Встать на перекрестке продолжение 4

                В прокуратуре



К двухэтажному зданию районной прокуратуры приближались двое. Михаил Андреевич, жестикулируя, о чем-то взволнованно рассказывал Лидии Михайловне.
Через сорок минут ожидания в приемной, они наконец-то оказались в просторном кабинете, обставленном дорогой мебелью.

Приняла посетителей заместитель прокурора, миловидная молодая женщина с холеным лицом. Приняла очень вежливо. Представилась: Альбина Сергеевна. Предложила присесть. Михаил Андреевич протянул заявление, заместитель углубилась в чтение.

Через минуту Лидия Михайловна не выдержала.

- Вы знаете, прокурор какой-то ненастоящий: больше защищает убийцу, чем обвиняет, мы хотим поменять прокурора, - обратилась она.

Заместитель не реагировала и продолжала читать.

- Девятнадцатого июня, уважаемая Альбина Сергеевна, произошло убийство  Семенович Виктории и покушение на умышленное убийство малолетней Ксении, ее дочери, - тихим голосом начал пояснять Пушкарев. - Наша надежда на объективный и беспристрастный суд не оправдалась. Государственный обвинитель никак не реагирует на нарушения уголовно-процессуального закона, которые допустил суд в ходе рассмотрения дела.

- Да-да, - рассеянно проговорила Альбина Сергеевна, продолжая изучать заявление, - не мешайте.

После минутной паузы он продолжил.

-  Во-первых, суд не проводил предварительное слушание дела. Такого заседания не было, но прокурор на указанное нарушение закона никак не  реагировал.

Заместитель прокурора подняла голову и взглянула на Пушкарева.

 Мелодично зазвонил телефон.

Извинившись, Альбина Сергеевна подняла трубку, голос сразу смягчился и перешел на шепот:

- Да. Это ты, дорогой? Прости, я сейчас занята, перезвони мне, пожалуйста, через десять минут. Давай.

Закончив разговор, вернулась к чтению.Пушкарев продолжал.

- Во-вторых,  суд удовлетворил ходатайство  защитника подсудимой о проведении закрытого заседания. Судья необоснованно приняла решение о проведении закрытого заседания, чтобы не допустить присутствия журналиста, хотя не могла не знать: закрытое заседание проводится в  случаях, когда рассматривается дело в отношении лица, не достигшего шестнадцатилетнего возраста; по делам о половых преступлениях; в иных случаях с целью предотвращения разглашения интимных сторон жизни; если этого требуют интересы  безопасности лиц, взятых под защиту.

Мелодично зазвонил другой телефон. Не обращая внимания, Пушкарев продолжал говорить, а прокурор читать.

- Уголовное дело, которое послужило причиной нашего сегодняшнего визита к вам, не может расматриваться в закрытом заседании. Прокурор  согласился с таким незаконным решением судьи. Мы полагаем: суд принял решение о  проведении закрытого заседания в пользу подсудимой, а не в интересах правосудия.

Заместитель прокурора  подняла глаза и внимательно посмотрела на адвоката.

- В-третьих, - продолжал Пушкарев, - суд отказал в ходатайстве потерпевшим в фиксации уголовного процесса с помощью звукозаписи. Конституция Украины предусматривает полную фиксацию судебного процесса техническими средствами как один из основных принципов судопроизводства. Нарушение этого принципа влечет за собой отмену приговора и направление дела на новое рассмотрение.

Снова мелодично зазвонил третий телефон. Альбина Сергеевна грациозным движением руки поднесла трубку.

- О, это ты, привет. Я помню, … да, я буду, … да, перезвони мне, я сейчас занята, вечером, да, я помню. Да,….. давай.

Через минуту Пушкарев вновь продолжил.

- И вновь государственный обвинитель не отреагировал на явное и грубое нарушение закона.
 
Альбина Сергеевна, углубившись в заявление, продолжала читать дальше.
Михаил Андреевич  заторопился.

- Таким образом, бездействие  государственного обвинителя на допущенные судом грубые нарушения закона свидетельствует: прокурор  фактически выполняет функции защитника, а не государственного обвинителя.

В очередной раз мелодично зазвонил первый телефон.

 Извинившись, заместитель прокурора сухо произнесла в трубку:  - Все, достаточно, я все поняла. … Я сейчас занята, перезвоните мне позже.
Отложив телефон в сторону, предложила:

- Продолжайте.

 - На наш взгляд, государственный обвинитель  должен реагировать на  незаконные действия суда и поддерживать законные и обоснованные ходатайства потерпевших, а не действовать в интересах подсудимой.

 Альбина Сергеевна подняла голову и пристально посмотрела на адвоката.

Вновь прозвучала мелодия звонка.

Пушкарев говорил, с ненавистью глядя на телефоны, разложенные на столе. Заместитель прокурора сосредоточенно смотрела на экран, пытаясь разглядеть имя абонента. Затем отложила телефон на край письменного стола. Он продолжал настойчиво звонить. Пушкарев  повысил голос, перекрикивая мелодию.

- Что вы от меня хотите? – вдруг устало спросила заместитель.

Михаил Андреевич  только хотел ответить: мол, принятия  незамедлительных  и конкретных мер, направленных на исполнение государственным обвинителем своих прямых обязанностей, чтобы был обвинителем, а не защитником. Но вслух, чуть замешкав, произнес. - Хотелось, чтобы каждый выполнял свои обязанности, адвокат – свои, а прокурор – прокурорские, больше ничего я не хочу.

- Ну как же ничего, Михаил Андреевич, - обижено возразила потерпевшая.

- Мы просим, - повернув голову и заглядывая прокурору в глаза, просительно  произнесла Лидия Михайловна, - мы просим помочь нам в нашем горе, чтобы убийца получила по заслугам и еще просим поменять прокурора.

- Хорошо, мы тщательно во всем разберемся и вам сообщим письменно, - прозвучал ответ.

- Да, вот еще, - не унималась потерпевшая, -  у Викули два золотых колечка было и очень красивый кулончик с цепочкой, тоже золотой. Колечко было с бриллиантиком, ей дедушка подарил по случаю рождения внучки. Следователь говорит: у него украшений Виктории нет. Как же так? – с недоумением продолжала  Лидия Михайловна. -  Я точно помню, в день убийства, когда в последний раз видела доченьку, кольца и  кулончик с цепочкой были на ней, это я точно знаю. Пожалуйста, разберитесь, - слезно попросила Лидия Михайловна.

- Хорошо, хорошо, во всем разберемся, не волнуйтесь, - нетерпеливо ответила заместитель, собирая бумаги на столе.
 
Все. Аудиенция была окончена.

На прощание мелодично зазвонил телефон.

Прошла неделя. Обнаружив письмо из прокуратуры в почтовом ящике, Лидия Михайловна сразу же примчалась к адвокату.

- Михаил Андреевич! Вот, получила ответ из прокуратуры, - почти дрожа от нетерпения, Лидия Михайловна протянула конверт. Разорвав, Михаил Андреевич вытащил вдвое сложенный лист бумаги с гербом страны, развернул и прочитал вслух две фразы: «Ваше заявление рассмотрено и тщательно проверено. Факты, изложенные в заявлении, своего подтверждения не нашли».

Выслушав с необыкновенным вниманием, Лидия Михайловна взяла письмо.

 - Это все!? – изумилась она и, приблизив к глазам, начала вполголоса читать. Прочитав, подняла  глаза и несколько озадачено  прошептала:

- Что же это такое?!

- Да, Лидия Михайловна, я с вами полностью согласен, понять это невозможно, тем более, в протоколе судебного заседания все  зафиксировано, и не было необходимости для тщательной проверки, просто надо изучить протокол, этого было бы достаточно. Но имеющий глаза - увидит,  имеющий уши - услышит, а не имеющий - ничего не увидит и не услышит. На следующем судебном заседании надо заявлять отвод судье, другого выхода нет. Попробуем, хотя шансов мало, потому что отводы редко удовлетворяются, но все-таки попробовать надо.

                В суде
                (второе заседание).



Прошел  еще месяц.  Михаил Андреевич с утра находился у себя в кабинете и ждал, когда стрелка настенных часов приблизится к половине десятого. Именно на это время было назначено судебное заседание.

Вдруг дверь резко открылась, и в проеме возник силуэт секретаря судьи.
- Михаил Андреевич, ну что ж вы сидите! – Возмущено крикнула секретарь, с трудом переводя дыхание от быстрой ходьбы. - Судья вас ждет в зале, а вы еще здесь!
От неожиданности Михаил Андреевич дернулся всем телом и, оправдываясь, воскликнул, чуть заикаясь, с некоторой обидой.

- Как … ждет? Так ведь заседание на половину десятого, а сейчас только двадцать пять минут!

Секретарь ничего не ответила и, развернувшись, хлопнула дверью. До Михаила Андреевича еще доносился стук каблуков, когда он, судорожно собрав со стола бумаги, помчался вслед. Как только вошел в зал, судья объявила громким голосом, глядя на секретаря.

- Судебное заседание объявляется продолженным. Настя, запишите в протокол. Суд делает замечание адвокату Пушкареву за опоздание.

Михаил Андреевич протиснулся к своему месту, смущенно извинился и уселся за стол.

Судебное заседание началось.

Дождавшись окончания обычных формальностей, Михаил Андреевич, взяв в руки лист бумаги с текстом заявления, неловко поднялся и произнес, - Ваша честь, у меня заявление об отводе.

 Пушкарев редко заявлял отводы. Откровенно говоря, не любил он такие ситуации и всегда при этом испытывал  чувство неловкости, особенно в суде, но в этот раз пришлось себя пересилить.

Михаил Андреевич продолжал:
 
- Суд допустил существенные нарушения уголовно-процессуального кодекса, которые  дают все основания полагать - эти нарушения допущены в интересах подсудимой. Так, суд не провел предварительное слушание дела, принял необоснованное решение о проведении закрытого судебного заседания и отказал потерпевшим в фиксации  судебного процесса техническими средствами. На этих основаниях я заявляю отвод председательствующему по делу.

Чувствуя на себе взгляды всех присутствующих, Пушкарев, закончив читать, опустился на стул. В зале воцарилась тишина.

Наконец, судья недовольно пробурчала:

- Заседание откладывается … на месяц. Я доложу председателю суда об отводе, пусть решает, кто будет рассматривать дело, мне все равно, я или другой судья.

Вострикова, не вытерпев, вскочила, и скороговоркой встревоженно проговорила:
- Я категорически против, оснований для отвода нет, суд объективно рассматривает дело. Резко повернувшись к Анне, шепотом с возмущением потребовала. - Ну что же ты молчишь, говори!

Шальнова медленно поднялась и, глядя на Вострикову, неохотно произнесла, слегка растягивая слова:

- Я тоже … против, доверяю судье, согласна со своим адвокатом.

- Все равно, заседание откладывается, - озабоченно  проговорила судья, собирая бумаги со стола. - Все свободны.

Прошла неделя. В канцелярии Михаил Андреевич выяснил: отвод удовлетворен, рассмотрение дела поручено другому судье.

- Кому же? – спросил он.

- Пока неизвестно, зайдите через недельку, - ответила секретарь, уткнувшись в бумаги.

Оказавшись в коридоре, Михаил Андреевич вздохнул с облегчением. В душе еле слышно заиграли серебряные трубы.

- Все-таки председатель суда молодец! Удовлетворил! По делу же все видно.  Теперь будет по-другому, новый судья такой грех на себя брать не будет. Он не сможет согласиться, что Шальнова совершила убийство в состоянии сильного душевного волнения, никак не сможет, - надеялся Пушкарев. - Отсутствие аномального аффекта и противоправного поведения потерпевшей настолько очевидны и бесспорны, что другая точка зрения попросту не укладывается в голове.  Такого не может быть никогда, - продолжал себя обнадеживать Михаил Андреевич, - чтобы, прекратив дело, выпустить Шальнову на свободу. А как же потерпевшая? А как же дети этой несчастной Виктории? Каково им будет в таком случае? А как же справедливость и закон, в конце концов?

 Шло время, неделя за неделей, а судья все никак не могла отправить дело в канцелярию (придерживает дело, ведь сразу возвратить кредит доверия не может, – предполагал Пушкарев).

Несколько раз Михаил Андреевич справлялся в канцелярии в надежде выяснить фамилию нового судьи. Наконец наступил долгожданный момент. Ему сообщили и фамилию, и дату рассмотрения дела. Наконец-то, - обрадовался Пушкарев.
Прошел еще один томительный месяц ожидания, когда Михаил Андреевич в коридоре случайно встретил Вострикову.

- Амнистия! Амнистия вышла! – увидев его, радостно воскликнула она.
Пушкарев в ответ молча кивнул головой.

- Надо будет посмотреть амнистию, хотя, что ее смотреть, и так понятно: статья подпадает, -  тоскливо подумал Михаил Андреевич.

Через два дня, найдя газету с указом об амнистии, он с грустью заметил, - так оно и есть!

Наступил день суда. В этот раз Михаил Андреевич решил заранее прийти, и за двадцать минут до начала он стоял перед дверью в зал. Все остальные пришли вовремя. Заседание началось. Михаил Андреевич не успел разложить адвокатское досье на столе, как Вострикова встала, и начала скороговоркой зачитывать ходатайство о прекращении  дела по амнистии и освобождении подсудимой из-под стражи.  Когда закончила,  суд начал выяснять мнения участников процесса. Несогласных не было, кроме Михаила Андреевича и потерпевшей.

Пушкарев медленно поднялся, и еле сдерживая волнение, начал говорить.

- Суд не вправе прекратить уголовное дело  на основании акта амнистии в начальной стадии судебного разбирательства, ведь необходимо исследовать все обстоятельства, допросить подсудимую, потерпевших, свидетелей, огласить и исследовать материалы дела, дать правовую оценку всем  доказательствам и  сделать вывод о виновности подсудимой. В этом случае назначается наказание и только после этого применяется амнистия. Ваша честь! - Михаил Андреевич продолжил уже более спокойно, волнение стало проходить, -  следователь оценил действия Шальновой неправильно. Допущена чудовищная ошибка. Обвинение в совершении убийства по причине сильного душевного волнения не подтверждается материалами дела и основывается только на  заключении экспертов - психологов. Мы все знаем, - Пушкарев перевел взгляд на прокурора, - ни одно доказательство не имеет заранее установленную силу, в том числе и вывод экспертов. Заключение эксперта должно оцениваться наряду со всеми остальными доказательствами в их совокупности. Если экспертиза противоречит им, суд обязан не согласиться с таким заключением. В нашем случае, - вновь обращаясь к суду, продолжил адвокат, - точка зрения психологов вызывает глубокие и существенные сомнения, поскольку противоречит всем остальным доказательствам.

- Это выводы специалистов, уважаемый защитник, - оборвав на полуслове, подчеркнул судья.

- Так-то оно так, Ваша честь, - согласился Михаил Андреевич, -  но те же психологи прекрасно знают, в состоянии сильного душевного волнения человек не может совершать целенаправленных действий, то есть требовать денег и пересчитывать их, подыскивать  другой нож взамен согнутого, а потом еще запомнить слова, произнесенные в момент аномального аффекта.

-Ну, - с досадой пожал плечами судья, - мы только в начальной стадии процесса, ничего еще не исследовали.

- Что же мешает нам! Давайте все исследуем и тщательно проверим! - воспользовавшись оплошностью судьи, нашелся Пушкарев.

- Продолжайте, я внимательно слушаю, - судья с недовольным видом уткнулся в дело.

Вот ведь какая эта штука - мзда! Все, за исключением, конвоиров, понимали: психологи не за «спасибо» пришли к такому выводу, а за кругленькую сумму.  Понимали, а сказать вслух никто не мог, включая и Михаила Андреевича.

Пушкарев продолжал настаивать на предъявлении нового обвинения: ведь Анна убивала мать в присутствии ребенка, тридцать шесть раз вонзала нож в тело, отрезала ухо и нос.

 Судья, отложив дело в сторону, задумчиво смотрел на выступавшего, его взгляд проходил сквозь Михаила Андреевича, как нейтрино, нисколько не задерживаясь. Вострикова не смогла сдержать чуть заметную самодовольную ухмылку, дескать, - говори, говори, а все равно будет по - моему!

- Поймите же меня, наконец, - пытался Пушкарев сдержать себя (волнение вернулось), стараясь не смотреть на Вострикову, -  поймите и представьте себе ужас несчастной девочки, когда на ее глазах ножом убивают мать, режут ради звериного инстинкта, лишь из-за денег. Ведь ребенок, подросток, никогда не забудет этого. Представьте ужас несчастной Виктории, которая не может понять, за что её режут на глазах дочери. Она прощается с жизнью на полу в кухне чужой квартиры,  окровавленная и истерзанная, умирает и оставляет на этой земле своих двух девочек.
 
По физиономии судьи было видно: желания представлять отсутствовало.  Слова Пушкарева сотрясали воздух, как глас вопиющего в пустыне, будто никого, кроме него и потерпевшей, в зале не было: ни подсудимой с конвоем, ни ее родственников, ни судьи, ни прокурора,  никого! Адвокат говорил в пустоту.

- Посмотрите, посмотрите же, - чуть ли не кричал он мысленно в  пространство, -  когда Шальнова вышла на лестничную площадку, она же не ужаснулась, что убила. Не муравья растерла каблуком, а человека же убила! Человека! Но Шальнова не пришла в отчаяние. Н-е-е-т! она стояла и только повторяла ровным и бесстрастным голосом: «Я пришла за деньгами». Представляете. Все! Почему? Потому что все делала осознанно и без особого волнения!

Он говорил взволнованно и горячо, примерно еще минут пять. Вострикова нетерпеливо  перелистывала бумаги, судья не скрывал своего нетерпения, ерзая в кресле.  Закончив, Пушкарев, обессиленный и опустошенный, опустился на стул.

Вострикова тут же поднялась для немедленного опровержения, но судья взмахом руки осадил её.

- Скажите, - обратился он к Пушкареву, - на досудебном следствии вы заявляли следователю ходатайство о переквалификации действий подсудимой?

- Я не обращался, меня на следствии не было, защищать потерпевшую начал только в суде, -  сухо ответил Пушкарев, вставая.

- А предыдущий адвокат обращался?

- Предыдущий? Нет, не обращался, - тихо произнес Михаил Андреевич, внимательно глядя на судью.

 Раздумывая около минуты, судья вдруг произнес: заседание переносится на два дня.

Вострикова бросила тревожный взгляд на судью и начала нервно укладывать бумаги в сумочку. Михаил Андреевич перевел дух. Надежда умирает последней. Может быть, все-таки судья не удовлетворит ходатайство о прекращении дела по амнистии, - надеялся он.

На следующий день решил утром зайти к судье. Войдя в кабинет, Пушкарев остановился, ожидая, когда тот оторвется от компьютера и  обратит на него внимание.

- Говорите, - судья поднял голову, посмотрел на Пушкарева, и тотчас уткнулся в экран.

- Я на минутку, хотел только сказать, Алексей Викторович, не берите грех на душу, это же не последнее дело в жизни.

Судья продолжал сосредоточенно вглядываться в экран компьютера.
Пушкарев немного молча постоял и вышел из кабинета.

На следующий день, примерно в десять часов утра. Михаил Андреевич уже находился на работе и что-то говорил  своей помощнице.  С самого начала день не заладился: во-первых, утром, когда Михаил Андреевич, выйдя из квартиры, оказался на лестничной площадке, ему повстречалась соседка с третьего этажа с пустым ведром.

- Ой, Михаил Андреевич, здравствуйте, дорогой мой, здравствуйте!, - радостно воскликнула она, завидев Пушкарева, спускающегося по лестнице.

 В ответ Михаил Андреевич сухо поздоровался. Такая встреча ничего хорошего не предвещала.

- Все, удачи не будет, - с тоской подумал адвокат, увеличивая скорость  передвижения по лестнице, - надо же, дернула нелегкая ей выйти с пустым ведром.

Во-вторых: автобус, который подъехал к остановке, оказался черного цвета.

- Прямо-таки катафалк какой-то, - с раздражением  подумал Пушкарев и остался на остановке. - Время еще есть, подожду немного. Простояв еще пять минут, он увидел, как приближается очередная маршрутка, тоже черного цвета.

- Что ж, от судьбы не уйдешь, надо ехать, - решился он.

Михаил Андреевич в приметы не верил, вернее, предпочитал только благоприятные приметы, поэтому добирался на работу на транспорте светлого цвета. Это означало: удача будет сопутствовать ему, а если наоборот, то дело, судя по всему, он проиграет и на работу лучше не приходить. Сегодня все было против него. Усилием воли заставил себя зайти в салон микроавтобуса и, плюхнувшись на сиденье в заднем ряду, закрыл глаза.

Вскоре Пушкарев прибыл на работу, вошел в кабинет, взял досье и спустился вниз. В коридоре никого не было, Пушкарев присел на скамейку. Буквально через минуту появилась потерпевшая со своими родственниками и соседями.
 
- Лучше, чтоб никого не было, кроме меня, - пожелал Пушкарев, ощущая любопытные взгляды прибывших, - сегодня, к сожалению, не мой день.
 
Лидия Михайловна, присев рядом, шепотом взволнованно спросила:

- Как вы думаете, судья выпустит убийцу на свободу?

- Не знаю, - тихо и как бы нехотя ответил адвокат, - все может быть. Надо дождаться решения судьи, - Михаил Андреевич отвернулся и с тоской посмотрел в окно.

Наконец, в зал вошел судья, за ним секретарь, вслед за ними - конвой с подсудимой, потом все остальные. Заседание началось.

 - Кто еще хочет высказаться? - спросил судья, оглядывая присутствующих в зале.

Михаил Андреевич поднялся.

- Прошу суд выслушать меня.

Судья кивком головы разрешил.

- Прошу материалы дела вернуть на дополнительное расследование, поскольку они содержат доказательства виновности Шальновой в совершении особо тяжкого преступления.

- Вы  уже говорили об этом, - внезапно перебил судья, - не повторяйтесь!
 Михаил Андреевич запнулся и через секунду продолжил.

Судья безучастно перелистывал листы дела, изредка посматривая на Вострикову. Михаил Андреевич торопился, понимая, что благодарных слушателей ему не дождаться. Увидев, как судья кинул взгляд на часы, Михаил Андреевич еще больше заторопился, ведь он не сказал и половины того, что хотел сказать.
 
Вдруг судья со словами «Заседание окончено, суд удаляется в совещательную комнату», резко поднялся и поспешно, почти бегом выбежал из зала. Михаил Андреевич осекся на полуслове, провожая взглядом убегающего судью. 
Началось томительное ожидание.

Наконец, через два часа дверь открылась, и в зал вошел судья, одетый в судейскую мантию черного цвета. Высокого роста, с орлиным профилем, в мантии, с  бляхой на груди, он всем своим видом производил  впечатление незыблемого символа соблюдения законности, торжества справедливости и правосудия. Все поднялись. Пушкарев стоял с мрачным видом, опустив голову, с трудом сдерживая нервную дрожь в руках.

 Со словами «суд оглашает постановление» судья громким голосом, чеканя каждое  слово, произнес: «Именем Украины». Запнувшись на мгновение, поднял голову и, оглядев всех внимательным взглядом, продолжил. - Рассмотрев в открытом судебном заседании уголовное дело Шальновой Анны Александровны, 1968 года рождения, уроженки города Одессы, гражданки Украины, со средним специальным образованием, не работающей, инвалида второй группы, не  замужем, имеющей на иждивении несовершеннолетнего ребенка, ранее не  судимой, по обвинению в совершении убийства в состоянии сильного душевного волнения, суд установил следующее….

Михаил Андреевич усилием воли сохранял невозмутимость, но внутри все вибрировало от напряжения.

Судья продолжал.

- «Восемнадцатого декабря 2002 года в суд поступило дело по обвинению Шальновой Анны Александровны по статье 116 Уголовного кодекса  Украины. Девятого июня дело передано в производство судьи Жабуренко. По делу проведена подготовительная часть судебного заседания в соответствии с положениями главы двадцать пятой уголовно-процессуального кодекса Украины. В судебном заседании адвокат Вострикова заявила поддержанное подсудимой Шальновой ходатайство о прекращении уголовного дела ввиду положений Закона Украины «Об амнистии». Свое ходатайство она мотивировала тем, что мера наказания по предъявленному Шальновой обвинению не может превышать пяти лет, вследствие чего возможно применить действие закона об амнистии. Также адвокат пояснила: Шальнова имеет на иждивении несовершеннолетнего ребенка, является инвалидом второй группы, страдает эпилепсией, и как субъект амнистии, подпадает под действие статьи первой пункта «Б» и пункта «Е»  Закона Украины «Об амнистии». Рассмотрев материалы, выслушав пояснения прокурора, полагавшего необходимым применить Закон Украины «Об амнистии»; заявление подсудимой о согласии на применение амнистии; мнение представителя потерпевшей адвоката Пушкарева, который пришел к выводу о невозможности применения амнистии на данной стадии процесса, суд приходит к выводу: ходатайство защитника Востриковой подлежит удовлетворению, а производство по делу прекращению по следующим основаниям.

В судебном заседании установлено: Шальнова имеет на иждивении несовершеннолетнего ребенка, является инвалидом второй группы, страдает эпилепсией, как следствие этого является субъектом применения Закона Украины «Об амнистии», против чего участники процесса не возражали. Санкция статьи сто шестнадцатой предусматривает наказание в виде лишения свободы сроком до пяти лет.

Суд считает, что амнистия применима к подсудимой. Суд не принимает во внимание доводы представителя потерпевшей адвоката Пушкарева о том, что необходимо исследовать доказательства и вынести приговор по делу, так как суд не вступил в стадию судебного следствия, регламентированную главой 26 Уголовно-процессуального кодекса Украины. Руководствуясь пунктами «Б» и «Е» статьи первой Закона «Об амнистии», суд, - 

ПОСТАНОВИЛ:

Уголовное дело в отношении Шальновой Анны Александровны прекратить по амнистии.

Освободить Шальнову из-под стражи в зале суда немедленно. Меру пресечения изменить на подписку о невыезде.

Гражданские иски оставить без рассмотрения.

Постановление может быть обжаловано в апелляционном суде Одесской области в течение семи суток с момента провозглашения».


Последние фразы, то есть резолютивную часть постановления, судья произнес еле слышно, глотая слова и с трудом переводя дыхание, так что расслышать его было очень трудно. Но Михаилу Андреевичу смысл судебного решения был уже ясен с самого начала.

Через минуту лязгнул замок в клетке, и Анна, с легкой ухмылочкой на лице, вышла на свободу. Мать сразу же подскочила к ней и обняла  с радостной и довольной улыбкой.

- Вот так, - обреченно подумал Михаил Андреевич, глядя на них, - как же все просто оказывается. Суд не вступил в стадию процесса. Кто же ему мешал? Совершенно свободно мог вступить. Но не вступил и даже не переступил через закон, он просто вытер об него ноги.

Лидия Михайловна, понурив голову, ни слова не говоря, вышла в коридор и со стоном опустилась на скамью. Пушкарев, постояв молча возле нее, попрощался и направился в кабинет. Вскоре дверь распахнулась и в помещение влетела одна из соседок Лидии Михайловны, невысокого роста почти квадратная женщина, с тройным подбородком. Остановившись в дверях, с порога начала визгливым голосом кричать:

- Послушайте! Вы! Адвокат! Да вы продались этим убийцам, вас купили, слышите, купили, а вы?! Знаете, кто? Подонки! Будьте прокляты! Продажные! - И чуть не задохнувшись от возмущения, выскочила в коридор, изо всех сил  хлопнув  дверью.

Михаил Андреевич отвернувшись, смотрел в окно и только вздрогнул, когда захлопнулась дверь. Он стоял и безуспешно пытался унять дрожь в руках. На душе было мерзко, как никогда, и хотелось только одного: никого не видеть, бросить все к черту, уехать куда-нибудь и никогда не заниматься адвокатской практикой.

 В тот же миг  сразу вспомнилось, о чем думал он, когда изучал материалы дела. -  Не выдержит подсудимая напора бесспорных улик и сраженная наповал его аргументами и доводами, полностью признает свою вину. А он, удивляя своих оппонентов безупречной логикой, красотой стиля и ораторским искусством, с гордо поднятой головой, выйдет из зала судебных заседаний под восторженные взгляды  публики.
 
- А вышло все наоборот, – обреченно думал  Пушкарев, продолжая вздыхать. Вскоре он оделся и поплелся домой пешком.

Всевышнему было угодно послать еще одно испытание Михаилу Андреевичу.

На следующий день вместе с Лидией Михайловной он отправился к судье, чтобы забрать копию постановления о прекращении дела. Она осталась ждать возле окна в коридоре, а Пушкарев направился к судье.

Войдя в приемную, вдруг увидел мать Анны, Раису. Она, ожидая приема, стояла перед  закрытой дверью и держала в руках огромный букет ярко красных роз. Михаил Андреевич остановился и в этот момент, почувствовав взгляд, Раиса обернулась и, увидев Пушкарева, тотчас поспешно отвернулась.

Он продолжал стоять, как вкопанный, но через мгновение, сделав над собой усилие, вернулся к потерпевшей. Находиться рядом с букетом огненно - красных цветов было невыносимо. В голове пронеслась мысль: «Ох, как рано ты даришь цветы!» Через миг, вдогонку, другая, - «Как можно дарить такие цветы: они-то ведь не простые, а особые, из крови человеческой проросшие!».

Дожидаясь адвоката, Лидия Михайловна стояла возле окна, закрыв лицо руками. Заметив Пушкарева, она отняла руки и, вытирая слезы, заговорила.

- Вы знаете,  единственная дочь у нас была, надеялись с дедом, на старости будет поддержка, будет заботиться о нас, а вышло так, что ее нет, а теперь  мы  должны двух маленьких девочек растить. Как я теперь жалею, что второго ребенка не родила, и  мужа своего укоряю теперь, он же не  захотел второго, а теперь вот остались одни. Жизни нет, остались только внучки, ради них только и живем. Муж совсем слабым стал, сердце почти не работает, поехал сегодня оградку красить на кладбище, теперь волнуюсь за него, не дай Бог, если что-то случится с ним.

Пушкарев молчал.

- Не повезло моей доченьке, а ведь такая была красивая, такая ласковая,  часто говорила в последнее время: «мамочка, я тебя так люблю». Познакомилась сначала с одним, он сам с Дальнего Востока, увез ее туда, к родителям, там и Настенька родилась. Жили сначала хорошо, а когда Насте было три годика, появилась у него  другая женщина, начала звонить им по телефону домой. Викуля не выдержала, она же гордая была, не смогла ему простить измену, хотя он просил, на коленях стоял. Взяла Настю и приехала к нам, в Одессу. Через год познакомилась с Андреем. Вышла за него замуж, родилась Ксюша, но что-то не сложилось у них, развелись. Третий раз, с Германом, брак не хотела сразу регистрировать, говорила мне: «А вдруг потом надо будет разводиться. И хлопотно, и расходы ненужные». Вот и развелась. Не везло ей с мужиками, не везло!

Она замолчала, о чем-то задумавшись.

- Ну а Герман? Он-то хоть появляется? - решился спросить Михаил Андреевич.

- Герман? - очнувшись, произнесла Лидия Михайловна, - нет, Герман не появляется, правда, после похорон пришел, денег дал на памятник, а больше не приходил, а вот Андрея еще совсем недавно соседка моя видела на кладбище. Она  пошла на могилу к маме своей, а по дороге решила подойти к могилке Викули. Вдруг видит, как мужчина какой-то стоит, плачет. По описанию я поняла, это был Андрей.

Немного успокоившись, Лидия Михайловна спросила:

- Апелляцию будем подавать?

- Да, конечно, иного выхода у нас нет.
 
На следующий день Михаил Андреевич зашел к судье.

 – Я хотел бы копию постановления получить, - остановившись на пороге, произнес адвокат.

- В канцелярии получите, дело уже сдано, - быстро ответил судья, не отрываясь от монитора компьютера. В углу, возле журнального столика, в вазе  красовался огромный букет красных роз.

- Будете обжаловать? – поинтересовался судья, подняв голову.

- Я буду настаивать на своей позиции, - ответил Пушкарев, не в силах оторвать свой взгляд от букета.

  - В канцелярии получите, - повторил судья, закуривая сигарету.

- Спасибо, - поблагодарил Пушкарев и закрыл за собой дверь.

- Пятнадцать штук! - Чуть слышно пробормотал Михаил Андреевич, поднимаясь к себе в кабинет. -  А брать такие цветы тем более не стоило.  Он все-таки взял! 
 
 На следующий день в канцелярии Пушкарев получил постановление о прекращении дела.


продолжение следует