Онтология Русского Выбора. Глава 7. Заключение

ВОЗРОЖДЕНИЕ

Шел 1920 год. В России полыхала Гражданская война. На Юге во главе Белого движения встает барон Врангель. В то время «белые» представляли собой не только вооруженные отряды, воевавшие против «красных», они были своеобразным «плавающим» островком дореволюционной России, за которую и боролись. Их деятельность не ограничивалась одной лишь войной. Одновременно они всеми силами стремились восстановить прежний строй русской жизни. Потому-то в составе Белого движения, в частности Юга России, действовало и свое правительство, и свое Духовное управление.
 
А как же иначе? Если в среде Белого движения и существовало различное отношение к вопросу о будущем Русской Монархии, то «православность» России не вызывала разногласий. Вне Православия Россия ни кем не мыслилась. Наверное, еще и поэтому Главнокомандование Русской Армии попросило священноначалие Русской Православной Церкви, чтобы военное духовенство Армии и Флота было возглавлено епископом.
 
С незапамятных времен Русскую армию во всех походах и сражениях сопровождали священники. С созданием регулярной армии, при Петре I, появились особые военные священники, которые должны были постоянно находиться в войсках. По мере становления Российской Империи оформлялась и централизованная система военного духовенства. С 1858 года главой военного духовенства в Русской Армии стал «главный священник». Он обладал некоторыми правами, принадлежавшими исключительно епархиальным архиереям, хотя сам имел сан протопресвитера — высший сан немонашествующего духовенства.
Такой порядок существовал до 1920 года, когда в первый и последний раз во главе военного духовенства Русской Армии стал епископ. Им был владыка Вениамин (Федченков).
 
Положение епископа было гораздо более высокое, нежели протопресвитера. И не только в формальной иерархии православного священноначалия, но и по силе действия в нем Божественной благодати. Назначение епископа главой военного духовенства по большому счету означало исполнение духовным единством России «старой» — дореволюционной – и России «новой» — белогвардейской.
Трудно себе представить более влиятельное, более причастное положение Церкви в Русской Армии, чем сложившееся в 1920 году. Положительное значение этого события очевидно не только в контексте того времени, но и как пример глубины воцерковления социальных институтов русского общества, не имевших прямого отношения к духовно-нравственной жизни людей.
Понятно, что это событие было встречено с большой радостью и воодушевлением в рядах всего Белого движения. Но.

По инициативе П.Н.Врангеля епископом Вениамином был подготовлен проект приказа Главнокомандующего о запрете матерной брани в войсках. Однако из-за неодобрительного отношения к нему со стороны врангелевских генералов, которые считали, что без мата солдаты не будут им подчиняться, приказ так и не был издан.
 
В народе говорят: «Материться — Богородицу хулить». Вот и выходит, что хоть и были «белые», а защищать Россию как удел Пресвятой Богородицы было некому. Этот случай прямо-таки вопиет о недопустимости поисков правых и виноватых в последствиях русской революции. Еще неизвестно, чье военное превосходство в той схватке было предпочтительнее для той России, которая вне времени и пространства. Ибо, как вспоминает все тот же владыка Вениамин, вскоре после провала упомянутого приказа прошел слух, что матерная брань все же была запрещена. Только не в Белой, а в Красной армии, не Врангелем, а Троцким...
 
Нельзя смысл русской революционной смуты искать через оправдание одних и осуждение других. Во-первых, потому что само то противостояние являлось, главным образом, голой борьбой за власть двух политических партий — революционной и контрреволюционной. Во-вторых, потому что последующая «судебная» оценка революционных событий лишь воспроизводит их в условиях современности — сегодняшней, завтрашней и т.д.
 
В данном случае не события требуют осмысления и оценок, а процессы, выражаемые этими событиями. Процессы, начало которым дает Бог, но последствия которых должны осознавать люди. В этом осознании – поиске и результате – и состоит начало собственно возрождения России.
 
Церковные люди всегда знали, что рано или поздно подобное крушение должно произойти с Россией. Но знали они и то, что неминуемая беда эта будет не к одному только наказанию России, но и к ее исправлению – выравниванию пути, начертанному для России Богом. И потому в те дни Русская Православная Церковь заняла не «разоблачительную» позицию (кого и перед кем разоблачать?), а миротворческую. Ибо никогда, ни в каком деле невозможно исправление в условиях кровавого противостояния. Смирение, примирение, мир — в этом состоит главное условие того, чтобы люди смогли услышать не только друг друга, но и волю Бога на них вершащуюся.
 
Так, непосредственно после большевистского переворота в Петрограде, вооруженное столкновение произошло и в Москве. В это время там заседал Поместный Собор Русской Православной Церкви. Собор принял решение об отпевании погибших как с одной, так и с другой стороны. Более того. Собором была поддержана выдвинутая общественностью инициатива совместных похорон жертв вооруженного восстания. Не воплотилась эта идея отнюдь не по вине Церкви.
И в последующем. Церковь не избирала ни «красных», ни «белых». Это – лояльность к Церкви одних и враждебность других –  придало ей окраску союзницы первых и оппонента вторых.
 
Скорейшее и всеобщее примирение — вот и вся «политика» Церкви в тот период Русской истории. Примирение как основа исправления. А в чем, собственно, будет состоять это исправление, каких действий потребует от его исполнителей — будет в России мир, Бог вразумит.
 
Один Бийский батюшка, беседуя с прихожанами о грехах нового времени, часто упоминает об одной иконе. Написанная в незапамятные времена, она и до сих пор находится в каком-то из Афонских монастырей. На ней изображен Страшный Суд и грехи, за которые будут судимы люди. На одном из фрагментов, повествующем о грехе, изображены люди сидящие вокруг какого-то ящика. Многие годы фрагмент этот оставлял богомольцев в недоумении: что за ящик? почему люди сгрудились вокруг него? Какой в этом грех? «И только теперь, – поясняет батюшка, – стало понятно, что ящик этот — телевизор».
 
Так и в случае с Россией. За столетия до ее возникновения было известно и о ее падении, и о возрождении, неминуемо последующим за исправлением. Но понадобилось восемь десятилетий богоборческого ига, чтобы понять в чем конкретно может состоять это исправление. Состоять же оно будет в процессе обратном тому, которым Россия оказалась низвергнута с пьедестала Православной Державы.
 
Говорят, перед революцией в России много грешников развелось. Но от Рождества Христова «сын за отца не отвечает», оба – каждый за свое – будут нести ответ одновременно, в День Страшного Суда. Иначе для чего Христос страдал?
Говорят, недоброжелатели российские постарались. Но Россия и возникла как противовес земным недоброжелателям Христа, которые обязательно дождутся Его Второго Пришествия. А супротив их — Россия.
И свои отступники, и чужие недоброжелатели – это всего лишь исполнители Божией воли над Россией после ее обезбоживания как целостного национально-государственного образования.

Выше, говоря об особенностях земного служения Церкви, мы вспоминали о таком понятии как многочастность. В тот раз мы воспользовались им для иллюстрации сложного строения того или иного предмета, акцентировав внимание на то, что в рамках крупного предмета действуют средние, мелкие, мельчайшие и т.д. Что для крепости, для сплоченного существования большого предмета необходимо, чтобы все его части «звучали в унисон».
Теперь же понятие многочастности поможет нам понять, что сложное образование отнюдь не является лишь «арифметической» суммой составляющих его частей. Вместе с тем, что сложное образование включает в себя много частей, эти части не просто прибавляются друг к другу, но и взаимодействуют между собой. В процессе такого взаимодействия возникают качественно новые свойства и особенности, которые не могут принадлежать отдельным частям, но лишь всему образованию в целом.
Россия оказалась обезбоженной именно как целостное образование. Не отдельные ее части были лишены связи с Богом — Москва, школы, именины и т.д., — а вся русская жизнь в своем многоликом единстве. Лишь сегодня, освободившись от регламентируемых политических симпатий и антипатий, мы способны понять это в полной мере. Способны посмотреть на русскую трагедию двадцатого века не только в свете вопросов «как и почему?», но и «для чего» она произошла. Для чего единственная в мире страна, удерживавшая Православие, в одночасье оказалась разрушенной в прах?

Для того, чтобы мы — русские вне пространства и времени, – перестали относиться к России как к кораблю, перевозящему особо достойных праведников к месту вожделенного спасения. Для того чтобы осознали ее саму социальным ковчегом Божией Славы — самозначимой Святыней, служащей исполнению Божьего Промысла в масштабах всего Его мироздания. Святыней, чистота которой не может быть осквернена от того, что к ней ненароком прикоснется какой-нибудь недобросовестный человек, но которая теряет все свои духовные составы в случае использования ее не по назначению.
 
Как говорится, мед и дерьмо одной ложкой не черпают. Если же такое случается, ложки как таковой больше не остается.
Крушение России никак не связано ни с переменами в сфере власти и собственности, ни с заменой «персонального состава» среди «верхов» и «низов» русского общества. Крушением России стало одно лишь отьятие от нее Православия. Когда экономика перестала быть «икономией», а превратилась в «науку ведения хозяйства»; когда образование перестало быть формированием образа и превратилось в передачу знаний от одного человека к другому. И т.д. и т.п.
 
Только сегодня, когда по большому счету утихли страсти «классовой борьбы», становится понятным, что не перемена комбинаций из земных форм общественной жизни явилась причиной иссушения России, а отьятие от всех этих форм общего духовного содержания. Кроме того, только сегодня понимание данной особенности российского бытия отчетливо раскрывает смысл предстоящего исправления. Оно не в выискивании и обличении чьих-то чужих пороков — о спасении собственной души пусть каждый заботиться сам, – а в восстановлении связи с Богом, прежде всего, социальных форм русской жизни.
 
Ибо в Православии и формы могут быть самозначимыми. Святоотеческие предания хранят рассказ о случае, произошедшем во времена раннего христианства в местечке Гонаг одной из африканских провинций.
Дети, пасшие скот в стороне от своей деревни, придумали своеобразную игру — отслужить обедню. Они избрали из своего числа «священника», двух «дьяконов», устроили на гладком валуне жертвенник, разложив на нем хлеб и вино в глиняном кувшине. В связи с тем, что в те времена в иных местах существовал обычай громко произносить молитвы святого возношения, дети знали их наизусть.
Когда все было устроено по церковному чину, прежде чем приступить к раздроблению хлеба, вдруг огонь ниспал с неба, пожрал все предложенное и испепелил камень-жертвенник.
Детей только вечером отыскали родители на месте «игры». Рассказать же обо всем они смогли лишь через день. В последствии на этом месте был возведен храм.
 
Это ли не свидетельство само значимости формы? Или взять, к примеру, ежегодное нисхождение Благодатного огня на Гроб Господень. Ведь совершается это в Великую субботу не по «уточненному» григорианскому календарю, а по юлианскому — православному. И не ко всякому успевшему захватить место внутри Гроба Господня он нисходит, как это однажды случилось, а лишь к правильно славящему Бога, хотя бы даже стоял он вне храма.
А как свой выбор на Православии остановил креститель земли русской князь Владимир? Только после того, как его послы, побывав на обедне в Константинопольском Соборе Святой Софии, сказали, что не знали, где находились при этом — на земле или на небе. А ведь еще не крещеные, еще язычники и не по собственному влечению на службу пришли, а по приказу. Тем не менее, какое сильное участие в ней испытали.
 
Потому-то православные христиане и держатся непреложно раз и навсегда установленных форм прославления имени Божьего на земле, что формы эти самозначимы. Человек может ошибиться в своих размышлениях, проявить какую-либо иную слабость. Но если он будет точен в исполнении Бога славящей формы, у него остается надежда на исправление.
 
Что греха таить, священники как люди тоже бывают разные. Известны случаи, когда пьяный поп и детей крестил. Что за это ждет того попа — одному Богу известно, – но крещаемый от этого никакого ущерба не понесет. За видимой формой Таинства стоит не человек с его слабостями и недостатками, а всесовершенный Бог. Правильной формой мы касаемся совершенства Его Личности, принимаем его (совершенство) в себя, исправляя собственное несовершенство.
Безусловно, такой порядок не распространяется на все формы человеческой деятельности — на каждый удар молотка, на каждый финансовый отчет или сверстанный номер. Вместе с тем, если и первое, и второе, и пятое, и десятое делается в освященных соответствующим чином помещениях, на освященном же оборудовании, в рамках благословенных намерений, да к тому же людьми, отмечающими христианские праздники, разве могут быть результаты такой деятельности безбожными? Никогда.
 
Разве может этих результатов не хватать для того, чтобы их создатели могли славить Бога в достатке? Никогда.
 
Поэтому-то, как бы тяжело не складывалась сегодняшняя жизнь, православные люди одинаково безразличны ко всяким призывам о переустройстве российского общества. Как к тем, которые звучат «справа», так и к тем, которые «слева».
Будет Россия монархией или республикой — президентской или парламентской, – будет в ней частная собственность на землю или «колхозно-кооперативная», сегодня от этих вопросов действительное возрождение России нисколько не зависит. Сегодня возрождение России может состояться и в том, и в другом, и в «третьем» случае, если будут учтены духовные аспекты данного процесса.
 
В социально-политическом плане эти аспекты могут быть обозначены как:
– Закон Божий в детских садах, школах и институтах;
– Государство, провозглашающее приоритетность православных идеалов и ценностей во всех направлениях своей деятельности;
– Экономика, призванная стать основой для прославления Бога людьми по одной лишь любви к Нему, а не по нищенской принужденности;
– Наука и культура, раскрывающая в талантах человеческих мудрость, величие и милость Всетворца;
– Армия, сильная сознанием высоты своего долга оградить Славу Божию и защищающая свой народ от любых враждебных посягательств извне;
– Дружба и сотрудничество со всеми странами и народами мира, уважающими Богом назначенный выбор России.

Только через создание такого рода условий мы можем вернуть Россию в ее родной дом — Православие. Отнюдь не разбогатеть в одночасье и не искупить личные грехи, но обратить ее, как само значимую Святыню, на тот путь служения, ради которого она и была призвана из исторического небытия.
 
Что касается «онтологичности» Русского Выбора — его промыслительной предопределенности, – то она обуславливает две принципиальные особенности самого процесса русского возрождения. Первая особенность состоит в том, что полновесное возрождение России в любом случае возможно только в результате ее воссоединения с Богом, как целостного общественного явления, выраженного совокупностью функционально-отраслевых систем и социально-политических институтов. Без этого никакие реформы, никакие иностранные инвестиции и другие инициативы мирского характера не будут иметь положительного результата. Сами по себе они не смогут реанимировать Россию, вывести ее из «коматозного» состояния. Хотя, после того как это произойдет, они могут сильно поспособствовать в дополнении духовно-нравственного возрождения России восстановлением ее материального достатка.
 
Иначе говоря, обладая правом и возможностью выбрать какой угодно «сценарий» возрождения России, к собственно возрождению мы можем приступить лишь освящением ее как целостного национально-государственного образования.
Вторая особенность. Вне зависимости от нашего «субъективного» выбора, Россия сама возродится как социальное воплощение Божией славы на земле.
 
Осознаем мы или не осознаем общественную сторону своего духовного долга, проявим ревность к его исполнению или оставим без внимания — мы в любом случае реализуем назначенный Богом выбор России. Потому что, в конечном счете, нам ничего другого просто не останется. Это отчетливо видно уже из сегодняшних событий.
 
Разменяв второе десятилетие всевозможных переустройств и нововведений, ежечасно убеждаясь в их коньюнктурности, «безсущественности» и нравственной сомнительности, мы как-то незаметно для самих себя все чаще вспоминаем о Церкви. Восстанавливаем ее храмы, приглашаем ее служителей на самые высокие собрания, сами открыто посещаем праздничные службы, освящаем «офисы» и «мерседесы», подписываем разные ведомственные соглашения об участии Церкви в наших земных делах — общественных и государственных.
 
От того ли это происходит, что все мы вдруг прозрели для духовной жизни? Совсем нет. Просто устав от непостоянства и цинизма новейшего времени, мы увидели в Церкви единственный островок незыблемой чистоты и святости. Вот и тянемся к нему, зачастую из одного лишь инстинкта самосохранения. И чем «зверинее» будет становиться наше социальное положение, тем крепче мы будем цепляться за тело Церкви. Тем самым, если не силой и достоинством, то слабостью и никчемностью своею исполняя Богом предначертанный выбор России.
Нет у нас иного спасительного прибежища кроме Церкви, нет иного живительного пути, кроме воссоединения с Богом — хотя бы только на формальном уровне. И потому, если не «так», то «эдак» мы призовем Бога на все наши дела, тем самым, превратив их в общественные памятники Божией Славы на земле.
Кстати сказать, слова «идея», «идеал» берут свое начало от названия ветхозаветного еврейского города — Идеала, – что в переводе на русский язык означает «памятник Вышняго». Еще и поэтому мы говорим, что у России не может быть никакой иной идеи, кроме ее самой — социального воплощения Божией Славы. В этом и состоит Русский Выбор.
 
Онтологическая же неизбежность этого выбора заложена в нас вместе со словом «спасибо». Ибо независимо от личной религиозности того или иного русского человека, каждый из нас, говоря «спасибо», десятки раз на дню молит Бога:
«Спаси, Господи, и помилуй богохранимую страну нашу, власти и воинства ея, да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благе, благочестии и чистоте» Аминь.




ПОСЛЕСЛОВИЕ

В одном древнем патерике повествуется о двух иноках — братьях–близнецах, – которые, впав в тяжкий грех, были удалены для покаяния каждый в свою келью. Наблюдают за ними отцы-наставники и видят, что у одного брата слезы на глазах не высыхают, а другой постоянно пребывает в радости и веселье.
Идут монахи-наставники к старцу с вопросом: кто же из двух братьев по-настоящему раскаялся? — Оба, — отвечает старец.
 
Освободили от наказания братьев и спрашивают, почему один из них плакал, а другой радовался? Первый ответил, что плакал, представляя себе муки ада, в которые он мог попасть из-за своего греха. Второй сказал, что, вспоминая об этих же муках, он радовался, что избежал их, благодаря покаянию и наказанию.
Если через образы этого предания посмотреть на все наше исследование, то его, конечно же, нельзя назвать полным. Оно коснулось проблемы русского возрождения лишь с одной его стороны. Таковых же может быть очень много — столько, сколько может быть предпринято соответствующих попыток. Но сколько бы их ни было — со стороны ли «слез» или радости, мирского рационализма или аскетического созерцания, – все они придут к одному общему итогу: несмотря ни на что Россия возродится.
Хотя бы только потому, что собственно ради этого возрождения она и появилась на свете.
 
Однако есть во всей этой ситуации одно очень важное обстоятельство: кем на корабле с названием «Россия» явятся участники его похода? Командой, ведущей корабль изначально указанным курсом, или пассажирами, коротающими время кто во что горазд, в ожидании прибытия судна к назначенному пункту?
С одной стороны, данное обстоятельство ни в малейшей степени не влияет ни на ход, ни на результативность промыслительного возрождения России. С другой — оставляет неясными последствия этого возрождения для самих русских людей. Ибо Израиль тоже знал об уготованной ему миссии. И Бог, со Своей стороны, полностью исполнил завещанное Израилю...

Как не избегали мы обращения к текстам Священных Писаний, дабы не оправдываться боговдохновенными словами в наших сугубо мирских умопостроениях, но вряд ли по данному поводу можно сказать яснее:
 
«Итак, кто разумеет делать добро и не делает, тому грех». (Иак.4,17)