Добро пожаловать под своды ада

Говорят, человек ко всему привыкает. Пожалуй. А как насчёт войны? Молчите?! Оказывается и к этому можно привыкнуть.
Что меня поразило – реакция моих друзей, а более того их детей, знающих, как вести себя в экстремальных ситуациях, во время ракетного обстрела. Я на юге страны по работе, заодно приехала проведать друзей с которыми не виделась несколько лет. Первое, что спросила меня подруга в аэропорту Бен-Гурион, или я в своём уме, чтобы  приехать в Израиль в разгар войны. Мои домашние меня отговаривали от поездки. Но командировка была запланирована намного раньше,  отказаться от неё я не искала повода и не пыталась. Не потому что смелая или "без царя в башке", мне хотелось своими глазами увидеть то, о чём по большому счёту молчат СМИ, а если не молчат, то информация не всегда соответствует истине. Я не борец за справедливость, но человек любопытный и профессия обязывает. Я хочу своими глазами увидеть страну, где слово мир, покой, - понятия несовместимые с действительностью, реальностью. Страна в которой более шести миллионов жителей  живут под постоянным обстрелом ракет посланных с Сектора Газа  хамасовскими террористами. Страна в которой дети с рождения знают, что такое террор не хуже взрослых. Знают, что делать, когда слышат вой сирен воздушной тревоги. Они всё знают - я нет.
Над Израилем чистое небо. Жарко. Лето. Мы едем на юг, в  Ашдод. Подруга ведёт машину уверенно. Глаза устремлены на дорогу, уши ловят новости местной станции "Гальгаляц".
Она предупреждает меня, что в дороге мы можем попасть под обстрел. Нам предстоит:  "Мигом "катапультироваться" из машины, отбежать в вади (я не переспрашиваю её, что это такое, но понимаю, что следует отбежать от машины подальше. Лечь на землю, - продолжает подруга инструктаж, - накрыть голову руками. После взрыва десять минут не вставать – опасность осколков с воздуха".
Она употребляет в речи много слов на иврите, это уже привычка. Она говорит и мыслит на иврите. Я понимаю её, даже, если  не понимаю точный перевод слов, но понимаю суть. Мы не разговариваем. Все наши разговоры оставляем на потом.
   - Поболтаем, сидя бэмамад, - говорит она, - а если повезёт и на балконе с видом на море.
Я ёрзаю в кресле.
   - Ты как? – она смотрит на меня через панорамное зеркало.
   - Что такое "мамад"? – не выдерживаю.
Она вздыхает, улыбается одними глазами.
   - Укрытие.
   - А где это укрытие? – я пытаюсь не быть навязчивой, но …
   - Дома. Специальная комната с массивной дверью, железными ставнями на окнах, стенами  из бетона. Скажи спасибо, что в нашем доме такое есть. В других домах люди выбегают на лестничные площадки. Им некуда бежать и негде спрятаться.

Вдруг раздаётся режущий слух вой воздушных сирен. ОБСТРЕЛ. У меня замирает сердце, пропуская несколько ударов. Наша машина резко тормозит. Тормозят  множество машин секунду назад несущихся по скоростной трассе.
   
Она автоматически нажимает на два клапана, освобождая наши тела от ремней безопасности.
   - Ахуца! (на улицу) Магэр(быстро)! Аль гарицпа( на землю)! – её слова, как пулемётная очередь.
Не понимаю ни слова. В ужасе стопорю. Она вышвыривает меня из машины и толкает куда-то вниз, за обочину трассы. Я падаю на колени, застывая в позе страуса, не зная что делать со своим непослушным, парализованным  страхом телом. Она  накрывает меня собой. В это время взрывается мир. Кричат дети, молятся взрослые, прикрывая их своими телами. Вой, вой смерти, гул рвущий мозг и душу. Раздаются взрывы: один, другой, третий, четвёртый, пятый… Мне кажется, это никогда не кончится. Всё вокруг сотрясается от грохота. Тело горит на раскалённой от солнца земле. Чувствую, как рвётся в напряжении  пульс, отдаваясь в горле, висках. Я пытаюсь подняться. Мне дурно.
   - Лё лазуз (не двигаться), - приказывает подруга, - я покорно опускаюсь на раскаленную землю, лицом в грудь земли дышащей пламенем, накрывая голову руками. Осколки смертельным градом сыплются с небес. Один из них падает недалеко от меня, врезаясь раскалённым жалом, разверзая, кромсая землю на куски, накрывая меня дождём красной пыли.
   - Добро пожаловать под своды ада, - кашляя, произносит подруга, стряхивая с меня окаменевшей куски земли и пыли. – Поехали.

Машины продолжают путь. В синем небе бело-серые пятна от сбитых израильскими противовоздушными силами ракет.
   - Как вы здесь живёте?
   - Молча. Живём, радуемся каждому дню, рожаем детей. Справляем свадьбы. Ходим в гости. Встречаемся с друзьями. Мы ценим жизнь, каждый новый день. Мы сильны в своей вере, гордимся своей  армией, верны друг другу. Мы непобедимы. Вот такие мы, израильтяне.
Она произносит это с гордостью. Я чувствую, как горлу подкатывается ком, но рядом с ней гордой, сильной мне стыдно плакать.
Плачь, - произносит она. – Слёзы не стыд. Я раньше тоже плакала, но это было давно.


В голове проносятся сотни мыслей.
Как я буду писать? О чём расскажу в своей статье? Поймут ли? Примут ли? Пропустит ли цензура?
  - Обстреливают Ашдод, Ашкелон, Бэер-Шеву, - сообщает подруга.
И вновь мы лежим на раскалённой земле. Я задыхаюсь. Душат слёзы, боль, страх.
Я поднимаю глаза ввысь. В небе стаи птиц. И тут же небо разрезают ракеты – по птицам, стирая их.
Мы продолжаем путь.
- А как же птицы? – неожиданно спрашиваю.
Я отворачиваюсь к окну, смотрю на небо сквозь пелену непослушных слёз. В небе гибнут стаи беззащитных птиц.
"Сколько их погибает во время обстрелов? - думаю, продолжая плакать. Слёзы не облегчают душу, не снимают напряжение.
   - Птицы, они больше никогда не вернутся, - шепчу, задыхаясь от рыданий.
   - Птицы, - произносит подруга, следя глазами за вновь выстроенными косяками. - Они покидают этот край, но всегда возвращаются. Знаешь почему?
Я поворачиваю голову на её голос. В её глазах стынет боль.   
   - У нас с ними общий дом - прекрасный, родной, тёплый. Его невозможно променять, заменить, забыть. Они вернутся, как возвращались сотни раз - домой.

Вдали город. За несколько дней в Израиле мне придётся со многим столкнуться и многое понять. Я буду писать о людях живущих в этой загадочной стране, об их патриотизме, духе воинов. О детях, женщинах, стариках. О солдатах рвущихся на передовую. О враге - беспощадном, безжалостном терроре, прячущемся за спинами стариков, женщин, детей, выставляющих их живым щитом, не разрешая под угрозой смерти покидать дома, перед обстрелом израильской авиации. И снова Цахал (Армия Израиля) звонит палестинским семьям, разбрасывает листовки, предупреждая о времени  бомбардировок, с просьбой покинуть дома.
 Только здесь внутри, не со стороны, не по телевизору можно понять, что на самом деле твориться в стране, которую считают захватчиком, убийцей палестинского народа. Мир не видит, не хочет видеть и понимать правды. Террор повсюду. Он не стучит в двери домов. Он является без спроса, сея смерть.
Я вижу море, его сине-зелёная гладь успокаивает глаза. Высокие пальмы стоят в вечном дозоре. Здесь живут люди, и хотя вокруг рвутся ракеты, они живут, жили и будут жить, напоминая всем нам живущим на Земле, что жизнь прекрасна и за это  стоит бороться до конца.