Девий Дух. 9. 8. Оборона от мародеров и непогоды

Петляющий серпантин вывел нас на лысый гребень Молодецкого Кургана. Так отполировать его до блестящих скал, могли лишь романтические взгляды тольяттинцев с той стороны Волги, грезящих турпоходами с рюкзаками и комарами. С вершины открывалась панорама вселенского исполнения этих дружных грез. Только, не своевременных и подневольных. Закупорить бы обратно того рассеянного исполнителя желаний.
  Где ты, добрый молодец Микула и твоя подруга Дарьица? Почему не окликнули вражий люд на подступах к себе – как тогда, в былинные времена: «…И пустили вороги стрелы в богатыря со спутницей, и обратилися они неприступным Молодецким курганом, да горой Девьей, и смыло волнами челны чужеземцев!». Жаль, не в этот раз.   
Вся нижележащая округа было забита суетящейся людской массой. Если бы не отдельные выжженные островки на этом пестром ковре, зияющие как черные дупла кариеса, то дружную массовку можно было принять за Захаровский слет (ежегодный туристический лагерь на этом самом месте).
– Несчастье в контрастах – еще вчера мы гонялась за последними айфонами и шикарными видами из окон своих жилищ, а сейчас не имеем просто чистой воды, чтобы напиться и подмыться, - привал всегда располагал меня к философии. Чесать языком было не в пример легче, нежели чесать ногами по кочкам.
– Ничего не меняется. Хочешь сделать человеку хорошо – сделай плохо, а потом верни как было… Пошли уже, с корабля на бал.
– С корабля, на бля! – привел я летучее выражение к более уместному знаменателю.
– Если б, на бля?!.. Похоже мы сами здесь хапнем лютой измены! – ни бал, ни бля, внизу нас точно не ожидали.      
Зато ожидала зловещая тишина. Как рассказывают очевидцы, подобное наблюдается в салоне пассажирского самолета, долгое время терпящего бедствие (когда люди уже устали причитать). Ни детского крика, ни ругани. Все общаются вполголоса, чтобы не зажечь панику.
Прилегающий к лагерю лес кишел сборщиками сухостоя и валежника. Возле каждого бивуака красовались водяные фильтры разношерстной конструкции. А на лицах многих мужиков расцветали синяки и кровоподтеки, как память о том, что полдня назад, здесь еще было что делить.
Пока мы шли, я насчитал трех покойников, замотанных в ветошь. Один саван был запятнан кровью… Костлявая начала собирать первый урожай из сердечников, неуживчивых психопатов и правдолюбцев.    
Несмотря на критическую ситуацию, кое-где попадались совершенно пьяные главы семейств, вероятно пытающиеся спрятаться от суровой действительности в спасительной невменяемости (в надежде счастливо проснуться на диване перед экраном телевизора с голливудской апокалиптикой). Вторые половины их нежно опекали, боясь лишиться даже такого защитника прайда, в окружении враждебных львов и гиен. Некоторые в тихом безумстве раскачивались болванчиками, беззвучно нашептывая губами молитвы.
Сразу бросилась в глаза обособленная группа мусульман. Их вещи были разложены полукруглым редутом, символически отделяющим «неверных» от «правоверных».
Глаза людей просто воняли ужасом - ужасом перед возможным коварством от ближайших собратьев. А далекий апокалипсис, навевал лишь отдаленный страх. Катаклизм нападал спереди, предупреждая издалека, а родственные особи караулили со спины, внезапно, из-за кустов. Этого было трудно не заметить: большинство семейных групп размещалось в условиях постоянного кругового дозора. Все понимали - это пока все пристойно, а подует холодный ветер, и благодушные соседи начнут волками рвать друг с друга одеяла, выкручивать руки с зажатыми спичками и надкусанным салом.
Замечая это краем глаза, кто-то изнутри меня тестировал на собственную шкурность и подлость… Если начнется прямо сейчас, то будет бессмысленно и опасно ужиматься джентльменом?!.. Можно уступить одной женщине, одному ребенку, но не всем! А потом, как от треска стартового пистолета придется ломиться по головам стариков и детей… Ай, яй, яй – как нехорошо, недостойно... Но, придется!
А вон, и брошенная нами «Нива»...   
– Здесь нет прохода! – осадил наше путешествие чей-то грубый тон. – Ну, чё за люди?! Для кого веревка натянута, а?! – ладонь самозваного вахтера больно уперлась мне в грудь с таким праведным отпором, словно я собирался плюнуть в его колодец с целебным Боржоми.
– Чё сразу, басом-то? Ослабь хватку? Здесь не граница и мы не контрабанда, изящно просочимся без лишней помпы и нервов. 
Но у пограничника уже была припасена домашняя заготовка на такой затасканный аргумент:
– Изящно только взад! – и он приправил свою категоричность расхожим неуважительным жестом лыжника. А чтобы как-то выйти из образовавшегося немого ступора, задал бессмысленный и неуместный вопрос: – Откуда будете-то?!
– Да хоть из горла!.. Базар подлечи?! Откуда будем, там нас уже нет, а тебя и не было! Бортами просто разойдемся, и все, ага?! – я помнил правило, что с нагловатыми соседями лучше перехамить, чем недохамить.
– А не «ага»! Откуда будете, туда и дуйте! - по какой-то причине, пограничный столб, был не в меру дерзок. Возможно, этими причинами служили вальяжно расположившиеся сзади перекачанные бройлеры, в трениках предостерегающей окраски (негенетическая память сразу нашла и вырвала кусок из нафталиново-рэкетирских 90-ых). 
– И ты со своей просьбой к соседям не опоздай? Закруглялся бы, с опричниной?! 
– А то что?!
– А то квадратный слишком! Заболеть можно… переломом челюсти!
– Вы так говорите, будто пройти мимо вас или убить – это что-то плохое?! – на полном серьезе шокировал неожиданное препятствие капитан, сломав в упор взгляд опричника.
Окружающие открыли рты в глубоком наркозе и очень своевременно выключились из процесса, занятые заворотом мозгов.
– Мы здесь пройдем за тысячу рублей! – не вопросом, а утвердительно, безо всякой последовательности продолжил Владимир. 
– Н-е-ет!
– Но нам очень нужны деньги?!.. Что, нету?! Ну ладно, к вечеру соберешь и зашлешь.
– Куда-а-а?!
– Адрес забыл?! Хорошо, полцены, но сейчас! – доверительно взяв за локоть, уже лично взбесившейся кукле прошептал бродячий кукловод. 
– Чево-о-о-о?! – недоуменно возмутился стоячий полицейский, брезгливо отстраняясь и оборачиваясь к еще несведущим сотоварищам (в ответ на такой сыкливый «призыв аудитории», мне остро захотелось сделать этого стоячего полицейского – лежачим).
– Мусор ваш?! – громогласно, в абстрактную сторону взметнул Владимир указательным пальцем.
Дозорный опешил, придурковато кивнув в знак отрицания.
– Никто не знает что это, Ваш мусор?! – продолжил напирать капитан.
Ошарашенная преграда повторила нелепую пантомиму отрицания.
– Никто не знает что это, Не ваш мусор?! – пауза… – А чей?! – не унимался настырный матюгальник, заставляя подозреваемого шумно выдохнуть, пожать плечами и виновато заплестись:
– Откуда я-я-я… мне знать? – наконец-то послабило зажатый сфинктер, и он разжался перед грозным экологическим инспектором «при исполнении» (а заодно и предо мной, раскрывшем рот в немом восторге).
– Быстренько проходим на кассу и оплачиваем занимаемые места! Не толпиться, в порядке живой очереди! – заунывной мантрой сборщика дани с рынка стал зазывать капитан «налоговой инспекции», не прекращая ломиться через многочисленные веревочные ограждения и палаточные растяжки. Понятно, что хозяева стоянок попытались дружно изобразить из себя слепоглухонемых.
Так и доковыляли мы незамеченными до нашей «Нивы». Отрадно, что машина оказалась не распотрошенной мародерами. Похоже, что она надолго или навсегда превратилась из транспортного средства в недвижимость. Со всех сторон наш внедорожник был тесно зажат другими железными братьями по несчастью – такими же кандидатами в покойники на будущем автокладбище. Зато мы, еще оставались живыми и мобильными человеческими силами, пусть и изрядно поезженными. А наш «арсенал выживальщика» пополнился металлическими кружками, мисками, кастрюлей, зажигалками, топориком, лопаткой, заваркой и прочим атрибутом к успешной борьбе с апокалипсисом.   
Все эти вещи были полезными, но в обязательном комплекте с «красным цветком». Вокруг было невозможно быстро найти «дикие» дрова для костра, а «одомашненные» уже имели жадных хозяев. Понятие – «быстро», здесь служило ключевым, так как наши изможденные организмы были критически уставшими и обезвоженными. Руки так и тянулись к мутным ваучерам, предвкушая журчание спасительной влаги в глотке. Мы засыхали от жажды в окружении людей и воды… Полцарства за глоток кипяченой воды?!
Подламывающиеся в обратную сторону ноги понесли нас на поиски справедливого обмена рыбьего филе на кипяток. Но к полному огорчению, вонючий фарш в неаппетитной упаковке не соблазнял привередливых покупателей. Вокруг, уже начали весело ерничать, что мы носимся с обосанными штанами.      
Протолкнув поглубже в горло колючий сухой ком, мы с капитаном провели нехитрые маркетинговые махинации. Художественная сервировка суше в решетке для барбекю заставила выдавить голодную слюну у богатых на бартер дальних соседей. А мы обогатились объемной вязанкой трухлявого валежника.
- Махнули свежую рыбу на гнилые дрова?.. Вот лохи?! Надо было на дерзкий базар менять… Пригрозить, что на покрышках чай заваривать будем, пока здесь все не закашляют! – в томительном ожидании вожделенных бульков, во мне разгорались кровожадные мстительные инициативы. Хотя, это пустая досада, одной стороной на рынке всегда выступает лох. Жертва у рынка такая, неминуемая на заклание.
Трухлявых дровишек нам хватило на термическую дезинфекцию всего запаса воды, крепкий чай и печеного судака.
Полчаса безмятежного послеобеденного отдыха в горбатой тени от «Нивы», и мы решили теснее познакомиться с соседями, осмотрев близлежащую округу с крыши своего внедорожника.               
Итак, основная масса беженцев с пригородных дач сбилась по семейному признаку. Об это свидетельствовало гораздо большее количество кострищ, чем наблюдалось тесных компаний. Люди кучковались ради общения, но табачок хранили врозь. Некоторые костры еще чадили вхолостую – беспечные временщики не предполагали, что в тесном окружении лесов могут закончиться такие бесконечные дрова.
Основным развлечением зевак служило зрелищное представление из сумасшедшего волжского потока. Уже потом мы узнали, что после нашего каравана еще двое смельчаков на водных мотоциклах решили форсировать реку… Наверняка испили последнюю мутную чашу. Жалко ребят.
От побережья ветвились широкие извилистые улицы, словно трахеи, переходящие в узкие бронхи тропинок. По ним двигались с водой и за водой людские массы: вдохом, наполняя свои стоянки мутным животворным пойлом, и выдохом – спеша за ним с порожней посудой.
Опускались сумерки, самым оптимальным решением было выспаться. Капитан посоветовал воспользоваться опытом бездомных кошек и заночевать под днищем автомобиля. К тому же, никто не знает, что мы расположились именно под «Нивой», а не под соседним «Фордом». Пламенеющие костры служили сносной защитой от бродячих животных, но двуногое зверье лишь привлекали и помогали ему лучше ориентироваться.
Закат солнца раскрасил небо в устрашающе фиолетовый цвет, на фоне которого повисли холодные всполохи мерцающего сияния, похожего на северное. Как будто кто-то нарушил табу и осветил фонарем затененный небосвод, где в полной боевой готовности затаилась кара небесная, в форме разящих гигантских сталактитов, нацеленных на беспечные головы неразумных людей.
Такое светопреставление вызвало в лагере тревожный гул. Он исходил от первобытного страха пред новоявленным знамением, не сулящим ничего хорошего. Противоречивые слухи о причинах этой вселенской катастрофы сходились в согласии лишь в одном: были ядерные взрывы, но не в Самарской области… Гром грянул, пока русский мужик дружно крестился.
Как только свет от зловещих небесных сталактитов перестал падать на окрестности, мы с капитаном сразу же схоронились незамеченными между колес внедорожника. Непроницаемая мгла в этих местах была непривычной. Раньше, электрический свет от ночного Тольятти слегка освещал здешние окрестности. Но халява кажется закончилась.
Меня знобило. Как бы, не потечь носом?.. При нынешней нехватке градусников и клизм, даже безобидный насморк грозил перерасти в огорчительную безвременную кончину. Без смысла и пафоса.               
Ночью, мы периодически бдели, совершая шепотом перекличку на первый-второй. Но кто-то, бдел беспрестанно, украдкой шарахаясь между машин. Слышалась дробь осыпающегося стекла, мужские окрики и истеричные женские взвизги.
Окончательную побудку совершил нарастающий людской гомон в рассветной тишине. Утро порадовало прохладцей возле земли, но на высоте человеческого роста, нос назойливо защекотали неприятные ароматы. Дым костров рассеялся, уступив свое место перегару людских испражнений суточной выдержки. А какие здесь раньше стояли запахи цветов и сочной травы?.. Да уж, как говорится – все хорошее уже было. 
Беглый осмотр с крыши «Нивы» показал, что Волга бушевала по-прежнему, половодье не спало. Недалеко от нас, прямо на краю лагеря, густо роился тревожный людской улей. Поодаль, тоже по краю – еще один, дальше – еще… Пришлось спускаться на землю.
Протиснувшись к центру роя, я увидел душераздирающую картину… В центре этой окраинной стоянки компактно лежали люди – точно так же, как расположились на ночлег с вечера, но с нежелательно возникшими на себе живописными деталями - неровными кровавыми бороздами на шеях. Головы некоторых были закинуты назад, разверзая под нижними челюстями беззубые красные пасти.
К спящим тихо подкрадывались, и со сноровкой афганцев в пограничном таджикском селе, одним хлестким стежком стали - до хребта, рассекали мягкую податливую плоть, высекая алые искры и надувая булькающие пузыри. А чтобы агонизирующая жертва не нарушала тишины, прессом колена давили на грудь. У одной из женщин она была немилосердно вмята вовнутрь. Вероятно, что лежащим на боку или животе для удобства экзекуции задирали головы. У таких несчастных они были запрокинуты немыслимым образом. Без сомнения мародеры были умелыми живодерами.
Вряд ли, было возможно в бесшумной последовательности вскрыть с десяток хрипящих гортаней, не разбудив близлежащих соседей. Напрашивалась мысль, что налетчиков было много, а значит преступность приобретала организованный массовый характер.
Общую картину дополнял беспорядок поспешного ночного шмона. Возможно, что костры служили живодерам удобной наводкой и подсветкой. А версия о том, что нападение совершалось во время «собачьей вахты» (на рассвете) – опровергалось остальными соседями.   
Горячие новости начали расходиться горячими пирожками. Оказывается, немало народу не вернулось еще вчера из похода за дровами. Окрестные леса на ходу приобретали дурную славу гиблых мест. И на других прилегающих к лагерю стоянках, нынешней ночью произошла такая же, картина кровью.
– Чирей назрел – пора вскрывать! - вынес свой диагноз Владимир, реакцией на мой рассказ о ночном беспределе, – Наука выжившим: не стой где попало – попадет еще раз!   
По лагерю поползло центростремительное ускорение: «туристы» с окраин начали уплотняться к центру. Последовали первые стычки. Свежая волна «понаехавших» столбила для себя новые экологические ниши и уперто отвергала любые призывы к общей организации от самозваных «полевых командиров». По наивности, все ощущали себя случайными прохожими, рассчитывая задержаться здесь не более, чем еще на одну ночь. 
– Ты доверишь свою жизнь неизвестно кому?.. И я нет. А чего мы тогда сидим? Пора уже спасаться?! – решил поднять меня капитан на мозговой штурм. 
- Я тебе доверяю, а ты мне, давай отобьем себе место в центре лагеря и примем круговую оборону?
- Мало нас для круга. 
- Можно пуститься в обход стоянок? Конечно, чаще будут посылать, глядя на наши пацифистские рожи. Через часок на жаре, мы собьемся с ног и нас самих придется спасать.
– Значит, поквартирный сетевой маркетинг отпадает. Остается реклама на радио и ТВ?
– Партизанские листовки, баннеры и перетяги на центральных магистралях… Короче, надо накатать объявление на чем-нибудь раскидистом и разместить его в проходном месте.
При недостатке подручных средств, сконцентрировались на поисках светлого холста. Вхолостую ушел битый час. Валимся с ног, безопасности не прибавилось. Наконец-то под одной из машин нашли свалившуюся перкаль… Это прорыв в нашей инициативе!
Слили баночку отработки из двигателя и вывели моим корявым пальцем несколько строк горячего объявления: «Охрана стоянки. Юго-западная сторона. Указатель – «Охрана».
Соорудили из жердей перетяг, а заодно определились с будущим местом стоянки: ровная, прилегающая к лагерю, частично лесная территория - с юга и запада защищенная заливом. Ее только что освободили искатели лучшей доли, бежавшие подальше от края и пляшущего уровня воды. Деревья же, защищали от солнца, угрожающего более разбойников. Проблемы от мародеров – это как повезет, а жара неотвратима.
Владимир высказал мысль, что уговорить устоявшиеся группы к коллективной защите будет сложнее, чем создать новые. По его мнению, оседлые постояльцы на правах первых будут спорить, капризничать, саботировать, сколачивать фракции и дискредитировать новую администрацию… Короче, дешевле с чистого листа. А дополнительным стимулом к дисциплине послужит угроза исключения.            
С божьей помощью и участием саперной лопатки мы водрузили баннер на входе «самой безопасной» стоянки в округе. А холст с рекламой новопреставленного ЧОПа, я установил напротив центральной доски объявлений (на стене одной из туристических беседок), замаранной в несколько слоев листовками с криками души, вроде: «ищу» или «жди меня».
Итак, пиар-сети раскиданы, осталось ждать клиента (извините – соратников). Глядя оценивающе на сварганенную конструкцию, капитан с грустью подытожил:
– Чего ни делай, а все равно получается автомат Калашникова. 
Постепенно набирая нужную инерцию, к «Юго-западному» вербовочному пункту потянулись колонны любопытных зевак. Наши глотки пересохли от рекламных слоганов, так же как высохла паста в авторучке. За два часа никто не записался в члены «самой защищенной» стоянки. А ведь загадывали, что попрет «как лосось на нерест».   
Суть нашего проекта (устава патрульно-постовой службы) была проста по крупному и в мелочах: установить по периметру лагеря сигнализацию и защитную полосу; изготовить и вооружиться копьями-рогатинами, а также прочими орудиями самообороны, сданными в складчину (при сохранении прежнего права собственности); назначить постовых и вахту со средствами громкого оповещения...
Чего им еще надо?! Изюминку? Или ведро изюма?!
– Наша гора родила мышь! Чего-то мы холостыми стреляем, а? – пришлось подвести неутешительный итог нашего сомнительного предприятия.
– Изюминку, говоришь? – с досадой и негодованием выдавил из себя Владимир, видимо тоже исчерпав кредит своего терпения и запас чужого недоверия, – Можно и холостыми, главное – побольше шуму! На пушку возьмем.
– Новый круг по стадиону? – я уже было возрадовался нашему невезению, предвкушал покой и упаднический скулеж на разборе полетов.
Но капитан, что-то интригующее вывел на тетрадном листе, тезисно выразился, что в нашем положении – «рисково, не рисковать», и домиком установил на столе заманчивое объявление:
«Продаются пистолеты Макарова боевые + 7 патронов = 5 млн руб».
И то верно, откуда у дачников такие деньги? Нас будет трудно уловить на мистификации. Новая идея слегка затмила мои попятные настроения: 
– Давай усугубим эффект… дробовиками, автоматами Калашникова?
– Скажи еще «Тополями-М» и нас точно заставят показать товар лицом! – урезонил меня капитан.
– Может поднять цену, на всякий, а? – побоялся я недооценить финансовый потенциал местного оружейного рынка.
Володя махнул рукой:
– Отошьем, если что. Я вот наоборот думаю – о понижении, чтоб не раскусили. Большой пузырь скорее лопается!
Меня терзали и другие опасения, что подобная выходка может привлечь отъявленную гопоту, охотников за оружием. Но с другой стороны - они не знают сколько нас, где хранятся стволы, и значит, неизвестно откуда начнут стрелять не выставленные экспонаты при наезде на оружейную лавку.       
Тут же, пошли порожние вопросы от левых покупателей:
– Пять лимонов за один, или пучок?
– Дай подержать?
– Махнем на джип?
Короче, занимался нешуточный базарный интерес. И как бамбук, начали расти наши рейтинги… В разгар кампании, сзади к нам подошли двое и сверкнули ксивами:
¬– Документики показываем?
Капитан и бровью не повел, зато складно завернул языком:
– Охлынь, законник! Не тот берег плесом бьешь! Мы тут за вас служебную лямку тянем… Вы где были, когда бабам и детям резьбу по горлу нарезали? Поймали людоедов? Вы или с нами, или прохожие. Или против?.. Последнее вас огорчит!
Откровенная угроза на пустом месте ошарашила законников на вольных хлебах, и они дружно выбрали «иначе», пожелав записаться в рекруты. Хотя, было понятно, что блюстители особо и не ожидали другого результата от своего внеслужебного рвения.
– Оружие есть? – анкетировал капитан.
– Откуда? – слукавили гоблины, что явственно читалось по их решительному и независимому настрою.
– Что делать умеете?
– Все виды отделочных работ!
– Отделывать, здесь все мастера. Ловить, кто будет?
Когда правоохранители ушли, я поделился своими опасениями с капитаном, но тот сбил мой натянутый нерв:
– Не так страшен мент, как его мигалка. Эти уже засветились, так что, либо пропадут, либо впрягутся с нами в одно ярмо.      
Уже скоро, школьная мятая тетрадь ломилась от счастливых соискателей на участок за нашей спиной. Рука капитана устала заполнять лаконичные анкеты. Я раздавал устные инструкции переселенцам. Через пару часов на бывшем брошенном месте застучали топорики первых энтузиастов. Пора оправдывать сделанные на нас ставки.          
Многие из тех, что записались в нашу общину, были беженцами с этого самого места. Они деловито размещались на своих старых стоянках, в точности заполняя трафареты из примятой травы. По ходу прибытия каждый получал индивидуальное задание. На мусорной свалке были собраны пустые консервные банки и ваучеры, а в складчину свалили веревки, рыбацкую леску, сети, колюще-режущий, шанцевый инструмент, фонарики, бинокли, прибор ночного видения и прочее оружие массового поражения.
Наш общий оборонный арсенал теперь состоял из травматических пистолетов, подводных ружей, бензопил и триммеров, коробки армейских одноразовых ракетниц, охотничьих сигналов, фаеров, праздничных фейерверков и строительных степлеров (не считая россыпи из раритетных газовых баллончиков, пылящихся в бардачке каждой второй машины).
Напрасно считать осветительные заряды лишь бесполезным сопровождением пьянок. Если травматику можно условно отнести к бронебойному оружию, то ракетницы и фейерверки – к бронебойно-зажигательному. Жаль, что сезон шел не охотничий, что и лишило нас обладания гладкостволами.               
На каверзные вопросы: «А где обещанные Макаровы?» - мы с капитаном обосновано отвечали: «Притремся, посмотрим, кому их можно доверить. А то ведь, на утро можно огорчиться отсутствием и стрелков, и стрелялок».
Определив границы лагеря, выбрили деревья на полосе шириною в шесть метров. По внешнему периметру натянули сигнально-ловчую леску с пустыми консервными банками и рыболовными тройниками (главное, соблюдать принцип автономности отсеков, чтобы было невозможно нейтрализовать всю систему, повредив несколько ее составляющих). Рассыпали на земле пустые ваучеры, пластиковую упаковку и прочий хрустящий мусор.
По среднему периметру (включая береговую линию) разложили спиленные деревья (кроной наружу) с остро заточенными ветками. А стволы крепко связали между собою, чтобы труднее было растащить.
Внутренний периметр засадили (под углом) заостренными деревянными кольями. Разбавили их вкопанными «розочками» из битых бутылок, крупными стеклянными осколками и гвоздями (всаженными в доски или связанными в ежи). И всю эту устрашающую конструкцию покрыли рыболовной сетью с нанизанными крючками. Такую же сеть натянули еще и вертикально между жердями, чтобы при необходимости накрыть нападающих сверху. Сделали два прохода с антивандальными шлагбаумами: ежами из перевязанных проволокой кольев и нанизанных на горизонтальную жердь.
Конечно, такое незатейливое укрепление предназначалось для неискушенных злодеев, не имеющих «карты минного поля». В темноте им вменялось нашуметь, споткнуться и наткнуться, а при свете, как минимум – замедлиться.
– Пока враг рисует карты, мы меняем ландшафты! – азартно потирал руки довольный командир.
Все палатки внутри лагеря перенесли в центр (чтобы не мешали оборонным маневрам), уложили редутом дзоты из бревен и мешков с землей. Устроили пару туалетов, три высотных дозорных лабаза на расстоянии окрика друг от друга. Высотников снабдили тренерскими свистками и клаксонами, оставшимися от каких-то детских забав. Если дозорный засекал нарушителя на своем направлении, то был обязан оповещать лагерь короткими сигналами, а поднимать общую тревогу – протяжным свистом. Таким образом, защитникам было легче в темноте определять конкретный сектор нападения. Система распознавания свой/чужой состояла в обязательном ношении повязок на обоих плечах, и в речевых паролях. Ночные дозоры распределили на расстоянии видимости или негромкого оклика - по два часа, как в армейском карауле. В обязанности начальника караула входила постоянная проверка бдительности стражей.
Постовых вооружили огнестрельным и холодным оружием ближнего и дальнего действия (травматикой, ножами и рогатинами). Одели в латы из автомобильных ковриков и снабдили щитами, изготовленными из автомобильных дверок. На каждого мужчину из лагеря приходилась рогатина (длинное древко с ножом) и палица (короткое древко с гвоздями). Некоторые умельцы смастерили лук и стрелы. Для пущего эффекта, налетчиков предполагалось предупреждать, что наконечники отравлены ядом Кураре (пусть проверяют). Еще нашлось немереное количество сварочных электродов, из которых изготовили довольно эффективные дротики. Применение нашлось даже садовому распылителю ядов, который зарядили разбавленным едким электролитом из аккумуляторов. Расставаться с личным  оружием разрешалось только в сортире.
Поминая, что пехота лишь королева полей, а артиллерия – бог войны: мы нанесли с побережья тяжелые ухватистые голыши. Все-таки, булыжник – это испытанное орудие пролетариата. К общему оборонному потенциалу Владимир добавил крупные пустые ваучеры и канистры, укомплектовав их… барабанными палочками.
– Для психической атаки! – прокомментировал он свое чудачество, назначив ответственных барабанщиков (хорошо, что не клоунов, призванных рассмешить злодеев до кровавого кашля с поносом).
Все мужское население было поделено на отделения со звеньевыми. Каждый знал свои обязанности во время тревоги (в первую очередь - место сбора, тонкости субординации и конспирации).
Была отработана технология построения боевого строя и действия каждого в нем. Но главное условие – дисциплина и беспрекословное подчинение. Вершину властной пирамиды венчал капитан, а я разруливал его замом. Любые попытки бунта на корабле грозили исключением из общины. То есть – торжественным выселением за территорию периметра. 
К вечеру наша стоянка уже имела эксклюзивный устрашающий вид. Частые гости из основного лагеря ходили военными экспертами вокруг укреплений, щупали, кивали и пожимали плечами. Сами же, наверное рассчитывали закидать ночных визитеров банданами… Массовая уверенность в неуязвимости массы, всегда создает опасную иллюзию защищенности. Мы не были уверенны в своей неуязвимости, но лишь надеялись, что наши редуты вовремя засекут налетчики и отправятся на поиски более доступной жертвы.
Предугадывая, что они могут срисовать схему «минных полей», мы запланировали нанести дополнительный слой сигнализации (поверх уже готовой), как только опустятся сумерки. Конечно, лучше высокого забора, может быть только высоченный забор. Но такая декорация была для нас роскошью, за неимением времени на строительство.
Наскоро мы провели военные ученья с распределением ролей на нападающих и защищающихся. «Стенобитным» орудием опробовали длинный трап, переброшенный через защитную полосу. Он нежелательно для нас подмял острые кроны деревьев и ловчие сети с крючьями, но та же крона и посаженные вразнобой колья заставляли перекидной мост вращаться вокруг своей оси. В целом, придирчивая приемная комиссия поставила зачет нашему оборонному укреплению.
– Скоро совсем стемнеет, а сколько еще не сделано?! – раз от разу хватался я в панике за голову, пока не надоел командиру:
– О-о-о, а сколько еще предстоит не сделать?! 
- Володь, а зачем мы Бастилию возводим, зимовать здесь собираемся? Поесть у всех осталось только на раз. 
– Не нагоняй сомнений, на тебя равняются. Ты ведущий - вот и делай вид, будто знаешь то, чего не знает никто, и не знаешь того, чего знают все. Работа от плохих мыслей отвлекает. Продержимся ночь, а завтра в Жигулевск. Это ближайший крупный город. 
– Есть же, беженцы оттуда? Нас там кто-нибудь ждет?
- И в лесу тоже не ждут. Пусть лучше в городе не ждут…
Ночные наряды были расписаны поименно. Мы с капитаном должны были контролировать караульную службу. На вечернем разводе командир дал всем последнюю жизнеутверждающую вводную:
– Как говорила моя бабушка: - «Лучше выстрелить, перезарядить и еще раз выстрелить, чем светить фонариком и спрашивать – Кто здесь?!».
Наползали сумерки, на этот раз они не удивили нас фиолетовым закатом, а жадная ночь сэкономила еще и на сталактитах. Чтобы не подсвечивать врагам, мы погасили костры. Внутри лагеря расположились по звеньям, женщин и детей разместили в центре, в палатках.
Полусонный лагерь посетило всеобщее приподнятое настроение от нахлынувшего чувства защищенности, от уверенности, что день прожит не напрасно, даже не день, а целая жизнь, которой показались эти неполные двое суток. Удовлетворенные люди шутили, смеялись, нарочно сбрасывая напряжение дня в сладостном ожидании спокойного сна. Сон это тоже, маленькая жизнь.
Через два часа мне предстояло принимать караул у капитана, но тревога мешала заснуть. Со стороны леса было так темно, что терзали сомнения о недостаточном числе караульных. Ориентироваться стало возможно только на звук. Лишь командир носил прибор ночного видения. Но, что толку от него в лесу, где густо посаженные объекты сливались воедино и фонили друг от друга.
Наша стоянка оказалась более удаленной от общего лагеря, чем бы того хотелось. Первоначально нас разделяла лишь утоптанная дорога, но людской страх по мере сгущения сумерек заставил подтянуть окраины ближе к центру. До ближайших соседей было уже не докричаться без матюгальника. Хотя, их месторасположение рассекречивал чей-то постоянный свистящий кашель. Или, так лаяла собака? 
Ну, хватит паранойи – что можно, уже сделано. Прямо сейчас не исправишь. Надо отдохнуть. Со стороны леса, вроде тишина. Кто пойдет туда ночью, если даже днем страшно, после недавних кровавых драм?.. Мысли заплетались, тело сладко корежило накатившим подзабытым чувством томительного ожидания короткого мига… пробуждения… холодом… режущей… стали… глубоко-о-о… под кадыком… Рррас-с-с-с-с и всё-ё-ё…         
– Смена, пора! – я рефлекторно отбил чужую руку со своего плеча, схватив второю себя же за горло. – Эт я, подъем! – Володя на всякий случай отпрянул от полусонного сумасшедшего.
Надо же, как загнал себя страхом – уже бессознательно шею страхую. А ведь в этой руке, засыпая - зажимал нож. Мог и полоснуть… Память отработала показательный психологический тест, когда подопытного, имеющего наручные часы и держащего в этой же руке стакан с соком, неожиданно спрашивают: «Сколько время?!» - и доверчивая жертва опрокидывает на себя злополучный стакан.
– Пост сдал, пост принял! - без лишних церемоний закончил за меня караульную церемонию капитан, и сладко кряхтя, развалился на пенке, передавая бремя ответственности за безопасность лагеря полусонному старпому.
Я осмотрелся в прибор ночного видения – спорное преимущество. Для распознавания годилась только движущуюся цель и если на ее фоне не было близлежащих объектов… Ну, чем бы дитя не тешилось, лишь бы не спало.
Лагерь за дорогой не гомонил, лишь иногда доносились обрывки разговоров, попадающие в резонанс с колебаниями окружающего пространства. Страх перед темнотой побуждал кошачье зрение. На это же, «жаловались» и другие караульные. Никто из них не дремал – тревога пропитала души ответственностью. Да, и у многих за спинами спали близкие родственники… Какого еще резона надо?!   
– На южной стороне шорохи? – передали мне по цепочке караульные. Я тут же бросился на проблемный участок.
– Раньше было тихо. Минут пять как вошкается. Може зверье? – шепотом отрапортовал о происшествии южный дозорный.
– Только двуногое. Мы тут так нашумели, что дятлы оглохли. Навостри уши, пойду других предупрежу. - я справедливо решил, что лучше перебздеть, чем обосраться. Хотя, сколько еще шорохов померещится за ночь, на каждый не будешь бить общую тревогу.   
От защитной полосы веяло покоем бронированной двери… Как же сейчас дергаются люди в соседнем лагере, за дорогой, где приходится крутить башкой во все стороны, как пилоту истребителя. Ладно, пока еще не все вокруг спят, но постепенно… Ты с тревогой и ужасом наблюдаешь, как морит от усталости одного бойца за другим. Ты их тормошишь, но тебя лишь вежливо посылают, потом грубо. И вот, ты остался один с небогатым выбором – вырубиться самому, или дождаться, пока тебя самым первым не вырубят мародеры. Ведь ты, единственный бодрствующий постовой. Как лучше погибнуть: тихо во сне, или успев испугаться в здравом рассудке?!.. Не хотел бы я стоять перед тем выбором, но наверняка бы встал, находясь сейчас в сотне метрах слева.
Тишина убаюкивала. Почудившиеся южному дозорному шорохи не оправдались. Я чувствовал себя дальнобойщиком, засыпающим за баранкой от монотонности набегающей дороги. Неумолимо наступает опасное время, когда водилу больше не тормошит романтический шансон из динамиков, а постового - назойливые укусы кровососов.
Смена наших с Володей нарядов попадала на середину смены подконтрольных караульных. Такой сдвиг позволял равномерно распределять периоды уверенного бодрствования в первой половине смены, и сваливанию в сон к ее окончанию. Тем самым, предотвращалась угроза заснуть всем скопом – и дозору, и его контролю… Я уже засыпал, и с удовольствием переключил тумблер на сон после церемониального ответа моего сменщика:
– Пост принял!..
– Пост сдал! – как приговор прозвучала раздражающая побудка. Дурит меня, что ли командир?! Мои веки еще не успели щелкнуть друг об друга… Вот блин, отрубился, как провалился! Даже не кайфанул от сладкой неги плавного погружения в забытье. И снова моя смена!
– Поступили важные корректуры – дежурим по часу: караульные сильно истощены, ходят в обмороке. Как бы, не огорчили нас?.. Контроль, и еще раз контроль! - уже похрапывая, закончил мой сменщик.
– Самое хорошее, всегда заканчивается на мне, а если обламывается больше, то по принципу: всем хер, а мне – два! – брюзжал я в темноту, по поводу украденного у меня часа здорового сна (памятуя, что он не только продлевает жизнь, но и сокращает рабочее время).
Подступало три утра, предрассветное время – собачья вахта. Это когда караульных особенно тянет нарушить устав, и спящим мирянам остается пенять лишь на бдительность сторожевых псов. В голове шумело, давление барабанило по перепонкам от переутомления, знобило холодом в теплую июльскую ночь:
– «Сейчас полчаса отслужу и… пост сдал! Скажу, что поступили корректуры корректур – дежурим по полчаса» – зарождалась маленькая коварная месть в моем воспаленном сознании. – «Но этот гад!..» – я посмотрел на своего начальника… – «Ведь, наверняка разбудит через пятнадцать минут и скажет – поступила корректура корректуры корректур… А я его тогда – через семь минут; он – через три, а я – через полторы… Потом возьмемся за грудки, и будем другу друга беспрерывно трясти-будить!.. Надо же, какая ахинея мозги засирает. Все: умыться и взбодриться!».
Постовые, как и я, пребывали в стоячем нокдауне, а один, вообще потек крышей… Я увидел его, как будто танцующим на раскаленных углях – он высоко взбрыкивал ногами и колол кого-то рогатиной вокруг себя:
– Хорьки! Надо будить всех! Смотри, лагерь окружают! – простер рукой безумец по воображаемой дуге.
Я почти купился и замер, пытаясь рассмотреть зубастую угрозу. А постовой резко и неожиданно нанизал землю возле моей ноги:
– Один есть!.. Но этого мало, очень мало! – начал он снимать комок земли с лезвия рогатины.
Сумасшедший приятель внутри лагеря - хуже неприятеля снаружи. Кажется, еще и спиртом от него попахивает. Алкоголь и переутомление, могут с фантазией приколоться над разумом, а там уж - хорьки или белочки, в зависимости от личного вкуса… На всякий случай пришлось подыграть, чтобы охладить горячее желание этого зверолова к активным действиям: 
– Нет, это бурундуки, не такие опасные… – склонил я голову, словно рассматривая землю в руках несчастного вояки, – Благодарю за бдительность, завтра придешь за наградой! А сейчас сдавай смену.
Постовой нагрузился информацией и переключился:
– Куда… куда придти?
– В ленинскую комнату.
– Может еще подежурю, а?
– Другим тоже награды нужны, ты же не один, согласись?! – слегка пристыдил я эгоиста, и похлопал по спине в направлении спящей резервной смены.
«Пост сдал»… «Пост принял» - послышалось из темноты. Вроде, без осложнений. А я кажется, не только встал, но и проснулся. Воздух наполнился предрассветной прохладой, самое время отдаться безволию и слепо следовать приказам уставшего тела. Все вокруг замерло – природа и люди. Каким домкратом может сейчас поднять злодея на суетное дело?
Справа от меня звякнули консервные банки. При полном-то, безветрии?!.. Я почувствовал себя рыбаком, оцепеневшим в ожидании поклевки. Это те самые мгновения, когда по силе кивка удилища и трезвону колокольчика можно определить приблизительные размеры добычи. Я даже не понял - испугала меня эта поклевка или порадовала… Почему нет реакции постового? Наверное, он тоже не верит в вероломство утренней неги? Перепроверяет свои подозрения?
Сразу в нескольких местах с южной стороны лагеря массировано сработала жестяная сигнализация. Возле меня отчетливо послышался сухой треск лопающейся сети, а чуть поодаль – вопль от боли и сочный мат. Прерывисто затрезвонили тревожные свистки дозорных, и стало непонятно: то ли они забыли про установку непрерывных/отрывистых сигналов, то ли нападение оказалось круговым.
Как водится в молодом воинском подразделении: вчерашние призывники делятся на бестолковых, либо еще не выдрессированных. В нашем случае, обе категории замешались в одном флаконе. Спросонья, недосолдаты начисто позабыли об утвержденном с вечера оборонном регламенте.
Дело в том, что вскочив ошарашенными и сделав пару оборотов вокруг своей оси – горе-вояки теряли пространственную ориентацию и место для установленного сбора. После чего, хватали и рассматривали друг друга в упор, пытаясь найти свое звено; при этом истерили, хором что-то спрашивали, напоминая стадо баранов, в центр которого запрыгнул волк.
Закономерно сказалось отсутствие учебных тревог и серьезный косяк командиров, обязанных предвидеть тонкие места. Нашим с капитаном слабым звеном оказался некачественный подбор звеньевых, на роль которых утверждались просто инициативные добровольцы. Задачей этих младших командиров было созывать голосом (позывными) свои подразделения. Но, кто бы еще созвал их самих - дезориентированных на местности.
– Звеньевые, по местам! - вслед за Владимиром начал скандировать и я, понимая, что это единственное, чем бы мог помочь в сложившейся ситуации. Действовал на ощупь, так как капитан сразу отобрал у меня прибор ночного видения.
Слава богу, что укрепления лагеря не страдали куриной слепотой и дезориентацией. Пока налетчики смачно чертыхались и высвобождали свои увеченные члены из ловушек, наши хаотичные поползновения все же приняли желаемый оборонительный вид. Это можно было определить по стихающим перебранкам и уверенной перекличке, подтверждающей подлинную готовность звеньев.
Но наш убывающий гомон не мог заглушить другой - ревущий гул, исходящий от близлежащего лагеря. Он был похож на удаляющийся ход разрастающейся опасности,  словно от лавины, которую вначале колоритно озвучил чей-то зазывный многоголосый вой, а потом и захлебывающиеся, зажатые крики ужаса. Раз от раза, все это сопровождалось раскатами выстрелов из огнестрельного оружия.
Вероятно, налетчики переключились на поиски более легкой добычи и очевидно нашли ее. Мы прислушивались к леденящему звуковому сопровождению кровавой трагедии в сотне метрах от нас. И примеряли ее на себя - в полной тишине, боясь пропустить хотя бы намек, что направление агрессии повернулось в нашу сторону.
Кто-то с шумом проносился в сторону леса, мимо нашего укрепрайона, цепляясь и путаясь в колючем ограждении. Возможно, это были спасающиеся от разбойников.
– Давайте в лес, пока нам шанс дают! – запричитали паникеры из среды общинников.
Ряды дрогнули и зароптали в сомнении. Назрела реальная опасность их рассеяния.
– За полосой засада! Вижу движение по прибору… – послышался голос командира. - Самоубийцы, вперед! Остальные, держим ряды! Чем сильней огрызнемся, тем больше шансов! Никто нам шансы не даст, надо брать!.. Они лохи! Банда ополченцев! А мы - македонская фаланга! Через полчаса рассвет… Заставим бежать свиней! Бежать и визжжжжать! Пустим свинячьей крови?! – последний призыв прозвучал с вопрошающим задором.
– Быстро проверь номера, по порядку. И… барабанщиков! – уже лично мне скомандовал капитан… Причем здесь неуместные барабанщики?! Но дисциплина важней.
Шум кровавой бойни отдалялся. Неужели пронесет? Крики и плач стали едва слышны. Мы очутились в относительной тишине… Но ненадолго. В разных местах забренчала сигнализация. Это было похоже на поиск «брода» налетчиками. Тщетно. Тут же, застучали топорики ночных криминальных дровосеков.
– Помогите братцы… пустите?! – жалобно заблеял чей-то голос из леса.
– Не ведемся ни на какие уговоры, ждем! – остудил просьбу капитан.
Долго ждать не пришлось:
– Па-а-а-адлы, ай па-а-а-адлы?! - откуда-то из темноты исходил низкий вкрадчивый голос. Похоже, из того же рта, что просил его пустить.
– Бросайте свои пукалки, никого не тронем!
– Слышь ку-у-уры, открывай ворота-а-а, повестка в суп пришла! – уже другим, развязным фальцетом, продолжали словесно ломиться со стороны общего лагеря.
– Сю-ю-юрпри-и-и-и-из! – запел очередной глумливый тенор и что-то глухо шмякнулось о ряды защитников, перелетев через защитную полосу. Потом еще, еще и еще, с хлесткими мокрыми шлепками.
– Ай-яй-яй-яй!.. - Твари, твари, твари!.. – Чёй-та, а?! - залетные «сюрпризы» внесли сумятицу в наши фаланги. Послышались дружные выворачивающие рвотные позывы пустых желудков. Я скользнул лучом фонарика по одному из снарядов врага – пукчок света выхватил отрезанную голову, еще одну, блестящие внутренности. Один из общинников стряхивал с себя, кажется… ленты кишок, надо полагать – человеческих. Все понятно!.. Мой разум сохранял спокойствие, но тело машинально вытолкнуло мучительную нутряную конвульсию.
– Ну чё, добавки?! – не унимался людоед из темноты, – За сказанное отвечаю: все будут целы! Хавчик не тронем, только цацки – золото, брильянты! Минуту на обдумки!.. Вы ж, здравые антелигенты?! 
– Держать строй, в базар не вступать! Это крысы, беззаконные! Для них, мы лохи бесправные! Никаких уговоров, положат всех! – перевел базар пацанов на язык лохов, командир… – Кто там слюнявится, девочки?! Мяса не видели – херня какая! Это ж не взрывчатка, радуйтесь! Подпустим ближе - всем ливер выпустят, псам на прокорм! Говном собачьим по округе ляжем! Им поглумиться надо – крови попить… а не цацки! Дети, жены наши нужны изуверам!.. Искромсаем в лоскуты падаль!
– Бензопилы… к бо-о-о-ю-ю-ю! - последняя команда капитана ушла последовательной перекличкой. Из разных точек послышался ободряющий рев режущих орудий. Я, как белка в колесе, дублировал и контролировал приказы командира по периметру лагеря.
С вражеской же стороны не унималась психическая атака: 
– Чё за тля там, босса врубил?! Сдавай его сюда горожане, на перековку! Можа и уйдем, без взаимных претензий!  Щитаю до трех: раз, два!.. Ну, край вам парашники, помоить щас будем! Сами выпросили, жжмуры мля!
– Не толпиться скоты в колбасный цех! Продырявим всех желающих кашлять со свистом! – отливая свинцом каждое слово, парировал наезд командир. Но, не напугало.
Во многих местах начался дружный перезвон консервных банок. Из темноты, на разделительную полосу начали падать тараны из тонких жердей. Это было единственное эффективное осадное орудие, которое можно было соорудить наспех из подножного материала. Изнутри периметра, по местам нарушения запретки скользнули лучи фонарей. Я же, инстинктивно побоялся обнаруживать себя. Ближайший ко мне прожектор высветил троих таранщиков, примеряющих свой снаряд на полосе. Тут же, со стороны захватчиков раздались глухие хлопки из гладкостволов. Кажется, по источникам света. Дробь зашуршала в кронах деревьев крупным летним дождем. Послышались стоны защитников.
– Вырубить свет, стрелять на звук! Беречь боеприпасы! Всем, режим тишины! – оперативно отреагировал капитан.
Бензопилы заглохли. Но врубились самые мощные фонари с позиций дозорных на лабазах. Дробовики дружно переключились на них, однако потушить высотные прожектора оказалось непросто, их защищали ветки.
– Слушай сюда, покойнички?! Все пики отравлены! Зачем трупам цацки?! Тут, целый батальон с волынами! Жаль свинца на вас тратить, но допроситесь?! – это к разбойникам по матюгальнику обратился командир.
– Посмотри, там менты не отсиживаются? – отдал приказ и мне (как он и предсказывал, те самые полицейские впряглись с нами в одно ярмо), – Если вооружены боевыми – поставь их на проблемные участки.
Сказано–сделано… Лукавые гоблины сидели на положенных номерах, отставив в сторону общаковое оружие и зажимая в руках табельные Макаровы. Незамедлительно, я устроил их на самую широкую просеку, только что проложенную нападающими. Разделяться они наотрез отказались, решив для собственной безопасности прикрывать друг друга.
Загрохотала наша травматика и встречные дробовики. Заухали грудные клетки метателей дротиков. Послышались сдавленные стоны с обеих стороны – все как могли старались блюсти тишину, чтобы не обнаружить собою мишень. Не зря мы завалили внешний периметр звонким мусором. Беспощадные лучники и метатели дротиков выдрессировали налетчиков спасаться сломя голову от своего же хруста.
Возле каждого прорыва полосы выставили посты с прочными щитами, по принципу Македонской фаланги. В первой линии стояли копьеносцы с короткими (обычными) рогатинами, а во второй: с трехметровыми – опирающимися на плечи впередистоящих.
Внезапно, на одном отдаленном от меня участке обороны особенно заголосили защитники. Плотная стрельба из травматики быстро сменилась затишьем. Не заставил себя ждать дуплет из дробовика и крики о помощи… Возможно, что произошел глубокий прорыв!
Следуя уставу, соседние посты должны наполовину сниматься и следовать к проблемному месту. Но это страшновато, и люди могут подвести, попытавшись отлежаться… Я подстраховался, и по ходу к месту прорыва начал собирать бойцов с попутных номеров.
Сбылись худшие опасения – прорыв! Внутри периметра бой. Вповалку лежат скрюченные от боли люди. Кто-то ожесточенно борется в партере, катаясь кубарем по земле, кто-то отмахивается в стойке. Ни у кого в руках уже нет рогатин – разборка перешла в рукопашный бой. Вспыхнули выстрелы от дробовика: двое упали.
Понимаю, если борьба изнутри затянется, то враг подтянет на брешь подкрепление, бой перейдет на «улицы города». Ментов бы сюда, с табельными… Нет, не успею подтянуть.
– Дротики, огонь! – командую своему отряду, чтобы максимально отдалить ближний бой. Понимаю, что и наших заденут в такой свалке. 
Залпы стрелков не принесли ожидаемых результатов. Налетчики, никак не желали кончаться своим числом.
– В ата-а-аку-у-у! Впереди со щитами! Не поворачиваться задом к врагу! Уплотниться! Колоть любого, лицом к себе! – последняя вводная должна поубавить желание к отступлению.
Задние ряды начали играть роль заградотрядов, разящих любого, развернувшегося к ним в фас. Мародеры, в большинстве вооруженные коротким холодным оружием, проигрывали защитникам даже на средней дистанции, но их было бесчисленное иго, а нас…рать!
Опять саданул дуплетом дробовик. Снова двое наших продолжили счет двухсотым и трехсотым. Добраться бы, до стрелка!.. Я неразумно в запале, перешел от общего руководства к непосредственному участию. Держал строй во втором ряду фаланги, поражая противника рогатиной, через плечо впередистоящего авангарда. Как-то постепенно сам стал авангардом, подобрав оброненный щит из автомобильной дверцы. Фаланга рубала с дружным гортанным выдохом всея дровосеков:
¬– «Ха-а-а-а-у-у-у… ха-а-а-а-у-у-у!..» – какое упоение мясника!.. Между боем, позади нас, на повышенных оборотах зарычала бензопила. Отчаянный мясоруб с угрожающим криком: – Расступись! – врезался смертоносной мотоциклетной цепью в мясной ряд врага. Послышались булькающие звуки, всплески, надрывное рычание, непереносимый для ушей металлический фальцет и шайтанмашинка заглохла. Видимо, хватанула землицы, или захлебнулась в крови. Может быть, и в крови своего отважного хозяина.
Слава тебе, Воин! Ты стоил нескольких из нас!       
Как оказалось, накалывать на пику живую плоть из темноты совсем не сложно. Просто не включаются психические барьеры от сострадания к жертве, возбуждаемые зрительным сигналом от злосчастного творчества убийцы. Нарушается интерактивная связь: не видно крови, разверзнутых ран, испуганных глаз, не слышны мольбы о пощаде. А тактильных ощущений недостаточно для полноты осознания глубины собственного деяния… Ну, тыкаешь во что-то мягкое и трепещущее – передаваемая от рогатины дрожь та же, что и от удилища с бьющейся на нем рыбой. Даже, пробивает садистский азарт хищника. Начинаешь понимать сладострастные чаяния маньяков-убийц. А грань здесь зыбка: попробовал, понравилось и захотелось еще, еще… А колоть гадов, хотелось и моглось.
Если бы меня сразили, ей богу - дал бы напиться соратникам из своих кровоточащих ран. Лишь бы, добить врага!.. В пылу боя, я даже почувствовал разочарование, когда услышал за спиной приказы командира к построению свежего подкрепления и команду для нашего авангарда:
– На счет три – отступаем: раз, два, три!
Мы дружно попятились назад. За нашими плечами заговорили стволы. И… о чудо – разбойники, как подрезанные посредине, складывались пополам, рушились мешками, потешно стукаясь и отскакивая головами от земли, словно мячиками. Это капитан подключил гоблинов и как всегда вовремя. Атака неприятеля мигом иссякла.
Данный участок оказался самым жарким, а прорыв, самым широким на всем круговом фронте обороны. Нас колотило дрожью. Кто-то в запале, сбивчиво хвалился «… как он их всех!». Ну что же, имеет право.               
Совсем нежелательно забрезжил рассвет, раскрывая врагу прорехи в нашей обороне.
– Воины-ы-ы-ы! К а-а-атаке-е-е-е… то-о-о-о-о-всь!.. По моему приказу-у-у!.. Барабаны! - обалдел что ли командир от тактического успеха?.. По округе рассыпалась чужеродная предрассветной тишине барабанная дробь. Наши ряды взбодрила новая доза адреналина. Защитники кожей ощутили близость победы – достойной и заслуженной!
Молодец командир! Вот это я понимаю – психическая атака! И очень своевременная – с рассветом, когда соблюдение тишины потеряло былой смысл. Пора уже по-настоящему ссориться с плохими парнями!
Но, изгоняемые светом сумерки, увлекли за собой и кровожадные тени упырей. Они сгинули, как ночные призраки, как и не было. Где-то вдалеке заголосил петух… Все-таки, как мало сказки в народных сказках: с первыми петухами, изыдет и всякая нечисть.
Хотя нет, привидениями налетчиков не назовешь - на разделительной полосе и поодаль, шевелились живым ковром жалкие недорезанные душегубы. Эта циничная криминальная среда не отягощала себя заботой о своих раненных. У них не было ни клыков, ни рогов, такие же, как мы снаружи, но как обманчива внешность! Впрочем, может быть это рдеющий рассвет вылинял их волчью шерсть, невольно заставив оборотней облачиться в человеческий камуфляж.
Славная была битва!   
И с нашей стороны были немалые потери. Добрая половина ран оказалась условно боевой – даже не вступавшие в бой защитники часто ранили друг друга в толчее, впотьмах накалывались глазами на сучья, получали растяжения и вывихи. Таков удел любого народного ополчения, из-под плоских седалищ которого резко вышибали мягкие кресла. Мы победили, потому что сражались насмерть, а враг, бился лишь на живот. И это, большая разница!
Я наблюдал лица защитников… Многие великовозрастные мальчики за одну ночь превратились в опытных мужей. Эти, уже не стали бы падать на землю и притворяться мертвыми или страшиться причинить боль врагу, чтобы не нарваться на равноценный ответ. Наверное, в каждом человеке заложен герой и подлец, и главное – вовремя суметь разбудить в нем нужную тебе ипостась.               
Постепенно спадала победная эйфория, и над убитыми и покалеченными мужчинами заголосили их женщины, послышались упреки в адрес командиров:
– Вы же обещали защитить нас?!
Так было всегда: поможешь – так и надо, пройдешь мимо – супостат. Сто раз хороший – никто не поблагодарит; один раз проколешься – и сразу на позорный столб, на разделочный стол. Но если на то обращать внимание, то никогда не испытаешь счастья от собственного великодушия.   
Я сглотнул упрек, в какой-то части справедливый, и начал вместе со всеми зализывать саднящие раны… Пора раздавать каждому по заслугам: злодеям – судилище, раненым – походную больничку, убитым – погребение.      
Не заставила себя долго ждать и карательная экспедиция из основного лагеря -помахать кулаками после драки. Дефицита из желающих добить раненых мародеров не наблюдалось.
– Давайте догоним гадов! Кто с нами?! – зазывал добровольцев какой-то решительный предводитель гончих.
– Они двигаются с не меньшей скоростью, чем вы. Разрыв будет сохраняться. Сколько будете гнаться? А ненароком догоните?.. Налетчики вооружены. Могут неприветливо встретить. Потеряете силы и людей. Лучше присмотритесь к своим оборотням, кто ночью волчью шкуру одевает? Без них, здесь не обошлось!.. А лучше, потратьте боевой пыл на укрепления! - попытался урезонить пустую и опасную затею Владимир. Но взявшие след гончие, в запальчивом азарте лишь с досадой махнули в нашу сторону рукой: – Ну и сидите, ссыте дальше! – пусть и так, чем без толку лишиться места, которым ссышь.
Отчасти, мстители все же воспользовались советом капитана, отправив нескольких недобитков в лагерь на допрос. Лютый конвой, бесцеремонно - волоком, потащил кладези информации на заслуженную ими экзекуцию. 
Я отпросился у командира на разведку в лагерь. Следовало оценить на будущее характерные повадки и интересы мародеров. Но помимо этого, моя глубинная животная натура требовала заслуженного торжества над другими – теми несчастными, кто не дожил до нынешнего утра. А как ощутить счастье от собственного взлета, не наблюдая чужого падения? А оно было вдребезги!
Проходя по полю битвы, или скорее – бойни, меня просто не оставляло чувство счастливого избавления. Любой кровавый сюжет из общей картины этого ужаса давал массу ассоциаций себя, на их месте. Иногда, накатывал неудержимый эмоциональный восторг от мысли – как хорошо, что это не со мной, а я вот - молодец!
То, что сотворили здесь ночью людоеды, не свидетельствовало об их любви к цацкам или к иной жизни, которую они могли бы купить на них. Эти звери, по настоящему жили лишь здесь, и тогда, когда резали глотки и вскрывали грудные клетки своим жертвам. Мародерство было только следствием, а причиной – звериная страсть к удовлетворению жажды крови. Как у волков, режущих в хищном иррациональном азарте все стадо, вместо того, чтобы обойтись одной-двумя жертвами, способными собою пресытить всю стаю.             
Из рассказов очевидцев стала понятна и незамысловатая тактика налетчиков… Убийцы, сперва широким фронтом врезались вглубь дырявой обороны своих спящих жертв, убивая нерасторопных и сгоняя остальных с насиженных мест, а потом, на отступном пути – бегло шмонали их стоянки… Тогда, при первой  атаке, они решили нас не трогать, чтобы не вспугнуть свою главную добычу в основном лагере. А при отходе пожадничали и обломали зубы.
Наша стоянка вмиг приобрела топовую популярность в статусе неприступной крепости и было жаль терять заслуженные регалии. Но, пора срываться с обжитого места в поисках лучшей доли, ведь провиант кончился еще вчера.
Предчувствуя настроение общинников, командир созвал общее собрание:
– Мы убедились сами, и убедили других, что вместе мы – сила! Но важно правильно приложить эту силу. Пока она еще осталась, надо двигаться дальше. Мы защитились от бандитов, но спасуем перед голодом и заразой. Поставок продовольствия и лекарств не предвидится. Если они не идут к нам, нужно самим идти к ним навстречу или догонять. Какие есть соображения?
Насчет заразы, замечание капитана было не праздным. Людей валила какая-то кишечная немочь – фонтаном било изо всех щелей, поднималась температура, лихорадило. Уже слегло несколько общинников. А в лагере, через дорогу, неумолимо разыгрывалась, прямо-таки эпидемия. Видимо, начали сказываться антисанитарные условия и слабый иммунитет горожан. Больше всего, стоило грешить на грязную питьевую воду - кипячение хотя и убивало всяких бацилл, но не химию. Миазмы, начали пожирать своих производителей.      
– Может наладить натуральный обмен с лагерем, местным населением? – первое предложение вызвало дружный сарказм:
– Кому здесь нужна твоя натура?! Или моя?!       
– Охраной и безопасностью будем торговать!
– Сети на рыбу надо поставить!
– Разве что, на утопленников. Будешь их есть?.. Топляком все посрывает. Ну, даже если и поймаем, то всех не накормим.             
– Лоси, кабаны вокруг? Загонщики, оружие – все есть!
– Только дичи нет. Она еще вчера на дальний кордон сбежала! – в уверенном тоне угадывался бывалый охотник: – Еще скажи муравьи, грибы, ягоды, коренья… Этим только герои в книжках питаются. Даже кабан без зерновой подкормки уходит.
– Медикаменты, мы точно не поймаем и не соберем! Зато, начнем повально дристать от той же рыбы!       
– Уходить надо… – самый толковый совет прозвучал без запала и оптимизма. Да и не было надобности в подстегивающей эмоциональной накачке. Подспудно, все понимали, что это единственный правильный ответ на массу поставленных вопросов… Тишиной повисла мыслепауза.
– Надо выдвигаться в Жигулевск, организованной колонной, - предложил капитан, направляя в нужное русло наклевывающийся плюрализм мнений, – Это ближайший крупный населенный пункт. Там должны быть продовольственные склады. Может власти, что организуют? Даже лесное зверье в лютые зимы теснится к крупным городам. Там и свалки жирнее и люд беспечнее. Всегда найдется, что плохо лежит.
– Вот наивняк?! Там еще вчера все подобрали!
– Примут нас там, как мародеров! Вся гопота окрестная, наверное туда стеклась!
– Точно – пойдем по шерсть, придем стриженными!
– У кого там еще, шерсть осталась?
– Ну, не шерсть, так шкуры сдерут!
– А здесь, твоя шкура, уже завтра высохнет! Ха… нашел, где ее хранить.   
– Останемся здесь – примем смерть от голода и кишечных колик – это точно. То же самое, может быть и в Жигулевске, но это не точно. Народ из лагеря, наверняка потянется сейчас туда. Чем позже надумаем, тем длиннее будет впереди нас очередь за едой и кровом. Я голосую - за Жигулевск! – сделал свой выбор капитан. - Посовещайтесь каждый в своем кругу. Через полчаса – собрание. 
Общинники разбрелись по семьям держать совет. Так или иначе, большим или малым числом, мы скоро двинемся туда, но возникает ключевой вопрос: что делать с тяжелыми ранеными? Взять с собой – значит заложить мину замедленного действия, которая взорвется когда-нибудь недовольством от проблем с тяжелой обузой, а оставить – значит посеять в общинниках страх получать раны в бою. Командиру и мне, последнее казалось более весомым аргументом.
– Что будем делать в Жигулевске? Вы обещаете, что мы там не пропадем? – сошлись в единодушных вопросах общинники после семейных совещаний.
– Основная надежда на помощь властей. В первую очередь, будем искать пункты раздачи помощи… - честно поубавил иллюзии капитан:
Подавляющая часть обитателей лагеря решилась на ходячую авантюру, вместо сидячей на прежнем месте. Нашли и лоцманов до Жигулевска, и знающих сам город. Не теряя времени, сели за «глобус» Самарской Луки планировать маршрут. Как само собой разумеющееся, командир не стал предлагать к обсуждению вопрос о судьбе раненых и других лежачих: – «Готовим носилки и забираем всех неходячих».

За спешными сборами, мы как-то забыли посматривать на небо и думать о погоде, и она не преминула о себе грубо напомнить. Со стороны запада надвигался широкий грозовой фронт, но не совсем обычный, а иссиня-черный. Глобальная пожирающая клякса из страшного детского мультика стремительно закрашивала и поглощала голубой небосвод. Безграничное небо вдруг стало с овчинку – стиснутым и спертым. По центру этого циклона провисала подвижная зловещая блямба, словно какое-то разбуженное божество ворочалось на драном матрасе, выдавливая из него всколоченную вату грязных облаков. Еще немного и небожитель со второго яруса рухнет нам на головы. 
– А может пронесет?
– Смотря, что ели.
– Ничего не ели.
– Тогда, точно не пронесет! – вынес свой авторитетный вердикт мой внутренний доктор.
Задул усиливающийся ветерок, как будто открывалась дверь, давая свободу разминающемуся сквозняку. Еще минута и вся незакрепленная утварь общинников взметнулась как от взрыва. Увлекаясь за своими пожитками, люди рассеялись по округе.
– Это только начало, надо спасаться! Хватайте одежду, и в лес! – начал созывать всех  командир. Но заходясь в охотничьем азарте, общинники продолжали отлавливать свои беглые вещи. – Кто останется – погибнет!
Большинство вняло предупреждению и бросилось вслед за нами. Остановиться решили у кромки леса, рядом с дорогой к селу Жигули. Зеленая стена защищала нас юго-западной стороны, здесь было безветренно и тихо, как в бухте. Уходящий к заливу дорожный просвет создавал смотровой тоннель на небольшой сектор лагеря. Я обратил внимание на деревья, стоящие крайними перед заселенной беженцами опушкой… Их медленно и верно нагибало ветром к земле. Вокруг начал нарастать гул и древесный треск. Внезапно стемнело – пыльная буря скрыла небо. Деревья на опушке дружно коснулись земли и вывернулись с корнем, быстро волочась из зоны видимости. Вслед за ними закувыркались автомобили, брызгая в разные стороны стеклом и мятой кузовщиной.
Казалось, что мы находимся в тихом убежище, наблюдая из окна за масштабным стихийным бедствием. Или вообще – по телевизору сокрушаемся над очередным цунами в далеком Таиланде.
Ветер угас внезапно, словно кто-то спохватился и закрыл окно от сквозняка. Воздух замер. И прямо из ниоткуда, на нас посыпалась заслуженная манна небесная, в виде струек пыли, песка и прочего мусора. На зубах заскрипело.
Выждав паузу, мы с капитаном бросились на разведку в лагерь, непрерывно поглядывая на вершины деревьев, чтобы не пропустить очередной порыв урагана. В лесу оказалось много народу и кажется, никто особо не пострадал, чего наверное не скажешь о несчастных, застигнутых ветром на открытом месте.
Нашу стоянку, как и весь лагерь – словно языком слизнуло. Автомобили, как тину на озере сбило в кучи и нагромоздило друг на друга в несколько этажей. Мы тоже стояли как оглушенные… Надо было куда-то торопиться или сидеть на месте. Уже треть неба накрыло черным вороновым крылом.
– Может начаться град! – поделился я опасениями с Владимиром.
– Надо засесть по машинам! – с таким предложением мы поспешили к остальным общинникам. Без лишней словесной возни, оно было одобрено.
На автосвалке оказалось много увеченных людей. Ходячие, сидячие и лежачие – они пребывали в шоке: причитали, плакали, смеялись, заламывали руки, вертелись крученными овцами. Другие, лежали неподвижно, уставившись куда-нибудь стеклянными глазами или ошалело озирались вокруг. Послышались мольбы о помощи. Немало пострадавших безжалостно смешало с железом, будто в массовой автокатастрофе.
– Представляете, какой сейчас ад с наветренной стороны? – кивнул капитан на другую, восточную сторону опушки.
Было смутно различимо, что вся полоса леса напротив засорена бывшими благами цивилизации и их пользователями, как забитый фильтр. Ураган спрессовал километровый палаточный лагерь в узкую полоску осадка из людей и мусора, вяло бьющегося в предсмертной агонии.
¬– Подтаскивайте пострадавших под машины! - пожалуй, это единственное, чем можно им сейчас помочь. Но в случае нового тайфуна, такие убежища могут оказаться тяжелыми могильными плитами. Попробуй, угадай?
Мы начали устраивать новое логово внутри уцелевших автомобилей. Беженцы из леса, поодиночке и делегациями, стали интересоваться нашими активными телодвижениями. Командир, как заправский синоптик вещал прогноз погоды на всю округу, не забывая предостерегать, что метеорологи ошибаются один раз, но каждый день:
– В машинах спокойнее от града и дождя, но ураган убьет запросто. При нем лучше отсидеться в лесу. Надо лавировать от непогоды, оперативно менять дислокацию!
Подразумевалось, что мы должны сидеть в машинах, но «на чемоданах», с открытыми дверцами (удары крупного града могут деформировать железо и заблокировать их), а чуть что - сразу бежать в лес. Зеваки из леса чесали затылки, одобряли план и подыскивали себе машиноместо, либо скептически возвращались в проверенную древесную чащобу.
На округу опустились полуденные сумерки, как при солнечном затмении. Смоляное небо накрыло собой бурлящее водохранилище. Воздух над ним, начали прорезать густо ветвящиеся молнии. Послышались громовые раскаты. 
Внезапно, кто-то заорал из отдаленной машины, вскочив на крышу и указывая в сторону большой воды. Мы высыпали вслед поглазеть на новую напасть… Из воды, словно змей, ввинчиваясь в висячую облачную блямбу, бесновался невиданный смерч. Даже за несколько километров от него был слышен зловещий шелестящий скрежет воды о воздух. Люди замерли, пытаясь высчитать траекторию его движения. Кажется, вихрь двигался в нашем направлении - обгоняя тучи, словно танковая армада, после предварительного артобстрела тяжелыми гаубицами урагана… Все ждали спасительного вердикта от командира:               
– От смерча можно только убежать! В лесу это будет сложнее! Остаемся на открытом месте и ждем!
Грязный рыхлый мегабуравчик уже подступил к берегу водохранилища и как раз в том месте, где раньше был устроен общественный водопой. В диаметре, он казался не менее полста метров. Было не понять, что кружилось в его темной сердцевине, но периферийное центробежное ускорение расплескивало густой водяной туман и увесистый мусор, засосанный с поверхности реки (не одна тысяча чертей должна была раскрутить эту карусель, и всех этих бесов можно было назвать поименно, поинтересовавшись персональным составом какого-нибудь свежего мирового саммита-паразитариума, типа G8 или G20).
Вихрь напоминал дьявольскую пуповину, питающую свою вороненую тучную чернь - грязной гнойной жижей из смертельно раненой Волги. Захватив береговую линию, смерч начал раскручивать и выплевывать из себя ломанные фигурки людей, беспардонно волоча их по земле. Видимо, спасаясь от предшествующего урагана, несчастные спасались в воде и тонули.
Лицо обдало свежим порывистым ветерком. Запахло сыростью, вперемежку с пылью… «Тойота Прадо» – угадал я про себя затасканный экстерьер японского внедорожника, непонятно зачем взметнувшегося вверх из своей родной стихии в массе легковушек поскромнее... Рожденный ездить, летать не может: подтверждая поговорку, с брызгами хряснулась о землю его пафосная конструкция, превратившись в груду бесформенного хлама.
Метрах в десяти от нашей машины – шипя, ушла в землю толстая как анаконда, молния. В нос ударил озон и кровь от хлесткого раската грома. Глаза засветило вспышкой. Концентрическими центробежными кругами стали поочередно подпрыгивать мелкие камешки, а моя пятая точка, присевшая от страха на траву, почуяла пробегающую волнообразную дрожь земли… Вероятно, что мощный звуковой толчок от грома заставил завибрировать твердь. Почудилось легкое затягивание внутрь воздушной воронки от вакуума, созданного молнией. Затем, обратной волной в лицо ударило грязным речным песком.
Вихрь метался по поляне возле берега, не в состоянии окончательно определиться с направлением движения. Мы же, как вратари на воротах, суматошно дергались в разные стороны, но лишь с одной принципиальной разницей – желая не поймать, а пропустить этот голевой удар смерти.
Внезапно, смерч решил к нам нагрянуть со стороны опушки, отрезая путь на открытое пространство и загоняя в лес. Такой сценарий был равносилен приговору… Вряд ли можно было удержаться за дерево, даже (тридцатью двумя) зубами, когда тебя будут отрывать от него тысячи ветровых чертей.               
– Бегом к воде! - оценил обстановку капитан, видимо посчитав, что снаряд не упадет дважды в одну воронку. Да и от возможного града - под водой, хоть какая-то защита.
Мы кинулись вслед за ним. Но смерч, словно издеваясь, двинулся наперерез. Мы – обратно. Стихия снова передумала, и наискосок устремилась к центру поляны. Потеряв ориентацию на просторе, воздушно-водяной винт стал рыскать мельче, иногда теряя связь пуповины с тучами. Его верхняя часть пригибалась и озиралась, становясь похожей на стойку питона, присматривающего жертву. Сумбурно петляя, гигантский змей начал отдаляться… Какие-то двести метров разделяли нас от эпицентра воронки, но кажется пронесло.   
И тут, смерч удивил нас новым обличьем… Где-то до трети своей высоты он озарился пламенем, выхватив из леса бушующий пожар (видимо, кончилась вода в его чреве). И стал разметывать по округе снопы искр и горящие головешки. Внезапно, буравчик истончился метрах в тридцати над землей, порвался и пригнулся к земле, низвергая из себя поток искрящегося пламени, словно сказочный Змей-Горыныч. Совершив болтающимся шлангом полуоборот, дракон рухнул всей своей вертлявой тушей на деревья. И затих.
Осиротевший верхний сосок воронки заполошно порыскал по округе, в поисках потерянной части, и с досадой снова ринулся к воде. Пронзил ее поверхность своим комариным жалом, засосал новые жизненные силы, и набирая толщину стал уходить вдоль скалистого берега к Яблоневому Оврагу.      
Только тогда мы обратили внимание на подстерегающий нас грозовой фронт, только что выступавший незаметным задним планом для солирующего торнадо. Он завис над нами своим толстым срезом, и был таким плотным и необъятным, что напоминал нависшие сказочные горы. Можно было даже рассмотреть снежные вершины.
Темнота загустилась, пахнуло влажным жаром как из распахнутой парной. Всплыли детские страхи, когда на верхней полке в раскаленной сауне посещала холодящая мысль, что самой страшной пыткой или казнью, может служить запертая снаружи дверь.
Вспышки молний высвечивали уплотняющиеся струйки дождя, постепенно загонявшего нас под кров облюбованных автомобилей. Забарабанил по крыше и обещанный командиром град. Сначала мелкий, а потом, и с куриное яйцо… Кажется, яйца бывают еще и страусиные? Они то, точно выдавят из нас крокодиловы слезы.
Лобовое стекло «Рено», в котором мы вчетвером пережидали капризы изнасилованной природы, тут же подернулось непроницаемой паутиной трещин. А поверхность земли забелела ледяным слоем крупного грязного крошева. Небеса изрыгали на нас не столько воду, сколько грязевые брызги. Тучи были просто нафаршированы пылью, не мудрено, если даже радиоактивной.
От невозможной влажной духоты приходилось приоткрывать дверцы автомобиля, с риском получить по рукам и бокам жесткими снежками. Автоматические стеклоподъемники умерли без аккумулятора, а мы еще копошились мокрыми угрями, избегая соприкосновений с жаркими телами своих невольных соседей.
Как только град иссяк, уступая место сплошной стене тропического ливня, кто-то резко дернул снаружи заднюю дверку и беспардонно устроился на коленях задних «пассажиров». За ним, повторив такой же маневр, заскочил и другой. Мы принялись настойчиво возражать, что мол вокруг полно свободных такси, да и гаишники могут оштрафовать за перегруз легкового транспорта! Но возмутители спокойствия начали истошно выть, трясти головами и тереть глаза:
– Жжет сука, жжжжжет! Помогите?!
– Дождь кислотный! – догадался капитан. – Быстро на передние сиденья! – скомандовал он, еще не окислившимся общинникам, – Блокируйте двери!
Пока одни перелазили вперед, мы с командиром удерживали обожженных кислотой (или щелочью) сзади.
– Не касайтесь лица, оботрите руки тряпьем! - выставив вперед руки с ветошью для защиты от незваных «погорельцев», мы по возможности пытались обмакивать им лица. Но тщетно. Обезумевшие от шока люди бились головами о крышу и упрямо лезли на передние сиденья, в бессмысленных поисках спасения от режущей боли.
Кто-то еще раз попытался открыть наши двери снаружи, жалобно взывая и елозя ладонями по стеклу (как в фильмах ужасов). Пускать их было неразумно, так как вокруг стояли пустые машины, а наша же – не карета «скорой помощи»?!.. Как минимум, здесь нужна была чистая вода, чтобы умыться. К тому же, и мы могли бы попусту оказаться на их месте, попав под брызги химикатов… Несколько раз, сквозь запотевшие стекла, проступали желтые плавающие фонари, без пучков света, словно керосиновые лампы.
– Какой сумасшедший с фонарем бродит? – поделился я своим изумлением.
– Молнии, шаровые! – догадался капитан. 
Постепенно, начали жечь ссадины на руках и шее. Чесотка передалась и остальным. Увеченные кислотой непрошенные постояльцы застыли в бессилье, лишь иногда глубоко всхлипывая и стеная:
– Ни черта не вижу?!
– Горло горит! - похожие громкие жалобы раздавались по всей округе.
– Здорово кислит! – Владимир попробовал на язык кожу на своем предплечье. - Может, это первая порция с небес, промоет еще?
Минут через двадцать проливного дождя, командир высунул из окна и быстро одернул руку, снова дегустируя свежие дары природы:
– Есть прогресс! – обнадеживающе закивал головой, тщательно промыл ладонь под струями, набрал немного и обмакнул язык. Потом провел пальцами по своему глазу и проморгался: – Промыло атмосферу! Но надо все время следить за вкусом… Пора на волю, в подушке не зароешься. Вытаскивай ребят!
Мы положили стонущих пострадавших вверх лицами, и те начали жадно умываться… Пробежали и оповестили всех об окончании химических осадков. Настроили всевозможную посуду на сбор питьевой воды. Но пить без кипячения было страшно - как бы не обжечься изнутри. Мои легкие и без того нудно свербили, как будто их щекотали быстрыми пальчиками (без спросу просунутыми промеж ребер). 
Нескоро, но дождь закончился. Грозовой фронт ушел дальше на юго-восток. Небо прояснилось неестественным сине-красным оттенком, очень похожим на кожу обожженных кислотой людей.
Бедняги не могли широко открывать вспухшие, воспаленные глаза. Жаловались, что картина окружающего мира стала мутной, а свет причинял пульсирующую боль в затылке. Многие не чувствовали вкуса и запаха, мучились одышкой, кашлем и тошнотой.
Кто-то не выдерживал и пил сырую дождевую воду. Но вроде – без болезненных симптомов. Воодушевленные пострадавшие стали промывать свои желудки. Все вокруг блевали и харкали. Мир превратился в бесконечный походный лазарет.
Стоячий знойный воздух наполнился смрадом кислоты из желудков, вперемешку с запахом жареного моченого мяса - шаровые молнии успешно скрадывали свои жертвы, оставляя обугленные закопченные трупы. Легкая добыча.