Серафима 84. Дуэль на поле отчётных сводок

   
Работа в плановом отделе, внешне рутинная,составление планов, сводок. Бывают мелкие неприятности, но подчас выход из этих неприятностей влечёт за собой такую встряску нервной системы, что в пору обращаться к психиатру.
Не угодила я начальству  в части отправки сводок о выполнении плана. Даю шифрованную сводку. План по расходу муки не выполнен. Так и составляю телеграмму. Даю на подпись директору, он не подписывает, а заставляет составить телеграмму с сообщением о выполнении плана.
Я ставлю директору условие: пусть он зачеркнёт мою цифру и красным карандашом поставит ту, которую он находит нужной.
Директор в ярости бросает мне телеграмму: «Шлите!»
Я так и послала.               

На другой день приезжает управляющий треста Финкельштейн, требует меня в кабинет со всеми расчётами плана. Собрала все папки, несу в кабинет, готова всё разъяснить.
Директор из кабинета вышел. Мы остались одни. Вышел из-за стола, взял стул, садится против меня и уговаривает отозвать телеграмму и дать другую, где будет цифра, соответствующая выполнению плана.
Я стою молча. Уходя, подаёт мне руку с безапелляционным:
-Мы с вами договорились.
Оставшись одна, оценив опасность западни, в которую меня могут загнать, решила телеграмму не отзывать и новую не посылать.
Через месяц везу отчёт и план на следующий месяц. Это была среда. Начальник планового отдела Малых проверил отчёт, проверил план, подписался. Иду к управляющему, несу на утверждение. Он меня не принимает – занят.
В четверг снова иду – не принимает. Вызывает других плановиков, из Севастополя и других районов. Во время паузы между двумя вызванными я всё же вошла в кабинет. Не успела сказать слова, как он мне кричит:
-Я сказал: подождите! Всех приму, тогда буду принимать Евпаторию!
Среда, четверг, пятница, суббота. Сижу в тресте, ничего не делаю.
В субботу уехала домой.
В понедельник приезжаю, меня принимает управляющий в присутствии начальника отдела кадров Кривинского.
-План и отчёт ещё не подписан, - заявляет управляющий, - давайте поговорим откровенно. Понимаете, товарищ Кроленко, вы нас не устраиваете. Поэтому я предлагаю Вам подать заявление об уходе по собственному желанию, - и подаёт мне лист бумаги для заявления.
-Я не собираюсь и не буду писать никакого заявления!
-Товарищ Кроленко, мы могли бы написать сами, но если мы напишем, то потом Вы никуда не поступите! А мы не хотим Вам зла.
-Нет уж, если хотите писать, так пишите,  чтобы я знала, за что меня увольняют.
-Что вы с ней либеральничаете, - это уже вмешивается Кривинский, стучит кулаком по столу, - под суд её отдать!
-Да нет. Зачем человека гробить? У товарища Кроленко семья. Она сейчас напишет заявление, и мы разойдёмся по мирному.
-Ничего я писать не буду, а Вы пишите в трудовой книжке, что хотите.
-А Вы полагаете, что работаете безукоризненно?
Я наклоняюсь через стол к Финкельштейну и таким же тоном:
-А Вы товарищ Финкельштейн, полагаете, что работаете безукоризненно? Да если я получу полномочия от областных организаций и начну проверять Вашу работу, неужели Вы думаете, что я не найду причин  убрать Вас далеко и надолго?
Финкельштейн почувствовал себя как-то неспокойно и бросил:
-Уезжайте.
-А план и отчёт я получу?
-Нет, мы пришлём по почте.
Я уехала. Прихожу на работу, собираюсь сесть за свой рабочий стол. Зинаида Денисовна, секретарь – машинистка, и она же ведёт работу по кадрам, обращается смущённо ко мне:
-Серафима Нестеровна, позвонили из треста, чтобы Вас не допускали к работе.
-Хорошо, давайте трудовую книжку.
Зинаида Денисовна ломает руки:
-О, Боже! Что мне делать? Ведь приказа-то нет.
Мне ничего не оставалось делать, как обратиться в Горком партии. Там я встретила нового секретаря Третьяка, мне ещё не знакомого.
 Рассказала всё, как обстоят дела. Председатель спросил, почему ко мне такое отношение? Ответила, что не стала посылать фальшивые сведения в трест:
-План не выполнен, а директор заставляет подавать сведения о выполнении плана на 100 %. Финкельштейн приехал на Хлебокомбинат после получения моей правдивой сводки и требовал отозвать мою телеграмму. При этом напирал на мои чувства, напоминал, что у меня семья  и что я теряю премию.
Выслушав меня, председатель звонит на Хлебокомбинат и требует к телефону директора. Перельман сказался больным, подошёл к телефону зам директора Зингер. Сказал, что он ничего не знает, требование о недопущении Кроленко к работе исходит от управляющего трестом Финкельштейна. Председатель звонит Финкельштейну:
-Кроленко немедленно допустить к работе, создать условия для нормальной работы, а будете интриговать, то дело будет разбираться в обкоме.
А мне приказывает:
-Иди на своё рабочее место и работай, как и работала. Это тебе партийный наказ.
Теперь я работала, но находилась в напряжённом состоянии. Всё боялась, что мне подложат свинью.
Сдаю ежемесячные отчёты, составляю планы. Финкельштейн, встретив в коридорах треста, пожимает мне руку к удивлению всех сотрудников. Обещает подбросить сырьё для кондитерских изделий, чтобы успешнее выполнялся план.
Свидетели таких перемен тихонько спрашивают: «Что с ним случилось? Ведь мы видели, как он обращался с Вами, и были все возмущены». Отвечаю шуткой: «Просто тогда ему приснился плохой сон».