Из цикла Тьфу!

 Правда
Для того, чтобы во что-то верить, вовсе не обязательно знать, правда ли это.
Можно с уверенностью сказать, что правда на свете есть, но у всех своя правда и поэтому кажется, что её нет. Да и вообще, ещё Достоевский сказал, что «весь вопрос в том и состоит, что считать за правду». И это ещё не всё о правде. Если одно ёмкое армянское слово - «глхакер». Даже не переведёшь. Съедающий головы, то есть отбирающий жизнь. иногда про вдову, которая третий раз вдовеет, говорят: Глхакер!
Как-то у моего знакомого бейрутца жену доставили в клинику рожать, и оттуда позвонили:
– Надо делать кесарево, чтобы спасти ребёнка. Не хотите кесарево?  Тогда мать не сможем спасти.
Бейрутский армянин заорал в телефон:
– Не нужен мне такой глхакер ребёнок!

Такое вот слово. Правда – вот она и есть глхакер. Сколько тысяч, сотни и сотни тысяч, миллионы людей сложили головы за правду. Чью-то правду, вряд ли свою. За свою правду на баррикады бросается не так много людей. Гибнут за правду, которая КАЖЕТСЯ своей. Гибнут из-за чужой правды.

Холопов всегда больше, чем панов. И когда дерутся паны, холопы отскакивают в разные стороны и начинают трещать холопские лбы... Есть ещё одна категория, самая важная после панов. Это зрители. Вот у кого правда! И у всех разная. Большинство рассуждений или голословны, или поверхностны, или корыстны... Но даже среди зрителей находятся такие, которые хотят подмять под свою правду, уничтожить чужую. Правда разделяет и объединяет, выводит войска и сметает с лица земли города и сёла, убивает, чтобы затем возвысить их, и возвышает, чтобы затем опрокинуть наземь... Вот что такое правда... И у каждого она своя. А ещё, когда она голая – просто уродка...
 

***
Малыш подбрасывал и подбрасывал шапку. Его изумлению не было предела.
Шапка непременно падала на землю!
 – Мам! Мам! Шапки всегда падают на землю! – закричал он.
Сейчас я грустно оглядываюсь вокруг. И малыша того больше нет…
И аллеи исчезли, уступив место аляповатым кафе вокруг Оперы. Кто разрешил? Кто разбогател при этом? Земля притягивает не только шапки. Но и деньги. Ах, какие деньги притягивает земля! Жадная эта земля. Всё падает на неё, а сколько ещё схоронила за века и тысячелетия!

Всё-таки, кто-то плевал на ту Оперу, вокруг которой много-много лет назад разбили тот роскошный парк. Но разве этот кто-то один плевал? Откуда они родом? Неужели это какие-то равнодушные чужестранцы?
А какой был парк! Почти дендрарий! А сейчас это замызганная третьесортная территория, аляповатая и пёстрая. Никакого пиетета перед величественным зданием не вызывает.
Тьфу!

***
Я неуверенно брожу вдоль безликих одинаковых домов и долго ищу среди них подъезд в Мерелашене, в котором живёт водитель автобуса, через него я собираюсь отправить книги в Москву. На фасадах нет никаких опознавательных знаков, а подъезды... Отбитые ступени, разломанные перила, разбитые стёкла, покрытые кое-где целлофаном… на площадках кололи дрова, остались щербинки и ямки…
Нашла, солидная дубовая дверь, видать, водитель живёт неплохо, дома ремонт неплохой, уютная мебель, ковры… А на площадке такой разор. Спрашиваю:
– Твой ремонт ты сам делал или кто?
– Конечно, сам, а что там делать, я всё умею!  – самохвально задрал он нос.
– А у остальных тоже такой ремонт?
Немного подумав:
– Ну, процентов 70-80 почти такой же, тоже сами делали, но давно. А что?
– А то, что могли бы сложиться и подъезд до ума довести!
–  Для кого? Нас устраивает, мы в ЖЭК платим, вот он пусть и делает!
Надо сказать, и в ЖЭК давно не платят. При продаже  –  разберутся, отберут.
Тьфу!

***
Тиха деревенская улица. Даже собаки не лают. Изредка раздаётся короткое кудахтанье,  сиплый петух гоняет соседских кур. На улице ждут хромого Бено. Его сын работает в выборном штабе правящей партии и Бено  –  самый популярный сегодня человек в электорате квартала. По вечерам он лично навещает односельчан и многозначительно называя сумму, пытливо глядит в глаза электоратной единицы. Остальные члены семьи мгновенно умножают названную сумму на своё число. Получается не хило, хоть за этот проклятый газ можно заплатить. Деньги раздавали молча, посемейно. На выборы.

За бывшими колхозными хлевами, после независимости в мгновение ока растасканными на стройматериалы, Бено  поджидает группа аксакалов, днём подпирающих стены сельского клуба.
 – Бено, ай Бено! Ты только скажи, за какие такие грехи нам дали меньше?   –  окружают они Бено. Тот пятится, но к ответу готов:
 – Меня сняли с раздачи, ничего не знаю!
Тьфу!

***
Кладбище езидов. Трогать землю, где есть чужое население, опасно.  Почесав репу, ЕС через несколько недель назовёт аннексией. Даже если трогаешь землю, которая столетиями была твоей, отвоёвывалась твоей кровью и, благодаря не очень умным людям, лишь росчерком пера ненадолго перешла к другим. А вот трогать землю, населённую мертвецами, попросту говоря, кладбище, надо осторожно и при согласии живых. Если их не спрашивать, то никак и ничем не оправдать. Езидское кладбище разворотили, не спросив у езидов.
Тьфу!

***
Рожи и пуза. Раньше я любила смотреться в зеркало, с годами прошло. Теперь разглядываю других. Очень много совпадений. У женщин лица и характер гармонируют с задницей, а у мужчин с характером и лицом коррелируется пузо. Чем больше пузо, тем противней лица. Ленивый, разжиревший мужик...
Тьфу!