Самостоятельная Катюшина жизнь

       Катя спускается из своей комнаты в гостиную. Ей предстоит последняя ночь в родном доме. Завтра они с Мишей и с детьми уезжают в Минск. Басманова перевели в кавалерийскую бригаду, расквартированную в Белоруссии. С одной стороны, стыдно стало сидеть в Москве, за широкой спиной тестя, с другой – больно широка спина, за ней ничего не видно. Обоим – и Кате, и Михаилу, – уже скоро под тридцать лет, а всё как деточки! «Маменька-с, папенька-с…» Что родители скажут, то и делают. Требуется брать под козырёк – и выполнять! Генерал привык, чтоб его слушались, приказы исполняли без возражений и рассуждений! Маменька тоже готова удушить своей любовью…

      Катя смотрит на знакомую с детства залу. Здесь в Новый год ставили ёлку, они с Серёжей искали под колючим ароматным деревом подарки. Маменька всегда знала, что хотят получить её дети! Какие чудесные куклы с фарфоровыми головами и настоящими волосами, с приданым, кроваткой, коляской прятались под зелёными лапами! А Серёжа радовался всяким сабелькам-пушкам-барабанам-свистулькам. От шума у маменьки болела голова, а Серёжа обижался: «Сама подарила свистульку, а свистеть не разрешаешь!» Догадаться, что можно на улицу пойти и там свистеть, – ну просто невозможно!

      Здесь Катю держали в комнате под домашним арестом, сюда приходил Полозецкий под видом учителя... Как давно это было!

      Всё в гостиной было знакомо и всегда неизменно.

      В комнате стулья с обивкой сафьянной,
            Образ с лампадой в углу,
      Книги на полках, камин, фортепьяно,
            Мягкий ковер на полу...

      Фортепиано блестит чёрным лаком, с ним контрастируют белые свечи, перекликаясь по цвету с чёрными и белыми клавишами. Катя вспоминает:

            Мы вдруг садимся за рояль,
            Снимаем с клавишей вуаль
            И зажигаем свечи…

– и подходит к пианино. Мелодия раздаётся в тиши комнаты. Здесь бывали танцы, вечера, приходили подружки, здесь играли в прятки. Варя и Серёжа прятались от них с Татой, и наоборот. Варя, бедная… Где теперь Серёжа, где Тата? Да и Кате завтра предстоит отъезд в неизвестное.

      Не хочется уезжать, честное слово! Хорошо быть маменькиной и папенькиной дочкой. Но муж сказал – значит, жене надо ехать! Тоже и Михаила понять можно. Хочется самостоятельной жизни: как путеводная звезда, надежда на лучшее светит впереди!

      * * *
      Назавтра все погрузились в карету и отправились на вокзал. Маменька лила слёзы, у папеньки тоже глаза были на мокром месте. Катя держалась, не желая расстраивать мужа. Дети верещали, вешались на бабушку, дедушку, вносили в сцену прощания полный раздрай. Они ведь тоже чувствовали нервозность старших! Крупногабаритные вещи Михаил и Петр Ильич отправили товарным вагоном. По приезде можно будет получить кое-какую мебель и обставить квартиру, которую обещали в гарнизоне.

      Михаил едет и думает: зря или не зря бросили насиженное место и отправились на край империи? С одной стороны, Москва, штаб, хлебная должность… С другой стороны, жена. Сильно влияние родителей на неё. Отец, Пётр Ильич, слишком любит свою дочь и не может до конца доверить её мужу. Но уже столько времени прошло, пора бы и отпустить… Хочется жить самостоятельной семейной жизнью.

      Наконец, приехали в Минск. Приятной неожиданностью для Басмановых стал водопровод, проведённый в центральные районы Минска. К счастью, улица, на которой они жили, была замощена булыжником, а остальные почти круглый год утопали в грязи.

      Михаилу дали квартиру в пять комнат. Раздолье для Петруши и Лизаньки! Дети бегали, прятались в занавесках и портьерах, возились во всех комнатах. Частенько слышался в дальней комнате рёв обиженной Лизы. Петруша всегда находил повод оправдаться, никогда не признавал свою вину.

      Катя попросила мужа взять напрокат фортепиано. Михаил согласился, и Катя часто вечерами играла для детей и для него. Эти минуты были тихими и очень уютными.

      Первое время в свободный от дежурства Михаила в полку день супруги садились в коляску и ехали знакомиться с городом. Смотрели, что в Минске есть примечательного. Здесь много поляков живёт, а евреев – чуть не полгорода (черта оседлости).

      Главный католический храм Минска – Архикафедральный собор Святого Имени Пресвятой Девы Марии – был построен ещё в XVII веке, восстановлен после очередного пожара в XVIII веке в стиле барокко. Высокий, светлый собор с фресками на стенах и потолке, зайдёшь, запрокинешь голову – и она кружится от восторга! По канонам виленского барокко, собор украшен двумя башнями, как и многие церкви подобного стиля. На площади Высокого рынка (или Соборной) – Ратуша, рядом с ней здания базилианских монастырей, мужского и женского, в стиле барокко, постройки XVII века.

      В общем, многие сооружения в Минске имели непривычный для Кати вид. Она обрадовалась, увидев жёлтое здание Государственного банка: оно напоминало архитектуру родного института благородных девиц: такие же вытянутые окна, закруглённые наверху, похожий фасад с украшениями на карнизе.

      Город, за исключением соборов, церквей и костёлов, был на протяжении веков деревянным, поэтому часто пожары уничтожали его подчистую. Последний пожар, 1881 года, полностью погубил постройки, и, когда Басмановы приехали в Минск, они стали свидетелями того, как новый облик города образуют каменные здания. Так, например, к Катиной радости, вскоре обещали открыть театр в новом помещении, на углу городского сквера. Своей труппы в городе не было, но частенько можно было видеть гастролировавших артистов. Чтобы показывать спектакли, им необходима сцена. Вот здание театра и строилось, причём на пожертвования граждан. Любят, выходит, в Минске искусство!

      В Минске было принято выходить в свет. Одна из прославленных дворянских фамилий – Ваньковичи. Усадьба Ваньковичей находится в центре города. Своё начало этот род берет в глубокой древности, аж в XV веке! И теперь тоже занимают не последние должности в Минской губернии. Хозяева с удовольствием показывали посетителям картины своего родственника – художника Валентия Ваньковича, который дружил с самим Адамом Мицкевичем и умер у него на руках! По легенде, даже портрет Пушкина Ванькович рисовал с натуры в Петербурге, на Васильевском острове, окутанном романтическими тайнами. Сыновья Валентия, принимавшие участие в польском восстании, были сосланы в Сибирь, так что в доме теперь жили их дальние родственники, с большим уважением относящиеся к знаменитой родне и её творческому наследию. В особняк Ваньковичей, одноэтажное широкое здание с высоким фронтоном, регулярно приглашались гости на вечера и светские собрания.

      Гуляли Басмановы всем семейством в Губернаторском саду. Чинно ходили по дорожкам под кружевными зонтиками барышни, господа с тросточками в котелках, дамы с собачками и без, бегали дети. И Петруша с Лизочкой тоже резвились и дышали воздухом.

      А Катерина опять забеременела. Придётся ей теперь самой справляться, без маменьки. Страшно, трудно, но если хочешь быть хозяйкой – будь ею. Много она сидела дома, и Михаил стал часто выходить без неё. И, конечно, ему вскружила голову бесконтрольная жизнь! Шестаковых нет, кто мог бы остановить, предостеречь, проконтролировать. Офицерские собрания, балы и прочие радости увлекли Мишу. Катя опять ревнует. И есть с чего!

      В Минске в большом почёте прекрасные полячки. В том числе появилась одна особа. Мария Потоцкая – зовётся так же, как пленённая турками княжна! Стройный стан гибок, как лоза винограда, чёрные глаза блестят, как звёзды. Семнадцать лет. Приехала из варшавского пансиона. Совсем не знает жизни, не знает мужчин, смотрит в рот старшим, кто что скажет, готова слушать и слушаться. Мужчинам, конечно, льстит такая преданность. Михаил Басманов не исключение. Его жена опять брюхата, опять некрасива и капризна. Дети вечерами шумят, не дают отдохнуть. Приходится удаляться в свет. А там Мария. Он ею пленён!

      Катя пошла с детьми гулять в парк. Петруша и Лизочка бегали, резвясь, на аллейках. Вдруг Катя увидела, что её муженёк любезничает с прекрасной княжной на круглой площадке возле клумбы. Сказал, что отправляется на дежурство, а сам на свидание? Кате стало очень неприятно. Чтобы дети не заметили отца с посторонней женщиной, она увела Петрушу с Лизой к пруду. Там они кормили уток белой булкой, утки пришли в восторг от угощения, поплыли следом за детьми. Лизу было не оттащить от воды. Катя боялась, как бы дочка не упала в пруд, но Петя поддерживал сестру за юбку. «Если подол не оборвётся, я её удержу!» А сам, шкодник, пробует: может, и в самом деле оборвётся?! Зачем? И сам не знает. Уверен по глупости, что в случае чего нырнёт за сестрой в воду и вытащит её. Любит приключения. Еле увела Катя детей из парка.

      Однажды на светском собрании она познакомилась с милой молодой женщиной, полячкой Вандой. Красавица была года на два моложе Катюши. Разговорились, оказалось много общего. Обсуждали тяготы семейной жизни жён офицеров, приказы, которые требуется немедля выполнять. «Айн, цвай, драй! – как говорила наша классная дама!» – со смехом вспомнила Ванда. Кате это напомнило что-то до боли знакомое.

      – А вы учились в гимназии?
      – Нет, в институте благородных девиц, в Москве.
      – Так я тоже москвичка!
      – Нет, я не москвичка, просто так получилось, что заканчивала я в Москве, в Екатерининском.
      – Так Ваша классная дама – фройляйн Штольц?!
      – Ммм… Мадам Проскурина, но её почему-то многие звали именно так, как вы и говорите: фройляйн Штольц!
      – Ах! Как неожиданно, необычно найти здесь, в Минске, однокашницу! Ну и как вам было учиться у нас? Я ведь все семь лет провела в нашем институте.
      – У вас прекрасные учителя! Я много узнала за последний, московский год!

      Катя растрогалась, как будто встретила близкого человека! В разговоре она случайно выяснила, что шифр Ванде вручала Ася. И Басманову, по обыкновению, опять потянуло на откровенность.

      – Анастасия Фёдоровна – моя почти родственница. Она какое-то время была замужем за моим братом. Однако я её считаю своей сестрой: семь лет вместе провели в одном классе, из них больше половины – в одном дортуаре.
      – А Вы давно из дому? Как там наш институт?
      И Катя начала рассказывать Ванде то, что она знала об институте за последние три года со слов Софьи и Эммы Оттовны.

      Найдя точку соприкосновения в виде института, Катя и Ванда подружились. Хотя откровенность и не принята в свете, но Катя постепенно рассказала полячке о своих бедах. Катя бесхитростна и не знает, как вывести мужа на чистую воду. Ванда – добрая женщина, взялась ей поспособствовать, ибо хитрости на это у неё хватало. Ну, и знание мировой литературы немножко помогло женщинам.

      * * *
      Итак, пришло время очередного светского вечера. Михаил во дворце искал встречи с прекрасной Марией. Вдруг он услышал через занавеску шёпот по-польски. Его приглашают на свидание, обещают, что он увидит ту, с кем мечтает встретиться.

      Сад, ночь, фонтан. Из окон дворца слышна «Маленькая ночная серенада». Романтика! Он идёт в глубину аллеи, видит там фигуру в мантилье с капюшоном. Среди зелёных шпалер, увитых плющом и диким виноградом, он находит женщину, почти полностью скрытую плащом. Заметив его, она быстро перебежала на другую сторону шпалеры и сделалась почти неразличима. В темноте Михаил растерялся, но вдруг заметил, что сквозь решётку белеет протянутая рука. Прелестная маленькая ручка в белой кружевной перчатке. Из-за шпалеры раздался шипящий милый голосок, произносящий польские слова:

      – Граф! Вы искали со мной встречи! Я сдержала своё слово!
      Басманов в восторге прижал женскую руку в перчатке к своим губам.
      – Ах, какая нежная ручка! Её легкая дрожь, а главное - биение моего сердца, подсказывают мне, что встреча будет на редкость приятной!

      Он говорил по-русски, ему отвечал женский голос на польском языке. Они довольно хорошо понимали друг друга, не переходя на язык собеседника.

      – А вы были уверены, что она состоится?
      – Как же не быть уверенным после того, как ты хитроумно всё устроила!
      – А как же ваша жена?
      – Жена? Что жена? Я тебя люблю!
      – А её Вы больше не любите?
      – Люблю, люблю, очень люблю, но десять лет супружества придали нашему союзу что-то уж слишком добродетельное!
      – Чего же недостает вашей жене?
      – Того, что я нахожу в тебе, моя прелесть...

      Он хотел бы проникнуть по ту сторону шпалеры, но почувствовал сопротивление. Ему преградили путь в просвет аллеи, но он успел почувствовать, как дрожит тело, с которым он столкнулся в темноте.

      – Ты дрожишь, дорогая?
      – Я очень боялась.
      – А чего же тут бояться?.. Иди ко мне!
      – Здесь темно!
      – Так и мы не читать будем! – Михаил ласкал руку женщины. – Какая тонкая и нежная кожа!
      – Да что вы там можете разглядеть?
      – Амур создал тебя такой живой и такой хорошенькой! Чуть-чуть своенравия – и ты будешь самой обольстительной любовницей в мире! Дай я поцелую тебя!
      – Нет, ни за что на свете!
      – В лоб!
      – Ни за что!
      – А если я тебе заплачу?
      – Дорого?
      «Хм, а она, оказывается, корыстна!» - подумал Михаил. Вообще, ситуация начала ему активно не нравиться. Хотелось как-нибудь уже закончить свидание.
      – Хорошо, я тебе дарю золотое кольцо за то, что ты согласилась на эту встречу. Но в следующий раз мне бы хотелось чего-то более нежного с твоей стороны!

      И он надел кольцо прямо на палец в перчатке.

      – О, вы так щедры, граф! Благодарю, благодарю, ваше сиятельство!

      И прелестная ручка исчезла. Послышался шорох одежды, и женская фигура стремительно направилась к дворцу.

      А Михаил вдруг услышал голос своей жены.
      – Ах, насилу я тебя нашла, милый! Мне кажется, у Лизочки жар, надо позвать доктора, я не знаю, куда обратиться, здесь всё чужое!

      Басманов подумал: «Вот и расплата! Это подороже золота будет!» Совесть начала его немножко грызть, но он ещё пока успевал сопротивляться ей. Он сел с супругой в карету и отправился на поиски врача.

      Дети дома одни с нянькою, но всё благополучно. Доктор даёт нужные порошки. Нянюшка уже заварила клюкву, морс быстро снял лихорадку. Катерина остаётся в детской, хотя и доктор, и муж опасаются, что она может заразиться от ребёнка. «Главное, чтобы не краснуха!» – говорит врач. Но Катя уже переболела этой инфекцией. «Слава Богу!» – вздыхает облегчённо доктор Орловский. Краснуха опасна для плода: приводит к уродствам. Однако любые инфекции сейчас беременной ни к чему. Но Катя не хочет оставлять дочку одну.

      А Михаил подумал, что жена не хочет быть с ним сейчас. «Неужели она догадалась?» Ему казалось, что Катерина ни о чём не знает. Он вспомнил налитую, округлую руку княжны, её хорошенькие пальчики, изящные и шаловливые. Разве у Катерины такие?

      Утром Михаил, собираясь в полк, завтракал толстыми румяными бубликами. «Почти как руки у Марии! – думает он. – Мягкие, румяные, круглые…»

      Вечером Катя сказала ему, что дочке стало гораздо лучше. Она позвала мужа в гостиную. Он подумал, что она опять ему будет играть на фортепиано. Да, она села за инструмент, начала играть. Попросила его сесть так, чтобы видны были её руки. На пальце он видит кольцо с брильянтом, которое вчера подарил полячке. Катя бросила взгляд на мужа, следя за направлением его взгляда:

      – Милый, спасибо тебе за подарок, кольцо очаровательно! Но что ж тебе понадобилось выстраивать такую сложную комбинацию, чтобы вручить его?!

      Лицо Басманова вытянулось: «Так это были вы-ы?!»
      – Мы, – ответила Катя со смехом.

      На лице мужа Катя заметила сменяющуюся гамму чувств.

      – Я ведь тебе тоже понравилась. Из-за шпалеры. Если не хочешь, можешь не смотреть на мой живот, раз уж он тебе кажется столь некрасивым. Но скажи, милый, что довело тебя до жизни такой?

      – Не знаю. Наше дело – добиваться взаимности, а ваше дело, дело женщин...
      – А дело женщин?..

      – Уметь нас удерживать. Об этом часто забывают. В самом деле, дорогая, мне часто приходило в голову, что если мужчина ищет на стороне наслаждение, которого не находит у себя дома, то это потому, что жена не владеет в достаточной мере искусством поддерживать в нём влечение, любить всякий раз по-новому, оживлять, если можно так выразиться, прелесть обладания прелестью разнообразия.

      – Дорогой, но согласись, что разговор в саду внёс несколько разнообразия в нашу семейную жизнь! Ты в кои-то веки обольщал меня так искусно, что я, право, забыла, что я это я, а не княжна Потоцкая, и чуть было не сдалась от её имени. Тебе не кажется, что уже давно пора просить прощения?

      – За что?
      – Ты ещё и спрашиваешь!

      – Но это приключение и тебе дало понять, не отрицай, что надо в отношении к мужу показывать меньше однообразия, больше задора в обращении, какое-то особое обаяние, иной раз, пожалуй, и неуступчивость! Это так заводит! Вы, женщины, думаете, что если вы любите своего мужа, то это уже все. Вбили это себе в голову и уж так любите! Так любите, что...
      – Что - что?
      – Что в один прекрасный вечер, к вящему своему изумлению, вместо того чтобы вновь ощутить блаженство, начинаешь испытывать пресыщение.

      – Ах, какой урок жёнам!
      Катерина была уязвлена. Она спросила:
      – Значит, по-твоему, женщины должны всё...
      Басманов засмеялся:
      – А мужчины – ничего? Но разве мы властны изменить закон природы?

      И опять получилось, что Басманов прав, а Катюша виновата. Ничего, будет постепенно взрослеть, найдёт подход к супругу! В конце концов, для чего он настаивал на самостоятельной жизни? Для того, чтобы строить интрижки с дамами, или для того, чтобы делать карьеру?



       Примечания:

       Мне очень приятно, если мои читатели не считают это тупой переделкой из Бомарше! Насмотрелась намедни Д. Певцова в "Свадьбе Фигаро". *упс*