124. Сады стихов. Гумилев после смерти

124. На коне

Скульптуры Клодта на Аничковом мосту. Юноши, Укрощающие Коней  – один из самых точных символов искусства: стихийная «звериная» сила жизни, покоряющаяся узде художника, Аполлоновой строгой гармонии.

Однажды в белую ночь 20-го года группа поэтов возвращалась из поздних гостей по Невскому, в Дом искусств на Мойке. На Аничковом мосту Гумилев подбежал к одной из бронзовых групп, ловко вскочил на коня и уселся на него. Проходивший мимо милиционер стал, было, выговаривать «живому всаднику»:

- Образованный, как вижу, человек, а что делаете! Чтоб немедленно были на земле, иначе приму свои меры!... и т.п.

Все же, это был жест неслучайный. Николай Степанович, поэт-конквистадор, и солдат Музы, достоин был оседлать одного из вечных Коней нашего фэнсиона.

                Вольная  Поэту

Николай Гумилев был уничтожен за попытку отстоять в неравном бою дорогое: он чуждался политики, но не чужд был духа гражданства, и повел себя, как подобает георгиевскому кавалеру, вступившись за честь родной страны (России-невесты). Земное его существование оборвалось в ту пору, когда он нашел, наконец, «золотую лестницу» поэзии, ради которой жил.

Успел, все же совершить астральное путешествие на «заблудившемся трамвае. И предсказать свой конец в нескольких фатеэмах:

И умру я не на постели, при нотариусе и враче…

В красной рубашке, с лицом, как вымя, голову срезал поэт и мне, она лежала вместе с другими здесь, в ящике скользком, на самом дне...

И  Господь воздаст мне полной мерой за недолгий мой и горький век – это сделал в кепке темно-серой невысокий лысый человек… (Владимир Ильич – гость нашего фэнсиона).

Написал ли кто-нибудь? – он погиб он еще и за поэзию, за русскую Музу. За «вольную», когда-то выкупленную друзьями для Шевченко, за оду «Вольность» Пушкина и «Вольные мысли» Блока. За право поэта в мире – идти, «куда влечет тебя свободный ум...»

В 20-е годы прошел слух, что Гумилев не был расстрелян (точное время и место казни не известны; ни трупа, ни могилы никто не видел), а бежал из тюрьмы, с помощью какого-то влиятельного  чекиста, поклонника его стихов (Агранова?)

Либо был выкуплен у ЧК неким сакральным орденом «Пятый Рим», обменян на золото Фламеля, очень нужное молодой советской республике.

Или даже – похищен великим магом Яковом Брюсом, который впоследствии стал наставником поэта в эзотерическом  тайном обществе.

Так или иначе, по сей день жива легенда, что поэту удалось вырваться из тюрьмы – а потом он оборвал все прежние связи, переменил фамилию и затерялся где-то в бескрайней России.

А верней всего, подался за кордон. В свою любимую Африку. В Китай. В Индию духа.

Мчался он бурей темной, крылатой,
Он заблудился в бездне времен…
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон.

Поздно. Уж мы обогнули стену,
Мы проскочили сквозь рощу пальм,
Через Неву, через Нил и Сену
Мы прогремели по трем мостам.

И, промелькнув у оконной рамы,
Бросил нам вслед пытливый взгляд
Нищий старик, — конечно, тот самый,
Что умер в Бейруте год назад.

Где я? Так томно и так тревожно
Сердце мое стучит в ответ:
Видишь вокзал, на котором можно
В Индию Духа купить билет?

В расстрел Гумилева до самой своей кончины так  и не поверила его мать. Она по секрету сообщала друзьям, что Коля  спасся, перехитрил чекистов и ныне обосновался на Мадагаскаре.

Есть свидетельства  знакомых, приятелей Гумилева, что они неоднократно встречали Николая Степановича, живого и невредимого, уже после его расстрела.

В частности, Михаил Зенкевич, друг, истинный акмеист (каковых было, как известно, всего пять, включая Ахматову и Гумилева) уверял, что в 23-м году видел мэтра... в петроградском трамвае.

Он, облаченный в свою знаменитую оленью самоедскую доху, стоял у окна и, бросив на Зенкевича проницательный взгляд, сошел на ближайшей остановке.