Расшифровка древнего манускрипта

Экспедиции не бывают случайны.
Так говорил профессор всю свою жизнь, по крайней мере, ту часть, которую я помню. Я не буду говорить вам, какой это был год и континент, а то это превратится в поиск и проверку на достоверность приведённых мною фактов. Просто примите тот факт, что я имел честь быть членом экспедиции, которая в конце концов нашла очень интересный манускрипт.
Итак, мы начинаем. Кто мы? Я тут один. Да, вперёд.

1 глава.

Бывали ли вы в Узбекистане? Полагаю, что лишь немногие. Но если да, помните эти белые Икарусы со светло-зелёной полоской на боках, на которых в нестерпимую жару мы могли попасть из Самарканда в любой более-менее населённый пункт? Именно в таком я уже был готов на всё, лишь бы это прекратилось. Моя рубашка была мокрая, будто бы я только что вылез из воды, под коленями и ещё кое-где я ощущал жидкий металл, иначе так сильно бы не пекло. Солнце очень любит эти края, вот где его стоит поискать, когда оно надолго уходит из Питера. Профессор сидел рядом со мной и от него пахло виноградом и каким-то алкоголем или духами, что насиловало мой нос так же, как автобус тело. Слева от нас сидели Гришкины - Олег и Катя, я опишу их позже; впереди - Оля и Аня, я никак не мог определиться, кто из них мне нравился больше, но в данный момент я отказался бы от них обеих не раздумывая в обмен на ледяные ветры Антарктики; впереди Гришкиных сидели Миша со своей девушкой Аишей - таких восточных красавиц я не встречал ещё нигде. Впереди за Аней и Олей сидела сестра Аиши - Алия, и мне очень нравилось, что две сестры имеют такие созвучные имена. Алия была тоже недурна собой, но пары у неё не было, с ней рядом сидела Василиса Петровна - помощница профессора. Возможно, она помогала ему в немного большем, чем в житейских невзгодах. И, наконец, по левую руку от Алии и Василисы Петровны сидели мои товарищи и сокурсники - Гриша и Денис. Ещё где-то в автобусе сидел наш проводник, я никак не могу вспомнить его имя. Он был усатый толстый дядька, который всё время хмурился, но никогда не говорил ничего плохого. Миша называл его "Сеньор Помидор", и это нам казалось невероятно остроумным.
Мы ехали на последний выезд летней практики, поэтому мысленно представляли себя уже в Сестрорецке. Профессор пыхтел над мои ухом, а я молил всех святых дать мне умереть здесь же, чтобы больше ни секунды не терпеть этот зной, но святые не отвечали на мои молитвы. Боюсь, в следующий раз, когда я буду уже молить об обратном, они будут так же непреклонны. Когда мы уже почти подъезжали, профессор сунул мне под нос газету и увлечённо заговорил:
- Видишь, какой год?
- Ну, - тупо сказал я, даже не пытаясь сфокусировать взгляд сквозь пелену бреда от жары.
- А теперь вот здесь, - показал мне профессор.
Я снова что-то промычал.
- Это потрясающе, - дышал на меня профессор виноградом, - Осенью мы возьмём академический отпуск и поедем в экспедицию, мы не можем упускать такой шанс.
Сейчас, когда я пишу эти строки под приятным солнцем, обдуваемый приятным летним ветерком, я могу только поражаться собственной безответственности, ведь, как-никак, в моих планах не было уезжать из Питера до следующего лета, тем более, что у нас намечались серьезные концерты с группой, но тогда, зажаренный в этой венгерской духовке на медленном узбекском огне, я сгоряча дал своё согласие, одобрительно издав звук непонятно чего. А так как я был председателем археологического кружка и профкома, я решал, куда мы кружком отправимся и я же мог разрешить нам всё, что душе угодно. Так что благодарность моих товарищей не знала предела.
Наконец, автобус остановился. Мы вылезли из него и с сожалением ощутили, что на улице лишь ненамного прохладнее, чем в Икарусе. Но всё-таки послабление было, а это уже неплохо, учитывая наше положение. Но это был ещё не конец пути, нам дали осликов, которых мы навьючили нашими вещами и мы отправились к побережью озера.Там-то, по заверению профессора, мы и должны были обрести покой.