Иоганн

В тот момент, когда дверь в помещение едва ли приоткрылась, Элайза по-настоящему, впервые в жизни забыла, как должна дышать. Легко, грациозно в большую просторную залу уверенно шагнул мужчина, столь тонко, изящно двигаясь, словно маленькая рыбка в быстром ручье. Его движения сразу показались Элайзе настолько точёными и гладкими, как ни у одной важной персоны здесь, в этом большом здании, где собралось столь много аристократов. Разве хоть кто-то из них двигался столь тихо, незаметно, но в то же время приковывая к себе чужие взгляды, подобно ядовитой змее, неслышно скользящей у твоих ног, совершенно незаметной, но в то же время такой безобразно яркой?

Да, он показался ей именно таким, легким, до безобразия беспечным, но одновременно с тем опасным, точно полупрозрачный яд мамбы, столь быстрой и слишком бросающейся в глаза. С самого начала он околдовал ее, и она пала перед его ядом, проникающим в тело тихо, незаметно, совсем не ощутимо.

Элайза поняла сразу, стоило ей только взглянуть: этот человек был тем, о котором она слышала столь много; тем, о ком беспрестанно говорили все вокруг. Одного взгляда хватало на то, чтобы понять, что человек, явившийся вдруг ее помутнившемуся сознанию, был ни кем иным, как сам принц, тонкий, изящный и столь известный — Иоганн VII Цепеш. Ни на секунду не стоило сомневаться, что то был именно он, ведь никто кроме него не мог являться одновременно столь прекрасным, вдохновляющим и — пугающим, заставляющим дрожать под собою и чувствовать ужас, до этого никогда не знакомый.

И юную аристократку образ этот поразил до глубины души. Принц, столь прекрасный, изящный и грациозный отличался разительно от всего того, что слышала она от благородных дам. Разве похож этот человек на законченного грубияна и хама, негодяя и дамского угодника? Нет, Элайза ни в коем случае не могла такого представить! Ведь Иоганн предстал перед ней как будто стеклянный и совсем прозрачный, и на время ей даже показалось, что сквозь него она видит, как за спиной его то и дело мелькают гордые девицы в красивых чайных платьях и сеньоры в фраках — а некоторые представительницы знати осмелились прийти в новом, едва только появившимся в свет стиле — «Нью Лук», кажется? Элайза хотела было вспомнить название его, ведь ей так нравились женственные наряды этого прекрасного стиля, но из головы ее вмиг вылетели все мысли. Иоганн, строго развернувшись на высоких каблуках мужских туфель, уверенно и грациозно шагал к ней, и Элайза ясно чувствовала, как дрожат ее спрятанные юбками колени под действием обворожительной бледной улыбки.

Она поняла, что не только образ его, фигура и исходящая аура да гремящее имя так влияли на нее. Нет, они поражали, они заставляли хрупкую девичью душу замирать и вдруг начинать резко колыхаться, быстро, пронзительно и трогательно, стоило только девице почуять слабые отголоски запаха туалетной воды Иоганна, которая пахла столь сладко, подобно лесным ягодам, и притягивала ее, словно изголодавшуюся пчелку. О, как же желало ее влюбленное сердце почуять этот аромат как можно ближе!

Но когда статный мужчина начал приближаться к ней, разве стала Элайза чувствительнее к запаху? Нет, она вцепилась в свое пышное чайное платье, задрожали ее изящные ручки, спрятанные кружевными митенками, а более не ясный взгляд глаз ее был устремлен никуда иначе, как на красивое мужское лицо.

Как же красив был Иоганн! Элайзе казалось, словно она смотрела на живое воплощение всех красивейших качеств в мужчине, глядела в глаза олицетворению красоты всей известной миру истории; словно бы с далеких небес через аметистовые глаза изящного мужчины на нее смотрело высшее создание столь почитаемого ею Бога. Острые черты лица его, аристократичные и, как ей показалось, по-ложному строгие были словно сделаны из камня, тончайшего, хрупкого, хранимого на самих небесах.

Иоганн, этот аккуратный, безумно хрупкий с виду мужчина был так прекрасен, изумителен, волшебен, что у юной девы задрожали коленки. От позора, от страшного позора спасали лишь пышные юбки платья; если бы не они, если бы не это пышное празднество, она бы свалилась коленами на красочные полы экспрессивной залы, склонила бы к ним стан. И не сдерживала б ни единого, ни единого порыва восторженной, влюбленной души, призывающей кричать, стенать, ронять слезы и звать, звать беспрестанно, надеясь на ответ, на протянутую руку, желающую вызволить из прекрасного забытья.

Но и Иоганн направлялся не к ней, и она была лишь одной из многих гостий. Бесцельный, бесцельный укор разъедал Элайзу в глубине вздымающейся девичей груди.