Апокалипсическая рапсодия

Книга первая

Блевотина

Тем немногим, кто дышит Духом, посвящается…!

Измучась всем, я умереть хочу -
Тоска смотреть, как мается бедняк,
И как, шутя, живётся богачу,
И доверять, и попадать впросак,
И наблюдать, как наглость лезет в свет
И честь девичья катится ко дну,
И знать, что ходу совершенствам нет,
И видеть мощь у немощи в плену
И вспоминать, что мысли замкнут рот,
И разум сносит глупости хулу,
И прямодушье простотой слывёт,
И доброта прислуживает злу.
Измучась всем, не стал бы жить и дня,
Но другу будет трудно без меня!

В. Шекспир. 66-й сонет.

Исповедь учителя

Пессимист - это интеллектуальный оптимист.

  «Через терний - к прозе!!!»

«Живем в стране
сплошного рабства -
из тупика не убежать.
На фоне векового хамства,
плоды нам долго пожинать!!!»

В середине прошлого века Сартром была написана «Тошнота». Воистину, замечательное произведение для прошлого века. Что же мы наблюдаем на пороге века грядущего? Дам волю могучей фантазии, ибо везде есть своя закономерность. Она же созрела и в моем мозгу. Кратко о себе: как и всё мое поколение, был рожден под крики «Браво!», когда вся страна рукоплескала не только вашему покорному слуге, но и новому Генсеку Леониду Брежневу, мужественно взошедшему на политический Олимп. Так что мой приход в этот мир был триумфальным. Детские наблюдения превзошли все ожидания. Малыш я был наблюдательный, с шаловливыми повадками, чем неоднократно приводил в ужас дисциплинированных в духе директив партийных съездов воспитателей. Так, например, изучая раньше положенного по шаблону срока Букварь, Фаина Александровна открыла первую страницу. На меня пристально, прищурив монголоидный глаз, глядел крайне неприятный для детского восприятия тип.
- Кто это, Ванечка? - с волнением спросила меня моя духовная кормилица.
- Ле-ни-н,  - торжественно прочел.… Далее стояло тире и какой-то туманный текст.
 - Молодец, солнышко, дальше…
 И тут нас неожиданно отвлек какой-то шум со стороны дерущихся моих сверстников. Посвящение в святая святых было прервано самым предательским контрреволюционным путем. Но это магическое слово «Ленин» уже прочно, как клин, вошло в мой стремительно развивающийся мозг. Наконец, когда мятеж был безжалостно подавлен силами всего персонала, мы с Фаиной Александровной вернулись к Букварю. Я же в процессе этого полуоборота решил блеснуть безукоризненной для моего возраста памятью. «Ленин!» - еще более торжественно изрёк… Взор упёрся в страницу, после тире меня уже было не остановить: «Ко-зёл»...!
Мы с ужасом смотрели друг другу в глаза. Мои - неподдельно по-детски чистые; её - с каким-то внутренним паническим ужасом. Оказывается, в процессе суматохи, чья-то шкодливая рука перевернула целый ворох страниц вперёд. И надо же было судьбе раньше положенного времени указать мне историческую правду. На меня со страницы моей первой книги, смотрел не бородатый дядя неприятной наружности, а вполне симпатичный моему глазу двурогий лохматый козёл, мирно пощипывающий траву.
Итак, диссидентом поневоле стал в семь лет отроду. Что было потом, можно догадаться, но, слава Богу, обошлось без Особого Отдела.
Далее - советская школа с её плюсами и минусами, которую к своему стыду окончил кое-как в 1980 году. Тогда же свой жизненный героический путь закончил и Великий Кормчий Л. Брежнев. Помню, была лёгкая грусть. Мне очень импонировали с точки зрения юмора на телевидении цирковые клоуны, А. Райкин и, конечно же, наш Генсек. По детской наивности почему-то думал, что члены Политбюро - это театральная труппа, типа «Кабачка 13 стульев».
Учёба в ПТУ - особая страница в моей жизни. Я грезил и жил ещё прочитанными сказками и приключенческими рассказами. Практический мир меня пугал, но познавать его всё же, как и всем окружающим меня, сверстникам, пришлось. Первая профессия, которую поневоле начал осваивать, - Электрик. К своей чести за три года учёбы до сих пор знаю только одно, что за два оголённых провода браться голыми руками не рекомендуется. Исключение: суицид.
Затем - Вооруженные Силы на родине Иосифа Виссарионовича под Тифлисом. С чистой совестью отмечу, что эти два года, по сравнению с нынешней жизнью уже у себя на Родине, мне кажутся сейчас курортом. Природный божий дар рисовальщика давал добросовестно заработанный лаваш и чачу. Алкогольное начало было положено именно там, в горах Тифлиса. Благодаря юношеским пристальным наблюдениям за ослами (имею в виду настоящих), только сейчас, изучив досконально и всем сердцем принявший Библию, до меня, наконец, дошло, почему осёл упрям. Этому животному, по прозвищу ОСЁЛ, не очень-то хочется возить на себе другого «осла» после того, как ему выпала честь провести в Иерусалим самого совершеннейшего из совершенных рода человеческого. Находясь тогда в Грузии и, будучи ещё далек от религии, часто наблюдал ночью в наряде за повадками этих животных. Меня поражало, что они с коровьей грустью подымали глаза в небо в каком-то божественном ожидании. Это логически доказывает, что непременно грядет МЕССИЯ. Нас уже учат настоящие ОСЛЫ!
Студенческие годы в Университете имени Ульянова, в который попал по божьему промыслу, - это золотая нить в моей судьбе. Исторический факультет окунул меня на самое дно бытия рода человеческого. Окружающий мир стремительно ломал привитые ложные стереотипы. Параллельно, так же стремительно, как и в Февральскую Революцию 1917 года, дурела и страна. Но мы то, посвящённые в исторический абсурд, прекрасно знали, что за февралем 1917 года шёл Октябрь с его закономерными последствиями…!
И, когда страна окончательно «созрела» в начале 1990-х к «новому созиданию», стал профессиональным историком, чьи знания, как показала в дальнейшем практика, были не обязательны. Цель данного труда, пристально наблюдая за последним десятилетием, сопоставляя исторические процессы прошлого и настоящего, - в стиле горькой сатиры провести анализ. Предлагаю сей труд на суд…
«Тошнота» Сартра - это только прелюдия к процессам более гнусным и низменным, которые происходят в данный момент в окружающем нас мире, в коем и сам имел честь появиться неожиданно и для меня нежеланно. Блевотина - это уже не тошнота. Кто пьёт - меня поймет! Это нечто трагичнее, ужаснее и болезненнее. Если тошнота предусматривает наличие протеста души с телом, это значит, что душа всё же присутствует и в целях протеста дает сигнал телу в надежде на исцеление. Алкоголики, вспомнив свои первые шаги в этой трудовой деятельности, меня поймут сразу. Блевотина же - это поток нечистот из пустой и обезвоженной плоти. Никаких внутренних шлюзов, полнейший беспредел: пороки, дурной вкус, прострация мыслительных процессов и прочее, прочее, прочее…, включая звериную наживу и аппетит. А когда внутренние процессы, в результате полного отвержения души как реально существующей субстанции, прививались, мутанизировались в зловещих формах длительный период времени, то чего же ждать во внешних ее проявлениях?


Исповедь 1

«Я не пытаюсь выжить,-
а хоть как-то дожить!»

Моим коллегам-учителям, мужественно умирающим на своем боевом посту, посвящается…

Да, судьба врезала оплеуху - я школьный учитель! Прочитал на досуге «На Ростанях». Забавная книжонка. Оказывается, и при царском режиме мой архаичный коллега чувствовал себя не лучшим образом. Итак, хотите исповедь - пожалуйста!
 Работал в нескольких школах, и посему могу смело дать общий диагноз нашей системы Просвещения. Если выразить одним словом, то это: «Караул!!!». Первый шок испытал, работая в нашем Солихламске в одной из средних школ. Пугают не дети, здесь есть посредственные, трудолюбивые, плохие и очень плохие, как и во всех школах. Пугает глава, или голова, то есть директор с чудным прозвищем Ахренчик. А титуловал он себя с соответствующей своему рангу помпой: Генрих Янович Липерзон, именно так с размахом было выгравировано на дверях его кабинета. Если бы меня спросили: «Кто такой Липерзон и покороче?» Я бы ответил: «Липерзон-Ахренчик - это уровень мышления, сведенный к нулю», - и буду абсолютно прав. Уверен, если провести анонимный опрос среди моих бывших коллег, диагноз подтвердится полностью. И здесь же оправдывается народная мудрость: «Рыба гниёт с головы».
 Вполне логично, что свита, ближайшее окружение было сформировано по этому жалкому подобию. Незабываем момент первого знакомства. Вот сидим и пристально изучаем друг друга. Как только он произнёс первое предложение, сразу же понял, кто передо мной. Ему же было сложнее, так как выше уже упомянул по поводу его мышления.
- Молодой человек, - сурово начал он, - Вы знаете, что мы идем к рынку?
- Догадываюсь, - отвечаю, хотя на процентов 85 солгал.
- И посему у нас в школе - контрактная система, мы подпишем с вами документ на год.
- Неплохо, - подумал. - Попахивает жалкой пародией на западноевропейский колледж.
- И помните - кадры решают всё! - отрезал с каким-то патриотическим запалом, чем окончательно меня добил.
- Позвольте, - вопило всё моё нутро, - Перед вами же не учащийся ПТУ, где вы мужественно работали мастером всю перестроечную вакханалию, а всё-таки преподаватель истории и, поверьте, - специалист, который даже очень неплохо знает свой предмет. Рынок и историческая фраза «Отца Всех народов» - вещи абсолютно несопоставимые!
 И тут окончательно понял, что сам себе подписал срок на один год, тем более под чутким руководством данного типа. Что ж - сидеть, судьба такая! В дальнейшем мне было крайне любопытно изучать на примере этого индивида, как духовно общипанная особь, получив властные полномочия, эволюционировала в своем паразитизме. Узнав, что имею опыт и склонность художника-оформителя, беспардонно заявил: «Вы должны оформить искусствоведческий зал». Деликатно поправил, что никому ничего не должен. Его глаза изумленно округлились. Он явно себя чувствовал неуютно, как израильтянин перед палестинцем. Оказывается, ему до меня никто никогда не смел возражать, и в своей наглости он достиг беспредельных высот. Сигарет господин Липерзон-Ахренчик никогда не покупал, тем не менее, имел в рабочем столе целый отсек «отстрелянного» табака. Он стрелял везде, повсюду и регулярно. Если давали дешевый табак, воспринимал, как личное оскорбление.
 Работал в этой школе, когда месячная зарплата учителя была эквивалентна 20 долл. А перед этим с грустью вычитал в прессе, что подобная зарплата у вьетнамского педагога, но только ежесуточно. Может нас стоит хорошенько тряхнуть, как их в своё время янки. Бедные мои собратья по работе и профессии, ради этих 20 долл., готовы были терпеть все унижения от вышестоящих паразитов! Буду не объективен, ежели не укажу, как наш «монарх» использовал территорию школы как гараж для сомнительных «бизнесменов», которые в недалеком будущем пополнили спецзаведения усиленного режима.
 Вернёмся же к детям. Что особенно запомнилось во время этой самопосадки? Параллель 9-х выпускных классов; за них смело могу ответить: каков уровень, цвет, запах. Ведь как-никак генофонд нации. Начинались классы от «А» до «Д». Особой любовью отмечаю 9 «Д». Они, когда строем шли в раздевалку, а я, если последний урок, естественно, их сопровождал в роли надзирателя, точь-в-точь, как мятежные матросы и солдаты в октябре 1917 года, распевая «Интернационал», истошно вопили: «Мы - дебилы, мы - дебилы!» Поразился такому общему душевному стриптизу по отношению к себе, ведь это было действительно так. Во всяком случае, за честность ставил их намного выше, чем Администрацию школы. Вспоминаются многие курьёзы, связанные с этим классом. Например, вхожу в класс, все стоят с какими-то загадочными, чего-то ожидающими глазами. Сообразил, ждёт сюрприз. Неожиданно один ученик по фамилии Дегтярёв, пародируя телерекламу собачьего корма, всыпает в пасть «Пэди грипайл», прячется под парту и истошно лает. Все ждали моей реакции… Прекрасно понимал, что поступать как мои коллеги, испытывая крепость указки на том месте, где должна быть голова, крайне не разумно. Этот способ слишком примитивный и на практике себя не оправдал. Нужен нестандартный ход. Поступил крайне мудро (очень редко себя хвалю). Прекрасно понимал, что это не собака, и что очень скоро устанет, и что данная пища, судя по упаковке, предназначена не ему. Так оно и получилось. Он лаял ровно 6 минут и 44 секунды. Потом сначала выплыл любопытный, но уже измождённый глаз, а потом и весь утомлённый человекопёс. Ну, а Ваш покорный слуга, чтобы поддержать школьный драмтеатр и такие мхатовские начинания, продолжил рекламу, точь-в-точь, как по телевизору: «Посмотрите в какой она форме!» Далее посоветовал Боре Дегтяреву, где к следующему уроку можно купить «Вискас». Таким образом, боевое крещение было пройдено с моей стороны достойно, и был зачислен в СВОИ.
Были казусы, связанные с этим классом, которые вызывали слезу умиления на моем лице. На одном из уроков была дана самостоятельная работа на тему: «Кем я хочу быть, когда стану взрослым?» Собрав по окончании урока эти творения, начал внимательно их изучать. Меня поразило сочинение Васюкевича. Оно так и началось: «ГДР». Я сразу не понял, причём здесь государство, которое уже не существует. Но потом, при тщательном изучении, внизу обнаружил сноску: «ГДР - это горилка домашней работы». Углубился в чтение. Для меня было величайшим открытием, что ученик 9-го класса располагает глубинными познаниями в этой области. Мало того, он хочет усовершенствовать систему очищения, чтобы люди не травились, и довести свою конструкцию до конкурентоспособности с западными партнёрами, создав в конечном результате продукт, аналогичный «Абсолюту». Его так же беспокоит, что медвытрезвители, в области санитарии, в ужасающем состоянии, и их необходимо довести до уровня скандинавских стран, и что в данной проблеме в корне нарушаются права человека. Во всей его работе чувствовалось глубочайшее переживание за нашего обездоленного гражданина. Искренне уронил слезу: в этом ученике человеческая сущность не вытравлена.
 Другой шедевр принадлежал Островскому (наверное,  потомок известного классика). Тот предчувствует, что его сознательная зрелая жизнь пройдет в «зоне», и крайне обеспокоен тем бардаком  и беспределом, что там творится. Он разработал целую программу гуманизации тюремной жизни. И, что меня потрясло, в первых пунктах у него было запланировано наличие церкви и духовного отца. Правда, в конце подчеркнуто, что он будет не против, если рядом обоснуется женский монастырь… Далее библиотека, зрительный зал, камера на 2-3 человек, душ… Одним словом, получается целый гостиничный комплекс «Метрополь». Но уже одно то, что они склонны к подобной фантазии говорит о том, что у них присутствует самостоятельное мышление, а это уже положительный фактор.
Глыбин, третьегодка из 9-го «А». По сравнению со своими сверстниками, если смотреть со спины, когда они шли курить на перемене, могло прийти в голову, что это отец с сыном. «Вам всем кажется, что это меня наказали, оставив на третий год, нет, это вас наказали», - так философски он часто подчёркивал своё преимущество. Как-то обсуждали проблему экологии. Любознательные ученики задавали волнующие их вопросы. Один из них, кого особо выделял за смекалку, спросил: «Скажите, пожалуйста, ведь при дальнейшем таком отношении к природе и последствиям Чернобыльской трагедии, неизбежно то, что наше поколение не сможет иметь детей, вплоть до общего вымирания?» Вполне хороший и актуальный вопрос. Но здесь, услышав о проблеме деторождения, проснулся гигант Глыбин.
- Га-га-га, у него детей не будет, - каким-то торжественным голосом изрёк он.
- Это почему? - искренне заинтересовался.
- Потому что у него все сперматозоиды сдохли, га-га-га! Наступила тягучая пауза…
 Ждали все, ждал и я. Что ждали все: догадывался. А вот чего ждал я? Вспомнил старую мудрость: «Чем больше пауза у актёра, тем выше класс его игры!»
 Понимал, что в постсоветской школе, в первую очередь, необходимо быть актёром, дабы не загреметь в «Новинки» с диагнозом «шизофренический школьный синдром». Выждав минуты две или три, чем изнурил окончательно своих питомцев, в свою очередь, изрёк: «Мне импонирует, что у тебя такой чувствительный язык, который определяет, где мёртвые, а где живые. И с подобными уникальными способностями, ты смело сможешь устроиться в любой колхоз или совхоз ветеринаром с таким узким профилем полезности, особенно там, где низкая рождаемость». Класс сотрясался от хохота. Глыбин мне вопросов больше не задавал до конца учебного года. Но дважды, проходя возле его подъезда, около меня, буквально в полметре, с 9-го этажа падал снежный ком. До сих пор не знаю, случайно это или нет?
 Ещё один уникум, по фамилии Голубович. Лучший друг Глыбина. Это их я подразумевал ранее, как отца и сына. Полная противоположность Глыбину в физическом развитии. «16 килограмм с ботинками», - так называли его одноклассники. Он сидел на первой парте и с каким-то сладострастием что-то выводил в тетради. Решил полюбопытствовать. Заглянул, а там на всю страницу - немецкие нацистские кресты. Сразу пришла мысль, что, быть может, он рисует древний индийский символ. Решил спросить: «Что это?» «Я за Жириновского и за возрождение русского фашизма, смерть сионистам!» - отрапортовал мне белорусский гитлер-югенд. Нет, я его не ругал. На следующий урок собрал соответствующую литературу, имевшуюся в моей личной библиотеке и особенно труды доктора Розенберга: фотографии черепа истинного арийца, какой уровень физической подготовки должен быть у истинного арийского мальчика в таком же возрасте, как у Голубовича. Вывел его к доске, повернул в профиль и начал с черепа. Для меня это было забавно в целях личного познавательного исследования…
Череп, как и предполагал, и близко не подходил к арийскому образцу, а физподготовка … коментарии здесь излишни. Уточнив его родословную, оказывается в конце ХIХ в. его предки относились к еврейской черте оседлости в городе Бобруйске, окончательно подвёл финал… По книге доктора Розенберга, такой неполноценный индивид подлежал немедленной стерилизации.
- А это как? - испуганно спросил Голубович.
- Уничтожению, - честно дополнил.
- Так что эти кресты при твоем добровольном выборе - твой жизненный финал! Твой курорт - Дахау!
 Потом он долго рисовал исключительно кремлёвские звёзды. Во всяком случае, это не худший вариант.
 После изнурительного трудового дня, по-роденовски подперев подбородок, предался невесёлым думам о бренном бытие. Дверь отворилась, и моим утомлённым очам предстал завуч Сергей Иванович Прогибин. Очень юркий, хитро скроенный человек. Глазки шныряли везде и повсюду, всё подмечали, добросовестно протоколируя в отдельную тетрадь для отчета пред Самим!!! Он сел напротив меня, и мы пристально стали сверлить друг друга недружелюбным взглядом.
- Ваш рабочий стол требует ремонта, займитесь этим, - мягким фальшивым голосом начал он.
 Перевёл взор на объект беседы. Стол или то, что должно было называться столом, с тоской взирал на меня и кажется вопил: «Кремируй, всё, что угодно, только никаких очередных протезов». Вид его был жалок и вызывал сострадание.
- Разве можно с позиции медицины, реанимировать труп? - спросил его…
 Он изумленно провожал меня до двери ничего не понимающим ошалелым взглядом. На коридоре технички с боевым запалом непонятной мне лексикой выкуривали всеми доступными способами кого-то из туалета. Шёл в учительскую для сдачи журнала. На душе было муторно, перспектив для оздоровления никаких. В просторной аудитории застал множество колоритных персонажей. Пришлось отвечать на какие-то непонятные вопросы, выдумывать искусственные жесты. Это было омерзительно. Лесть и ложь густым потоком обволакивали это помещение и за годы регулярной подпитки до такой степени укоренились, что без них не мыслила существование и сама школа!
- Валентина Васильевна, поступили от Белкалия импортные детские куртки.
- Я беру, сколько?
- Вашему всё равно не подойдет этот размер, я всё заберу, Инесса Леопольдовна.
- Почему это не подойдет?
- А у него ведь дефект, одна рука короче другой, - злорадно заметила та.
- А у вашего - ожирение, к сезону ему вряд ли понадобится…
Наблюдая за всем этим роем каких-то жутких гадов, героев персонажей Ф. Кафки из его «Превращения», способных при благоприятном моменте беспощадно пожрать друг друга, стремительно вышел прочь.
Навстречу с обезумевшими глазами летела мать одного из учеников, Дробыша. Она, обливаясь пьяными слезами, несла невразумительную речь. Мой мозг, воспитанный на гармонии и покое, лихорадочно искал пути спасения. Понял только одно, что в свежеприготовленной браге её сын утопил кошку и весь её выводок. «Извините, все вопросы к учительнице литературы, они недавно «МУМУ» проходили», - с трудом нашёлся и третировался к выходу.
Покидая эту школу после благородно с моей стороны отработанного контракта, грустно вспомнил Ф. М. Достоевского и его «Братьев Карамазовых», особенно главу «Великий Инквизитор». Так захотелось схулиганить, сняв табличку «директор» и установить «Великий Инквизитор», ибо, побывав на ПедСоветах, приходил в ужас, наблюдая, как мои коллеги, в большинстве находясь в здравом уме, покорно слушали ту словесную ахинею, которую нёс этот тёмный пастор. А что говорить о детях? А судьи кто?

1993-1994 г. г.


Исповедь 2

Со всей анатомии, лучше всего я знаю    расположение мозга, даже не  заглядывая туда…!

Сельский педагог - это больше, чем педагог…

Наконец, устал, устал от пыльного лживого города, устал от тупой суеты, устал от родителей, вечно молящихся на телевизор в надежде, что им интервью даст сам Спаситель. Одним словом - по стопам Солженицина, то есть в глубинку, в самую настоящую, немытую деревню. Часто меня спрашивают, почему я работаю в сельской школе? Отвечаю: «Эту работу сравниваю с трудом паталогоанатома; разгребать омертвевшие ткани, в надежде отыскать живую клетку в загнивающем организме». С точки зрения медицины, профессиональный хирург, дабы добиться права исцелить пациента, прошёл период ознакомления с омертвевшей плотью, изучив его досконально. Так что мой выбор временный и закономерный. Это один из этапов моей жизни познания, чтобы в дальнейшем правильно определять социальный диагноз. И здесь полностью согласен с мыслью великого русского поэта И. Бродского, что наша «Цивилизация» напоминает разлагающегося трупа, из которого уходит душа.
 Деревня, при беглом её изучении, укрепила меня в этой мысли. Выбор мой был непонятен среди друзей, родственников. Только внутреннее убеждение и стоицизм, как я его называю «синдром Гиляровского», который в буквальном смысле «облазил» всю Москву, дабы оставить свой бессмертный труд «Москва и москвичи», уверенно вело меня по этому тернистому пути.
Первое знакомство, как это и принято, - директор школы. По предшествующему опыту, а так же из бесед со своими коллегами, уже понимал, с кем мне предстоит встретиться и был к этому готов. Наша постсоветская система ещё изрыгала старые принципы, и, как всегда, на гребне утверждались «проверенные стойкие кадры», иерархия соблюдалась безукоризненно. Вялодышащий колхоз, в ведении коего и на попечении которого находилась школа, носил бойкое название «Путь к коммунизму!» Устремив свой жадный до познания взор по указанию руки Ильича на сельсоветском стенде, упёрся в МТС-овскую свалку, и итоги пути получили свои законченные формы. Дабы осуществить исследования, мне опять же необходимо было неоднократно проявить актёрские способности.
Встретил меня хмурый, с отвислыми щеками, колючим, настороженным взглядом уже пожилой, но еще с неким номенклатурным запалом, серый человек.
- Вы и есть наш новый историк? - полюбопытствовал он.
- Да, это я, - честно отрапортовал, стараясь преданно смотреть ему в глаза.
 Он провёл меня по школе и показал все её «достопримечательности», после чего у меня обострился нервный тик, подёргивание века. Он же настороженно, искоса поглядывал на меня и, по всей видимости, был поставлен мною в неловкое положение: «Почему он мне подмигивает?» Я же в свою очередь ничего не мог поделать, будучи натурой впечатлительной. Окружающий «оазис» вызвал во мне противоречивые чувства. Таким образом, на целых долгих, мучительных три года стал сельским учителем.
Попались классы с 5-го по 11-й. Самый многочисленный -  девять человек; самый малочисленный - три человека. Что больше всего запомнилось? Конечно же - коллеги. Это, в большинстве своём, были люди, которым эта школа осточертела за долгие годы «самоотверженного коммунистического труда». Но невидимое крепостное право, рутинная привычка и вечный лозунг «Так надо!» толкало их ежедневно на эту узаконенную каторгу. Приходя в учительскую, в сердцах, ненавидя и люто завидуя какому-то, хоть малейшему успеху своего коллеги, они широко расплывались в иезуитских улыбках, при этом сверля холодными, всепроницающими глазами, начинали лицедействовать друг другу. Темы были разнообразные, но только не тревога и переживание, что школа уже давно потеряла статус просветительского учреждения. Неудивительно,  ведь многие были отсюда, из села. А это значит, что профессию учителя необходимо сочетать и с фермерством, и строительством, и торговлей на рынке, и многим, многим другим; причём последние факторы трудовой деятельности были для них намного важнее и ценнее, чем основной. Но, к счастью, были и достойные уважения и почитания. О них немного впереди. Запомнились и некоторые ученики, как с положительной стороны, так и с крайне отрицательной. Чтоб окончательно завершить визуальную картину, школа напоминала примерно послевоенные годы. Стены облезлые, безвкусно выкрашенные лет десять назад в тёмно-зелёный, с мрачными тонами цвет, что толкало на неприятную аналогию с психушкой. Точно также были выкрашены стены в «Новинках», где мы, будучи студентами, навещали в 1990-м году нашего больного сокурсника. Что-то постоянно выходило их строя, где-то что-то давало трещину, крыша регулярно текла. Из центра - ни копейки, зато ежемесячные комиссии, проверки с толстозадыми (для меня это было открытие) бесстыжими чиновниками. Имелась полупьяная бригада котельщиков, силой и природной изобретательностью коих, кое-как залатывались эти изъяны. Самогон служил эквивалентом расчёта. Но зато надёжно и стабильно, как в Цюрихском банке.
Дружбу, как ни странно, заводил с людьми, которые работали в школе, но к педсоставу не имели никакого отношения. Это, конечно же, как я его лично назвал: «Чепелевский Сократ - Рыгорыч!» Он и плотник, и сантехник, и садовник, и … много всяческих других обязанностей, одним словом, вся школа держалась на плечах этого жизнерадостного, 72-х-летнего балагура и самородка. В нём действительно сохранилась душа младенца. Естественно, коллеги очень отрицательно воспринимали наш духовный союз, особенно молодые гусыни-девственницы, сохранившие девичью честь не из-за любви к Создателю, а по причине необузданных амбиций, потоком перехлёстывающих их очерствелую плоть. Сколько было выпито с Рыгорычем, точно сказать не могу, но то, что очень много, это факт. Искренне обогащался его природной мудростью. И по духу он мне был во сто крат ближе, чем те лицемеры, которые называли себя учителями с большой буквы. Лично мне импонирует древнее высказывание: «Я знаю то, что ничего не знаю!» Уверен, буду её придерживаться всю оставшуюся жизнь. «Познать самого себя» - вот главный ключ земного бытия. Дедушка же на рубеже ключевого итога своей земной жизни на вопрос: «Как самочувствие?», философски бодро отвечал: «Вскрытие покажет…!»
Для моего познания, это было уникальное явление, так называемый, ходячий архив жизни. Он мне действительно напоминал Сократа по образу жизни и мышлению, философским воззрениям, исключительно личным наблюдениям. И даже его сварливая супруга была точной копией Кстантипы - жены Сократа. Никогда не забуду, как он пришёл своим бодрым, молодецким шагом в школу и приёес легендарный нектар «Грушевку» личного приготовления. Мы с ним отлучились в райский сад (единственное место в этой деревне, где действительно всё напоминало Эдем, особенно в пору цветения). Выпив по стаканчику, смачно прикусив тем, что находилось в его карманах: два огурца, кусок зачерствевшего хлеба и три кусочка, пахнувшего табаком сала, закурили. Чувствовалось, дед чем-то озадачен. Ворошить душу не было никакого желания, тем более по своей природе я человек крайне деликатный.
-Вчера, Иваныч, немного переборщил, - издалека начал он.
Так как это было довольно часто, этому не удивился, но подумал, что это только  предисловие. Так оно и оказалось.
- Понимаешь, шёл домой, моя, как ты знаешь в больнице. Навстречу - Пална. Шуры-муры… Она тоже под мухой, ну я её в стог и завалил…
Знал, что дедушка в свои 72 - рысак ещё тот. Но почему он так взволнован? Ведь это подвиг!… Но, когда он, наконец, высказал свою тревогу, искренне хохотал, да и сейчас вспоминать этот случай без смеха не могу.
- Понимаешь, Иваныч, - продолжал он, - мне - 72.
- Ну и что? - искренне недоумевал я.
- Ей - 45, - недоумение продолжалось с моей стороны.
- Так могут же привлечь за растление малолеток, - выпалил в сердцах дед.
В дальнейшем долго его успокаивал, приводил аргументы и, в конце концов, доказал, что он должен пополнить книгу Рекордов Гиннеса своей фамилией, кстати, его фамилия Дым. Забавно бы звучало: «72-летний житель деревни Нью’Чепели Солихламского уезда Дым Адам Григорьевич в дым пьяный совершил акт совокупления с односельчанкой, чем вызвал протест всей деревни со стороны представителей консервативных кругов и пристальное внимание со стороны западных научных кругов…» Мысленно рисовал картину триумфальной славы моего собеседника и личную роль секретаря.
Про дедушку ходили всеразличные слухи, одна фантастичней другой. Как-то, арендовав у колхоза старую, уже умирающую своей смертью, колхозную кобылу (их в штате у конюха было три), что-то вёз  на возу домой, наглухо всё это замаскировав от постороннего взгляда и дождя. Навстречу шёл односельчанин, вечно любопытный и постоянно с лживой информацией в голове, часто дающий пищу бабушкам на завалинках. Так что благодаря ему, местное радио работало без сбоев.
- Рыгорыч, что везешь? - сощурив сальные глазки, спросил этот подозрительный тип.
Дед, не торопясь, слез с воза, подошёл к нему и шепнул на самое ухо:
- Овёс.
-А почему шёпотом? - искренне удивился любопытный односельчанин.
- А чтобы кобыла не слышала.
На все глупые вопросы он всегда находил хорошую шутку, чем порой наживал себе недоброжелателей со стороны людей, которых в народе называют очень простым термином: мудаки.
Кочегарка, особенно в зимнюю пору, служила нам в роли трактира. Публика собиралась разношерстная, но регулярно и систематически пьющая. Мордатая Танюша, густо усеянная красными прожилками, что указывало на её особую любовь к разнообразным напиткам, выполняла функции официантки. Из неё буквально клокотали, как из нефтяной скважины нечленораздельные звуки матерного характера. Три, сменяющие друг друга котельщика, два приблудных кота и знаменитый на всё село пианист и преподаватель «роднай мовы» Сан Саныч. Таков штат моих собутыльников, включая Рыгорыча. Там и познавал сельские реалии.
Что касается учеников, то были такие, которые внесли жгучую тревогу в мою уже ко всему привыкшую душу. Например, Асик Денис. К нему очень подходит крылатая фраза: «Мал клоп, но очень вонюч!» Его родители, простые рядовые колхозники, свято уверовали, что, родив ребёнка, их обязанность только кормить и материально поддерживать. Нравственно-духовное начало - это для них из мира фантастики. Поражался, насколько этот сорванец, внешне выглядевший ухоженным, сытым, внутренне был глубоко деградированным. В своём развитии, для 7-го класса, он отстал, по моим беглым подсчётам, на 5 лет.
 Сидит за рабочим столом учительница и заполняет журнал. Рядом с ней её личные вещи: сумочка, кошелёк, набор ручек. Он нахально хватает кошелёк и выбегает из класса, учительница за ним… Догнав его после непродолжительной спринтовской дистанции и, выхватив их рук кошелек, она, задыхаясь от его наглости и своего быстрого бега, едва находила слова для данного поступка. Он же, в свою очередь, нахально глядя ей в глаза, выпалил: «А это не я!» Какие после этого могут быть характеристики для данного субъекта?
Как-то по осени произошёл жуткий случай: жена на почве бытовой пьянки, что являлось нормой жизни села, убила своего мужа. Расчленив топором, пыталась скрыть следы в собственном саду. Благодаря чистой случайности и бдительности одного ученика, её буквально разоблачили по свежим следам. Свидетелями этой чудовищной картины оказались ребята из школы и, конечно же, не обошлось без Дениса. Все, кроме Дениса, кто видел это, в дальнейшем нуждались в психиатре. А что же последний? Буквально в течение недели на уроках он шокировал учителей пикантными подробностями и знанием анатомии, как осуществлялась эта бойня. При этом его глаза блестели каким-то азартом. Здесь не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы сделать печальные выводы…
Финалом моего «педагогического триумфа» была «Великая Проверка», которую устроило РОНО. Лично благодарю Господа, что она состоялась, так как была возможность во всей красе лицезреть этих паразитов и неадекватное поведение некоторых моих коллег, дабы им угодить. Зрелище потрясающее: воистину лицемерие  и двуличие маленького серенького человека безгранично! Как всё-таки трудно взрастить, вопреки всему, в себе личность!!! Итак, к нам едет Ревизор. Прав, ох как прав был Н. В. Гоголь, обессмертив своё творение. На эту жалкую периферийную школу, с её мрачным внешним и внутренним видом, прибыла целая делегация дармоедов. Серьёзные серые лица, министерские папки и какой-то зловещий азарт покарать. Как потом позже узнал, именно с этой целью и был устроен данный спектакль. Новый директор, а именно этот несчастный был избран козлом отпущения, их радушно принимал. Для меня тоже был приготовлен проверяющий. Это была женщина средних лет, с усталым измождённым, но со следами  лукавства  и борьбы за существование, лицом. Мне необходимо было подготовить несколько открытых уроков. Один из них я провёл в её присутствии, прекрасно понимая уровень знаний и возможностей данного класса. После всего мы имели индивидуальную беседу. Она что-то говорила, а я покорно кивал головой. Но было какое-то тошнотворное состояние, так как эта леди до такой степени была ограничена в исторических знаниях, а претензии на величие её штатной должности бурлили в ней вулканом. По отношению  к дамам всегда по-чеховски  крайне деликатен, но здесь не сдержался и задал несколько осторожных вопросов и окончательно всё понял.
- Извините, а вас кто-нибудь проверяет? - спросил я.
- Зачем? - изумлённо отпарировала она. - Я же сама - проверяющая!
Мне стало очень грустно по поводу будущего этой страны.
Далее итоговый педсовет со всей этой сворой.

«Всмотрелся пристально - куда попал?
Любопытству нет предела,
И тут же мимо проскакал
Какой-то псих и Зав. Отдела!»

Оратор за оратором сменяли друг друга. Каждый пытался показать свою «проделанную работу», и, чем больше он выкапывал грязи, тем качественней считался выполненным критерий, поставленной им «задачи». Особо потрясла дама с бульдожьим лицом и гневно пылающими бесцветными глазами. Обладая талантом создавать внутренние миры, представил её в кожаной куртке, в красной косынке, с маузером на боку - типичный представитель октября 1917 г.: Мисс Коллонтай - Швондер. Она, как робот, изрыгивала цитаты из Макаренко по поводу воспитания в духе переходной революционной эпохи, рассекала воздух нервной жестикуляцией, явно предпочитая иметь в данный миг боевую шашку с неограниченными полномочиями, выражала протест по поводу упадка тяги детей к знаниям и общественному труду. Глава делегации, с типичной для этой миссии фамилией Быченя, сурово осматривал аудиторию. Дамоклов меч завис и надо мной, когда отчитывался мой полпред. В итоге, попросил слово. Был крайне краток и, в отличие от молчавших жертв - моих коллег, сказал всё, что думаю по этому вопросу. Закончил исторической фразой: «Если придерживаться вашей методики, для этого надо окончательно деградировать. История, кою я имею честь преподавать и любить как науку, меня оправдает!!!»
 Позже доброжелатели из РОНО мне сообщили, что Быченя, собрав всех своих быков на месте, с тревогой сказал: «В наш департамент просочился слишком умный…» «Мавр сделал свое дело, мавр уходит». Спустя неделю написал Заявление об увольнении по собственному желанию. В школе произошли мрачные преобразования. Директором стала женщина, падкая к авторитарным методам управления, и пара бесцветных гусынь - её заместители. Думаю, что интеллектуальный уровень не поднимется у учеников - ведь проблема упадка абсолютно по другим многочисленным причинам.

«Учу детей, тоска берёт.
Такая деградация,
Родители, дошедшие давно,
Колхоз в долгах,
Плюс радиация…»
Вот такой мрачный прогноз...
Неоднократно улавливал на себе удивлённые взгляды, шёпот по поводу моего поведения и образа жизни. Я же воспринимал это как комплимент. Безумие для окружающих - это непонятное поведение, способ мышления, духовное накопление. Всё это в совокупности называется совершенством ума. И этот процесс безграничен, вечен. Регулярное непонимание меня большинством, творящих жуткую реальность, и есть свидетельство постоянно пополняющегося моего духовного клада.
 Итак, я на верном тернистом пути, исследования продолжаются. Апофеозом данного этапа является поэма, которой и завершу мою педагогическую эпопею.
 Диагноз школы в Нью’Чепелях: «Здесь даже самые худшие ученики по своей внутренней чистоте во сто крат превзошли своих педагогов!»


Путешествие по резервации или пятьдесят мгновений любознательного ока.

О, дайте, дайте мне стакана.
Я истины хотел,
А получилась драма!
1.
Бреду, какой уж год в надежде,
Что отыщу, как прежде, я остров,
Где найду покой. Увы,
Мой путь увеян хронической тоской!
2.
Веду дневник я странствий,
Ну, прямо оторопь берёт:
Великий русский наш народ
В бреду угарном с патронташем
Гуляет, пляшет и поёт. (Шабаш)
3.
Вот впереди маячит рожа,
Лицом уже не назовёшь,
Весь дёргается, пахнет лошадиным потом,
А на ногах прилип помёт.
4.
За ним субъект ещё похуже,
Таких я, впрочем, не видал.
 В НКВД его Цанава, наверное, пытал…
5.
Идёт походкой Обалдуя,
Хромает аж на две ноги.
Пузырь в кармане от шампуни,
И уж давно как высохли мозги.
6.
Своей страной я восхищаюсь,
Уже ничем не прошибёшь.
Порою даже наслаждаюсь,
Нормален ли я сам, ведь хрен поймешь.
7.
Короче, я продолжу путь поглубже,
Ведь есть забавные места.
И очутился возле мутной лужи,
Там подмывается какая-то коза…
8.
Робко подошёл, окинул взором,
Почуял лёгкий «аромат».
Приехал бы сейчас Невзоров,
Для него ведь это клад!
9.
Из какой-то мрачной кучи
Появилась голова.
Ах, боже мой, гусар летучий,
Осоловелые глаза.
10.
Они вылазят из орбиты,
И больно выпирает лоб.
С мозгами, видно, туговато,
Догадываюсь, какой их ждёт приплод.
11.
Бабулька собирает тару,
За ней маячит дед Талаш.
Видать, с хорошего угару,
Ведь слышу только: «Мать, да мать!»
12.
Ну, наконец, иллюминация,
Хвала Всевышнему «Цивилизация».
Кабак с названьем «Русь», ну, что ж
Пройдусь…
13.
Попал на самую разборку:
два бугая пинают вошь.
На homo sapiens не похож.
Из «новых» видимо он будет,
И больно прыток, не проймёшь.
14.
Орёт и баксами швыряет
Своим обидчикам в лицо.
Каким-то киллером пугает,
Лас-Вегас всё упоминает,
Где личное имеет казино.
15.
Какая-то смазливая девица
Перед подругами решила поделиться,
Что верноподданный супруг недавно,
Посетив Париж, перед партнёром облажался,
На ужине в «Soar Paris» нажрался.
16.
Скакал козлом, орал и жутко выл,
Грозился им прислать ракету.
Рыгнул обильно, помочился
Под изумлённые глаза.
Шатаясь, гордо удалился!
17.
В восторге дамы от поступка,
Ведь для них он Робин Гуд.
«Козлы, буржуи, проходимцы!
И помощи давно не шлют!»
18.
Вожу я взором по вертепу,
Холодный пот до пят прошиб.
Пробило даже на икоту,
Головокруженье и тошнит.
19.
Да, истины здесь не найду,
Окутало всё паутиной.
Где же святыня? Все в бреду:
Потоком прут в пучину…
20.
Решил я школу посетить,
Ведь будущее важно.
Должны хоть как детей учить,
Чтоб избежали кражи.
21.
Зашёл и обмер на пороге,
Сюжет достоин быть в веках:
Две жертвы спермы третьесортной
Котёнка потрошат…
22.
Я сомневаюсь, что в хирурги
Себя готовят в данный миг.
И анатомия им чужда,
Важней всего предсмертный хрип.
23.
А мимо, как-то странно, боком
Прошёл ещё один стервец.
Молчит, хотя повёл бы оком,
Куда-то прёт наскоком
На свой худой конец…
24.
И тут меня вдруг осенило:
Таких уже я познавал.
Ширнулся, шельма, в туалете
И ловит свой девятый вал.
25.
Ему навстречу ещё двое,
Как в бой идут плечо к плечу.
При этом один, жутко воя,
У наркомана рвёт парчу…
26.
И тут поехало, пошло,
Клубок катается по полу.
Где же начальство? Персонал?
В конце концов, Директор школы?
27.
Зашёл я в класс 9 «Б»,
А мне кричат: «Чего тебе?»
Два могучих акселерата
Учительницу кроют матом,
Диктуя ей свои права.
28.
Она дрожит, в глазах мольба,
Ведь циркового не кончала.
Быть дрессировщицей зверей
Необходимо для начала.
29.
Ими же руководит какой-то  хлюпик-паразит.
Ну, просто вылитый Ульянов.
Они ж покорно исполнять готовы всё,
Едрёна мать…!
30.
Смешно и больно созерцать
Весь этот бред, и где искать
Хотя бы бочку Диогена,
Уж лучше в ней закиснуть смело,
Чем этот жуткий полигон,
Где управляет всем невидимый патрон.
31.
В Нью’Чепели рванул, поближе к простоте.
Не уж и там такая свалка?
Навстречу мне идёт свинарка,
Взвалив на плечи целый пуд.
А там животные ревут.
32.
Глаза безумные вращает,
Озирается вокруг. Уверена,
А вдруг поймают,
Тогда уж всем селом пропрут…
С прискоком, как-то, воровато,
Шать, шмыганула в захудалый двор.
А там сопливые ребята приготовили топор.
33.
Необходимо расчленить, засол, мешки
И - утаить, хотя бы в выгребную яму.
Ведь будет шмон, патруль, собаки,
Немытые вояки из добровольного комбеда.
Колхоз тряхнут, накажут деда,
Как отпущения козла.
Не нов сюжет, и всё уж было
В прошедшие года.
34.
У заброшенной калитки
Механизатор в луже спит.
Сопит, пуская пузыри.
Отключены совсем мозги.
Продал, каналья, коленвал,
Украденный в колхозе.
А завтра будет всем завал
Без трактора в заводе…
35.
Я понял, что глубинка стонет
Под игом страшного греха.
Кругом развал, и новостроек
Им не увидеть никогда.
А туалет дополнил ясность,
Неописуем этот вид…
Один в селе лишь председатель
В клозете кафельном сидит!
36.
Вдруг слышу, как в канун февральский,
Вопль иссушённый, с хрипотцой:
«Хлеб привезли, в атаку братцы,
Пожрём сегодня на убой».
И мчит ватага телогреек,
Смешалось всё: малец и дед,
Старуха, девка, ведьма, веник,
Мешки, заплаты…
Один лишь я - анахорет.
37.
Похоже это на Ходынку:
Визжат и корчатся в толпе.
Кто-то врезал, кто-то плюнул,
А кто-то с головой в дерьме.
Всё это месиво кишит,
Как Булгаковский мутант.
А участковый не спешит,
Зачем ему весь этот смрад?
38.
Они здесь - местная элита
И управляют «голытьбой».
А если дашь ума крупицу
И в клинику оздоровиться.
Тогда пропал клозет от финна,
Хатынь усадьбе и их малина
Мгновенно превратится в вонь.
39.
А тут вечернею порой колхозную скотину
Ведут на водопой,
Как будто в смрадную пучину.
Освенцим сельский, жуткий вид,
Бедные Бурёнки, узники колхозных пут,
Как жаль мне Вас, сестрёнки.


40.
В глазах глубинная тоска,
Рога и те повысыхали.
Костлявы, немощны, а молока,
Уж, третий день как не давали.
Окутал всех какой-то мор:
Ветеринар в запое.
Вот в Индию бы на откорм
И были бы вы в Законе!
41.
А впереди культуры клуб.
Ну, думаю не всё пропало,
Здесь отойду и отдышусь
От жуткого кошмара.
Открыл большую кованую дверь,
Зашёл, как в храм при службе.
И тут же оплошал -
По щиколотку в луже…
42.
Принюхался, какая вонь,
Культурою не пахнет.
У сцены скорбно стоит конь,
Овёс и пьяный пахарь.
Бедняга сотки пропахал,
А самогон - награда.
С зав. клубом выжрал и упал
На сцене словно мавр…
43.
Куда бежать? И где найти
Приют, келью? Побыть бы годик взаперти
Средь книг, тетрадей вековых,
Иначе буду круглый псих,
Затравленный всей этой сворой…
44.
Остановился у Собора
На фоне жалких сельских изб.
Как в сказке блещет куполами,
Огромный двор, у входа - сани,
А в них добра поверх лежит.
Дьячок убогий семенит
Со связкой кованых ключей.




45.
И воровато озираясь, взвалил мешок харчей
На хрупкую тугую спину.
Шмыганул в свою малину,
А там таких «святых отцов» -
Огромная капелла.
Не уж и здесь вселился грех?
На санях - вылитая стерва…
46.
Сидит боярыней в мехах,
И розовый румянец
Здоровьем пышет на щеках.
«Отцы» ликуют: вот презент
Подкинули им щедро.
Отпели её мужа - пахана
Из «новых русских»,
Назад лет десять из ЦК.
А помер он от жуткого похмелья.
47.
«Святой» Вертеп, в округе - голод,
Падёж колхозного скота,
А их «обитель» за полгода
Цветёт и пышет на века.
Возглавляет сию «обитель»
В былом отважный капитан,
А раньше при Советской власти
На Пасху бабушек гонял.
48.
Был атеистом убеждённым
При советском МВД, партийный,
А сейчас уже не важно,
под рясой скрыт упырь в дерьме.
Главней нажива, хватка зверя,
При нём прислуга из своих,
А службу он ведёт, уверен,
Насмехаясь в Божий лик.
49.
Я не хулю, ведь есть приходы,
Где скромность, вера, простота.
Там Чистый Дух, а эта свора
Не сунет носа никогда.
Святой отец прошёл тяжёлый
И длительный священный путь, -
Здесь чувствуешь себя не вором,
Душою можно отдохнуть!!!
50.
В храм собственной Души спустился.
Какой покой! Я насладился.
Вот здесь, пожалуй, отсижусь.
Вокруг - накопленные книги.
По полкам нужно разложить,
Сдуть пыль,
А что в пути увидел
Слезами собственными смыть!!!

белорусский Босх
1995 - 1997 г. г


Читаем Иван Ильюкевич на www.stihi.ru