Спящее Солнце - роман-апокалипсис
- Автопилот, метеосводка, - сказал Кирсан и зевнул.
- Экстренных сообщений нет. Данных об ухудшении погоды нет. Связь с метеоспутником завершена восемь минут назад, - доложил монотонный мужской голос в наушнике.
- Веди.
- Контроль принят. Следую заданным курсом. Расчетное время прибытия тридцать минут.
Кирсан еще раз зевнул и снял руки со штурвала, устало прикрыв глаза. И в тот же момент турболет тряхнуло.
- Инородное тело в левой турбине, двигатель поврежден, - автопилот заговорил женским голосом, перейдя в аварийный режим, - автоматический сброс боекомплекта.
- Какого хрена! - процедил Кирсан и вцепился в штурвал, пытаясь выровнять накренившийся штурмовик.
На бортовой компьютер в таких случаях надежды нет, у электронного пилота на все чрезвычайные случаи два ответа. Экстренный сброс боекомплекта в этот раз не прокатит, ибо контейнеры с овощами прикреплены к пилонам тросами и, в отличие от ракет, сбросить их невозможно - и абсолютно неприемлемо.
- Отказ системы экстренного сброса. Подготовка к катапультированию.
- Отставить! Полный контроль! - рявкнул Кирсан, зная, что и вторая типичная мера тоже исключена.
Рука в термоизоляционной перчатке принялась щелкать переключателями, переводя часть тяги оставшегося двигателя в дюзы отказавшего, а в голове одна безумная мысль: инородное тело? В турбине?! На высоте триста метров?!!
Штурмовик, на котором Кирсан не раз попадал под обстрел и не раз тянул, оставляя за собой дымный шлейф, до ближайшей базы или хотя бы до своих позиций, проектировался именно для работы над полем боя, по противнику, ведущему шквальный ответный огонь. Однако даже мифические герои вроде Ахилла и Зигфрида имеют свое уязвимое место. Ахиллесовой пятой практически несбиваемой, безотказной 'Пустельги' являлись засосанные в двигатель птицы, порой причинявшие больший ущерб, чем прямое попадание 'стингера'.
Кирсан лихорадочно пытался посадить штурмовик, недоумевая, откуда может взяться в воздухе птица. А сажать надо бережно: не ракеты под брюхом. В контейнерах не смерть, а жизнь. Жизнь многих людей, ждущих посреди покрытой розовым снегом пустыни. Сесть, вызвать помощь...
И когда ему все же удалось стабилизировать машину, зависнув в ста метрах над поверхностью, справа за стеклом мелькнула черная тень с раскинутыми крыльями, и правый двигатель взвыл и закашлялся.
Это была птица, подумалось отстраненно. Теперь уже вторая, появившаяся там, где не могла появиться, и подписавшая, на пару с первой, приговор и Кирсану, и падающему штурмовику, и бесценному грузу.
- Крушение неизбежно. Катапультирование, - бесстрастно доложил автопилот.
Фонарь кабины улетел ввысь, отстреленный пиропатроном, Кирсана вышвырнуло вместе с креслом в ледяную бездну, и его отчаянное 'Тваюжмать!!' потонуло в свисте ветра и агонизирующих воплях горящих турбин.
Еще в воздухе Кирсан почувствовал беспощадную хватку холода и включил обогреватель рефлекторным действием. На самом деле, это бессмысленно: до цели тридцать минут лету. Шестьдесят километров. Спастись практически невозможно.
Приземлившись, он лежал в опрокинутом кресле и слушал, как полощется на ветру парашют. Стоило всего лишь однажды закрыть глаза, сидя в кабине - и вот результат. Штурмовик разбит, груз потерян, а пилот доживает последние часы, глядя в темное небо. Конечно, это не его вина: даже смотри пилот в оба, от птиц уклониться он бы не смог. Конечно, птиц просто не могло быть, но Кирсан готов поклясться: либо это птицы, либо он свихнулся. Хотя от фразы 'птица в воздухе' тоже неплохо так отдает безумием.
Вот собственно, и все. Катька не дождется его из полета, а Инга будет расти без отца. Хотя нет, отец у нее появится, Катька ведь завидная невеста. О том, что на самом деле ее отец - летчик Кирсан Паньшин, которого Инга не помнит, а не кто-то другой, девочка просто не узнает. Может, и к лучшему.
В голове снова замельтешила мысль: невозможно! Да, невозможно. Кирсан поднес к лицу руку и посмотрел на контрольную панель: минус восемьдесят. Восемьдесят гребаных градусов гребаного мороза. Птица в воздухе при минус восемьдесят... Вполне возможно... только если у этой птицы антифриз вместо крови.
Да черта с два. Вот так просто подохнуть, глядя в черное небо? Ну уж нет. Пусть случилось невозможное, тогда и он, Кирсан, совершит невозможное. Выживет. Или хотя бы попытается.
Он отстегнул ремни и поднялся с кресла, вынул из спинки наплечный энергоблок. В конце концов, именно на такой вот случай в его экипировку и входит термоизоляционный костюм с электроподогревом и аккумулятором. Вот только на пеший переход в шестьдесят километров его не хватит.
Подойдя к разбитому турболету, Кирсан заглянул в кабину.
- Автопилот, рапорт!
- Все системы вышли из строя. Питание от резервного источника. Навигационная система вышла из строя. Система связи вышла из строя.
- Последняя отметка на карте! - скомандовал летчик, и автопилот послушно вывел на треснувший экран карту местности.
- Рассчитать пеший курс до конечной точки маршрута!
- Курс рассчитан. Ориентировочное время прибытия - пятнадцать часов.
- Рапорт о причинах аварии!
- Попадание инородных тел в оба двигателя. Возгорание турбин. Потеря тяги. Автоматическое катапультирование пилота.
- Записать резервную копию бортжурнала на персональный компьютер. Отключиться, - приказал Кирсан и подумал, что доказательство того, что он боролся за машину до последнего ему вряд ли понадобится.
- Командир, вашего аккумулятора хватит на три часа, - напомнил автопилот, - используйте пьезозарядники. Отключаюсь по приказу.
- Спасибо, - мрачно поблагодарил летчик и достал из ниши комплект экстренного выживания: калоши с пьезозарядниками и сумку с неприкосновенным запасом пищи и топлива.
Дело дрянь. Не дойти ему до Твердыни. Хотя... На контрольной панели мерцала пунктирная линия маршрута с указанием населенных пунктов, существовавших до Сна. Если немного изменить маршрут - может быть, удастся добраться до ближайшего из них, а там уже попытаться как-то выжить. Четыре часа ходу. Должен добраться, должен!
Кирсан положил на пол кабины ненужный пистолет, повесил сумку на плечо, надел на ноги калоши с зарядниками и воткнул их штекеры в гнезда на штанинах костюма, достал из сумки ручной пьезоэспандер и подключил к разъему в рукаве. Он не привык сдаваться и будет бороться до конца.
Шагнув прочь от разбитого штурмовика, летчик угрюмо взглянул вверх, на красный карлик, некогда бывший Солнцем.
'И пускай фонари светят ярче далеких звезд, фонари все погаснут, а звезды будут светить', пел один бард, прозрачно намекая, что звезды, и Солнце в том числе, вечны по сравнению с фонарями и человечеством. Знал бы он, как глубоко его заблуждение! Солнце умирает и уже почти погасло, а люди, спрятавшись под землей, готовятся к наступлению вечной ночи. Человек такая тварь, которая за жизнь цепляется до конца. Солнце сдохнет окончательно, погаснет последний в истории планеты день, а люди все еще будут выживать под землей. Долго ли протянут? Кто знает.
Кирсан вздохнул и сверился с компасом. Ему стоит поторопиться, если он всерьез собрался выжить.
***
Макса разбудил настойчивый зуммер рации на столе.
- Капитан Ковач - экстренный вызов в штаб! Капитан Ковач - экстренный вызов штаб, - донеслось из динамика.
- Ковач принял, - ответил он, снял с груди женскую руку и сел в постели.
- Господи, только не опять, - сонно пробормотала Марина.
- Спи. Это фигня какая-то.
Поправляя на ходу свитер, Макс вошел в штаб. Полковник Латышевский уже был тут, вместе с несколькими дежурными. И мрачная рожа его не предвещала ничего хорошего.
- Сергей Иванович?
- У нас 'чэпэ', капитан. Паньшин пропал вместе с машиной и грузом. Двадцать минут назад над нами проходил спутник, и Твердыня запросила, отправили ли мы им продукты. 'Пустельга' Паньшина к ним не пришла. Последний выход на связь Паньшина - примерно за сорок минут до ориентировочного прибытия.
Макс быстро прикинул варианты. 'Пустельга', груженая овощами вместо ракет, теоретически, могла бы стать жертвой пары китайских штурмовиков, что, впрочем, при таком пилоте, как Паньшин, маловероятно, а больше она ничего не боится в самом сердце территории 'Уранового альянса'. Да и факт незамеченного прохода китайских боевых турболетов мимо периферийных убежищ сомнителен. Группа легких вертолетов на низкой высоте, теоретически, могла бы и просочиться, но 'Пустельга' хоть и без ракет, зато спаренные пушки при ней, нападение китайских вертолетчиков на почти несбиваемый штурмовик обернулось бы для узкоглазых большим трауром. 'Пустельга' разбита? Вряд ли, машина слишком надежна, пилот слишком опытен. Недосмотр обслуживающего персонала? Вряд ли, тут механики фантастически дотошны, а практика проверки машины перед вылетом двумя независимыми группами весьма эффективна. Вариант, похоже, один остается.
- Я бы предположил, что пилот дезертировал. Зная прохождение наших спутников и расположение радаров, он мог бы незаметно выйти за периметр альянса. Из-за большого 'окна' в плане связи с вечера до середины ночи, пилот имел несколько часов на это. По-другому потерять 'Пустельгу' вряд ли возможно, если только китайцы не надумали снова оружием побряцать.
Полковник тяжело вздохнул.
- Поскольку вы, капитан, у нас человек новый, то могли и не знать, что Кирсан Паньшин женат, имеет дочку и в своей семье души не чает. Я знаком с ним уже почти двадцать лет и могу поручиться, что это человек чести и абсолютно лояльный житель Центра. Я исключаю его предательство: слишком много причин, делающих дезертирство невозможным, хотя хватило бы и одной из них.
Макс развел руками:
- Тогда у меня идей больше нет.
- Отсутствие догадок - не самое страшное, нужны факты. В любом случае, ваш вылет через четверть часа, собирайте группу.
Ковач покачал головой:
- Не могу согласиться. Если Паньшин разбил машину несколько часов назад - он уже мертв и к моменту нашего прилета будет еще мертвее, пережить ночь на морозе в минус сто с гаком нельзя. А если, положим, сел на вынужденную - преспокойно доживет до утра в кабине с отоплением и электроснабжением. На крайняк керосин из резервного бака будет жечь для обогрева. Но на самом деле, 'Пустельга' точно разбита, иначе Паньшин связался бы с нами через тот же спутник, что и Твердыня. Возможности рисковать транспортом и жизнями группы ради экстренного выяснения причин смерти одного пилота не вижу.
Полковник недобро прищурился:
- Без году неделю у нас, и уже проблемы с субординацией?
Макс выдержал этот взгляд.
- Поскольку я у вас без году неделю, то вы могли и не знать, что мой талант избегать потерь среди своих подчиненных, из-за которого вы и договорились о моем переводе сюда, основывается на умении отличать приказы, которые нужно выполнять, от тех, которые выполнять нельзя. Именно потому я жив до сих пор и не потерял ни одного бойца за восемь лет. Мне понятно ваше переживание за своего подчиненного и давнего соратника - и точно так же я переживаю за своих. Ваши эмоции не стоят жизней вверенного мне подразделения, которое, между прочим, тоже состоит из ваших же подчиненных. Если вас что-то не устраивает - я могу вернуться обратно, откуда прибыл, мне там будут только рады. И на будущее: вы, как штабной офицер, вправе ставить передо мной задачи, но решать, как именно их выполнять я, как офицер-оперативник, буду сам. А теперь, если позволите, отправляюсь спать: у меня через четыре часа вылет на задание.
***
Это был очень жесткий переход. Кирсан, отягощенный тяжелым наплечным ранцем, в громоздком и обременительном термокостюме, с зарядниками на ногах, прошел семь километров за два часа и совершенно выбился из сил, такое и молодым-то не всем по силам, а его расцвет сил уже прошел. Правда, летчик умудрился почти не вспотеть: терморегуляция выставлена на минимум для экономии, так что жарко ему не было, несмотря на очень интенсивную нагрузку. И, тем не менее, положение критическое: наручная приборная панель свидетельствует, что заряда аккумулятора хватит еще максимум на полтора часа, температура воздуха снизилась до минус девяноста, а до темноты - считанные минуты. Когда бледное солнце уйдет за горизонт, станет еще холоднее, плюс придется тратить электроэнергию еще и на фонарь. В общем, либо Кирсан находит убежище, которое сможет обогреть, либо жить ему осталось жалкий час с половиной и еще несколько минут, которые он протянет на пьезозарядниках. А потом в этом мертвом городе станет на один замерзший труп больше.
Две жизненно важные вещи - изоляция и топливо. Любое изолированное помещение, лучше всего в подвале... Хотя нет. Подвал не подойдет, там будут проблемы с вентиляцией. Квартира в доме - тоже дохлый вариант, тонкие стекла тепло не удержат.
Кирсан, с трудом переставляя ноги, брел по засыпанному снегом городу. Снег за долгие годы слежался так, что по нему можно было идти без лыж, хотя лыжи, конечно, пригодились бы. Взгляд наткнулся на небольшой холмик, из которого торчит рука в варежке. Летчик отвел глаза. Весь этот город - одно большое кладбище, но думать о таком сейчас нельзя, если он сам не хочет остаться здесь навеки.
Где-то сбоку он периферийным зрением заметил движение и резко повернул голову. Ничего, само собой. Воображение разыгралось, сказал себе Кирсан. Правда, откуда взяться движению в мертвом, присыпанном снегом городе? Даже мусор вроде полиэтиленовых пакетов и прочих легких вещей, которые мог бы гонять ветер, давно унесены им или обрели покой под белым покровом. Мертвый город, город-призрак. Кто и мог бы гулять тут перед самым закатом - так разве что настоящие призраки десятков тысяч замерзших людей. Но в мистику Кирсан, ясное дело, не верил.
Глаза перебегают с одного здания на другое. На датчиках - показатели катастрофические, снаружи минус девяносто, температура внутри костюма пока что десять тепла, температура воздуха в дыхательно-обогревательной системе уже минусовая. Укрытие, нужно срочно отыскать укрытие. Только где ж его найти? Впереди - супермаркет. Там наверняка можно найти много горючего материала, но огромные стеклянные окна не дадут удержать тепло. В принципе, можно попытаться найти там кладовку какую или... Точно!! Холодильники!!!
Кирсан, тяжело дыша, из последних сил побрел к супермаркету. Холодильные камеры, в которых хранится мясо, хорошо изолированы, чтобы воспрепятствовать проникновению тепла внутрь, но точно так же они справятся с удержанием тепла. Вот оно, спасение!
Огромное пустое здание действовало на нервы. Когда-то тут кипела жизнь, теперь это царство ледяной смерти. Кирсан чувствовал примерно то же, что чувствовал бы ангел, ненароком забредший в вотчину Люцифера. Одна-единственная живая душа в безжизненном супермаркете, в безжизненном городе. И то же самое творится везде. Некогда живой мир затих в смертельной хватке холода, и только ветер местами заунывно скорбит о погибшей планете.
Летчик вздрогнул, приходя в себя. Так недолго и рехнуться... окончательно. Нет. Рефлексировать он будет позже, пока что нужно выжить. Холодильники, найти холодильники. Кирсан пересек торговый зал, направляясь к служебным помещениям, толкнул дверь. Камеры должны быть где-то здесь.
Вот и дверь. Не открывается, лишь приотворяется, дальше что-то мешает. Летчик посветил фонарем и убедился, что дверной проем изнутри чем-то завешен. Ковер? Да, точно. Кирсан на миг замер, собирая волю в кулак. Там, внутри, он найдет тела людей, замерзших много лет назад, которые вот так вот, с помощью ковров, пытались оттянуть неизбежную смерть. Ужасная картина. Но выбора нет, либо потревожить покой мертвых, либо присоединиться к ним.
Кирсан приналег плечом, ковер, прибитый к стене гвоздями, затрещал, затем начал отрываться. Минуту спустя ему удалось пробраться в комнату. Как и думал, в углу человек двадцать, прижавшихся друг к другу, да так и умерших. Одна фигура, явно женская, все еще прижимает к груди сверток, замотанный в несколько одеял, словно пытаясь заслонить собой от стужи. Несчастная не добилась ничего, только продлила агонию своего ребенка, но Кирсан ее за это не винил. Материнский инстинкт есть материнский инстинкт.
Посреди комнаты - кострище, и даже в углу свалена кучка сломанной мебели. Люди, скорее всего, погибли не от холода, а тихо угорели во сне: в комнату всего две двери, обе закрыты коврами. Огонь выжег кислород - и привет.
Летчик освободил вторую дверь и пошел дальше. Удача ему пусть криво, но улыбнулась: морозильные камеры оказались слишком малы и напрочь лишены вентиляции, но вот сама комната, где эти камеры располагались, тоже была невелика и с двумя дверями одна напротив другой. Кирсан сразу сообразил, что это дает ему возможность устроить вентиляцию для костра. Он на две минуты выкрутил обогрев на максимум, затем отстегнул ранец с аккумулятором и оставил в комнате. Налегке вернулся в торговый зал и побежал вдоль отделов. Сантехника. Он где-то видел что-то похожее.
Зрительная память не подвела: такая секция действительно нашлась. За шесть минут летчик, напрягая остатки сил, притащил в комнату, где решил устроить свое укрытие, несколько метров металлических труб и пару десятков колен, а также несколько мотков одноразовых пакетов, бечевку - лучше бы скотч, но клейкие ленты пришли в негодность - и несколько газовых бойлеров. Молоток и гвозди, а также топорик он нашел в комнате с мертвецами, оттуда же перенес запас горючего материала и ковры: два с дверей, еще несколько вытащил из-под трупов: им уже ни к чему, а Кирсану пригодятся. Последней ходкой летчик принес несколько душевых шлангов, целую охапку древних, полуистлевших газет и журналов на растопку и ледоруб из туристического отдела.
Собрав все необходимое в своем укрытии, Кирсан запер двери, поставил на пол один прямоугольный бойлер, сложил на нем четырехугольник из кусков мебели, в центр положил скомканную в виде ванночки газету и достал из ранца комплект выживания. Из колбы с пропаном налил немного жидкости в ванночку и щелкнул электрозажигалкой. Сработало: лужица пропана вспыхнула веселым огоньком. У летчика в запасе имелся и резервный вариант в виде реагента для химического поджога куска бензина, но успешная с первого раза попытка вселила немного оптимизма. Он достал пластиковую емкость с бензином и вынул первый упакованный в целлофан брикетик. Кусочек замерзшего топлива лег в центр лужицы, растаял и вспыхнул. Кирсан поспешил наложить сверху бумаги, а затем и дров. Взялся за топорик, чтобы наколоть еще лучин, и заметил, что дрова, преимущественно, состоят из кусков разделочных досок и качалок для теста. Действительно, подобной кухонной утвари тут должно быть много, наряду с кухонной мебелью. Воистину, этот универсальный супермаркет, в котором нашлось практически все необходимое - земля обетованная.
Кирсан развел костер посильнее, доложил дровишек, затем обставил импровизированный очаг бойлерами. Килограммы металла послужат своеобразными аккумуляторами тепла, из-за вентиляции теплый воздух будет уходить вместе с дымом, холодный - подсасываться под дверью, но аккумулирование тепла металлом сделает потери оного чуть меньшими. А главное - нагретые бойлеры будут отдавать тепло, если огонь погаснет. Своего рода страховочка.
Чуть отогревшись, летчик выскочил из комнаты и натаскал дюжину стульев. Выстроенные попарно, они образуют ему приемлемое ложе без контакта с полом и над стелющимся понизу слоем углекислого газа. А поскольку и костер находится чуть выше уровня пола, на бойлере, можно не бояться, что огонь задохнется.
Начал понемногу подпевать сквозняк. Кирсан собрался с силами: отдыхать ему еще очень и очень рано.
Для начала он прибил к одной двери ковер так, чтобы оставить щель у самого пола, ко второй - так, чтобы оставить щель сверху. Обе двери прилегали неплотно, горячий воздух с дымом уходил через верхний проем, снизу подсасывался холодный свежий. Правда, помещение начало понемногу задымляться.
Кирсан проковырял при помощи ледоруба и ножа дыру в одной двери у самого пола, вставил в нее водопроводную трубу, привинтил Т-образное колено, в колено ввинтил вторую трубу, замотав лишнее ответвление полиэтиленом. Ко второй трубе привинтил колено-уголок, ввинтил в нее третью трубу под прямым углом. Полученной конструкции ему хватило, чтобы вторая труба легла на вертикально поставленный бойлер и прошла прямо над огнем.
Затем Кирсан взялся за душевые шланги и вытащил из металлических обмоток резиновые трубки, отрубил рассеиватели. Металлические гибкие трубки-обмотки соединил между собой, получив длинный шланг, который одним концом вставил, закрепив при помощи полиэтилена и бечевки, в трубу, второй конец воткнул в заборное отверстие дыхательной системы своего термокостюма. Вдохнул - теплее. Зашибись.
Воздух, холодный и чистый, поступал снаружи по трубам и неплохо нагревался в раскаленном на огне участке второй трубы, после чего попадал в дыхательную систему термокостюма, где, струясь по тонкостенным медным трубкам, нагревался еще больше за счет внутреннего тепла самого костюма, затем вдыхался носителем через впускной клапан. Температура вдыхаемого воздуха в итоге повысилась до плюсовой. Затем теплый выдох попадал внутрь костюма через выпускной клапан, позволяя человеку согревать себя своим же дыханием. Потом воздух выходил наружу по реверсному воздуховоду, отдавая последние остатки тепла трубке впускного воздуховода, проложенной внутри более толстой трубы реверсного, и тем самым нагревая холодный воздух, поступающий снаружи. В конечном итоге отработанный выдохнутый воздух, выходя наружу, имел минусовую температуру, отдав все тепло без остатка. Термокостюм и был создан для этого. Разумеется, конструкция совершенно непосильна для неподготовленного человека, не только и не столько весом, сколько трудностями дыхания через трубки и клапаны, но этот недостаток окупался возможностью сохранять тепло и выживать даже на стоградусном морозе, с аккумулятором, разумеется. Без электроподогрева термокостюм позволял лишь оттянуть неизбежную гибель, использование пьезозарядников отягощало при ходьбе еще сильнее, но позволяло протянуть еще немного дольше.
Кирсан, отмахав в таком доспехе семь километров за рекордные два часа, просто валился с ног. Обеспечив себе дыхание без опасности угореть, он убедился, что огонь горит хорошо, что под дверью подсасывает хорошо и стабильно и что костер сожрет все положенные дрова не раньше, чем через час-полтора. Термодатчик показал очень обнадеживающие цифры: температура воздуха в комнате повысилась до пятидесяти градусов мороза и продолжала расти. Еще час - и будет сорок, а то и тридцать. Ну а сорок - это та отметка, на которой термокостюм способен обеспечить выживание даже без электричества, на тепле человеческого тела.
Летчик задержал дыхание, отсоединился от импровизированной воздушной магистрали, пошел в угол комнаты и отлил, моча сразу же превратилась в лед. Вернулся к огню, присоединил трубку к костюму и отдышался, затем съел плитку шоколада из своего запаса, приподнимая лицевую маску, чтобы кусать, и сделал несколько глотков воды из фляги, хранящейся внутри костюма. Подергал слегка свою магистраль, убеждаясь, что все сделано достаточно надежно и он во сне не надышится дыма и не угорит. Вот теперь можно и на боковую. Хотя стоп.
Чуть подумав, летчик немного приподнял низ ковра 'вытяжной' двери. Теперь через верхнюю щель будет уходить дым, а снизу - утекать углекислый газ, через нижнюю щель противоположной двери подсасывается чистый воздух. Огонь теперь не погаснет из-за накопления углекислоты. Порядок.
Кирсан настроил свой наручный планшет на побудку через два часа, лег на кровать из составленных вместе стульев и моментально провалился в глубокий сон безумно измученного человека.
***
Крыша подземного ангара разошлась в стороны, десантный турболет взвыл движками и начал набирать высоту. Ковач выглянул в иллюминатор, охватив взглядом раскинувшееся поле квадратных двустворчатых дверей: восемь на восемь, шестьдесят четыре ангара. Именно благодаря им, а также выгодному расположению убежище 'Центральный Ангар', или просто Центр, живет припеваючи, производя только овощи, грибы и зелень, большей частью для себя и немного на экспорт. Важнейшие статьи дохода общины - сдача своих ангаров в аренду под ударные машины союзников и производство огромного количества человекочасов аэродромной команды и механиков: из десяти тысяч населения шесть - техники, механики, мастера и инженеры. Правда, собственно турболетами занята едва ли половина ангаров, в остальных оборудовали гидропонические фермы да пару дополнительных мастерских, но и этого хватает: помимо семи своих машин, Центр приютил двадцать пять союзных штурмовиков, откуда они могут в течение двух-трех часов нанести сокрушительный удар по любому противнику, атакующему любой объект на территории альянса.
Ковач, прежде житель убежища 'Ледяная долина', перебрался в Центр не по своей воле: центральщики, потеряв в серии инцидентов трех офицеров спецназа и нескольких солдат, нуждались в компетентной замене. Кандидатура капитана Макса Ковача, который за четыре года дослужился от новобранца до командира спецотряда, а затем за восемь лет не потерял ни единого бойца, умудряясь еще и задачи выполнять, им очень приглянулась. Наверху договорились быстро: Долина получила в бесплатную аренду два ангара и шестьсот человекочасов в неделю, Центру в порядке взаимозачета отдали в аренду лучшего командира. Ковач, конечно, хорошо понимал, что родное убежище, располагаясь в относительно безопасном месте, не очень-то в нем и нуждается, и его служба в месте погорячее пойдет на пользу всему альянсу, но временами он чувствовал себя рабом, проданным за пригоршню медяков.
На новом месте Макс устроился ничуть не хуже, а может, даже и лучше. В меню - сто грамм мяса минимум раз в два дня и всегда - свежая зелень, комнату ему выделили удобную и на квадратный метр больше, чем раньше, соседи слева и справа тихие, средняя температура в жилом блоке - пятнадцать градусов против четырнадцати дома. Отдельно он был благодарен руководителю Центра, Илье Петровичу Таркову, блестящему медику, но хреновому организатору, за то, что тот, отчитываясь перед своими гражданами за сделку с наймом нового офицера, в целях самовосхваления и повышения авторитета представил Ковача чуть ли не суперменом, причем настолько убедительно, что даже сам Макс едва не поверил. Подобная рекомендация, вкупе с проходящим со лба на щеку ровным ножевым шрамом, ничуть не портящим и так недурственные внешние данные, помогла ему решить наметившуюся из-за переезда проблемку по части личной жизни в первый же день, и новая пассия, Марина, оказалась получше оставшейся в 'Долине' Кристины, особенно в плане выпуклостей: Ковач всегда считал, что потрясающее женское тело - это когда есть чем потрясти, а не погреметь.
Он окинул взглядом сидящий на скамьях вдоль борта отряд: люди опытные, дополнительно им лично поднатасканные. Каждого отбирал скрупулезно, обязательно с такой деталью в личном деле, как участие в бою, где были потери: боец, воочию видевший гибель товарищей, всегда гораздо серьезнее относится и к своему делу, и к своему командиру. Что ж, вот и первый реальный вылет на задание.
- Ложусь на курс, - доложил пилот, - время прибытия до точки назначения - два часа.
- Отлично. Банзай, Кролик - к бортам. Пусковые установки держите наготове, возможна встреча с враждебными аппаратами.
До места падения они долетели без приключений, потерянный штурмовик нашли быстро. 'Пустельга' действительно разбита, рухнув с высоты точно больше пятидесяти метров, двигатели либо загорелись при падении, либо еще в полете, послужив причиной падения. Груз - всмятку, огурцы, помидоры и капуста в раздавленных контейнерах превратились в кашу и вытекли на снег. К счастью, двигатели штурмовика переоборудованы под водородное топливо, которое, стоило бакам лопнуть от удара, улетучилось, а не растеклось горящей лужей, так что замерзшая каша из овощей все еще может быть собрана, переработана и употреблена в пищу как салат. Жалкое утешение при разбитой бесценной машине.
Глебов и Супчик осмотрели остов 'Пустельги' и сделали вывод, что причина крушения - не боевые действия. Никаких следов взрывов неприятельских ракет или снарядов.
- Ну движки же не сами загорелись, да еще и оба? - задал риторический вопрос Макс.
- Так точно, - кивнул Супчик, - это очень надежная машина. Но такое случалось раньше, если в двигатель попадала птица. Других причин я просто не знаю.
Кресло-катапульта с полощущимся на ветру куполом парашюта лежало неподалеку, комплект выживания пилота исчез. Капитан заглянул в кабину и нашел на полу пистолет: Паньшин явно решил побороться за свою жизнь, совершив практически нереальный переход. Судя по следам, летчик прошел от места посадки кресла до разбитой машины, немного потоптался у кабины, выложил ненужный пистолет и ушел в сторону Твердыни. Паники нет, только рациональные действия человека, который точно знает, что делает. Может быть, он все еще жив. Одновременно Ковач удовлетворенно отметил, что в очередной раз принял верное решение: даже вылети он на задание ночью, как того хотела штабная кры... точнее полковник, застать Паньшина на месте не получилось бы, и отыскать его ночью - тем более.
- Глебов, вынь бортовой компьютер и проверь.
Внутри транспортника они запитали его - устройство размером с магнитолу - от бортовой электросети и подключили к нарукавному компьютеру Глебова.
- Вот лог полета... Так, ага. Пожар в правом двигателе вследствие попадание инородного тела... Как так-то?!
- Высота какая? - спросил Ковач.
- Триста метров. И что могло попасть в движок на такой-то высоте?! Так, машина падает, отказ автоматического сброса груза, пилот берет управление на себя, отменяет катапультирование, выравнивает. Вот, глядите. Ему удается остановить падение и зависнуть на оставшемся движке на высоте сто пять метров. И вот опять попадание инородного тела, теперь уже в воздухозаборник правого двигателя... Это же невозможно!!
- Еще как возможно, - сухо отрезал капитан, - открываешь фонарь кабины и забрасываешь что-то в двигло, благо от кабины до воздухозаборника всего два с половиной метра.
- Капитан, ну и нахрена Паньшину это делать? - задал риторический вопрос Банзай.
- Самому интересно. Других вариантов у меня нет, а у тебя?
Японец развел руками:
- И у меня нет.
- То-то и оно. Если найдем живым - спросим. Что еще в логах, Глебов?
- После пожара во втором двигателе - принудительное катапультирование. После - запрос от пилота рапортов, первый на состояние систем, второй на причины крушения, затем копирование лога на свой носитель и расчет пешего маршрута до Твердыни. И все.
Ковач хмыкнул. Зачем летчику, который сам же вывел из строя движки, запрашивать причины аварии, если он и так знает? Рационального объяснения нету.
- Все, взлет. Держим курс по маршруту из бортового компьютера. Высота двадцать метров, скорость пятьдесят километров, все сканеры на полную мощность. - Он убедился, что спутник как раз над ними и обеспечивает связь, и вызвал диспетчера Твердыни: - Твердыня, это Ковач. Ковач вызывает Твердыню.
- Твердыня на связи. Слышу вас хорошо.
- Прошу выслать наземный транспорт с поисковой группой, маршрут передаю. Предположительно, пилот выдвинулся по этому пути еще вечером.
- Понял вас. Произошло крушение?
- Да. При невыясненных обстоятельствах. Существует мизерный шанс, что летчик еще жив.
- Понял вас. Докладываю вышестоящему командиру.
- Конец связи, Твердыня.
Затем он связался с Центром и отрапортовал о результатах, сообщив, что причины крушения пока неясны и передав координаты разбитого штурмовика. Наземная бригада, которая прибудет для спасения всего, что еще можно спасти, сама во всем разберется.
Макс сидел в кресле рядом с пилотом и молча смотрел вперед, на простиравшийся внизу однотонный розовый пейзаж: белый снег, окрашенный красным светом гаснущей звезды.
***
Движение на экранах наружного наблюдения прекратилось на третий день после того, как главные ворота убежища 'Центральный ангар-12' закрылись навсегда. Кирсан был направлен на дежурство в караульное помещение вместе с парой механиков и еще одним пилотом по той простой причине, что большая часть солдат к тому времени усиленно лечилась от нервных срывов, кто водкой, которой им выдали достаточно, чтобы на неделю утопить чувство любой вины, а кто и чем похуже. К счастью, даже подобный чудовищный поворот был предусмотрен: снабженцы, комплектующие медицинские хранилища, позаботились о наличии колоссальных запасов антидепрессантов.
- Пацаны, на мониторы смотрите только мельком и только с пяти метров, - предостерег невольных дежурных сержант с дергающимся веком и сильной аурой перегара, - ваше дело следить, нет ли движения. И все. Не вздумайте рассматривать в деталях... то что там на мониторах видно. Поняли? Если еще и вы... того, то мне пилюлек не хватит, ежели и на вас их тратить.
За грубой, неуклюжей шуткой сержанта Кирсан угадал сочащуюся кровью душевную рану, попытку унять боль, которую тот уже никогда не залечит никакими таблетками. И был благодарен ему и всем тем, кто попал на учет штатных психологов, за то, что чудовищную пытку - три дня наблюдать, как снаружи стучат кулаками в стальные ворота люди, для которых внутри места уже не осталось - они приняли на себя, а на долю молодого летчика осталось только созерцание россыпей мертвых тел.
Дежурство протекало в почти полном молчании. Холод остался снаружи, но атмосфера смерти, казалось, просачивалась сквозь многометровую толщу стали и железобетона. Вокруг бункера, из которого шахта лифта ведет вниз, в царство тепла и жизни, раскинулось огромное кладбище. Десятки, если не сотни, тысяч трупов. В будущем их уберут и по-человечески похоронят - хотя зачем это тому, кто умер совсем не по-человечески?! - но пока что этим заниматься просто некому. Люди, достаточно сильные духом для такой работы, на данный момент полностью исчерпали резервы своих душ. Кирсан прекрасно знал, что за первые три дня дежурных меняли каждый час, и каждый дежурный взвод состоял из двадцати человек, чтобы полностью исключить нештатные ситуации, когда у кого-то сдадут нервы. Три дня по двадцать четыре часа. Этого хватило, чтобы искалечить психику полутора тысячам бывалых, понюхавшим пороха и крови солдатам, и молодой летчик был безмерно счастлив, что горькая чаша дежурства в первые три дня его самого миновала.
Он и сам убивал немало во время войны за обладание убежищами. И те караваны беженцев, позже пытавшихся взять убежище штурмом, состояли из военных лишь малой частью. Кирсану приходилось убивать, и чужих, и своих соотечественников. Но - с воздуха. С расстояния. Жмешь гашетки - улетают вдаль ракеты и снаряды. Это милосердное оружие, убивающее, если повезет, мгновенно, и спасающее психику пилота, окутывая места попадания густым дымом. Атаковать на штурмовике - примерно как жечь муравьев линзой. Ум знает, что там внизу - люди, такие же, как и сам летчик, но душа болит меньше, если глаза не видят. К тому же, тогда все было проще. Жизнь для тех людей означала смерть для самого Кирсана, потому что убежища, увы, не безразмерные. Всех не вместить. Всех не спасти. И дальше инстинкт самосохранения запускал защитные механизмы психики.
Но когда сидишь в тепле и безопасности, а вокруг россыпи людей, умерших на расстоянии чуть ли не вытянутой руки, до последних секунд сотрясающих небеса мольбами впустить их - это совсем другое. Хлебнувшие своей и чужой крови суровые бойцы не выдерживали даже часа, и Кирсан подозревал, что сам он на их месте не продержался бы и пяти минут.
Время тянулось медленно, делать было нечего. Один из дежурных поневоле, механик, предложил сыграть в подкидного дурака, но игра зачахла уже на второй партии. Мир умер, целиком и полностью, снаружи царят на пару смерть да мороз, а внутри - глубочайшая тоска и уныние. Кирсан пытался читать, но куда там. Под стать настроению подошел бы разве что сборник Бодлера 'Цветы зла', и после такой депрессивной поэзии можно было б и застрелиться. Утешало молодого летчика одно: все самое страшное уже позади, теперь осталось только готовиться к жизни в мире без Солнца и света.
Однако настоящий кошмар ждал его ближе к вечеру.
Умирающее светило медленно катилось по небосклону за горизонт, крася снег в розовый цвет, особо интенсивный именно на закате. Кирсан, помня инструкции, каждые несколько минут бросал мельком взгляд на мониторы и сразу же отворачивался, и вот в один момент внезапно увидел движение. Четыре черные точки показались из-за холма в километре от убежища и двинулись к воротам.
- Господи боже, - выдохнул кто-то, - живые люди!
Заговорили одновременно все шестеро дежурных, кроме Кирсана.
- И что делать будем?
- Ничего...
- Приказы у нас понятней некуда...
- Смотреть, что ли?!
- Я не могу... Это... Это...
- Отойдите от мониторов! Иначе тоже к психиатру попадем!
- А если это спецназ другого убежища?! Нас же не просто так сюда посадили!
- Давайте позовем лейтенанта!
- Имей совесть! Митягин так свое выстрадал!
- Я имею! Не имел бы - не было бы проблемы!
Внезапно воцарилась короткая пауза и кто-то выдал:
- Мы можем помочь им.
- Ты что, не в курсах, что у нас и так лишних четыреста человек?! Да мы сами еще неизвестно, выкарабкаемся ли!! О своей семье подумай вначале!
- Но мы все равно можем. Во имя сострадания, кто-то должен выйти наружу и прекратить их муки.
Снова стало тихо, но ненадолго.
- Это бред... И нам нельзя ни открывать дверь, ни тем более выходить. Михаил, ты сам это знаешь.
Михаил лишь понуро опустил голову.
Время потянулось еще медленнее, пока несчастные, чудом умудрившиеся все еще жить, брели к убежищу. Путь в три километра занял у них более часа, за это время Кирсан успел вызвать по интеркому дежурного и доложить о происшествии, старлей Митягин, как и ожидалось, глухим, безжизненным голосом запретил предпринимать что-либо и пообещал, что пришлет замену. За миг до того, как связь прервалась, Кирсан услыхал в наушнике что-то, напоминающее всхлип, и обнаружил, что у него самого дрожат руки и подбородок, хотя после гибели младшей сестры год назад он думал, что больше уже заплакать не сможет.
Люди снаружи, из последних сил доковылявшие до ворот, повели себя совершенно неожиданно. Еще с двадцати метров они увидели присыпанные снегом россыпи замерзших тел и все поняли. Никто не подошел к воротам, не стал стучать. Обреченные просто опустились на розовый лед, обнявшись самая высокая фигура попыталась накрыть остальных, словно птица - своих птенцов.
И тогда у Кирсана сдали нервы.
- Миша, - хрипло позвал он, подойдя к панели управления и взявшись за ключ, - поверни второй.
На него посыпались возгласы и вопросы, что он задумал, помнит ли приказы и не свихнулся ли, тогда Кирсан просто достал из кобуры пистолет.
- Всем заткнуться. Миша. Поверни второй ключ и иди за лейтенантом. Всю ответственность я беру на себя.
Внутренние створки поползли в стороны, открывая доступ к главным воротам и небольшой двери слева от них. Кирсан прошел по низкому коридору к двери, повернул запирающий механизм. Внутрь ворвался разъяренный мороз.
Летчик закричал, привлекая внимание людей, те отреагировали не сразу, видимо, не веря глазам и ушам, а затем, спотыкаясь и поддерживая друг друга, устремились к спасительному входу.
- Благослови вас господь, - заикаясь и силясь побороть сильную дрожь, произнес пожилой мужчина в куче одежек, - мы уже не верили, что вы нас впустите...
Трое других - исхудавшая немолодая женщина, парень лет двадцати и девочка-подросток.
Кирсан, стараясь, чтобы голос не выдал его, указал рукой вглубь коридора:
- Идите туда.
И когда они, шатаясь от слабости, прошли мимо него, вскинул пистолет.
Три выстрела прозвучали, как один. Мужчина, женщина и парень, получив по пуле в затылок, даже не успели ничего понять. Обернулась только девчушка, глядя на Кирсана широкими от ужаса и непонимания глазами. Она ничего не сказала, застыв, словно от столбняка, и летчик тоже ничего не сказал. Не было у них слов.
Стоя у открытой двери, Кирсан увидел, как появились остальные дежурные, глядя на убитых, на девчушку, словно пораженную громом, и на убийцу с дымящимся пистолетом в руке.
И до того, как у хотя бы одного участника этой немой сцены прошло онемение, Кирсан шагнул наружу и закрыл за собой дверь. Все, довольно с него. Он не может так больше жить, выбор сделан.
Кинжалы холода впились в тело сквозь тонкую гимнастерку, слезы на щеках замерзли. Вот и все. Те, которые остались убежище, как-то будут дальше жить, и может быть, у них получится. А Кирсан, бредя прочь от бункера на коченеющих ногах, слушал, как поет вьюга. Нервы сдали окончательно, и он зашелся в непрерывном, истерическом смехе.
И проснулся.
Свидетельство о публикации №214071001639