Вдовий праздник

Хоть и не люблю я Жириновского, но, все-таки, иногда Владимир Вольфович бывает прав: поменьше нужно нам всяких дат и праздников в стране, поменьше поводов лениться, отдыхать и, тем более – застольничать. Но в этот раз речь пойдет не о празднике – о дате, которую, тем не менее, некоторые отмечают с безудержно большой фантазией.

Было это несколько лет назад в одном из сибирских сел. Достаточно крупных сел, где, как говорится, и деньги есть, и народец поактивней. Сразу же после помпезного парада по случаю 9-го мая, местные «культурщики» решили, так сказать, отличиться и провести мероприятие, посвященное началу Великой Отечественной войны. Честно сказать, нос-то они держали по ветру, ибо спустя некоторое время об этой дате, как о значимой, заговорили и на Медведевском уровне, вскоре введя ее, как и сентябрьскую дату окончания Второй Мировой, в державный список «официальных дат».

Итак, 22 июня наши селяне готовились к (не побоюсь этого определения) некоему «торжеству». Разослали приглашения, уведомили, как и положено, вышестоящую районную власть, понакупили факелов и свечей в стаканчиках, подготовили речи и, как водится, сообразили театрализованное представление.

Казусы начались с самого, не побоюсь тавтологии, начала. Вступительное слово, как главную и неотъемлемую часть любого мероприятия такого рода, взял районный начальник. В едва заполненный учителями, учениками, врачами и прочими муниципалами зал, он, обращаясь к собранным по селу и рассаженным на первом ряду ветеранам, объявил:

-- Поздравляю вас, дорогие односельчане с… праздником!

На некоторое время в зале воцарилась глубокая тишина. А, следует отметить, что приехавшая из района шишка, была всем известна, как предводитель местной немецкой диаспоры. И фамилия у товарища была весьма благозвучной в связи с этим обстоятельством. Несмотря на то, что собственной оговорки выступавший, по-видимому, не заметил, людям потребовалось некоторое время, чтобы сопоставить прозвучавший лозунг с само собой напрашивающимся выводом… Когда же это сопоставление произошло, паузу разорвали сначала робкие, а потом, как и водится, бурные аплодисменты…

Далее, конечно, со скорбным и величественным видом оратор посвятил собравшихся в «тему» митинга и пригласил всех на крыльцо клуба, дабы там, под чистым и мирным небом, продолжить священнодействие в честь означенной великой даты.

Небо в этот вечер над селом было не совсем согласно со сложившимся положением вещей. Небо не только хмурилось, но явно готовилось преподнести один из своих свирепых в это время года сюрпризов.

На крыльце клуба, под массивным с колоннами портиком собравшиеся выстроились в шеренгу и устремили свои взгляды на небольшую площадь, где уже жались друг к дружке, поглядывая на небесные сполохи, одетые в парадное и костюмы для представления школьники. Мальчики постарше держали в руках зажженные факелы. Девочки – свечи в стаканчиках. Буря же набирала обороты, швыряя свирепые порывы ветра в испуганную ребятню. Где-то вдалеке бурлил раскатами надвигающийся гром.

Начни, конечно, организаторы театрализовку прямо сейчас – и успели бы до ливня. Но… по плану Левитан должен был заговорить ровно в десять часов вечера. Во-первых, потому что по сценарию в это время уже было бы достаточно темно, чтобы «смотрелись» факелы и свечи. А, во-вторых, потому что вообще – сценарий это святое, и поэтому около десяти минут те, кто под портиком глупо переминались с ноги на ногу, а дети все более и более пугливо жались и взирали на подступающую в небе грозу.

Наконец, грянуло! В репродукторах зазвучал голос Левитана, а с неба на ребятню посыпались тяжелые ледяные капли, похожие на огромные градины. Из портиковского укрытия на испуганную, мокрую и сбившуюся в стайку ребятню взирали взрослые дяди и тети, и дети словно понимали: вот оно – испытание! Надо стоять и ни в коем случае не забывать положенных строк монтажа. Мальчишки один за другим менялись местами в строю, чтобы за спинами товарищей поджигать гаснущие от ветра и дождя факелы. Поэтому строй постоянно мешался, и слова терялись в грохоте грома. Но представление продолжалось. Мамы, решившие со стороны посмотреть на своих чад тоже позапрятались в близлежащие укрытия: кто-то на крылечке недалеких почты и здания администрации, кто-то – под навесом киоска…

А дождь лупил и лупил: по крышам, тополям, газонам, выросшим на асфальте огромным лужам и… детям, сбившимся на площади черно-белой группкой, казавшейся мишенью для грозы…

Факелы гасли и гасли, речи и музыка из репродуктора гасились раскатами, а дети все перестраивались и перестраивались в запланированные сценарные фигурки, вздрагивая мокрыми плечиками и украдкой вытирая личики…

Одна маленькая девочка в белом кружевном фартучке все время оглядывалась куда-то назад. Видимо, где-то неподалеку была ее мама, и ребенок тщетно пытался найти хоть какую-нибудь защиту от страшной грозы, внезапно разрушившей все ее представления об этом, так долго готовившемся… «празднике».

Кто-то из мальчишек не выдержал и выкинул в кусты бесполезный и окончательно потухший факел… Несколько ребят достали зонтики и тщетно пытались прикрыть ими стоящих рядом девчонок. Ветер клонил долу тополя, и те трещали под его напорами, грозясь вырваться из земли и пойти растопыренными корнями на этих промокших до нитки детей, словно огромные боевые машины… Казалось, не будет конца и края этой какофонии из репродукторных звуков, сполохов и раскатов.

Наконец, строй ребят принял очертания колонны и процессией двинулся к сельскому монументу славы, где кто-то из административных служек тщетно пытался зажечь от спичек сельский Вечный Огонь…

Впереди процессии невесть откуда появились десять странных черных фигурок. Платья на них были длинные, мокро прилипавшие к острым коленкам, а головы прикрывали черные капюшоны… В руках топорщились, словно зардевшиеся от мучительного стыда, тяжелоголовые гвоздики…

Дождь стал стихать. Вслед за школьниками потянулись к обелиску и сухие взрослые. Основание монумента загорелось шестьюдесятьюпятью свечами в стаканчиках. Гроза, будто наткнувшаяся на могучий редут, стихла так же внезапно, как и появилась.

-- А вон и моя! – Радостно вскликнула из-под крыши киоска одна мама, указывая на ту самую девочку в белом переднике, которая так испугалась ненастья.

-- Мама, мама! – Заканючил на ее руках маленький мальчик, указывая пальчиком на бившийся в конвульсиях подле лужи крохотный черный комочек. – Это кто?!

-- Это птичка, сынок. – Ответила ему женщина. – Не бойся. Видишь, птичку гроза убила.

-- Убила. – Повторил мальчик и повернулся в сторону расходящейся толпы, выискивая глазами старшую сестренку.

Мокрые «вдовы» снимали с себя капюшоны, выжимая их тут же и, встряхивая волосами, резво разобрались на группки, чтобы отправиться по домам.

Чинным шагом прошествовало до своих автомобилей приглашенное начальство.

-- Вроде бы неплохо получилось, да? – Заискивающе глядя в глаза официальному гостю, пролопотала завклубом.

-- Да-да. Прилично. – Ответствовала «шишка», распахивая дверцу «джипа».   

-- И гроза – как нельзя кстати, правда?! – Радостно возопила вслед откатывающейся машине «культурщица». – Прямо, как на заказ. Аж мурашки по коже… -- Пролопотала она уже сама себе и с довольной улыбкой почапала к группе административных служащих, бойко обсуждавших прошедшее мероприятие.

Невдалеке стоял служебный автобус – главных участников митинга уже ожидал праздничный обед в сельской столовой…