Джокер

Со стороны леса замок выглядел массивным и тяжеловесным. Толстые старые башни теснились друг к другу, словно желали уместиться на дороге, уходившей от стен замка прямо в гущу деревьев.
– Можно подумать, что они вышли нас проводить, – негромко сказала графиня де Ла Фер, наблюдая в заднее окошко кареты, как замковые постройки постепенно скрываются от глаз за кронами деревьев.
– Вы этим путем выезжали на охоту? – добавила она, пытаясь втянуть в разговор мужа, который сидел с сумрачным лицом.
– Да, в юности… – рассеянно отозвался граф.
– Жаль, что я так и не успела увидеть здешние леса, не правда ли? Вряд ли мне доведется еще раз сюда вернуться.
- Вряд ли…

Граф резко дернул за ленту, давая знак кучеру остановиться. Движение было так неожиданно, что графине пришлось обеими руками ухватиться за сиденье, чтоб не упасть.  Молодая женщина только и успела, что досадливо сдвинуть брови, а ее муж, выскочив из кареты, уже садился верхом на одну из лошадей, что были предназначены господам как раз для такого случая.
- Езжайте дальше, я позже догоню Вас.
Топот копыт заглушил голос графа, а его силуэт скоро стал невиден за густыми ветвями. Никто из слуг не выразил ни удивления, ни неудовольствия, и карета, как ни в чем не бывало, двинулась дальше; растерявшейся графине ничего не оставалось, как подчиниться распоряжению мужа и гадать, куда и почему он так внезапно сорвался.
Впрочем, «куда» было ясно – он умчался назад, по направлению к замку. Но вот почему, зачем – графиня не могла понять. Ей такой поступок казался блажью.
Еще раз – последний! – посмотреть на замок, где ты провел детство и раннюю юность?
 Она бы предпочла, чтоб муж так бросался выполнять ее прихоти.
Но он в этот момент не думал о жене.
В считанные минуты конь, подгоняемый нетерпеливой рукой, промчался вдоль рва, пронесся по мосту, одним махом проскочил ворота и остановился, резко осаженный все той же опытной рукой.

Двор замка был пуст, чист, тих и залит солнцем.

Граф обвел взглядом знакомые до мелочей строения, а потом уселся прямо на булыжники, которыми был замощен двор. Башни сразу же стали казаться выше, уткнув серые конусы крыш в самое небо. Граф улыбнулся, вспомнив, как в детстве думал, что дождь идет потому, что шпили замка задевают облака и ненароком рвут их. Сейчас он смотрел на них так же, как тогда, закинув голову, и вдруг поймал себя на ощущении, что подспудно ждет строгого оклика бабушки. Но во дворе было тихо. Конь, оставленный без присмотра, отошел в дальний конец двора и неторопливо, с достоинством, объедал выпестованные садовником кусты.
Граф вздохнул и поднялся. Он подошел к ближайшей двери и безотчетно дернул за ручку, не подумав, что сам распорядился все запереть. Теперь он стоял перед дверью, как чужой человек. Это было странное чувство – видеть хорошо знакомый дом, твой дом, и не иметь возможности в него войти.
В окно можно было рассмотреть столовую. Занавеси не задернули, как следует, и полоса яркого света падала на длинный стол, отчего отполированная поверхность сияла золотом.

Стены затянуты тканью с цветочным рисунком; в углу простой, старой работы посудный шкаф; справа от него камин, портал которого украшают гербы. Портал был очень высокий и когда-то маленький мальчик залезал на стул и изо всех сил тянулся вверх, чтоб рассмотреть те гербы, что были под самым потолком. Он часами с упоением предавался этому занятию, и даже сейчас граф мог бы без запинки перечислить их все, до единого. Он подался вперед, пытаясь увидеть гербы, но наткнулся на оконное стекло – дом больше не пускал его к себе.
Граф медленно пошел вдоль стены и остановился, когда дошел до часовни. Войти в нее можно было только из дома, но витражи прекрасно были видны и снаружи, особенно в такой солнечный день.
Это было последнее, что он еще хотел увидеть, последнее, чему хотел сказать «прощай». А ведь совсем недавно он показывал их Анне, впервые переступившей порог этого дома, объяснял, что за картины изображены на витражах, и любовался ее по-детски забавной досадой – ей казалось, что разноцветные блики на лице придают ей глупый вид. А он думал, что был бы рад видеть такой витраж во всех окнах – с ее лицом.
Мысль о жене сразу же прогнала меланхолию, и граф уже другими глазами посмотрел вокруг. В такой прекрасный теплый день поездка будет приятной, а старый замок останется в его сердце воспоминанием, сладким, как утренний сон ребенка.
               
Граф догнал жену раньше, чем карета графини де Ла Фер добралась до городка, где путешественники собирались сделать первую остановку. Молодая женщина кокетливо улыбнулась, принимая от мужа букет, который он нарвал в цветнике у замка:
- Если Вы возвращались за этим… я не смогу бранить Вас.
Похоже, лишь граф де Бражелон, сопровождавший их в этой поездке, понял истинную причину двигавшую племянником. Вечером, когда все расположились на ночлег в гостинице, и он зашел пожелать доброй ночи супругам, то, пожав руку графу де Ла Фер, сочувственно заглянул ему в глаза:
- Ничего, ничего… Думайте о будущем.

А в ближайшем будущем их ждал Париж.
Граф решил сделать этот подарок жене – на неделю остановиться в столице. Он был всерьез настроен оставить Францию ради Англии, так что стоило использовать эту возможность показать супруге город, а заодно уладить дела. По ту сторону Ла Манша им будут нужны средства, и уже сейчас стоило об этом позаботиться. Парижский дом в свое время был хорошим вложением, его стоимость значительно возросла, а ведь есть еще богатая обстановка. Если этим не спеша и со знанием дела займется опытный человек, то продажа имущества может принести немалый доход.

Именно об этом размышлял граф де Ла Фер, осматривая свой дом. Было раннее утро, графиня еще спала. Накануне они приехали поздно, перед самым Парижем граф приказал гнать по весь опор, чтоб к ночи успеть добраться до города и избавить свою супругу от дополнительных мучений на гостиничных постелях.
К этому времени они путешествовали одни. Граф де Бражелон, которому почтенный возраст не позволял носиться сломя голову, отстал еще не доезжая Солони. Они уговорились, что дядя погостит в Париже у племянника, но не будет ради этого доводить себя гонками до последнего издыхания. Предлагая свое гостеприимство, граф де Ла Фер был чистосердечен, и не преследовал никаких иных целей, кроме как сделать приятное дяде, но позже он подумал, что, пожалуй, может попросить об одолжении. Если граф де Бражелон останется в Париже, то может присмотреть за процессом продажи дома. Самой же продажей должен был заняться старый знакомый, тот, кто когда-то помогал покупать этот дом и кто хорошо знал все финансовые дела семьи де Ла Фер – Этьен Феру. Навестить его граф де Ла Фер собирался как можно скорее, и поэтому первое, чем он занялся после пробуждения, была своеобразная ревизия особняка. Он прошелся по всем комнатам и подсобным помещениям, определяя нынешнее состояние дома, осмотрел мебель, расспросил дворецкого и сделал предварительные оценки, которые желал обговорить с Феру. Покончив с этим делом, граф вернулся в спальню и увидел, что жена уже проснулась. Закутавшись в халат, она стояла у окна и была настолько поглощена тем, что видела, что не услышала шагов мужа.
- Любуетесь Парижем?
- Какой красивый дворец! И какой огромный! Это чей?
- Это Лувр, моя дорогая.
- Лувр… 
- Если желаете, мы его посетим, но Вам стоит привыкать к другим названиям – Уайт-холл, Хемптон-корт…
Графиня бросила на мужа дразнящий взгляд:
- А это королевские дворцы?
- На меньшее Вы не согласны? – засмеялся граф. – Если так, то я скоро буду не в состоянии удовлетворять Ваши запросы.
Графиня ничего не ответила и продолжала с любопытством рассматривать противоположный берег Сены.
- А что это?
- Это Луврская башня, часть бывших крепостных укреплений. Если выйти на Новый мост, то напротив можно увидеть ее «двойника» – Нельскую башню.
- Отель Маргариты Бургундской? – воскликнула графиня. – Тот самый…
- Сударыня, надеюсь, Вы не знаете всех подробностей этой истории? – усмехнулся граф.
- Вы хотите сами мне рассказать?
- Ни в коем случае! Я не желаю, чтоб Вы следовали дурным примерам.
- С ней обошлись слишком сурово. Я уверена, если бы ей дали возможность все объяснить…
- Возможность солгать, хотите Вы сказать.
- Отчего же «солгать»?
- Ее вина была очевидна, и ей оказали милость, избавив от соблазна лгать, и тем самым усугублять и без того тяжелое положение. Не считайте короля Филиппа глупцом, способным поверить в невинность бесспорной преступницы только потому, что она молода, красива и до поры умело прикидывалась порядочной женщиной.
- Но когда принц Людовик сам стал королем, он же мог…
- Анна, Вы рассуждаете, как ребенок!
Граф подошел к столику у кровати, взял колокольчик и позвонил, вызывая прислугу. Графиня все еще стояла у окна, повернувшись к мужу спиной, и он не мог видеть ее лица. Помолчав, она сказала чуть глуховатым тоном:
- Если он любил ее, он мог ее вернуть.
- Кого – лгунью? Прелюбодейку? О чем Вы? Его честь принца требовала покарать преступницу, честь короля требовала еще большего. Вернув Маргариту, простив ее, Людовик X покрыл бы себя несмываемым позором. Да и что он мог чувствовать по отношению к предательнице, обесчестившей его? Если даже он любил ее, то она первой отказалась от этой любви, публично вываляв в грязи его имя и достоинство!
- Да, видимо, я недостаточно знакома со всеми подробностями, чтобы судить, – натянуто улыбнулась графиня де Ла Фер.
- Бог простит королеву Маргариту, она заплатила за свой обман. Милосердие и сострадание естественные добродетели женщины и, безусловно, они Вам к лицу. Но король Филипп должен был осуществить правосудие.  – Граф подошел к жене и обнял ее. – А Вам незачем судить о чужих грехах.
- Я забыла, что это Ваше право, как  верховного судьи графства.
- Тогда я выношу решение – после завтрака мы пойдем на прогулку, – улыбнулся граф.
Графиня выскользнула из его рук, плотнее запахнула халат и нетерпеливо указала на дверь, у которой жалась горничная:
- Я не могу выйти к завтраку в таком виде, дайте же мне одеться.
- Я понимаю и удаляюсь.
Хотя граф был в Париже последний раз относительно недавно, около года назад, но, живя в провинции, он уже успел отвыкнуть от столичных нравов. В тот час, когда он повел жену знакомиться с Парижем, знатные господа обычно еще почивали, так что на набережной Орфевр, с которой супруги начали прогулку, их карета оказалась единственной. Впрочем, молодая графиня недолго оставалась в карете – неимоверное количество ювелирных лавок не могло оставить ее равнодушной.

Левый берег Сены, окрашенный утренним солнцем, был похож на каменное ожерелье, в которое были собраны дворцы знати – Монморанси, Гизы, Конде; ожерелье еще более прекрасное, чем те, что наперебой предлагали золотых дел мастера. Графиня, потеряв интерес к драгоценностям, не могла оторваться от восхитительной картины, все четче вырисовывающейся в лучах солнца на противоположном берегу.
Граф с задумчивой улыбкой любовался видом. Затем он перевел взгляд на жену, и его восхищение, обратившись от неодушевленных предметов к предмету гораздо более привлекательному, стало явственнее и живее. 
- Я вижу, Париж начинает кружить Вам голову.
- Только не говорите, что Вы равнодушны к этому великолепию!
- Согласен, прекрасная архитектура.
Обойдя монументальный королевский дворец, супруги прошли Ситэ поперек, и вышли к мосту Менял. Огромная тень Консьержери накрывала правый берег и краем своим задевала Большой Шатле, делая его еще более темным и мрачным, чем обычно. Перехватив взгляд жены, граф пояснил:
- Это обитель городского прево, а еще тут содержат уголовных преступников.
Увидев, как побледнела графиня, ее муж поспешил подозвать карету, которая медленно следовала за ними:
- Давайте оставим суровость правосудия тем, кто его заслуживает, и вернемся на Новый мост – солнце и цветы Вам подходят больше.
Но, судя по помрачневшему лицу молодой женщины, вид городской тюрьмы изрядно испортил ей впечатление от прогулки, которая начиналась так многообещающе. То ли желая исправить это впечатление, то ли намереваясь выиграть время, чтобы совладать с какими-то тайными мыслями, едва добравшись до Нового моста, графиня указала мужу на первую же цветочную лавку, попавшуюся по дороге:
- Вот и цветы.
- Вы хотите…
- Вы сами сказали.
Граф рассмеялся:
- Ipse dixit! С Вами я становлюсь похожим на школяра. Хорошо, подождите, я сейчас куплю.
Пока он выбирал цветы, она, облокотившись на окошко кареты, о чем-то задумалась, неосознанно постукивая веером о дверцу. Веер выскользнул из некрепко сжатых пальцев, но графиня этого не заметила и очнулась от своих мыслей, только услышав обращенное к ней приветствие:
- Новым сияньем уже осыпала землю Авpоpa, и покидала она Тифона златистое ложе…
Рядом с каретой стоял фатоватый молодой человек и с самоуверенной улыбкой протягивал графине веер.
- Кого, как не богиню утренней зари можно встретить в такой час! Сударыня, вот Ваш веер. Позвольте мне поухаживать за Вами, пока Ваш «Тифон» довольствуется покупкой цветов, видимо, не имея возможности одаривать Вас так, как Вы того заслуживаете.
Незнакомец говорил снисходительно и выглядел самодовольно. Он был одет по последней парижской моде и костюмы супружеской четы, понятное дело, этой моде не соответствовавшие, заслужили от него насмешливого взгляда. Нарочитой эффектностью позы и свободными манерами молодой дворянин явно рассчитывал поразить воображение красивой провинциалки.
Интимно понизив голос, и добавив развязности в свой тон, молодой человек продолжил:
- Такой, как я, сможет устроить Вас получше Вашего друга.
- Вот как? По-Вашему, такой как Вы достоин меня? – графиня бросила высокомерный взгляд на долговязую фигуру, богатый, но дурно сидящий камзол, жидкие усики, которым с помощью помады постарались придать презентабельный вид. – И чем же Вы можете похвастаться?
- Графским титулом! – с неимоверным самодовольством заявил тщеславный молодой человек.
- Это у меня уже есть, – холодно отпарировала графиня. – Верните веер моему мужу.
Последнюю фразу она адресовала не столько незнакомцу, сколько графу де Ла Фер, который уже возвращался к карете. Граф взял веер, передал его и цветы жене, а потом, по-прежнему не говоря ни слова, крепко взял за плечо незнакомца и быстро и резко оттащил его в сторону, к самым ступеням, что вели с моста вниз – к Сене.
- Сударь, мое имя – граф де Ла Фер, и дама, которой Вы посмели докучать, моя жена. Если бы Вы продлили этот разговор еще на пять минут, я бы убил Вас. На Ваше счастье, Вы успели немного. Так что пока охладите свой пыл…
Граф ухватил молодого дворянина за шиворот и одним движением отправил в реку. У берега было недостаточно глубоко, чтобы утонуть, но достаточно, чтоб вымокнуть, оцарапаться о камни и измазаться в иле и остатках тухлой рыбы, прибитых волной к опорам моста.
Все произошло мгновенно, и было проделано без всяких усилий. Граф, непринужденно улыбаясь, вернулся к жене.
- Надеюсь, Вам понравились цветы?
- Боже, граф, но этот человек… Вы его выкинули!
- Мадам, не обращайте внимания на эти мелочи. Вам нравятся цветы?
- Да, но...
- Я рад. И… – он наклонился и поцеловал жене руку, – я рад, что достоинство, с которым Вы всегда держали себя, не оставило Вас и в Париже.
Графине показалось, что в голосе мужа проскользнула ревнивая нотка. Она задержала его руку в своей:
- А Вы? В Ла Фере Вы тоже будете так себя держать?
Граф улыбнулся:
- Я там хозяин, одного этого достаточно, чтобы подобные молодчики поостереглись Вас донимать. Не волнуйтесь, я сумею защитить Вас от подобных домогательств.
- Там все будет в Вашей власти…
Граф уселся рядом с женой и, не удержавшись, поцеловал ее:
- Не сомневайтесь! Все будет в моей власти…