Девий Дух. Глава 5. Путешествия телом, в тело и ду

Путешествия телом, в тело и душой

Мои встречи с магом наполнили окружающий мир каким-то новым содержанием. Несмотря на все советы колдуна о тестировании собственного состояния на нереальность, я не мог определить статус этого свалившегося «содержания» – куда я сделал скачок: в реальное или обратно?
Дорога в Бахилову Поляну на очередную встречу с ведьмаком была закрученной спиралью горного серпантина. Я пристально всматривался в детали проносящегося по обочинам отвесного скального интерьера, подозревая, что даже деревенский психиатр справедливо поставил бы мне сейчас неутешительный диагноз паранойи. Еще бы, ведь его потенциальный пациент упрямо и нешуточно отрабатывал замысловатую технику отлова нереальности: а вдруг, проносящимся мимо камнем, кочкой или поваленным деревом обернется косматый леший. А лучше бы – обворожительная воздушная фея (а еще лучше – не воздушная, но бренная). Но величественные природные декорации не пускали меня за занавес, не пытались испугать или очаровать, и лишь маскировались под парочку парящих на высоте коршунов… Я же говорил – паранойя!
Мое недолгое ожидание у калитки стройки вознаградилось «цыганочкой с выползом» в исполнении «крутящегося дервиша». Сделав пару сложных танцевальных «па», и закинув за плечо скрученную веревку, пастух Леонида Утесова из «Веселых ребят», кивком увлек меня за собой. От этой театральной миниатюры повеяло забытой романтикой советских строек и ударных колхозных будней с огоньком общинного азарта.
– «Легко по жизни нам с песней веселой!» – сотрясся душный от жары июльский воздух, как будто герой Утесова вычислил мои нахлынувшие эмоции.
– Эх, не тот полет! Махнул не глядя Мишка-меченый дворцы идей коммунизма на склепы для пропитых тел и никчемных душ! – кивнул экскурсовод в сторону ярмарки тщеславия из строящихся коттеджей. Этакого колхозного барокко с монументальными балясинами, в форме выпяченных комплексов всяческих неполноценностей его хозяев. – Чем не соревнование залипших в детстве пацанов – у кого в штанах больше? Выросли из коротких штанишек, теперь крутизной крыш тягаются. Сколь еще делов темных накосячат, пока не остановят?
– Хоть бы на хиленькую часовню отщелкнули от своих монументов?
– Такие не скупятся грехи замаливать. Просто местному батюшке пока хватило лишь на «Ауди». 
– Ну, неправильно у нас асфальт кладут! Его же надо наоборот, гладкой стороной кверху! – досталось и нерадивым дорожникам от инспектора по морали и автомагистрали, как только мы ступили на асфальтированный серпантин, напоминающий лунный кратер. – Великая страна, в которой асфальт объезжают по обочине… – жаль, что похвала «великой», звучала горькой иронией.
Такова наша доморощенная особенность, позволяющая строить фешенебельные дворцы при отсутствии нормальных подъездных путей. В России исторически сложились две беды: дураки и дороги. Если одну беду можно решить с помощью тяжелых катков, то что делать с… дорогами – неизвестно.
Характер нашего человека страдает раздвоением личности, двумя крайностями: дома, он азартно блюдет культуру быта в стенах своего чистенького личного евроремонта, а на грязной обшарпанной общественной площадке, с тем же задором, но с противоположным знаком, ударяет разгильдяйством по бездорожью. Когда же, этот человек представлен самим собою?
Может правильно говорит шаман, что нужна хотя бы притворная нравственность, и хотя бы в общественных местах. Ведь чаще, мы наблюдаем друг друга именно там (нежели дома в гостях), делаем выводы и перенимаем заразой очевидное поведение быдла. Этой же неприглядной стороной медали мы представлены и внешнему миру. Отсюда и неуважение.    
Под аккомпанемент праведного бурчания колдуна мы окунулись в густую прохладу леса. И на меня сразу, всем своим богатым арсеналом накинулась местная биозащита.
Сколько разом отужинало мною комаров? Кто, на новенького?! Кажется, у меня аллергия на комаров, я от них чешусь. Чем бы они харчевались без меня? С ведьмака вон, не станется, тот даже не отмахивается. Не беспокоят его, что ли, кровососы? Может у них взаимная договоренность, не кусать руку дающего. В смысле, дающий – это колдун, а я – то что дают.
– Не умеют люди рационально мыслить. Вот если в пчелиные ульи поместить комаров, то за сезон можно собирать кровь бидонами. И не тревожить понапрасну доноров. – внес свое рационализаторское предложение практичный комаровод, глядя на мое преступное рукоприкладство в отношении культурных насекомых.
– Фумигатор бы сюда.
– Лучший фумигатор – димедрол.
– Ной виноват, а ведь мог бы убить тогда пару этих тварей.
Возмущаясь незавидной участью харча, я все же успевал отмечать, как вслед за лешим, ловко и бесшумно преодолеваю глухие лесные завалы.
– Минуты наблюдения, экономят часы хождения. – удовлетворил мой не озвученный вопрос шаман.
Прохлада леса нежелательно компенсировалась влажной духотой. Коварная биозащита оскалилась всепроникающей едкой пылью, налипая коркой на потное тело и разъедая глаза и ноздри. Эта непереносимая взвесь состояла из древесной трухи, цветочной пыльцы, грибных спор… и словно живая, увлекалась цветными облачками за нарушителем лесного спокойствия.
На свою физическую выносливость я особо не грешу, а вот за то, чем приходилось дышать в марш-броске – не отвечу. И потому, необычные видения, вроде повышенной прыгучести колдуна – метров на двадцать, и назойливые хороводы миниатюрных шаровых молний вокруг меня, я бы списал на галлюциногенное свойство лесной пыли. Либо, на легкоатлетический гений лешего, плюс проделки неизвестных науке светящихся существ. 
Сказочные видения активно насиловали все имеющиеся у меня органы чувств. Липкая паутина обхватывала лицо, покушаясь заломить назад голову. Приземление с высоты отдавалось под ногами гулким выдохом земли, как будто это была чья-то болезненная грудь. Иногда, она затягивала ступни как сырое болото, а потом подбрасывала словно батут. Вековые деревья подавались картонными дурилками при опоре на них. Кора на ощупь была мягкой и замшелой, шевелящейся под ладонью. Ветки не по делу раздавали пощечины. Но ладно хоть не хватали за шиворот и не преследовали. Хотя, всю дорогу не отпускало ощущение, что кто-то в лесном полумраке бежит рядом с тобой.
Странно, что все это тогда не вызвало во мне удивленного ошеломления ревностного естествоиспытателя. Может быть потому, что высокий темп передвижения лешего не давал мне возможности сосредотачиваться на мимолетных открытиях. В собственном теле я ощущал редкую легкость, может от прилива собственных гормонов, а может и от инъекций лесных стероидов.
Все эти горные потогонные тропинки могли бы оставить без доходной работы всевозможных диетологов, косметологов и стряпчих БАДов, переманив к себе килотонны тучных клиентов из беленых больничных палат, пропавших карболкой и гноем – в зеленые стены с животворящими ароматами цветов, древесной смолы и целебными гирудотерапевтическими комарами. А часть сэкономленных на шарлатанов денег, пустить бы на обустройство зеленых здравниц. В смысле – на охрану родной природы.         

Наше путешествие началось по живописному дну Бахилового оврага – извилистого, словно бык поссал (не буду спорить, но может это вовсе и не бык, а весенние паводковые воды).
Где-то по правую руку остались заброшенные руины «Жигулевского Артека», этакого бренного артефакта канувшей советской цивилизации, уступающей свято место вечным дворцам дикой природы. Сколько же добра, было стёрто с лица нашей земли?.. Нет, правильнее сказать – спёрто! Мировым демократическим сообществом.
А еще раньше, мы прошли мимо погребенных хозяев былой цивилизации, навечно упокоившихся на местном поселковом кладбище. Такое вот, незаслуженное, несправедливое надгробие из кусков раскрошенного бетона и ржавой арматуры для тех, кто делал мир двуполярным.
Проходя мимо погоста, знахарь грустно отметил, что реалии нашей тотальной алкоголизации уже давно и настойчиво требуют сменить вывеску над воротами: «Упокойся с миром» на «Минздрав предупреждал».      
Петляющее пересохшее русло, фаршированное валежником, нельзя было назвать натоптанной тропинкой и легче было пробираться пологими косогорами по ниточкам кабаньих троп, которые, как все «нормальные герои – всегда идут в обход». 
Настырные сумерки всерьез грозились застать нас в дороге, и я уже в десятый раз ненавязчиво пытался напомнить об этом ускоряющемуся лешему. В голове заезженной пластинкой крутились отчаянные слова из детской песенки: «Холодно, жрать охота, комары грызут, не доеду я до дома, похоронят тут!». Кроме холода, все остальное казалось вполне справедливым и допустимым.
– Сарынь, на кичку! – призвал я в спину ведуну, чтобы тот заинтересовался незнакомой игрой слов и остановился на короткий передых. Но реакция адресата была чрезвычайно странной: леший суматошно обернулся, удивленно и зло зыркнул на меня. Как будто я застиг его врасплох на месте преступления. – О-о-о! Я чё то, не то, да?! – начал я машинально оправдываться.
– Да, да – срань, на кичу... – резко переодел лицедей выражение лица с испуганно напряженного на раздосадовано-оправдывающееся, и тут же, в непринужденно насмешливое. Но я то, выкупил эту внезапную мимическую метаморфозу. Даже выпал легкий осадок неосознанного подозрения, с чего бы это?    
Вообще-то, таким окликом жигулевская разбойничья вольница («выплывавшая расписными челнами» из здешних ериков) останавливала речные купеческие караваны во времена Ивана Грозного и Стеньки Разина. И означала – «чернь, всем лежать!». Какие же пласты памяти я затронул в чужой душе-потемке? 
Наконец-то, шаман притормозил на ровном уютном плато, метра три на четыре площадью, и присел на скальную ступеньку, выложенную сухими прошлогодними листьями. Я согнулся пополам, типа ботаником рассматриваю неизвестную науке былинку, но сам, на пороге нового сельхоз открытия попытался отдышаться.
Из-под зеленого листочка, искушая, поманила красным бочком земляничка. В рот ее, а другой рукой – себе по шее, то есть, комару в зудящий бубен.
– Землянику выращивают комары, чтобы людей приманивать. Охотятся так они. – выдвинул авторитетную версию научный руководитель, комментируя мое неловкое самобичевание по шее.
– А мы выращиваем себя, чтобы охотиться на комаров. – продолжил я псевдонаучную логическую цепочку, ничтожно меньшим по значимости открытием (соответственно своему ничтожному статусу льстивого аспиранта).
– Влажно как здесь. Вроде и июль сухой, и Жигули называют безводными горами? – захотелось уже услышать от ведьмака не только что-то смешливое, но еще и умное. 
– Жигулевские горы пористые как губка, влага парит из подземных рек. А отчего еще на местных камнях деревья растут?   
– И то, правда: где мы, и где грунтовые воды? – кивнул я в сторону невидимой за горными грядами Волги, срез которой должен был соответствовать уровню подземных вод (хотя, не стоит недооценивать и восходящее капиллярное давление).
– Э-э, да твой навигатор глючит топографическим кретинизмом! – постучал шаман себе по лбу, – Все экономишь на китайской контрабанде. Волга… там! – настоял «фирменный навигатор», указав на противоположное направление.
– Не крути, леший? У меня старый совковый компас в мозжечке.
Предательские горы, подыгрывая своему подельнику-колдуну, безнадежно укрыли зарево от захода солнца. Волга должна была быть справа, и течь за спину, если встать лицом на Запад. Остатки света равномерно рассасывались в верхушках величественных сосен, пытаясь запутать бродягу, застигнутого врасплох лесными сумерками. Жаль, что все эти законы из школьного природоведения про мхи и лишайники с северной стороны стволов деревьев, здесь в наглую не работали.   
– Если заблудился, то поищи с какой стороны у тебя мох растет! – прикололся леший, как будто прочел мои мысли. – Твой компас калиброван на бетонные джунгли… Звони родным, что подписался на ночную рыбалку! – без плавного перехода мысли констатировал шаман факт моей безысходности.
– …?!
– Ну хочешь, спускайся один к машине?
– Никакого бунта на корабле, я же сам напросился. Спасибо, что заранее предупредил. – язвительно поблагодарил я лешего.
Мне хотелось в машину. Но больше не хотелось возвращаться одному по темному лесу. Награда ночевкой дома уже не казалась такой прельщающей.
– Ушел выносить мусор, вернулся через три года. – уже для ушей мага закончил я мысли вслух.
Неуклюже справляясь с примочками навороченного мобильного, вспомнился анекдот в тему… пока бабушка набирала эсэмэску: «Петенька, хорошо веди себя в садике» – Петенька окончил ПТУ и отсидел.
Перед сном решил пометить кусты, пока еще совсем не стемнело. Делать это пришлось (как уже принято) под отеческий аккомпанемент советов бывалого выживальщика-засранца:
– В хвойном лесу главное – это туалетная бумага!
«А стряхивание более двух раз, приравнивается к заигрыванию с собой», – было бы очередным нравоучением, замешкайся я подольше перед глазами ехидного наставника.   
Отойдя вдоль по склону шагов на тридцать, я повернулся в сторону от тропинки к кустам ежевики, и обомлел… Меж ее колючих кустов явственной тенью выступала лохматая могучая холка. Что-то сидело на четвереньках низко свесив голову. Сомнений на тот момент не возникало – медведь! Для волка или собаки, загривок был слишком толст, для лося недостаточно высок, а кабану за счастье иметь такую мохнатость.
Желания детальней идентифицировать хозяина холки, предсказуемо не обнаружилось. Медведь, и точка!.. Энурез как-то рассосался, бегло отступив назад вместе со мной.   
Нет, я не испугался, просто не было смысла больше оставаться. А зачем, все и так понятно. Что я, медведей по «Би Би Си» не видел? Будничная такая встреча для меня. Житейское дело. Вот если бы крокодил в наших краях, или носорог?
За такими обыденными размышлениями я чуть не наступил на постель шамана. Вместе с ее хозяином. Расстегнутые шорты предательски упали до колен.   
– Ты что, пометить меня хочешь?! Не видел знак на входе в лес: «Не ссать на памятник»?! – отреагировал на мой вероломный вандализм леший.
В смятении, и без объяснений, я повалился на свое место. Знал бы этот памятник природы – чем мог быть сейчас помечен, случись у меня «медвежья болезнь». 
– Чего не спишь, клещи одолели? Здесь их нет, они гадюк боятся… Шучу, шучу, не боятся – гадюки клещей не едят. – ради приличия я нервно похихикал вместе с пересмешником.
Учеба на Самарском биофаке оставила мне мерцающую память, что гадюки средней полосы являются дневными хищниками. Хотя, в теплую ночь, да на голодный желудок, могут и почистить ядовитыми зубками моих кожных паразитов… К лешему такой симбиоз! Точно, к лешему, и указатель дорожный надо поставить в его направлении.
– Чё, не комильфо? – отреагировал шаман на мои нервные эволюции на шуршащей подстилке, протянув какой-то белесый тюбик. 
– Что это, зубная паста?
– Ага, в десны будем целоваться… Репеллент от кровососов. Экономь тока.
– А я думал, ты вампиров заклинаньями разгоняешь?
– Глухие они, проклятий не слышат.
Я лежал улыбкой вверх и блаженно рассматривал загорающиеся планеты на небосклоне:
– Люблю лето.
¬– Раньше я его тоже любил, но потом понял, что лето может быть в любое время года, были бы деньги... Теперь я люблю деньги.
– И сколько тебе надо?
– Деньги меня не волнуют. Деньги меня успокаивают.
Все это было познавательно пытливому любопытству, но менее насущно, нежели чаяния моих защитных природных инстинктов, настойчиво требовавших мер безопасности для собственной шкуры. Хотя бы, путем разрешения сомнений об увиденном давеча в кустах мшистом загривке:
– А здесь точно медведей не осталось?
– Нет. Ведь пара-другая, еще не популяция.
– Ну, их бы давно вычислили егеря или браконьеры (что иногда, по сути, одно и то же)?
– Зимой он спит, следами себя палит.
– Я сейчас медведя видел!
– Хорошо, что не мамонта.
– Понял, значит косолапых тут нет.
– Есть. Если мухоморы поесть.
– Многие знахари одушевляют растения. Даже поклоняются им. Этому есть рациональное объяснение? – уцепился я за оброненную шаманом тему, решив по ходу, что с медведями мы зашли в лесной тупик. 
Я думал, что колдун сейчас привычно отбрешется подручной демагогией, но получил четкий ответ: 
– Если курить коноплю, жевать мухоморы, маком ширяться – то поневоле ботву в авторитеты коронуешь… Хотя деревья, особенно большие, вековые… Ведь, древесина, не что иное, как сжатый до тверди окружающий воздух. Под действием огня он возвращается в прежнее газообразное состояние, а земля забирает свое – пеплом. Древесина веками накапливает солнце, ветра, дожди, снега и пыль. Деревья, это живые современники древности. Они видимая часть айсберга того места, где произрастают. Чем старее, тем точнее передают характер окружающего пространства. – друид замолк, как бы на полуслове, как будто хотел, но передумал делиться со мной дальше.
Ну и ладно. Меня нестерпимо подмывало совсем другое. 

– Шаман, ты обещал гидом побыть в зазеркалье?
Так я по своему называл психическую практику вхождения куда-то. И хождения где-то (в этом «куда-то»). Такой полусон, медиум величал сущей реальностью. Еще одной реальностью, которую я смог открыть самостоятельно. Короче, моя личная бесконечность расширилась на одно новое измерение бытия. Кое-чего, я там наизмерял, не без ущерба для здоровья (в том, другом бытии, измерители оказались поматерее).
– Ты же не пойдешь в чужом городе, ночью, по неизвестным закоулкам? Один и без местного гида? Вот и нарвался. – прокомментировал этот печальный факт, опытный смотрящий за зазеркальем. Вот к нему-то я и напрашивался экскурсантом. А в зазеркалье есть на что поглазеть… Какие музеи, а какие экспонаты!
То, что ходит в зазеркалье, я буду условно называть «душой»… Ну, придумайте другое название: астральным лунатиком или тенью отца Гамлета? Душой, во всяком случае – короче.      
Медиум снисходительно кивнул в ответ на мою просьбу. Надо ловить момент.
 
Главное для воплощения «туда» – это заставить тело и разум отпустить свою душу. Обмануть их, заморочить, усыпить... Но так, чтобы какая-то часть разума сохраняла связь с душой. Тогда ее снохождения будут осмысленными и останутся в памяти.
Итак, обнуляем ощущения и мысли, стряхиваем их, как собака воду. Теперь стряхиваем и эту мысль. Пустота, вакуум, пустота, ноль… Нет, даже ноля нет. Нет мысли, что даже ноля нет. Нет мысли, что нет мысли, что даже ноля нет… Самолет разгоняется по взлетке… Отрыв! Нет, еще тяжел. Мозги сопротивляются, варят внезапно взбаламученные обрывки воспоминаний.
Ты с ума сошел – конец полосы, лес, разобье-е-е-мся!.. Рассудок рефлексивно отрубается из соображений самосохранения (чтоб не рехнуться со страху). Тело боится смешаться с древесными стружками… и-и-и оба отпускают душу восвояси, как беспокойного автора своих кошмаров.
Отрыв, убираем шасси. Теперь главное, не включать задний ход, не думать о посадке, не оглядываться…   

– Ну чё, в духи пойдем?
Душа шамана в зазеркалье выглядела в «глазах» моей души, так же как в «зеркалье» – в глазах плоти. Но полет для фантазий, здесь не в пример выше. Я мог добавить окружающему миру и самому себе, какие-то дополнительные штрихи. Но работать в этом направлении тщетно и чревато. Тщетно, потому что фантазии не материализуются, а чревато, потому что иллюзии могут отвлечь от опасности, либо в лучшем случае, выбросить из зазеркалья в нормальный здоровый сон.
Здесь важно видеть все, как оно есть. Это сложнее чем в зеркалье. Ведь у тебя отсутствуют привычные «шесть чувств», ревниво стерегущие вахтерами подлинность терзаемых ощущений. В их спорах рождается истина. А здесь никакой диалектики и контроля. Но с другой стороны, нет и забалтывающего плюрализма мнений. Все единолично решает душа – воля. Я так понимаю.   
Нельзя фантазировать образами правого полушария – совсем уснешь. Нельзя философствовать логикой левой доли – совсем проснешься. Они могут невесть что додумать зеркальными мерками, сквозь призму зазеркальных «глаз» души. То, что они видят, это часть твоих нереальных фантазий и реальные души. Живые и мертвые.
Живые, это те, что стоят «одной ногой» в своих телах и разумах. Они могут спать или бодрствовать. Души можно спрашивать – они отвечают, или замыкаются.
Бывает, что мы разговариваем сами с собой, отвечаем на вопросы – иногда на свои, а бывает на посторонние. Выходит, что мы можем разговаривать совсем не сами с собой. Вот такая неожиданность для кого-то.
Метешь вот так помелом по внутренней связи, пока не сглазишь. Вернее сболтнешь, и следом пошла полоса невезухи. Словно твои планы читают... Анализируешь еще ведь в подмогу шпионам. Потом беспечно забываешь, что болтал, про себя же. Но не забывают те, кто грел уши.
Когда человек уходит во внутренний монолог, то погружается в транс различной глубины. Так же, работает и гипнотизер с клиентом: вводит в наркоз, а потом пытает с пристрастием. А здесь, гипнотизером выступает чья-то невидимая душа, она использует расслабленное состояние жертвы. А оно всегда расслаблено, если беспечный донор информации не видит вокруг себя посторонних. Пусть развлекается внутренним диалогом. Лопух!
Но может кому-то и полезно пофилософствовать для тренировки извилин, если скрывать особенно нечего. А если ты кладезь инсайдерской информации? А если тебя заказали (прокляли) и истязают мучительными вопросами, догадками, идеями? Ты устаешь, сохнешь, а вампир круглеет румяными формами от успеха своего предприятия. И ломаешь больную мигренью головушку: «Ну, почему всем хрен, а мне – два!». Под пресловутым понятием интуиции могут скрываться подсказки бесплотных шпионов. За них спросят тройную цену.
Кстати, зловещий вампир может оказаться не в курсе собственных зловредных козней. Его могут втемную пользовать души-кураторы. Духи-бесы – по шаману. Они вроде комаров, а несведущий вампир – кровососущий хобот. Этакий паразитический симбиоз на сохнущем теле реципиента.
Но не стоит обольщаться, так как не каждому дано вытягиваться во всепроникающее и незаметное для жертвы жало. Комары неустанно примеряют к себе такие хоботки – находят, пестуют и направляют. А потом, самого выпивают. Не пропадать же прирученному добру.
А я вот сам могу быть комаром. Но не буду. Медиум в это верит, и потому берет с собой покомарить… Я мог бы пойти и один, но не умею пока находить в зазеркалье интересующий меня объект – того, что наметил в зеркалье. И это досадно.      
Но здесь могут и показать. И так попадают в плохую компанию. Нафантазируешь себя головой комара, а в реальности, ты даже не хобот, а то что дрищет пережеванным отсосом.
Ну ладно, отвлеклись. Душа шамана спросила, куда мы пойдем? – «В духи пойдем». А я бы хотел сперва в кишку, в смысле – побродить по собственному телу, подлатать дырочки. Этакий туризм по больным местам. Да, да, можно блудить по собственным жилам кишечнополостным туристом.
Некоторые изнуряют себя аутотренингом, исцеляя нутро мысленным проникновением. Как видеотаблетка… Мол, лезу по сосуду, тромбы толкаю, бляшки сковыриваю, геморрой заправляю. Вот полип прилип – отлепляю, вот киста-глиста – как прыща давлю. Что, радикулит хандрит? – А, не хандрит, веселый?.. Ты какого тут исполняешь, кого раком ставишь, знаешь?!
– Эй, опухоль – звание?
– Доброкачественная!
– Нет, сиди, не вставай. Потом зайду, как разозлишься.
Не буду категоричным. Может и видит кто, свою усталую требуху глазами эндоскопа. Но медиум говорит, что все это фантазии. Навеянные невеселыми картинками рентгенов и томограмм.

Суггестор проводит со мной сеанс внушения:
– Ты – легкие. Висишь на шланге трахеи. Бронхи в стороны. Надуваешь камеры, сдуваешь. 
Мозги через край забиты фоновым шумом из нудных кашлей болезненных членов. Словно хором шумных старушек, страждущих исцеления перед чудотворной иконой. Попробуй разложи на мелодии эту сумбурную какофонию. Свезет, можно и хит написать. Посвященный конкретной болячке. Боль, это и есть отдельная песня. Бывает, что лебединая. Но это все известная теория, сухая без практики. Что ж, будем ее мочить.
Хорошо, когда горшок на плечах пустой. Он предмет простой. Будь проще, и внутренние органы к тебе потянутся. Вот уже тянутся легкие. Входят и выходят, входят… В голове нет ничего, кроме легких. Мыслей о легких.
Когда еще для легких была такая отдельная аудиенция от мозгов? Не была, вот и запущены легкие. Как бумеранг. Чтобы вернуться чахлыми и стукнуть в пустой бубен до характерного звона. Напомнить о себе. Сделать себя центровыми для головы. Минуточку, легкие, вы уже центровые.
– Ты слышишь сигналы легких!
– Кто здесь?!.. Шаман?
– Ты слышишь только меня!
– Кто ты?
– Легкие...
Все органы окутаны паутиной нервов. Чувствовать можно только этой паутиной. И не фантазируй лишнего мясом. Только нервами.
Нервы, это кокон. Всеобъемлющий кокон. Прямая связь с мозгом. Кокон в точности повторяет форму легких (или любых других органов). Там много проблем, настоящих и будущих. Проблема – это боль, зуд, жжение, ощущение инородного присутствия и прочий дискомфорт. Кокон должен это тестировать и стучать мозгу. Кокон наводит сверхчувствительность, а раскрепощенный мозг фиксирует. Как добиться их слаженной смычки – дело сугубо индивидуальное (так говорит шаман), и сравнительно несложное. Главная сложность –  разнуздать мозги, отрешить тело. Войти в зазеркалье.
Ну, засек ты боль, а дальше что? – Надо ее устранять. Прямо в гнезде. Но не с гнездом.
Что такое боль? Чаще всего – застой от недостатка кровотока. Застой застаивает заразу и токсины. Они чешутся и отравляют. Надо их размывать.
Остановка и концентрация мысли на месте засеченной боли (сугубо индивидуально) локально разгоняет кровоток. Промывает болячку. Токсины следуют на выход. Кровяные макрофаги пожирают патогенную флору и фауну. Короче: «Мордой в пол, работает Иммунитет!».
Если дело не в застое, что случается реже – то хуже. Но не безнадежно. Кровь, это тоже своего рода орган. Если он здоровый, то требует того же от окружения. Чем чаще и больше трется кровь о болячку, тем более той не комфортно.
Подсознание по рождению задано быть здоровым. Оно само знает как лечить. Но бывает, что устало стучаться к сознанию за подмогой. Отчаялось и привыкло. Надо заново отучать. И приучать. Тыкать мордой в болячку как нашкодившего в ботинок кота. Тыкать, пока общее очко не полюбит, всей своей клоакой. Полюбил – дальше тыкать, стращать кошачьим адом, пока смывать не полюбит. За всеми. Всей своей очищенной душой. Не ослаблять прессинг: кнут и пряник, гнуть и прямить... Гнуть, но не ломать.
Не хочет организм выздоравливать – заставить! Не может… в больничку. К узкому или широкому Айболиту. Так говорит шаман.          
Еще говорит, что может убрать мои хвори. Но то будет дареной рыбой, а надо самому удочкой помахать. Она у меня уже типа есть… Буду махать. Если найду.
Картинка от сканируемого кокона у разных «лунатиков» должна совпадать (ведь органы у всех одинаковые), а если нет, то кто-то из «лозоходцев» впустую фантазирует. 
Я вот сейчас вижу отдельные рубцы и узелочки на поверхности бронхов. Келоидная ткань – так сказал бы доктор. Шрамы жизни. Они не работают, не дышат. Но в целом, меха разогрелись, пульсируют от недавней пробежки. А дома, в тягучем покое – немеют всей нижней частью. Застаиваются, отекают – кашляют, чтобы наладить кровоток.

– Пора на воздух! – это торопит медиум.
Сеанс эндоскопии закончен. Будем переквалифицироваться из контрразведчиков в шпионы.
Двигаюсь со своим старшим напарником внутри какой-то кристаллической решетки. На ее каркас из световых струн беспорядочно нанизаны серые бесформенные узелки. Это разные души. Отсветы от плоти. А струны – связи. Этот вид близок к реальному.
Изнанка мира. Электронное плато с нанизанными микросхемами. Надо быть телемастером, чтобы ориентироваться. А я простой телезритель, полюбопытствовавший под запретную крышку влекущей шайтанмашинки. Уже стрекало током. Но сегодня не его день, а мой – я с местным проводником. Телемастером.
Чтобы понимать зазеркалье, нужен специальный тестер. У телемастеров он есть. Тестер не нужен, если у тебя есть телемастер. Тестер, это преобразование узелков в понятные тебе образы. Нужно различать узелки, как лица людей в зеркалье. Если правильно настроишь тестер, то мир зазеркалья станет похожим на зеркальный. Сам видел (иногда выходило). Для этого нужен опыт. Также, как со временем переворачивается мир в глазах у младенца (новорожденные видят все вверх ногами).         
Когда мастер указывает мне на узелок (словно Вий показывает чертям на Хому: «Вот он!»), тогда я различаю лицо. Могу и сам его разглядеть. Если долго мучиться. Но здесь таится засада – больше смотришь, больше фантазируешь (устаешь и засыпаешь, напрягаешься и просыпаешься). То ли дело, пальцем показали – «Вот он!». Сразу все детали в подлинном исподнем. Такая вот арифметика в зазеркалье. 
Душа в зазеркалье не имеет органов чувств. Ей надо заимствовать чужие чувства. Она и заимствует. И видит донора глазами донора. Как он сам себя видит. Здесь важно, чтобы он не фантазировал о себе. Не выставишь правильно тестер, и будут вокруг тебя одни напыщенные Наполеоны… Вот так, сам не мечтай и другим не давай. 
Неприкаянных душ (оторванных от плоти, умерших людей), я вообще не вижу, по причине их бесчувственности. Но очень даже вижу, когда они контачат с живыми. Высвечиваются их чувствами, как прожектором. Разница: как свечение луны и солнца. Но есть неприкаянные, как живые – это те, которых часто вспоминают. Много и многие.
Телемастер говорит, что мы с ним в зазеркалье почти как неприкаянные. Почти – значит полуоторванные от плоти. Чревато это, а я хожу в одиночку. В основном бестолково. Если не считать потери для здоровья и встречу с шаманом.
И еще, если настроить в нужный ритм свой тестер, то можно «видеть» узелочки животных и прочих существ. Можно «расспросить» птицу, как она видит скоростные параллельные миры; пчелу – как различает прозрачные; а бабочку – как слышит бесшумные… Но это высший пилотаж, и даже шаману недоступны многие его фигуры.               

Каюсь, у меня отсутствовал план на это путешествие. Спонтанно вышло. Буду полагаться на вкус своего гида.   
– Вот смотри! – мастер слегка потянул на себя один из узелков. Световые струны послушно подались насилию.
Чье-то живое лицо, грустное, вымученное, гневное под неподвижной маской бесстрастия. Вроде, как с не потухшей жаждой мщения?.. Почему такая догадка – откуда я знаю, в зазеркалье не объяснишь. Попробуйте во сне логично порассуждать? То-то… На бледной коже лица проступает серая пигментная раскраска в крупную сеточку. Словно сажей вымазано.
– Небо в клеточку! – скривилось лицо в насильственной усмешке.
Это же загар сквозь решетку. Лицо, так себя видит.
– Две власти: новая и старая… Московская при «гиганте», и мы, доморощенные. Накусали друг другу ляжки. Мы то, не гордые – зализали. А тут порода московская! Сам себе не вылизывает. Как власти хапнул губернаторской, так и припомнил тяжбы. Заигрались мы картонными сабельками против танка, – в подтверждение сказанного утвердительно закивали два «узелка», отсвечивающие тусклым лунным светом. – А как загремел барин взад, в свою столицу, да на тележном ходу – так и спали чары… Вернуть бы время!
Да, да, узнал – мэр… бывший. А ларчик просто открывался. Загадочная череда заказных убийств в Тольятти, авторитетных по местным меркам людей. Посадка мэра…
Вспомнился бывший губернатор: такой московский весь, от взгляда до педикюра (не поверю, если его не было). Зашлифованная назад прическа. Или зализанная (не поверю, если лично им). Да так усердно, будто сановник стремился казаться лысым, но волосы предательски росли и закрывали вожделенную лысину.
Хватит воспоминаний, а то проснусь. На душу пришла безумная идея:
– Не тот масштаб. Вот если б, в Кремль?!
– Чтоб шкуры сняли?! Отечественные. Три! – заговорил мастер голосом Шпака из кинофильма про Ивана Васильевича. – Опасное и неблагодарное это дело, они с собой… тобой не разговаривают – интуиция. За каждым там, по шесть редутов бесов. Носками грязными не отмашешься!.. Хотя… могу! Но извини, на свой выбор. Не Кремль, но у подножия. Смотри...
Не узел, а прямо спутанная борода из множества узлов. Насмешливое лукавое лицо (вокруг, очень много фигур в солнечном и лунном свете). Мешки под глазами, двойной подборок – то появляется, то пропадает… Ага, его хозяин не любит этот холодцовый зоб. Видит себя без него, но он все время назойливо проявляется (потому что есть – ну, не может же быть наоборот: его нет, а хозяин лица мечтает о дряблой шее). Подбираю вопрос согласно сану:
– Кто правит Россией?
– Совсем не те, кто в 90-ые.
– Не важны персоны. Есть ли система, схема?
– Вчера рукоблудили глобальные финансисты. Сегодня – глобальные государственники.
– В чем разница?
– Как между частной олигархией и олигархией государственной.
– В чем разница?
– В персоналиях, нациях. Вчера заправляли банкиры-финансисты, сегодня – те, что рулят государствами.
– Какие государства рулят?
– Нафталиновая тема. С чего бы это?
– Какие?! – заорал я.
– Ватикан против Голливуда, – кажется отшутился шутник.
– Они разве не за одно, не вместе?
– Бог со мной! Заодно, но не вместе. Воюют… мммм воюем! Первая и вторая мировая, гражданская, перестройка… Пытались отжать Россию, первые у вторых. Только при Путине и удалось… Я тут зачем стою, смотрю?! Чтобы не обижали опальную сторонку. А завтра все будет наоборот… Премьером был бы сейчас, и то – по самому скромному, если б вначале нулевых не просрали… Ну да, и здоровье конечно.
– Кто враг нам, кто друг?
– Сами себе мы враги, глупость наша и пофигизм… Во, нашло-то?! Ну, достал, а?! – резко переобулся приступом самобичевания мой невольный осведомитель.         
– Валим, валим… разбудил клиента! – оторвал меня медиум от узелка.
   
Я пробудился и попросил объяснений: 
– А чёй-то он, проснулся? 
– Вопросом насторожил. Ты его спрашивал, что-то типа: как тебя зовут? Исчерпанная тема. И заезженная. Он о ней не думает. Вернее, не возвращается к азам этой темы. Ты испросил самые азы. Как первоклашка первоклашку!
Телемастер вдруг дал волю своим раздраженным чувствам:
– Пошел бы ты со своими вопросами… к цензору! Надо же маскировать допрос под собственные размышления клиента. Не переть буром, а по касательной… Поупражняйся пока на кошках, практикант.   
– А как он, вообще допускает изливать душу, если такой ушлый? – я словно пропустил мимо ушей свое унижение... Ну, каюсь, ну укусите меня!
Шаман смягчился, видя, что я в душе обтекаю досадой:
– Единство и борьба противоположностей. Одна его сущность не верит, что есть духи-шпионы, а другая верит, и хочет исповедаться, раскаяться… Так что, допрос почти полюбовный. 
«Ну вот, не совсем уж я, конченый практикант!» – небольшой плюс погасил жирный минус моего самомнения.
– А почему мы спешно свалили?
– Его настороженность могли запеленговать церберы. Тогда жди захвата, погони.
– Мы такие беззащитные?
– Нет, особенно я. Но это пустые хлопоты, и к тому же, опасные! С отложенным эффектом, если выследят… Обременительный ты, однако. – искренне подосадовал телемастер на промахи своего подмастерья.