Что русскому хорошо в Германии

                Что немцу хорошо, то русскому - замечательно...


           Классики, а именно, Маркс, Энгельс, а потом и их последователи, говоря о социализме, никаких национальных особенностей не оговаривали. А зря.

           У всех легковых автомобилей много общего. Например, четыре колеса, мотор, багажное отделение. Но всё дело в нюансах, в деталях. Какой мотор? Какие колёса? Какой багажник? Как всё исполнено?

           Мы из социализма советского попали в социализм немецкий. Да, мы увидели не западный, но, всё-таки, немецкий автомобиль.  Тьфу, чёрт, пристало, социализм.

           Первое, что бросалось в глаза, он был для людей. Это было продекларировано не только на бумаге, это было построено.
           Кого- то застрелили у стены в Берлине, кого-то не слушали, кому-то не верили, кого-то куда-то не пускали, чего-то кому-то не позволяли.
           Но мы сравнивали их жизнь с нашим советским бытием. И сравнение, очевидно, было не в нашу пользу.
 
           Один из активных впоследствии ГКЧП-ов, генерал-полковник Альберт Макашёв, ораторствуя, заявлял, что для нас (СССР) идеальным было бы такое жизнеустройство, которое он наблюдал в ГДР середины 80-х годов.
           Я, и не только я, его понимаю, и согласился бы всю жизнь прожить в той материальной и моральной обстановке. Она того стоила.  Я слышал, но не уверен, что многие жители прежней ГДР жалеют, или тоскуют по тем временам.
            
           Итак, прилавки магазинов ломились от товаров, которые смело можно было надеть, не боясь напугать людей, или рассмешить их.
           Было очень дорогое - "Эксвизит", и вполне доступное нашим кошелькам, но тоже, очень красивое и модное.

           Доступны были свежие качественные продукты питания, причём, в ассортименте. И здесь было всё демократично, деликатесы - подороже, продукты попроще - дешевле. Но, главное, что они были на прилавке, их можно было не только увидеть, но и попробовать, и покушать вволю.
           От этого наш развитой социализм людей давно отучил, да и, если быть до конца честными, то изобилия мы никогда не испытывали.

           Леса радовали грибами и ягодами. Они были чисты и не изгажены, не было в них следов цивилизации, потребительского отношения человека к природе.
           Озёра кишели рыбой. Это обстоятельство особенно радовало заядлых рыболовов, любителей посидеть на берегу, глядя на поплавок, подумать, помечтать, а, случится, и выловить добычу.
           Многие становились рыбаками в ГСВГ, почувствовав неплохую результативность этого промысла в немецких водоёмах.

           Для советского человека той эпохи попадание в этот "Эдем" было значительным стрессом. Кто-то легко адаптировался к "райскому" укладу, некоторые долго не верили в саму возможность существования таких человеческих условий, но, рано или поздно, тоже к ним привыкали.

           В этом повествовании попробую изложить некоторые личные наблюдения об особенностях жизни советских военнослужащих и членов их семей за границей нашей Родины в те неплохие времена.
           Тогда бытовала поговорка: "Курица - не птица, Германия - не заграница", но другой-то заграницы мы ещё не знали, нам и эта была в радость.
              Безусловно, адаптации к неожиданно комфортным условиям жизни сильно мешал пресловутый "языковый барьер".
           Чтобы получить желаемое, приходилось тыкать пальцем в предмет, произнося при этом: "Дизе!" (меня  научили, что это - "Это"). Иногда помогали жесты, если они легко и однозначно намекали на то, что требовалось. Но иногда случались и казусы.

           Сам слышал, как женщина в немецком магазине требовала, тряся перед продавщицей кофточкой (дословно): "Дизе, но в "рот" полоску". Она была уверена, что  такая же кофточка, но в красную полоску, будет ей к лицу.

           Однажды, покупая некоторые овощные продукты в близлежащем населённом пункте Цоссен, я, дожидаясь обслуживания в короткой очереди, прочитал, что петрушка по ихнему звучит, как "Петрушен". Я попытался сделать заказ чисто на немецком языке, и, назвав правильно основные продукты, добавил еще "Петрушен унд Укропен". Фрау из "Овощного" корректно переспросила: "Что есть укропен?". Пришлось привычно показать пальцем.    "Укропен" у них, почему-то, называется иначе. Аналогия не сработала.
      
           В хозяйственном магазине наш соотечественник решил попросить искомый товар всецело доверившись возможностям пантомимы.
           При этом свои способности владения этим красивым и нелегким жанром он явно переоценил, поскольку был неправильно, совсем неправильно понят.
           Сначала были движения руками над столом, которые намекали на разбрасывание чего-то мелкого, похоже, сыпучего. Затем при помощи движений указательных пальцев обеих рук от ноздрей в стороны, он намекнул на наличие усов. Затем последовали откровенно непристойные жесты: ритмичные удары раскрытой ладонью одной руки по торцу сжатого кулака другой (представили?).
           Продавщица немного смутилась, слегка покраснела, и выложила на прилавок...  популярные мужские контрацептивы в ассортименте (в том числе и с "усиками").  Эта "извращенка" первую серию движений покупателя явно расшифровала как расстилание постели. 
           А наш, превратно понятый бедолага, всего-навсего, пришёл за очень эффективным порошком от тараканов.

           Тренировка делает мастера, а постоянное общение способствует взаимопониманию, поэтому очень быстро словарный запас расширялся, а комические ситуации становились редкими.

           Особенно быстро мы выучили числительные. Без них сложно. Ни узнать цену на товар, ни заказать что-либо. Одновременно овладели необходимым минимумом этикета, отличающим воспитанного человека. Дальше - больше.
           И мы уже могли отличить продовольственный магазин от промтоварного, гаштет от дорогого ресторана, туалет от остановки транспорта, а также легко идентифицировать другие жизненно нужные объекты.

           В свободе перемещения по территории ГДР для всех советских военнослужащих было только одно ограничение. Строго настрого было запрещено посещать столицу ГДР красивый город Берлин без особого на то разрешения. Обидно, наши отцы дошли до него с оружием в руках, совсем не желая, чтобы когда-то их дети посещали этот город тайком.
           Воротами в Берлин для нас, обитателей Вюнсдорфа, была платформа "наземки" на станции Шёнефельд, в 30 км. от места нашего жительства. Там, с утра и до 18-19 часов, ежедневно нёс вахту пикет из военнослужащих срочной службы бригады специального назначения, дислоцированной в пригороде Берлина.
           Эти ребята были специально натасканы на то, чтобы определить в толпе людей, следующих с прибывшего в Шёнефельд поезда на платформу уже берлинской наземной ЖД, своих соотечественников, то есть, грубо говоря, русских. Они, пикетчики, свой хлеб ели недаром. Они могли иногда пропустить "везунчика", но тормознуть ошибочно немца, приняв его за русского было недопустимо. Эти "опричники" имели широчайшие полномочия. Солдат мог спокойно тормознуть офицера, а вызвав старшего пикета, записать его данные. Задержать, конечно же, не мог, а испортить жизнь - легко.
           Никого это не останавливало.  Надо было, всего на всего, аккуратно откосить под немца, проходя 5-метровой ширины лестницу, ведущую на заветную платформу под обстрелом опытных часовых. Можно было дождаться смены часовых, когда они были заняты передачей, или поимкой подозреваемого, или проверкой чьих-либо документов, или моментом отлучки одного из двоих контролёров по нужде, или большой плотностью толпы в моменты оживления пешеходного трафика.
           Иногда и этого оказывалось недостаточно. Несколько наших женщин, благополучно миновав кордон, уже сидели в вагоне наземной ЖД. Поезд Шёнефельд - Александерплатц убывал через 5 минут. В вагон заходят ребята из бригады. Вопрос: "Русские есть?"  И тут следует гениальный коллективный ответ: "Найн!" Всех "повязали" немедленно.

           "Охотники" брали свои нетерпеливые "жертвы" и на обратном пути следования из главного города ГДР, когда те ехали с товаром, и не удосуживались отсидеться до отбоя на кордоне.
           Мне эти богатые адреналином "прошмыгивания" не нравились. Мой знакомый из Внешторга, работающий в Берлине, снабдил меня визитками Мебельинторга на своё имя и дал мне старый вкладыш в водительские права. По этой "липе" я спокойно проходил не стесняясь мимо пикета. Интересно то, что пристали ко мне лишь однажды. Я сказал, что я не их "клиент", а работник Внешторга. Визитка сняла все вопросы.

           Думаю, что у всех, кто стремился попасть в Берлин, был свой способ проникновения, который он разработал сам, и которым очень гордился, храня его в строгой тайне.

           Однажды я срочно помчался в столицу выкупить подписные издания (тогда покупали и читали больше, чем сейчас). Уже в дороге я обнаружил, что документальные средства поддержки забыты дома. Уже был поздний осенний вечер, скоро отбой, прорвусь. Прошёл мимо часовых уверенно, зашёл в вагон. Через минуту в почти пустой вагон заходит здоровенный рядовой спецназовец, решительно идёт ко мне.
           "Пройдите, пожалуйста, за мной!"   Я не реагирую, стою к нему спиной.  "Я вижу, что вы русский! Прошу выйти из вагона!"
           Он переходит к угрозам типа: "Сейчас сгребу и отведу в комендатуру!"  Чувствую, сгребёт, сволочь, причём без проблем, здоровенный ведь детина.
           Ситуацию для меня спасает его неуверенность в том, русский перед ним или немец. Применить силу к немцу недопустимо, вот он и провоцирует меня, чтобы я заговорил.            
           До отхода поезда минута-две, молчать становится неестественным.
           Я обнаруживаю у себя перед глазами на стене вагона плакат, в котором речь идёт о размещении американских ракет средней дальности в Европе и о крайне негативном отношении к этому факту со стороны немецкого народа.
           Тогда я пустился на отчаянный шаг, и, не оборачиваясь, прочитал, что было на плакате. Как сумел, стараясь придать голосу строгую интонацию. Потом, сделав паузу, повторил. Слышу сзади уже с сомнением: "Вижу, что русский..."      
           Звучит сигнал, объявляют про отправление. Оборачиваюсь - никого. Пронесло.
           А строчку из плаката: "Геген ракетен!" я запомнил хорошо и часто потом, к месту и не совсем, приговаривал её.

           Весной 1979 года мы с женой и сыном собрались в отпуск на Родину, наш первый  германский отпуск. Встал вопрос о приобретении подарков родственникам. Тогда очень ценились ковры, книги, хрусталь, посуда. Мы решили купить недорогие хрустальные вещицы. Я разузнал адрес магазина дешёвого хрусталя в Берлине.
           Магазин постоянно менял место дислокации, скрываясь от ненасытных русских покупателей. "Добрые люди" подсказали район, где находился "клондайк" дефицита.
           Нашёл я быстро, но, попав туда, с удивлением заметил, что из русских я здесь не один, даже, скорее, наоборот. Я попал в сугубо русский магазин с немецким товаром и персоналом.
           Дрались две соотечественницы, не поделившие какие-то изделия, дрались и ругались серьёзно, громко матерились, потеряв окончательно разом совесть, приличия и женский облик.
           Суть конфликта была проста. Одна попросила у продавщицы две хрустальные "ладьи" (небольшие салатницы в форме лодки). Немка, аккуратно упаковывая товар, заметила, что эти "ладьи" последние. Тогда та, что стояла за счастливицей, стала грубо требовать уступить ей одно изделие. Это было насильственное требование проявить добрую волю. Но "требовавшая" сделала всё, чтобы этот гуманный акт не состоялся.
           Во время рукопашного поединка обе "ладьи" были разбиты, теперь тётка, уже оплатившая покупку, стала требовать от возмутительницы скандала хотя бы возмещения убытков.
           Немка припугнула вызовом полиции, что не остановило дерущихся женщин. Тогда она сказала по-русски волшебное слово: "Комендатура!". После этого конфликт вместе с его участницами и болельщиками покинул магазин.
           Ушёл и я. Через часок я снова зашёл в магазин, спокойно сделал небольшие покупки, расплатился и собрался уходить. И тут снова разгорелся спор, уже не знаю, по  какой причине.  Не дожидаясь апогея скандала, я, от греха подальше, ретировался. 

           Конечно же, соотечественники сами создали и с годами усугубили имидж "советского оккупанта", отличительными чертами которого были бескультурье, хамство, пьянство, жадность, клептомания и многое другое, что содержится в "чёрном списке" признаков плохого тона.
           В лучшем случае "кастинг" перед загранкомандировкой проходил только военнослужащий, но никогда его супруга и дети. А служить ехали все категории, от прапорщика до генерала. Иногда генеральша могла "переплюнуть" жену лейтенанта.
           Прямо скажу, немцы нас терпели, а если и ненавидели, то, в силу своей воспитанности, этого открыто не демонстрировали, хотя съязвить могли очень метко.

           Некоторые соотечественники, за которых очень стыдно, в стремлении сэкономить на еде, опустились до регулярного приобретения мяса в специализированных немецких магазинах, обслуживающих владельцев собак.
           Моему знакомому сотруднику Управления Особых Отделов, иногда поручали дежурить в таких местах в Берлине, и выявлять особо рьяных "любителей" дешевого мяса.
           Он, выполняя служебный долг, стал свидетелем того, как продавщица "собачьего" магазинчика, с улыбкой стала требовать у "нашей" подтвердить наличие у той собаки. Стоявшие в очереди немцы заулыбались.
           Наша, не понимая немецкого языка, но явно заинтригованная произнесённым словом "дог", стала утверждать, что он у неё есть.
           Поняла она и слово "гросс" (большой), которое немка произнесла, видимо напуганная объёмом заказа русской покупательницы.
           Русская жестами стала показывать на улицу, где под самым магазином стоял военный "УАЗик". Немка оживилась, почти смеясь, стала требовать показать той своего "дога".
           Апофеозом картины стало появление в магазине прапорщика из военной автоинспекции, мужа покупательницы, которого та позвала: "Вася, иди сюда, тебя требуют!"
           Инспектор был огромен как ростом, так и безобразным животом.  Продавщица, уже не сдерживая смеха, сказала по-немецки: "Ну, для такого дога этого количества мяса, пожалуй, даже будет маловато".  Это вызвало взрыв смеха.
           Сотрудник   Володя перевёл семейной паре все реплики из магазина. Они тут же покраснели. Потом он их отпустил, посчитав, что хватит с них пережитого позора. Как они ели потом добытое с таким унижением мясо не представляю.

           Экономили многие. Но кто-то это делал не всегда и в меру, а кто-то с фанатизмом, достойным лучшего применения. Они старались выжать из загранкомандировки все предоставленные им возможности, отказывая себе во всём. Покупки, сделанные на сэкономленные марки, складировались "на Союз".
           Такой режим жёсткой экономии выглядел порой отвратительно. Их дети ходили в жутком "сэкондхенде", или в "уцененке", а, иногда, и в "рванье", а в это время в чемоданах лежали вещи, купленные на потом. Увы, было и это.
           Обидно, но болезнь экономии поражала молодых людей, лишая их возможности вкусно поесть, красиво одеться, а, самое главное, делая такую жизнь нормой, закрепляя намертво рефлекс приобретения "на потом", "на Союз". А жить-то надо было тогда, когда можно было себе позволить то, в чём были ограничены в этом самом Союзе.
           А возможности в этом плане были широчайшие. Можно (и нужно) было весьма недорого купить хорошие грузинские вина, армянские коньяки серий КВВК и КС: я там попробовал "Аштарак", "Ахтамар", "Арарат", "Двин". Всё это было настоящее, тогда про фальсификат не знали, особенно, за рубежом. В те годы удалось попробовать много деликатесов, с некоторыми из которых потом встречаться не довелось. Но, за то,  есть что вспомнить.
           Конечно, покупались ковры "Герат", сервизы "Мадонна", гобелены "Минареты" и многие другие товары повышенной зависти, по которым легко определить военного, прошедшего через ГСВГ.

           Однажды я чуть не надорвался, помогая полковнику - попутчику, который подсел в Бресте, затолкать огромный чемодан на верхнюю багажную полку в купе поезда Москва - Вюнсдорф. Потом, выпив со мной, он признался, что чемодан "набит" литровыми банками с "борщевой заправкой", которую он вёз из отпуска по заказу своей жены.
           Я предположил, что это, видимо, очень удачный кулинарный полуфабрикат, который отличается необыкновенным вкусом. Оказалось, что в банках, со слов захмелевшего собеседника, овощная гадость, от которой его уже тошнит.  Но продукт дешёвый, и куплен за рубли, а драгоценные марки при этом сэкономлены.   


           Нельзя не коснуться одной институции, которую, наверное, все, кто служил в ГСВГ, хорошо помнят.
           Речь пойдёт о "Военторге". Эта организация всегда была на высоте, обслуживая военных всем необходимым. Не секрет, что обслуживание было, как бы помягче выразиться, не совсем демократичным. "Сливки" (вершки) шли верхам, "корешки" - всякого рода корешам, а пуговицы, звёздочки и прочая мелочёвка - это воинам.
           Работала эта система под мощнейшим, но негласным, управлением военных политорганов. Ни о какой социальной справедливости даже речи не могло идти. Может быть, иногда, часть вершков перепадала корешам, а, при насыщении последних, воины могли, если крупно повезёт, погрызть корешки.
           Так вот, высшая степень военной торговли, в условиях заграницы, носила короткое, но гордое, название: ТБП, что очень скромно расшифровывалось, как торгово-бытовое предприятие.
           Я лично, очень хорошо помню великого мастера сатиры Аркадия Райкина, который великолепно живописал отношения в торговой сфере в условиях дефицита. "Дюфицит" по Райкину был движущей силой социализма.
           ТБП звучало громче, чем БТР, АКМ, БРДМ, ПМ и все виды тяжёлого вооружения в работе.
           Американский певец Дин Рид, поменявший капиталистические ценности на новизну социалистических лозунгов, и, став гражданином ГДР, был частым терпеливым гостем в ТБП Вюнсдорфа. Я сам видел, как Дина (так его ласково называли в ГСВГ) захаживал за "дюфицитом".
           Рискую показаться ханжой, но не смолчу. В ТБП "высоко сидящий" генерал мог приобрести вполне нормальную дублёнку по цене, например, простого ватника.
           Частенько это могучее предприятие, чтобы успокоить "низы", могло, пользуясь хоккейной терминологией, "вбросить", некоторые излишки "товаров повышенной зависти" в свободную продажу.
           Делалось это тихо, каждый раз в разных магазинах. Пока набегали покупатели, то и товар быстро заканчивался. Неожиданные вбрасывания товара держали народ в тонусе, заставляя держать наготове денежный ресурс и регулярно обходить торговые точки.

           Однажды, по окончании рабочего дня, мы с сослуживцем неслись на велосипедах на вечерний клёв к близлежащему уютному озеру. Почти выехали из Вюнсдорфа, как, вдруг, увидели большое количество людей около небольшого строения, на которое раньше внимания не обращали.
           В тот памятный день там был, говоря языком военных, развёрнут временный пункт свободной продажи дефицитных товаров. В условиях начала 80-х годов прошлого века, когда о мобильной связи только мечталось, тем не менее, оповещение желающих приобрести дефицитные товары происходило со скоростью, если не звука, то ветра.
           От уже многочисленной очереди отделилась "мужественная" женская фигура, и бросилась наперерез нам, вынудив нас остановиться. Не в меру возбуждённая жена моего коллеги потребовала от него немедленного изменения своих планов. Согласно "вводной" своей супруги, он должен был мчаться в обратном направлении, найти (занять у соседей) определённую сумму денег, и, пока не прошла занятая уже очередь, вернуться. Задание, прямо скажем, для волшебника с "золотой палочкой". Особенно пункт про деньги.
           При этом рефреном звучала фраза: "Ты что, приехал в ГСВГ рыбу ловить?  Ты должен, пользуясь счастьем пребывания здесь, обеспечить нас на долгие годы предстоящей в Союзе нелёгкой жизни. Ты должен помнить, что у нас растёт дочь, что надо обеспечить и её безбедную жизнь. Рыбу будешь удить на пенсии! Понял?"
           Кто держал удочку в руках, безусловно, легко представят реакцию моего товарища. Он робко попытался возразить, что это непродуктивное решение, что сегодня возможен клёв, что пенсия нескоро, что пропадут червяки, а денег занять вовсе бесперспективно, что он вряд ли успеет обернуться, что и т.д. и т.п. Бесполезно! Он был обречён. На озеро я поехал один. 

           Вот так, в борьбе с заграничными соблазнами, проходили отличные годы нашей жизни и службы.
           В многочисленных поездках к западным рубежам ГДР мы частенько заглядывали   поесть в различные неприхотливые немецкие гаштеты, навещая их вечерком с целью провести время за беседой и кружечкой-другой вкусного немецкого пива.
           Что греха таить, иногда мы прихватывали на память, исключительно в качестве сувенира, пивные бокалы с логотипами этих заведений. Это, по сути воровство, у нас считалось вовсе не криминальным, а, вроде бы, детской шалостью. Только на последнем году службы в Группе я узнал от хозяина одного из близлежащих гаштетов, что цена потенциальной потери (ловко украденного нами бокала) давно и надёжно "заложена" в цену пива и закусок заведения.
           А вот, если наши посетители под пиво ели вяленую рыбу, при этом хватая бокалы жирными руками, то эти бокалы вовсе выбрасывались. Слава Богу, а то мы уже считали себя безнадёжными воришками.

           Вот и сейчас иногда натыкаюсь на давний немецкий трофей с гербом маленького уютного городка, невольно вспоминая те далёкие, но очень приятные годы...