Ностальгия по сказке

         
                НОСТАЛЬГИЯ    ПО   СКАЗКЕ
               
   Никогда не задумывалась над тем, откуда в нашей деревне появилась эта странная женщина. Когда я и ребятишки из моего окружения были ещё совсем малышнёй, не могли сами себе ответить на действия или поступки людей, в частности, односельчан, или понять, что это за человек и чем он занимается, эта тётенька всегда пробуждала в нас  неподкупный  интерес.
     Зимой она редко  появлялась на людях и вела, казалось, затворнический образ жизни. Но, как говорится, жить среди людей в мире и быть свободным от них-не возможно. Поэтому тётя Груня изредка выходила  из своего жилища на берегу реки и приходила в магазин «по хлеб, по соль и сахар». Что-то другое из еды, не знаю, покупала ли она…
     Нам, ребятишкам всегда было страшно и интересно оказаться с ней, как-бы  случайно, рядом. Почему страшно? – Да потому что эта тётенька была похожа на сказочную Бабу Ягу! На её голове постоянно был надет истрёпанный и грязный платок, завязанный, как сейчас бы сказали, банданой. Лицо  постоянно сопровождала какая-то, как нам казалось, страшная мимика. Плюс к тому, коричнево-черная кожа лица выглядела как лист пергамента, а язык был удивительно длинным в момент, когда она смачно облизывала свои фиолетово-чёрные губы во время наполнения газетного клочка  махоркой и скручивания папироски, то просто мурашки бежали по телу, и думалось о том, что, возможно, она и вправду из сказки!
     О том, что на ней было надето, можно тоже много говорить. Создавалось впечатление, что у тёти Груни, кроме ситцевых юбки и кофты, вообще ни чего нет…При близком рассмотрении её «нарядов» выяснялось, что юбок на ней несколько. В их складках пряталось много чего и когда мы, ребятишки отчаялись заговорить с ней, выяснилось, что главными предметами, которые она там прятала, были крючки для удилища, сосательные конфетки, соль, клочки газеты, дырявый мешочек с махоркой и…пуговицы.  Да-да! Самые обыкновенные пуговки, но не крупные, а поменьше и цветные. Мы начинали спрашивать у «Яги» о том, зачем всё это она носит с собой? На её лице появлялось выражение, будто мы так сразу и многого хотим от неё и, будто такой секрет она не может разглашать, и что истину мы от неё никогда не услышим! От этого  тётя Груня казалась нам ещё загадочней и необычней…Но мы не теряли надежду, что всё равно представится случай, и она откроет нам свои секреты, хранящиеся не только в складках её рваных и грязных юбок, но и в её жилище, и, возможно, жизни.
    Лето всё больше раздаривало нам свои ароматы, пьянило цветением трав, жужжанием пчёл и шмелей, пением птиц. Гремело внезапными грозами и радовало чистейшими после дождя лужами в травке, на поляне возле дома, по которым мы, счастливые своим детством, бегали с подружками каждый раз и очень жалели, когда вода, испарившись, лишала нас этого блаженства.
   Вот покончено с делами, которые по силам выполнить мне, младшей школьнице по дому, и уже бежим с подружками на речку купаться, да так быстро, чтобы, не дай бог, не вернула мама назад и не дала-бы ещё какое поручение!! При спуске к реке останавливаемся перед изумившей нас картиной: «Баба Яга» тянет за поводок не крупную собаку. Та упирается, не хочет идти, но и не кусает тётку. Мы решили, что это  её собака, что она её нашла после того, как та сбежала, и теперь тащит домой! Увидев нас, тётя Груня недовольно отвесила в  нашу сторону своим грубым прокуренным голосом:- Что уставились? Не видели, как бездомных собак на живодёрню ведут? Помогли бы лучше старухе!
     Сказать, что нам стало страшно и жалко эту собаку - это ничего не сказать… Мы кинулись бежать оттуда, сломя голову! Задрали повыше свои платьица и почти бегом начали вброд переходить речную протоку, чтобы оказаться на не большой песчаной косе, где и проходило купание в местечке под названием «яма». Но сначала мы рассказали всем, кто уже был на этом островке о том, что только сейчас видели. К нашему удивлению для большинства этот факт не был новостью, а многие знали или слышали, что наша тётя Груня, зачем-то,  берёт к себе в дом собак, но  потом их никто не видел… Мишка сказал, что она их ест… А мы на него накинулись со словами, что он дурак! Ещё, кто-то сказал, что тётка пьёт собачий жир, чтобы подольше жить…В общем, всякой ерунды друг от друга наслушались, настращали всякими сказками о нашей бабе Яге и, нагретые нещадно палящим солнцем, кинулись гурьбой в яму!
- Полинка, пора домой! - слышу  с берега. – Совсем с ума сошла, столько времени в  воде сидите с детворой! Быстро возвращайся, иначе попадёт!
 - Сейча-а-с! Немножко обсохну и приду! – кричу маме дрожащими синими губами.   
    Счёт времени потерян давно и солнце уже опустилось совсем низко, а нам всё одно – раздолье и благодать на речке! Есть не хочется, а пить, - так и хлебнём здесь же, где купаемся… Вода чистая да  вкусная!
    Всё в доме затихло. За день много переделано, все устали. Июльское солнце умеет разморить так, что к вечеру, войдя в  прохладный деревянный дом, испытываешь истинное блаженство и негу. А мне – не спится. Вот думаю, как же так вышло, что человек живёт один. Ни в ком не нуждается (это я всё о бабе Яге), ни о ком не заботится…Только знай себе свою самокрутку налаживает. Не моется даже, наверное, бельё не стирает, да и,  видимо, полы дома не моет, раз собаки у неё живут. За ними разве уследишь!? Думаю, жутко ей одной жить-то. Заболеет – воды и таблетку некому подать. Собака, конечно, друг, но не спасёт же её, если что… Надо будет мальчишек подговорить, чтобы с тётей Груней как-нибудь смогли на берегу посидеть, она часто там засиживается. Такой план появился в моей засыпающей уже голове, главное, чтобы мама много дел не напридумывала…
    Полдень. Помогаю  нести полоскать домотканые дорожки на речку, которыми застелен весь пол в доме у моей подруги Дашки. Тётя Аня, её мама, совсем не просила нас об этом, но мы с Дашей не разлей вода – всегда хотим быть вместе. А сегодня веская причина, чтобы смыться из дома, якобы помогать тёте Ане надо!    Так мы на речке-то и оказались.  Да и вовремя!
    Там, где стояла группа ещё не разросшегося тальника, почти совсем у воды слышим голоса ребят и. вроде бы, чувствуется запах дымка… Подкрадываемся… На брёвнышке – топляке сидит баба Яга и прутом шевелит в костре угольки. Они уже почти прогорели, но ещё тлеют и вспыхивают алыми знамёнами так красиво, что глаз не оторвать. Рядом с чем-то возятся трое пацанов из нашего класса и не понятно, что они там делают, присев на корточки и выгнув дугами спины, образовав плотный круг. Тётя Груня заметила нас и сказала:
-  Вот и девчонки в помощь вам, непутёвая шпана, пришли! Сейчас они быстро всё наладят здесь.
- Да не мужское это дело- рыбу чистить,- обиделся Сашка. – Наш папка когда наловит, то всё мамка сама чистит, она мужиков к этому делу не подпускает!
 – Так это же рыбу!! А это-то разве рыба? – так, водоплавающее, - отвечала ему баба Яга.
    Мы с Дашкой посмотрели на них и чуть не умерли со смеху… Перед ними стояло почти полведра мальков, которых надо было почистить, чтобы потом пожарить. Рыбки были размером с мизинец, а они их  клали на камень, скоблили ножом, потом отрезали головы и выпускали кишки. Тётя Груня посмеялась вместе с нами и сказала, что специально не стала им показывать, как это можно сделать быстрее, - пусть-ка помучаются! Когда мальчишки увидели, что надо просто, отрывая голову, одновременно вытащить рукой и кишки, очень обрадовались. Дело пошло гораздо быстрее. У тёти Груни в тальнике была припрятана огромная чугунная сковорода, за которой она послала Вовку. Тот ополоснул её в реке и поставил на уже прогоравшие угли, а Яга из складок своей юбки начала извлекать яички, штук восемь – десять, поручив разбить их прямо в это ведёрко с уловом. Достала из юбки соль, всё это присыпала, размешала прутом, которым шевелила угли, всё месиво вылила в сковороду.
    По прошествии многих лет я не перестаю ощущать вкус этого яично– малькового деликатеса. Именно такого, каким он был там, на берегу, среди тальниковых зарослей и, как мне кажется, при условии  шокирующей антисанитарии, с этой, как оказалось, совсем уж и не такой страшной «Ягой» с её странными повадками и грязной одеждой. Тогда она не дала нам есть всё содержимое сковородки сразу же, а велела подождать, когда чуть остынет. Затем разрезала ножом на квадраты – блины и разрешила брать вкуснятинку руками.
 – Ну вот, а вы говорили, зачем я всё это с собой ношу..? Вот соль-то и пригодилась, а не будь её, вы и есть  эту бурду не стали бы, непутёвые, - потрепав головы пацанов, сказала она. Всё, обед закончен, брысь все отсюда! Покурить ещё надо, да банки потом проверить, а то утащит кто, - сказала она.
 
– Там, видать, и рыбы-то не будет сегодня, всю мы с вами съели! А много банок-то там, тётя Груня? – спросил Димка.
 – Да нет, штук десять всего, разрешила она нам проверить банки.
       Да, обыкновенные стеклянные банки (обычно литровые)  с жестяными крышками, в которых сделано не большое прямоугольное отверстие. За горлышко банки крепится верёвочка, которая служит для поднятия банки со дна. В банку положена приманка (обычно это хлеб) и всё кладётся на глубину, где наблюдаются стайки рыбёшек. Верёвка придавливается камнем, чтобы ёмкость не унесло течением. Рыбёшка, видя хлеб, заплывает в банку, её становится там  больше и больше… И вот уже кишит в банке и становится тесно рыбе... тогда самое время за веревку поднимать банку. Конечно, часть рыбёшек, оказавшихся в банке, могут выскользнуть оттуда, но в том-то и соль, чтобы захватить момент наибольшего её наполнения.
      Да, Яга была права. В банках почти не было хлеба, да и рыбёшка заблудилась в них самая бестолковая, да и время сейчас не то. Ведь хорошая рыбалка – с утреца, а не в такое пекло, как сейчас.
      Тетя Груня не очень огорчилась плохим уловом и, когда мы к ней подошли, была в каком-то полусонном состоянии: то ли жара её сморила, то ли устала, то ли ещё какая-то причина, по которой она вдруг сделалась такой вялой, слабой и ещё более не красивой. Мы стояли и смотрели на неё, сидящую на бревне. Не знаю, что в этот момент было в головах моих друзей, но мне тогда подумалось, что она – просто несчастная и бедная… Хотя самой себе я ещё тоже не могла объяснить, что же такое – быть счастливой и как это – быть богатой… И может ли всё это принадлежать одному человеку!?
     Где - бы не приходилось бывать, имею в виду другие деревни, всегда сравниваю с этим местом мою родную. Она кажется мне уютнее других мест на земле.  Она влечёт к себе не потому, что я в ней выросла. Просто она обладает такой проникающей в самое сердце и душу силой, которая способна иногда заставить жить, когда уже не хочется, подтолкнуть к поступку, которого бы, кажется, никогда не совершила. А ещё она постоянно будоражит во мне совесть, будто что-то  я там не смогла, не захотела, не сумела, не додала или показала малодушие. Хочется возвращаться туда и восполнять то, что не успелось. Эпизоды, казавшиеся раньше не такими уж и важными или интересными, сейчас кажутся каким-то « золотым запасом» детства, ведь они всегда учили нас, детей, ещё, по сути ничего не видевших в жизни, но отложивших эти эпизоды, моменты в своих бесхитростных, сумасбродных головах. Сейчас это даёт силы, благодарение за приобретённый опыт и применение его в повседневной жизни. Случай, произошедший в пятницу, надолго вывел тогда меня из равновесия.
      Это был банный день, женский. В посёлке была хорошая общественная баня и ею пользовались все, у кого не было в подворьях своей. Не часто бывало так, что мама не ходила с нами по причине какой-то занятости. Но в этот раз был именно такой случай. Я пошла одна. Ещё издали увидела девчонок, которые махали руками, громко о чём-то говорили или спорили. Увидев и меня, они сделали зазывный знак, не который я просто не могла не среагировать. Подошла к ним и сразу услышала о том, что наши мальчишки сказали им. Будто тётя Груня заболела и несколько дней не выходит на речку. Но они не могут к ней зайти, потому что она, всё–таки тётенька и ещё потому, Что им кажется, что в её халупе ещё кто-то есть. А банщица тётя Нюра слышала, что у Яги в доме собака скулит…
     Всей кодлой мы решили тут же пойти на разведку. Подошли к её избушке,- тихо! Ничего не слышим. Открыли дверь и отбежали в сторону на всякий случай, если вдруг собака на нас кинется. Но нет, ничего такого не произошло и мы, перешагнув высокий порог, оказались в тёмной и очень грязной комнатушке. В ней не было ничего, кроме деревянного топчана, на котором в беспорядке валялись собачьи шкурки, стола с откладывающейся боковинкой и табурета, самодельно сколоченного явно не мужской рукой. Почти  половину площади занимала печка, ставшая из когда-то белой – совсем грязной и задымлённой, такой, какая бывает в банях по-чёрному. Но что было самым главным и так ошеломившим нас, - это то, что абсолютно все стены оббиты-завешены красивыми шкурами собак, а закреплены они на стенах были мелкими гвоздями, пропущенными сквозь сотни разноцветных пуговиц, подобранных так, что, присмотревшись, можно было увидеть рисунок: цветок, рыбку, воду, лес… Мы онемели! В таком состоянии нас и застала тётя Груня, появившаяся в дверном проёме с удочкой на плече, рюкзаком  за спиной и с папироской в зубах. Нет, она не ругалась, не стала нас выгонять, а просто сказала:
 - Ну, всё теперь, жизни и так  нет, а теперь и вовсе съедят… за собак!
  Люська сказала:
 - Значит, правда была, когда говорили, что вы собаками питаетесь!?
- А что мне было делать, когда стала здесь жить? Никого не знаю, денег нет. Хорошо ещё, что сельсовет и председатель не прогнали сразу и этот сарай разрешили занять мне, приблудной. Как-то надо было утепляться, устраиваться… Зимы-то тут у вас в Сибири лютые, а я с Молдавии, из тёплых краёв. Для меня холод – смерть с моей-то болячкой. Лёгочница я!  После тюрьмы некуда было ехать, не ждали меня нигде, вот и приехала в эти края по совету. Сказали, здесь народ хороший – не прогонят. Вот так и живу, спасибо людям и собакам. И те и другие не дали помереть: люди – иногда еды дают, а кто и денег-копеек подкинут. А собаки греют и лечат; собачий жир топлю и натираюсь им, мясо ем иногда зимой, стены вот утеплила… Да вы всё, ребятки, сами видите!
     Слушали мы её рассказ и так нам стыдно стало! А она говорит:
 - Вы уж много-то по селу не разбалтывайте, может, я вам ещё пригожусь. Научу вас рисовать, если хотите. Или поделки какие из подручного материала помогу сфантазировать…Мне ведь и лет-то всего ничего - семьдесят один только, а я страшила-страшилой… Правда, красавицей с рожденья не была,- сказала и засмеялась своим  беззубым чёрным ртом, а мы… вздрогнули.
 - Ну, что, небось, в баню пошли, а, девчонки?  А я отвыкла от бань. Иногда в жару помоюсь на речке, да и ладно… Всяко жить можно, главное, самой себе не врать, не воровать, о родителях помнить, чтоб не стыдно за вас было, душой не черстветь.
- А почему тогда вы воруете собак, заманиваете их к себе..?
 –Э, нет! Я не ворую. Я забираю их у непутёвых хозяев, которые их не кормят, псы воют ночи напролёт, не нужны эти собаки хозяевам…  Я рассуждаю так: если уж ты взял собаку (животинку) себе, то будь добр корми-пои… На цепь-то самое простое посадить… А вот человеком остаться – труднее всего! Отвечать за прирученного надобно! Зачем пёс будет мучиться, если его судьбу никто не может сделать лучше, в том числе и я..? Поэтому и поступала так, как поступала! В общем, если у вас головы, а не этажерки со слониками, тогда вы меня поймёте… А теперь – марш в баню! Хотя, подождите - и, порывшись в своей юбке, достала горсть «сосучек-голышей», таких конфет, на которых налипли и соль, и махорка, и какой-то мусор неизвестного происхождения, которые и в руках-то держать было противно, не то, что есть.
 Но мы приняли угощение, скормив потом эти конфетки собаке Фене, охранявшей банщицу тётю Нюру в банные дни – пятницу и субботу.

Р.S:    По прошествии лет думаю, что надо было сделать вот это так, а это эдак. Но не всегда мы думаем правильно, продолжаем убеждать себя в том, что иначе сделать было невозможно, тем самым успокаивая и защищая себя от ошибок грядущих, страховка от которых не выдается на всю жизнь… Просто, живём  воспоминаниями, от которых становится сладко в душе и во рту…словно полакомились очередной порцией угощения – незабвенными конфетками от тёти Груни…