Зачем птице ласты?

За окном уже вторую неделю льет дождь, и ты решила, что солнца уже не будет.
Ты сидишь на окне, поджав птичьи лапки, и смотришь, как черная бездна грязной воды захватывает твой город.
Ночь, но почему-то ты видишь все до мельчайших подробностей, до каждой щепки и смытого водой с крыши подвала кота.
Они плывут и кружатся в водоворотах, уносясь по переполненным канавам и бульварам к морю.
Две недели - это слишком много, чтобы начать не вспоминать, как выглядит солнце, потерять ощущение его тепла и лучей на своих перьях. И ты решаешь избавиться от крыльев. Зачем они тебе, если больше нельзя летать?
И ты берешь в руки сначала ножницы, но они слишком малы, чтобы перебить твои до этого казавшиеся хрупкими кости, а затем нож.
Странно, но ты никогда не умела резать ровно что бы то ни было. Даже простые бутерброды с колбасой выглядели после твоей нарезки то странными нагромождениями выкинутых вулканом валунов, то пизанской башней, а то и руинами крепости, взорванной врагом. Зато это были самые вкусные бутерброды во всем городе. Любой деликатес мерк по сравнению с ними, столько жизни и вкуса оставалось в нем после того, как ты старательно и небрежно одновременно нарезала все на разной формы куски и объединяла в скульптуру эпохи кубизма.
Но то колбаса, а то крылья. Крылья нельзя резать криво, иначе потом будет некрасиво смотреться спина из-за торчащих из нее обрубков. Забавно, но ты наконец-то впервые подумала, что о тебе скажут люди, сделай ты что не так. Может быть, решила стать взрослой?
И ты позвала подругу - мастера нарезки бутербродов. Ее звали лучшие рестораны города, чтобы она ловкими и быстрыми движениями нарезала в полупрозрачные ломтики все, что попадет ей под нож. Это были самые правильные и ровные куски. Так не смогла бы даже машина. Правда, после такой нарезки они все почему-то теряли свой вкус, становясь не живее стертого с доски мела, но многих людей интересовала форма, а не содержание.
Вжих, вжих - и два крыла, отсеченные так ловко, что из оставшихся ровных овалов не идет даже кровь, падают в водную бездну, которая уносит из города прочь щепки, листву и котят.
- А мы могли бы спастись, улетев, - задумчиво произносит подруга, вытирая салфеткой лезвие.
- Нет-нет, это невозможно. В такую грозу нельзя летать.
- Но там нет грозы. Там потоп и дождь.
- Ты просто не видишь. Солнца уже не будет!
Ты берешь еще один нож и начинаешь увлеченно ковырять им между пальцев ног.
- Как думаешь, что надо отрезать, чтобы сделать из этого перепонки?
- Может, я лучше нарежу тебе жабры? - спрашивает подруга выглядывая в окно. - И ты догонишь и спасешь вон того черно-белого мокрого кота. Или вон того, в полоску.
Сверкает молния, с опозданием вслед за ней приходит гром, но закрыть окно не получается. Это вообще сложно делать, сидя на том же окне, которое пытаешься закрыть.
Пока подруга возится за занавесками, ты уже увлеченно что-то на себе режешь, кардинально меняя конструкцию своих птичьих лапок.
И когда она отвернулась, чтобы положить ставший уже ненужным нож на стол, ты выпрыгиваешь из окна. Ты точно знала, что подруга, знаток вкусов тех, кто обязательно скажет, первой осудит то, что ты сделала. Ведь она всегда говорила, что если бы не твой талант летать, то тебе давно пора бы было сойти на обочину жизни. Только крылья приглашали к тебе нужных людей, приносили продукты и приглашения туда, где горел свет, и люди пытались показаться другим как можно интереснее. И завидовали тебе, потому что ты была единственной, кому для этого не надо было ничего делать. Крылья все делали за тебя. А теперь их нет.
Плюх! И новообретенные тюленьи ласты несут тебя вслед за котами к морю. Ты не можешь им помочь и спасти, ты сама такая же, как они - грязная щепка в подозрительно стихающем море.
Еще один гром, блеск, и ливший две недели ливень внезапно сходит на нет вместе с ночью. Ты прячешься под козырек подвала, выйдя из уносящихся прочь последних потоков воды, со страхом смотришь в предрассветное небо и понимаешь, что сейчас там, на высоте, за черными тучами наливается синью сочное небо, в которое тебе уже никогда не попасть, как не попасть обратно на верхний этаж дома, откуда ты выпрыгнула в окно. Тюленю так высоко не забраться. Особенно самодельному тюленю.
Страх.
Ты упустила грязную воду, побоявшись тех перспектив, которые откроет тебе океан. Ты потеряла небесное будущее баловня судьбы от рождения. И теперь, забившись с мокрыми котами в подворотню, ты только дрожала и плакала, боясь, что солнце сейчас взойдет, наполнив тебя как прежде теплом и легкостью, а ты не полетишь.
И впервые тебе стало стыдно настолько, что ты даже представила и мысленно проговорила себе все те слова, которые скажут люди, когда узнают об этом.
Хотелось проснуться или умереть.

На верхнем этаже красивого большого дома с огромными окнами и мягкими коврами подруга, знаток того, что котируется в мире осуждающих все людей, задернула поплотнее шторы. Ей предстояло найти новую диковинку, чтобы позвать ее в роскошный мир тех, кто хочет быть друг другу интересен, а то на эту уже начинали косо смотреть - странная, отвечает невпопад, но главное - ее крылья почему-то неэлитно-коричневого цвета. А это недопустимо. То ли дело новая девочка с белоснежными крыльями и хохолком, которая только вчера прилетела в их чудный город.

Солнце взошло. Вавилон Будущего начинал новый после потопа день.