Ноктюрн

Отвесно вверх уходили в небо стены домов. Где-то, запертая в четырёх стенах, приглушенно всхлипывала музыка. Это было  наивное, давно уже вышедшее из моды, танго.

Над блестящим асфальтом и лужей, в которой отражался одинокий фонарь, чуть покачиваясь на ветру висела мокрая осенняя ночь. Тускло горели звезды и окна, мучимые бессонницей. Окна были занавешены цветными шторками. Там и сям темнели силуэты торчащих из горшков фикусов и кактусов.

Каждое окно, если на него смотреть издалека, представлялось волшебным и выглядело как маленький подарок, перевязанный бантиком, упакованный в хрустящую цклофановую бумагу.

На одном из окон, выходящем на балкон, край оранжевой портьеры был чуть отдёрнут, и в глубине комнаты виднелась шикарная, почти до потолка, пальма, зеленая и развесистая. Еще был виден край стола, на котором громоздились допитые и недопитые фужеры, пепельница с дымящимися окурками, грязные тарелки, клочки салфеток и огрызки яблок. Там справляли именины.

Внезапно портьера зашевелилась, приоткрылась дверь. Всхлипы танго стали слышней и печальней. На балконе появилась девушка в белом. Она прислонилась спиной к оконной раме и застыла так, неподвижно, глядя куда-то вдаль…

Из комнаты донесся весёлый смех.

Девушка в белом почему-то всхлипнула, жалобно, совсем по-детски.
 
- И как это понимать? – огорчился Волшебник. Он сидел внизу, на скамейке, один, под облетевшим тополем, в верхушке которого запуталась луна.
 
Если вы видите, что кому-то очень плохо, то самое лучше, что можно сделать – это устроить звездопад. Самый обыкновенный. Чтобы звёзды весёлым серебристым дождём падали на плечи, на волосы, ударялись об асфальт… Звёзд должно быть очень, очень много, столько, чтобы потом, когда всё кончится, они ещё долго блестели бы повсюду: на голых ветках, на скамейках и крышах домов…

Но Волшебник был слишком стар, чтобы дарить звёзды.

Дохнуло холодом. Пожухлый лист, негромко стукнув, опустился на скамейку. Из лужи неожиданно высунулась Галоша. Она была грязная, облезлая, старая и тоже очень одинокая.

-  Что скажете, бесценная моя? – спросил Волшебник.

Кажется, они были знакомы давно, еще в дни далекой своей молодости.

Но Галоша только вздохнула в ответ  и промолчала.

Тогда и Волшебник тоже вздохнул, глубоко, будто бы вспомнил что-то такое… Такое, чего, может быть, и не было никогда… да, в общем-то, и не могло быть в его долгой… очень-очень долгой жизни…

Оно, это что-то, было чистым, как небо после дождя, и ярким, как радуга над лесом. Оно убегало куда-то, босиком, по летнему лугу, утопая по пояс в густой зелёной траве. Кажется, оно бежало туда, где на обрывистом берегу, у самого моря, стоял маленький домик под красной черепичной крышей. У домика были большие, светлые окна  с резными ставнями и высокое крыльцо, от которого через дворик, заросший изумрудной ромашкой, тянулась посыпанная песком жёлтая дорожка. Она вела в глухой, запущенный сад, где росли розы, журчал ручей, и тихо пахло начинающими созревать яблоками и виноградом…

Однажды рано утром, когда светило солнце и птицы пели так, что можно было задохнуться от счастья, мальчик с большими, печальными глазами принес веселой белокурой девочке огромный букет роз.
 
Девочка всё смеялась и смеялась, уткнувшись лицом в эти холодные от росы, пахнущие рассветом, цветы…

А потом мальчик увидел вдруг на её пухленькой, белой щёчке блестящие капельки, это были слёзы.

Но это были РОЗОВЫЕ слёзы.

Потому что когда у тебя так много настоящих роз – слёзы настоящими не бывают …

Теперь у Волшебника не было роз: в его большом и холодном городе давным-давно стояла глубокая осень.

- А хотите, я расскажу вам сказку? – спросил Волшебник, обращаясь к Галоше. – И пусть у неё будет счастливый конец!

Сказка будет про то, как на балконе стояла одна убежавшая с бала совсем ещё юная принцесса. Ей было холодно и одиноко на сыром ноябрьском ветру. А внизу на скамейке сидел старый недотёпа волшебник. Сидел и думал, что может подарить принцессе весь мир и спасти её... а в действительности… В действительности он только и мог, что придумывать несуществующие миры и прятаться в них от реальной жизни…

А потом на балкон вышел принц. Он наклонился к самому уху печальной принцессы, что-то сказал ей тихо-тихо, обнял за плечи и увёл с собой. Музыка тоже ушла вслед за ними, дверь захлопнулась.

Волшебник встал и, зябко кутаясь в большой клетчатый шарф, побрёл домой. Он больше не был здесь нужен.

А придуманная им сказка так и осталась на освещённой луной скамейке.