пропеллеры заработали. Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее.
   Со скрипом, с заметным усилием их велосипеды оторвались от земли, но еще долго не могли взлететь. Призраки в смятении столпились вокруг. Они подпрыгивали, но доставали только самые высокие и те, что изначально умели летать. У плотности есть свои недостатки.
-Вроде получается, – Бархаль курсировал между вертушками и сиденьем. - Когда большая заработает на полную катушку, я передвину маленькую – и мы станем двигаться.
   Эпсилон смотрел вниз: летающих тварей было немало, но они пока не шевелились. С чего бы?
-Нам надо улететь из тумана, или за него, может быть – там будет еще земля, - сказал он Бархалю.
   Их слегка тряхнуло, они повернули и медленно полетели направо.
-Вроде оторвались.
-Потрясающий велосипед, – восхищенно кивнул Эпсилон.
   Они летели над туманом. Чуть позже он перебрался к Бархалю - у того было попросторней:
-Почему они за нами не погнались?
-Не знаю. И вот еще что: я предлагаю больше не задаваться подобными вопросами. Мало ли.
-Легче сказать, чем сделать.
   Они что-то упускали из виду. Они летят, да, летят, но призракам бы не составило труда поменять свои образы – на то они и бессознательный туман. Так что же…
   Эпсилон открыл глаза – и обнаружил на своих щеках слезы.
-Что за глупость, – сердито бросил он, быстро их смахнув, но факт оставался фактом. Он обо всем догадался.
   Они - дураки. Они влетели в область, где абсолютно беспрепятственно могут появляться и Жмак, и Жургак. Один – снизу, другой - сверху. С обеих сторон здесь океаны дождя историй.
   И, конечно же, с наступлением дня Эпсилон увидел цветной туман.
   Он пододвинулся поближе к Бархалю и тупо смотрел по сторонам, даже не доставая цветоскопа, чтобы восхищаться. Он смотрел на свой велосипед, на велосипед Бархаля, на две шляпы, сидевшие вместе под вертушками.
   Их окутал бессознательный туман, за которым прятался цветной, а в нем – сидело два монстра. И куда они летят? Будет ли вообще земля?
   Бархаль проснулся, тоже поглядел по сторонам, заметил Эпсилона:
-С пробуждением меня! О чем задумался на этот раз?
-Ни о чем.
-Фух… – Бархаль слазил проверить генератор. – Все работает, как надо, – отчитался он, вернувшись. - Может, сегодня будет остров? Мы быстро летим.
-Хотелось бы.
-…М? Эпсилон, все в порядке. Относительно.
   Эпсилон промолчал. Пока Бархаль здесь, он будет держать себя в руках и пытаться успокоить разбушевавшееся сердце.
-Ты бледный, - вечером Бархаль разлил им по кружкам дождя историй. - Бледный, напряженный. Каждый день одно и то же, Эпсилон.
-Да хватит уже! – не выдержал серебряный человечек. – Не видишь, что ли, в каком положении мы оказались?!
-Ага! А еще ты стал жутким паникером.
-…!!! - Эпсилон хотел еще что-то сказать, но не смог - устал и замолчал. – Ничего. Извини. Когда мы приземлимся, мне станет легче. Но сможем ли мы приземлиться?! Хах… Там ведь будут такие же монстры!
-Тогда улетим на какой-нибудь остров, оборудуем и твой велосипед вертушками – и будем дальше только летать. Что скажешь? Мы ведь сможем летать? Может, и Невидимый остров когда-нибудь встретим? Только он уже будет большим таким!
-Может, – кивнул Эпсилон без особой уверенности, но попытался заставить себя улыбнуться.
   Ну же… Эпсилон, улыбнись, как ты раньше мог.
-Почти получилось, - похвалил все заметивший Бархаль.
   Похвалил…
   И сверху на них обрушилась гигантская белая морда.

Гибель велосипедов, Конец путешествия:

-Жмак! – крикнул Бархаль. В пасти монстра не было бесконечности, там просто были белые колья, впрочем, они тут же расплавились, меняя форму, и стали квадратными. Какая разница! Они все равно на вид оставались ужасно твердыми! Тверже каких-то там пришедших на ум алмазов!
   И эта Пасть - сомкнулась на большом колесе велосипеда Бархаля. Тот вскочил, вспышки боли пронзили ему голову, но колесо уже нещадно сминалось под чудовищным белым прессом.
   Неожиданно слева показался еще один рот - и вцепился в боковые колеса.
   Тогда Бархаль рванул зажимы на генераторе – и, прыгнув вперед, всадил их в тело Жмака.
   Ток… он хотел проверить, как на них подействует ток. Он прыгнул обратно на сиденье, когда чудище смело всю первую часть круглой рамы и следующим укусом должно было захватить его самого.
   Зажмурившись, Бархаль до упора повернул рычажок регулятора…
   БЗын!!!
   Чудище вскрикнуло, окутавшись синими брызгами, и выпустило свою добычу, вцепившись теперь в провода. Последовал чудовищный «бум», Бархаль едва успел отскочить: генератор был вырван с корнем!
   И без него перестали работать вертушки.
   Они камнем полетели вниз.
-Мой парашют сожрали призраки! – крикнул ему Эпсилон, который, предвидев подобное развитие событий, перебрался к себе и пытался хоть как-то замедлить их падение. Они с Бархалем в панике переглянулись – что же делать?!
-Мы упадем в океан! - шепнул Бархаль, подхватил шляпы и прыгнул на велосипед Эпсилона, толкнув его в спину. - Прыгаем! Вниз и вбок!
   «Как же велосипед?!» – хотел вскрикнуть Эпсилон, но Бархаль уже крепко держал его за плечи и они стремительно набирали скорость. Эпсилон вспомнил, что он знал о парашютизме и о том, как нырять с большой высоты в воду.
   Вода?! Ведь у них не парашютов? Они разобьются!
   Но рядом из тумана что-то вынырнуло. Жургак! Они ударились об его мокрое тело и заскользили вниз. Эпсилон нашарил руку Бархаля со шляпами и вцепился в нее, чтобы не потеряться, больше держаться было не за что. Еще несколько безумных секунд… и они бухнулись в серебряную воду, пролетев мимо цветного тумана.
-Не везет! – изрек, выныривая и отплевываясь Бархаль. – В ту сторону!
   Они поплыли, с переменным успехом погружаясь с головой. Все же они не учились плавать так, чтобы долго держаться на воде. Шляпы переминались лапкам на их головах, они промокли и отяжелели.
   Сзади неожиданно накатила волна – Жургак нырнул. Их резко бросило вперед и потом вверх. Бархаль закричал:
-Держись!
   Эпсилон еле услышал его, но успел о том же подумать, так что не растерялся, а Бархаль, оказавшись на гребне волны, уцепился за край дыры.
-Земля…
   Они вползли на нее и никак не могли отдышаться. А когда попытались подняться, Бархаль вздрогнул и упал.
-Что не так? – встревожился Эпсилон.
-Похоже, я неудачно приземлился на Жургака, - серебряный человечек вымученно улыбнулся.
-Но мы ведь упали в дождь исто…
   Эпсилон не договорил: гигантская белая туша, наверное, хвост – хлестнула по ним, смахнув, как пылинки. Эпсилон вовремя закрыл голову руками. Ему повезло – его почти не задело.
-Х-х-х… Х-х-х… Что это было? Х-х… - Бархаль еле приподнялся, опираясь на здоровую ногу. Его так сильно протащило по траве, что порвало в некоторых местах одежду. Он перестал улыбаться, черная шляпа спешила к нему.
-Призраки, - Эпсилон подполз поближе к своему другу. Голова перестала кружиться, и он выпрямился.  – Много призраков.
-И тоже материальных. Хех… А ты выглядишь лучше, чем сегодня утром, - Бархаль закашлялся. Нашел время шутить.
   Эпсилон поднырнул ему под руку. Что стало с их велосипедами, он не знал и не хотел знать. И что они будут делать – тоже. Ему было больно смотреть, как мучился Бархаль.
-Я… я не знаю, – Эпсилон действительно боялся за них. Из тумана выходили призраки, но останавливались метрах в трех, видимо, боялись Жургака. Но Жургак их не боялся, и он найдет их с Бархалем. – Их слишком много. Они огромные и живые.
-Может, это остров плотных призраков? – Бархаль сжал золотое колесико на шее.
-Не знаю. Можешь идти? Нет, не можешь. Ладно, тогда я тебя потащу, – Эпсилон покрепче обхватил Бархаля и его угловатая жилистая рука впилась ему в ключицы. - Я пойду вдоль края.
-А Жургак?
-Нам не пройти мимо призраков.
   Строго говоря – было непонятно, куда они вообще собрались идти. Эпсилон просто шагал вперед, не утруждая себя мыслями, а злобные морды скалились на них, все время скалились…
-Да что же это, - услышал он придыхания Бархаля. – Почему все выходит именно так? Где и что мы сделали не то? Это то, чего мы не знаем? – он нервно хихикнул, Эпсилон не отвечал. - А что с велосипедами? Жалко их. Мы так и не придумали твоему  имя, - Бархаль поправил шляпу. – Но я не знаю, как бы я его назвал. М-м, Эпсилон, а она ведь интересной получилась – наша история?
   Эпсилон стиснул зубы и остановился. Он осторожно опустил Бархаля и сам сел рядом – на край, достал цветоскоп и протянул ему.
-Смотри.
-Как будто приказал! - пошутил Бархаль и навел его на туман. Под ними был серебристый океан, но в определенном стеклышке туман расступался – и можно было увидеть…
   Бесконечные глаза Жургака.
-Ну ты и хитрый… - протянул Бархаль. – Как долго ты это скрывал?
-Долго.
   Монстр подплыл к ним, из воды показалась его голова, увенчанная пятью глазами. Гигантская голова, от которой разбегался туман и исчезали призраки. Почему тогда от него веяло таким спокойствием? Эпсилон внезапно почувствовал то же самое, что он испытывал, когда еще не знал Бархаля: заключенную в нем стабильность бесконечности и интереса. Ага. Когда он НЕ знал Бархаля. НЕ знал!
-Что тебе здесь надо? – его круглые, чайного цвета глаза, сильно запавшие, смотрели жутко и отчаянно. – Зачем пришел?
   Бархаль дотронулся до его плеча.
-Да хватит. Ладно уж. Считай, сейчас мы узнаем еще одну историю. Хех… Почему-то твоя теория об «интересно» кажется мне сейчас невероятно привлекательной. Привлекательней моего «зачем».
   Эпсилон с ненавистью оглянулся на него. Зачем он улыбается?! Почему он так спокоен?! Какого черта?!! Он так старался, чтобы найти кого-то, похожего на себя! Он так ждал этого, и сейчас… опять… Это неправильно! Это… нечестно! Он ничего не просил, ничем никому не мешал и со всеми островами ладил! И после этого этот дурацкий мир все равно поступит так, как ему хочется?! Потому что здесь все бесконечно? Потому что здесь все не поддается логике? 
-Ненавижу! Ненавижу тебя и твой дурацкий мир! – заорал он на Жургака.
   Шляпы лежали чуть поодаль от державшихся друг за друга серебряных существ. Открылась бесконечная белая пасть, в которой все же был конец… их конец…
   …и захлопнулась.

Жмак и Жургак:

-Может, нам стоило еще немного подождать? – спросил Жургак.
   Жмак, спустившись из верхнего тумана, заканчивал сминать круглую историческую бочку. Он выплюнул ее, и Жургак, открыв пасть, заглотил и ее обломки тоже.
-Кстати, а сколько нам осталось? Совсем немного?
-Да нет. Мы и так ждали дольше, чем надо. Считай, сколько тот кругленький ехал один и ни о чем не желал думать? А насколько тот угловатый застрял на острове? Уже давно подошла наша очередь!
-Ага. До встречи! Надеюсь, я тебя быстро найду!
   Пять серебряных глаз закрылись, а четыре ужасающих пасти срослись. Жмак и Жургак безвольно опали и погрузились каждый в свой океан.
   Шляпы высунули крошечные черные ножки – и куда-то поползли.

Перерождение:

   На острове, качающемся на ноге, продуваемом всеми возможным ветрами острове - прошел дождь историй. На зеленой травке лежала потертая синяя шляпа. Дождь был очень сильным, редко такой случался. После него из земли поднялось большое растение. Оно росло очень быстро, оно торопилось… И шляпа торопилась, вбирала в себя серебристые капли.
   Когда дождь  закончился, растение зацвело и осыпалось – на его месте стоял простой шестиколесный велосипед высотой всего-то около двух метров.
   С травы поднялся и улыбнулся серебряный человечек с короткими черными волосами. Он ничего не знал о цветном тумане, о том, что кроме него есть еще кто-то, и о многом другом. Еще секунду он помнил, что недавно был большим и белым, а потом он вспомнил только то, что ему надо собирать на шляпе города и ехать с острова на остров.
   На много островов дальше от него точно так же проснулся человечек с золотистыми кудряшками – и тоже недолго помнил себя прежнего.
   Почтовые ящики были пусты: они раскрылись - и письма из них просыпались вниз. Вместе с ними  пропали маленькие золотые колеса. Острова переходили с места на место, они выращивали новые рельсы, они жили своей жизнью, искали похожие на себя и создавали архипелаги.
   В цветном тумане вынырнул и скрылся монстр – никому еще не видимый.

Там…:

   Что за нелепые ощущения! Эпсилон не ощущал себя Эпсилоном. Он стал…
-Жургак! - прогаркало чудище гигантской пастью, и призраки в ужасе разбежались кто куда.
   Эпсилон заторопился на поверхность океана - и еще выше – увидеть Жмака, то есть… Бархаля?
-Ха-ха-ха! – грузно рассмеялось чудище в верхнем бессознательном тумане. - А мы не сильно-то поменялись! – без приветствия начало оно. У меня даже глаза появились! Мы выглядим гораздо лучше прежних!
-Бархаль…
-А ты переживал!
   Бархаль замолчал. Теперь они были друг над другом – с разных сторон мира - и пытались понять, что же с ними приключилось.
-Ну, теперь-то все ясно! – авторитетно заявил Бархаль. – Сейчас побудем Жмаком и Жургаком, а потом опять - Эпсилоном и Бархалем. И скорее всего – все забудем, когда снова ими станем. А пока у меня есть предложение.
-Какое?
-Ты что?! Столько еще интересного осталось! Тебе надо узнать, что находится за океаном, а мне – что такое небесная лампочка!
-Но я не могу к тебе подняться, а ты – спуститься, - заметил Эпсилон.
-Гм… Да, это неприятно. Тогда, может, построить из островов лестницу?
-Лестницу? Почему мне кажется, что мы наступаем на те же грабли? Опять будем думать о мире - и опять что-нибудь случится.
-Да ничего не случится!
   Острова не допустили ошибку и тот, кто приносил и уносил небесную лампочку – тоже. Жмак поднимался за небо и исследовал верхний океан, а Жургак мог опускаться вниз. Но они не могли друг без друга. Есть передел открытия тайн, и есть то, что останется таким же, каким было всегда. Они останутся в бесконечном мире, покрытом с двух сторон бессознательными туманами, пока о них не подумают новые строители городов – и не увидят их, пока не наступит их пора все забыть, а может, она как раз наступит, когда они будут стоять на пороге самой главной тайны их удивительного мира.
   Который все же не «здесь», а «Там…».




Конец…