Берега моей Родины

                Берега моей Родины

Думаю, каждого человека где-то внутри мучают разнообразные сожаления – большие и малые, серьезные и смешные. Если говорить о себе, то я часто жалею о том, что, проживая в благодатном месте на юге Красноярского края, относилась как то обыденно к окружавшей меня природе, птицам, зверушкам и всему тому, без чего невозможно представить жизнь человека, родившегося и повзрослевшего в этой местности.
Самое сильное сожаление от того, что время стремительно бежит вперед. Ведь действительно, не успеешь оглянуться, как уже вянет лето – то «невозвратное» лето, которое почти у всех людей связано с воспоминаниями детства. Не успеешь опомниться, как уже блекнет молодость и тускнеют глаза. А между тем, ты еще не увидел и сотой доли того очарования, какое жизнь разбросала вокруг.
Свои сожаления есть у каждого дня, а порой и у каждого часа. Они просыпаются утром, но не всегда засыпают ночью. Наоборот, по ночам они разгораются, и нет такого снотворного, что бы их усыпить. Сожаление о том, что не удалось – да, пожалуй, и не удастся – увидеть весь мир в его ошеломляющем и таинственном разнообразии. Да что там – весь мир! На знакомство даже со своей страной не хватило времени… Я, например, всегда мечтала побывать в Михайловском. Обожаю всё, что связано с А.С.Пушкиным, считаю, самым гениальным поэтом. Не видела озера Байкал, вечной мерзлоты, или как растут мандарины… Перебирая в памяти места, какие удалось посмотреть, убеждаюсь, что видела мало. Но это, конечно, не так уж и страшно, если вспоминать увиденное не по количеству, а по их свойствам, по их качеству. Мы, люди, в большинстве своем не любим пафоса. Очевидно, потому, что не умеем выражать его. Что же касается протокольной сухости, то в этом отношении мы переживаем, боясь, что бы нас не обвинили в излишней сентиментальности. А между тем многим, в том числе и мне, хочется сказать не просто «моя деревня», а «единственная в своем роде деревня». Не просто «березовая роща», а «белоствольная радость моей юности». Не просто «перекат на нашей протоке», а «ласковая бурлящая дорожка для брода». Не просто «остров для сенокоса», а «вольная зеленая благодать», - так, и только так называю места, с коими связана большая часть моей жизни, не дающая покоя из-за своей беспрестанной тяги к себе, навевающая воспоминания из детства и заставляющая влажнеть глаза.
То место, о котором я хочу рассказать, называется скромно, как и многие великие и не очень места России: поселок Рощинский (в прошлом совхоз «Южный»). Для меня это название звучит не хуже, чем Новороссийск, Кинешма или Тула. Оно не связано с какими-то историческими событиями, или особо знаменитыми людьми, а просто выражает сущность русской природы. В этом отношении это место, как говорят «типично» и даже «классично». Такие места действуют на сердце с неотразимой силой. Я сказала бы, что они благодатны, успокоительны и что в них есть нечто священное. Священное от того, что отношусь к ним, как к святыне, потому что эти места наполняют легкостью и благоговением перед красотой своей земли, перед русской красотой.
К протоке идет не очень крутой спуск. Но как бы вы не спешили поскорее дойти до воды, всё равно на спуске несколько раз остановитесь, что бы взглянуть на дали по ту сторону реки; будете, прикрывая лицо от палящего солнца ладонью, смотреть далеко-далеко, насколько хватит глаза и чувствовать, как мозг и всё существо захвачено глубочайшим миром и любовью, и возникшее странное желание «если уж суждено умереть, то только здесь, на этом слабом солнечном припёке, среди невысокой травки и не мелкой гальки» уже и не кажется настолько странным…
Вот по мелководью форсирует речку лошадь с седоком, запряженная в телегу, полную ребятнёй-подростками. В руках у каждого наскоро собранный харч, состоящий из бутыли коровьего молока, кваса, отварной картошки и зеленого лука. Проезжая мимо, они обдают всеми этими ароматами меня, провожающую их завидным взглядом и не могущую поехать с ними, но представляющую, как они сейчас окажутся на том берегу, в этом травяном раю среди цветов, трескотни кузнечиков и жужжания шмелей. Как будто какой-то чудодей собрал там красоты России и развернул в широкую, зыбкую от нагретого воздуха панораму.
Но не только в травах и цветах заключена вся прелесть этих мест. Она в открытом для взора размахе величественных далей, выраженных абсолютно по-разному. На дальнем плане за рекой подымались к высокому горизонту леса. Они казались совершенно непроходимыми, похожими на горы свежей травы, наваленной великанами. Приглядевшись, можно было по оттенкам цвета догадаться, где сквозь леса проходят просеки а где скрывается бездонный провал, возможно, даже наполненный водой… Пойдя дорогой за пределы посёлка, перед вами откроются поля зрелой ржи, гречихи и пшеницы. Они лежат разноцветными платами, плавно подымаясь к последнему пределу земли и теряясь во мгле – постоянной спутнице отдаленных пространств. Хлеба созрели, налились, и сухой их шелест, шорох колосьев непрерывно бежит из одной дали в соседнюю, как музыка урожая.
Однажды летом пошли с классом в поход, совсем недалеко, к подножию скалистой горы. У ее основания, очень близко протекает речка. Здесь она полноводная и выглядит даже слегка суровой. Решили забраться на эту, казавшуюся нам слишком крутой и опасной, гору. Небольшие рюкзаки тянули назад и, казалось, что упасть или споткнуться о камни можно запросто. Но мы лезли на неё, помогая и поддерживая друг друга, ещё не зная о том, что нас ждёт на вершине. От открывшейся панорамы мы онемели. – Вдалеке над лесом висела сизоватая дымка, протянувшаяся по горизонту над самой землёй. В ней что-то слабо вспыхивало, будто загорались и гасли мелкие осколки слюды или хрусталя. От этих осколков дымка мерцала и шевелилась. А над ней в небе, побледневшем от зноя, светились, проплывая, лебединые, торжественные облака. Они возникали вновь и вновь и их сияние достигало земли, проходило по моему лицу, и я закрывала глаза, что бы уберечь и от резкого света.
Ну разве это не русский пейзаж, который напоминает русскую крестьянскую девушку в цветастой шелковой шал, от которой глаза становятся темней, губы – ярче и даже голос звучит так же искристо, и одновременно, вкрадчиво.
Вы когда-нибудь видели косогоры, сплошь краснеющие клубникой? – О, это просто чудо! Это про неё, красавицу, говорят «собирать да перебирать трудно, а лопать – вкусно».  Далеко по ягоду ехать нет нужды, она рядом; бери бидончик, привязывай к его ручке верёвочку, вешай на шею и собирай это ароматное лакомство. Косогорчик-то крут, ноги устают, а ягодка не отпускает, так и просится к тебе, и жалуется, как ей здесь сухо да жарко. Вот уже полна посудина, а солнце палит нещадно, так, что щимит плечи и спину и хочется оказаться в тенёчке, передохнуть, попить из фляжки водицы, что бы хватило сил дойти до деревни. Идём, и кажется, что цветы и травы приветливо улыбаются нам, прохожим людям, покачиваясь оттого, что на них всё время садятся пчелы и стрекозы, заполняя своими звуками всё пространство. А суслики так и снуют то здесь, что там, вставая столбиком и, будто удивляясь и спрашивая: - Кто нарушил идиллию в их подземном мире и, топая по земле ногами, довёл их до головной боли?!
Трудно объяснить, откуда берутся привычки, и притом неожиданные для самой себя. Каждый раз, когда собираюсь уезжать из родной деревни, приехав сюда лишь на несколько дней, обязательно прохожу на берег нашей речки. Просто не могу уехать, не попрощавшись с ней, с тальниковыми зарослями, казавшимися ранее не такими мощными, как сейчас. С одиноко лежащим на берегу огромным «топляком», хотя и одиноким-то он совершенно не был, т.к. им пользовались все: кто раскладывал на нём прополосканные тканые дорожки, кто сушил намокшую одежду после перехода через реку; - всем это брёвнышко было нужно. Напоследок хочется запомнить всё, как вижу это сейчас, ведь мы живём в таком мире, что не знаем, удастся ли ещё хоть раз вернуться к родным берегам, к истокам самих себя. От этого становится грустно, но эта грусть не сжимает грудь, она просто притаится в нас ненадолго и вместе с нами будет ждать новой встречи с Родиной.
Так свежи воспоминания о том, как после раскаленного зноем дня, ещё до заката возвращается домой совхозное стадо коров. Одни - почти бегом спешат к своей хозяйке, в своё домашнее стойло, другие – совсем не торопятся, останавливаются и стоят без цели, будто отдыхая от трудов праведных. Третьи – совсем блудливые и увлеченные своими «ухажерами», пошли в противоположную от дома сторону и даже прут, с которым встречает животину хозяйка, ей не страшен…
Подходя к родной калитке, иные условно мычат, подавая хозяйке знак о своё возвращении и просьбе освободить скорее свою коровью мини-цистерну с теплым, наполненным ароматами луговых трав молоком. Какое же оно вкусное! Такое сладковато-цветочное, такое густое, что хочется держать во рту долго и, как мёд, постепенно пропускать мелкими глотками внутрь себя. Вправду, верно говорят, что имея в хозяйстве этот мычащий «минизавод», можно и горя не знать: молочко, творог да сметанка, сбиваемая в масло – накормят и самих хозяев, и приехавших из города внучат! Вот уже луговая путешественница – кормилица устроилась в прохладе коровника, не спеша ждёт свою вечную жвачку, и изредка громко вздыхает, будто переживая о том, что могла и больше принести молока…, но донимали назойливые мухи и оводы, да и речка протекала не так близко, что бы напиться и постоять в ней, охлаждая нагретое солнцем большое тело. Соседи по стайке – куры тоже затихли, только изредка о чем-то «наболтают» и снова тишина… Засыпает вся уставшая за день деревня. Вот отдохнёт немного, а завтра опять вступит в новый день, как в новую жизнь, в новые дела и заботы, из которых и складывается судьба моей малой Родины.
Помню обжигающую теплом и огнём поляну с жарками, этими вестниками сладостной и, одновременно, ответственной поры, когда мы, выпускники школы набирали этих цветов охапками в «Коровьем логу» или на пологих затененных склонах на горах за деревней. Казалось, мы лишаем эти места сердца, когда срываем очередной цветок, совсем недолго живущий во всей своей красе и затмевающий своим «огнём» всю окружающую зелень. Вспоминаю розовеющий вечер и острое желание с букетом этих «огоньков» сходить на деревенское кладбище. Какая-то неведомая ранее тоска сдавила сердце, - так оно попросилось в гости к ушедшим… По дорожкам, устланным подорожником и палой листвой иду сквозь белоствольных березок к могилам земляков, по тем или иным причинам оставившим этот мир. Здесь много тех, с кем училась и кто учил меня, кто просто знал меня, но не был другом. Здесь лежат родители моих подруг, которые близки мне, как родные, здесь много односельчан, которые, не покладая рук, трудились в полях, на животноводческих фермах. Много их здесь, смотрящих теперь откуда-то сверху и, надеюсь, не очень осуждающих нас. Ведь мы, как и прежде, стараемся возвращаться к родным берегам, к нашей просторной земле и к своим закатам, без которых, как без сердца и без Родины жить невозможно!

Февраль-март, 2014г.