Рывок из зоны

    Этот рассказ написан по воспоминаниям моего сводного брата Е.Л., бывшего фронтовика, орденоносца а после войны - уголовника с суммарным сроком 38 лет (включая 2 побега). Один из таких побегов описывается в настоящем рассказе.


С Одесского кичмана
                сорвались два уркана,
сорвались два уркана
                в дальний путь.
На Нинкиной малине
                они остановились
они остановились отдохнуть...

Товарищ, товарищ,
                товарищ малахольный,
болять мои раны в глубоке -
одна заживает,
                другая нарывает,
а третья открылась на боке...

              Из уголовного фольклора.



     К ночи барак затихает. Уставшие за день от тяжелой работы на лесоразработке заключенные успокаивались на нарах для того, чтобы набраться сил для следующего такого же нелегкого дня. Но наступившее короткое Колымское лето в очередной раз воздействовало возбуждающе на заключенных. Все чаще в ночной тишине можно было слышать вздохи, какие-то шевеленья, короткие шептания. Но усталость давала себя знать - люди забывались тяжелым сном.
     В дальнем углу барака практически бесшумно сгрудились и шептались четверо уголовников. Если прислушаться, о чем они беседуют, можно было понять содержание их разговора.
     - Может быть, не стоит бежать? Это же сотни километров по глухой тайге! Сгинем, - с сомнением в голосе говорил один из них, прозванный за свою полноту Бидон.
     - Поздно отказываться, - возразил ему сухощавый, средних лет зэк с погонялом Сухарь. - Егерь тайгу знает, как самого себя, проведет до Анадыря. А дальше твои места пойдут, ты поведешь...
     - Так поймают же, - все еще сомневался Бидон.
     - Остаться хочешь? Оставим навсегда, - спокойно, без тени угрозы проговорил коренастый Фома, квартирный вор, доставая из-под приподнятой половицы заранее приготовленную заточку. - Посадим на пику, чтобы не заложил.
     - Да я что, я ничего, - пробурчал Бидон, отводя от горла приставленную Фомой заточку. - Это я к тому, все ли продумано?
     - Хватит базарить, ночь короткая, - прервал из Сухарь. - Егерь, давай, мы отвлечем вертухая на вышке. Рогатки не забудьте...
     - Зачем рогатки, - удивился Бидон.
     - Колючку приподнять, - коротко ответил Фома. Заткнись, дело начинается.
     Егерь, много лет проработавший лесником и попавшийся за браконьерство и убийство своего напарника, разоблачившего его, быстро сбросил сапоги, взял заточку и скользнул в узкое окно, рама которого была заранее освобождена от державших ее креплений. Окно выходило на сторону, противоположную той, где находилась сторожевая вышка.
     Тем временем Сухарь с Фомой демонстративно вышли из двери барака и, громко переговариваясь между собой, начали мочиться прямо на деревянные мостки, ведущие на плац.
     - Эй вы, идиоты, вам что, места не хватает в сортире, - закричал часовой с вышки.
     - Да пошел ты, - крикнул ему Фома. - Иди, нюхай там сам, может умнее станешь.
     - Я вот сейчас садану из винтаря, - только и успел проговорить охранник, после чего нелепо дернулся и стал заваливаться на помост вышки. Голова его скрылась за бортиком.
     - Зови Бидона, - распорядился Сухарь, обращаясь к Фоме.
     Но Бидон уже выходил из барака, держа в руках сапоги Егеря.
     Беглецы метнулись к вышке, с которой уже спускался бывший лесник, за спиной которого болтался карабин охранника, а под мышкой он держал его сапоги. На голову он напялил солдатскую фуражку.
     - Вот, теперь у нас есть личный вертухай, - глядя на него засмеялся было Бидон, но Сухарь прервал его:
     - Ша, делаем ноги!
     Беглецы пролезли под колючкой и побежали по дороге, ведущей на лесосеку.
     - Чего это мы бежим на север? - задыхаясь на бегу, спросил Бидон.
     - Чмо ты. Дорога натоптана, собаки след не возьмут, - ответил ему Фома. - а потом вертухаи не сообразят, что мы бежим на работу. 
     На лесосеку прибежали, когда небо стало заметно светлеть. В куче обрубленных сучьев быстро отыскали котомку с заранее приготовленными продуктами и топором и побежали в тайгу, изредка посыпая след моршанской махоркой - сбивали собак со следа. Беглецы уходили в сторону заката, делая довольно большой крюк по тайге, прежде чем повернуть на юг.
     Время от времени  где-то вдалеке от них слышался рокот вертолета, и беглеца на всякий случай прятались под еловыми лапами, хорошо укрывавшими их от наблюдателей с этой адской "стрекозы". Вечерами в какой-нибудь низинке они разводили костерок, прикрывая его шалашиком из еловых веток. Свежезаваренный чифирь придавал им бодрости...
     На четвертые сутки побега продукты закончились и беглецы ничего не ели - для ягод и грибов еще не настало время, а немногие корешки, которые знающий Егерь выкапывал из земли, не могли утолить голод.
     Утром пятого дня Егерь и Сухой, прихватив с собой Бидона, ушли на охоту в надежде подстрелить какую-нибудь живность, а Фома остался на поляне и занялся поиском сушняка для костра. В ближайшем ручье он набрал полный котелок воды, поставил его на огонь и задремал.
     Проснулся он от того, что услышал хруст веток и голоса подходящих товарищей. За спиной у Егеря висел мешок, наполненный чем-то тяжелым.
     - Неужто добыли чего? - спросил Фома.
     - Кабаргу завалили, - ответил Егерь. - Поди-ка набери травки для заправки, да сушняку еще принеси - мясо будем варить.
     - Фома послушно отправился к ручью, а когда вернулся, то заметил, что в котелке уже клокотала похлебка и пахло мясным бульоном.
     - А Бидон-то где? - поинтересовался Фома.
     - Кабаргу разделывает, шкуру решил снять, куркуль деревенский, - ответил ему Сухарь.
     Ели сваренное мясо молча, запивая его жирным бульоном. Недоеденное мясо аккуратно завернули в листья папоротника и уложили в мешок.
     - Чего Бидон-то задерживается? - начал волноваться Фома.
     - А мы ему навстречу идем, покормим твоего дружка, - усмехнулся Егерь.
     Беглецы шли уже больше часа, обходя проплешины тайги, и Фому одолевало все большее беспокойство. Не выдержав, он снова спросил:
     - Где Бидон? Что-то его не видно...
     - С нами он идет, - не сдержался Егерь.
     - Как это с нами? - схватил его за руку Фома.
     - Вот ты его и несешь, - засмеялся Егерь, похлопывая Фому по животу.
     - Мы что, его съели? - все еще не веря в происшедшее, спросил тот.
     Его попутчики издевательски захохотали, а Сухой коротко бросил:
     - А ты что, действительно думал, что мы кабаргу завалили? Ты выстрел слышал? Бидона мы специально всю зиму откармливали. Жирный и вкусный оказался. Не напрасно же ты сам жрал его и нахваливал...
     Но Фома уже не слушал его. Страшные порывы рвоты сотрясали его, желудок, казалось, готов был вылететь через гортань и вывернуться наизнанку. Мысль о том, что придется продолжать путь с двумя людоедами, ужаснула его. А если закончится мясо Бидона, тогда настанет его очередь?..
     Попутчики Фомы стояли невдалеке, терпеливо пережидая приступ рвоты у Фомы.
     - Хорош блевать, время теряем, - окликнул его Сухой. - Нежности какие! Жрать захочешь,маму родную схаваешь за милую душу. Пошли, некогда сопли распускать...
     В этот момент Егерь остановил их:
     - Ша, заткнулись. Где-то собаки брешут.
     Беглецы замерли и через какое-то время действительно услышали собачий брех.
     - Быстро на ели, - скомандовал Егерь. - Укройтесь в кроне. Не заметят.
     - А ты? - спросил его Сухой.
     - Я гляну, что к чему, - ответил тот.
     Подгонять беглецов не было нужды, Страх перед солдатами, казалось, сам подбросил их на старые деревья. Фома сообразил: на земле, на фоне голых стволов их в самом деле легко заметить.
     Ждать пришлось недолго. В конце просеки, метрах в трехстах показались солдаты. Их было человек десять и с ними две лагерных огромных овчарки, натасканные на людей. Солдаты шли спокойно: ни они, ни собаки не заметили беглецов.
     И вдруг раздался выстрел. другой... Это Егерь залег за валежину и открыл огонь из карабина. Стрелял он отменно - двое из погони свалились, как подкошенные.
     - Что ты творишь, сука? - заорал на него Сухой, но было уже поздно - они обнаружили себя.
     Солдаты рассредоточились, залегли и спустили собак. Егерь начал стрелять по ним, но цель быстро перемещалась, да еще собаки оббегали деревья, кусты и купы огромного папоротника, скрывавшие их.
     Егерь не успел выпустить последний патрон, как собаки уже оседлали его и принялись безжалостно рвать тело. Подбежавшие солдаты не спеша оторвали их от мертвого окровавленного тела. А псы уже метались под елями, злобно лая на сидевших на них людей.
     - Сами слезете или снять? - спросил лейтенант, поднимая автомат.
     - Собак убери, - проговорил Сухой и начал медленно спускаться.
     Руки и ноги Фомы не слушались, но офицер выпустил над ним очередь из автомата и на него посыпались ветки и иглы ели. Поле этого зэка словно ветром сдуло с дерева.
     Били их сапогами и прикладами долго и безжалостно... Наконец, лейтенант остановил солдат.
     Тела заключенных представляли собой бесформенные окровавленные массы. Сухой был мертв, череп его был проломлен прикладом и из него медленно вытекала какая-то кроваво-серая субстанция. Фома еще дышал, но не шевелился.
     - Дохляков забросайте ветками, а этого, - Лейтенант показал на Фому, - заберем с собой.
     - Нахрена его волочь? - возмутился сержант. - Нам еще нести убитого Веньку и раненого...
     - Раненый в руку сам дойдет, - возразил офицер. - А этого нужно взять в качестве доказательства, что поймали их. Да и для допроса пригодится, если выживет.
     - А если не выживет? - спросил кто-то из солдат.
     - Бросим, как этих. Росомахи подберут, - усмехнулся командир. - Посмотрите, что у них в мешке.
     Один из солдат развязал тесемки, открыл мешок и в ужасе отпрянул. Едва отбежав в сторону, он начал выбрасывать содержимое желудка на траву. Из раскрытого мешка выглядывали части ног и рука человека.
     - Чьи это? - растерянно спросил сержант.
     - Четвертого сожрали, - коротко ответил лейтенант. - Брали его с собой в качестве поросенка...
     - Может быть, все-таки добьем этого ублюдка? - не отставал сержант.
     - Что с мешком будем делать? - спросил солдат, стоявший возле страшной находки.
     - Брось здесь, - распорядился лейтенант.
     Путь в лагерь занял двое суток. Убитого солдата и еще живого Фому тащили на волокушах. К удивлению всех, Фома оказался живучим. Когда его приволокли и бросили на плаце, начальник лагеря, выслушав доклад офицера, смачно плюнул на распростертое тело беглеца и распорядился отнести его в лазарет.
     Через восемь месяцев лечения Фому выпустили из лазарета, где он узнал, что ему добавили еще пять лет за побег.
     Но ему повезло: через некоторое время вышел приказ об амнистии по поводу смерти Сталина - в первую очередь это касалось бывших фронтовиков, имевших боевые награды. А их у Фомы было целых четыре...
     Еще не окончательно отошедший от болезни Фома уехал на родину, но гулял недолго. Как всякий уважающий себя зэк, работать он не мог и не хотел, а родной отец отказался кормить бездельника. И уже через месяц пребывания на свободе Фома был снова препровожден в кутузку за взлом ларька...