Живи, Снегурочка!

Повесть
                Живи, Снегурочка!


                «Равнодушию – бой!»
                (девиз пионерского отряда 3"Б")               

       … Потемнел снег. Днём стало пригревать, но по утрам и вечерам                было  ещё морозно. Приближалась весна. Дед  Мороз и Снегурочка коротали свои последние деньки у школьного крыльца.
      Валерия Викторовна, учительница третьего класса «Б», взявшись за ручку двери, случайно взглянула на снежные фигуры. То, что она увидела, было ужасным… А мимо шли и бежали ученики. Спешили учителя. И никому никакого дела не было до этого…
      Учительница по привычке быстро открыла кабинет, разделась и стала готовиться к уроку, а перед глазами всё ещё стояла она, бедная Снегурочка. Прозвенел звонок.
      - Одну минутку, ребята.  Я шла сейчас на работу…
     Дети шумно сели. На подоконник приоткрытого окна уселась любопытная птаха и деловито спросила: «Чечевица есть? Чечевица есть?»
     Класс молчал. Молчала и Валерия Викторовна. Она крепко сцепила пальцы рук, а затем нервно потёрла ладони. На её шее выступили красные пятна. Это означало, что она, их любимая учительница, чем-то очень расстроена.
     - Вы не заметили, что с нашей Снегурочкой случилась беда? – После этих  слов все ребята, как один, повернулись, чтобы посмотреть на Лизу Смолину. Валерия Викторовна знала, что ребята прозвали тоненькую, как балерину, девочку Снегурочкой за белое личико, за косу соломенного цвета и ярко-голубые глаза. Учительница уточнила:
    - У снежной Снегурочки около школы… И поднялась же рука у кого-то… Это был не человек – это был… зверь! - её голос дрожал, а  грустный вопрошающий взгляд серо-голубых глаз поочерёдно останавливался на каждом, ожидая ответного чувства.
     - Нэт, нэ зверь… - донеслось с последней парты. Это глухо отозвался новенький, недавно приехавший с далёкого Кавказа.
     - Что-что, Самир? Повтори, пожалуйста.
     - Нэт, нэчегО… - замотал он кудрявой головой и, похлопав пушистыми ресницами, сконфуженно опустил глаза. 
      Тишина была недолгой. Вдруг загалдели все враз, каждый что-то горячо предлагая, но что именно -  не разобрать. Шум нарастал.
     Неугомонная птаха ещё раз попыталась задать свой единственный вопрос, но, испугавшись, выпорхнула на волю. Класс гудел, а Валерия Викторовна терпеливо ждала, не мешая ребятам. Наконец все затихли, и тогда она заговорила почти металлическим голосом:
     - Командир Ивашов, твоё мнение.
     - Я думаю… - вышел из-за парты коренастенький светлоголовый мальчишка. Он возбуждённо, но довольно рассудительно, как и подобает настоящему командиру отряда «Непобедимые», провозгласил своё решение: - Я думаю, нужно сегодня же ночью тайно пробраться к школе и исправить положение.
     - Отлично, Коля. Допустим, так. Но с некоторой поправкой: не ночью, а часиков  примерно в семь вечера. Нас никто и не заметит в это время. Возьмите пару вёдер и лопатки. Да… наденьте, если есть, тёплые перчатки, а я постараюсь найти резиновые. Наш разговор, - учительница приставила указательный палец к губам и перешла на полушёпот, - держать в строжайшем секрете.
     …Вечером повалил снег, мягкий, большими хлопьями, словно пух из огромной, во всё небо, вспоротой подушки. Валерия Викторовна, взяв за руку трёхлетнего сынишку Лёвушку, поспешила к условленному месту сбора заговорщиков. Пятилетняя дочка Иринка бежала рядом, попутно изучая все кустики и ямки. В школьном саду, как в сказочном лесу, уже мелькали между деревьями таинственные тени.
     - Добрый вечер! Как настроение?- почти шёпотом произнесла учительница.
     - Бодрое!- за всех ответила также тихонько Лиза Смолина.
     - Лизавета! – ахнула учительница. - Это что такое?!- и, нахмурив брови, строго взглянула на неё. - С ума сошла, в такую даль прибежала! Давно ли ты болела? Немедленно отправляйся домой. И без разговоров!
     - Валерия Викторовна, ну, пожалуйста… я минут десять побуду, не больше.
     Eё огромные глаза на круглой мордашке, не мигая, умоляли не отказывать в просьбе и словно выворачивали душу учительницы наизнанку. Почему-то до смешного было жаль это создание, маленькое, хрупкое, но уже способное совершать поступки, достойные уважения.
     - Ладно, только десять минут… - сдалась-таки Валерия Викторовна.
     Подбежали мальчишки, до этого игравшие в догонялки и напрочь забывшие о конспирации. Увидев её, удивились:
     - Ой, какая Вы!
     - Какая?
     - Какая-то не такая… Вы всегда нарядная и красивая, а сейчас – в ва-а-а-ленках…
     - В мужской шапке и куртке-е-е… - нараспев описывали её дети.
     - Я же не на урок пришла, - рассмеялась Валерия Викторовна. – Кстати, мальчики, а Самира не видели? Жаль, опять его нет…
     - Я здесь! Здесь я! - задохнувшись от волнения, торопливо и радостно вы-палил «новенький» где-то рядом. Всегда аккуратненький, прилизанный, при- глаженный своей заботливой мамочкой-домохозяйкой, он частенько отлынивал от общих дел класса.  Вот отчего учительница сейчас довольно улыбнулась.
     Она вынесла из школы два ведра воды, и вся компания дружно двинулась к месту происшествия. Дети плотным кольцом обступили Деда Мороза и Снегурочку. Обезображена была только фигурка девочки из снега: на месте  головы торчал острый кусок льда.
    - Бедненькая… - пожалела её Маша Петрова, и на глазах девчушки даже навернулись слёзы.
      - Ничего, это дело поправимое, - сказала учительница. – Ребята, кто в тёплых перчатках, разбирайте и надевайте поверх их резиновые. Я принесла, сколько смогла. Ну, а теперь, друзья, вперёд!
    И работа закипела.
     Валерия Викторовна суетилась больше других, то и дело поправляя сползающую на глаза шапку, и требовала, как хирург на операции:
     - Воды! Снега! Лопату!
     Ребята наперебой предлагали свою помощь. Самир, который пришёл в рукавицах, вопреки запрету классной руководительницы пытался лепить голыми руками. Валерия Викторовна устала отгонять его от вёдер с  мокрым снегом. Ледяная вода  обжигала кожу. Стиснув зубы, он отогревал замёрзшие руки горячим дыханием и продолжал трудиться.
     У ребят раскраснелись щёки, волосы под шапками взмокли. Каждому хотелось быть участником общего, очень важного дела.
     И надо же - чудо произошло! Вот она, Снегурочка, стоит, как и прежде, чуть наклонив головку и приветливо подняв ручку. Теперь она казалась ещё красивее, ещё роднее, что ли...
     Поправили и чуть подтаявший бок Деда Мороза. А снег падал и падал, ласково укутывая тёплым пледом и снежного деда, и его внучку. 
     Вроде бы всё уже сделали, даже взяли в руки каждый свою лопатку или ведро, но расходиться по домам не было сил: как зачарованные, любовались они своей работой. А на счастливых лицах ребят Валерия Викторовна читала: «Живи, Снегурочка!»
          - Ребята, сегодня мы потрудились на славу. Молодцы! Особенно отличился  Самир. Давайте завтра напишем о нём в школьную стенгазету… как о лучшем бойце нашего отряда! Согласны?
         - Да! - не раздумывая, отозвались дети.
         Но отчего-то герой дня, сдерживая слёзы и путаясь в словах, произнёс:
        - Нэ надо в газету…  - и, громко всхлипнув, добавил: - Это… я… я Снэгурочку… палкой…
       Все, словно онемев, застыли на месте  и только изумлённо глядели на «новенького».
       - За… за что-о-о? – поперхнувшись, осипшим голосом едва вымолвила Валерия Викторовна.
      И тут Самира будто взорвало: в истерике он закричал, никого не стесняясь:
       - Лиза… Лиза Смолина нэ захотела сидеть со мной за одной партой… Она дружит  с Ивашовым… Она же Снэгурочка… И я как дал ей по голове…
      Захлёбываясь от рыданий, он попытался мёрзлыми рукавицами вытереть слёзы, но, поняв, что это бесполезно, стряхнул их с рук.
      Мальчик замолчал. Но вдруг опустил голову и глухим голосом заговорил снова:
      - Я плохо сделал: девочек бить нэльзя. Дома я сам расскажу об этом. И пусть папа меня накажет.
      Валерия Викторовна подошла к нему, по-матерински ласково прижала к себе и, успокаивая, сказала :
      - Всё будет хорошо, не плачь… Только больше так не делай.
      К ним несмело подошла Лиза, сняла свои пуховые перчатки, тёплыми ладошками обхватила его непослушные пальцы и прошептала чуть слышно:
      - Я знаю, ты хороший… Хочешь,  я  не буду больше дружить с Колей Ивашовым? Хочешь?
     Самир посмотрел на девочку заблестевшими глазами, облегчённо вздохнул и прошептал:
     - Да, Снэгурочка!
          


                Отличница

            Ах, с каким нетерпением ждали своего выпускного ребята десятого «Б»! А уже сегодня ровно в четырнадцать  ноль - ноль можно заслуженно почувствовать себя свободными людьми. День прощания со школой. Выпускной бал.
           Приподнятое настроение поддерживалось ещё одной приятной новостью: приедет поздравить свой бывший отряд «Непобедимые» любимая учительница Валерия Викторовна. Она с семьёй уехала работать на БАМ, поэтому шесть лет общалась с ребятами только через письма. Чаще других писала Снегурочка, Лиза Смолина. У неё были на то свои веские причины. Из её последних посланий стало известно, что она круглая отличница и прошла по конкурсу на факультет журналистики в МГУ.
           Очень трогательно Лиза рассказывала о своей дружбе с Самиром, ещё с третьего класса влюблённым в неё без памяти. Постепенно их детская дружба переросла в первую любовь. Однако уже в восьмом классе им пришлось расстаться: его родители уезжали на родину, на Кавказ. Тогда Лиза и Самир поклялись никогда не разлучаться после его приезда на выпускной через два года.
            И сейчас было отчего  сердцу девушки лихорадочно выбивать дробь:  объявляли начало торжества. Лиза то и дело поглядывала на двери в актовом зале школы, даже в момент, когда называли имя золотой медалистки Елизаветы Ивановны Смолиной.
           Вот она, Лизонька, из маленькой, хрупкой, беленькой Снегурочки пре-вратившаяся в высокую стройную блондинку, стояла на сцене. Она улыбалась. Но эта улыбка была наигранной. Лиза продолжала сторожить заветную дверь неусыпным взором.
           Валерия Викторовна, сидевшая в первом ряду для почётных гостей, не- отрывно следила за каждым движением своей любимицы. Она как никто из собравшихся в зале безошибочно угадывала растерянность и тревогу Снегурочки.
           - Что? – спросил её понимающий взгляд.
           - Не приехал… - в ответ заблестели слезами огромные голубые глаза.
Всё дальнейшее для Лизы перестало существовать. Она вдруг разрыдалась и убежала. Валерия Викторовна бросилась за ней и с трудом разыскала свою бывшую воспитанницу. На третьем этаже была запасная лестница. И вот именно там, на широкой пыльной скамейке, убранной за ненадобностью, она нашла горько плачущую Снегурочку.
          - Лиза, что случилось? Успокойся, пойдём, умойся и возвращайся, не надо так расстраиваться. Может быть, он ещё напишет или приедет. Ведь расстояние неблизкое. Да мало ли что могло произойти…
        - Не напишет и не приедет,- всхлипывая, уверенно проговорила Лиза. - Валерия Викторовна, вы идите, я лучше… домой.
        - Лиза, что ты такое говоришь?! Ты такая нарядная, ты будешь королевой на выпускном балу. Если бы тебя видела твоя мама, то… - но вдруг, осёкшись на полуслове, она осторожно взяла руку Лизы в свои и виновато добавила: - Прости, я не хотела…
       - Ничего, я привыкла. Мамы нет уже два года. А вот папа не смог привы- кнуть…
       - Знаешь, всё же давай поговорим, - настойчиво сказала Валерия Викторовна. Предварительно протерев пыльную скамейку носовым платком, она присела, нежно прижав к себе девушку. - Я чувствую, что у тебя наболело на душе. Расскажи. Ты ведь мне как дочка. Я читала твои письма о том, как учишься, как дружишь с Самиром, как ждёшь от него писем, но ты ведь многое не договаривала…
       - Да, конечно. Дома ничего хорошего, папа пьёт. Одна у меня радость была: написать Самиру, излить душу, а потом получить письмо от него. И он все время писал, что дождётся, когда мне исполнится восемнадцать, и заберёт меня в Грозный. А там мы поженимся. Я ради этого и жила, и училась. Но вот уже год, КАК он не пишет. Совсем не пишет! А ведь обещал… Он  не мог нарушить своё слово!
       Валерия Викторовна слушала, не перебивая, но терялась, что ответить. Она понимала: не помогут сейчас Лизе никакие слова утешения. Они проговорили довольно долго.
       - Я и училась, и отличницей стала, и медаль получила только для него. А он не приехал…
       - И что же, у тебя совсем никого не было из ребят? Я имею в виду просто друзей.
       - Что вы говорите, Валерия Викторовна! Какие мальчики! Если бы не вы, я бы, наверное, в петлю залезла! – созналась она и, видимо, вспомнив что-то мучительно горькое, потёрла виски тонкими пальчиками.
      - Лиза, ну уж это ты слишком! Не смей так даже думать! - В голосе учите-льницы послышались металлические нотки: - Выдумала чего! Да в жизни ещё, знаешь, сколько таких разочарований будет!
      - Не будет. Он у меня один и на всю жизнь! Вот здесь, на этой самой ска-мейке, мы поклялись быть вместе навсегда. Только кому я могла пожаловаться? Подружкам? Они не поймут. Вам начинала писать и …всё в мусор. Об этом надо говорить, а не писать. А теперь…  - она вытерла слёзы, не заботясь о том, что размазывает тушь под глазами, и решительно договорила: - А теперь  я буду учиться,  и, как всегда, на «отлично». Обязательно стану журналисткой и попрошу направление на его родину. Я разыщу Самира. Пусть он скажет мне всё прямо в глаза…  Я ведь только из-за этого и на журфак пошла. Извините, Валерия Викторовна,  весь вечер вам испортила своими разговорами и жалобами. Распустила нюни, самой противно… Просто за эти годы столько накипело… Если бы я вам не высказала всё, то не знаю…
       - Я понимаю,- тяжело вздохнула Валерия Викторовна.
      Лиза внимательно посмотрела на свою бывшую учительницу и только сейчас разглядела её. Такое же, как и прежде, доброе милое лицо, правда, прибавилось морщинок у глаз и на лбу. Тёмно-каштановые волосы аккуратно уложены в причёску. Приталенный по стройной фигуре нежно-сиреневый костюм с выглядывающими белоснежными воротничком и манжетами. Всё подобрано со вкусом. «Красива и нарядна, как и всегда», - с уважением и даже с некоторой завистью отметила для себя Лиза.
      В актовом зале уже во всю гремела дискотека, когда Лиза с Валерией Викторовной, никем не замеченные, покидали школьную ограду.
      - А знаешь, Лиза, я ведь совсем забыла сказать: мы с мужем возвращаемся сюда обратно. Вот уладим все дела на севере и с этого учебного года я снова буду работать здесь, в нашей школе… Если что, ты всегда знай, что можешь рассчитывать на мою помощь. Надеюсь, ты наш девиз помнишь? «Равнодушию - бой»!
      - Спасибо большое, - Лиза благодарно погладила тёплую руку своей спутницы.
      «Только такой Снегурочки у меня уже не будет»,- с грустью подумала учительница, обнимая Лизу.

                СНЕГУРОЧКЕ НУЖНО ПОМОЧЬ

       Валерия Викторовна устало опустилась на кресло, и безжизненные руки повиcли плетьми на подлокотниках.
       - Всё. Я сделала, что могла. Прости меня, Володя. Ты вправе уйти, но иначе мне поступить было нельзя.
       Долгим взглядом, будто прощаясь навсегда, она посмотрела на мужа, такого по-домашнему близкого и родного. Как маленькой, беззащитной девочке, неудержимо захотелось подойти и прижаться к его груди. С трудом сдерживая душевный порыв, до боли закусила нижнюю губу.
      - Что, надежды нет никакой? – участливо спросил он.
      - Нет. Банк, куда я положила деньги, лопнул, и теперь вкладчики будут отвоёвывать свои сбережения через суд, а это может занять несколько лет. У меня на это уже нет никаких сил. Да и вообще… - она в отчаянье махнула рукой и упавшим голосом прошептала: - я не хочу больше жить.
      - Ну, ты вот что, Лера, голову-то не вешай,- вдруг твердо сказал Владимир. - Я заберу заявление о разводе.
     Эти  слова заставили Валерию Викторовну от неожиданности вздрогнуть. Она знала, что муж очень вспыльчив и нескоро отходчив. А он продолжал:
      - Прости, что все это время я не поддерживал тебя. На самом деле я тобой горжусь. Прости меня, пожалуйста. Прости, если можешь!
      - Это ты меня прости. Я же разорила нашу семью: мы сидим в долгах, ни машины, ни гаража, ни северных сбережений, а ведь Иринке и Лёвушке надо как-то жить.
     - Но ты же сама говорила, что материальное - это не главное, что если мы поможем Снегурочке, то это будет во сто крат ценнее, чем машина или дача. Я, надеюсь, найду ещё для себя работу, и мы снова поднимемся. И не важно, что ты уволилась из этой школы. Ничего страшного, устроишься в другую. Не плачь, Лерочка... – пытаясь утешить жену, он тем самым убеждал не толь-ко её, но и себя и растрогался от нахлынувших чувств.
     - А что же теперь будет со Снегурочкой?
     - Не знаю, наверное, власти помогут,- предположил он.
     - Не помогут, - уверенно заключила она. -  Они мне прямо сказали, что с террористами не может быть никаких переговоров. А ее телеканал вообще отказался обсуждать возможность оплаты выкупа.
    - Ведь так не может быть. Кто-то же должен быть неравнодушным!
    - Я, Володя, проиграла бой равнодушию. Деньги для людей значат теперь намного больше, нежели отдельно взятая жизнь человека. Кстати, - добавила она,  помолчав, - мне намекали, что помимо выкупа я должна дать большую взятку одному генералу.
   - Откуда же взять эти деньги?! – ужаснулся он. - Сколько там выкуп?
   - Сначала требовали пятьдесят тысяч долларов, потом тридцать, а мы набрали всего десять.
   - Что-о-о?! – вскрикнул Владимир и, подскочив со стула, большими шагами принялся измерять комнату. Тапок слетел с его ноги, а он, не замечая этого, продолжал ходить, нервно размахивая руками.
- Тебе же говорили, чтобы ты не кидалась на эти дутые проценты в проклятом банке!
      - Но жизнь Лизы в опасности… - её голос задрожал, и она опять чуть не расплакалась.
      - А подожди-ка… подожди… - Он потеребил затылок обеими руками, словно выцарапывая из пышной чёрной шевелюры нужную мысль. Его карие глаза вдруг заблестели, лицо оживилось. – У нее ведь тоже должна быть квартира. Ты продала всё наше имущество, а если продать и ее квартиру…  с согласия ее отца, разумеется? – предложил он вариант, надеясь на удачный выход из положения.
      - Володя, о чём ты говоришь? Об этом не может быть и речи! Ее отец давно уже пропил квартиру и живет где-то на помойке с бомжами.

                ***
       Вот уже год, как Валерия Викторовна, посмотрев по телевидению репортаж о захваченной в Чечне в заложники российской  журналистке Елизавете Смолиной, за которую требуют выкуп, давала бой равнодушию. Телеграммы и телефонные звонки первой учительницы собирали вместе бывших одноклассников. В каждой телеграмме, в каждом возгласе в трубку слышался знакомый девиз пионерского отряда «Непобедимые»: «Равнодушию – бой!»
       И наконец-то любимый класс снова в сборе.  Все уже знали:  их собирают не на очередную годовщину выпуска, а потому, что их Снегурочке нужна помощь.
       - Вы уже в курсе того, что Лизу похитили чеченские боевики и требуют выкуп в пятьдесят тысяч долларов. Частный телеканал даже не обсуждает эту возможность, государство на переговоры с боевиками не идет принципиально. Значит, выручить Снегурочку должны мы с вами. Помните девиз нашего отряда: «Равнодушию – бой!»?
      Все подавленно молчали. Директор школы начала первой.
      - Лиза – золотая медалистка, она заслуживает, чтобы школа ей чем-нибудь помогла. Вы сами знаете: время сейчас трудное, но мы изыскали всё-таки возможность и делаем свой вклад в ее спасение. Вот, Валерия Викторов-на,- торжественно произнесла она, - примите конверт с нашим вкладом от школы и всех учителей - 500 рублей. Я надеюсь, что и вы, ребята, окажете посильную помощь. А теперь, - развела она руками,- извините меня, пожалуйста, но я должна идти на совещание.
      Эта речь была самым большим плевком в душу, который пришлось пере-жить Валерии Викторовне. «Неужели нельзя было поднять на ноги общественность города, попросить помощи у комбината, наконец?...» - мысленно ругала она руководителя школы, и возмущению её не было предела. –  «Спокойно, Лера… спокойно! Где твои выдержка и мужество?! Главное сейчас - не падать духом!» – уговаривала себя учительница.
      - А что ты думаешь, наш командир и комсорг? - обратилась Валерия Вик-торовна к Николаю Ивашову, нажимая на слово «ты».
     Тот с трудом выскреб из-за парты тучное неповоротливое тело,  выпрямился во весь свой невысокий рост и расстегнул верхние пуговицы сорочки. Отдышавшись, он не спеша поправил на дорогом итальянском костюме массивную золотую цепь и только тогда со злорадной ухмылкой бросил в ответ:
     - Я думаю, что Лизка сама голову в петлю запихала, пусть сама и выпу-тывается. Поехала искать своего чеченца, вот и нашла, что искала!
      - Не смей так говорить, Ивашов. Ты – гордость школы, командир отряда и дружины, комсорг, ты…
     - Хватит мне тыкать, Валерия Викторовна, - огрызнулся он и, направив ко- роткий указательный палец прямо перед собой, начал, точно расстреливая, рассекать им воздух в такт своим словам. - Я уже давно не тот мальчик Коля - я, как-никак всё же, - он хотел ударить себя в грудь для пущей важности, но от волнения рука соскользнула на обвисший живот, отчего желаемого эффекта этот жест на окружающих не произвёл, - … я - авторитет в городе, Николай Петрович Ивашов. Что было, то быльём поросло и благополучно похоронено. Я ей сколько раз говорил, - его маленькие глазки вдруг забегали по лицам бывших товарищей, словно ища поддержки, - ведь говорил же ей, дружила бы со мной, жила бы сейчас, как сыр в масле купалась. – И, повысив голос чуть не до крика, съязвил: - А она, дур-р-ра, потащилась за своим хахалем, этим ченом. Того и гляди, снесёт ей башку, как в третьем классе Снегурке!
       - Да что бы ты понимал в этом! – сердито выкрикнул кто-то из парней. – Сам от армии отмазался, как последний…
       Но Ивашов, брезгливо скривив губы, оборвал его:
      - А я горжусь, что не был в армии!
      Бывшая классная руководительница смотрела на него с сожалением и ду-мала: «Эх, Коля, Коля, в кого же ты превратился ?! А ведь так хорошо начинал свою жизнь… Как мне теперь стыдно за тебя!..»
      Еле сдерживаясь от желания влепить ему хорошую пощёчину, она глубоко вздохнула, затем медленно, что называется, «выпустила пар» и только по-том обратилась к нему:
      - Послушай, Николай, что я тебе скажу. Не смей при мне произносить такие оскорбления. Нет плохих наций, есть плохие людишки. И мы уподобимся им, если оставим Лизу в смертельной опасности.
     - Ладно. Короче, у меня времени нет тут с вами лясы точить, у меня бизнес, время – деньги. Честно говоря, и так уже задёргали: то одно нужно школе, то другое. А мне, как понимаете, раскручивать бизнес надо. Все бабки в деле. – Ивашов  аккуратно вытащил из дорогого кожаного портмоне тысячную купюру, победно взмахнул ею, как флагом, потом небрежно бросил на стол: - Вот вам штука рублей - и будет с меня. - Он резко развернулся, пружинистой походкой подошёл к выходу, пинком распахнул дверь и, выскочив, громко хлопнул ею.
      Все непроизвольно вздрогнули. Наступила тягостная тишина, которую нарушила, наконец, Маша Петрова, со слезами на глазах выкрикнув:
        - Кто бы говорил о бизнесе!? Знаем мы этот бизнес… - Она с отвращением поморщилась: -  Ничтожество! На спирте деньги наживает, спекулянт!… спаивают людей… брат у меня вот не просыхает…
        Со всех сторон послышались одобрительные возгласы:
        - Верно! Сколько точек имеет!?
        - Да весь город об этом гудит!
        - А он, гляди-ка, ав-то-ри-тет! Отрастил себе ряху, мафиози несчастный!
        - Ладно. Как говорится, к пустому колодцу за водой не ходят. Но сейчас не об этом, - остановила распалившихся ребят Валерия Викторовна, – главное – помочь Лизе. - На её лице и шее от нервного напряжения  закраснели знакомые всем с детства пятна.
       Немного удалось собрать денег. Клали сотни и полусотки и уходили. А ведь еще два года назад этот самый класс собирался на пятилетие со дня выпуска. И все были так дружны и рады увидеться! А Лиза показывала свой красный диплом, и её засыпали вопросами о Москве, о том, как она станет работать на столичном коммерческом телеканале. Юную журналистку мани-ли неведомые дали. Один только Николай Ивашов пытался ей объяснить, что работать спецкором на северном Кавказе - это безумная, очень опасная затея. Он считал, что лучший вариант для неё – выйти за него замуж.

                НА  КРАЮ  ПРОПАСТИ

       Пленница очнулась от тяжёлой дремоты. Она не понимала ничего. Время для неё перестало существовать. Давно уже перепутались день и ночь, число и месяц тоже превратились в абстрактные понятия.
       Девушка лежала на голом бетонном полу, накрепко связанная, с кляпом во рту. Руки и ноги ей уже не принадлежали. Лишь иногда освобождали правую руку и рот, чтобы можно было поесть. Вернее, едой эту серую жидкую кашу из муки и кукурузы назвать было трудно.
        Сначала она надеялась, ждала помощи, потом ей было страшно, а теперь стала просто ко всему безразличной. Сколько времени её с тремя мужчинами перевозили в багажниках машин и кузовах грузовиков, она уже не считала и привыкла быть с завязанными глазами. Её попросту таскали и бросали, как мешок.
        Нет, так было не всегда. Раньше к ней относились намного лучше: сыт-нее кормили, не кричали и даже давали матрац. Только с того времени, как двое её товарищей по несчастью исчезли куда-то, с ней стали обращаться ху-же. Несколько раз заставляли сказать на видеокамеру, что ей очень плохо, и попросить о помощи.
        Но, казалось, с тех пор прошла целая вечность. И вот теперь узница про-снулась в этом сыром и холодном, неизвестно котором по счёту подвале  от голосов, что-то негромко обсуждающих. Невольно прислушавшись, Лиза вдруг поняла:  разговор идёт на ломаном русском языке. Внезапно её сердце забилось впервые за долгое время безразличия, в которое она впала.
       Судя по голосам, разговаривали трое.
        - … группа временной дислокации на перевале … Отряд ушёл в тень, - сообщил собравшимся молодой голос с хрипотцой.
        - Тише, Самир, мы здесь не одни, - предупредил второй.
        Как только ухо Лизы уловило знакомое слово «Самир», оно, это слово, так резануло по сердцу, что девушка чуть не лишилась чувств. Неужели это её Самир, ради которого она сейчас здесь? Но другая мысль уже перечеркнула первую: конечно же, нет; видимо, просто совпадение.
        - Аслан, что ли живой товар у тебя?
        - Да, подторговываю немного, - ответил тот.
        - Послушай, Аслан, кончать надо эту писаку, - покашливая, вмешался в разговор третий. – Только кормим её, а толку нет. Мы больше потеряем. Ты и так двадцать штук сбросил. Не хотят - как хотят.
        Удивительно, но Лизу не расстроила эта реплика, её сейчас более всего занимало другое: кто этот человек – Самир?
      - Что так мало за нее просишь? Бывало, получалось и больше взять, -удивлённо спросил тот, кого назвали Самиром.
      - А у нее родных нет, кто нам больше даст?
      - Кончить никогда не долго, ты попробуй из нее выгоду извлечь, - посове-товал Самир.
      - Какую выгоду? Ее никто у меня не купит. Она работать больше уже не сможет, зато бегать сильно любит, три раза убежать хотела. Что только с ней не делали! И поговорить она тоже любит. Раньше - позже сдохнет…
      - Купит. Помогу тебе как лучшему другу. Есть один, он их скупает.
     - Дай мне его, там видно будет, может, и скину еще.
     - Не скидывай, он свою выгоду имеет.
     - Ладно, договорились.
     - А покажите-ка мне ее… и дайте документы. Этот араб, он особенно не идет на разговор с теми, кого мало знает. Мы с ним воевали, меня он уважает.
     Лиза горячо молила судьбу, чтобы своими глазами увидеть этого Самира. Только бы узнать: Он это или нет? Остальное теперь не имело значения. Кровь прилила к голове и гулко застучала в висках, словно отчеканивая слова: Он или нет?… Он или нет?… Он или нет?...
     Началась какая-то возня, и, немного погодя, заговорил Аслан:
    - Вот документы. Елизавета Ивановна Смолина.
   После недолгого молчания послышался требовательный голос с хрипотцой:
    - Отдайте мне ее. Я сам этим займусь.
    - В тёмную ты что ли играть хочешь?
    - Больше за нее взять хочешь? – загудели возмущённые голоса.
    - Нет. Я вам говорю, он никому не доверяет, - поспешил оправдаться Са-мир. - Деньги я вам передам раньше, а вы мне эту писаку.
   - Вот и забирай ее сразу, а там хоть продавай, хоть женись, - обрадовался друг.
  - Не надо мне жены от каферов (2)! – прохрипел Самир. - Завтра я деньги привезу.
   - Все сразу?
   - Да.
   - Откуда у тебя такие деньги? Слушай, брат, ты что ли хочешь меня обма-
нуть? – недоверчиво спросил товарищ.
   - Вы с ним что ли заодно? – откашлявшись, поддержал его третий.
   - Деньги я кровью своей заработал, - вспылил Самир, - а если они тебе лишние, то разговор окончен. Этот человек не пойдет с тобой на сделку.
   - Но ты же тоже процент имеешь? – осведомился Аслан.
   - Это уже наше дело,- сухо ответил Самир.
   - Слушай, Аслан, - дороже ты ее не продашь, какая тебе разница, соглашайся, – стал уговаривать его «кошлюн».
        - Ладно, согласен, - сдался тот.

                ***

        На следующий  день Лизу снова погрузили в багажник и куда-то повезли. Ужас, безразличие и надежда сменялись в ее сердце. То она думала, что сбежит при первой же возможности, то ей опять становилось глубоко всё равно, что ее ожидает. Она понимала и чувствовала:  сил осталось только на то, чтобы лежать пластом, неподвижно.
       В другом подвале, где она оказалась, было тепло и сухо. Сначала её воло-кли по каменным ступенькам, а потом положили на что-то мягкое. Дверь за-хлопнулась, и в замке повернулся ключ. Через какое-то время она открылась снова и вошёл человек.
       Он развязал Лизу и вынул кляп изо рта.
       Заложница, приглядевшись, сумела различить в полумраке высокую бородатую фигуру в камуфляже. Таких людей она уже привыкла видеть.
       - Ты - Елизавета Смолина?- дрогнувшим голосом спросил он.
       - Да,- с трудом разомкнув непослушные губы, ответила девушка. Ей даже показалось, что этот голос принадлежал не ей.
       - Ты где школу кончала?
       - В Сибири, в Ангарске.
       - Значит, это все-таки ты… Снегурочка? – Лизе почему-то показалось, что он не только удивился, но и обрадовался.
       - Самир? Самир Ахмадов?! – вырвалось у неё, хотя этот человек с седой бородой скорее выглядел стариком, нежели тем самым Самиром, которого она знала.
       - Тебя трудно узнать: одни кости... – направив ей в лицо фонарик, вместо ответа сказал он огорчённо, но тут же тепло заметил:  – А вот глаза… глаза – твои.
      Она от непривычно яркого света зажмурилась.
       - Отчего тебя так крепко скрутили?
       - Да помогла одному товарищу сбежать… ещё и сама пыталась.
       - Понятно.
       - Что теперь будет? -  слёзы не дали ей договорить.
       - Что будет, что будет… - Самир бессмысленно несколько  раз повторил эту фразу, словно собираясь понять её значение.
       - Ты меня продашь? – испытующе взглянув ему в глаза, напрямую спросила Лиза.
       Он  нервно зашагал вдоль стены, словно пойманный в ловушку, а затем, думая о своём, медленно проговорил: 
       - … А ты же умерла!
       - Как умерла? - поразилась Лиза такой новости.
       - Мне письмо передали от твоего отца.
       - Когда? – ещё больше удивилась она.
       - Ну, тогда… Я и писать перестал. Мне плохо было. Я совсем седой стал… Потом…  женился.
       Последняя фраза особенно больно царапнула её, но, с трудом сдерживая волнение, нашла в себе силы перевести разговор на другое:
      - Нет, мой папа не мог написать, он не знал твоего адреса.
      - Кто-то написал. Вот письмо.
      - Я не вижу, что здесь написано. Посвети, пожалуйста.
      Лиза, прищурившись, долго рассматривала измятую потемневшую бумажку, но ничего не могла в ней разобрать. Буквы, как заколдованные, расплывались, не желая собираться в слова. И вдруг, выронив листок, она тихо заплакала.
       - Ты что?
       - Почерк, я узнала…
       - Чей?
       - Ивашова Кольки.
       - Вот сволочь! Крыса партийная! Он мне всю жизнь поломал. Если бы мне сейчас попался, я бы… - скрипнув зубами, он взмахнул кулаком и, озлившись, ударил им по стене.
      - Ты уже однажды оторвал голову Снегурочке… в школе, что тебе - ма-
ло? – полушутя - полусерьёзно напомнила Лиза страничку  из их детства.
      - А ты помнишь?
      - Как ты можешь так говорить …  Забыть?
      - А я хочу все это забыть. Очень сильно хочу, да ты не даёшь! – мрачно заметил Самир и смущённо пробормотал: -  Вот я, как дурак, все письма с собой таскаю.
     Он достал грязную связку бумаг из кармана.
     - Я же чуть с жизнью не покончила… если бы не Валерия Викторовна, - призналась Лиза.
     - Кто это?
     - Как? Учительница наша!
     - Я не помню, как ее звали.
     - Ты же обещал приехать на выпускной!
     - К кому бы я приехал?... - раздумчиво начал было Самир, но неожиданно заговорил о другом, процедив сквозь зубы: - А у тебя с этой крысой было что-то?
     - Да неужели… - её голос обиженно задрожал, - да неужели ты думаешь, что я могла смотреть на других?
     - А он бы тебя не спросил. И откуда у него мой адрес, а? - как бы обрадо-вавшись своей догадке и наливаясь гневом, он почти прокричал: - Что ты на это скажешь?
    Лизу охватил страх, когда она заметила, что его рука вдруг потянулась к автомату. Испугавшись не на шутку,  девушка торопливо стала объяснять:
    - Да ничего у нас не было. Адрес я хранила в учебнике литературы. Однажды учебник исчез. Я думала, с ума сойду, потеряв твой адрес, перевернула в классе всё и нашла книгу в столе у Ивашова. А там еще лежало мое письмо к тебе. На мой вопрос он ответил, что, видимо, перепутал книжки и взял мою вместо своей. Я тогда этому не придала значения, а оно, значит…  вот зачем он это сделал, не-е-го-о-дяй!
    - Вы с ним что, за одной партой сидели потом? - подозрительно  спросил он.
    - Нет, но парты были рядом.
    - А с кем ты сидела? – продолжал Самир, как на допросе.
    - С Аней.
    - С какой?
    - С Аней Маловой, ты что - не помнишь? Она с чёрными косами одна в классе была, за  ней ещё все мальчишки бегали.
    - Припоминаю. А что потом было? С кем ты дружила из парней? – в его вопросе  почувствовалась ревнивая нотка.
    - Я уехала после школы, поступила в МГУ на журфак, училась с одной мыслью: стать журналисткой и добиться направления в Чечню, чтобы… - Лиза замолчала, но, с трудом переборов смущение, договорила: - … чтобы разыскать тебя.
      - Правда? – Самир, неожиданно смягчившись, оживлённо задвигал бровями, наклонился и погладил её по щеке кончиками пальцев, словно утешая и вытирая слёзы, как и раньше, когда они прятались ото всех на своей скамейке в школе. От этого прикосновения Лиза смежила глаза, и ей показалось, что не было никаких расставаний с любимым. И не она сейчас полулежит в грязном подвале: еле живая, в жалких лохмотьях.
      «Милый мой, родной мой… » - так хотелось назвать его ласково вслух, но не посмела: перед ней был не пылкий нежный юноша пятнадцати лет, а взрослый мужчина, повидавший жизнь, с огрубевшими руками и, может  быть, уже с мёртвым сердцем…
      Придя в себя, девушка опять заговорила:
       - Я закончила с красным и устроилась на коммерческий канал. Меня на-правили в ноябре. Пока оформила документы, пока доехала, а тут война началась. Ну, и…
      - Можешь не рассказывать. Я все это видел, - он выпрямился и прислонился к стене, понуро опустив голову.
      - Однажды я упросила местных проводить меня по твоему адресу, но там всё было разбито.
      - Раз-би- то... – cудорожно сглотнув слюну, повторил он с невыразимой горечью, - и мать, и отец под домом погибли, сгорели живыми.
      Они замолчали, каждый по-своему переживая случившееся. Первой заговорила Лиза:
      - Потом меня эти люди там бросили. Я пошла наугад, а меня сзади схватили, в масках они были. Мне даже показалось, что это были совсем ещё мальчишки.
      После недолгой паузы, словно очнувшись, Самир подтвердил:
      - Да, подростки этим промышляют. Потом перепродают.
      - Самир, неужели и ты людьми торгуешь? – ужаснулась девушка, и её впалые щёки густо покрылись лихорадочным румянцем.
      - В принципе – нет, - последовал сдержанный ответ.
      Но, охваченная сомнениями, она всё же спросила с недоумением:
      - Тогда что ты делаешь здесь, с этими людьми?
      Он выпрямился и сказал с невозмутимым спокойствием:
      -Я сюда по заданию своего Амира(1) приехал.
      От этого признания немного полегчало у неё на душе, и Лиза продолжила разговор:
      - А сколько я здесь?
      - Когда тебя взяли? – ответил он вопросом на вопрос.
      - Был март девяносто пятого.
      - А сейчас август девяносто шестого.
      - Как?
      - Так.
      - Значит, прошло полтора года?
      - Значит.
      - И что дальше будет?
      - Думаю, как тебя отсюда безопасней вытащить, ин ша Аллах (3)!
      - А поедем вместе? – облизнув пересохшие губы, насмелилась сказать Лиза и даже попыталась приподняться, но тут же безжизненно опустилась на место.  - Или у тебя…  жена здесь? Прости.
      Ответил не сразу. Стиснул зубы. По щекам забегали желваки.
      - Жену мою … убили. Нет, Снегурочка, - решительно  заявил Самир, - я не поеду. Сейчас я Родине нужнее. Мы должны свободу завоевать.
      - А Россия, что же?… - почти простонала она, - меня не освобождает…
      - А ты ей нужна?
      - Но я же работала на коммерческом канале!
      - И что?
      - Не знаю. Кто-то же должен за меня бороться? – от волнения у неё пере-хватило горло.
      - Я не в курсе. Сам по делу сюда приехал.
      - Как мне теперь жить? – девушка растерянно покачала головой: - Я всё потеряла: ни работы, ни семьи, ни жилья.
      - Тебе совсем не к кому приехать?
      - Валерия Викторовна, правда, всегда говорила, что я могу на неё положи-
ться.
     - И ты еще веришь людям?
      - У меня нет другого выхода. Я столько испытала, столько ужаса и смерти повидала…  У меня нет ничего. И тебя я потеряла. Но, может быть… - девушка замялась, не смея произнести вслух заветные слова. Он понял, что она имела в виду, и жёстко возразил:
     - Нет. Жизни у нас с тобой уже не будет. Я тоже многое пережил.
     - Я не хочу с тобой больше расставаться, Самир! – Лиза,  жалобно посмотрев ему в глаза,  с надеждой в замершем сердце протянула к нему тонкие измождённые руки и ждала его решения. Но он резко оборвал её:
     - Придётся. И хватит об этом! – Эти слова прозвучали окончательным приговором.
      Убитая ответом, Лиза умолкла. Теперь предстоящая свобода вовсе не радовала её как минуту назад. Она погрузилась в полное безразличие к себе и к своей будущей судьбе.
     Казалось, прошла вечность, прежде чем Лиза вернулась из небытия. Наконец, рассудив, что изменить ничего нельзя, собрала последние силы и напомнила о себе:
     - Самир, Самир, ты ещё здесь?
       - Здесь, - отозвался он откуда-то из темноты, что-то с грохотом перекла-дывая с места на место.
      С усилием, но внятно она медленно выговорила:
       - Послушай, ты меня за большие деньги выкупил. Как  же я расплачусь с тобой? Мне надо будет работать всю жизнь. А где я тебя потом отыщу?
      Подойдя к ней вплотную и направив фонарик прямо в лицо, Самир наклонился так низко, что Лиза почувствовала  его горячее прерывистое дыхание.  В свете фонарика ей очень хорошо было видно его лицо. Она только успела подумать: «Какие же у тебя красивые глубокие глаза! А ресницы … пушистые, как и прежде», а он уже приставил указательный палец к её груди и, сурово сведя брови и раздувая ноздри, раздражённо спросил:
      - Откуда ты знаешь про деньги?
      - Я слышала ваш разговор, - будто извиняясь, робко объяснила Лиза.
     Он посуровел ещё больше и строго, почти грубо приказал:
      - Так, значит, Снегурочка. Слушай и запоминай. Меня ты не знаешь. Раз-говора никакого не слышала. Поняла?
      - Да, но как же деньги? Ты, наверное, отдал последнее? - настаивала на своём Лиза.
      - Никак. Считай, что это не твоё дело… Буду живым, ин ша Аллах, я снова заработаю эти деньги, а мёртвому они  не нужны. А потом…  ты что,  забыла девиз отряда «Непобедимые»: «Равнодушию - бой»?
     - И ты помнишь это?! – воскликнула она с жаром.
     - Я это не могу забыть… - Самир немного задумался о чём-то, затем досказал скороговоркой: - А про деньги не беспокойся, мне их не жалко. Только теперь… - он резко поднялся: - теперь наши дороги разошлись. Тебе нечего здесь со мной таскаться, а мне никак нельзя уехать. Я  помню наш девиз и поэтому не могу смотреть, как страдает мой народ…
    Успокоившись, он  вдруг опустился на колени перед девушкой, сухими горячими губами припал к её руке и прошептал:
    - Прости меня, Снегурочка!.. Не бойся, я оставлю тебя у надёжных людей. Они о тебе позаботятся, а потом передадут «вашим». Тебя я вытащу, ин ша Аллах! Так что…  живи, Лизонька. Живи, Снегурочка!
--------------------------------------
Амир - командир      
каферы – (кафиры)  -  неверные ( не мусульмане )
ин ша Аллах – дай Бог