Часть 2. Круг и стрела

Двенадцать часов назад, когда посёлок ещё был цел, депутат Гордумы Борис стоял на веранде своего дома и смотрел в небо. Одет с иголочки, левой рукой опирается на именную трость с необычным набалдашником – круг, пробиваемый стрелой-радиусом. Чем-то этот символ напоминал значок выключения ноутбука.
Вереницу образов, проносившихся перед глазами Бориса, прервала фраза:
– Скоро столы пора будет таскать, братец. Пойду позову Льва.
Голос принадлежал Юрию, брату Бориса. В свои пятьдесят он ещё выглядел моложаво; чёрное пальто, кудрявые волосы и горящие зелёные глаза делали его похожим на ворона или стервятника.
Борис посмотрел на язык пламени, впечатанный в его ладонь, и мысленно позвал Виктора. Тот сразу появился из ударившего в небо столпа пламени: Огненная Метка сработала исправно.
Посёлок представлял собой квадратную рамку домов с поляной в центре. На поляну и предстояло вынести два стола четырём мужчинам.
Закончив со столами, они пошли за стульями; на поляну между тем вышли Ольга, жена Бориса, женщина маленькая, живая и способная танцевать даже с посудой в руках, и Диана, жена Юрия; последнюю многие в посёлке считали экстрасенсом. Ольга жаловалась подруге, что все её шутки, будучи остроумными сами по себе, норовят сорваться с языка не тогда, когда надо.
Мужчины, неся в руках стулья, негромко переговаривались, и из их реплик стало ясно, что они с нетерпением ждут очередного гостя на застолье; такова была традиция – оставлять за столом один стул незанятым.
– Как настроение, Юра? – спросила Ольга, пока тот считал стулья.
– Умерло, – отозвался он и пошёл за канделябром.
Борис и Лев, сын Юрия, на секунду встали рядом, расставляя блюда, и Ольга подумала, что они очень похожи; Лев был почти полной копией отца, однако одеваться не умел абсолютно, и это, как ни странно, стало причиной его сходства с дядей: оба в дачной обстановке выглядели нелепо.
К приготовлениям присоединилась Елена, жена Льва. Движения её были точны, как у маятника, да и сама она, в противовес рассеянному и расхлябанному мужу, была весьма симметрична; амплитуда колебания идеального пробора (вверх-вниз) также оставалась неизменной. Серые глаза смотрели ровно и спокойно, тогда как беспокойные глаза Льва, голубой и чёрный, блуждали по предметам и людям.
Ольга подавила смешок – придумала шутку – и Диана сделала жест, уговаривающий подругу повременить с шуткой, пока все не соберутся.
Вскоре на поляну вышли ещё трое: Ксения, её дедушка, отец Андрей, и матушка Ульяна. Священник весь лучился покоем, а в присутствии матушки всем становилось комфортно. Какой бы благостной ни была атмосфера в семье Барханов, а только они двое словно накрывали поляну защитным куполом.
Отворилась калитка соседнего участка, и под купол вступили брат священника Игорь и его жена Татьяна. Усы старика лежали ровно, иначе говоря – Игорь был в полном душевном порядке. Татьяна, напротив, осклабилась дежурной улыбкой; напряжение её прорывалось дрожью и ломаными жестами. К тому же косметика и бижутерия совсем её не красили.
Стол благодаря матушке Ульяне был богатый, хоть и скромный: кастрюля с парным рисом, вино, бутерброды с чёрной икрой, колбаса, салаты, – всего понемногу. Барханы сели согласно табличкам, стоявшим у тарелок: отец Андрей с женой во главе стола, ближайшими к ним – сыновья с жёнами; дальше, со стороны батюшки, расположились Игорь и Татьяна, а со стороны матушки – Виктор и Ксения, и рядом, у другого конца стола, Елена. Наискось от неё, напротив бабушки, сел Лев. Место, как и тарелка возле Льва и напротив отца Андрея, оставались пока пустыми. Над столом повисло молчание.
Наконец в их поле зрения появился гость. К столу шёл старый японец в одежде предков: кираса, наплечные и набедренные щитки, наручи и поножи поверх синего, в тон глазам, кимоно и синих же штанов; на ногах – чёрные сандалии на поперечных платформах. Серебряные волосы были собраны в хвост, как и у отца Андрея. На навершии левого наплечного щитка был выбит знакомый Борису символ – круг, пробиваемый стрелой-радиусом.