Пилигримы

     ~ Вероничке ~

     Квиррлин провёл языком по внутренней стороне кружки, смакуя последние капли студёного сахарного напитка. Острая девичья коленка легонько ткнула его в ногу, юноша вздрогнул, и заварной лепесток сибри повис у него на самом кончике носа. Имильке сдержанно улыбнулась.
     - Слишком романтичное место для встречи усталых паломников. Братишку Квиррлина скоро можно будет подавать к столу вместо варенья, до того у него томительно сладкий мечтательный взгляд.
     Юноша огляделся, по-новому оценивая окружение. На душе у него было свежо, как прозрачной росинке на ветру, но именно потому, что до сей поры он не обращал на обстановку никакого внимания. А сейчас на него будто сразу повеяло прокислой летней сыростью и неприятным, скользким холодком. В зале старого постоялого двора, за тяжёлым крепко сбитым столом, сидели только они вдвоём с Имильке. Вокруг расположились четыре таких же стола, несуразно низкие и покрытые бурыми пятнами - Квиррлин подумал, не напоминают ли они ему кровь. Облезлые, местами совершенно выгоревшие на солнце стены и стойка хозяина, похожая на мрачный крепостной вал, совсем не выглядели романтичными.
     Он собрался было произнести это вслух, когда сообразил, что Имильке опять прибегла к своему особенному чувству юмора. Квиррлин пристально всмотрелся в прищуренные ореховые глаза собеседницы, намотал на палец локон своих непослушных волос и состроил самую невинную физиономию. Ту, что нравилась ей больше всего.
     - Похоже, пилигримы решили так же, раз обходят это место стороной. Да что там, веселье тут просто сочится из каждого угла. Наверняка им стыдно умалять свой подвиг, делая остановку посреди этого пира цивилизации.
     Улыбка Имильке стала чуточку шире.
     - Для кого-то и глоточек сибри после долгого пути - уже цивилизация. Кстати говоря, если ты и следующую кружку выпьешь один, я тебя укушу.
     Девушке при её росте пришлось изрядно потрудиться, чтобы принять за низким столом достойную позу - кое-как опираясь на узкий локоток, вывернув ноги под невообразимым углом. Вышло нечто похожее на плохо сложенную лесенку или изломанный цветок. Имильке рассеянно перекидывала с одного костлявого пальца на другой мятую кожаную полоску с привязанной на конце монеткой, а вторую руку, полусогнутую, напряженную, будто змея перед броском, по-солдатски заткнула за пояс. Спасала это нелепое положение только почётная униформа сестёр аль-селеншир. Поблёкший кафтан и короткая накидка цвета ильфейр, глубокой синевы ночного неба, придавали тощей девичьей фигурке некое холодное обаяние.
     - Не переживай, сестрёнка, как только вернётся тот ловкий малый из-за стойки, я попрошу его набрать тебе целую фляжку в дорогу. Между прочим, куда он запропастился? Не слишком-то приветливо так вести себя с гостями, - добавил он громче, словно всерьёз рассчитывая докричаться до совести хозяина заведения.
     - Давай лучше вспомним о деле, торопыга. Фальтико обещал ждать нас тут до вечера во что бы то ни стало. Его отсутствие меня огорчает сильнее всего остального. А паломников в это время года много не бывает, удивляться нечему. Летом, когда снежные вершины начинают подтаивать, статуя Эсфидель теряет половину своей красоты.
     - И половину своей чудесной силы, как поговаривают, - брякнул Квиррлин. - Наверное, эта сила кроется в холоде камня, из которого она сделана.
     Он снова зацепил носом лепесток сибри и чихнул во весь дух.
     - Много ли ты знаешь в свои семнадцать лет об Эсфидель? - с неожиданной строгостью пробормотала Имильке. - И много ли ты чувствуешь сердцем?
     - Ну... Э... То же, что и остальные. Что и ты в свои двадцать три, надеюсь. Не обижайся. Знаю про неё много красивых слов. Она наша защитница и покровительница, в тени её крыльев найдём мы материнскую опеку и любовь. С ней мы делимся своей радостью и ей приносим свои заботы... - затараторил юноша исправно заученные слова.
     Но Имильке уже не слушала. Дверь с громким скрипом распахнулась, впуская ослепительно яркий пучок света и сгорбленную фигуру в пыльном плаще и несуразной шляпе от солнца. Незнакомец, весьма хмурого вида старик с клочковатой дурно подстриженной бородкой, доковылял до ближайшего стола, одарив молодых людей равнодушным взглядом, вынул из-за пазухи краюху хлеба и принялся неторопливо уминать её за обе щёки. Отсутствие хозяина заведения, кажется, нимало его не смутило, хотя на кружку в руках Квиррлина старик посмотрел как-то странно.
     - Занятная личность, - протянула девушка. - Вот тебе, позволь заметить, прекрасный случай осознать, в чём ты не прав. Ты всё стараешься понять разумом, всё взвесить, оценить, сравнить, проверить. Если что-то нельзя увидеть, тебя начинает разбирать сомнение. Но Алю-Эсфидель - больше, чем холодный каменный идол на скале. Прислушаться к ней можно только душой, разобрать слова можно только если искренне доверяешь ей. Представь, что ты умеешь только ползать, сможешь ли ты представить себе ощущения того, кто ходит? Или того, кто летает? Разум - ограниченный, неточный инструмент, а наши чувства, наша вера, если они правильно настроены, бесконечно сильны.
     - Не понимаю, отчего тебя потянуло на назидательный тон, - кисло ответил Квиррлин. - И при чём тут угрюмый старик. Какой-то он невыносимо мрачный, прямо как совесть душегуба.
     Имильке вытянула руку и ласково погладила юношу по курчавым растрёпанным волосам.
     - Предлагаю тебе игру. Ты будешь пользоваться разумом, который так ценишь и любишь, а я попробую целиком довериться сердцу и внутренним ощущениям. Рассматривай, изучай, делай выводы - а я скажу только то, что чувствую. Договорились?
     - Вроде бы ничего сложного, - пожал плечами Квиррлин.
     - Итак, взгляни на этого старика. Мы с тобой не знаем, с какой стороны он подошёл к постоялому двору: спускается с горы, закончив паломничество, или только поднимается в гору. Разговаривал со статуей или ещё нет. Давай попробуем угадать. О, кажется, ты уже растерян, маленький братишка? - в уголках лукавых глаз Имильке собрались морщинки.
     - Ничего подобного! Что ж, изволь. Судя по его усталому, недовольному, недоброму виду, он спускается с горы обратно и очень, очень разочарован. Его штаны и низ плаща запачканы - наверняка он вставал на колени и долго молился перед статуей, но так ничего и не почувствовал и потому зол, каким был бы любой мужчина на его месте. За спиной у него нет дорожной сумки - скорее всего, опустела во время пути, или старик с досады швырнул её у порога. Даже сама его поза вся выражает глубокое сожаление о напрасно потерянном времени. Думаю, я бы точно не стал сейчас подходить к нему и беспокоить по пустякам. Да что там! Когда он покосился на меня и мою кружку, мне уже стало нехорошо.
     - Постой, погоди, - перебила Имильке. - Ты начинаешь описывать чувства, а это уже против уговора. Ну, ничего. Положим, я приняла твоё мнение. А теперь будет моё.
Квиррлин со всей возможной дурашливостью изобразил сосредоточенного слушателя. Погрозив ему кулачком, Имильке повернулась к старику, прищурилась и продолжила.
     - Сердце подсказывает мне, что он только поднимается в гору. За плечами у него ещё ворох суетных забот, застарелых обид, несчастий и разочарований. Старик угрюм и неприветлив, это так, но только потому, что ещё не очищен в свете безграничной милости Эсфидель. Он зол, устал, испытывает голод, жажду, возможно, ломоту в своих старых костях. Но зол прежде всего на самого себя. Раньше этот путь давался ему много легче. Опыт оставленных за спиной лет хорошенько сплавился в крепкий фундамент его духовной жизни, и в глазах этого старика чувствуется глубокая мудрость. В них много печали, да, а ещё я вижу в них один неугасимый огонёк: радостное предвкушение новой встречи с Эсфидель. Не так-то легко проделать путь туда и обратно в эти преклонные годы, но взгляни - для него, я чувствую, подобный переход стал чем-то вроде крепкого стержня, вокруг которого строится вся остальная жизнь, весь его быт в течение года. Как я уважаю этого старика!
     Квиррлин слушал зачарованно и смущённо. Когда Имильке закончила, юноша словно бы вышел из оцепенения, не в силах подобрать слов, и аль-селеншир, довольная плодами своих речей, добродушно обняла младшего товарища.
     - Проверим, кто из нас оказался прав?
     - Ох, не надо, твоя взяла, - отмахнулся Квиррлин. В его взгляде блеснула лёгкая зависть. - Научиться бы чувствовать людей так же тонко...
     - Всё же, проверим, - настояла Имильке.
     Старик, казалось, не был удивлён внезапному интересу незнакомых людей. Он отнёсся к их словам очень внимательно, хотя сам вопрос его донельзя позабавил.
     - Паломник? Вниз или вверх? Ха! Вы молодцы, я скажу! Ни то, ни другое - как вам такой расклад? - со смешком и озорными искорками в глазах выдал он, хлопнув себя по колену. - Я-то всего лишь хозяин этого постоялого двора, вышел поколоть дрова, а тут - видите ли... В первый раз на своём веку встречаю таких серьёзных молодых людей. Ну а теперь послушайте и вы старика. Хотите, и я угадаю, в какую сторону вы идёте? - и, не дожидаясь ответа, он продолжил: - Уж поверьте, если бы я смотрел только на ваши лица, то намудрил бы, как пить дать. Потому что с таким расстроенным видом, - он кивнул в сторону Имильке, - обычно идут вгору, тянут за собой всякое житьё-бытьё и пустые вопросы, а вот с такими светлыми удивлёнными глазами, - старик подмигнул Квиррлину - паломнички возвращаются - счастливые, полные сил и обновлённые. Потом, если бы я судил по одёжке, то ещё поломал бы голову и решил, что сестрёнка аль-селеншир забеспокоилась и вышла встречать братца - и снова ответил бы, что он идёт вниз, а ты вверх. Но я-то точно знаю, что оба вы в гору ещё не поднимались.
     - Откуда же? - спросила Имильке, надменный лоск которой изрядно порастерялся.
     - Очень просто, - хихикнул старик. - Я колол дрова выше по тропе, и вы бы не прошли мимо меня так, чтобы я не заметил.
     Квиррлин украдкой скосился на аль-селеншир, не решаясь улыбнуться и тем самым расстроить её.
     - Положим, всё так и есть, - неуверенно произнёс юноша. - Не пойму одного, если вы хозяин, то кто же был за стойкой, когда мы пришли, и налил нам кружечку сибри?
     Имильке молча кивнула в сторону дверного проёма кухни, откуда до сих пор не доносилось ни звука, и сразу же послышался голос, смутно знакомый обоим.
     - Разум или чувства, о, вот он, достойный выбор, - Фальтико, их неузнанный компаньон, вертел в руках две куриные ножки, в левой уже обглоданную до костей, в правой - нетронутую, источавшую соблазнительный аромат. - Разум или чувства? Хорошая задачка... - весело повторял он, переводя взгляд с одной руки на другую.
     - Не знаю, кто как, а я выбираю куриную ножку, - Квиррлин сделал шаг вперёд.