131. Сады стихов. Великая обезьянья палата

               
                131. Великая Обезьянья Палата

Серебряный век закончился обезьяньей палатой.

Виноваты поэты, хотя им и не пристали грехи.

Ахматова предупреждала об этом в «Поэме без героя»: личные этические срывы  приводят к фиаско в большой истории. Мировая гармония рушится и начинается холодная война – потому что двое влюбленный не смогли договориться.

И Цветаева предупреждала об этом в «Искусстве при свете совести».

Древний благородный Маскарад становится пародией. Двойником выступает карикатура.

Сологуб поссорился с Алексеем Толстым из-за оторванного им от родного зада обезьяньего хвоста.

Толстой действительно воспользовался «чужим хвостом» старой шкуры для своего парадного костюма, мало того, подарил этот хвост Алексею Ремизову, председателю «Великой и Вольной Обезьяньей Палаты».

Похожему на юркого, мохнатого зверька (Ежа Ученого).

Была у него такая затея. В обезьянью палату входили Ахматова, Гумилев, Розанов, Белый, Замятин и прочие, игра уже по названию довольно опасная – обезьяна это старинный образ подражателя в искусстве, эпигона, «подделки таланта».

Почему эта мелочь так взбудоражила и разозлила обе стороны – «бесхвостого» Федора и «хвостатого» Алексея? Сологубова недотыкомка, вертя задом и гримасничая, проскочила между двумя писателями. Разъезжая - улица потерь и пропаж.

Правда и то, что урожденный граф Толстой и самозваный Сологуб, без одного «л» (в России были графы Соллогубы) – воистину, антиподы. Рафинированный Алексей («Детство Никиты»), половина литературного успеха которого заключалась в фамилии – и  плебей Терников. Залюбленный, забалованный матерью Алеша и нещадно поротый Федька, в которого зуботычинами вбивали дисциплину… Они могли ненавидеть друг друга только за факт существования.

После целого града ледяных писем и нелицеприятных объяснений Толстой даже вынужден был покинуть Петербург. Съехал: сперва в Коктебель, к другу по несчастью, Волошину, потом в Париж. Счел за благо отчалить. Это он-то, сумевший черта оседлать! Полная капитуляция.

Таков был общественный вес тяжелого Федора Кузьмича («кирпич в сюртуке»), по сути, запретившего своим приятелям (а это весь литературный Петербург) какое-либо общение с его сиятельством. Блажь? Чудачество дундука, бывшего гимназического ментора?

Комментарий фэнсионера: Не в первый раз фэнсион пародирует свои излюбленные темы. Во всей этой истории мы видим снижение темы «Аполлона»: рыцари его стрелялись на дуэли из-за маски Черубины (в сущности, из-за любви к ней и к поэзии), а «действительные члены Обезьяньей палаты» – расплевались из-за мартышкиного хвоста.

Каверза  обезьянней палаты вошла-таки в историю литературы – может, имелось в ней второе дно. Отметим здесь авантюрную планиду Алексея Толстого, «несгораемого» господина. Банкомета жизни.

Незаконный сын классика русской литературы. Отсудивший себе правдами и неправдами право первородства.  Счастливчик, по крови, породе, рождению.

Бессмертная саламандра в поисках счастья. Шпион, сексот, авантюрист, клеймо негде ставить. В уже не столь далеком будущем – граф советской словесности, непотопляемый любимец власти, владелец литературных бонусов и привилегий, лауреат сталинских премий, богач с дворцами и выездами…

Секундант Гумилева на дуэли с Волошиным. И противник (противного) Сологуба. Весьма сноровисто граф из одного литературного шторма перекатился в другой.

Господин Шаровая Молния…

Эхо-магнит

Питерской богеме, предавшей его во имя Сологуба, третий Толстой талантливо отомстил в своем романе «Егор Абаза», дав смачные карикатуры  Волошина, Кузьмина, Северянина, Мейерхольда, Мережковского, Куприна и прочих.

Журнал «Дэлос», хлестко описанный в нем – это, несомненно, «Аполлон», а кабак «Подземная клюква» – «Бродячая собака».

Счастье еще, что здравомыслящие друзья отговорили автора печатать эту вещь. Досталось Серебряному веку и  в «Хождении по мукам» (Бессонов-Блок, «великолепные кощунства» и т. д.) и даже в «Золотом ключике». В Карабасе-Барабасе, заставляющем плясать и ломаться наряженных кукол, угадывается страшноватый Федор Кузьмич.

Но не будем забывать, что ключик золотой достается, в конечном итоге, незаконнорожденному Буратино.