6

164-й этаж

   Александра была права, чувство близкой кончины обосновалось в душе почти сразу после ее гибели, у обоих. Андрей медленно открыл глаза. Мальчик смотрел на него, тихо, смирно. Он не улыбался, не ревел, он подозревал что-то. И эти подозрения начинали пугать сантехника. Никто из присутствующих так и не узнал, каков же его скелет в шкафу. А вот нечто знало, нечто было в курсе и приберегло его на десерт. Он обещал покойной мачехе Пети постараться сохранить его жизнь. В той ситуации другого он сказать не мог, только вот как ему это сделать? Положить аккуратно на пол и не трогать? Мертвый Дмитрий из будущего верно сказал: они все тут умрут. И то, что последними остались именно он с ребенком – отнюдь не случайность. Все они тут неспроста. В этом мужчина не сомневался.
   Раздался неожиданный «бздынь» - Андрей вздрогнул, он и не заметил, когда к нему вернулся слух. Потрогал одно из ушей, кровь уже запеклась. Сантехник щелкнул пальцами и почти сразу за его щелчком повторилось: «бздынь». Он все слышал! Такой звук включают в старых зарубежных фильмах, когда лифт достигает нужного этажа. Он же напоминает звонок для вызова портье на ресепшене. «Бздынь» – зазвучало откуда-то снаружи, потрескавшийся, заляпанный кровью и мясом, с частями свисающей из правого верхнего угла толстой кишки монитор перестал показывать «164» и отключился. «Бздынь» – в четвертый раз прозвучал зловещий сигнал, и двери начали открываться. Андрей замер, чего он только не ожидал с той стороны, но предугадать все равно было невозможно.      
   Первым делом там была тьма. Тьма и пустота – ни света, ни звука, ничего, тяжелое, черное, непроглядное ничего. Никто не выскакивал из-за углов, не сманивал его, не пытался как-либо навредить. Лифт стоял с открытыми дверьми нигде. Прошло пять минут, затем десять, еще пятнадцать, сантехник ждал подвоха, что вот-вот начнется его экзекуция. Тишина заполнила железную коробку, заползла снаружи и поселилась внутри. Через полчаса, если внутренние часы еще хоть немного работали, Андрей встал. Петр снова уснул, аккуратно положив его на пол – мелькнула мысль, что именно этого от него и хотят – сантехник приблизился к краю. Осторожно выглянул, опасаясь чего угодно. Что угодно продолжало безмолвствовать и бездействовать.
   «Возможно, это и есть мое наказание – ничего. Долго я еще так протяну? А мальчик?» – он вернулся к мерно посапывающему ребенку. Мысли путались в желании понять, чего оно хочет. «Может быть, оно хочет, чтобы я так думал? Хочет заставить меня параноить?». Андрей сел рядом с мальчиком. Что-то было не так, это не его кошмар. Вернее, он никак не связан с его тайной. Еще полчаса размышлений ни к чему не привели. Гробовая тишина давила, но это было терпимо.   
   Сантехник снова встал и подошел к границе между железом и ничем. Как и в прошлый раз, высунул голову, осмотрелся: тьма. Медленно погрузил во тьму руку – ничего не произошло. Держась за стенку, попробовал ногой нащупать какую-либо опору – пусто. Попытался заглянуть за угол – ровным счетом ничего. Вернулся к Петру, закрыл глаза и прислонился лбом к холодному металлу. Вздохнул, он не понимал, ведь его есть за что пытать: «Почему оно медлит?». Чисто машинально обернулся через плечо и замер. Присматриваясь и как можно сильнее напрягая глаза. Невообразимо далеко во тьме появилась маленькая белая точка. Еле различимая, и сначала он подумал, что показалось. Но нет, точка была, и она постепенно приближалась. 
   Приблизительно метров в двухстах белое пятно остановилось и, сконцентрировав свое зрение, Андрей увидел, что это дверь. Обычная белая деревянная дверь, окруженная ореолом света. Звуков по-прежнему не было. От двери к его железной клетке потянулся светлый луч. Местами петляя и изгибаясь, то вытягиваясь в идеальную прямую, то огибая ведомые ему самому только преграды. Когда светящийся поток коснулся лифта, чуть легкая вибрация прошла по всей поверхности железа, как от телефонного звонка очень мощного аппарата. И опять тишина. Андрей подождал какое-то время, а потом, взявшись за стену, попробовал поставить ногу на некое подобие дороги. Нога провалилась, ушла в пустоту.
 - Зачем же это? – мужчина уже не понимал, говорит ли он вслух сам с собой, или это мысли в его голове. – Чего оно хочет? Очередной обман, провокация? Слышишь меня? Эй ты!? Что я, по-твоему, должен сделать? Может, заставишь меня шагать, как Диму?! Чего утруждать себя подобными слабыми эффектами?! Ты такое с нами сделало, что я уже ничему не удивлюсь. Молчишь? Очень надеюсь, что ты сдохло! Проклятая тварь! – сантехник пнул одну из стен. Гулкий звук удара, и снова пусто. Он встал на пару секунд, задумался и вдруг неожиданно к нему в голову пришла идея: а что, если…   
   Андрей подбежал к ребенку, взял его в руки, прижимая как можно крепче, но не нанося синяков, он стал прощупывать ногой луч. И ступня уперлась во что-то твердое. Мужчина сглотнул комок, стоявший в горле, и задышал часто. Логика в голове сама по себе выстроила цепочку: «без малыша нельзя, а с ним можно. Лифт молчит, словно его кто-то остановил, или он сам опустошил себя. Свет, светлая дверь, светлый луч. Мы все и так уже умерли, мне позволили уйти, потому что не заслуживший этот ад Петр сам просто не мог ходить. В мальчике спасение мое, без него нельзя!»
   Мурашки пробежали по спине, мужчина все понял, некое благоговение  разлилось в душе. И вера, вера стала проводником его среди тьмы к свету. Уже уверенный в избавлении и правоте, Андрей встал всей левой ногой на луч. Ничего не произошло. Тогда он встал и второй ногой, оказавшись вне лифта. Снова волна мурашек прокатилась от кончиков пальцев рук к кончикам пальцев ног. Он не стоял вне лифта в полной мгле, он шел к своему спасению, к спасению его и мальчика, Андрей поверил.
   Двигался он медленно, потому что идти нужно было ровно, чуть оступишься – и все, конец. Поэтому никакой спешки допустить нельзя было, как бы сильно не хотелось закончить этот кошмар. «Дорога света» – так окрестил этот спасительный луч сантехник – была неширокой, и в первые пятьдесят шагов он чуть не оступился три раза. Однако дальше все получалось легче, и узкая тропа уже не казалось столь сложной. Аккуратно шагая можно было пройти любой поворот, и даже подняться в горку, таковых встретилось всего две на пути. На втором крутом повороте Андрей заметил, что возможности вернуться нет. Лифт оставался там же, где и был, мерцая теплым светом с открытыми дверями, а вот его спасительный белый луч обрывался в паре метров позади него. Конечно, он не торопился исчезать, давая путнику пройти расстояние так, как он пожелает. Исчезновение тут же прекратилось, стоило мужчине с ребенком на руках остановиться. 
   Вера не поколебалась, не шелохнулась: «только вперед, только там путь к спасению!» До двери, которая выглядела как новая, осталось не больше двух десятков метров. Такая близость с чудом избавления заставила трепетать душу еще сильнее. Последние полгода, прожитые здесь, казались лишь дымкой воспоминаний. Увиденные муки и ужасы становились ничтожны, и такой еще совсем недавно главный лифт впредь не имел значения. Самое главное было здесь, перед ним, а самое важное вместе с ним – на руках. 
   Андрей стоял у порога, не решаясь войти, не решаясь разрушить таинство чуда. Одна его мысль о том, кого он может там встретить, рушила все привычное миропонимание, еще частично оставшееся в голове. Трясущейся рукой он дотронулся до круглой хромированной ручки. Сжал ее, дыхание участилось, сердце колотилось так бешено, что готово было выпрыгнуть из груди. Совсем легонько надавил, лишь бы не сломать, и повернул вправо. Щелчок обозначил открытие замка. Сантехник опять замер, его боязнь боролась с его нетерпением. Страх боролся с благоговением. Тело боролось с душой. И, наконец, рука мелкими рывками отворила дверь вовнутрь.   
   Первое, что вызвало подозрение – это темнота. Там, за дверью, тоже было темно и тихо. Поначалу могло показаться даже, что дверь никуда не ведет - открывается в то же место. Но Андрей знал, что это не так. Тут была другая темнота, другая тишина, не такие огромные и давящие, как снаружи. А, скорее домашние, легкие, ночные. И еще там был пол, паркетный квартирный пол. В этом мужчина был абсолютно уверен. Именно поэтому он ступил за порог, оглянулся, «Дорога света», доставившая его сюда, исчезла окончательно. Сантехник сделал пару шагов и уткнулся во что-то мягкое, но устойчивое, доходящее с пола до уровня чуть выше колен. Разум еще не успел осознать всю гадость догадки, но мозг уже принял это как данность: «Кровать! Передо мной моя кровать!» Дверь захлопнулась, и зажегся свет.
   Старые, местами потрескавшиеся темно-коричневые обои, невзрачная люстра по центру потолка, в правом углу столик с доисторическим компьютером, рядом завешенное плотными шторами окно, по левую стену шкафы, тумбочка с телевизором – еще выпуклый экран, в углу за дверью небольшое трюмо и огромная кровать в самом центре комнаты. Величественно возвышающаяся на ковре старого советского образца. Когда они с женой, Мариной, смотрели эту комнату, их сразу же поразила именно кровать – огромная и абсолютно несуразная. Занимающая, как минимум, половину всего пространства. Однако риэлтор их уверил, что сюда они будут приходить только спать – ведь это Москва. Приезжие тут работают, и поначалу много работают. Старая, скрипучая, деревянная, здоровенная двуспальная кровать, по бокам которой, вплотную к стене, стояли тумбы. Самой занимательной частью интерьера была картина над кроватью. Конечно, знатоком живописи Андрей не был, но ради интереса поискал в интернете, копия чего висит над их головами, пока они спят. Девятая картина английского живописца Чарльза Бертона Барбера, мастера жанровой сцены и анималистики. Две маленькие девочки, вероятно сестры, потому как одна выглядела постарше, пытаются что-то посадить в саду, но им мешают белые щенки с черными ушами. И величественно наблюдающая за всем этим жаба в нижнем правом углу. Сантехник ненавидел эту картину, особенно земноводную, но Марине нравилось, и копия оставалась на месте.
   Мальчик на руках стал тяжелеть и увеличиваться в размерах. Андрей кинул его на кровать, комбинезон полугодовалого дитя затрещал по швам. Одновременно вместе с треском заработал старенький компьютер. Мужчина сделала шаг назад, он начал догадываться, что происходит. Дыхание перехватило, пульс участился:
 - Нет! Прекрати! Я не занимаюсь этим больше! Все это время, пока мы были тут, эти ложные полгода, я ни разу не сделал ничего подобного!
   Папки на мониторе открывались сами собой, пуская наблюдателя все глубже и глубже к страшной тайне последнего выжившего. Сантехник не глядя схватился за дверную ручку, стал крутить ее – бесполезно. Мальчик на кровати лежал спиной ко входу и рос на глазах. Он уже выглядел года на полтора, детские тряпки лишь слегка прикрывали его тело. Очередная, якобы нужная для работы компьютера папка раскрылась, предоставив взору запароленный и скрытый от обычных пользователей архив.   
 - Я все удалил! Это ложь! – мужчина кинулся было к окну, за ним находилась классическая кирпичная стена. Он ударил по стеклу кулаком, посыпались осколки, брызнула кровь, боль от удара о красный кирпич врезалась в нервные окончания, передалась в мозг. Андрей молчал, сжав зубы. Уголком глаза он заметил, что архив вскрыт, и файлы, что хранятся внутри, вот-вот вырвутся на свободу. Сантехник не хотел их видеть, после путешествия в Дубай он зарекся, исправился, дал себе обещание прекратить и покончить с этим позором, какое бы удовольствие он не доставлял. Мужчина справился – справлялся целых полгода. Рванув к монитору, он с силой выдернул его из сети и ударил об пол. Сверкнули искры, но, судя по звуку, файл все-таки был запущен и проигрывался. Тогда Андрей стал прыгать на видео-устройстве, превращая его в крошку из пластика и прочих составляющих. И лишь спустя пару мгновений сообразил, что дело в колонках – вырвал и их, бросив в угол рядом с окном. Машина замолкла, а Петр напоминал уже четырехлетнего парня, с чуть длинными волосами, понурым, пустым взглядом и минимумом одежды. Телевизор, напротив, включился и стал показывать то, что такими силами пытался скрыть сантехник. 
   Он стал всхлипывать, губы затряслись, ноги подкосились, и тело рухнуло на колени, откинувшись спиной на остатки компьютерного стола. Андрей не хотел, Андрей пытался закрыть глаза, не смотреть, но предательские зрачки пожирали происходящие на выпуклом экране:
 - Нет…пожалуйста…я не хочу…прекрати – он ревел, и слезы умывали лицо. Руки застыли, не в силах закрыть его. Нечто заставляло пассажира лифта Меркурий Сити смотреть его в прошлом любимую детскую порнографию. 
   Ему было семь лет, этим летом Андрюша должен был пойти в школу. В стране происходили глобальные перемены, и он уже не знал, будет ли пионером или кем-то другим. Обычный паренек из самой простой семьи. Родители старались, чтобы перестройка и инфляция, слова которые маленький мальчик считал очень заумными, никак не коснулись его детства. Частично им это удавалось: кушать и одеваться семья Голубевых стала скромнее. Ранним жарким августовским утром он со своим другом должен был поехать на рыбалку на велосипедах за город. Но друг его подвел, точнее, родители друга забрали мальчика куда-то. И, не сказав ни слова своим, Андрей отправился один. Пару часов туда, столько же обратно, еще три-четыре там. Рыбак рассчитывал вернуться до прихода родителей. На речке невдалеке отдыхали дяди. Один из которых подошел к будущему сантехнику.   
   Андрей стыдился того, что с ним было в детстве, ни одна живая душа не узнала про отвратительную рыбалку. Но, чем старше становился растленный мальчик, тем иначе он смотрел на таких же несовершеннолетних. С появлением доступного интернета, поначалу немного, а потом все чаще он наблюдал, как это делали другие, ему тоже хотелось. Сантехник сам боялся своих желаний и не переставал думать. Четко разграничив свою жизни на «для всех остальных» и «ни в коем случае никому», Андрей читал форумы, слушал советы и ждал удобного случая. А тот, кто долго и упорно ждет, почти всегда дожидается желаемого. Около шести лет назад у него был «контакт», как называют это педофилы со стажем. Он так сильно боялся, что кто-то узнает, но все прошло гладко. Нашел жертву, выяснил, кто и откуда, долго выслеживал, запоминал маршруты и повадки, и в один из вечеров – контакт. Как отписывались на форумах: мальчики пяти-семи лет, из интернатов, без родственников, почти никогда не заявляют в милицию. Это идеальный вариант. После этого он женился, очень странный поступок для педофила, однако неплохо отвлекающий внимание от одинокого мужчины. Еще через пару лет второй контакт – на этот раз девочка. Три месяца спустя они переехали в Москву. В большом, незнакомом городе он успел лишь раз перед тем, как угодить в лифт. А когда думал, что выбрался, избавился от всего, связывающего с этим. От всего, кроме одного – желания.
   Петр выглядел на семь лет, только это был не он. Андрей узнал самого себя, почти голого, сидящего на кровати. Тихо и смирно дожидаясь позорного ужаса. В этот момент сознание разделилось, как разделяется экран в гоночных играх. Сантехник осознавал все происходящие с двух точек зрения одновременно – как маленький мальчик и как взрослый дядя. И тот, и другой боялся того, что сейчас произойдет. И тот, и другой ненавидел себя взрослого. И тот, и другой не хотел этого и пытался предотвратить. Но нечто из лифта играло с людьми, как умелый кукловод. И только одно чувство отличало одну часть поделенной души от другой. То, что осталось в сознании взрослого мужчины, хотело контакта. Ненавидело, презирало себя, но желание не пропало, оно осталось и оно жгло.
   Первый шаг отозвался гулким эхом в ушах обоих. Второй шаг ударом колокола по барабанной перепонке. Они смотрели друг на друга – добыча и охотник, маньяк и жертва, мальчик и педофил. Третий шаг сократил расстояние между ними – осталось менее метра. Мужчина уже был на кровати, мальчик повиновался происходящему. Еще ближе – оба ощущают дыхание друг друга. Андрей был с обеих сторон, и в течение своей жизни, и сейчас. С обеих сторон этого безумства – он собирался насиловать сам себя. Того себя, что еще был хорошим мальчиком. Он насиловал себя.
   Что может быть отвратительнее и ужаснее того, что и так противно до глубины души? Того, что заставляет зажмуриться, спрятаться в угол, убежать и не смотреть, не слышать, не знать и ни в коем случае не участвовать? Того, что переворачивает твои внутренности как в теле, так и в душе? Того, что заставляет желать вечно гореть в аду, лишь бы не испытывать выпавших на твою долю мук? Если человеку хватит всей глубины своего внутреннего мира, чтобы представить это, то человек поймет Андрея. Не простит, не посочувствует, ни в коем случае не оправдает – именно поймет. Последний пассажир лифта Меркурий Сити Тауэр насиловал себя сам. И те эмоции, которые вертелись ураганом внутри, уничтожали его. По частицам стирая из этой реальности, из всех реальностей. Боль была лишь смутной мечтой для этого человека, он испытывал нечто иное, еще неведомое ни одному из живущих на земле. Андрей получал по заслугам, Андрей исчезал.

4 апреля 2014 года, Москва, Меркурий Сити Тауэр. 11.00, 62 этаж

   Двери лифта открылись, обнажив перед двумя людьми почти пустые внутренности железной коробки. Одинокая статуэтка сантиметров тридцать высотой стояла в центре. Глаза ее сверкали зеленоватым камнем.
 - Роман был прав. Она настоящая, – произнес тот, что стоял ближе к входу.
 - Значит, не зря мы ее активировали на восемнадцатом, –  ответил восседающий в глубине зала. Оба человека были одеты в классические безмерно дорогие черные костюмы. Лица их были похожи, как у братьев. Хладнокровные и расчетливые, они отличались большой выдержкой и колоссальным терпением.
   Первый подошел к статуэтке, взял ее в руку. Небольшая фигурка напоминала человека с кнутом, но то ли это был не человек, то ли артефакт сильно пострадал от времени, узнать людские черты было крайне сложно.
 - Восемь жертв и одна невинная, – он вышел из лифта, двери закрылись.
 - Грани всегда находят свои души, если они настоящие.
   На этом диалог завершился. Первый мужчина и так знал, что ему делать дальше. Он поднялся по лестнице, ведущий в самую высокую точку шестьдесят второго этажа, личный кабинет самого главного из них. Его не было на месте, но этого и не требовалось. Одетый в черное подошел к стеклянному шкафу и открыл одну из его створок. Твердой рукой поставил статуэтку к двум очень на нее похожим. Глаза у всех трех горели одинаковым зеленым светом.   
 - Рано или поздно они все будут у нас, – произнес он, рассматривая причудливые изгибы камня, и закрыл шкаф.
   Примерно в то же самое время, когда двери лифта распахнулись на шестьдесят втором этаже, по внутреннему эфиру, в местах, где позволялось свободное транслирование видео со звуком и только звука, заиграла песня. Не самая популярная песня одной из специфических российских музыкальных рок-групп:

А может быть и не было меня – молчи
И сердце без меня само стучит
И рвутся струны сами собой
Как будто разрывается свет,
А может быть и нет...
А может быть и нет...

А может быть и не было меня – скажи
И кровь, как речка между камней, сама бежит
И рвутся струны сами собой
Как будто разрывается свет,
А может быть и нет...
А может быть и нет...

И лед тебя коснется и жар – замри, очнись
Спокойною и легкой рукой листая дни
И рвутся струны сами собой
Как будто разрывается свет,
А может быть и нет...
А может быть и нет...*

   

*Пикник - А может быть и не было меня

Конец.


Апрель – май 2014 г.

Корректор Мария Кокорева